ГЛАВА 8
Огромен Безымянный лес. Раскинулся что вширь, что вдаль: конца и края не видать. Кажется, не закончится он вовсе, хоть год по нему иди, хоть десять. К тому же в этом лесу нет ничего постоянного. Одна и та же тропинка может привести совершенно в разные части. Да и внутри Безымянного места гораздо больше, чем изображено на картах Рансильвании. В чем причина? Напортачили составители карт или не обошлось без магии — то никто доподлинно не ведает. Только есть в лесу такие места, куда даже леший без нужды не сунется. И вот она настала, нужда особая.
Вяз Дубрович и хозяин вод направляли свои стопы в место темное, заповедное, куда по собственной воле мало кто ступить отважится, лишь по неведению кто-нибудь забредает. Знать, судьба у бедолаг такая. В глубине души леший надеялся, что Безымянный лес сыграет с ними одну из своих многочисленных шуток и поросшая травой тропа, которую различить мог только сам Вяз Дубрович (водяной же, избавленный от заботы выбирать верное направление, просто топал себе следом), покружит немного, попетляет да обведет стороной мимо места гиблого. Вернутся тогда восвояси, несолоно хлебавши, но что тут поделаешь? Знать, не судьба ведьмаков вызволить. Да и, к слову сказать, ведьмаки тоже не дети несмышленые, небось знали, зачем в лес шли. В таком разе пусть на себя и пеняют.
Совсем иные мысли занимали голову хозяина вод. Узнав о задуманной вылазке благоверного, озерная дева Лагерта устроила ему такой знатный скандал, что Ведьмино озеро из берегов вышло и затопило обширную территорию, хотя весеннее половодье давно миновало. А тут еще и Маришка не упустила благоприятной возможности поплакаться матери о неудачном сватовстве вампира. Мол, вроде бы и помолвлена оказалась, а жениха только и видели. Ищи его теперь. В общем, досталось водяному на орехи, едва вырвался, да чуть бороды не лишился.
«Хорошо лешему, — с тоской думалось хозяину вод. — Жена одна и проблем вдвое меньше, чем у меня».
Между тем лес изменился. Обычные деревья вдруг приобрели некий зловещий вид. Много стало сушняка да голых стволов, что когда-то, в незапамятные времена бурно зеленели. Но пришел огонь — этот бич леса — да повыжег лесных великанов, оставив лишь искореженные остовы как назидание другим о том, что негоже палить костры где попало. А если нужда такая, что без огня не обойтись, за пламенем тщательно следить следует, чтобы беды не наделало.
Темный мох чаще стал встречаться среди деревьев. Не видно было ни птиц, ни зверья. Даже присутствия нежити не ощущалось. И тем не менее что-то, незримое обычному глазу, здесь было. Наблюдало из-за каждого куста, каждого дерева, таилось где-то под ногами, шепталось за спиной и даже хихикало.
— Вяз Дубрович… — осторожно начал хозяин вод.
— Знаю-знаю. Если что, бежим сразу и не оглядываемся. Светлолике скажем, что ничего не вышло, — напряженно прошептал леший.
— Нет. Я не об этом. Как думаешь, может, мне у Береники пожить, пока Лагерта не успокоится? А то вон как озеро перебаламутила, весь ил со дна подняла. Неделю точно не уляжется.
— Думаю, у нас сейчас есть проблемы поважнее, — заметил леший. — Мы идем к ней.
Она. Ее имени никто не знал. То ли не спрашивали, то ли те, кто отваживался спросить, по каким-то неведомым причинам не смогли поведать никому свое знание. Кто она такая и откуда появилась в Безымянном лесу, этого тоже никто знать не знал и ведать не ведал. Возможно, она являлась жрицей старых богов, имен которых давно никто не помнил, как и молитв им, но в чаще еще стояли старые кумиры, чьи лики несли на себе неумолимый отпечаток времени. А может, она сама когда-то в древности была богиней, да забыли о ней, растеряла она силу и осталась здесь, в лесу доживать, как многие редкие существа.
