Глава 7
Дверь в кабинет Барни Майерсона распахнулась, и на пороге появился Лео Булеро, сгорбленный от усталости и покрытый дорожной пылью.
– Ты не пытался мне помочь.
– Да, не пытался, – не сразу ответил Барни. Не было смысла объяснять почему – не из-за того, что Лео не в состоянии был понять или поверить, но из-за самой причины. Ее было просто недостаточно.
– Ты уволен, Майерсон, – сказал Лео.
– Ну что ж, хорошо.
«По крайней мере, я жив, – подумал Барни. – А если бы я полетел за Лео, я был бы уже мертв».
Негнущимися пальцами он начал собирать со стола свои вещи и бросать их в пустую коробку из-под образцов.
– Где мисс Фьюгейт? – спросил Лео. – Она займет твое место.
Он подошел ближе к Барни и испытующе взглянул на него:
– Почему ты не прилетел и не освободил меня? Назови, черт возьми, хоть какую-нибудь причину, Барни.
– Я заглянул в будущее. Это мне слишком дорого бы стоило. Это стоило бы мне жизни.
– Но ведь тебе незачем было лететь самому. У нас большая фирма. Ты мог набрать несколько человек, послать их, а сам мог остаться здесь.
Это было действительно так. А он о такой возможности даже не подумал.
– Значит, – продолжал Лео, – ты, видимо, хотел, чтобы со мной что-то случилось. Другого объяснения я не вижу. Может быть, ты сделал это подсознательно.
– Наверное, да, – согласился Барни.
Ведь он действительно не отдавал себе в этом отчета. Как бы то ни было, Лео был прав: разве иначе он не взял бы на себя ответственность, не позаботился бы о том, чтобы – как предлагал Блау – отправить на Луну отряд вооруженных сотрудников «Наборов П. П.»? Теперь это казалось таким простым и таким очевидным.
– Это было что-то страшное – то, что я пережил у Палмера Элдрича, – сказал Лео. – Это какой-то злой волшебник. Он проделывал со мной такое, что ни тебе, ни мне и не снилось. Например, он превратился в маленькую девочку, показал мне будущее – хотя, может быть, и неумышленно, – создал целую Вселенную вместе со страшным зверем под названием «глюк», иллюзорным Нью-Йорком, тобой и Рони. Ну и дрянь! – Он потряс головой. – Куда ты собираешься пойти?
– Есть только одно место, куда я могу отправиться.
– Куда? – выжидающе посмотрел на него Лео.
– Только одному человеку может теперь пригодиться мой дар ясновидения.
– Значит, ты мой враг!
– Да. Можешь так считать.
Он готов был согласиться с мнением Лео, с тем, как тот отнесся к его бездействию.
– До тебя я тоже доберусь, – сказал Лео. – Вместе с этим чокнутым волшебником, так называемым Палмером Элдричем.
– Почему «так называемым»? – Барни быстро взглянул на него, перестав собирать вещи.
– Потому что я все больше убежден, что он – не человек. Я ни разу не видел его собственными глазами, кроме тех минут, когда я был под действием чуинг-зет, а все остальное время он общался со мной с помощью электронного устройства.
– Интересно, – сказал Барни.
– Правда? А ты настолько продажен, что собираешься пойти и устроиться в его фирму. Несмотря на то что он может оказаться паршивым проксом или чем-то еще хуже, какой-нибудь чертовщиной, которая проникла на его корабль, когда он летел на Проксиму или обратно, сожрала его и заняла его место. Если бы ты видел этих глюков…
– Так не вынуждай меня к этому! – крикнул Барни. – Не выбрасывай меня на улицу.
– Не могу. После того как ты провалил свой экзамен на лояльность, не могу. – Лео отвел взгляд и судорожно сглотнул. – Мне бы очень хотелось не думать о тебе столь плохо, но… – Он бессильно сжал кулаки. – Это было отвратительно. Ему удалось меня сломить. А потом я наткнулся на двоих эволюционировавших землян, и это мне помогло. Пока не появился Элдрич в облике пса, который помочился на памятник. – Лео скривился. – Должен сказать, что он весьма убедительно выразил свое к нему отношение. Трудно было не ощутить его презрения. – Как бы про себя он добавил: – Он верит, что выиграет, что ему нечего бояться, даже после того, как он видел надпись на памятнике.
– Пожелай мне счастья, – сказал Барни.
Он протянул руку. Они обменялись коротким ритуальным рукопожатием, и Барни вышел из кабинета в приемную, а потом в коридор. Он чувствовал себя опустошенным, набитым каким-то лишенным вкуса и запаха материалом вроде соломы. Ничего больше.
Пока он стоял в ожидании лифта, его догнала Рони Фьюгейт, запыхавшаяся, с озабоченным выражением на лице.
