Глава 10

Яне снится голова Лиса. – Первый завтрак без подгоревшей яичницы. – Эпизод № 3, или Как копирайтер Пентюхов придумывал слоган для «Малоежки». – Лис подсматривает за Яной. – О том, почему Мишка сбежал из дома. – «Осенние причуды», или Почему Яна не решается критиковать Лиса

Ночью Яна видела какие-то странные, сюрреалистические сны. Ей снился Лис, у которого вместо головы был огромный клуб дыма, снился Павлик, который почему-то пытался оторвать эту голову, но у него никак не выходило – он все время кашлял, чихал и ругал дым, совсем как Стасик Половцев. Снилась Ольга, чья фиолетовая аура, как тень, ползла за ней по пятам, а Ольга тщетно пыталась от нее сбежать. Сама Яна в этом сне присутствовала лишь как равнодушный наблюдатель, как зритель, который пришел на скверную пьесу, заранее прочитав критический отзыв.

Проснулась она от приятно щекочущего ноздри запаха мяса. Вначале Яна даже подумала, что запах ей снится, как изредка снился вкус шоколада, эклера или эклера в шоколаде, и даже подумала, как хорошо бы не просыпаться: а вдруг это мясо удастся еще и попробовать? Но через несколько минут, когда дремота окончательно стащила с нее свое покрывало, а телевизор тихо, но назойливо напомнил, что холестерин очень вреден для организма, Яна с удивлением обнаружила, что вовсе не спит. И запах ей не чудится, и с террасы даже слышится пофыркивание масла на сковородке.

Яна встала, переоделась и выглянула на террасу. Кроме Ганса, жадно поглощающего кем-то положенную кашу из миски, никого не было. На столе стояла тарелка с внушительным куском мяса, от которого исходил тот самый волшебный аромат, разбудивший Яну, и салатник, заполненный свежими нарезанными огурцами и помидорами.

– Откуда такая роскошь? – вслух удивилась она.

Заглянув в комнату, где отсыпался Ленечка, Яна обнаружила, что тот уже ушел, оставив на столике коротенькую записку: «Яна! Прости за вчерашнее. Мне ужасно стыдно. Леонид».

– Верю, Леня, верю. Мне бы тоже было стыдно… – пробормотала Яна и, заподозрив, что утренний сюрприз приготовлен кое-кем другим, направилась в кабинет.

Но кабинет был пуст и прибран, как будто вчерашняя попойка привиделась ей во сне. Яна вздохнула. Она так и не узнает, кто именно устроил ей этот утренний сюрприз: Ленечка, в благодарность за гостеприимство, или все-таки Лис. Однако есть хотелось гораздо больше, чем мучиться догадками, и Яна вернулась на террасу. Мясо оказалось бесподобным, мягким, сочным и прожаренным.

Выгуляв Ганса и вернув бабе Зое «обмундирование», Яна уселась на террасе – дымные тучки на небе снова сулили дождь – и, закурив сигарету, принялась перечитывать сценарий ситкома, по которому ей предстояло работать.

Ситком назывался довольно странно: «И черта заставит плакать». Сюжет оказался не слишком хитроумным, а характеры настолько неуклюжими, что Яна даже не смеялась, читая о злоключениях главного героя – копирайтера Алексея Пентюхова.

Алексей Пентюхов работал в рекламном агентстве «Гамма Дриллус», где сочинял архиглупейшие сценарии и слоганы для рекламных роликов. У него даже была жена – абсолютно тупая, но страшно привлекательная блондинка, активный словарный запас которой был немногим больше, чем запас всем известной девушки по имени Эллочка. Эллочка Пентюхова (по сюжету ее звали Алисой) обладала еще одним существенным недостатком: все деньги мужа она тратила на салоны красоты, из которых практически не вылезала. Ну и совсем уж незначительным на фоне вышеприведенных недостатков в Эллочке, то есть Алисе Пентюховой, был ее любовник, которому тоже перепадала часть денег рогатого Пентюхова.

Перевернув страницу, Яна наткнулась на очередного персонажа – первую жену Алексея. Жанна Пентюхова (в девичестве Райтман) не устроила бывшего супруга тем, что была, по его мнению, слишком старой и чрезмерно толстой, то есть совершенно не подходила на роль жены преуспевающего копирайтера. Озлобленная на бывшего, она всячески досаждала Пентюхову и его молодой (самой Жанне было около тридцати двух, а ее счастливой сопернице – двадцать) жене. В довершение всех бед Алексей Пентюхов имел от первого брака сына довольно шалопаистого нрава, который, подобно своей ревнивой матери, не упускал возможности насолить папашке и его новой «мадам».