Она жила в самой чаще. Ее изба была более просторной, чем у Светлолики, сложена из той же породы дерева, но имела две крепкие куриные ноги и весьма ловко ими пиналась, если какого-либо хищника угораздит подойти слишком близко к порогу. Ее дом окружал частый частокол, а на заостренные кверху колья были насажены разнообразные черепа. Поговаривали, будто ночью пустые глазницы горят огнем и освещают прилегающую территорию. Правда это или наглая брехня, никто не мог сказать наверняка, так как что-то не находилось желающих отправляться в эту часть леса ночью. Сюда и днем-то особо не забредали.
Ездила она на черном жеребце, до того огромном, что удивительно, как взбиралась на него без лестницы. Налитые кровью глаза коня светились ночью красным, а из ноздрей валил пар, будто внутри животного непрерывно кипел котел и жар от него время от времени вырывался наружу.
Все это вспоминал леший, и мурашки бежали по спине, а от каждого хруста сухой ветки под ногами он нервно вздрагивал и лишь невероятным усилием воли заставлял себя не пуститься наутек.
«Дожил, — вздыхал Вяз Дубрович про себя. — Какая-то баба, которую я и в глаза-то никогда не видел, вгоняет в нервную дрожь. Вот ведь и правда говорят, будто у страха глаза велики».
Говорили еще, что с той, кто проживает в избе на куриных ногах, у самой с ногами неприятность какая-то приключилась, и оттого, мол, она имеет одну конечность нормальную, а вторую костяную. В чем причина, никто толком пояснить не мог, да и версии каждый выдвигал разные. Одни говорили, будто ногу у нее оторвала заморская птица Рух, что принесла, мол, ее в Безымянный лес, да запасов мяса перелететь океан не хватило, пришлось скормить летунье, что не особо было жалко. Она хоть в лесу проживает, но все же женщина, и заказала изваять ногу самому лучшему резчику из дорогой огнеупорной кости дракона. А резчику так понравилась женщина (ну или наоборот, запугала его сильно), что он и расстарался, так свое умение приложил, что костяная нога лучше натуральной получилась. Находились даже смельчаки, что желали эту самую конечность у нее стащить. Потому как кто-то с богатым воображением врал, будто костяная нога золотом да каменьями самоцветными сплошь изукрашена и стоит очень большого количества полновесных золотых. Называемая сумма никак не могла поместиться в головах сельчан. Им и один золотой состоянием мнился. На такие деньги стадо коров купить можно, избу двухэтажную поставить, да с резным коньком и наличниками, деревянными узорами изукрашенными. Самому не работать, а других нанять, чтобы батрачили. Впрочем, гораздые до наживы за счет чужих ног в лес уходить уходили, а вот обратно еще никто не вернулся. Другие баяли, будто никто ног ей не вырезал. А будто прокляла ее злобная колдунья, в дальних лесах проживающая, и нога сама по себе усохла до кости. Проклятие снять пока не удается. Вот и живет она в Безымянном лесу, способы подходящие изучая. Заклятие — это такая штука, которую наложить иной раз проще простого, а для того, чтобы снять, изрядно повозиться приходится. Впрочем, может, она просто дожидается, пока наложившая проклятие колдунья благополучно окончит свой век, и тогда чары развеются сами собой. Но это вряд ли. Если бы заклятия снимались так просто, ведьмы, колдуны и разные чародеи стали бы весьма малочисленны.
Дом возник перед лешим и водяным как-то сразу. Вернее, не дом, а крепкий на вид частокол с опасно заостренными кверху кольями, на которых красовались выбеленные временем черепа. Леший и водяной встали как вкопанные. Казалось бы, только что вокруг был густой мрачный лес с многочисленными корявыми деревьями, чьи ветви в некоторых местах сплетались между собой, заставляя путников заложить приличный крюк. А тут сделали всего лишь шаг и сразу уперлись в частокол, чуть на лбах шишек не наставили.
— Однако умеет же девка прятаться, — восхитился водяной, обозревая препятствие. — А вот с украшениями она сильно погорячилась. Мне кажется или некоторые черепа явно троллям принадлежали?
— Тут и эльфийские встречаются, помимо человеческих и прочих, — недоуменно пожал плечами Вяз Дубрович, пытаясь избавиться от неприятного чувства, будто кто-то засел в густых кустах и целится из арбалета прямо ему промеж лопаток. — И с чего ты взял, будто она девица?
Одна радость — свежих черепов на ограде не наблюдалось.