– Барни… он тебя выгнал?
Барни кивнул.
– О, дорогой, – сказала она. – И что теперь?
– Теперь, – ответил он, – я перехожу на сторону противника. Хорошо это или плохо, но выбирать не из чего.
– Но как мы сможем дальше жить вместе, если я буду работать у Лео, а ты…
– Понятия не имею, – сказал Барни. Подошел лифт, и он вошел внутрь. – Пока, – сказал он и нажал кнопку; двери закрылись, отгородив его от Рони.
«Увидимся в том месте, которое неохристиане называют адом, – подумал он. – Вряд ли раньше. Разве что здесь уже ад, что весьма правдоподобно».
Спустившись вниз, он вышел из здания «Наборов П. П.» и встал под термозащитным козырьком, ища взглядом такси. Когда такси появилось и он направился к нему, кто-то окликнул его по имени. Это была Рони.
– Подожди, Барни.
– Ты с ума сошла, – сказал он. – Возвращайся. Не бросай свою многообещающую карьеру ради того, что от меня осталось.
– Мы собирались работать вместе, помнишь? – сказала Рони. – Чтобы, как я тогда выразилась, предать Лео. Почему мы не можем сотрудничать и дальше?
– Все изменилось. Из-за моего болезненного нежелания – или неспособности, или называй как хочешь, – отправиться на Луну и оказать ему помощь.
Он чувствовал безразличие к собственной персоне, будущее которой рисовалось отнюдь не в радужном свете.
– Боже мой, ведь ты на самом деле не хочешь остаться со мной, – сказал он девушке. – Когда-нибудь ты можешь угодить в переплет, тебе может потребоваться моя помощь, а я наверняка сделаю в точности то же самое, что я сделал в отношении Лео. Позволю тебе утонуть, не пошевелив и пальцем.
– Ведь речь шла о твоей…
– Об этом всегда идет речь, – заметил он, – когда что-то делаешь. Это название комедии, а мы в ней актеры.
Это его не оправдывало, по крайней мере в собственных глазах. Он сел в такси, машинально назвал адрес и откинулся в кресле, пока машина поднималась в раскаленное добела небо. Далеко внизу под термозащитным козырьком стояла Рони, глядя из-под руки вслед удаляющемуся такси. Она явно надеялась, что он передумает и вернется.
Однако он этого не сделал.
«Требуется определенная смелость, – думал он, – чтобы посмотреть себе в глаза и сказать: я ни на что не годен. Я совершил зло и совершу его снова. Это не случайность, таково мое истинное «я»».
Наконец такси начало снижаться. Он полез в карман за бумажником и с удивлением обнаружил, что это не его дом. В панике он пытался сообразить, где находится. Внезапно он понял. Это был дом 492. Он назвал адрес Эмили.
Вот так! Назад в прошлое. Туда, где вещи имели смысл.
«Когда я делал карьеру, – подумал он, – когда я знал, чего хочу, знал даже в глубине души, что я готов отдать, от чего отказаться, чем пожертвовать… и ради чего. А теперь…»
Теперь он пожертвовал своей карьерой, чтобы – как он считал – спасти жизнь. Также как когда-то он пожертвовал Эмили, чтобы спасти свою жизнь, – это было так просто. Не было ничего проще. Это был не идеализм и не долг, вытекающий из пуританских, кальвинистских убеждений. Это был лишь инстинкт, как у самого примитивного червяка.
«Господи! – подумал он. – Я сделал это: сначала я бросил Эмили, а теперь Лео. Что я за человек? А следующей – и я был достаточно честен, чтобы об этом сказать, – была бы Рони. Неизбежно.
Может быть, – подумал он, – Эмили сумеет мне помочь. Может быть, поэтому я здесь. Она всегда прекрасно разбиралась в таких делах, она видела меня насквозь в тумане самооправданий, которыми я себя окружил, чтобы не замечать мрачной действительности. Что, естественно, лишь склоняло меня к тому, чтобы от нее избавиться. Честно говоря, для такого, как я, уже это само по себе было достаточным поводом. Однако, может быть, сейчас я буду в состоянии это вынести».
Минуту спустя он уже звонил у дверей Эмили.
«Если она сочтет, что я должен присоединиться к Палмеру Элдричу, я так и сделаю, – подумал он. – А если нет, то нет. Однако она и ее муж работают на Элдрича. Как они могли бы, сохраняя лояльность к нему, отговорить меня от этого? Значит, это уже решено. И может быть, я прекрасно об этом знал».
Дверь открылась. Эмили удивленно посмотрела на него широко открытыми глазами. На ней был синий халат, запачканный засохшей и мокрой глиной.
– Привет, – сказал он. – Лео меня уволил.
Он подождал, но она ничего не ответила.
– Можно войти? – спросил он.
– Да.
