Глава 25
Мы с Бараком возвращались на Канцлер-лейн. Я едва тащился от усталости, руку в том месте, где были наложены швы, дергало от боли.
— Когда вернемся, нужно будет поспать хотя бы несколько часов, — проговорил Барак, который, судя по его виду, умаялся не меньше моего. — Завтра у нас дел невпроворот. Утром в суде слушается дело Адама Кайта, потом вместе с Харснетом — в Смитфилд, потом — к настоятелю.
При мысли о дне, который нас ожидал впереди, он застонал.
Некоторое время мы шли молча.
— А этот бедолага Ярингтон был тот еще кобель? — спросил Барак.
К нему вернулось его обычное насмешливое настроение. Наверное, это было вызвано тем, что он вновь столкнулся с обычной человеческой слабостью после того ужаса, свидетелями которого мы стали в церкви.
— Да, и убийца откуда-то узнал об этом.
— Откуда?
— Понятия не имею, но если мы это выясним, то сумеем его поймать.
— Что он предпримет дальше?
— Откуда мне знать! Харснет правильно говорит: пятое пророчество очень туманно.
— Как вы думаете, что скрывают эти люди — Локли и настоятель? Они ведь явно чего-то недоговаривают!
— Вот это нам завтра и предстоит выяснить.
— А может, они члены какого-нибудь тайного общества содомитов? В монастырях этих мерзких тварей хоть пруд пруди.
— Я не знаю, но по Локли этого не скажешь. Не похож он на… одного из этих.
— С этой публикой ни в чем нельзя быть уверенным наверняка.
— Ты обличаешь грехи столь же пламенно, как и Харснет.
Барак ухмыльнулся.
— Только те из них, которые не привлекают меня самого. А остальные почему бы и не поругать?
Наконец мы дошли до Канцлер-лейн. За одним из окон горела лампа. Орр, наш охранник, был начеку.
— Завтра я первым делом пойду повидаться с этим мальчиком, Тимоти, — устало сказал я.
— А что, если ночью он сбежит?
— Не сбежит. Говорю же тебе, ему нужно новое место.
— Вы что же, это место для него из пальца высосете?
— Есть у меня одна идея. Я его не подведу. Идем, я слишком устал, чтобы разговаривать. Нам нужно отоспаться, иначе завтра у нас будет двоиться в глазах.
Когда мы дошли до дома, я попросил Барака разбудить меня на рассвете, а затем обессиленно поднялся по лестнице в свою спальню. Несмотря на усталость, сон не приходил. Я и так и сяк крутил в голове обстоятельства ужасной смерти Ярингтона, сопоставляя ее с другими и пытаясь найти в них общие черты. Наконец я выбрался из-под одеяла, набросил плащ поверх ночной сорочки и зажег стоявшую на столе свечу из пчелиного воска. Спальня наполнилась желтым светом, и от этого мне стало как-то уютнее.
Усевшись за стол, я стал размышлять. Я был уверен в том, что, когда мы стаскивали Адама с Лондонской стены, убийца находился там. Может быть, именно тогда он выбрал Ярингтона в качестве новой жертвы? Нет, спектакль с сожжением планировался заранее, и убийце было известно о греховной связи Ярингтона с этой бедной девочкой. Но откуда? Тот факт, что доктор Гарней и Роджер отвернулись от идеи радикальных реформ, был широко известен, шумное, наполненное скандалами сожительство несчастного Тапхольма с девицей по кличке Елизавета Уэльская тоже не являлось ни для кого секретом. Однако Ярингтон окружил свою склонность к прелюбодеянию такой плотной завесой тайны! В этом состояло главное отличие первых трех жертв от последней.
Было очень важно увидеться с мальчиком завтра утром и выяснить, известно ли ему что-нибудь еще. Пока у меня не было достаточно улик, чтобы объявить убийцей Годдарда. Но если не Годдард, то кто этот человек, который разбирается в медицине, юриспруденции и совсем недавно имел отношение к религиозным радикалистам? В моей душе зародились подозрения: не слишком ли мягок Харснет со своими единомышленниками радикалами, добывая нужную нам информацию? Небось с такими, как Абигайль, он не станет церемониться.