— С того, что место здесь глухое, откель женихам взяться? Да и не дойдут они сюда вовсе. Их по дороге мои мухоморницы да русалки сманят, — наставительно изрек водяной с высоты своего опыта отца и мужа сразу двух жен.
Вяза Дубровича вовсе не смутил меткий ответ водяного. Пусть он в любовных делах был не столь многоопытен, как хозяин вод, зато в наблюдательности ему не откажешь.
— А тогда откуда здесь черепа? Не на кладбище же она их насобирала, — откликнулся тот.
Водяной задумался. Крыть было решительно нечем. Мысли в голову упорно не лезли. Вернее, лезли, но какие-то, вовсе недостойные зрелого мужа. Ведь бегство от страха перед какой-то девицей или бабой (если она все же умудрилась лишиться девичьего звания в этакой глухомани) как-то не к лицу отцу многочисленного семейства.
— Ну, кто стучать будет? — задал риторический вопрос леший, и водяной невольно потупился.
Пустые глазницы черепов с частокола, казалось, глядели на него осуждающе. «Что за диво? — подумалось водяному. — Вроде не из трусливых я, а в ногах какая-то подозрительная слабость ощущается. Того и гляди в обморок грохнусь, словно девица красная. Вот потеха-то будет. Позору не оберусь потом. Нет, не может быть, чтобы я был так труслив, что поджилки ходуном ходят, как осинки в ветреный день. Наверное, устал просто. Точно. Давно на своих ногах по суше не ходил, поневоле каждые сто шагов присесть потянет».
— А куда стучать-то? — вопросом на вопрос ответил хозяин вод. — Не видать ведь ни входа, ни выхода. Может, слова какие особые знать надобно?
— Какие слова? — удивился Вяз Дубрович.
Много лет он жил в Безымянном лесу, но пока ни разу не встречал, чтобы по условным словам в гости хаживали. Это же не пограничная застава какая, а лес все-таки.
— Ну, не знаю, — пожал плечами водяной. — Ты же хозяин лесной, тебе и карты в руки. Слышал я, царевичи разные в подобных случаях говорят: «Избушка-избушка, встань ко мне передом, а к лесу задом».
— А в плясовую пуститься не надобно? И кто из вас царевич? — поинтересовался незнакомый женский голос, заставивший обоих гостей разом подпрыгнуть в воздух на недосягаемую ранее высоту.
— Надо же, как славно вы прыгаете. А главное, дружно. — В голосе говорившей послышался смех. — Наверное, часто в прыжках упражняетесь. Оно и хорошо. Тело в строгости держать следует, а то станет дряблым да жиром заплывет.
Водяной и леший обернулись разом, словно кто скомандовал. Перед ними стояла высокая молодая женщина, годившаяся бы им в правнучки, если бы не мудрость зеленых глаз. Впрочем, кроме мудрости таилась в них еще и насмешка. Только вот ни смеяться с ней, ни одергивать за непочтение почему-то не хотелось.
Блестящая грива иссиня-черных волос падала на спину, на высоком лбу волосы перехватил широкий золотой обруч, изображениями всяких животных изукрашенный. Присмотришься и увидишь, как словно живой скачет заяц, а за ним быстрая лисичка охотится. Большой лось выставил рога супротив скалящегося волка. Височные украшения из разноцветных бусин спускались до самых покатых плеч статной хозяйки. Льняной сарафан, украшенный затейливой вышивкой по широким рукавам, вороту да подолу (сразу видно, много времени ушло на искусную работу), был перехвачен тонким плетеным пояском, на котором висел кинжал в деревянных ножнах и кошель со всякой всячиной. Тонкие черты молочно-белого лица выдавали какой-то древний род, о котором хозяин вод некогда читал, находясь в гостях у своего морского родственника, но из-за давности лет запамятовал как название, так и то, чем славен род был, раз уж угодить в древний свиток умудрился. Плотно сжатые губы незнакомки привыкли скорее повелевать, чем просить о чем-либо. И в стати, и в манере держать себя угадывалась некая скрытая сила, от которой, казалось, воздух вокруг чуть заметно вибрировал.
