Трое наших спутников терпеливо поджидали нас на другом конце опушки. Думаю, они догадались, чем именно мы занимались, однако не подали виду и тактично промолчали. И только Колин посмотрел на меня с явным сожалением. Мы вскочили на лошадей, и теперь Лиам устроил меня впереди себя.

Путь наш лежал на север, к Данкельду. Немного не доехав до перевала Килликранки, мы сделали остановку на берегу речки Таммел. Здесь же было решено провести ночь.

Я спустилась по едва заметной тропке к речке, чтобы смыть с лица и рук грязь и дорожную пыль. Присев на камень, я опустила ступни в прохладную воду и задумалась. Мне было немного тревожно за Колина: с момента отъезда он молчал и избегал встречаться со мной взглядом. Быть может, брат уже сообщил ему о своих намерениях?

Я вздрогнула, когда в кустах за моей спиной хрустнула ветка и зашелестели листья, и инстинктивно потянулась к карману, где лежал мой нож.

– Удобнее носить его на поясе.

– Ты меня напугал! – сказала я, оглянувшись.

Нож прочно запутался в складках, и я теребила его до тех пор, пока острие не продырявило ткань. Лиам аккуратно высвободил кинжал, стараясь не расширить дырку на юбке, которая и без того уже нуждалась в штопке.

– Пока ты будешь носить его на правой икре.

– Хорошо!

Он вынул из своего sporran кожаный шнурок, которым обычно собирал волосы.

– Ты позволишь?

Я приподняла юбку и подставила ему правую ногу. Лиам привязал кинжал мне под колено и нарочно задержался ладонью на изгибе икры. Стоило его теплой руке коснуться меня, как я закрыла глаза и вспомнила наши сегодняшние страстные объятия.

– Думаю, пока этого хватит, но я обязательно сделаю для него ножны, и ты сможешь носить свое оружие на поясе. Если понадобится, его легче будет выхватить.

– Спасибо, но я не привыкла иметь при себе нож.

– Здесь у тебя не будет выбора.

– Это я уже поняла.

Он подмигнул мне, снял рубашку и обмыл торс и лицо. На загорелой золотистой спине его белел длинный шрам.

– Килликранки – это совсем близко отсюда, верно?

Я слышала, как товарищи Лиама вспоминали о битве шотландцев с англичанами, в которой последние потерпели сокрушительное поражение. Он повернулся ко мне и запустил пальцы в свои мокрые кудри.

– Да. Битва была в трех или четырех километрах к северу отсюда, по другую сторону перевала.

– А давно это было?

Он посмотрел на меня с сомнением, словно взвешивая, стоит или нет рассказывать, потом уселся на камень рядом со мной.

– В июле будет шесть лет.

– Ты тогда, наверное, был еще очень молод…

– Мне был двадцать один год, – тихо ответил он, смахивая с килта соломинку.

– Двадцать один год… Столько же было моему брату Майклу, когда он погиб в Бойне.

Лиам задумчиво посмотрел на меня.

– Да, умирать в таком возрасте, пожалуй, рановато.

– Ты боялся, что не вернешься домой? – спросила я и стала расплетать свои косы.

– Нет, тогда я об этом не думал. Это было мое первое сражение. Кровь кипела в моих жилах, словно воинственное пламя. К тому времени я участвовал во многих рейдах, и уже не раз мне доводилось стирать кровь со своего клинка, но война… В тот день я узнал, что война – это совсем другое…

Он согнул ногу в колене и уперся в него локтем, а вторую ногу свободно свесил вниз. Икры его были обмотаны кусками выделанной кожи и перевязаны кожаными шнурками – местный способ защитить ноги во время длительных путешествий верхом. Как и большинство хайлендеров, обуви в теплое время года Лиам не носил вовсе.

– А в чем разница? – спросила я, поглаживая тонкую полоску шрама у него на спине.

– Рейд чем-то похож на игру. Конечно, это не просто увеселительная прогулка, нет, потому что смерть постоянно бродит вокруг, но риск, опасность… Все это волнует душу, заставляет играть кровь, можно сказать, пьянит почти так же, как виски.

Он чуть наклонился вперед и уткнулся подбородком в раскрытую ладонь. Я встала на колени у него за спиной и принялась тихонько массировать ему плечи. Прикасаться к его влажной прохладной коже было безумно приятно.

– А война?