Она впустила его в квартиру. Посреди комнаты, как и прежде, стоял огромный гончарный круг.
– Я как раз лепила. Рада тебя видеть, Барни. Если хочешь чашечку кофе, тебе придется…
– Я пришел к тебе за советом, – сказал Барни. – Однако теперь я понял, что это ни к чему.
Он подошел к окну, поставил свою набитую коробку и выглянул наружу.
– Тебе не помешает, если я снова займусь делом? У меня была хорошая идея, по крайней мере, она казалась мне хорошей. – Эмили потерла лоб, а потом закрыла руками глаза. – Сейчас я уже не уверена… и я так устала. Я думаю о том, не связано ли это с э-терапией.
– Эволюционная терапия? Ты прошла ее?
Он повернулся и внимательно посмотрел на Эмили. Изменилась ли она физически?
Ему казалось – хотя, наверное, просто оттого, что он так долго ее не видел, – что черты ее лица стали грубее.
Это возраст, подумал он. Однако…
– И как идут дела? – спросил он.
– Ну, пока у меня был только один сеанс. Однако, ты знаешь, я так плохо соображаю. Не могу собраться с мыслями, все идеи перепутались.
– Думаю, лучше будет, если ты откажешься от этой терапии. Даже если это предел мечтаний, даже если это делает каждый, кто хоть что-то из себя представляет.
– Может быть, ты и прав. Но они так довольны. Ричард и доктор Денкмаль.
Она знакомым движением опустила голову.
– Они бы знали, если бы что-то было не в порядке, правда?
– Этого никто не знает. Это слишком мало исследованная область. Кончай с этим. Ты всегда позволяла, чтобы тобой командовали.
Он сказал это повелительным тоном, как и несчетное множество раз за те годы, что они провели вместе, – как правило, это давало неплохой результат, хотя и не всегда.
На этот раз не удалось. Он видел угрюмое выражение ее глаз и сжатые зубы.
– Я думаю, что это зависит только от меня, – с достоинством сказала она. – И я намерена продолжать.
Он пожал плечами и начал ходить по квартире. Он не мог повлиять на Эмили, но его это и не волновало. Однако так ли это? Действительно ли это его не волновало? Он мысленно представил себе деградирующую Эмили… которая пытается лепить свои горшки, заниматься творчеством. Это было смешно… и жутко.
– Послушай, – грубо сказал он, – если бы этот тип действительно тебя любил…
– Я же тебе сказала, – ответила Эмили. – Это мое решение.
Она вернулась к гончарному кругу. На нем возникала большая высокая ваза. Барни подошел поближе. Красивая, решил он. И как будто… знакомая. Не делала ли она когда-то чего-то подобного? Однако он ничего не сказал – только стоял и смотрел.
– Что ты собираешься делать? – спросила Эмили. – Где ты будешь работать?
Казалось, что она ему сочувствует. Он вспомнил, как недавно не дал ей продать свои вазочки «Наборам П. П.». Она могла быть настроена к нему враждебно, но – что было для нее типично – это было не так. А она наверняка знала, что это он отклонил предложение Хнатта.
– Моя судьба уже, наверное, решена, – сказал он. – Я получил повестку.
– Это ужасно. Ты – на Марсе! Не могу себе этого представить.
– Там я могу жевать кэн-ди, – сказал он. – Только…
«Вместо набора Подружки Пэт, – подумал он, – может быть, я заведу себе набор Эмили. И буду проводить время в фантазиях вместе с тобой. Буду вести жизнь, от которой добровольно, по глупости, отказался. Единственный по-настоящему удачный период моей жизни, когда я был по-настоящему счастлив. Однако, естественно, я об этом не знал, поскольку сравнивать было не с чем… а теперь есть с чем».
– Есть ли хоть какая-нибудь надежда на то, – спросил он, – что ты захочешь полететь со мной?
Она недоверчиво посмотрела на него, он ответил ей таким же взглядом. Оба были ошеломлены подобной возможностью.
– Я говорю серьезно, – сказал он.
– Когда это тебе пришло в голову?
– Неважно, – ответил он. – Важно лишь то, что я чувствую.
– Важно и то, что чувствую я, – тихо сказала Эмили. – А я очень счастлива с Ричардом. Мы прекрасно понимаем друг друга.
Ее лицо ничего не выражало; несомненно, она действительно так думала. Он был проклят, обречен, сброшен в пропасть, которую сам выкопал. И он это заслужил. Они оба это знали, им даже не нужно было ничего говорить.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал Барни.
Эмили его не удерживала. Она чуть кивнула.
– Я очень хотел бы надеяться, – сказал он, – что ты не деградируешь. Однако, кажется, это действительно так. Я вижу это, например, по твоему лицу. Посмотри в зеркало.