«Ишь ты, какая краса ненаглядная! — ошеломленно подумал водяной, тут же преображаясь из образа старика, чьи дни неумолимо близятся к закату, в крепкого телом мужчину, надежу и опору любой женщины, что за него замуж соберется, ну или так, в пути проводить доверится. Он тут же приосанился. — Вот такую бы мне, статную да суровую, третьей женою! Береника с Лагертою враз образумятся и, ровно шелковые покрывала, ласковые да гладкие станут».
Хозяйка частокола (а это была именно она, другие женщины и дороги сюда не нашли бы) улыбнулась загадочно. То ли мысли водяного подслушала, то ли хозяин вод так усердно думал, что думы его на челе крупным шрифтом обозначились — прочтет и малограмотный.
— Ну что, гости незваные, так и будете дырки глазами во мне высверливать али дело свое излагать станете? — поинтересовалась она. — Или вы просто так, по лесу гуляючи, ко мне круг немаленький заложили? Ну, тогда извиняйте, гостюшки, мне стоять с вами тут некогда. Дел весной у любого множество, до вечера бы управиться. Вот и сказывайте без утайки, с чем пожаловали? Дело пытаете али от дела бегаете?
Тут хозяин вод приосанился, бороду пригладил, усы подкрутил, ногой по земле стукнул. Леший вздрогнул от неожиданности и на спутника зеленые глаза вытаращил, удивляясь, что это на него нашло. Может, клеш какой заразный за ногу дорогою цапнул. Водяной шапку под ноги лихо кинул бы, сунул руку в шевелюру зеленую, а шапки-то и нет. Не носит он ее. Почесал пятернею макушку, раз уж все равно потянулся, и молвил грозно:
— А ты, прежде чем о деле пытать, накорми, напои, в баньке попарь да переночевать положи. Уж потом и расспрашивай.
Вяз Дубрович от наглости такой поперхнулся и стал осторожно сдавать назад, прикидывая, бежать ли уже или еще не надо. И как ей потактичней намекнуть, что нахального водяного он вообще в первый раз видит. Мол, шли они отдельно, хотя и пришли вместе.
Девица насмешливо фыркнула, уперла руки в боки. Вяз Дубрович думал, что за кинжал схватится, но вроде бы охранил Всевышний, ничем пока не запустила.
— Ох и наглый ты, гостюшка. Явились не званы, не жданы, не заманены, не приманены, а с порога просите трапезничать? На широкие полки банные уже сразу наметились. У меня с утра печь не топлена. Не ждала я вас, не готовилась. Коли нужда во мне, то сказывайте, коли мимо шли, дальше следуйте. А не то свистну собачек да возьму в ручку плеточку семихвостую, провожу вас так — не забудете и сидеть очень долго не сможете.
— Что встречаешь гостей неприветливо? — гнул свое водяной, и леший с тоской подумал, что сегодня им точно быть битыми, а то и еще похлеще казнь будет придумана. — Чай, не каждый день такие молодцы заглядывают.
«Вот ведь не к месту вздумалось хозяину вод копытом бить, — досадовал Вяз. — Уж сколько ему лет, а все не угомонится. Мало ему дома неприятностей? Так нет. Он их еще и на стороне подыскивает. Правду говорят: „Седина в бороду — бес в ребро“. Оборотни подрали бы такого спутничка». Не дожидаясь, пока водяной наговорит еще с три короба, леший пнул его прямо в голень, а потом наступил на другую ногу. Чтобы ни одна нижняя конечность хозяина вод не почувствовала себя обделенной.
Водяной охнул, но лягнуть в ответ не успел, леший предусмотрительно отскочил.
— Ты чего тут ногами пинаешься? Видишь, с дамой беседую? — поинтересовался хозяин вод, но Вяз Дубрович сделал вид, будто не расслышал.
— Ты прости моего друга, красна девица, не со зла он болтал, а с усталости. Ведьмаки у нас заблудилися, долго ищем уже, из сил выбились. Коли видела их, не подскажешь где? Мы найдем их, из леса выведем. Люди пришлые, пропадут ни за грош.
— Ведьмаки? — удивилась девица. — А зачем ведьмаки вам понадобились? Неужто правда отпустить их надумали? Так они, чай, не с подарками заявилися. Тут как матушка моя приговаривала: «Заходи — не бойся, уходи — не плачь». Сами пришли, сами и в бедах своих виноваты.