На работе у Алексея Пентюхова, естественно, водилась парочка конкурентов, которые так и норовили обскакать его перед начальством в выдумках архиглупейших слоганов и подстраивали Пентюхову всяческие козни. Ими были второй копирайтер Вася Чавкин, молодой парнишка с внешностью плейбоя, и молодая нахальная девица Ксюха Шмойлова, обладавшая удивительной способностью выискивать недостатки в креативе, который, не щадя живота своего, творили Чавкин и Пентюхов. Начальник Алексея Пентюхова, Владлен Васильевич Разоряев, сотрудников своих не очень-то ценил, а потому постоянно лишал премий и угрожал увольнением.

Все эти жизненные перипетии Алексея Пентюхова никак не вязались с названием «И черта заставит плакать», поэтому Яна, уже дочитав сценарий, около получаса пыталась понять – как же Пентюхов да и весь этот дурацкий сериал могут заставить плакать хотя бы кого-нибудь. А уж тем более от смеха…

Однако она прекрасно понимала, что деньги не имеют обыкновения появляться из воздуха, а потому, оставив свои сомнения насчет качества вышеописанного продукта, водрузила на колени ноутбук и принялась за эпизод номер один в сцене номер один шестой серии «И черта заставит плакать».

В этой серии, как, впрочем, и во всех предыдущих, бедолаге Пентюхову пришлось несладко. Рекламное агентство «Гамма Дриллус» заключило договор с новой компанией, занимающейся изготовлением низкокалорийных продуктов «Малоежка». Деньги «Малоежка» экономить не собиралась, поэтому сотрудничество обещало быть выгодным и перспективным. Владлен Васильевич Разоряев, устроив общий сбор, посулил Пентюхову и Чавкину большие премиальные в том случае, если руководство «Малоежки» оценит созданный ими имидж новой низкокалорийной продукции. В том же случае, если «Малоежка» предпочтет «Гамма Дриллусу» другое рекламное агентство, и Пентюхову, и Чавкину грозило не какое-нибудь урезание зарплаты, а незамедлительное увольнение.

Владлен Васильевич, как Яна поняла из концепции сюжета, был довольно скуп, много кричал и угрожал, но редко приводил угрозы в исполнение. Однако, несмотря на такую непоследовательность, и Пентюхов, и Чавкин, и даже нахальная Ксюха Шмойлова трепетали перед его суровыми очами. Судя по диалогам, ругался Разоряев довольно специфически. Коронными фразами его были: «Ага, черти драные, денежки мои прокуриваете!» (это он любил говорить, заставая подчиненных в курилке) или «И чего вы мне тут, етишеньки, накреативили?!» (эта фраза означала, что генеральному директору не понравился подход подчиненных к творческой задаче, поставленной заказчиками).

Как назло, именно в этот непростой период к Пентюхову пришла Жанна, которая заявила, что некоторое время ребенок должен пожить у него, потому как она решила устроить в квартире ремонт. Стоит ли говорить, в какой шок от такого заявления пришла Алиса Пентюхова? Однако малолетнего шалопая Илюшеньку все-таки пришлось приютить в четырехкомнатной квартире Пентюховых, очень быстро превратившейся в настоящий ад…

Естественно, хуже всех пришлось самому Пентюхову, которого Алиса, оставшаяся дома наедине с неуправляемым подростком, донимала звонками каждые пять минут. Леша Пентюхов в это время из последних сил пытался доказать Васе Чавкину, что зеленый цвет – именно то, что нужно для дизайна продукции «Малоежки», и что слоган «Худей с «Малоежкой», предложенный Васей Чавкиным, звучит гораздо хуже, чем «Малоежка» каждый день – будешь как супермодель», придуманный, разумеется, самим Пентюховым.

«Сцена № 3. Эпизод № 2. (Пав.)

Вася Чавкин (скептически улыбается). Лех, да у тебя не слоган получается, а какая-то речовка. Покупательницы ее что, у касс будут выкрикивать?

Леша Пентюхов (загораясь). А что, по-моему, здорово. Главное, в голове откладывается…

Вася Чавкин (нервно постукивая ручкой по столу). Было бы где откладываться. У меня сильные сомнения в умственных способностях тех дамочек, которые эту «Малоежку» покупать будут.

Леша Пентюхов. Да ты чего? Алиска точно купит, первая побежит.