С этими словами он вышел, дверь за ним сама закрылась. Он тут же пожалел о своих словах, хотя это могло оказаться полезным… могло ей помочь. Поскольку это действительно было так.
«А этого я ей не желаю, – думал он. – Никто этого никому не желает. Даже этот осел, ее муж, которого она предпочитает мне… по причинам, которых я не в состоянии понять, разве что супружество с ним она рассматривает как свое предназначение. Она обречена на жизнь с Ричардом Хнаттом, обречена на то, чтобы никогда уже не быть моей женой; время вспять не повернешь.
Впрочем, это возможно, если жуешь кэн-ди, – подумал он. – Или этот новый продукт, чуинг-зет. Все колонисты это делают. Его нельзя достать на Земле, но он есть на Марсе или на Ганимеде, на каждой из земных колоний.
На крайний случай остается еще и это…
А может быть, это уже крайний случай. Потому что…»
Поразмыслив, он понял, что не может пойти к Палмеру Элдричу – после того, что тот сделал или пытался сделать с Лео. Он сообразил это, стоя перед зданием в ожидании такси. Воздух, казалось, колыхался от жары, и Барни подумал: достаточно сделать несколько шагов. Нашел бы кто-нибудь его, прежде чем он бы умер? Вряд ли. Это было бы весьма неплохое решение…
«Итак, конец всяческим надеждам на работу. Лео был бы очень рад, если бы от меня избавились. Он был бы наверняка доволен.
Так, забавы ради, – решил он, – позвоню Элдричу и спрошу, не возьмет ли он меня к себе».
Он нашел видеотелефонную будку и заказал разговор с имением Элдрича на Луне.
– Это Барни Майерсон, – представился он. – Бывший консультант-прогностик Лео Булеро. Собственно, я был заместителем директора «Наборов П. П.».
Менеджер Элдрича, наморщив лоб, спросил:
– Да? Чего вы хотите?
– Я ищу у вас работу.
– Нам не нужны прогностики. Весьма сожалею…
– Я могу поговорить с мистером Элдричем?
– Мистер Элдрич уже высказал свое мнение по этому поводу.
Барни повесил трубку и вышел из будки.
Его это вовсе не удивило.
«Если бы они сказали: прилетайте на Луну, поговорим, – полетел бы я? Да, – понял он. – Полетел бы, но в какой-то момент отказался бы, уже убедившись, что они берут меня на работу».
Вернувшись в будку, он набрал номер своей призывной комиссии.
– Говорит Барни Майерсон, – сказал он и назвал свой личный код. – Я недавно получил повестку и хотел бы ускорить формальности. Я хочу улететь как можно скорее.
– Медицинскую комиссию нужно пройти обязательно, – проинформировал его чиновник ООН. – Прежде всего психиатрическую. Однако, если вы хотите, вы можете прийти в любое время, даже сейчас, и пройти ее.
– Отлично, – сказал он. – Так я и сделаю.
– А поскольку вы являетесь добровольно, мистер Майерсон, вы можете выбрать себе…
– Меня устраивает любая планета или спутник, – сказал Барни.
Он повесил трубку, нашел такси и назвал адрес призывной комиссии возле его дома.
Когда такси с тихим жужжанием летело к центру Нью-Йорка, снизу подлетело другое и пристроилось впереди, плавно покачивая стабилизаторами.
– Они пытаются связаться с нами, – сообщил автомат-водитель. – Хотите ответить?
– Нет, – ответил Барни. – Давай быстрее.
Внезапно он передумал.
– Можешь их спросить, кто они?
– Попробую.
Какое-то время в кабине было тихо, потом автомат сказал:
– Они говорят, что у них информация для вас от Палмера Элдрича. Он хочет сказать вам, что примет вас и чтобы вы…
– Повтори еще раз, – сказал Барни.
– Мистер Палмер Элдрич, которого они представляют, примет вас на работу, как вы хотели. Хотя, как правило…
– Я хочу с ними поговорить, – сказал Барни.
К его рту придвинулся микрофон.
– Кто там? – спросил Барни.
Ответил незнакомый голос:
– Говорит Ихольц. Из фирмы «Чуинг-зет мануфакчурерс», Бостон. Мы не могли бы приземлиться и где-нибудь обсудить вопрос о приеме вас на работу в нашу фирму?
– Я сейчас направляюсь в призывную комиссию. Добровольно.
– Вы еще ничего не подписали?
– Нет.
– Хорошо. Значит, еще не поздно.
– Но на Марсе я смогу жевать кэн-ди, – сказал Барни.
– Зачем вам это, ради бога?
– Чтобы быть снова с Эмили.
– Кто это – Эмили?
– Моя бывшая жена. Я расстался с ней, когда она забеременела. Теперь я понимаю, что это были единственные счастливые дни в моей жизни. Честно говоря, я люблю ее сейчас больше, чем когда-либо. Вместо того чтобы со временем слабеть, это чувство только углубилось.
