Глава 20
Сыновья Иайна Ога нан Фраоха
Рассвет выдался мрачным и туманным. Большой ворон каркал на крыше хижины – ни дать, ни взять перевоплотившаяся в птицу торжествующая фея Морриган над полем битвы. Однако я смотрела на ворона, не испытывая и тени страха.
– Если и суждено тебе сесть на плечо Cuchulain, то случится это не сегодня, – прошептала я едва слышно.
Птица какое-то время смотрела на меня своими маленькими блестящими глазками, потом каркнула и взлетела, раскинув длинные черные крылья. Я отвернулась и… увидела, что трое мужчин смотрят в мою сторону так, словно увидели нечто сверхъестественное. Я робко им улыбнулась. Все трое уважительно мне поклонились и вернулись к своему занятию.
Седьмого члена шайки нашли в лесу. Он попытался спастись бегством и умер, потеряв слишком много крови, поскольку ударом меча ему перерезало бедренную артерию. Тела павших завернули в пледы и погрузили на спины лошадей. «Mors ultima ratio», – подумалось мне, когда это мрачное зрелище предстало перед моим взором. «Смерть – последний аргумент». Ненависть, зависть, жажда мести – смерть знаменует конец всего, и души погибших наконец-то обрели мир и покой.
Чего нельзя было сказать о живых… Живые укладывали оружие погибших в свои седельные сумки, прятали в спорраны ценности, ранее принадлежавшие побежденным. Этот ритуал означал, что война закончилась и жизнь продолжается. Я прикусила губу, думая о том, что одна из причин, заставивших этих людей пойти навстречу смерти, – это ненависть. Кровь за кровь, проклятая душа в обмен на десять невинных душ… Может, теперь они думали, что отомстили за Гленко, тешили себя уверенностью, что справедливо наказали убийцу Меган. И все же чутье подсказывало мне, что в душе у них ничего не изменится. Охота закончилась, но предстоят другие. Эта земля будет жаждать крови снова и снова…
Наш похоронный кортеж разделился надвое: мужчины из Кеппоха отправились на юг, увозя с собой тела бандитов на их родину, в Гленлайон. Мы же повернули на восток со своим грузом, столь же безрадостным. В окрестностях Торланди уроженцы Лохила выбрали дорогу, которая вела в их родные места, а мы поехали дальше, в Карнох.
Я чувствовала себя больной и разбитой. Спала я плохо, часто просыпалась в поту и с исступленно бьющимся сердцем – мне снились сцены кровавых расправ и страшных сражений. Лиам тоже выглядел уставшим. Две ночи он не смыкал глаз, да и несколько тревожных часов, которые ему пришлось пережить по моей вине, ясно читались у него на лице.
Утром у себя на белье я обнаружила кровь – всего несколько капель, однако этого хватило, чтобы я всерьез разволновалась. Положив руку на живот, я закрыла глаза.
– Держись крепче, a mhic mo ghaoi l! – прошептала я чуть слышно.
Лиам посмотрел на меня со странным выражением. Я почувствовала, что краснею. В его взгляде застыл немой вопрос.
– У тебя что-то болит? – спросил он после паузы.
– Нет, я в порядке, – ответила я и попыталась улыбнуться.
Возвращение в Карнох вышло грустным. Тело Нила мы отвезли к его матери, и вся деревня три дня оплакивала парня. А потом его похоронили на Eilean Munde рядом с его отцом.
За десять дней нашего отсутствия дома произошло множество событий. У нас появился новый жилец: маленький Робин принес к нам в дом Шамрока. Крохотный пушистый комок превратился в симпатичного черного щенка, который, виляя хвостиком, бегал по комнатам и путался у нас под ногами. Патрик успел пристроить к дому новый курятник – ему не улыбалась перспектива жить в одном помещении с курами. Шамрок с восторгом гонял кур вокруг дома, и те убегали прятаться к нашей соседке, которой приходилось то и дело прогонять непоседливого песика прочь от собственного курятника. Но самой большой неожиданностью стал роман между моим братом и Сарой… по крайней мере для Лиама.
Мы только что вернулись с Eilean Munde, и Лиам завел лошадей в конюшню, когда в пустом стойле он вдруг увидел… Сару, разрумянившуюся и с припухшими губками, которая спешно поправляла свой корсаж, а рядом с ней – Патрика, вынимавшего из своих волос соломинки.
Зрелище (на мой взгляд, весьма комичное) словно бы пригвоздило его к месту. Он несколько раз переменился в лице – сначала на нем ясно читалось изумление, потом – неверие, на смену которому пришла ярость.
– Это еще что такое? Сара, быстро в дом! – громыхнул он, указав сестре на дверь.
– Лиам, это не то, что ты подумал! – пробормотала она сконфуженно и медленно попятилась к выходу под разъяренным взглядом брата.
– Я приказываю тебе выйти! – резко бросил ей Лиам.
Девушка испуганно посмотрела на Патрика. Тот знаком попросил ее выполнить приказание брата, но Сара повернулась не к двери, а к… Лиаму.
– Я не обязана подчиняться тебе, Лиам Макдональд! – заявила она. – Мне надоело, что ты за меня решаешь, что мне можно делать, а что – нет! Я давно взрослая, к твоему сведению! Сначала ты запретил мне встречаться с Томом Стюартом, теперь…
– Том – бабник, ты и сама это знаешь! Это для твоего же блага! – прорычал Лиам в ответ на обвинения.
– Если говорить о Томе, то да, пожалуй, ты прав, – не сдавалась Сара. – Но что тебе не нравится в Патрике?
Лицо Лиама побелело от гнева. Схватив сестру за предплечье, он просто-напросто вытолкнул ее из стойла. Назвав его обидным словом, Сара пнула братца пониже колена, подхватила юбку и опрометью бросилась из конюшни.
– Ты тоже выйди, Кейтлин! – не сводя глаз с Патрика, распорядился Лиам.
На душе у меня было неспокойно. Однако брат мой не дрогнул под угрожающим взглядом Лиама.
– Что ты собираешься делать?
– Нужно поговорить с твоим братом наедине! Поэтому будь любезна, выйди и ты тоже!
Пальцы его нервно постукивали по ремню, челюсть ходила ходуном. Я испуганно посмотрела на Патрика, который, судя по выражению его лица, приготовился достойно встретить неотвратимое.
Я вышла на улицу, но уже через мгновение решила вернуться обратно – попросить Лиама сохранять выдержку, когда услышала звук, с которым кулак ударяет о что-то твердое. Последовал поток ругательств. Лиам вышел из конюшни, потирая ушибленные костяшки пальцев, и даже не удостоил меня взглядом. Я вбежала внутрь и увидела Патрика лежащим на соломе и потирающим челюсть. Из уголка рта стекала ниточка крови.
– О Патрик! – вскричала я, наклоняясь над ним.
– Все в порядке, Китти! – пробормотал он, сплевывая кровь. – Черт бы побрал твоего муженька! Он точно сломал мне зуб! Такой удар правой…
– Грубиян! – пробормотала я себе под нос и сжала кулаки. – Вот сейчас я ему задам…
– Китти, не вмешивайся! Пойми, это наше, мужское дело.
И он требовательно воззрился на меня.