– Война… Она всегда настороже, только и ждет, чтобы вцепиться в тебя своими когтями, если ты случайно подойдешь слишком близко. Мы ощущаем ее запах, она проникает в наши поры, просачивается в нашу плоть и поглощает все, даже душу. Когда все кланы собрались на холмах Крейг-Эллах незадолго до начала битвы, мы все почувствовали такое возбуждение, что мороз продирал по коже. Напряжение в строю нарастало стремительно, и казалось, что его можно было пощупать руками. Это как ожидать своей очереди взойти на виселицу, не зная, суждено ли тебе остаться в живых и спуститься с помоста… Мыслями мы все тогда обращались к тем, кого оставили дома, и молились, чтобы Господь позволил нам снова сжать их в своих объятиях, когда все сражения закончатся. И в то же время неудержимое стремление сражаться и уничтожать толкало нас вперед. Сражаться за нашу родину, за нашего короля. Пожертвовать своей кровью ради своего народа. Когда показался противник, к возбуждению, которое уже играло в крови, примешался страх. Тогда, a ghràidh, я понял, что это совсем не игра.

По телу Лиама пробежала дрожь.

– Sassannachs пришли ближе к концу дня. Мы дожидались их с полудня. У нас на глазах они начали строиться на другой стороне долины, в низине. Больше четырех тысяч красных курток теснились на вереске недалеко от речушки Гарри. Нас общим счетом было тысячи две, но положение на возвышенности играло нам на руку, как и то, что мы пришли сюда раньше их.

Взгляд Лиама затерялся в бурлящей среди камней воде. Прижавшись щекой к его плечу, я закрыла глаза и попыталась представить себе поле битвы. Вот враг стоит, растянувшись поперек долины, словно волна, готовая поглотить все на своем пути…

– Все были там: Макдональды из Слита, Кланранальда и Гленгарри, Маклины, Макнейлы, Маклеоды, Маклахланы, Гранты, Фрейзеры, Макмилланы…

Шотландцы собрались на склонах холмов, у подножия Крейг-Эллах – целое море тартанов и стали. Незадолго до появления в долине солдат Его Величества, которыми командовал генерал Макки, хайлендеры с гордостью внимали Джеймсу Грэхему, виконту Данди. В красном мундире и берете с тремя перышками, он обратился к нам, не сходя с седла и с бокалом кларета в руке. «За нашего короля Якова, за Господа и за Шотландию!» – этими словами он закончил свою речь под бурные приветственные клики солдат.

Лиам замолчал, закрыл глаза и чуть запрокинул голову. Потом вздохнул и наклонился, чтобы коснуться щекой моей руки.

– Атака началась почти перед самым закатом, – продолжал он свой рассказ. – Мы налетели на них, как вурдалаки. Побросав пледы, скатились со склона, выставив перед собой мечи и прикрывшись тарчами, прямо под их пули.

Я легко представила ужас, обуявший английских солдат при виде этого моря мужчин в рубашках и кожаных курточках, голоногих и босых, которые к тому же оглушительно кричали.

– До них оставались считаные метры, – медленно, словно бы восстанавливая в памяти все детали того сражения, говорил Лиам, – когда они разрядили в нас мушкеты. Ангус Маккин из Инверригана, который бежал рядом со мной, упал как подкошенный, но я ничем уже не мог ему помочь. Надо было бежать дальше, перепрыгивая через тех, кто пал, чтобы добраться до sassannachs раньше, чем они успеют перезарядить оружие. То был наш единственный шанс. Расстояние между нами и противником стремительно сокращалось. Красные куртки отчаянно старались привязать штыки к дулам своих мушкетов, но мы не дали им на это времени. Мы были слишком близко…

Он выдержал паузу. Мускулы его напряглись у меня под пальцами. Я коснулась губами его влажной кожи, обняла, прижала к себе.

– Fraoch Eilean, – хрипловатым шепотом произнес Лиам.

– Fraoch Eilean? – повторила я в недоумении.

– Это наш боевой клич. У каждого клана он свой.

Он взял мои руки в свои и прижал их к груди. Я слышала, как бьется его сердце.

