Глава 16
Вечером я заглянула к Эммелине. Она в одиночестве ужинала. Она слегка порозовела, и у нее как будто чуть поднялось настроение.
– Я не знаю, как буду жить… без Руперта, но просто не перенесу, если что-нибудь случится с Джилом, – сказала она. – Меня так успокаивает мысль о том, что ты делаешь все возможное, чтобы помочь ему.
Оставалось только надеяться, что этого будет достаточно. Уверенность Эммелины тяжким бременем ответственности давила на плечи. Выдержав короткую паузу, я решила рискнуть и спросила:
– Ты не догадываешься, зачем кому-то было убивать Руперта?
Нелегко задавать вопросы, связанные с этой смертью, но кому знать, как не ей? Эммелина помолчала и, к моему облегчению, кажется, задумалась.
– Я все думала, думала, но просто не понимаю, зачем кому-то… понадобилось это сделать. Он со всеми ладил, ну, пожалуй, кроме Оливии Хендерсон. Они раньше… были близки.
– Ты знала? – удивилась я.
– Все знали, хотя Руперт говорил, чтоэто ерунда. Я и представить себе не могла, что Оливия решится на такой ужасный шаг.
Я вспомнила слова Ларисы Хэмильтон и двинула напролом:
– А Оливия ничего не говорила насчет того, что собиралась в тот день встретиться с Рупертом? Мне намекали, что, когда вы возвращались с пляжа, они разговорились. Может, они все-таки встретились и разругались?
Эммелина нахмурилась и покачала головой:
– Вряд ли это правда. Мы поднимались одновременно. Может, Оливия и Руперт и оказались рядом, хотя обычно они старались не сталкиваться. Я точно знаю, интереса там не было ни с одной стороны. Понимаешь, она… – Эммелина замялась, будто собираясь что-то сказать, но затем снова покачала головой: – Нет, они просто не замечали друг друга. И уж конечно, им незачем было встречаться.
Собственное мнение по данному вопросу я оставила при себе, почувствовав облегчение оттого, что Эммелина не спросила, откуда мне об этом известно. Я помнила, с каким трудом вытягивала информацию из миссис Хэмильтон. По ее словам, Лариса была не уверена, что точно слышала весь разговор. Может быть, и так. Может, она ослышалась, а может, справедливо предположила, что из-за морского шума Эммелина не разобрала слова. И все-таки я не могла заставить себя забыть об этом.
К ужину я явилась рано, но, когда вошла в зал, Эдвард и Анна Роджерс уже сидели за столом. Роджерс все читал, а мы с Анной пару минут поболтали на светские темы. Мне показалось, она трещит без умолку, чтобы разогнать молчание. Ни об убийстве, ни об Оливии мы не заговаривали, и в данный момент я не испытывала никакого желания поднимать эти вопросы.
Зал постепенно заполнялся, и скоро наша компания была в полном сборе. Как-то странно: наши друзья один за другим отсеивались, а мы продолжали собираться, ужинать, завтракать.
– Прелестно выглядишь, – заметил Майло, плавно опускаясь на сиденье рядом со мной и глядя на приталенное синее шелковое платье без рукавов. – Всегда любуюсь тобой, когда ты в синем.
– Ты не менее прелестен, – отозвалась я. – Правда, в том ворохе, что ты перетащил ко мне, я не увидела смокинга.
– О, ты заметила.
– Еще как заметила.
К нам подсели Хэмильтон, и, пока Лариса садилась, Майло, как и остальные мужчины, привстал. Он что-то сказал ей, и лицо миссис Хэмильтон осветилось. Она ответила, но слишком тихо, я не расслышала, и Майло рассмеялся. Кажется, за вторую половину дня их дружба лишь окрепла. Снова заняв свое место, Майло негромко сообщил мне:
– Я просто подумал, поскольку мы партнеры, то можем разместить штаб-квартиру в твоем номере.
Я разложила на коленях салфетку.
– А тебе при этом необходимо там спать?
– А ты не хочешь, чтобы я там спал? – Майло так низко наклонился ко мне, что я не видела его лица и не поняла, говорит ли он серьезно или дурачится.