– Нормальные люди разговаривают, а не дерутся, Патрик! Он не имел права тебя бить!
– Ты ошибаешься, Кейтлин. Речь ведь идет о его сестре! Если бы я застал тебя с мужчиной до свадьбы, я бы поступил точно так же, как твой муж!
Я покраснела, как маков цвет, вспомнив тот волшебный вечер, проведенный с Лиамом в маленькой заброшенной хижине…
– Китти, у меня все кости целы, и я в порядке. А теперь прошу, дай мне побыть одному. Мне надо подумать.
Я встала. Просьба брата, честно говоря, озадачила меня.
– О чем подумать? Ты же собирался как можно скорее вернуться в Эдинбург?
– Я уже не знаю… Я люблю Сару, и быть с ней – это все, чего я хочу. Но я не знаю, согласится ли…
– …она за тебя выйти, потому что ты не хайлендер? Но я ведь тоже чужачка, и это не стало помехой.
– Китти, если бы все было так просто! Сара очень привязана к этим местам. А моя жизнь – это Эдинбург. Да и подумай сама, мы говорим о разных вещах! Ты вышла замуж за члена клана, а я для этих людей – sassannach! Я ведь не ношу плед и не живу по их законам!
– А я думала, тебе здесь понравилось!
– Мне нравится в долине, правда, но я не представляю, как бы я прожил здесь всю жизнь!
– Ты говорил об этом с Сарой? У нее наверняка на этот счет есть свое мнение. Наша Сара не из тех, кто позволит кому-то устраивать ее будущее!
Патрика мои слова заставили улыбнуться.
– Это ты мне говоришь? Временами она бывает настоящей фурией, но я все равно ее обожаю! Странное дело, но она мне кого-то напоминает…
Я сделала сердитое лицо и ударила ногой по его башмаку. Мы дружно расхохотались.
– Ладно, забудем пока об этом. Но я думаю, что перед тем, как что-то решить, Пат, тебе нужно еще раз поговорить с Сарой.
Своего супруга-дикаря я обнаружила на скамейке перед нашим домом. Волосы у него были мокрые – ходил купаться на реку.
– Ну что, поостыл немного? – спросила я не без легкой иронии в голосе. – Теперь мы любой спор будем решать кулаками?
– Не вмешивайся в это дело! – сердито ответил Лиам и принялся вытирать волосы полотенцем.
– Мой супруг колотит моего брата, а мне, значит, стоять в сторонке? Не дождешься, грубиян ты эдакий!
Руки Лиама застыли в воздухе. Он повернул голову и смерил меня мрачным взглядом.
– Не забывай, что твой братец барахтался в соломе с моей сестрой! И я стараюсь не думать, что они там делали!
– Ну и что в этом такого? Они же не дети, насколько я знаю!
– Тем более! Они должны понимать, что можно, а что – нельзя! – язвительно заметил он. – Думаю, пора твоему братцу возвращаться в Эдинбург. Дело и так зашло слишком далеко…
– Ты не можешь выгнать Патрика только потому, что он… целовал твою сестру! – возмутилась я. – Это смешно!
– Еще немного, и он разобьет ей сердце! Думаешь, я не вижу, что она в него втрескалась по самые уши? И если он еще раз тронет ее, я ему ребра переломаю!
– Не говори глупости! Патрик любит Сару и никогда не сделает ей ничего плохого. Лиам, вспомни, мы с тобой не просто целовались, ну, до того, как пожениться! Патрик тоже попытался бы убить тебя, если бы узнал…
Лиам отвернулся.
– Это совсем другое дело, – проговорил он тихо. – Я предложил тебе выйти за меня замуж.
– Но только потом, смею тебе напомнить!
Он повернулся ко мне спиной и упрямо помотал головой.
– Лиам, ты должен извиниться перед Патриком! Ради меня!
Он повернулся, посмотрел на меня, потом встал и молча ушел в дом. Меньше чем через минуту он вернулся с бутылкой виски.
– Пойду расседлаю лошадей, – буркнул мой муженек, проходя мимо меня. – И могу опоздать к ужину.
– Ну да, конечно, – вздохнула я, провожая взглядом полную бутылку.
Легко было представить, в каком состоянии он вернется…
Я еще не успела заснуть, когда вернулся Лиам. Он разделся, сбросил свои грубые башмаки-броуги и упал на кровать, жалобно скрипнувшую под весом его тела.
– Так ты извинился?
– Нет и не собираюсь, – пробормотал он. – Выбор за ним: или он женится на моей сестре, или пусть уезжает в течение пары дней.
От него сильно пахло спиртным. Я подумала, что скоро опьянею уже от одного этого запаха. Я посмотрела на профиль Лиама, обрисованный светом свечи. На его красивых полных губах играла лукавая усмешка.
– И что он решил? – нетерпеливо спросила я, склоняясь над мужем.
– Он не ответил. У него впереди целая ночь, пусть думает.
Он дохнул на меня виски, заставив поморщиться от отвращения.
– Если только он в состоянии думать, в чем, признаться, сомневаюсь! Фу! От тебя воняет, как от старой бочки! Готова руку дать на отсечение, Патрик сейчас мертвецки пьян!
Лиам обнял меня и потянул к себе с намерением поцеловать. Я резко его оттолкнула. Сегодня у меня снова шла кровь, и я решила, что будет лучше, если мы воздержимся от телесной близости еще несколько дней. Однако у Лиама были совсем другие намерения. Приподняв мою рубашку, он попытался раздвинуть мне бедра. Я снова его оттолкнула и быстренько высвободилась из его объятий. Он привстал на кровати. Мое поведение его удивило.
– Что с тобой такое, a ghràidh? Вот уже три дня ты не подпускаешь меня к себе!
– У меня кровь, и поэтому…
– А… Могла бы сказать раньше, – ворчливо отозвался он.
Я отвела глаза, однако боковым зрением продолжала наблюдать за супругом. Вид у него был весьма мрачный.
– У нас есть что-нибудь пожевать? Что-то я проголодался, – сказал он, не ожидая ответа.
Лиам встал и вышел из спальни. Я легла и смахнула со щеки слезу. Я понимала, что нельзя больше скрывать от него мое состояние, тем более что я могла в любой момент лишиться малыша. Если это случится, Лиам очень сильно разозлится, что я ничего ему не сказала.
Он вернулся довольно скоро с ломтем хлеба и куском холодного вареного мяса, сел в кресло, закинул ноги на изножье кровати и стал есть, то и дело поглядывая на меня. Проглотив последний кусок, он потянулся и закинул руки за голову.
– Кейтлин, по-моему, мы договорились, что не станем врать друг другу и не будем ничего друг от друга скрывать. Или ты забыла? Я – твой порт, твой якорь, твое плечо. Кстати, ты ведь сама этого хотела…
Я посмотрела на него округлившимися от удивления глазами. Мое сердце забилось быстрее.
– Да, конечно, я помню, – пробормотала я растерянно.
– Вот и прекрасно! И если что-то тебя встревожит, ты, конечно, мне сразу расскажешь! Да или нет?
– Да…
– Хорошо. Тогда говори, что тебя гложет. Ты сама не своя с того самого дня, как мы вернулись в Карнох. Это из-за меня? Ты злишься на меня за то, что я грубо взял тебя той ночью в гостинице? Я признаю, я перегнул палку, но мне показалось даже, что тебе понравилось…
– Это не из-за тебя, – оборвала я супруга.