Вася Чавкин (ехидно улыбается, подмигивая Пентюхову). Вот-вот, и я про то.

(На столе надрывается мобильник Пентюхова.)

Леша Пентюхов (с грустной улыбкой тянется за телефоном). Вспомни: жена – вот и она… Сейчас снова жаловаться будет, что Илюша вымыл унитаз ее стодолларовыми духами… или крем семидесятидолларовый намазал на булку…»

Позади Яны раздался глубокий вздох чьей-то огорченной души. Подпрыгнув так, словно вместо стула под ней оказалась раскаленная сковородка, Яна обернулась. Задетая неуклюжим локтем пепельница полетела на пол, вывалив в полете окурки, которые Яна старательно копила вот уже несколько часов.

– Какая же вы неловкая, Ясенька Евгеньевна… – Лис, а именно он напугал Яну своим вздохом, присел на корточки и, подняв пепельницу, оглядел ее со всех сторон. – Кажется, целехонькая… Хотя нет, кусочек откололся. Совсем небольшой, так, щербинка осталась…

Порывшись под раковиной, он нашел совок и щетку.

– Не огорчайтесь, сейчас все соберем…

– Ну что вы опять здесь делаете? – возмущенно поинтересовалась Яна, прикрывая крышку ноутбука.

– Прибираю последствия вашей неловкости, как видите, – ответил Лис и, заметив ее жест, улыбнулся. – Да не прячьте вы свои письмена. Простите старого Лиса, но я уже все прочитал…

– Поэтому вздыхали?

– Вы на редкость проницательны.

– Строите из себя интеллигентного человека, а сами пьете, роетесь в чужих вещах, переделываете их без разрешения да еще и критикуете.

– Экая вы бука… Я вам завтрак приготовил, мусор убрал, а вы все ворчите и ворчите. Неудивительно, что заперлись тут в одиночестве. Ваш характер, милая Ясенька Евгеньевна, мало кто стерпит…

– А вы, можно подумать, не в одиночестве…

– А я, если хорошенько подумать, не по своей воле. В отличие от вас. – Лис стряхнул окурки в мусорное ведро и как ни в чем не бывало присел на стул напротив Яны и вытащил трубку. – Не возражаете?

– Еще как возражаю. Опять провоняете весь дом, – пробубнила Яна, чувствуя, что Лис прав и одиночество сказывается на ней не лучшим образом. – Хотя, ладно, курите. Вам ведь бесполезно что-либо запрещать…

– А я гляжу, вы начинаете привыкать, – заметил Лис, набивая трубку табаком.

– К чему?

– Ни к чему, а к кому. Ко мне, разумеется.

– Я вообще-то жила с соседями. Правда, они не были призраками…

– Боги мои, боги… Вам необходимо повторять, что я – призрак?

– Вы же сами мне рассказали, – напомнила Яна. – Могли бы и не признаваться.

– Тогда вы начали бы всем обо мне трезвонить, и тогда вас уж точно приняли бы за душевнобольную.

– Вам-то это только на руку, господин Лис.

– Оставьте эти церемонии… И почему, позвольте полюбопытствовать, на руку? – поинтересовался Лис, закуривая трубку. Яна поморщилась, и он, заметив это, выпустил дым в сторону приоткрытой форточки.

– Почему? Я вторглась в вашу обитель, нарушила ваше одиночество, выгнала вашего гостя.

– Вчера вы проявили чудеса гостеприимства, – полушутя-полусерьезно возразил Лис. – Не думал, что вы оставите Леонида Матвеича ночевать…

– Я бы все равно его не подняла, – улыбнулась Яна. – Так это все-таки вы приготовили мне завтрак и покормили собаку? Спасибо…

– Леонид Матвеич тоже постарался. Он, так сказать, добыл провиант… На здоровье, Ясенька Евгеньевна. Мне нравится готовить, вот только некому было. Так что, если вы захотите позавтракать, отобедать или от ужинать, я буду только рад услужить… Признаться, мне плакать хотелось, когда вы ели эту ужасную яичницу, которая больше напоминала горелую подошву…

– Да уж, повара из меня не вышло, – миролюбиво согласилась Яна. – И все-таки мне не нравится, что вы сидите здесь, за моей спиной, и читаете то, что я пишу.

– Слишком громкое слово…

– Это вы о чем?