На столе лежала старая книга по юриспруденции, которую я одолжил в библиотеке. Я раскрыл ее на деле Стродира и снова вдохнул запах пыли и старых чернил. Стродир, вероятно, тоже тщательно планировал свои преступления, не зря же его не могли поймать в течение стольких лет. Я вновь перечитал то место, где рассказывалось о том, как на суде он отказался от последнего слова, но зато часто «с яростью одержимого» (именно так, слово в слово, говорилось в документе) обрушивался на порочную практику торговли женским телом. Возможно ли, что и наш убийца верит в то, что делает богоугодное дело, или для него все это какая-то страшная игра? А может, и то и другое сплавилось воедино в его больном мозгу? Я вспомнил германских анабаптистов, захвативших власть в Мюнстере и организовавших там коммуну. Живя в своем невероятном обществе, они искренне верили, что с помощью повсеместно применяемого ими насилия они претворяют в жизнь Божью волю и приближают день долгожданного Армагеддона. Нельзя исключать, что и наш убийца считает каждый свой шаг осуществлением пророчеств Книги Откровения и торопит таким образом наступление конца света.
Я решил, что мне необходимо снова посоветоваться с Гаем, и наконец уснул.
Когда утром в дверь деликатно постучал Барак, я с трудом разлепил глаза и встал с постели. У меня ныла спина, а вот рука болела гораздо меньше, поэтому я решил не надевать больше перевязь. Небо за окном посветлело, очистилось, и на его голубом фоне бежали легкие пушистые облачка. Впервые за последние несколько дней я сделал упражнения для спины, крякая при каждом повороте и наклоне туловища. Потом поскреб заросшую щетиной щеку и подумал, что неплохо бы зайти к брадобрею. Наконец я спустился вниз.
В гостиной Барак, одетый в рубашку и теплые рейтузы, уже завтракал сыром, хлебом и сморщенными яблоками.
— Прошлогодние яблоки чересчур быстро высыхают, — пожаловался он.
— Я велел Питеру открыть новую бочку. Там яблоки будут свежее.
— Как ваша рука? Получше?
— Да, почти не болит.
— Выходит, юный Пирс потрудился на славу.
Я пододвинул к себе каравай.
— Тамазин еще не встала?
— Только что. Она в последнее время стала лениться.
Я посмотрел на Барака, и он покраснел.
— Синяки у нее на лице почти сошли, да и рот заживает, но она все равно пока не хочет, чтобы ее видели. Через день или два она будет в полном порядке. До сих пор бушует, вспоминая того зубодера, который пытался купить у нее зубы.
— В ту ночь ее могли убить, — со всей серьезностью напомнил я, — и виной тому наша работа. Моя работа.
Барак положил на стол недоеденное яблоко. Некоторое время он молчал.
— Мне самому ненавистно гоняться за этим сумасшедшим, или одержимым дьяволом, или кто он там такой. И я вымещал это на Тамазин, — со вздохом признался он и неловко поерзал на стуле.
— Почему? — мягко спросил я.
— Наверное, потому что она всегда оказывалась рядом и попадала под горячую руку.
— Ты по-прежнему хочешь, чтобы она была твоей женой? — так же осторожно спросил я.
— Конечно хочу!
Барак зыркнул на меня глазами, и я на миг испугался, что зашел слишком далеко, но Джек вздохнул и покачал головой.
— Я понимаю, что вел себя с ней по-свински, но…
Он провел ладонью по своей нерасчесанной густой каштановой шевелюре и снова вздохнул.
— Я принял решение: когда все это закончится, я сниму маленький уютный домик поближе к Линкольнс-Инн, и мы переедем в него из Олд-Бардж.
Я улыбнулся.
