11
«История болезни» миссис Блэкмур, возможно, и осталась бы тайной за семью печатями, если бы не доктор Говард, который решил навестить бывшую жену.
Сирил был весьма удивлен, увидев отца на пороге ее дома. Сам он, решив сделать приятное для Олли, организовал себе несколько выходных. Сирил чувствовал себя виноватым из-за того, что свалил на Олли заботы о матери и подготовку к свадьбе. Правда сама миссис Блэкмур его мнения не разделяла и выразила удивление по поводу того, что сын — впервые за все время существования «Регент-тура» — позволил себе передать дела заместителю.
Олли прекрасно знала, чем вызвано это недовольство: звон колокольчика раздавался теперь лишь в исключительных случаях, а откликался на него только Сирил. Поэтому, поприветствовав своего будущего свекра, Олли испытала разве что не злорадство — у Элеоноры Блэкмур появился еще один повод для раздражения.
— Решил навестить своих детей, а заодно и проведать бывшую жену, — сказал Говард удивленному сыну. — Захватил с собой кое-что, — кивнул он на небольшой чемоданчик. — Надо бы обследовать Нору. По-моему, эта ее болезнь слишком затянулась.
Олли заметила, что в темных глазах свекра блеснул странный огонек.
— Что-то мне подсказывает, ты ее не очень обрадуешь, — улыбнулся Сирил, приглашая отца в гостиную. — Мама вообще не любит показываться кому-то больной. Я уже молчу о том, как она приняла новость о твоем возвращении.
— Я все-таки доктор, — возразил Говард, которого так же сложно было переспорить, как упрямую Элеонору. — Да к тому же бывший муж и отец ее ребенка. У меня есть все основания, чтобы предложить ей свою помощь.
— Думаешь, она ее примет?
— А я и спрашивать не буду, — спокойно ответил Говард и направился к лестнице.
— Отец, ты играешь с огнем, — предупредил Сирил, но Говарда не так-то просто было напугать. — Помяни мое слово, Олли, добром это не кончится, — поделился Сирил с невестой.
— Чего ты боишься? — пожала плечами Олли. — Твоя мать вряд ли спустит его с лестницы. Максимум, наговорит ему колкостей.
— О, ты не видела ее в гневе. Это весьма неприятное зрелище. Впрочем, я надеюсь, отец не будет слишком усердствовать в своем желании ей помочь.
— По крайней мере он займет ее на какое-то время, — лукаво улыбнулась Олли. — А мы с тобой можем заняться чем-нибудь поинтереснее, чем подготовка к свадьбе…
— Знаешь, мне уже и самому тошно от всех этих букетов, столов, певцов и списков гостей, — признался Сирил. — Не знаю, как ты с этим справлялась.
— Сама не знаю, — пожала плечами Олли и обвила руками его шею. — Давай не будем об этом. Сейчас мне больше всего хочется провести эти два дня, оставшиеся до свадьбы, так, чтобы было о чем вспомнить.
— Тебя послушать, так нас похоронят через два дня, — с мягким укором улыбнулся ей Сирил и прижал ее к себе. — Не надо бояться свадьбы, Олли. Не хватало, чтобы ты удрала из-под венца.
— И удеру, если не перестанешь болтать и не пойдешь со мной, — прошептала Олли и потянула его на кухню. — Хочешь поиграть в горничную и хозяина, Сирил Блэкмур?
— Зануда Сирил ничего не понимает в играх, — шутливо улыбнулся он.
— Я тебя научу.
— Ты сумасшедшая.
Сирил подхватил свою невесту на руки и направился на кухню. Увы, ее фантазиям не суждено было стать реальностью: из комнаты миссис Блэкмур донесся такой оглушительный визг, что Олли с трудом удержалась от того, чтобы не заткнуть уши руками. Вслед за визгом раздался грохот падающих предметов, звон разбитого стекла и громкий крик Говарда Блэкмура:
— Какого дьявола ты делаешь, Нора?!
Олли и Сирил переглянулись. Сирил мгновенно поставил ее на ноги и метнулся к лестнице, по которой уже бежала его всклокоченная мать. Увидев сына и невестку, она хотела было подать назад, но страх оказаться в руках доктора Говарда, по всей видимости, был еще сильнее, поэтому она все-таки спустилась в гостиную.
Олли ни разу еще не видела миссис Блэкмур такой растрепанной. Ее медные волосы, обычно аккуратно собранные или уложенные в изящную прическу, разметались по плечам, а длинный салатово-зеленый пеньюар распахнулся, обнажив декольтированную сорочку. На ее обыкновенно спокойном лице смешались два чувства: страх и гнев, которые, судя по всему, вызвал тот, кто гнался за ней, как волк за трепетной ланью. Впрочем, миссис Блэкмур напоминала лань разве что стройностью своей фигуры — гораздо больше эта растрепанная рыжая женщина была похожа на красивую ведьму, за которой гонится толпа разъяренных горожан.