– Что вы думаете по поводу того, что нас здесь держат против воли, Эймс?
В кои-то веки я порадовалась, что Хэмильтон грубо влез в разговор. Я бы не хотела обсуждать с Майло эти темы за общим столом.
– А мы здесь против воли, мистер Хэмильтон? – поинтересовался Майло, потянувшись за бокалом. – Я полагал, мы приехали сюда отдыхать.
– Но ведь полицейский обошел всех и заявил, что мы не имеем права уезжать, так ведь? По-моему, это означает удерживать против воли.
– В любом случае с полицией лучше сотрудничать, – вставил Роджерс.
– Ну знаете, мне это совершенно не нравится!
– Но ведь не заперли же нас, Нельсон, – примирительно сказала миссис Хэмильтон.
– Глупости, Лариса. Ты ничего в этом не смыслишь. Кого нужно, уже посадили за решетку. Зачем нас заставляют торчать здесь?
– Вы же не можете думать, что Джил виновен в смерти Руперта, – возразил мистер Роджерс. – Он для этого слишком добр.
– Как знать, – огрызнулся Хэмильтон.
– Я не могу себе представить, что Джил способен на такое, – мягко вмешалась я. – Все очень скоро разъяснится, никаких сомнений.
Хотя мне очень хотелось горячо заступиться за Джила, я подумала, возможно, для моих целей будет лучше сохранять вид непоколебимой уверенности в правоте полиции. Слишком громкие возражения могут привлечь внимание к тому факту, что я заинтересована в исходе дела. Лучше помалкивать, хотя мне претило, что я не могу излить свое негодование по поводу неправомерного ареста Джила.
Я подняла голову и встретилась взглядом с Майло. Он язвительно смотрел на меня, и на губах играла едва прикрытая издевательская улыбка. Он прекрасно понимал, что я чувствую, и получал удовольствие от моих метаний.
– Конечно, миссис Эймс права, – заключила Анна Роджерс. – Скорее всего это был несчастный случай… или какой-нибудь незнакомец…
Она умолкла, и я поняла, что именно она недоговорила. Если это вправду не Джил, тогда, вероятнее всего, кто-то из нас.
– А они сказали, чем его ударили?
– Тупым предметом, – ответила я, вспомнив слова инспектора. – Не слишком крупным и, вероятно, с закругленным концом. Кажется, полиция его не нашла.
– Какой ужасный разговор за ужином, – передернулась Анна Роджерс.
Она, конечно, была права. Беседа свернула на банальности – все, похоже, устали от кошмаров. Заговорили о погоде, почти все собирались завтра купаться. Как быстро забылись страшные события, затронувшие друзей… Хэмильтон, как ни негодовал по поводу необходимости торчать в «Брайтуэлле», просто злился, что ему что-то запрещают, это было очевидно. В конце концов он сам говорил, что намерен пробыть здесь до конца. Распоряжение инспектора, похоже, никому не причинило особых неудобств, для большинства жизнь по-прежнему шла своим чередом.
Унесли последнее блюдо, начались танцы, а нежелающие танцевать потянулись в гостиную за кофе и алкогольными напитками. Я осталась за столом. Меня придавили сегодняшние события, все услышанное, и я глубоко задумалась. Положив руку на спинку моего стула, Майло вдруг спросил:
– О чем ломаем голову?
Я очнулась, вдруг увидев, что он придвинулся совсем близко.
– Почему ты спрашиваешь?
– Когда ты сосредоточена, у тебя темнеют глаза.
– Правда? Меня удивило, что он заметил эту деталь.
– А когда злишься, отливают серебром. У тебя чудесные глаза, Эймори.
Майло говорил легко, но без обычной насмешки. Я посмотрела на него. Опять. Опять эта внезапная искра между нами. Я так и не поняла, как надо воспринимать маленькие нежности собственного мужа. Не то что меня терзали подозрения в его неискренности. Просто эта искренность не отличалась долговечностью, и я побаивалась к ней привыкать.
– Спасибо, – не слишком серьезно поблагодарила я за комплимент. – Ты прав, мысли не дают покоя. Я сегодня была у Джонса.
– Вот как. И что сказал славный инспектор?