– О том, что вы, как вы сами выразились, пишете. Это даже не комедия для второсортного театришки. Это… даже словами не выразить…

– А мне и не нужно, чтобы вы словами это выражали, – нахмурилась Яна. – Мне нужно, чтобы заказчикам понравилось.

– Это что – в театре будут ставить? – пренебрежительно поинтересовался Лис, рассматривая свое отражение в зеркале над раковиной.

– Нет, по телевизору показывать.

– По тому ящику с картинками, который вечно бормочет у вас в комнате?

– Именно. То, что я пишу, называется ситком. Потом по сценарию отснимут длиннющую комедию для семейного просмотра.

– Да уж, ситком… – Лис недовольно тряхнул головой. – А в мое время это называлось – чушь собачья.

– В ваше время и телевизора не было.

– Зато был кинематограф. Но поверьте, даже там я такой ереси не видывал. А что значит Пав? У вас там было, в начале пьесы.

– Ситкома.

– Боги мои, боги… Пускай ситкома, если вам угодно.

– «Пав.» – это сокращение. Павильонная съемка. Серию с пометкой «Пав.» отснимут в павильоне с декорациями дома, квартиры или офиса… Офис – это контора, – пояснила Яна, перехватив вопросительный взгляд Лиса. – А серию с пометкой «Нат.» будут снимать в павильоне с декорациями природы.

– Вот оно как… – Лис выпустил дым и скользнул по Яне удивленным взглядом. – А почему же, уж простите старого Лиса за глупость, нельзя это снять попросту в доме или на природе?

– Я не очень-то хорошо в этом разбираюсь, но, кажется, потому, что так выходит дороже. Вообще-то вы мешаете мне работать… – выразительно покосилась на него Яна.

– А что означает это загадочное купи… копе…?

– Копирайтер? – догадалась Яна. – Это человек, который создает рекламный образ, рекламные слоганы, ну и прочее… Вот представьте себе, – оживилась она. – Есть, к примеру, продукт – водка. В наших супермаркетах… магазинах, – уточнила Яна, – много всякой водки. Вот, к примеру, есть несколько видов: водка «Бешеная Буренка», водка «Мертвая вода» и водка «Здравствуй, Понедельник». А есть производитель, который хочет, чтобы его водку активно покупали. Вот он приходит в рекламное агентство и просит: «А разрекламируйте-ка мне, пожалуйста, «Бешеную Буренку». Определяется целевая аудитория, то есть кто эту «Буренку» будет покупать. Стоит она не очень дорого, но и дешевой ее не назовешь, поэтому все дружно решают, что аудитория – мужчины от тридцати до пятидесяти, среднего достатка. И в рекламном агентстве кипит работа: все ломают себе голову, как бы эту «Бешеную Буренку» получше показать. Решают в итоге, что бутылка будет синего цвета, ну, потому что синий цвет больше всего с пьянством ассоциируется, а слоган будет… ну, например, «Начни свое утро с «Бешеной Буренкой». И естественно, клип, рекламный ролик… как бы это сказать… по-вашему, маленькая пьеса: за окном встает рассвет, а за столом, на котором стоит тарелка с пельменями и пустая рюмка, сидит опухший мужик с перевязанной шарфом головой и бутылкой в руках, а на бутылке с синей этикеткой надпись: «Бешеная Буренка»… Это я все так, к примеру, – поспешила добавить Яна, заметив, что Лисова трубка почти уже не дымит, а ее обладатель смотрит на Яну во все глаза. – У нас вообще-то реклама водки давно уже запрещена…

– Водка-то, я надеюсь, не запрещена?

– Если мне не изменяет память, вы вчера успели в этом убедиться…

– Я пил виски, – горделиво заметил Лис и снова затянулся трубкой.

Яна рассмеялась:

– Ну да, женщины Шотландии и все такое… Как я могла забыть…

– Напрасно вы иронизируете, Ясенька Евгеньевна. Мне и вправду посчастливилось побывать в Шотландии. Так что поверьте старому Лису: и женщины, и виски в этой стране решительно на высоте. А вот вы, между прочим, когда писали об этих своих Маккримонсах, даже не удосужились побывать в Шотландии и хотя бы поверхностно ознакомиться с местными нравами. И это решительно бросалось в глаза…

– Люмпены по Шотландиям не ездят, – хмыкнула Яна.

– Экая вы язва… А я, к слову, и не говорил, что вы – люмпен…

– Ну все, шутки в сторону. Мне пора работать, – напомнила Яна.

– И что же, вы снова будете писать об этом вашем купирайтере…

– Копирайтере…

– Алексее Пентюхове…

– Да, буду. Мне за этого Пентюхова денег заплатят.