— Да что с вами?! Вы спятили?! — крикнул родителям ничего не понимающий Сирил.
Элеонора встала за одной из напольных ваз, в которой красовался букет из лилий, подаренный Ронни Бакстером, и дрожащими руками принялась завязывать тесемки на пеньюаре. Говард остановился посреди комнаты, смерил свою бывшую жену, спрятавшуюся за вазой, гневным взглядом, а потом повернулся к сыну.
— Нет, сынок, это не мы спятили. Это твоя мать окончательно и бесповоротно сошла с ума.
— Нет, Сирил, свихнулся твой отец! — крикнула Элеонора, чьи руки никак не могли справиться с тесемками. — Вызови «скорую», ему нужна помощь!
— Да что, черт возьми, случилось? — не выдержал Сирил.
— Он приставал ко мне. Грязно домогался!
На лице Элеоноры появилось трагическое выражение, которое Олли видела едва ли не каждый день своего пребывания в этом доме. Правда одна щека на этом страдальческом лице выглядела почему-то куда более бледной, чем другая.
— Отец?..
— Ты что, Сирил?! — уставился на сына Говард. — Я что, похож на маньяка?
— Еще как похож, — всхлипнула миссис Блэкмур. — Пришел ко мне с того света, но этого ему оказалось мало… Он решил воспользоваться моей болезнью, слабостью и наброситься на меня.
— Что ты городишь, Нора! — возмущенно посмотрел на свою бывшую жену мистер Блэкмур. — Я всего лишь пытался тебя осмотреть. Но ты не позволила мне. И хочешь, я скажу почему?
— Потому что ты чертов извращенец!
Олли заметила про себя, что еще ни разу не слышала подобных слов из уст такой вроде бы интеллигентной и сдержанной дамы.
— Потому что ты вовсе не больна! — Говард повернулся к сыну. — Она тебя разыграла! А все из-за Олли. Разве ты не знал, что твоя мать терпеть не может свою будущую невестку?
Сирил оторопело посмотрел на отца, затем перевел взгляд на мать, пытавшуюся с достоинством принять этот удар судьбы.
— Не слушайте его, он лжет. Разве можно верить человеку, который столько лет не давал о себе знать?
— Вообще-то я потерял память, — прорычал Говард.
— Вообще-то память вернулась к тебе уже через семь лет. Почему ты вспомнил о том, что у тебя есть сын, только тогда, когда он повзрослел окончательно?!
— Потому что я не знал, что моя милая женушка наговорила обо мне ребенку! — Говард смерил ее гневным взглядом. — Ты обещала мне, что сделаешь все, чтобы Сирил меня ненавидел! Сказала, что обязательно выйдешь замуж и твой новый муж хлопнет дверью перед моим носом!
— Нашел себе оправдание! — ядовито хмыкнула миссис Блэкмур. — Твой сын не знал тебя толком даже в те годы, что ты жил с нами. Да ты и не жил — постоянно колесил с места на место. Потому что тебе всегда было наплевать на свою семью.
— Неправда, я делал свое дело. И мне казалось, это самое важное. — Говард уже не кричал, и Олли показалось, он оправдывается не столько перед своей женой и сыном, сколько перед самим собой. — В любом случае тебя это не извиняет. Надо было додуматься — подговорить своего любовника, чтобы он помог тебе сказаться больной. А все для чего — чтобы изводить свою невестку. Ну и кто из нас после этого псих? Думала, что Сирил бросит ее? Или что она уйдет от такого слюнтяя? Как бы не так — этих двоих не так-то просто развести, потому что они любят друг друга.
— Это правда? — уставился на мать Сирил.
— Кому ты веришь? Ронни Бакстер — доктор, он не стал бы лгать.
— Ронни Бакстер — твой любовник! — рыкнул Говард. — Все-таки добился, подлец, своего.
— Ничего он не добился, идиот! — Миссис Блэкмур сверкнула хризолитовыми глазами. — Мы никогда не были любовниками! Но я хочу тебе сказать, что я горько пожалела, не выйдя за него. Он ухаживал за мной, дарил мне цветы, баловал своим вниманием, прислушивался к каждому моему слову. Он был всегда рядом, даже когда женился. А ты, женившись на мне, исчез из моей жизни, прикрывшись своим «святым долгом», черт тебя дери!