Майло убрал руку и откинулся на спинку стула, этим незначительным изменением позы давая понять, что секундная близость прошла. Хоть я этого и добивалась, но все-таки немного расстроилась.
– Самую малость. Это довольно закрытый человек. Он… он не разрешил мне увидеться с Джилом.
Майло промолчал. Наверно, мне не надо было этого говорить. Почему-то последнее время я постоянно ловила себя на том, что болтаю лишнее.
– Я заметила, ты сошелся с Ларисой Хэмильтон, – продолжила я.
– Да, мы сегодня довольно долго трепались.
– И что ты о ней скажешь?
– Не такая уж она и затворница, как думают, пару раз оживилась.
– Вот как.
Несомненно, чтобы расшевелить такую печальную женщину, как Лариса Хэмильтон, требуется именно лестное внимание Майло.
– Она такая замкнутая, потому что очень несчастная. И ей здесь совсем не нравится. Но это еще не все. Мне кажется, она что-то скрывает. И чего-то боится.
Майло произнес это как бы между делом, теряя к разговору интерес. Взгляд устремился к дверям – постояльцы как раз отужинали – и загорелая рука принялась теребить лежавшую на столе салфетку.
– Скорее всего, это из-за мужа, – хотя за столом никого не осталось, я невольно понизила голос и заговорщически перегнулась к Майло.
Он понимающе посмотрел на меня.
– Как ты думаешь, он плохо с ней обращается?
– Если и так, она бы, разумеется, не стала мне об этом сообщать.
– Я думала, женщины тебе все рассказывают, – небрежно бросила я.
Взгляд Майло стал серьезен.
– Ты – нет.
– Мистер и миссис Эймс, – вдруг окликнул из дверей Лайонел Блейк. – Не угодно ли партию в бридж? Нам не хватает двоих.
Майло встал и улыбнулся мне открытой, приятной улыбкой:
– Дорогая?
– Видишь ли, я… – Бесполезно. К серьезному разговору он больше не вернется. Я встала и выдавила из себя улыбку. – С удовольствием.
Я любила бридж. Умственное напряжение приносило удовольствие. Майло к бриджу был довольно равнодушен, хотя, включая мозги, играл очень хорошо. Как часто в жизни, он без труда одерживал победу, если ему того хотелось.
Я играла в паре с Лайонелом Блейком, Майло – с миссис Хэмильтон. Мистер Хэмильтон и миссис Роджерс составили пару Восток-Запад, Север-Юг были мистер Роджерс и мисс Картер. Во время игры говорили мало, и уж тем более ничего важного. В гостиной стоял бакелитовый радиоприемник, и миссис Роджерс крутила его, пока не напала на Би-би-си. Гостиную заполнили приятные оркестровые мелодии. Все, казалось, были твердо намерены не замечать того, что за последние дни произошло убийство, арест и попытка самоубийства. И не могу сказать, что я это осуждала. Усиливающееся напряжение начинало сказываться на нервах, я все время была на грани, будто ждала, что на нас вот-вот обрушится очередное несчастье.
Мне никак не удавалось сосредоточиться на игре. Голова трещала от роящихся мыслей, и, боюсь, партнер из меня вышел неважный. Мы с Лайонелом Блейком явно не лидировали. Дух соперничества в сочетании с прирожденной сметкой, которая за годы, проведенные за рулеткой и баккарой, обратилась в опыт, сослужили Майло хорошую службу. Они с миссис Хэмильтон довольно агрессивно торговались и разбили нас в пух и прах.
– Кажется, из меня сегодня вышел бездарный партнер, – сказала я Лайонелу Блейку, когда мы подсчитывали проигрыш.
– А я думаю, вы играете очень хорошо, – заметила миссис Хэмильтон.
Это было очень любезно с ее стороны, особенно с учетом того, что они с Майло только-только взяли большой шлем. Когда наша игра закончилась, мы расселись по комнате, и Майло с мистером Блейком принесли нам кофе. Остальные еще продолжали игру. К явному неудовольствию мистера Хэмильтона, выигрывали мистер Роджерс и мисс Картер. Хэмильтон в раздражении похлопал себя по карманам.