— Вот этим ты меня порадовал! Тамазин будет на седьмом небе от счастья.
— И я буду проводить дома больше времени и перестану шляться по… кабакам.
То, что Барак запнулся, заставило меня насторожиться. Неужели Тамазин была права и он действительно встречался с другими женщинами?
— Ты уже сказал ей?
— Нет. Подожду, пока все немного не уляжется.
— Тебе следует сообщить ей о своем решении теперь же.
Барак нахмурился, и я понял, что на сей раз действительно зашел слишком далеко.
— Я скажу ей тогда, когда сочту нужным, — отчеканил он. — Пойду оденусь и велю Питеру седлать Сьюки и Бытие, чтобы они были наготове.
Барак встал из-за стола и вышел.
Упомянув Питера, он невольно напомнил мне обещание, которое я дал мальчику по имени Тимоти. Перекусив хлебом с сыром, я сунул в карман одно сморщенное яблоко и пошел на кухню. Там я нашел Джоан и Тамазин. Жена Барака сидела за столом и резала овощи для вечерней готовки. Отечность немного спала, но лицо женщины по-прежнему оставалось опухшим, а синяки цвели всеми цветами радуги. Увидев меня, Джоан приветливо улыбнулась, а Тамазин, наоборот, прикрылась рукой.
Джоан стирала, склонившись над большим деревянным ведром. Она принялась выжимать выстиранную простыню, и ее лицо под белым чепцом раскраснелось от усилий. Ощутив укол вины, я подумал, что бедняжке почти шестьдесят лет и хлопотать по дому ей нелегко. Ее муж когда-то был у меня слугой, и после его смерти пятнадцать лет назад я оставил Джоан своей домоправительницей. Это было необычно для холостяка вроде меня, даже несмотря на нашу разницу в возрасте, но мне был по душе ее спокойный нрав и заботливое, почти материнское отношение ко мне. Накануне я собирался спросить ее, не нужен ли помощник по дому кому-нибудь из соседей, но ночью у меня родилась другая мысль.
— Послушай, Джоан, — заговорил я, — а не взять ли нам мальчика, чтобы он помогал тебе на кухне?
После недолгих раздумий она ответила с усталой улыбкой:
— У Питера, конечно, много дел — и на конюшне, и по хозяйству, но я, признаться, не знаю, как он отнесется к появлению в доме еще одного парня.
Теперь улыбнулся я.
— Мальчик, которого я имею в виду, младше Питера, и мы сразу же дадим им понять, что Питер из них двоих — главный.
— Что ж, помощник, конечно, не помешает, сэр.
— Тогда, возможно, он появится у тебя уже сегодня.
— Спасибо, — поблагодарила Джоан, взяла ведро с грязной водой и понесла его на двор.
Тамазин тоже встала, открыла ей дверь и вернулась к столу.
— Ты выглядишь гораздо лучше, Тамазин, — сделал я комплимент.
— На меня все равно страшно смотреть, сэр, но вскоре синяки должны сойти.
— Как твой рот?
— Сейчас почти не болит. В конце концов, тот зубодер оказался не так уж плох.
— Гай не стал бы рекомендовать негодного врача.
— И все же мне до сих пор не верится, что он хотел купить мои зубы и собирался вырвать их все до единого.
Голос женщины был печальным и лишенным эмоций. Она подняла на меня глаза.
— Что случилось вчера вечером? Джек не стал мне ничего рассказывать, когда вернулся. Сказал только, что ложится спать.
— Он не хотел тревожить тебя, Тамазин, но, к несчастью, произошло новое убийство.
Ее глаза округлились.
— Вы с Джеком были в опасности?
— Нет, мы всего лишь обнаружили тело.
— Да закончится ли это когда-нибудь?! — в отчаянии воскликнула женщина. — На Джека уже без слез не взглянешь, и на вас тоже, сэр. Я замечаю!
На лице Тамазин появилась саркастическая усмешка, отчего она сразу будто постарела.