– А потом все словно утонуло в тумане. Я как будто очутился в чужом теле. Страстное желание уцелеть – вот единственное, что мною тогда двигало. Истеричная песня волынки подгоняла нас вперед, заглушала бой английских барабанов. Она задавала ритм, заставляла кровь быстрее течь по нашим жилам и благословляла ту кровь, что из них вытекала. Скрежет металла, ударяющегося о металл, отдавался, казалось, даже в костях. То была полнейшая сумятица, жуткая какофония. Офицеры выкрикивали приказы, пресекая любые поползновения вернуться назад. Уничтожить врага любой ценой – такова была наша цель. Неистовство превозмогло страх. Убивать стало нашим кредо. Никому не давать пощады. Стук моего сердца отдавался у меня в ушах, и этот звук меня успокаивал, давал понять, что я до сих пор жив. Но и враг мой тоже продолжал жить, и, чтобы спасти себя, мне нужно было уничтожить его. Вопрос выживания – победить или умереть…

Не убирая головы с его плеча, я поморщилась от нахлынувшего на меня отвращения.

– Макки отдал нам на растерзание армию, в которой большинству еще ни разу не приходилось воевать по-настоящему. Среди англичан было много парней, которые только-только вышли из детства, и наверняка многие еще не узнали женской любви. Те, кто не пал под ударами секир и мечей, бежали с поля боя, и мы гнали их до самого леса. Я никогда не видел такого побоища. Наши рейды в Аргайл обычно заканчивались заварушкой, в которой могли погибнуть один или двое или вообще отделаться царапинами. А здесь, в Килликранки, я шел по крови, которую земля не успевала впитывать. «Выжить! Ты должен выжить ради тех, кто тебя ждет, ради твоего короля и ради твоей страны!» – вот что я повторял про себя бесконечно, оскальзываясь на мокрой траве, увертываясь от ударов мечом или отводя от себя смертоносное жало штыка, красное и блестящее от крови. Мой клеймор разил без отдыха и без жалости врагов с перепуганными, почерневшими от пороха лицами, раскалывал черепа, вонзался в пах, застревая в костях, из которых я с ужасным скрежетом выдергивал его, и разил снова. Клинок, поблескивая в последних лучах солнца, крутился, рубил, пронзал насквозь. И вдруг Смерть встала прямо передо мной – офицер с мечом в руке обрушился на меня, и я не успел ни увернуться, ни защитить себя. Я закричал от боли, когда сталь взрезала мне спину от плеча до бедра. Я упал…

Я почти почувствовала боль под своими пальцами, которые лежали на вздутом, похожем на шнурок шраме. Лиам теперь рассказывал тише, без прежней твердости, словно бы выискивая в сознании обрывки воспоминаний о той битве, навсегда запечатлевшейся не только в его памяти, но и в плоти.

– Я никогда не видел ничего подобного, – повторил он, тряхнув волосами, словно бы желая прогнать ужасные видения прошлого. – Смерть получила свою дань. Сумерки поглотили эту ужасную картину, спрятав ее от человеческих глаз. Я не мог видеть, сколько людей убито и искалечено в этой бойне, но я чувствовал, я догадывался. Я наступал на отрубленные руки и ноги, натыкался на рассеченные пополам тела, падал в лужи крови и внутренностей, нащупывал руками отсеченные головы. Я до сих пор помню лица погибших, в мертвых глазах которых застыли ужас и ошеломление, вызванные невообразимой жестокостью, царившей во время сражения. И этот жуткий запах… Я никогда его не забуду, a ghràidh…

Он посмотрел на меня, ласково обнял – обнял теми самыми руками, которые сжимали меч, поразивший стольких людей! – и тихонько притянул к себе на колени. Погрустневшие глаза его блестели в последних оранжевых лучах заходящего солнца. Он заглянул мне в глаза и, крепко сжимая мои руки, поднес их к губам.

– Вот что такое война, – торжественно промолвил Лиам. – Побоище, резня, попадая в которую забываешь, ради чего все это затевалось. И единственное, о чем ты помнишь, так это то, что надо выжить.

– Теперь я понимаю, почему Мэтью не хотел рассказывать нам о том сражении. Он вернулся домой одноруким и не желал ничего вспоминать.