— Так-то оно так, — согласился леший. Знал: с женщиной спорить — только воздух попусту сотрясать, и ее не убедишь, и сам на нервы изведешься. — Только вот беда. Светлолика у нас девушка жалостливая. Не желает губить ведьмаков в лесу. Хочет, чтобы мы их целыми из Безымянного вывели. Да и ведьмаки не сами по себе здесь объявились. Послал их кто-то, значит, и других послать может или сам с проверкой явится. А магов пришлых нашествие нам тут не надобно. Те, кто уже здесь засел, надоели до оскомины.
Женщина улыбнулась. Лицо ее при этом вроде бы приобрело более приветливое выражение, но душу Вяза Дубровича острыми кошачьими когтями царапнуло нехорошее предчувствие — лишнее сболтнул. Зачем имя ведьмы назвал? Говорят, поклонникам старых богов достаточно знать только имя человека, чтобы причинить ему вред или отобрать душу. Ходит такой человек по земле, дышит, ест, спит, а души у него нет.
В отличие от враз посуровевшего лешего водяной от ее улыбки буквально расцвел и зарделся, как маков цвет. Он чувствовал себя помолодевшем на несколько веков и готовым слагать баллады в честь прекрасных очей незнакомки. Давненько он себя так не ощущал.
«Вот ведь сластолюбец, язви его в корень, — фыркнул про себя леший. — Кто о чем, а вшивый о бане. Мало ему двух жен — третью себе присмотрел. Как бы меня за компанию с новоявленным женихом плетьми не погнали… и это в лучшем случае».
— Да? — промурлыкала женщина, и леший понял, что худшие опасения начинают сбываться. — И кто у нас Светлолика?
— А Светлолика у нас ведьма, — радостно сообщил хозяин вод, борясь за внимание зеленоглазой красавицы. — Она в лесу живет. Только у нее такого частокола нету. Скажи, а долго ты его украшала?
— Да уж не быстро, — не стала вдаваться в подробности она. — А коли ведьмаки интересуют не вас лично, а ведьму местную, пусть она сама ко мне и приходит. Негоже вместо себя других посылать. Или она совсем немощная, с печи не встает?
— Как же не встает? — еще больше возрадовался водяной, не обращая внимания на предостерегающие тычки товарища в ребра. — Не только встает, еще иной раз как угорелая по лесу носится да заданиями самого лешего озадачивает. Девка молодая, а управы на нее никакой.
— Прямо-таки и никакой? — сверкнула зелеными очами женщина и даже сделала пару маленьких шажков ближе, чтобы лучше слышать.
— Совершенно, — заверил водяной с таким видом, будто сам день-деньской учил молодую ведьму уму-разуму, а все без толку. — Молодежь нынче не та пошла. Нет для них ни авторитетов, ни почтения к старости. Да и кто может указывать девице, у которой цельных три оборотня на посылках состоят? Ее и вампир боится, и маги опасаются, и холера не берет.
Про холеру он для полной картины добавил. Приврал, так сказать, для красного словца. Вяз Дубрович от напряжения даже пятнами пошел и уже долго топтался на ногах спутника, но все без толку. Хозяина вод несло, и остановить поток его красноречия можно было, только вставив кляп в рот и связав руки, чтобы не вздумал жестикулировать.
— Какая интересная особа, — заметила она. — Если ей ведьмаки так понадобились, то пускай сама за ними и явится. Посидим, чайку попьем, о своем, о девичьем поболтаем. Может, и договоримся до чего.
«Договорятся они, — с тоской подумал Вяз. — Знаем мы эти договоры, а потом ведьмы пропадают. Вот ведь угораздило меня хозяина вод с собой потащить. Да и он, как на грех, со мной поперся, даже на вопли жены не посмотрел. И чего, спрашивается, в озере не сиделось? Чем к ней таскаться, лучше бы дочек уму-разуму учил, а то больно строптивы стали».
— А тебе самой ведьмаки зачем? — попытался перевести переговоры в нужное русло леший. — Коли съесть решила, так мясо у них жесткое. Неизвестно, что в них влили для изменения. Может, змеиным ядом потчевали али уксусом. Да и худы больно. Разоришься, пока откормишь. Ну и отравиться можно. Хочешь, я тебе оленя пригоню? Или свинку какую упитанную. Вон хозяин вод рыбки вкусной наловит. Хороша у него рыбка в озере! Ой, хороша! Не смотри, что зубами лязгает, а на стол поставить любой вельможа рад будет. Да что вельможа! Короли не побрезгуют!