– Послушайте, – сказал Ихольц. – Мы можем дать вам столько чуинг-зет, сколько вам потребуется, а это еще лучше. Благодаря ему вы сможете жить вечно в идеальном союзе со своей бывшей женой. Нет проблем.
– А может быть, я не хочу работать на Палмера Элдрича.
– Ведь вы сами хотели!
– Я начал сомневаться, – сказал Барни. – Серьезно сомневаться. Вот что я вам скажу: не звоните мне – я сам вам позвоню. Если меня не призовут.
Он отодвинул микрофон.
– Пожалуйста, – сказал он автомату. – Спасибо.
– Это очень патриотично – явиться добровольно, – сказало такси.
– Занимайся своим делом, – сказал Барни.
– Думаю, что вы поступаете правильно, – сказало такси.
– Если бы я только полетел на «Сигму четырнадцать-бэ» спасать Лео, – сказал Барни. – Или на Луну? Я уже не помню, где это было. Все кажется каким-то сном. Во всяком случае, если бы я полетел, сейчас я работал бы у него и все было бы в порядке.
– Мы все совершаем ошибки, – сочувственно сказало такси.
– Но некоторые из нас, – пробормотал Барни, – совершают роковые ошибки.
«Сначала в отношении тех, кого мы любим, наших жен и детей, а потом – наших работодателей», – подумал он.
Такси с тихим гудением летело дальше.
«А в конце, – думал Барни, – мы совершаем последнюю ошибку. Ту, которая касается нашей жизни, подытоживает ее. Пойти работать к Элдричу или отправиться на Марс. И что бы мы ни выбрали, мы знаем лишь одно: это был неправильный выбор».
Час спустя он прошел медицинскую комиссию, был признан годным и подвергнут психиатрическим тестам – их проводило нечто, очень напоминавшее доктора Смайла.
Тоже с положительным результатом.
Как в трансе, он принес присягу («Клянусь, что буду считать Землю своей матерью и признавать ее ведущую роль…»), после чего, вручив ему пачку выдержанных в радостном тоне информационных брошюрок, его отправили домой собирать вещи. У него было двадцать четыре часа до отлета… туда, куда ему предстояло лететь. Пока этого ему еще не сообщили. Предписание о месте назначения, вероятно, начиналось со слов: «Мене, мене, текел». По крайней мере, должно было, если учитывать возможные варианты.
«Все позади, – размышлял он, испытывая разные эмоции: удовлетворение, облегчение, испуг и тоску, вызванную пронзительным ощущением катастрофы. – Во всяком случае, – думал он, возвращаясь домой, – это лучше, чем выйти с непокрытой головой на солнце».
А так ли это?
По крайней мере, это медленнее. Чтобы умереть таким способом, потребуется больше времени, может быть даже пятьдесят лет, и это устраивало его больше. Почему – он не знал.
«Впрочем, я всегда могу это ускорить, – подумал он. – В колониях наверняка для этого будет не меньше возможностей, чем здесь, может быть, даже больше».
Когда он собирал свои вещи, в последний раз укрывшись в своей любимой квартире, на которую он с таким трудом зарабатывал, зазвонил видеотелефон.
– Мистер Байерсон… – Девушка, какая-то второстепенная сотрудница какого-то второстепенного отдела сектора внеземных колоний ООН. Она улыбалась.
– Майерсон.
– Ах да! Я звоню, чтобы сообщить вам место вашего назначения, и – вам повезло, мистер Майерсон! – это плодородный район Марса, известный под названием Файнберг-Кресчент. Я уверена, что вам там понравится. Ну, всего хорошего, сэр, и желаю успеха!
Она продолжала улыбаться, пока он не выключил изображение. Это была улыбка человека, который никуда не летит.
– Желаю успеха и тебе, – сказал он.
Файнберг-Кресчент. Он кое-что о нем слышал. Действительно, это был относительно плодородный район. Во всяком случае, у колонистов были там огороды; в отличие от некоторых других мест это не были пустыни замерзшего метана, над которыми в течение месяцев бушевали жестокие бури. У него наверняка будет возможность иногда выходить из барака наружу.
В углу комнаты стоял чемоданчик с доктором Смайлом. Барни включил его и сказал:
– Доктор, вам трудно будет в это поверить, но в ваших услугах я больше не нуждаюсь. Всего хорошего, и желаю успеха, как сказала девушка, которая никуда не летит. Я согласился добровольно, – пояснил он.
– Бгррр, – заскрежетал доктор Смайл, скрипя у себя в подвале шестеренками. – Ведь с вашим характером… это просто невозможно. Какова была причина, мистер Майерсон?
– Желание смерти, – сказал он и выключил психиатра.