– Я тоже до сегодняшнего дня никому этого не рассказывал. Колин досаждал мне вопросами, но я если и отвечал, то уклончиво – так, чтобы удовлетворить любопытство, но не вызвать отвращения. Отец не позволил ему идти воевать. Его как раз ранили в драке, и он едва пошел на поправку. Ему тогда только-только исполнилось восемнадцать. Из Гленко ушло много мужчин, и нужно было хоть кому-то остаться, чтобы присматривать за скотиной! Кэмпбеллы в мятеже не участвовали, поэтому они оставались главной угрозой для нашего стада. Мы покинули долину в июне, когда по холмам пронесли Пылающий крест, призывающий нас взяться за оружие во славу Якова под командованием Данди. Вернулись домой мы много позже, в октябре, когда палая листва окрасила холмы в красный и желтый цвета. То было первое восстание якобитов, и я готов дать руку на отсечение – не последнее. Данди погиб глупо – от шальной пули, когда уже было ясно, что в битве при Килликранки победа осталась за нами. Думаю, надежды Якова вернуть себе трон угасли вместе с виконтом, по крайней мере в то время. Полковник Александр Кеннон стал новым главнокомандующим, и под его руководством мы спустились в Данкельд, где заперлись Кэмероны из Ангуса. В нас еще не угасла радость, которую принесла нам победа, и мы были намерены покончить с sassannachs. Но город – не поле битвы. После жестокого трехчасового сражения эти религиозные фанатики, вообразившие, что сражаются за веру, стали поджигать свои собственные дома, запирая в них хайлендеров. Пришлось отступить. Слишком много наших умирало на улицах, слишком тяжелые потери несли кланы…

– После восстания правительство пыталось как-то наказать вас?

– Бредалбэйна отправили с миссией утихомирить Хайленд, но, как я тебе уже рассказывал, этот сладкоречивый змей, оказавшись в Ахаладере, попытался купить нас, заверяя, что действует в интересах Стюартов.

Лиам поморщился.

– Но кто поверит, что Кэмпбелл может поставить чьи-то интересы выше собственных? Все его планы провалились. Король Вильгельм был слишком занят войной в Ирландии, чтобы беспокоиться о том, что происходит в Шотландии. А следующей весной Томас Буханан, генерал-майор королевской армии Стюартов, с помощью полковника Кеннона снова собрал глав кланов с целью подготовить новое восстание. Аласдар Ог, сын Макиайна, поехал на эту встречу с несколькими нашими из Гленко. К несчастью, генералу Макки, так и не оправившемуся после того поражения при Килликранки, удалось задушить этот план в зародыше.

– А ты? Ты в нем участвовал?

– Нет. Я лечил свою рану. А еще у меня появились Анна и Колл, который тогда был совсем крошка. Я не мог снова уехать…

Он погладил меня по щеке и нежно поцеловал. Его пальцы шаловливо пробежали по моим распущенным волосам.

– И тогда правительство поменяло тактику. Был построен Форт-Уильям, в котором обосновался гарнизон под командованием коменданта Джона Хилла. Именно ему поручили поддерживать порядок в Лохабере, где проживает большинство якобитских кланов. Думаю, они решили запугать нас. Солдаты патрулировали наши земли и реки, а мы шпионили за ними и крали припасы и оружие, которое им посылали из Лоуленда. Солдаты боялись отходить слишком далеко от форта. В конце концов, когда стало понятно, что мятежный нрав кланов не перебороть, правительство пообещало безопасность и защиту всем кланам, которые письменно присягнут на верность королю sassannachs. То было в августе 1691 года. Конец истории тебе известен.

Он умолк. Солнце уже село, и стая диких гусей пролетела над нами, направляясь к озеру Таммел на ночевку. Ночь медленно окутывала нас своим бархатным одеялом.

Лиам крепче прижал меня к себе. Сердце его билось совсем близко от моей груди, словно желая войти в нее. И дверь моя была для него широко открыта. Сперва его поцелуи были нежными, но жар стремительно нарастал, и вот уже он приподнял меня и перевернул так, что мы оказались лицом к лицу. Губы его жадно впились в мой рот, а мои ногти – в его голую спину.

– Кейтлин, a ghràidh, через два дня ты будешь моей!

– Я уже твоя, Лиам!

– Я не хочу сочетаться с тобой узами handfast. Я хочу сразу взять тебя в жены перед лицом Господа. Кейтлин, я люблю тебя. И я не думал, что смогу полюбить снова…

Он сказал это. Эти слова запечатлелись в моем сердце, в моей плоти, словно оттиск раскаленного железа.

– Мое сердце в твоих руках, mo rùin. Я тоже тебя люблю.

Я прижалась к нему, дрожа как осиновый лист.

– Пора ложиться спать, – шепнул мне Лиам, неохотно отстраняясь. – Завтра нам предстоит долгая дорога.