— Спасибо за заботу, леший. Извини, не знаю ни имени твоего, ни отчества, — откликнулась женщина, да так ласково, что словно прохладный ручеек в жаркий полдень омыл. — Я пока еще сама охотиться могу. Дичь добыть, коли надобно, или рыбу удить, коль захочется. А зачем ведьмаки, не скажу, не обессудь. Если ведьме вашей они дороги, пусть сама за ними зайдет на недельке.
— Погоди, красавица. На кой ляд тебе девица сдалась, коли на пороге молодцы стоят? — удивился водяной. — Ведьмаки небось худороднее. Да и пришлые, не прижиться им.
— Уж не свататься ли ты надумал? — ожгла его взглядом красавица, да таким, что, верно, ожог оставила. — Чего ж без подарков, без сватов явился? Без жен своих двух, красавиц, что дочерей тебе столько народили? Или их мнения ты не спрашиваешь? Так ведь я не они, молчать не стану. Ой, потужишь, женившись, красный молодец.
— Не потужу, краса ненаглядная, завалю подарками разными. Будешь есть на скатерти узорчатой, не простой, а шелка эльфийского. Вышьют скатерть мастерицы лучшие. Блюда будут золотые, серебряные, жемчугом скатным украшенные, — страстно вещал хозяин вод и дошел до заманчивых обещаний возвести терем узорчатый, где полы будут в дорогих коврах, а лучшие музыканты на лютнях играть.
Предложил бы и луну с неба, но не успел. Сказки собеседнице слушать надоело. Она звонко хлопнула в ладоши, заставив лешего ощутимо вздрогнуть, а хозяина вод — заткнуться от неожиданности. Тут же распахнулась калитка, в частоколе скрытая.
— Кто легко обещанием кидается, тот его выполнять не торопится. Обещанного три года ждут, — фыркнула собеседница. — Передайте слова мои ведьме. Пусть зайдет, как удобно ей будет. Пусть и звери придут, коль желает, аль боится одна по лесу ходить. И тогда мы про все побалакаем. Только, чур, не забудьте сказать ей. А то ведь и сама в гости нагряну по-соседски. Ведь в лесу одном все соседи мы.
Сказала — и исчезла во дворе. Только калитка громко хлопнула и пропала как не было. А гости так и остались на частокол таращиться.
— Морок или не морок? Вот в чем вопрос, — философски изрек Вяз Дубрович, деловито ощупывая цельные на вид колья.
В пустых глазницах черепа тролля вспыхнул зловещий красный огонь, все еще крепкие зубы звонко клацнули.
— Это кто тут ручонки свои корявые к чужой собственности тянет? — строго вопросил череп, явив неожиданно глубокий голос и чистое произношение.
— Мы, — совершенно растерялся Вяз Дубрович.
То, что калитку в частоколе можно замаскировать мороком, да так, что только хозяину откроется, он знал. Но говорящий череп потряс его до глубины души.
«Экая затейница! Какого охранителя поставила! И как он вещает-то? Ни горла, ни языка не видно».
— Ух ты! Говорящий! — возрадовался водяной и попытался потыкать пальцем уже в череп. Правда, для этого пришлось несолидно подпрыгнуть, но она уже ушла и стесняться было некого. — А другие тоже разговаривают?
— Не знаю, как другие, а я сейчас тебе пальчик твой по самое плечо откушу и проглочу, — деловито сообщил череп и устрашающе клацнул зубами в сторону хозяина вод, которого буквально распирало от любопытства.
— Не получится, — самодовольно фыркнул тот.
— Это еще почему? — злобно осведомился череп.
— Чем глотать станешь? Да и куда? Ни языка, ни горла, ни желудка у тебя нет. Ты же черепушка! На кол надетая к тому же, — пояснил водяной.