– Удивительно честный ответ. Я бы даже сказал… обескураживающе честный… Только вы уж простите, милая Ясенька Евгеньевна, лучше бы вы писали о своей Анне из рода Маккримонсов. Оно все-таки осмысленнее было… как-то.

– Знаете что, господин Лис? – вспыхнула Яна. – Давайте уж я сама буду решать, чем мне заниматься. И перестаньте мне мешать. Вам-то все равно – вы в этом доме бесплатно живете, а вот мне, представьте, придется за него платить. А платить нечем.

– Умолкаю презренно… – сдался Лис и, поднявшись со стула, прошествовал в свой кабинет.

Дождь начался днем и продлился до самой ночи, а Яна почувствовала себя героиней «Ста лет одиночества», где нескончаемый дождь моросил годами, а по дому семьи Буэндиа преспокойненько шастали призраки, совершенно никого не удивляя своим присутствием. Впрочем, Лис своего присутствия ничем не проявлял, хотя Яна еще долго вертела головой, чтобы проверить, не стоит ли он у нее за спиной.

Около двенадцати, когда уставший Пентюхов вернулся домой, где застал абсолютнейший раскардаш, друзей своего сына, разбредшихся по квартире, и Алису, со страху запершуюся в просторной пентюховской уборной, Яна отставила ноутбук в сторону.

Поразительно стойкий запах Лисова табака все еще не выветрился и смешался с запахом Яниных сигарет, отчего вонь стояла нестерпимая. Яне пришлось целиком распахнуть окно, и на террасу ворвался свежий запах дождливой ночи.

Ганс все еще не спал, бродил по дому, как тень, постоянно выходил на террасу и что-то вынюхивал у двери. Так обычно он вел себя, когда в доме намечались гости. Но гостей Яна не ждала, во всяком случае до ближайших выходных, поэтому поведение Ганса показалось ей довольно странным. Решив, что псу надоело сидеть в прокуренном доме, Яна вывела его на улицу. Но Ганс, как и она сама, совершенно не расположен был гулять под дождем. Он вяло пометил пару яблоневых стволов и потянул хозяйку домой.

Выгуляв собаку, Яна подумала, что неплохо было бы что-нибудь почитать перед сном, и направилась в кабинет, который, вопреки ее ожиданиям, оказался пустым.

«Снова обиделся, – решила Яна, разглядывая книжные полки. – Взрослый мужчина, а дуется, как ребенок…»

На глаза ей попалась тоненькая книжечка с названием «Осенние причуды». Сняв ее с полки, Яна обнаружила, что автором книги являлся ее хороший знакомый, а именно Лунин Игорь Сергеевич.

– Так-так, почитаем теперь, что вы пишете… – пробормотала Яна, предвкушая свою следующую встречу с Лисом, когда она сама окажется в роли критика, а он – в роли раскритикованного писателя, чьи недостатки раскладывают по полочкам. – Не все же вам меня стыдить, будет и на моей улице праздник…

Книга оказалась сборником «осенних» рассказов, и Яна, вопреки своим ожиданиям, с первых же строк оказалась настолько очарована стилем рассказчика, что уже не могла оторваться.

Новеллы были не слишком сюжетны, но разве в сюжете дело? Написано было легко, прозрачно, ощутимо, зримо. Казалось, все прелести осени: хрустальный утренний воздух, горький запах вечерних костров, пронизанный тоской по ушедшему лету, янтарь подсвеченной солнцем листвы, россыпи самоцветов, рассыпанных в виде кленовых листов под ногами, – слились в единое полотно в этой небольшой, но такой прочувствованной картине.

Яна отрывалась, вздыхала, понимала, что ей никогда не написать ничего подобного, снова вздыхала и продолжала читать. Возможно, она так и уснула бы с книгой в руках, а возможно, не спала бы до самого рассвета. Но истошный Гансов лай и отчаянный стук, раздавшийся с террасы, заставили ее оторваться от книги.

– Чертова шарманка, да кто там еще? – раздраженно поинтересовалась Яна, отпихивая от двери истошно лающего Ганса.

– Это я… – проскулил из-за двери до боли знакомый голос.

– Мишка! – охнула Яна и распахнула дверь.

Перед ней действительно стоял Мишка, на которого было больно смотреть: вымокший, продрогший, грязный, помятый, с большущим рюкзаком на спине и большущей же тоской в глазах, которую Яна немедленно идентифицировала как голод.