– А из-за чего тогда? Ты не подпускаешь меня к себе, не хочешь ни поцелуев, ни объятий… A ghràidh, мне кажется, ты почему-то на меня сердишься, и это разрывает мне сердце!
– Ты тут ни при чем, Лиам, – сказала я, опуская глаза. – Это… Это из-за ребенка.
Мне показалось, будто с моих плеч свалился тяжелый груз. Лиам же какое-то время сидел неподвижно с каменным лицом, а потом, как если бы мои слова наконец добрались до его мозга, затуманенного парами виски, переменился в лице. Теперь вид у него был ошарашенный.
– Из-за ребенка? – хрипло повторил он. – Ты хочешь сказать… Ты беременна?
– Да. И я боюсь его потерять! Лиам, Кэмпбелл ударил меня в живот, и с того дня у меня понемногу идет кровь…
Я расплакалась. Лиам смотрел на меня, открыв рот, и не мог вымолвить ни слова. Однако он нашел в себе силы подойти ко мне и обнять меня.
– Почему ты раньше мне не сказала? – спросил он, когда я немного успокоилась.
– Боялась, что тогда ты не возьмешь меня с собой!
– И ты была права! A ghràidh mo chridhe, ты не должна была скрывать от меня свою беременность!
– Я знаю, – всхлипнула я.
Он усадил меня к себе на колени, и я уткнулась лбом ему в плечо.
– Ты только что вернулся из Франции и снова собирался уехать. Я не смогла… И, сказать по правде, мне было слишком страшно остаться тут без тебя.
Лиам нежно поцеловал меня в лоб и положил руку мне на живот.
– Малыш… Наш…
Он не закончил фразу и так переменился в лице, что я невольно вздрогнула.
– Как давно ты беременна? – спросил он каким-то необычным, отстраненным тоном.
– Около двух месяцев.
– Два месяца… – пробормотал Лиам задумчиво. – Если я не разучился считать, Кейтлин, два месяца назад ты как раз была в поместье Даннингов. Я прав?
Едва я догадалась, куда он клонит, как пришел мой черед злиться.
– Ты хочешь сказать, что это не твой ребенок, Лиам Макдональд? – вскричала я, задетая за живое.
– Ты думаешь, что мне непозволительно иметь некоторые сомнения на этот счет?
Лиам дышал учащенно, и я чувствовала, как он напряжен. Мне не хотелось бередить его душу тяжелыми воспоминаниями, однако выбора не было – я знала, что нужно сразу расставить все по местам.
– Уинстон не прикасался ко мне, когда я была в его поместье, Лиам! И я уже в то время была беременна. Как раз тогда у меня должны были быть месячные, но они так и не наступили. Тогда я решила, что это из-за волнений и голода, и думать о них забыла. Ты был в Толбуте, и это – единственное, что меня тогда занимало.
Лиам чуть расслабился, потом зарылся лицом в мои волосы.
– Прости меня, a ghràidh. Стоило мне представить, что… и мне стало страшно. О Кейтлин! Я так тебя люблю!
Он погладил меня по еще плоскому животу, закрыл глаза и вздохнул. В уголках его глаз блеснули слезы.
– Но ты рад, скажи?
– Да, конечно, – ответил он. – Когда Колл умер, я подумал, что у меня больше никогда не будет детей.
– Я знаю, что ребенок, который родится, никогда не сможет его заменить…
Сердце мое сжалось от тоски, и я замолчала. Лиам никогда не рассказывал мне о своем сыне, а я не осмеливалась его расспрашивать. Я знала, каково это – потерять одного из родителей, но это, как говорится, более естественно, чем потерять собственного ребенка… Плоть от своей плоти, кровь от своей крови… Я понимала, насколько это тяжело и невыносимо больно. Пускай даже я знала, что Стивен жив, отныне мне предстояло думать о нем так, как если бы он умер.
Устроив голову у меня на груди, Лиам утонул в собственных воспоминаниях.
– Я хочу, чтобы наш ребенок был похож на тебя, – тихо сказал он.
– Он будет похож на нас обоих, Лиам!
– Колл был вылитый я, только волосы у него были светлые, как у Анны. Он был любопытным и непоседливым и просто-таки лучился радостью жизни. И очень любил ходить со мной на охоту. Я даже смастерил для него лук подходящего размера. Ему было всего четыре, когда он научился из него стрелять, и очень метко! В нем жила душа воина… Он обожал слушать старинные легенды. Я рассказывал ему те, что знал, по десять, нет, по сто раз, и ему никогда не надоедало слушать! Иногда я подумывал даже, что пора сочинить что-то из головы, – так, для разнообразия. Его любимая легенда – про Маккумала, того самого, что построил Дорогу Великана.
– И о чем говорится в легенде?
Он посмотрел на меня и лукаво усмехнулся.
– Хочешь послушать?
– Хочу. Тем более что тебе пора вспоминать, как это – рассказывать детям легенды… Как получилось, что ты так долго скрывал от меня свой талант schialachdan, mo rùin?
– Ладно уж, слушай! Было это полторы тысячи лет назад. Финну Маккумалу, которого иные называли еще Фингал, поручили охрану легендарного ирландского короля Кормака Макарта. Отец Финна, Кумал, был главой воинов-фианна и погиб от руки своего боевого товарища. Финна вырастили вдали от любопытных глаз, в уединенной ирландской долине. Однажды друид по имени Финегас, который был одним из наставников мальчика и жил на берегу реки Бойн, поймал Лосося Мудрости и поручил юному Финну его зажарить. Поджаривая рыбу, мальчик ожегся, сунул палец в рот – вот так и вышло, что мудрость рыбы перешла к нему. Он стал доблестным воином и главой воинства-фианна. А потом наследовал своему отцу. И вот однажды Финн, который был знатным охотником, пощадил красивую олениху, попавшуюся ему на пути. Олениха последовала за ним к его дому, и как-то ночью, проснувшись, Финн увидел возле своей кровати женщину несравненной красоты. То была Садб. Колдун превратил ее в олениху и обрек жить в звериной шкуре. И только если какой-нибудь смертный ее по-настоящему полюбит, могла она обрести свое людское обличье.
Лиам ненадолго замолчал, погладил меня по волосам и поцеловал в лоб.