Мы устроились на ночь у подножия гранитной скалы. Мужчины по очереди несли дозор. Я свернулась калачиком и укрылась накидкой, а Лиам крепко обнял меня, согревая своим телом. Я заснула, вспоминая обжигающие прикосновения его губ и рук к своей коже.

На следующий день мы отправились на запад по устланной утренним туманом дороге. Солнце робко пыталось проникнуть сквозь белесое покрывало, никак не желавшее покидать долину. Когда же мы подъехали к озеру Раннох, стало так жарко, что я сняла накидку, под которой задыхалась.

Вот уже много часов мы с Лиамом ехали на одной лошади. Он заботливо прижимал меня к себе и ласково поглаживал пальцами мое бедро, что было очень приятно. Мне же казалось, что больше ничего в этом жестоком мире не может причинить мне зла. Неожиданно для себя самой я осознала, что намереваюсь выйти замуж за человека, которого почти не знаю, но люблю так сильно, что готова последовать за ним хоть на край света. Наши судьбы переплелись навсегда, ad vitam æternam.

Я поерзала в седле, стараясь устроиться поудобнее. После многих часов на лошади у меня ломило все тело. Лиам обнял меня еще крепче. Он скользнул губами по моей шее – сладкая ласка, которая заставила меня вздрогнуть от удовольствия.

– Лиам, а как ты меня нашел?

– Гм… Тебя видели многие, a ghràidh, и мне оставалось только ехать по твоим следам. А увидел я тебя, когда ты вышла из леса с драгуном. Мне пришлось собрать в кулак всю мою выдержку, чтобы не наброситься на солдат и освободить тебя. Но я испугался, что в переполохе тебя могут ранить.

Он добавил еще пару слов, которые я не расслышала, и тихонько укусил меня за мочку уха.

– Довольно долго мы следили за вами, прячась в лесу, дожидались момента, чтобы выручить тебя. Знаешь, ты все-таки заслужила приличной порки за то, что вот так сбежала из Гленко. Последствия могли быть куда более печальными. Надеюсь, ты уже и сама это поняла.

– Накажешь меня так, как захочешь, в Кеппохе, – тихо ответила я и улыбнулась. – Нам еще далеко?

– Надеюсь, что приедем до наступления ночи.

Впереди показалась крохотная деревня, и я уловила волшебный аромат жареного мяса. У меня закружилась голова. Мне показалось, что, если мы не остановимся в местной таверне и не поедим нормально, я не доживу до вечера. Мы ничего не ели с самого утра, а если судить по положению солнца, сейчас был уже полдень.

Насытившись, я допила свое пиво, отодвинула стул от стола и потянулась. Мне хотелось размять ноги, да и поясница отчаянно болела. Колин сидел, прислонившись спиной к стене, и со стороны казалось, что он спит. Саймон доедал вторую порцию колбасок с тушеной капустой, а Дональд любезничал с молоденькой служанкой, которая уже устроилась у него на коленях. Девушка хихикала и покачивала грудями, которые чудом не выпадали из корсажа. Дональду это зрелище, судя по всему, безмерно нравилось, и он не сводил глаз с соблазнительных округлостей.

Я спросила у хозяина таверны, где у них «тихий уголок», и незаметно вышла через заднюю дверь. Когда через несколько минут я вернулась, то увидела куда менее безмятежную картину: Дональд потирал челюсть, из его разбитой губы капала кровь. Он сердито смотрел на человека, который, по всей вероятности, его ударил. Колин, успевший проснуться, уже стоял за спиной у Дональда, сжимая рукоять своего кинжала. Саймона в комнате я не увидела, а Лиам наверняка еще возился с лошадьми.

– Если ты еще раз тронешь своими грязными лапами мою дочку, Макдональд, я тебе горло перережу! – громыхнул незнакомец.

Дональд бросился вперед, целясь противнику в живот, и они вместе повалились на стол, который не выдержал их общего веса. Оба тут же вскочили на ноги, и началась драка. Пока противники тузили друг друга, остальные посетители заведения, подхватившиеся со своих мест, стали заключать пари на победителя.

Я с тревогой посмотрела на Колина, который заметил, что я вернулась. Взглядом он дал понять, что мне лучше не трогаться с места. Он и сам не двигался, но рука его лежала на рукояти ножа, готовая выхватить оружие в любой момент, когда это понадобится.