Молча продолжая собирать вещи, он думал: «Боже мой!
А ведь так недавно у нас с Рони были такие грандиозные планы! Мы собирались по-крупному продать Лео и перейти к Элдричу. Что же случилось? Я тебе скажу, что случилось, – ответил он сам себе. – Лео начал действовать первым. И теперь Рони занимает мое место. Именно этого она и хотела».
Чем больше он об этом думал, тем больше злился, не видя никакого выхода. Сделать ничего было нельзя, по крайней мере в этом мире. Может быть, когда он примет кэн-ди или чуинг-зет, может быть, тогда он окажется во Вселенной, где…
В дверь постучали.
– Привет, – сказал Лео. – Можно войти?
Он прошел в комнату, вытирая платком свой огромный лоб.
– Жарко. В газете я прочитал, что стало теплее еще на шесть десятых…
– Если ты пришел, чтобы предложить мне вернуться на работу, – сказал Барни, отрываясь от сборов, – то ты опоздал, поскольку я добровольно поступил на службу. Завтра я улетаю на Файнберг-Кресчент.
Если Лео решил с ним помириться, то это настоящая ирония судьбы. Полный оборот колеса фортуны.
– Я не собираюсь предлагать тебе вернуться на работу. И я знаю, что ты поступил на службу. У меня есть информаторы в отделе мобилизации, а кроме того, мне сообщил об этом доктор Смайл. Я платил ему – о чем ты, естественно, не знал, – чтобы он информировал меня о твоих успехах в снижении устойчивости к стрессам.
– Так чего же ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты поступил на работу к Феликсу Блау, – сказал Лео. – Мы уже все продумали.
– Остаток своей жизни, – тихо сказал Барни, – я проведу в Файнберг-Кресчент. Не понимаешь?
– Успокойся. Я пытаюсь найти какой-то выход из этого положения, и для тебя тоже. Мы оба поступили слишком необдуманно: я – когда уволил тебя, а ты – когда отдался этим вампирам из призывной комиссии. Думаю, Барни, что я знаю способ, как заманить в ловушку Палмера Элдрича. Я поговорил с Блау, и ему нравится эта идея. Ты будешь изображать… а вернее, жить как колонист, – поправился Лео. – Ты станешь одним из них. На днях, вероятно на будущей неделе, Элдрич начнет продавать чуинг-зет в твоем районе. Может быть, предложат и тебе. По крайней мере, мы надеемся. Мы на это рассчитываем.
Барни встал:
– И надо полагать, я должен с радостью ухватиться за это предложение.
– Совершенно верно.
– Почему?
– Ты подашь жалобу в ООН. Наши юристы напишут ее за тебя. Ты заявишь, что эта проклятая, отвратительная, паршивая дрянь высокотоксична и обладает побочным действием, неважно каким. Мы организуем показательный процесс, потребуем от ООН, чтобы она запретила производство чуинг-зет как вредного и опасного для здоровья… Мы не допустим его распространения на Земле. Это великолепно, что ты оставил работу в «Наборах П. П.» и поступил на службу. Ты выбрал самый удачный момент.
Барни покачал головой.
– Что это значит? – спросил Лео.
– Я не согласен.
– Почему?
Барни пожал плечами. Собственно, он не знал почему.
– После того, как я тебя подвел…
– Ты впал в панику. Ты не знал, что делать; это была не твоя работа. Мне нужно было приказать Смайлу связаться с шефом полиции нашей фирмы Джоном Зельцером. Ладно, все ошибаются. Дело прошлое.
– Нет, – ответил Барни.
«После того, что я узнал о себе, – подумал он, – я не могу об этом забыть. Эти приступы самокритики сильнее всего действуют на сердце. Последствия необратимы».
– Не упрямься, ради бога. Это уже патология. У тебя впереди вся жизнь, даже если ты проведешь ее в Файнберг-Кресчент. Я думаю, что тебя и так бы призвали. Согласен? – Лео раздраженно ходил кругами по комнате. – Черт побери. Ладно, можешь мне не помогать. Пусть Элдрич и его проксы делают что хотят, пусть завоевывают Солнечную систему или, еще хуже, всю Вселенную, начиная с нас.
Он остановился и с яростью посмотрел на Барни.
– Дай мне… дай мне подумать.
– Подожди, пока не примешь чуинг-зет. Сам увидишь. Это отравит нас всех, наш разум и тело, приведет к полному хаосу. – Тяжело дыша от возмущения, Лео вдруг закашлялся. – Слишком много сигар, – слабо сказал он. – Господи… – Он посмотрел на Барни. – Ты знаешь, что этот тип дал мне двадцать четыре часа? Я должен подчиниться, или… – Он щелкнул пальцами.