– Финн с Садб полюбили друг друга и жили счастливо много месяцев. Потом пришел день, когда Финн взял оружие и отправился сражаться с викингами. Когда он вернулся домой, оказалось, что Садб пропала. Ее похитил волшебник – он обманул ее, превратившись в Финна. Больше Финн свою жену никогда не видел. И вот однажды он с товарищами пошел на охоту и нашел мальчика, которого два его любимых пса защитили от других собак. Мальчик рассказал, что своего отца он не знает, а его матерью была кроткая олениха, вместе с которой он и жил в долине. Так Финн узнал, что у них с Садб родился сын, и назвал мальчика Оисин. Он обучил мальчика воинскому искусству, и тот стал великим воином, как и его отец. От матери Оисин унаследовал дар слагать стихи и стал великим поэтом. Позднее Финн-Фингал и Оисин вместе с воинами-фианна поселились в нашей долине. Им приходилось воевать всюду, даже на Гебридах, а временами – и в Ирландии. На северном склоне горы Эн-Ду есть пещера, которую назвали в честь Оисина. Говорят, он уединялся в этой пещере и писал там свои стихи. В нашей долине фианна не раз отражали нападения викингов, но самым большим сражением стало сражение с Ирраганом. Этот викинг-захватчик приплыл на озеро Ливен с четырьмя десятками галер и высадился в Ларохе – это чуть больше чем в километре к западу от устья Ко. Люди Финна вырыли среди холмов у подножия горы Пап-Гленко рвы – их можно увидеть и поныне, – спрятались в них и стали ждать викингов. Битва длилась больше недели. Говорят, вода в озере покраснела от крови. Иррагана убили, а врагов уцелело так мало, что не хватило заполнить и две галеры из прежних сорока. Воинов, погибших в этой битве, похоронили в простых могилах на лугу недалеко от Лароха, а над могилами командиров выложили пирамиды из камней.
– Это те самые каменные пирамиды, которые я видела возле Баллахулиша?
– Те самые.
– А что стало с воинами-фианна?
– Легенда говорит, что они спят в наших горах, что ветер – это их дыхание и что однажды они проснутся, – когда их предводитель снова затрубит в свой рог.
– Они – ваши предки?
Лиам улыбнулся, покачал головой из стороны в сторону и подмигнул мне.
– Вот и Колл всегда задавал мне тот же вопрос. Нет, история наших предков не такая романтичная. Некогда эта долина принадлежала клану Макдугаллов из Лорна, которые поставили не на того претендента, когда корону Шотландии оспаривал Роберт Брюс I. Долина перешла в руки Ангуса Ога с острова Айлей, главы одного из кланов Макдональдов, сражавшегося на стороне нового короля в битве при Баннокберне в 1314 году. Сын Ангуса Ога, Иайн Ог нан Фраох, получил долину в наследство от отца. От его имени и появился титул, который по сей день носит глава клана – «Макиайн», что означает «сын Иайна», а вереск стал эмблемой клана. Макдональды – потомки Сомерледа-Норвежца, основателя и первого правителя королевства Островов на Гебридах. Джон – тринадцатый глава клана Макдональдов из Гленко.
Я накрыла ладонью руку Лиама, поглаживающую мой живот.
– Ты обязательно расскажешь все это нашему сыну в один из долгих зимних вечеров! Он должен знать свои корни и своих предков, чтобы потом поведать об этом своим детям. Ведь он – один из Макдональдов…
– А если родится девочка? – спросил Лиам со смешком и ущипнул меня за ту часть тела, которой мужчинам иметь не положено.
– Что ж, она будет дочкой своего отца и, разумеется, ни за что не подпустит к себе мужчину!
– И станет воительницей, как и ее мать!
– Я – воительница? – изумилась я, вскидывая брови.
– Так о тебе говорят наши с тех пор, как узнали, что ты застрелила Кэмпбелла. Они прозвали тебя Badb Dubh.
– Бадб? В Ирландии это кельтская богиня войны, она же – Морриган, Ниман и Маха. Приняв обличье вороны, она кружилась над головами воинов во время битвы при Клонтарфе в 1014, когда великий король Брайан одержал победу над викингами. Люди верят, что вороны, которые слетаются на поле сражения, – это богини, спустившиеся на землю отведать плоти побежденных.
Мне вспомнилось то утро в Линаханском лесу, лагерь, черный огромный ворон и то, как смотрели на меня мужчины.
– Только не говори, что они теперь считают меня богиней войны! – прыснула я. – Это же смехотворно! Я в жизни так не боялась, как в ту ночь, когда вы устроили засаду на бандитов! И потом, для меня вороны – это предвестники несчастья, а никакие не богини!
– У нас хватает суеверных, a ghràidh, и то, что они так к тебе относятся, – большая честь для тебя. А что до ворон… Некоторым они, наоборот, приносят удачу!
Он поймал прядь моих шелковистых волос и пропустил ее между пальцев.
– Для них ирландка с волосами цвета воронова крыла, убившая одного из самых заклятых врагов клана, может быть только богиней, Badb Dubh.
* * *
Наконец-то у меня выдалась свободная минутка и можно было почитать Шекспира! Я присела на траву, прижимая к груди заветную книжицу. Я очень устала: с рассвета, не разгибая спины, работала в огороде. Погода с самого утра была ясная, и я решила воспользоваться этим подарком природы, поскольку знала, что тучи могут затянуть небо в любой момент. Впрочем, жители Хайленда к этому давно привыкли.
У меня было такое чувство, будто я парю в небесах на мягком облаке. Да, в последние дни мне приходилось много и тяжело работать, но, если не считать усталости, я чувствовала себя счастливой, как никогда. Кровотечения прекратились, ребенок сумел удержаться во мне, уцепился за жизнь… У Лиама на этот счет было свое мнение: «Он наверняка будет такой же упрямый, как ты, a ghràidh!» Ко мне постепенно возвращался аппетит, и только от запаха соленой селедки меня мутило по-прежнему, но ведь это, в сущности, такой пустяк!
Патрик и Сара сочетались узами хэндфаста. В отличие от супружеского союза, освященного Церковью, хэндфаст – это своего рода пробный брак, позволяющий влюбленным жить как муж и жена в течение года и одного дня. По истечении этого срока они либо сочетались браком перед лицом Господа, либо расставались. Если от такого союза рождался ребенок, он считался законным и отец был обязан содержать его и принимать участие в его воспитании. Традиция хэндфаста – очень древняя. Такие браки на территории современной Англии практиковались еще со времен римского владычества, а в Шотландии и Хайленде, где в нужный момент священника не так-то легко найти, и вовсе имели такую же законную силу, как и церковный брак.
В долине начался сезон сбора урожая и подготовки к зиме. Все крытые вереском крыши подновили, оставалось только забить паклей щели между камнями в стенах, и дома будут готовы к холодам… Лиаму, своему первому лейтенанту и приближенному лицу, лэрд Макиайн отдал свой прежний дом. Это известие меня очень обрадовало: скоро родится ребенок, и лишняя комната нам не помешает, да и возможность иметь отдельную кухню с печью внутри, а не во дворе привела меня в полнейший восторг.
Я открыла старенькую потертую книгу на той странице, где начинался второй акт. Лиам отыскал ее в лавке букиниста в Кале. К несчастью, в первом акте недоставало нескольких страниц, но с этой неприятностью я легко примирилась. «Макбет» я знала почти наизусть, и знакомство с трагедией «Ромео и Джульетта» стало для меня настоящим событием. Представляя себя на месте Джульетты, я смотрела на ночной сад и видела затаившегося в тени Ромео, в глазах которого читала те же потаенные мысли, что обуревали и меня…
Не прошло и минуты с того момента, как я погрузилась в чтение, когда я почувствовала, что на меня смотрит не только Ромео. Не поднимая головы, я окинула взглядом окрестности.
– Шамрок?
Щенок, который только что жизнерадостно охотился за кузнечиками в шаге от меня, присел на попку и тревожно застучал хвостиком по земле. Что-то привлекло его внимание. Я проследила за его взглядом, однако ничего не увидела.