— Так, значит, цветочки от него?! — Говард подошел к вазе, вырвал букет и бросил его на пол. — Значит, ты променяла меня на жалкие букеты?
— Жалкие?! На дорогие и со вкусом составленные букеты! — с достоинством возразила Элеонора. Она наклонилась, чтобы поднять букет, но Гарольд опередил ее, подхватил цветы и зашвырнул их в другой угол гостиной. Белоснежные лилии рассыпались по ковру и скатерти. — Как ты смеешь?! — Элеонора отвесила бывшему мужу увесистую пощечину. — Не ты дарил мне эти цветы, чтобы выбрасывать их!
Говард прижал руку к своей щеке, на которой тут же заполыхал красный след, больше напоминавший след от ожога, чем от пощечины.
Воистину рыжая бестия, изумилась про себя Олли, поражаясь тому, как долго эта страстная тигрица скрывалась под маской сдержанной и безупречно вежливой миссис Блэкмур.
— Вы совсем спятили, — простонал Сирил, который едва ли больше, чем Олли, был готов к подобной сцене. — Мама, что у тебя с лицом? — Он направился к ней, но та мгновенно прикрыла левую щеку, которая и Олли показалась подозрительной.
— Ничего… — Элеонора отпрянула от сына. — Это всего лишь… последствия болезни.
— Как бы не так, — хмыкнул Говард. — Еще скажи, что это я тебя ударил. Твоя любимая мамочка, Сирил, напудрила свое нежное личико, чтобы выглядеть болезненно бледной. Разумеется, в том полумраке, который Нора устроила у себя в комнате, грим в глаза не бросался. Зато здесь…
Говард взял прижатую руку Элеоноры за кисть и ее же ладонью провел по ее щеке. Потом отнял ее руку от лица и показал всем ладонь.
Сирил присмотрелся к ее ладони, и Олли прочитала на его лице хорошо знакомое выражение: в темных глазах зажегся мрачный огонек, а крылья носа гневно затрепетали. Подойдя чуть ближе к этой живописной группе, Олли увидела то же, что и Сирил: ладонь миссис Блэкмур была покрыта слоем очень светлой пудры.
— Что я говорил?! — торжествующе уставился на Сирила отец. — Твоя мать ловкая манипуляторша. Помнишь ее аллергию на собачью шерсть? Так вот, сынок, и ее она выдумала, лишь бы не осложнять себе жизнь… У тебя ведь все должно быть идеально, не так ли, Нора? — повернулся он к ней. — Идеальный дом, идеальный сын, идеальная невестка… Вот беда — идеального мужа ты так до сих пор и не нашла!
Говард метнул на молчавшую Элеонору гневный взгляд, процедил сквозь зубы что-то невнятное и быстро вышел из гостиной. Сирил немигающим взглядом смотрел на мать, а Олли только теперь поняла, почему из всех девушек Сирил Блэкмур выбрал ту, что была так бесконечно далека от идеала…
И все же, как это ни странно, Олли не испытывала к своей разоблаченной свекрови ни ненависти, ни отвращения. Она даже подумала, что впервые видит в миссис Блэкмур настоящую живую женщину.
— Как ты могла? — тихо спросил у матери Сирил, но та ничего не ответила.
Гордо подняв голову и расправив плечи, Элеонора удалилась в свои покои. Что и говорить, эта женщина умела взять себя в руки и выйти из любого положения с достоинством настоящей леди.
В отличие от своего отца, Сирил не устраивал бурных сцен, но Олли даже жалела, что в этом они с Говардом не похожи. Из мрачного Сирила невозможно было вытянуть ни слова — после того как Олли села рядом с ним в машину, он молчал и только смотрел на дорогу.
— Мне не нравится, что ты отмалчиваешься, — сказала ему Олли, когда они добрались до дома.
Рэдди, обрадованный возвращением хозяйки, едва не запрыгнул к ней на руки, и она принялась гладить и целовать его.
— А что тут скажешь? — сухо поинтересовался у нее Сирил. — Моя мать лгунья, мне стыдно за нее и за себя. Я не ожидал от нее такого предательства.