– Мишка! Ты откуда?

– Оттудова, – неопределенно махнул рукой Мишка. – Яся, ты меня пустишь?

– Нет, под дождь прогоню. Заходи, гуляка… – растерянно пробормотала Яна. – Голодный, наверное… Сейчас я что-нибудь соображу. Ты уж не обессудь, повар я не лучше, чем твоя мама… Кстати, о маме… Звонила она сегодня, с ума сходит. Никаких, говорит, известий от моего Мишеньки…

– Естественно, никаких, – сердито кивнул Мишка, стаскивая с себя тяжеленный рюкзак. – Я в лес ходил. А потом сразу к тебе поехал. Погреться надо, вымыться тоже. Да и поесть… Деньги совсем кончились.

– Понимаю, – сочувственно кивнула Яна, а потом, опомнившись, сурово взглянула на Мишку – как-никак она – Ольгина подруга и должна немедленно сообщить о том, что ее сын нашелся. – Матери позвони. Прямо сейчас. Если не хочешь, чтобы она еще одну ночь не спала.

– Не буду я ей звонить, – буркнул Мишка. – И домой не вернусь, лучше уж в лесу останусь. Достала меня эта психушка. Они с папашей собачатся, а я – крайний. Пусть лесом идут, заколебали.

– Ладно, Мишка, я тебе морали читать не буду, но Ольге я позвоню, – предупредила Яна.

– Ясь, – умоляюще посмотрел на нее Мишка, – а можно я у тебя поживу… немного… ну, неделю… месяц… сколько выдержишь… Отдохну от своих домашних…

– А академия? У тебя же сессия на носу…

– Ничего, поезжу. Ты же не на Северном полюсе живешь…

– Ладно уж, оставайся, – сдалась Яна. – Мать-то твоя мне, наверное, спасибо не скажет… Хотя, всяко разно, тут лучше, чем в лесу.

– С этим я бы поспорил… – улыбнулся довольный Мишка. – Вот если бы дождя не было, а в рюкзаке консервы оставались…

– Если бы да кабы… Яна позвонила Ольге и терпеливо выслушала все то, что предназначалось для Мишкиных ушей. Успокоившись, Ольга пришла к тому же выводу, что и Яна: лучше в доме, чем в лесу. По крайней мере, теперь она знала, где ее сын, хотя ни сама Ольга, ни Яна не имели представления, как он нашел этот дом, ни разу здесь не побывав.

– Все просто, – объяснил Мишка. – Адрес мама бросила рядом с телефоном, в коридоре. У нас там все валяется. Ну я и запомнил… на всякий случай…

– На всякий случай… – передразнила Яна Мишку. – Только тебя на мою больную голову недоставало. Тоже мне персонаж…

– Я не персонаж, – с достоинством возразил Мишка, – я – герой-походник.

– Иди, герой, есть. Бутерброды на столе. Холодильником пользуйся, не стесняйся. А я – спать. Кстати, матушка твоя на выходные нагрянуть обещала. С гостями.

– Придумаю что-нибудь, – отозвался Мишка. – Ты только предупреди меня, чтобы я свалил вовремя. Не хочу пока с ней встречаться. Опять про ауру начнет, про экзамены, про то, как жить надо. Достало, блин… Разъехались бы они, что ли, с папашей. Не парили друг другу мозги. И мне заодно.

– Если бы все было так просто, – вздохнула Яна.

– Было бы просто. Если бы люди разумом жили, а не эмоциями, – многозначительно изрек Мишка, заталкивая в рот бутерброд с «Краковской».

– То-то ты, мой рассудочный друг, сбежал из дома и по лесам шляешься, – ехидно заметила Яна.

Мишка выразительно посмотрел на Яну, но рот у него был занят, так что ее заявление осталось без ответа.

Яна ушла к себе, попыталась снова взяться за книгу, но глаза ее глядели сквозь строчки.

Как объяснить Мишке, что в доме живет человек? И не человек даже, а призрак?

Где достать денег, чтобы заплатить за следующий месяц?

Эту мысль она гнала от себя каждый вечер и каждый же вечер обещала, что завтра обязательно решит этот вопрос. Но «завтра» наступало, а машинка, которая материализует деньги из воздуха, все еще не была изобретена. И час расплаты – в буквальном смысле слова – неуклонно приближался. Утешало только то, что Полина Артемьевна, которую Яна так ни разу и не увидела, все еще лежала в больнице. Но утешение это было слишком сомнительным…