— Или, может быть, я ошибаюсь? Может, Джек просто устал от меня, а я ошибочно думаю, что так влияет на него ваша охота за убийцей?
— Ты его по-прежнему любишь? — напрямую спросил я.
— Да, — не задумываясь, ответила она. — Но я не смогу выносить этого вечно. В отличие от многих других женщин я не стану половой тряпкой, о которую можно вытирать ноги.
Я улыбнулся.
— Вот этим ты и привлекла его в Йорке. Своим боевым духом.
Тамазин выдавила из себя улыбку, в которой все еще ощущался горьковатый привкус.
— А не своим привлекательным личиком? Впрочем, оно уже далеко не привлекательное!
— Твое личико по-прежнему прелестно, Тамазин. Наверное, я не должен говорить тебе об этом, но я скажу. Джек все так же любит тебя. Он понимает, что вел себя не лучшим образом, и сказал мне, что, когда это дело будет закончено, вы переедете из Олд-Бардж в хороший дом.
— Он так и сказал?
— Да, клянусь честью. Но не выдавай меня. Он не должен знать, что я первым рассказал тебе об этом.
Женщина наморщила лоб.
— Но почему он сам не скажет мне об этом?
— Даже мне пришлось буквально клещами выдирать из него это признание. Ты же знаешь Барака.
— Я думала, что знаю его.
— Дай ему время, Тамазин. Я знаю, с ним может быть нелегко, но… Дай ему время.
Она посмотрела на меня в упор.
— Я дам ему время, но оно не будет длиться вечно.
Открылась дверь, ведущая во двор, и вернулась Джоан с пустым ведром.
— Пожалуй, мне пора отправляться на конюшню. Джек, наверное, заждался меня. Этим утром нам нужно поспеть в несколько мест. Подумай о том, что я тебе сказал, Тамазин.
Женщина кивнула и улыбнулась, а я ушел на конюшню.
Барак разговаривал с Орром, который поправил шапку при моем появлении. Мне нравился этот человек: он был наблюдателен, спокоен и ненавязчив.
— Ночь прошла без происшествий? — осведомился я.
— Да, сэр.
Я посмотрел на Барака и почувствовал внезапный прилив раздражения. Как может человек быть настолько глуп, чтобы искать женщин на стороне, имея такую жену, как Тамазин? Если бы мы были с Дороти…
Я мысленно одернул себя.
— Готов? — резко спросил я. — Тогда поехали.
Мы вновь отправились к дому Ярингтона. Лошади, полные сил, бодро цокали по дороге. Добравшись до цели нашего путешествия, мы привязали Сьюки и Бытие к изгороди. Подспудно я побаивался того, что ночью мальчик действительно мог сбежать. В таком случае моя мягкость обернется потерей важных свидетельских показаний. Но Тимоти был в конюшне и все так же сидел на перевернутом ведре рядом с лошадью. Он снова плакал, и из его левой ноздри выдулся здоровенный зеленый пузырь.
— Доброе утро, Тимоти, — приветливо поздоровался я. — Это мой помощник. Его зовут Барак.
Мальчик смотрел на нас испуганными глазами.
— Как здесь, однако, холодно, — ворчливо проговорил Барак, видимо вспомнив о собственном неустроенном детстве.
— Хочу тебе кое-что предложить, — сказал я мальчику. — Хочешь работать у меня, на кухне и в конюшне? Как ты на это смотришь?
— Спасибо, сэр, — просиял мальчик, — я буду стараться изо всех сил!
Я набрал в грудь воздуха.
— Но есть одно условие.
— Какое, сэр?
— Ты должен рассказать мне кое-что. Вчера ты утверждал, что никому не рассказывал про Абигайль.
— Нет, сэр, не рассказывал. Честное слово! — пылко проговорил Тимоти, но при этом покраснел и неловко поерзал на своем ведре.
Лошадь чутко повернула голову и посмотрела на него.