Дерущиеся, к моему ужасу, постепенно перемещались в мою сторону. Я отступила к стене. Справа от меня находился стол, на котором стоял кувшин с пивом, – посетители таверны совсем позабыли о нем, поглощенные неожиданным зрелищем. Я поняла, что оказалась в ловушке.

Наконец противники остановились в паре метров от меня. Дональд нанес своему обидчику великолепный удар в челюсть, и тот крутнулся на месте. Я едва успела схватить со стола кувшин, как мужчина обрушился на него всем своим весом, а потом тяжело скатился на пол.

Дональд усмехнулся, наградил его несколькими смачными ругательствами и повернулся, чтобы уйти. Его поверженный противник зашевелился. Крепко прижимая кувшин к груди, я стояла и смотрела, как он пытается подняться. Острый запах пива щекотал мне ноздри, а пенящаяся коричневая жидкость стекала по пальцам. Мужчина встал на четвереньки, намереваясь броситься в атаку, и испустил рык, сделавший бы честь дикому кабану в сезон гона. Я заметила, что рука его тянется к кинжалу. Колин медленно вынул из ножен свой нож и что-то крикнул Дональду, который как раз поправлял плед и улыбался девице.

Дело принимало опасный оборот. Я посмотрела на свой кувшин… Мгновение – и обидчик растянулся на грязном полу без чувств, лицом в луже пива. Вокруг его головы валялись осколки фаянса.

В комнате стало очень тихо – казалось, даже мухи перестали жужжать. Потом, убедившись, что противник Дональда повержен, зрители расслабились и началось всеобщее веселье.

Я же словно приросла к месту и с изумлением смотрела на неподвижное тело, распростертое у моих ног. Только сейчас до меня дошло, что я сделала. Дональд уставился на меня расширившимися от удивления глазами. Подбежал Колин, схватил меня за руку и потащил к выходу. Завсегдатаи заведения возвращались на свои места, попутно отпуская в мой адрес непристойные замечания, а иные даже умудрились хлопнуть меня по заднице.

– Надо уносить отсюда ноги! – сердито буркнул Колин, бросив хозяину несколько монет.

Мы покинули таверну под приветственные крики тех, кто стал свидетелем потасовки, рассказом о которой можно было развлекать знакомых добрую неделю.

Лиам с Саймоном стояли возле лошадей и разговаривали. Завидев нас, бегущих от таверны, он вставил ногу в стремя, вовремя подхватил меня под мышки и усадил в седло перед собой. Наша маленькая компания галопом помчалась по дороге, поднимая клубы пыли и не обращая внимания на крики и угрозы, которые неслись нам вслед. Замедлили ход мы только после того, как проехали пару километров. Колин и Дональд смеялись до слез под недоуменными взглядами Лиама и Саймона.

– Кто-нибудь расскажет мне наконец, что случилось? – сердито спросил Лиам и нахмурился.

Колин, продолжая хохотать, описал ему происшествие в таверне.

– Видел бы ты лицо Дональда! Подумать только, женщина отправила этого здоровяка Мензи в нокаут, а у Дональда на это силенок не хватило! Ха-ха-ха!

После этих слов происшествие уже не казалось Дональду таким забавным, и он наградил Колина, который от смеха буквально лежал на спине у лошади, злым взглядом. Лиам заставил меня повернуть голову и посмотреть ему в лицо. Сам он взирал на меня озадаченно.

– Что именно ты сделала? – спросил он с тревогой в голосе.

Я вжала голову в плечи.

– Я просто стукнула того человека кувшином по голове, – пробормотала я. – У него в руке был нож, и он хотел кинуться на Дональда…

– А ты хоть на секунду задумалась, что могло бы случиться, если бы удар оказался слишком слабым?

Я горделиво выпрямилась и посмотрела на него с некоторой обидой.

– Неужели ты думаешь, что в такие моменты об этом есть время думать? – сердито спросила я.

Саймон и Колин захохотали еще громче. Дональд тихо выругался. Я выдержала недовольный взгляд Лиама и дождалась-таки момента, когда в нем промелькнула искорка улыбки.

– В следующий раз подумай, сможешь ли ты защитить свои заманчивые тылы, если вдруг промахнешься, a ghràidh, – посоветовал он с едва заметной усмешкой.

А потом ущипнул меня за ягодицу, хрипло засмеялся и ударил пятками коня, который послушно понес нас к горам Лохабера.