– Что ты там такое рассмотрел, малыш?
– Гав! Гав!
Щенок побежал к дальним кустам. Я встала, заслонила глаза от яркого солнца ладошкой. Из кустов вышел мужчина. Колин… Он посмотрел по сторонам, и мне показалось, что вид у него был смущенный. Он помедлил немного и направился ко мне.
– Я все утро тебя ищу. Ты хотела со мной увидеться?
– Я? Вроде бы нет.
Я с удивлением посмотрела на своего деверя. Он порылся в спорране и извлек из него помятый клочок бумаги.
– Разве это не ты написала?
Я взяла записку и развернула ее.
– Нет, Колин, не я, – ответила я, закончив читать.
Записка и впрямь была подписана моим именем. В ней я якобы приглашала Колина заглянуть ко мне на обед. Лиам на весь день уехал в дозор, а я решила отдохнуть с книгой на природе, вместо того чтобы сидеть дома в духоте. Колин наверняка заглянул к нам и, не обнаружив хозяйку дома, разволновался и решил непременно отыскать меня.
– Это не мой почерк. А другой Кейтлин в клане нет?
Он взял у меня из рук записку и сунул в карман.
– Нет. Кэтрин у нас две, но Кейтлин – только одна.
И он уставился на носки своих башмаков. Мы оба чувствовали смущение, а потому какое-то время молчали. Колин первым нарушил тишину:
– Странно… А я подумал… Наверное, кто-то решил пошутить.
Он повернулся и сделал несколько шагов по направлению к кустам, из которых появился, но я крикнула ему вслед:
– А где ты нашел это послание?
– У себя дома, на столе.
– Колин, по-твоему, кто-то решил сыграть с нами злую шутку?
Он посмотрел на меня и пожал плечами.
– Кому в голову могла прийти дурацкая мысль подстроить нам свидание?
На этот вопрос я ответить не могла. И все-таки странно… Западня? На мгновение я даже поверила, что это Лиам решил устроить нам с Колином проверку, однако быстро одумалась. Тут Шамрок снова залаял, на этот раз глядя в сторону холмов.
– Что там еще, Шамрок?
Щенок сорвался с места. Из рощицы у подножия холма выскочила какая-то фигура и бросилась бежать к вершине. Она была закутана в плед, а потому ни ее одежду, ни волосы я рассмотреть не смогла. Но что-то смутно знакомое было в ее движениях. Эта кошачья грация… Пальцы мои стиснули книгу, которая грозила выскользнуть из моих рук. Из-под пледа вырвалась длинная ярко-рыжая прядь.
Я почувствовала, как кровь отливает от лица, а спина покрывается гусиной кожей. Колин, как и я, остолбенел от изумления. Я подобрала с земли шаль. Книгу я тоже умудрилась уронить, и Колин нагнулся, чтобы ее поднять. В итоге он задел меня плечом по лбу, и я едва не упала. Он сумел удержать меня, схватив за руки, и рассыпался в извинениях. Когда мы оба выпрямились, мои руки так и остались в его руках. Сердце часто-часто стучало у меня в груди. Колин тоже заметно разволновался, однако старался сдерживаться. Что привело его в такое смятение? Это видение или соприкосновение наших рук? Он погладил меня по руке, поднес ее к губам и нежно поцеловал. Я закрыла глаза и закусила губу. По моему телу пробежала волна дрожи, Колин это почувствовал, приобнял меня рукой за талию и привлек к себе.
– Колин, нет!
Тело его неожиданно напряглось, и он оттолкнул меня. Бледный как смерть, он смотрел мне за спину.
– Беги домой! – шепнул он мне на ухо.
Не на шутку испугавшись, я оглянулась. В нескольких метрах от нас стоял Лиам. Он был так же бледен, как и его брат. Рядом с ноги на ногу переминались Патрик, Саймон и Исаак. Над лугом повисла тягостная тишина, которую даже кузнечики и птицы не осмеливались нарушить.
Я открыла было рот, но сразу передумала, заранее зная, что любые слова, сказанные в оправдание, прозвучат фальшиво и глупо. То, что они увидели, можно было истолковать как угодно. Объяснения с мужем мне не избежать, но это будет позже и за закрытой дверью нашего дома. Я сунула книгу под мышку, завернулась в шаль, хотя от волнения умудрилась вспотеть, и быстро пошла к деревне.
* * *
Щебетание Мод, Маргарет и леди Гленко вернули меня к реальности. В большом зале дома главы клана, Джона Макиайна Макдональда, горели свечи, в очаге плясали языки пламени. Мы только что поужинали. Мужчины устроились в другом конце комнаты с бутылкой коньяка, а я вполуха прислушивалась к болтовне женщин. Но особого желания принимать в ней участие я не испытывала.
Ничто не нарушало спокойствия наших дней и ночей, однако страх, пережитый в тот день, когда Колину подложили записку, написанную от моего имени, временами возвращался ко мне. Колин уехал из долины на следующий же день, и с тех пор прошло три недели. За эти дни я ни разу его не видела. Вопреки моим ожиданиям, Лиам ни словом не упомянул о том случае. В поведении его тоже ничего не переменилось, однако это только усиливало мои опасения. Временами я замечала, что он смотрит на меня по-особенному, с грустью. Что такое сказал ему Колин?
Неприятное чувство, что за мной следят, не покидало меня, превратившись в паранойю. Временами я склонялась даже к мысли, что теряю рассудок. Или же нервной меня сделала моя беременность? Я больше не видела ненавистный мне призрак, однако постоянно ощущала его близкое присутствие. Лиам пытался уверить меня, что та закутанная в плед фигура – это никакое не привидение, а девушка, которая отправилась на прогулку. Если задуматься, это вполне могло оказаться правдой: в деревне было не меньше дюжины рыжеволосых женщин. И все-таки страх мешал мне рассуждать здраво. Пришло время положить конец этому безумию…
Мальчик лет шести с ангельским личиком и густыми черными кудряшками влез на колени к Эйблин (так я теперь называла леди Гленко) и с явным интересом уставился на меня. Это был Аласдар, сын главы клана, которому суждено было в свое время перенять бразды правления. Он что-то шепнул матери на ушко, и она, украдкой посмотрев на меня, отрицательно покачала головой. Он состроил недовольную гримаску, соскочил на пол и побежал к своим четвероногим друзьям – паре великолепных шотландских борзых, которыми его отец Джон очень гордился. Эйблин решила объяснить мне смысл этой маленькой сценки.
– Он хотел, чтобы вы рассказали, как вам удалось расправиться с Кэмпбеллом, – просто пояснила она.
– Неужели?
Признаться, просьба ребенка меня удивила.
– Он обожает слушать рассказы о сражениях и вооруженных стычках, но я решила, что вам это не доставит особого удовольствия. Ведь так?
– Да, вы правы, – ответила я, смутившись еще больше. – Аласдар – славный мальчик!
– Славный? Пожалуй… Если только маленького дьяволенка можно назвать славным. Он и двух секунд не посидит на месте! Должно быть, кровь его деда Макиайна кипит у него в жилах. Мой свекор, когда хотел, мог очаровать кого угодно, но натура у него была вспыльчивая и несдержанная. Он всегда был готов ввязаться в бой или отправиться чуть ли не на край света в надежде на добычу.