– Я не смогу так быстро оказаться на Марсе, – сказал Барни. – Не говоря уже о том, что не смогу так быстро освоиться там настолько, чтобы покупать чуинг-зет у торговца.
– Я знаю, – твердо сказал Лео. – Однако ему не удастся так быстро меня уничтожить. Это займет недели, может быть, даже месяцы. А к этому времени у нас будет некто, кто докажет в суде, что чуинг-зет вреден для здоровья. Я знаю, что это кажется невозможным, но…
– Свяжись со мной, когда я буду уже на Марсе, – сказал Барни. – В своем бараке.
– Я сделаю это! Сделаю! – крикнул Лео, а потом вполголоса добавил: – И у тебя будет оправдание.
– Не понял?
– Ничего особенного, Барни.
– Все-таки объясни.
Лео пожал плечами:
– Черт возьми, я знаю, во что ты вляпался. Рони получила твое место. Ты был прав. И я следил за тобой, я знаю, что ты сразу же помчался к своей бывшей жене. Ты все еще ее любишь, а она не хочет с тобой лететь. Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Я хорошо знаю, почему ты не появился, чтобы вытащить меня, когда я оказался в плену у Палмера. Ты всю жизнь стремился к тому, чтобы занять мое место, а теперь, когда все рухнуло, тебе придется начинать все заново. Жаль, но ты сам виноват. Ты просчитался. Как видишь, я не собираюсь уходить и никогда не собирался. Ты хороший работник, но только как консультант-прогностик, а не как начальник. На это тебя не хватит. Вспомни, как ты отклонил вазочки Ричарда Хнатта. Этим ты себя выдал, Барни. Мне очень жаль.
– Ладно, – помолчав, сказал Барни. – Может быть, ты прав.
– Ну вот, ты многое о себе узнал. И можешь начать все сначала, в Файнберг-Кресчент. – Лео похлопал его по спине. – Можешь стать начальником своего барака, творить, производить, или чем там еще занимаются в бараках. И ты будешь разведчиком Феликса Блау. Это очень важное дело.
– Я мог перейти к Элдричу, – сказал Барни.
– Да, но ты этого не сделал. Кого волнует, что ты мог сделать?
– Ты думаешь, я правильно поступил, согласившись добровольно?
– Парень, а что ты еще мог сделать? – тихо сказал Лео.
На этот вопрос не было ответа. И оба об этом знали.
– Когда у тебя появится желание пожалеть о своей судьбе, – сказал Лео, – вспомни об одном: Палмер Элдрич хочет меня убить… Я в значительно худшем положении, чем ты.
– Догадываюсь.
Это была правда, и Барни понял еще кое-что. Как только он подаст жалобу на Палмера Элдрича, он окажется в том же положении, что и Лео.
Подобная возможность его вовсе не радовала.
Ночью он уже был на борту транспортного корабля ООН, летящего на Марс. В кресле рядом с ним сидела симпатичная, испуганная, но отчаянно пытавшаяся сохранить спокойствие брюнетка с настолько правильными чертами лица, что она напоминала манекенщицу из журнала мод. Как только корабль вышел на орбиту, она сразу же представилась ему – изо всех сил пытаясь снять напряжение, она разговаривала с кем угодно и о чем угодно. Ее звали Энн Хоуторн. Она могла избежать призыва, как она сказала с легкой тоской, но не сделала этого. Она верила, что это ее патриотический долг.
– А как вы могли этого избежать? – с любопытством спросил Барни.
– Шумы в сердце, – сказала Энн. – И еще аритмия и судорожная тахикардия.
– А как насчет сужения предсердий и желудочков, тахикардии предсердий, фибрилляции и ночных судорог? – спросил Барни, который в свое время безрезультатно искал у себя эти симптомы.
– Я могла предъявить документы из больниц, заверенные врачами и страховой компанией. – Она смерила его взглядом и с интересом добавила: – Похоже, что вы могли отвертеться, мистер Пайерсон.
– Майерсон. Я явился добровольно, мисс Хоуторн.
«Я не мог отвертеться, по крайней мере надолго», – подумал он.
– Люди в колониях очень религиозны. Во всяком случае, я так слышала. Какой вы веры, мистер Майерсон?
– Гм, – пробормотал он, сбитый с толку.
– Думаю, что вы должны это решить, прежде чем мы там окажемся. Они спрашивают об этом и ожидают, что мы будем участвовать в обрядах. Главным образом речь идет об этом наркотике… ну, вы знаете, кэн-ди. Благодаря ему многие обратились к какой-либо из признанных религий… Хотя большинство колонистов испытывают от самого наркотика достаточный религиозный экстаз. У меня родственники на Марсе. Они мне пишут, так что я об этом знаю. Я лечу в Файнберг-Кресчент, а вы?
«Я по течению», – подумал Барни.
– Туда же, – вслух сказал он.