– Черт возьми, и сигарет нет. Лариса, дай твои.
– Я… я не взяла.
– Что значит «не взяла»?
Хэмильтон схватил ее сумочку и принялся в ней рыться, остальные в стремлении не довершать унижение Ларисы делали вид, будто ничего не замечают. Наконец Хэмильтон нашарил портсигар, обнаружил, что тот пуст, и отшвырнул сумочку обратно жене.
– На черта нужен портсигар, если забываешь класть туда сигареты? – проворчал он.
– Я так редко курю, Нельсон, – мягко ответила Лариса. – Просто забыла.
– Возьмите мои, – предложил Майло.
Лариса благодарно улыбнулась Майло, а Хэмильтон, вернувшись на свое место, мрачно закурил. Я ждала момента, когда можно будет перемолвиться с глазу на глаз с Лайонелом Блейком. Мне было интересно, чем закончилась история с театром. Он держался очень непринужденно; может быть, финансовые затруднения его попечителя благополучно разрешились.
Артист предложил сыграть еще партию, супруги Роджерс согласились, и нужен был еще один игрок. Вероника Картер отказалась и, пожелав всем спокойной ночи, удалилась. Сегодня она, можно сказать, игнорировала Майло. Видимо, тот факт, что он провел ночь в моей комнате, не нуждался в дополнительных разъяснениях.
– Мистер или миссис Эймс? – спросил Блейк.
– Думаю, нет, – ответил Майло. – Я, наверно, пойду.
Он посмотрел на меня, и я увидела в его глазах вызов. Мы оба помнили, что он планировал остаться у меня, а я все никак не могла решить, позволить ли этому случиться.
– Полагаю, для меня тоже уже поздно, – сказала я. – Немного устала.
– Тогда мистер или миссис Хэмильтон? – продолжил Блейк.
Мистер Хэмильтон отказался, что меня не удивило. Он переживал поражение и наверняка не хотел доставлять противникам удовольствие еще одной победы.
– Нет, думаю, пора спать, – сказал Хэмильтон, поднимаясь со стула. – Ты идешь, Лариса?
– Не сейчас, Нельсон, – ответила та. – Я, наверно, еще сыграю.
Произнося эти слова, Лариса не смотрела на мужа, будто опасаясь, что его неодобрительный взгляд поколеблет ее решение. И, надо сказать, оказалась права. Лицо Хэмильтона исказила гримаса неудовольствия, но лишь на мгновение. Он тут же смягчился и улыбнулся:
– Хорошо, старушка, как знаешь. Всем спокойной ночи.
И, попрощавшись таким манером, Хэмильтон вышел из гостиной.
– Вот проклятье, – раздался голос Лайонела Блейка. – Карандаш затупился. У вас есть чем писать, миссис Эймс?
– По-моему, да, в сумочке. – Я осмотрелась и вдруг поняла, что давно не видела свою сумочку. – Видимо, забыла ее за столом, – сказала я, вставая. – Схожу.
– Тебе принести, дорогая? – спросил Майло.
– Спасибо, я сама.
В зале уже убрали столы, так что пришлось подойти к стойке, где служитель вручил мне мою сумочку. На обратном пути в гостиную я вдруг увидела Хэмильтона, чему не на шутку удивилась. Он стоял посреди холла и слегка раскачивался из стороны в сторону, как будто не мог решить, в каком направлении двинуться. Я укрылась за пальмой в плохо освещенном углу, так что он меня не заметил и вряд ли заметит, если только я специально не привлеку к себе его внимание. Сначала я подумала, что он вышел на террасу, например подышать перед сном свежим воздухом, и теперь возвращается в номер, однако Хэмильтон не собирался идти к лифту. Он бросил взгляд на гостиную, будто уверяясь, что его никто не видит, затем открыл двери и выскользнул на террасу.
Если бы не его взгляд украдкой, я бы, наверно, не придала этому никакого значения. Но мне показалось очень странным, что он действовал словно тайком. Недолго думая, я направилась следом за ним. Если мы столкнемся, скажу, что просто вышла проветриться.