Она поправила свой арисэд. Лицо ее помрачнело.
– Я хочу, чтобы судьба моего маленького Аласдара сложилась счастливее, чем судьба его деда.
– Лиам много рассказывал мне о Макиайне, – сказала я, взяв предложенный хозяйкой дома бокал настоянного на пряностях вина. – Ваш свекор был очень гордым и отважным.
– То была не гордость, а гордыня, – с улыбкой возразила леди Гленко. – Макиайн всей душой любил свой клан и руководил своими людьми железной рукой около сорока лет. Своей готовностью взяться за оружие и прийти на помощь Кеппоху, Маклинам или любому другому клану он завоевал много друзей, но и нажил опасных врагов.
– И Кэмпбеллы – первые в этом списке…
– Совершенно верно.
Она пригубила сладкий напиток того же золотистого оттенка, что и ее собственные глаза, и посмотрела на меня поверх бокала.
Леди Гленко можно было назвать привлекательной, но никак не красавицей в прямом смысле слова. Среднего роста, худенькая, она выглядела старше своих лет, и виной тому были страшные испытания последних лет, которые ей довелось пережить. Но в глазах ее читалось жизнелюбие, а очаровательная улыбка радовала сердце.
Эйблин наклонилась ко мне чуть ближе и убрала под платок прядь своих золотисто-каштановых волос. Чуть нахмурившись, она продолжила рассказ уже более спокойно:
– Макиайн и Бредалбэйн ненавидели друг друга, но то, что Кэмпбеллы сделали с моим свекром, простить нельзя. Большей низости невозможно даже представить! Они убили главу клана в его собственной постели на глазах у жены, выволокли на улицу и оставили лежать лицом вниз на грязном снегу…
Она замолчала и медленно кивнула. Загрубевшими от работы пальцами женщина теребила складки своей шерстяной юбки.
– Потом они надругались над его супругой, а один зубами стащил с ее пальца обручальное кольцо… Мы нашли бедную женщину на улице, полуголую и замерзшую. Через несколько часов она отдала Богу душу.
Леди Гленко вздохнула и устремила взгляд на бокал с вином, который она машинально покачивала в руке.
– Я ее любила… Она была очень добра ко мне и к своим сыновьям. Думаю, жить с Макиайном было непросто. Он мог больно уязвить, сказав что-то обидное, но слова его жены были словно бальзам на раны. И я думаю, что Макиайн всегда спрашивал у нее совета, прежде чем что-то решить, но, естественно, так, чтобы об этом никто не знал. У леди Гленко было доброе сердце и ласковая речь, однако она имела огромное влияние на своего великана-мужа. И мне ее теперь очень не хватает… Да и Макиайна тоже. Он был заносчивым и грубым, это правда, однако же любил своих людей, как собственных детей.
– Очень жаль, что вашему сыну не довелось узнать деда.
– Конечно, жаль! Когда в Гленко случилось несчастье, Аласдару было всего два годика. И он не помнит ни деда с бабкой, ни той страшной ночи. Кормилица завернула его в плед и убежала с ним в горы. Я не могла пойти с ними, я осталась с леди Гленко. Своего сына я увидела только на следующий день, уже в Аппине, и возблагодарила Господа за то, что он спас им с кормилицей жизнь. Но очень многим повезло меньше, чем мне, – тихо добавила она, посмотрев на Лиама, который смеялся в другом конце зала вместе с остальными мужчинами.
Воцарилось неловкое молчание. Нарушила его Маргарет. Она кашлянула и обратилась ко мне с такими словами:
– Как ты себя чувствуешь, Кейтлин? Как ведет себя малыш?
– Мне намного лучше, – ответила я, расправляя плечи. Я не стала признаваться, что в последние дни устаю гораздо быстрее обычного. – Скоро холода, а нам еще столько нужно успеть! Не знаю, управимся ли… Я еще не насолила достаточно мяса, да и торфа маловато…
– Об этом не беспокойся, – сказала Мод и погладила меня по руке. – Впереди еще несколько недель, вы все успеете!
– Скоро Лиаму ехать на восточное побережье, и я поеду с ним.
Мод и Маргарет воззрились на меня с ужасом.
– Ты ведь шутишь, Кейтлин? – вскричала Маргарет.
– Вовсе нет, – ответила я сухо.
– Лиам тебя не возьмет!
Ну что могла я ей сказать? Что я боюсь привидений и ворон? Одно мне было ясно: я точно не хочу оставаться в доме одна.
Мужчины захохотали еще громче. Мы подошли послушать. Саймон Макдональд рассказывал байку про то, как однажды несколько лет назад они отправились в Аргайл воровать скот.
– А помнишь, какое лицо сделалось у громилы Арчибальда Макфейла, когда до него дошло, что он преследует не мужчину, а девчонку?
– Еще бы не помнить! – отозвался Лиам. – Он загнал ее в самое озеро! А когда она вынырнула, он собрался нанизать ее на меч, но, на свое счастье, девчонка повернулась к нему лицом, и Арчи так и прирос к месту!
И он заразительно захохотал.
– Я тоже это видел! Плед на ней раскрылся, и мокрая рубашка прилипла к телу. Зрелище было что надо! У Арчи глаза стали, как блюдца, и он как заорет: «Это ж надо! В первый раз в жизни вижу мужика с сиськами!»
Лиам спародировал удивленное лицо Арчи, и мы прыснули со смеху.
– Он сунул меч в ножны, девчонку перекинул через плечо, – продолжал рассказывать Саймон. – Она кусалась и поносила его на все лады. В жизни не слышал, чтобы женщина так ругалась! Настоящая гарпия! Если все женщины Кэмпбеллов такие, бедный Аласдар Ог!
– И что вы с ней сделали?
– Связали ей руки за спиной и усадили на кучу навоза, – ответил Лиам, хватаясь за бока от смеха. – Арчи поворачивается и говорит ей: «Плед положено носить только тем, кто умеет писать стоя!»
– Хотел бы я знать, где тогда был ее муженек! Наверное, напялил ее платье и отсиживался под кроватью!
Мы снова захохотали.
– А ты, Лиам, помнишь свой первый рейд? – спросил Ангус с лукавой улыбкой.
Лиам буркнул что-то нечленораздельное и закрыл уши ладонями, но я быстренько схватила его за запястья и заставила опустить руки.
– Рассказывайте! – попросила я, сгорая от любопытства.
– Большая компания из Атолла собралась наведаться на земли Аргайла, – начал Джон. – Отец разделил клан на три отряда, чтобы увезти побольше добычи. Мой брат Аласдар отправился на северо-западное побережье, к Килбриду и Ардуэйну, вместе со Стюартами. Мне поручили Коуэл, отец взялся за полуостров Рознит. Я взял Лиама с собой. И вот когда мы были в окрестностях Инверчейпла и гнали перед собой скот, под ноги его лошади кинулся баран. Лошадь взбрыкнула и сбросила седока, и Лиам приземлился посреди свинарника!
Джон поморщился, Ангус вскрикнул от отвращения.
– Жаль, что я пропустил такое зрелище! – сказал он.