— Знаешь, Сирил, я не собираюсь тебя утешать, — спокойно заметила Олли и тут же поймала на себе его заинтересованный взгляд. — Мне не нравится, что ты играешь в маленького мальчика, который только что узнал, что Санта-Клаус — всего лишь выдумка. — Она взяла на руки Рэдди и устроилась с ним на диване. — Ты знал, что твоя мать далеко не совершенство, но тебе не хотелось в этом признаваться. Тогда пришлось бы окончательно взрослеть, а ты этого боялся. Даже когда мы встретились с тобой, ты еще не был готов к тому, чтобы повзрослеть. Завтраки у мамы, ужины у мамы, постоянные мамины звонки… Я не осуждаю: она была самым близким для тебя человеком, женщиной, которая тебя воспитала. Ты пытался оправдать ее ожидания, чтобы быть к ней ближе. Ты боялся, что если не станешь совершенством, то она оставит тебя, как оставил отец. Потому тебе было так страшно взрослеть, потому ты и закрывал глаза на все выходки миссис Блэкмур, а ведь я знаю, что с Тори Грендел она сражалась не менее жестоко, чем со мной. — Олли грустно улыбнулась, а затем продолжила: — Но вот ты полюбил, к тебе вернулся отец, которого ты считал погибшим. И тебе пришлось повзрослеть Сирил, а это не всегда легко и не всем удается. И если ты сейчас продолжишь играть в разочарованного и обманутого мальчика, то навсегда останешься маленьким Сирилом. А я этого не хочу. Да и сам ты этого не хочешь. Думаю, и твоя мама в глубине души не очень-то хочет, чтобы ты остался ее маленьким сыночком. Эва часто спрашивала меня, почему я не поговорю с тобой о твоей матери. Так вот теперь я могу ответить: потому что ты не был готов услышать правду о ней. Для тебя самым главным было то, что мать любит тебя, остальное не имело значения. И я тебя понимаю, Сирил, поэтому и молчала так долго. А еще потому, что я в чем-то понимаю миссис Блэкмур. У нее никогда не было «мужа мечты», и она надеялась, что «сын мечты» уж точно оправдает ее ожидания. Ей не удалось удержать рядом с собой мужа, поэтому она приложила все старания, чтобы удержать возле себя сына. Твоя жена, с ее точки зрения, должна была быть настоящим идеалом — ведь только к такой она могла бы тебя отпустить. Но ни одна женщина не выдержит конкуренции рядом с таким совершенством, как миссис Блэкмур. Твоя мать не учла лишь одного: того, что ты, как это было и с твоим отцом, выберешь женщину, которая будет совсем на тебя не похожа. Безнадежно далекую от совершенства женщину, которую ты полюбишь так сильно, что не сможешь остаться послушным ребенком, которому дозволены лишь те игрушки, что одобрены его мамой…
Сирил, все это время молча стоявший и внимательно слушавший Олли, присел рядом с ней на диван. В глубине души Олли боялась, что он отнесется к ее словам как к посягательству на его личное пространство, на тщательно оберегаемый от всех внутренний мир. Но ей так давно хотелось поговорить с ним об этом, что более подходящего случая она не могла бы представить.
Вопреки ее опасениям Сирил уже не казался таким мрачным. Скорее он выглядел задумчивым и немного растерянным.
— Значит, я мог услышать все это раньше? — без тени обиды в голосе поинтересовался он у Олли.
— Конечно, не все, — робко улыбнулась она. — Многое я поняла после сегодняшней сцены, которую закатили друг другу твои родители. Знаешь, я тоже почувствовала, что повзрослела, Сирил. Когда родители ведут себя как дети, детям ничего не остается, кроме как повзрослеть самим… — Сирил слабо улыбнулся. — Конечно, я знала, что твоя мать сильно преувеличивает свою болезнь, но не думала, что настолько.
— А про аллергию? — Сирил кивнул на Рэдди. — Тоже знала?
— Твой отец сказал. Впрочем, рано или поздно это все равно выплыло бы наружу.
— А насчет Тори? Выходит, это все-таки моя мать подбросила ей в машину пакетик с травой? Признаюсь, у меня были сомнения, но Тори и вправду увлекалась подобными штуками, поэтому я…
— Счел за лучшее поверить матери, как примерный сын, — покачала головой Олли. — Это я уже слышала от Эдди… Но если бы ты любил Тори, не думаю, что дурацкий пакет с травкой изменил бы что-то в ваших отношениях.
— Да, ты права. Как мне ни обидно это признать, но ты права. Чувствую себя каким-то маленьким трусливым мальчишкой, который боится, что его накажут, оставив в одиночестве. Не понимаю, как ты могла терпеть рядом с собой такого хлюпика, как я.
— Со мной ты старался быть сильным.
— Но и ты держалась молодцом.
— Иногда так и подмывало сорваться, — призналась Олли.
— Если бы ты знала, как я люблю тебя, моя сумасшедшая умница, — прошептал Сирил и поцеловал ее в губы.
Рыжему спаниелю Рэдди давно уже надоело рычать на этого большого и сильного человека, к которому так привязалась его хозяйка. Поэтому пес тихонько спрыгнул с колен Олли и побрел исследовать содержимое полок с хозяйской обувью.