А леший подумал, что надо бы уже домой торопиться, однако уходить пока не спешил. Во-первых, сообщать Светлолике, что ей надобно за ведьмаками идти не куда-нибудь, а к ней, совершенно не хотелось. Да и боялся он, что эта отшельница посуровей Лики будет. Терять ведьму, тем более так глупо, тоже не хотелось. Но и не передать ее слов он не мог, так как в противном случае она обещалась в гости сама наведаться. Надо полагать, тогда будет гораздо хуже, ну и страшнее. А во-вторых, ему до смерти было интересно, чем препирательства черепа с водяным закончатся. Покусает оригинальный охранник хозяина вод или угрозами ограничится.
— Значит, пожую-пожую и выплюну, диким зверям на растерзание, воронам на поругание, — тут же поправился череп.
— Ладно, — ничуть не расстроился хозяин вод, но на всякий случай пальцами в сторону охранника тыкать перестал. Мало ли что. Вдруг действительно откусит? Доказывай потом Лагерте, где был и почему пальцев недостаток. Кругом виноват окажешься. — Вот женюсь на твоей хозяйке, сразу присмиреешь…
— Женился один такой… — ехидно фыркнул череп.
— Хозяином величать станешь, — гнул свое водяной.
— Тоже мне, хозяин выискался, — хихикнул зловредный череп. — Не подстрелив горлицу, перья щиплешь. Ты, главное, порты не потеряй, хозяин, когда бежать отсюда станешь.
— А чего это я бежать стану? Не из пужливых, да и бегать мне не к лицу, — тут же приосанился хозяин вод, уперев руки в боки.
Мол, смотри, какой я смелый да удалый. Вашей хозяйке всякая девица завидовать станет, коли мужем такого возьмет.
— Так все бегают. Как моя хозяйка на прогулку собачек выпустит, так у всех отчего-то в ногах такая резвость развивается. Просто удивительно, откуда что берется, — охотно пояснил череп.
— Собачек? — рассеянно переспросил Вяз Дубрович. — Это хорошо. Собака — друг человека. Но, пожалуй, нам и правда пора.
Он потянул за собой отчаянно упирающегося водяного.
— Куда же? — лепетал очарованный хозяин вод. — Куда ты меня тянешь? Мы же и не поговорили толком.
— После зайдешь, — категорично заявил леший, который и бросил бы новоявленного дамского угодника, да боялся, что совесть после поедом съест. — На завтра что-нибудь оставь. А то сегодня все переделаешь, и невеста от скуки замуж идти откажется.
— Не откажется, — самодовольно заявил водяной, приноравливаясь к все больше ускорявшимся шагам спутника. — Уж я-то знаю, чем ее развлечь и потешить.
— Вот и славно, — не стал спорить Вяз, боясь сбить дыхание.
«Если она всех гостей собаками провожает, понятно теперь, почему к такой красоте на огонек особо не заглядывают, — подумалось ему. — Но красавица редкостная. Что есть то есть. Не отнимешь».
Только уже почти у собственного дома Вяз Дубрович позволил себе сбавить шаг и перевести дух, и лишь тогда до него вдруг дошло, что всю дорогу, которую проделали почти бегом, лая собак так и не было слышно.
«А может, их и не было вовсе, собак этих. Надо же, доверились какой-то черепушке. В ней и мозгов то уже нет давно, а провела как детей малых», — досадовал леший.
— Женюсь! Ей-богу, женюсь! — восторженно декламировал водяной, благополучно не заметивший собственного бегства.
Даже дыхание не сбил, на зависть совершенно запыхавшемуся лешему.
«Надо бы спортом заняться, что ли, — позавидовал Вяз. — А что? Пораньше вставать и бегать по утрам. Прямо завтра и начну».
— Эк тебя забирает! — попытался одернуть собравшегося уже сочинять оду прекрасной незнакомке водяного Вяз. — Ты ведь видел ее всего один раз.
— Мне хватило, — твердо сообщил хозяин вод. — Это была любовь с первого взгляда.
— Да очухайся ты маленько, — уговаривал леший. — У тебя уже целых две жены есть. Сколько у тебя может быть любимых женщин? Или ты тех двоих уже не любишь?
— Конечно, люблю, — удивленно откликнулся хозяин вод. Его поразило, что Вяз спрашивает столь очевидное. — Это другое. Понимаешь?
Водяной мечтательно закатил глаза, но Вяз его все-таки не понял, просто махнул рукой и отправился вглубь леса.