Из зала, где продолжались танцы, еще доносились звуки оркестра. В холле сидела какая-то пара, но она была так увлеклась разговором, что на меня никто не обратил внимания. Терраса в этот час опустела. Меня обдал слабый соленый ветер, снизу доносился шум разбивающихся о берег волн. Хэмильтон прошел в западные двери, туда, где мы пили чай в день моего приезда. Однако, оглядевшись, я его не увидела и решила обойти террасу. Выйдя на южную часть, я обнаружила, что Хэмильтон и здесь не стал любоваться лунным сиянием. Его нигде не было. Вряд ли он решил обойти здание гостиницы по периметру. Скорее всего спустился по лестнице к нижней террасе или на пляж.
Я подошла к лестнице и, глянув вниз, в самом деле увидела Хэмильтона. Он шел как-то крадучись. Смокинг явно не годился для ночного купания, прогулка под луной тоже представлялась маловероятной. Оставалось только двинуться за ним. Подхватив подол платья, я пошла по ступеням. Конечно, будет сложно незаметно спуститься к пляжу, особенно поскольку шелк отчетливо поблескивал в тусклом лунном свете. Если Хэмильтон из предосторожности решит оглянуться, то наверняка увидит меня, и объяснить мое присутствие будет непросто. Я подождала, пока он отойдет на приличное расстояние. К счастью, негромкого шума ветра и волн было достаточно, чтобы заглушить звук моих шагов.
Хэмильтон шел довольно быстро, у него явно имелась определенная цель. Может, он в самом деле направляется на нижнюю террасу? Может, у него есть причины посетить место преступления? Если говорить правду, я от всей души надеялась, что преступником окажется именно он. Я его просто невзлюбила, а кроме того, он действительно из тех, кто не задумываясь трахнет по голове. Однако я не видела мотива, если, конечно, Руперт не пытался приударить за миссис Хэмильтон. Но это вряд ли. Я не могла припомнить ни одного его взгляда на Ларису.
Хэмильтон остановился у развилки, откуда один лестничный марш вел вниз на пляж, другой на нижнюю террасу, и, бросив взгляд на террасу, продолжил спуск. Я не отставала. Мои туфли явно не предназначались для столь изнурительных экзерсисов, каблуки то и дело проваливались в щели между досками, и, когда началась галька, я их просто-напросто сняла. Идти по камням в чулках оказалось занятием не из приятных.
На пляже Хэмильтон торопливо сошел с тропинки. Луна светила не очень ярко, но различить его в полумраке можно было без труда. Он производил впечатление чем-то очень озабоченного человека, и я надеялась, что, если ему вздумается обернуться, на расстоянии он меня не разглядит.
Хэмильтон остановился у подножия скалы под нижней террасой и, не отрывая взгляда от земли, вроде как принялся что-то искать, ногами расшвыривая мусор. Ни фонарем, ни спичками он не воспользовался, вероятно, не желая привлекать внимания к своим и без того подозрительным действиям. Берег в этом месте усеяли выброшенные морем камни, раковины, щепки и всякий хлам, который у меня не было времени как следует рассмотреть.
Вдруг Хэмильтон нагнулся, поднял что-то с земли и принялся пристально изучать в тусклом свете. С расстояния мне было не видно, но на секунду что-то блеснуло, и Хэмильтон, быстро засунув находку в карман, двинулся обратно к лестнице. Я пустилась наутек и, добежав до лестницы, стала подниматься через ступеньку. Наверняка то еще зрелище – бегом по деревянной лестнице, в вечернем платье и босиком. Однако мне было не до смеха, я понимала, что не успею добраться до верха раньше Хэмильтона и избежать разоблачения.
Я обернулась. Хэмильтон подходил к лестнице. Поскольку земля была неровной, он смотрел под ноги и скорее всего пока меня не видел, но это лишь вопрос времени. В отчаянии задрав голову, я ясно увидела прямо перед собой человеческую фигуру. Майло, идя мне навстречу, уже почти дошел до лестничной развилки.
– Эймори, ради бога, куда ты?..
Времени на объяснение не оставалось. Хэмильтон приближался неумолимо, и спрятаться нам некуда. Положение было безвыходным.
Отшвырнув туфли, я бросилась к Майло и пылко его поцеловала.