– А что ж ты тогда не поехал с Аласдаром? – спросил Лиам с лукавой усмешкой.
– Лиам никак не мог выбраться из загона, – смеясь, продолжал Джон, – а перепуганные свиньи визжали и бегали вокруг него, обливая вонючей жижей! Когда он все-таки вылез на свет божий, то был весь в грязи с головы до ног, одни глаза блестели!
– Твоя мать, Лиам, три раза стирала плед, но потом все равно его сожгла! – добавила Маргарет.
– Помню, – отозвался Лиам, притворно нахмурившись. – Я сам успел его два раза постирать, пока мы добирались домой! А эти негодяи еще заставили меня плестись в хвосте, так от меня воняло! Думаю, даже лошадь моя была рада, когда я в конце концов с нее слез!
– Надо же было кому-то подгонять отстающих! – попробовал оправдаться Джон.
– Кстати, никто из наших даже не попытался помочь мне выбраться из свинарника, – заметил Лиам.
– А зачем? Старый Макивен сам прибежал тебе помогать!
– Помогать? Хью Макивен пришел с намерением разделать меня на куски и стушить в рагу! Подкрался сзади и приставил нож к горлу. Мало того, что я не слышал, как он подошел, так еще и нож свой в этой мерзкой грязи утопил!
– Может, он принял тебя за свинку, Лиам? – хохотнул Саймон. – У него восемь детей, вот он и решил их побаловать, выбрать да зажарить самую жирную!
– А выбрал не самую жирную, а самую резвую! Я чуть его самого в грязь не втоптал.
Лиам приподнял волосы и показал мне маленький шрам за правым ухом, который я прежде не замечала.
– Чуть было глаза не лишился, – сказал он. – Нож промелькнул так близко, что я потом косил глазом еще дня три!
– Это было твое боевое крещение, – усмехнулся Ангус.
– Да, мне тогда было всего семнадцать. И могу тебя заверить, a ghràidh, опыта этого первого рейда мне хватило с лихвой, чтобы стать ловким похитителем чужого скота. С тех пор никто не может похвастать, что видел, как я купаюсь в навозе со свиньями!
– Да, тот рейд стал настоящим испытанием, – сказал, смеясь Ангус. – Для Кэмпбеллов, а не для нас, естественно!
– Самый масштабный рейд на земли Аргайла, да еще и с позволения короля!
– Король разрешил вам разграбить Аргайл? – изумилась я.
– Да, – ответил Джон. – Джон Мюррей, маркиз Атолл, преподнес нам Аргайл на блюдечке.
Он плеснул в стаканы коньяку.
– Но почему?
Глава клана отпил глоток драгоценного янтарного напитка.
– Граф Аргайл и герцог Монмут, племянник-бастард нашего короля Якова II, который в ту пору еще царствовал, подняли против короля мятеж в надежде отнять у него трон. Однако ничего у них не вышло, и обоих приговорили к смертной казни. Бедняга Монмут… Палачу пришлось пять раз замахнуться топором, прежде чем его голова окончательно рассталась с телом.
– Палач попросту забыл наточить свой топор! – многозначительно подмигнув, вставил Саймон. – Аргайлу повезло больше – его удостоили поцелуя «вдовы» в шейку. А она, как известно, целует один раз, и – оп! – головы как не бывало!
– М-да… – задумчиво протянул Джон. – А потом начались репрессии. Король поднял против своих обидчиков армию и набрал в нее людей из кланов, у которых были свои счеты с Кэмпбеллами, – из Макдональдов, Маклинов, Стюартов и Макгрегоров. После казни мятежников маркиз Атолл привел нас в Аргайл и сказал: «Вот награда за вашу преданность королю Якову!» И поверьте, после того рейда на ветках старых дубов на Проклятом холме болтались отнюдь не Макдональды. Да и Толбут в Инверари был до отказа забит не Макгрегорами и не Маклинами! Королевские власти озаботились судьбой этих узников и за свой счет отправили их в американские колонии, на плантации.
Я была поражена тем, с какой легкостью они рассуждали о грабежах и убийствах, словно речь шла об обычной вылазке на охоту. «Но, может, для них это все равно – идти грабить, воевать или охотиться», – подумала я.
Лиам притянул меня к себе, усадил рядом на скамью. Я прижалась к нему, устроила голову у него на плече.
В комнату с шумом ворвалась орава детишек, а следом за ними вошла Джейлис с подносом овсяных булочек с черничным джемом и миндальным сиропом.
Ангус заиграл на скрипке, и дети принялись отплясывать джигу, увлекая в танец и своих родителей. Сестры маленького Робина, Мойра и Эйлид, пригласили танцевать и меня. Против воли я покинула свое уютное гнездышко и до изнеможения кружилась, кружилась, кружилась…
В теплые объятия Лиама я вернулась лишь после того, как Мод встала и запела печальную песню. Закрыв глаза, я отдалась во власть ее красивого густого голоса, рассказывавшего о тоске прекрасной девы, ожидавшей возвращения возлюбленного, который отправился в море ловить рыбу. Отец девушки заставил ее выйти замуж за равного себе, и девушка умерла, потому что сердце ее было разбито и ей не суждено было соединиться с тем, кого она избрала. Когда с приливом ее возлюбленный вернулся, он увидел свою любовь, бледную и недвижную, в могиле и последовал за ней, пронзив себе грудь кинжалом. Местные Ромео и Джульетта…
Руки Лиама скользнули по моим рукам. Поцеловав меня в ушко, он шепнул:
– Ты устала, a ghràidh. Пора возвращаться, иначе мне придется нести тебя на руках. А ты стала что-то уж слишком тяжеленькой…
И он погладил меня по животу.
– Как он себя ведет сегодня?
– Прекрасно.
– Может, мне спросить у него самого, как думаешь? – И Лиам тихонько куснул мне мочку.
– Вот еще что удумал! – шепотом возмутилась я и легонько пнула его локтем в бок.
Подошел Калум и, тронув Лиама за плечо, сообщил, что на улице его дожидается человек из Кеппоха, который привез какие-то новости.
– Подожди меня здесь, – сказал Лиам и встал. – Я скоро вернусь.
Парень присел рядом со мной. Вид у него был смущенный. Его длинные руки плетями свисали вдоль тела, пальцы нервно теребили плед.
– Ты знаешь этого человека из Кеппоха, который приехал увидеться с Лиамом? – спросила я после паузы.
С Калумом мне не доводилось перемолвиться словом с самого праздника ceilidh, на котором он умудрился мне нагрубить. С тех пор он упорно избегал меня.
– Это Брайан Макаллен.
– Макаллен? – удивилась я. – И ты знаешь, что ему нужно?
– Нет, миссис Макдональд, – пробормотал он, украдкой посмотрев на меня. – Но вид у него такой, что новости вряд ли хорошие. Брайан сам не свой.
Я почувствовала, как ледяная рука сжимает мое сердце. Еще немного – и я окончательно свалюсь со своего облака…
Лиам вернулся через несколько минут, бледный и расстроенный. Я затаила дыхание.
– Колина и Финли посадили в тюрьму в Инверари, – пояснил он охрипшим голосом.
– Как? – воскликнула я испуганно. – Но что они такого сделали?