— Но ведь кое о чем ты не рассказал.
Тимоти в нерешительности переводил взгляд с меня на Барака и обратно.
— Давай, приятель, выкладывай, — сказал Барак.
— Я обещаю тебе, что Абигайль это не повредит.
Тимоти тяжело дышал, зеленый пузырь дрожал у него под носом.
— Ну же, парень, не робей! — поторопил Барак. — В доме у мастера Шардлейка тепло, тебе там понравится.
— Я наблюдаю за людьми, — вдруг выпалил Тимоти и, указав на дверь конюшни, добавил: — Вот отсюда. Мне опостылело торчать тут одному.
— Мастер Тоби не пускает тебя в дом?
— Только чтобы помочь ему с уборкой. Извините, если это было нехорошо — подглядывать.
— Что ты видел?
— Всех, кто сюда приходил: торговцев, продавца яиц, трубочиста, плотника, приходившего, чтобы починить ставень, который случайно отломал Тоби. Но это было до появления Абигайль.
— А после?
— Мужчину, который иногда приходил, чтобы повидаться с Аби. Он появлялся только тогда, когда хозяин уходил из дома, а у Тоби был выходной. Тоби не знал про него.
Мальчик повесил голову.
— Кто он такой?
— Не знаю.
— Он часто приходил?
— Несколько раз. Зимой, когда еще снег лежал.
— Он был высоким? Средних лет? — уточнил я, думая о Годдарде.
— Нет, сэр, — мотнул головой Тимоти, — он был молодым.
— Сколько ему было лет?
— Точно не скажу, сэр, — немного подумав, ответил мальчик. — Может, лет двадцать.
— Как он выглядел?
— Выше любого из вас и крепкий, как он.
Тимоти указал на Барака.
— Волосы у него были светлые, темные?
— Темные. Он красивый. Так Абигайль говорила.
— Вы с ней говорили о нем?
Я едва сдерживался, чтобы дрожь в голосе не выдала охватившего меня возбуждения.
— Немного, сэр. Я сказал, что видел его, а она ответила, что, чем меньше я знаю, тем меньше смогу рассказать. Ей вообще не хотелось, чтобы я что-то знал.
— Значит, этот человек посещал ее тайно?
— Они были знакомы до того, как Абигайль переехала сюда?
— Да.
— Не знаю, сэр. Честно вам говорю: я этого не знаю.
— Он был прихожанином преподобного? — продолжал допытываться я.
— И это мне тоже не известно. Я и приметил-то его лишь потому, что он входил через заднюю дверь. Когда хозяина не было.
Мальчик поднял на меня жалобный взгляд.
— Сэр, я вам все рассказал. Все, без утайки.
— Хорошо, — ответил я, — спасибо тебе, Тимоти. Пойдем, ты едешь со мной. Барак, отвези документы в суд. Я присоединюсь к тебе, когда отвезу Тимоти домой.
Во взгляде Барака читалось сомнение.
— Может, перед тем, как забирать его, вам стоит посоветоваться с Харснетом?
— Это ни к чему. Хозяин Тимоти умер, и я нанимаю его.
Я наклонился к Бараку.
— Кроме того, в моем доме он будет в безопасности. Возможно, он единственный, кто видел убийцу и уцелел.
— Кем бы ни был тот, кого он описал, это не Годдард.
— А я и не утверждаю обратного.
Тимоти поднялся на ноги и положил ладонь на круп лошади.
— Сэр, могу я взять с собой Дину? Ну пожалуйста!
— Мне очень жаль, дружок, но это невозможно. У нас уже есть две лошади.
Мальчик прикусил губу, а я подумал, что эта кобыла и Абигайль, наверное, единственные друзья, которые были у него за всю его жизнь. Но я не мог держать еще одну лошадь, тем более что она была мне не нужна.
— Идем, заморыш, — с грубоватой лаской проговорил Барак, протягивая мальчику руку. — Познакомишься со своим новым домом.