— Ты куда? — вскинулся водяной, понимая, что лишается единственного живого свидетеля явления столь прекрасного создания очам страждущих.
— К Светлолике, разумеется. Пока мечта твоей жизни не пожаловала к ведьме сама. Боюсь, тогда хуже будет.
— Это еще почему? — вскинулся хозяин вод, готовый встать на защиту обладательницы дивного частокола с черепами на остриях.
Будто ее кто-то действительно обижать задумал.
«Эк его забирает! — мысленно фыркнул леший. — Весна — она на всех действует. Как говорится, щепка к щепке нежные чувства питать станет. А водяной пусть и водный житель и относится к существам хладнокровным, а все же мужчина».
— Неизвестно, что за жизненный путь избрала твоя ненаглядная, каким древним богам молится. Дюже суровые лица у многих идолов, — дипломатично заметил Вяз Дубрович и даже вздохнул от облегчения, что все острые углы сглажены оказались.
Действительно, не говорить же влюбленному, что его избранница на поверку хуже болотной ведьмы может оказаться. А упомянутая ведьма в свое время славилась производством знатных ядов и злобных заклятий в домашних условиях.
— Каким богам? Богиня может поклоняться только богиням, — мечтательно промурлыкал водяной. — А женские богини по определению не могут обладать дурными свойствами.
— Это еще почему? — заинтересовался леший.
Не то чтобы этот вопрос был для него особенно важен, просто хотелось хотя бы предположить, с чем в дальнейшем придется иметь дело. В Безымянном лесу много есть до конца не познанного и таинственного. Все постичь — много столетий уйдет, и то вряд ли до конца сие удастся.
Хозяин вод напустил на себя важный вид учителя, каждое слово которого — мудрость, что дороже злата и серебра.
— Ну как же. В древности богов наделяли простыми земными свойствами. Например, Воин воином и являлся, потому покровительствовал ратникам, лучникам, ну и прочим копейщикам. Кузнец соответственно кузнецам. Громовержец владел молниями и осуществлял карательные функции на небосводе и наказывал особо нагрешивших, метко швыряя в них молнии, — наставительно изрек он. — А женщины… Они существа мягкие, ранимые, к домашнему очагу приставленные. Вот и богини у них идут от женских слов. Радость, Любовь, Надежда, Страсть…
— Ага. А также Боль, Печаль, Война, Обида и Смерть, — перебил не к месту кичившегося своей ученостью друга леший. — Этак мы такой список составим, на небе все не уместятся.
Хозяин вод обиженно моргнул переменчивыми, как водная стихия, очами. Он понял, что его слегка занесло, и все же откровенно не желал верить, будто она способна на что-то дурное или жестокое. Ну и что, что черепа по всему частоколу понавешаны, так в том наверняка не ее вина. Мало ли кто избу ладил да частокол острил, он и навешал украшения для острастки праздно шатающихся. Женщину вообще каждый обидеть может, тем более такую хрупкую и беззащитную. Вот женится на ней водяной, он-то ее от дурных людей охранит, ну и от прочих, кому просто шлея под хвост попала и в Безымянный нелегкая занесла.
Вяз Дубрович развивать тему далее не стал. Открывать влюбленному глаза на предмет страсти — долгое и неблагодарное занятие, а у него времени не так много. Он махнул сучковатой рукой в сторону водяного, бросил через плечо краткое, но емкое: «Ну, я пошел!» — и направил свои стопы к жилищу Светлолики.
— Постой! Я с тобой, — кинулся следом хозяин вод.
«Прямо как маленький, — недоуменно пожал плечами леший. — Неужели я его напугать сумел?»
— Что, боишься остаться один? — спросил Вяз.
— С чего бы это? — искренне изумился водяной. — Просто вдруг она сама к ведьме пожалует? Вот и повидаемся. Как думаешь, а Светлолика сможет ей что-нибудь хорошее про меня рассказать?
— Зачем?
— Так она же ничего про меня не знает. Ей как приличной девушке просто необходимо поговорить о женихе со знающими его людьми.
Вяз Дубрович открыл было рот, чтобы напомнить: ведьма уж точно ничего не сможет сказать о водяном, так как попросту с ним особо и не знакома, но передумал и закрыл. «М-да, дорога будет долгая…» — с тоской подумалось ему.