Подошли остальные, и Лиам начал рассказывать. Оказалось, что Колин вместе с другими мужчинами из Кеппоха решили украсть несколько голов скота в Аргайле. Но дело обернулось плохо, двоих хайлендеров поймали и отправили в инверарейскую тюрьму, и теперь их будут судить. Еще хорошо, что их не повесили на месте, как это обычно бывает…
– Лиам, нужно что-то сделать! Нельзя оставлять Колина гнить в этой тюрьме! Скажи, что его ждет? – спросила я едва слышно.
Лиам внимательно посмотрел на меня. На одно короткое мгновение взгляд его стал холодным, оценивающим, потом он отвернулся.
– Его ждет петля.
– Нужно вытащить его оттуда! – громыхнул Ангус.
Ночь не принесла отдыха. Пение птиц вывело меня из полузабытья. Лиам шевельнулся со мной рядом и закинул на меня ногу. Лицо его осунулось, и под глазами залегли тени, поэтому я догадалась, что он тоже почти не спал.
Я убрала у него с лица непослушные кудри и провела пальцем по щеке. Он поймал мою руку и поднес к губам, но глаза не открыл.
– Ты так и не спал? – спросила я.
– Нет. А ты?
– Скорее нет, чем да.
Лиам открыл глаза и устало посмотрел на меня.
– Мне придется поехать в Инверарей, – охрипшим голосом сказал он.
– Я хочу с тобой!
Он нахмурился, перевернулся на спину и вздохнул.
– Кейтлин, Инверари – город Кэмпбеллов. Если кто-то узнает, что это ты убила Эуэна… Подумай о ребенке!
Я промолчала. Он потер руками лицо и снова вздохнул.
– Ну почему ты такая упрямая? Не можешь же ты ездить за мной до самых родов! И потом, почему ты так хочешь ехать? Из-за Колина? Ты так по нему соскучилась? Кейтлин, признайся!
– Лиам, что ты такое говоришь? Это нелепость!
– Нелепость?
Час, которого я так боялась, настал. Лиам резким движением сел на колени и ударил кулаком по матрасу. Я невольно отшатнулась. Осознав, что я испугалась, он отодвинулся к краю кровати и уставился на меня.
– Пришло время узнать, кого из нас двоих ты по-настоящему любишь, Кейтлин!
– Ты это знаешь.
– Если я это знаю, то почему не могу избавиться от мерзкого чувства, что присутствие Колина тебя волнует? Почему я боюсь оставить вас наедине в одной комнате? Почему?
– Лиам, я сделала свой выбор в тот день, когда уехала из долины.
Он опустил голову, плечи его поникли.
– Что он значит для тебя? Я хочу знать правду! Ты обязана сказать мне правду.
Сам того не понимая, Лиам заставил меня вновь окунуться в мои чувства, те самые, которых я стыдилась и гнала от себя подальше. Да, я любила Колина, но совсем не так, как его, своего мужа. Но как объяснить мужчине, что женщина может любить другого мужчину, при этом не испытывая желания разделить с ним свою жизнь?
– Я отдала тебе всю себя в той старой хижине под Метвеном, потому что я тебя люблю. Моя рука перешла с руки Колина на твою руку у алтаря, потому что я тебя люблю. И все то, что мне пришлось стерпеть в поместье и в Эдинбурге, я пережила, потому что люблю тебя, Лиам. А потом ты унизил и обидел меня до глубины души, но я ждала тебя, потому что любила и люблю…
Я говорила едва слышно, и уверенность понемногу возвращалась ко мне. Больше аргументов у меня не было, но я надеялась, что он и так все понял. Лиам упорно не сводил глаз со своих рук, которыми он уперся в кровать.
Закончила я так:
– Как можешь ты сомневаться в моей любви к тебе? Я люблю Колина, да… но как старшего брата, который заботится обо мне. И я буду всегда благодарна ему за то, что он для меня сделал. Я его уважаю и знаю, что он тоже уважает меня. Но я никогда не смогла бы пойти за ним в ад. А за тобой – пойду!
– Так он мне и сказал…
Я едва расслышала слова Лиама. Обняв руками колени, я с удивлением посмотрела на мужа. Он поднял на меня влажные от слез глаза.
– Брат пытался объяснить мне то же самое. Показал мне ту записку. Он решил, что ее написала ты, и пошел тебя искать. Еще он сказал, что ты испугалась призрака Меган и поэтому он хотел обнять тебя…
– Он рассказал тебе о призраке Меган?
Лиам со вздохом кивнул.
– Я приказал ему уехать из долины. Я ему не поверил. Решил, что он врет, что придумал предлог, чтобы заманить тебя в свои сети. Мне не хотелось, чтобы он бродил вокруг тебя… Я решил, что, если его не будет рядом, все забудется и утрясется. Какой же я болван!
Лиам встал с кровати, подошел к шкафу и вынул оттуда свернутый в рулон лист бумаги.
– Как ты знаешь, я не суеверен. Феи, домовые, водяные и русалки – все это людские придумки, миф. Но есть вещи, которые я не могу объяснить. К примеру, смерть, жизнь… Откуда мы приходим и куда уходим. Я не боюсь смерти, потому что знаю – мне уготовано место… в иных краях. И это помогает нам, солдатам, выходить на поле боя. Смерть неотвратима. Это конец одной жизни и начало другой, переход между мирами. Жизнь вечна. Все мы однажды перейдем сквозь покров, отделяющий наш мир от мира иного… И души умерших иногда возвращаются, посещают нас. Но мне не по нраву, когда возвращается черная душа и вмешивается в то, что ее не касается! Читай! – И он протянул мне листок.
Я взяла его дрожащей рукой. С первого взгляда я догадалась, что это такое. Внизу был нарисован пентакль. Мои пальцы затрепетали. Мне пришлось взять листок двумя руками.
То, что судьба соединила, я разлучу. Да помогут мне в том адское пламя и моя ненависть! Во всех ее несчастьях да будет она сама повинна! Пусть они разлучатся, расстанутся, распростятся навеки! MAIL – NILTIAC
Увидев, что я прочла, Лиам взял у меня листок.
– Я нашел это вчера утром в щели между камнями над входной дверью. И тогда я понял. Колин не лгал мне. Но… я все равно сомневался, не знал, что именно ты чувствуешь к нему. Кейтлин, прости меня!
Он протянул мне маленькую бутылочку бронзового цвета.
– Еще я нашел там вот это!
Бутылочка была необычная, с длинным и узким горлышком и выпуклостью, на которой было изображено человеческое лицо с искаженными чертами. Лиам высыпал содержимое бутылки на прикроватный столик: изогнутые иголки, темные волоски и птичий череп, причем все это было пропитано желтоватой жидкостью с резким запахом.
– Что это такое?
– Попытка навести на нас злые чары, я полагаю.
– А тот листок? Кто-то нас проклял?
– Думаю, кто-то решил прибегнуть к колдовству, чтобы навредить нам и разлучить нас.
– Лиам!
Мой супруг стремительным шагом подошел к очагу и швырнул письмо в огонь. Вернувшись к кровати, он склонился надо мной и торжественным тоном уверенно произнес:
– Что Господь соединил, Он, и только Он, может разлучить. Собирай вещи, Кейтлин. Поедешь со мной!