– Может быть, мы окажемся в одном и том же бараке, – сказала Энн Хоуторн с задумчивым выражением на красивом лице. – Я принадлежу к реформаторской ветви Новоамериканской церкви, неохристианской церкви Соединенных Штатов и Канады. Наши традиции уходят далеко в прошлое: в трехсотом году у наших прадедов были епископы, которые входили в состав синода во Франции. Мы откололись от других церквей не так поздно, как принято думать. Так что, как видите, у нас апостольское происхождение.
Она улыбнулась ему серьезной и дружелюбной улыбкой.
– Я верю вам, – сказал Барни. – В самом деле. Что бы это ни значило.
– В Файнберг-Кресчент есть Новоамериканская миссионерская церковь, а значит, есть викарий, священник. Я надеюсь, что смогу причащаться по крайней мере раз в месяц. И исповедоваться два раза в год, как положено, как я это делала на Земле. Наша церковь признает многие таинства… вы приняли какое-либо из двух великих таинств, мистер Майерсон?
– Гм… – задумался Барни.
– Христос велел, чтобы мы соблюдали два таинства, – терпеливо объясняла Энн Хоуторн. – Крещение водой и Святое причастие, в память о нем… а начало этому положила Тайная вечеря.
– О, вы имеете в виду хлеб и вино.
– Вы знаете, что кэн-ди перемещает – как они это называют – принимающего наркотик в иной мир. Естественно, в светском понимании этого слова, поскольку это временный и лишь физический мир. Хлеб и вино…
– Мне очень жаль, мисс Хоуторн, – сказал Барни, – но я не верю в это дело с телом и кровью. Для меня все это звучит чересчур мистически.
Слишком многое здесь основано на недоказанных предпосылках, подумал он. Однако она была права. Религия, благодаря кэн-ди, приобрела многих сторонников на колонизированных спутниках и планетах, и наверняка ему предстояло с этим столкнуться, как и сказала Энн.
– Вы собираетесь попробовать кэн-ди? – спросила она.
– Наверняка.
– Вы верите в это, – сказала Энн. – И все же вы знаете, что Земля, на которую вы переноситесь, не настоящая.
– Я не хочу спорить, – сказал он, – но впечатление такое, что она настоящая. Этого мне достаточно.
– Точно так же реальны сны.
– Но это сильнее, чем сны, – сказал он. – Это более четко. И помогает… – Он чуть не сказал «соединяться». – Помогает общаться с другими, кто тоже принимает наркотик. Так что это не может быть только иллюзией. Сны индивидуальны, поэтому мы считаем их иллюзией. Однако Подружка Пэт…
– Хотела бы я знать, что обо всем этом думают люди, которые производят наборы Подружки Пэт, – задумчиво сказала Энн.
– Я могу вам сказать. Для них это только бизнес. Вероятно, точно такой же, как производство вина и облаток для…
– Если вы собираетесь попробовать кэн-ди, – перебила его Энн, – и видите в этом надежду на новую жизнь, то, может быть, мне удастся уговорить вас принять крещение и причастие в Новоамериканской церкви? Чтобы вы смогли увидеть, заслуживает ли ваша вера таких испытаний? А может быть, вы выберете Первую реформаторскую христианскую церковь Европы, которая, конечно, тоже признает два великих таинства. Если вы один раз примете Святое причастие…
– Не могу, – сказал он.
«Я верю в кэн-ди, – подумал он, – и – если потребуется – в чуинг-зет. Ты можешь верить в нечто, насчитывающее двадцать один век. Я же предпочитаю что-нибудь новенькое. Вот так».
– Откровенно говоря, – сказала Энн, – я намерена попытаться склонить как можно больше колонистов, употребляющих кэн-ди, к нашим традиционным христианским обрядам. Вот главная причина, почему я не представила комиссии бумаги, которые освободили бы меня от службы.
Она слегка улыбнулась ему, и он невольно ощутил приятное тепло.
– Это нехорошо? Скажу честно: я думаю, что употребление кэн-ди для этих людей – стремление вернуться к тому, что мы, Новоамериканская церковь…
– Думаю, – мягко сказал Барни, – что вам следует оставить их в покое.
«И меня тоже, – подумал он. – У меня и без того проблем хватает. Только религиозного фанатизма еще и недоставало».
Однако девушка не выглядела так, как он представлял себе религиозную фанатичку, и говорила иначе. Барни был удивлен. Где она набралась столь твердых убеждений? Он мог представить себе, что они распространены в колониях, но она приобрела их на Земле.
Таким образом, существование кэн-ди, опыт групповых перемещений не могли объяснить этого в полной мере.
«Может быть, – подумал он, – может быть, это постепенное превращение Земли в адскую сожженную пустыню, превращение, которое каждый из них мог предвидеть, – черт побери, даже пережить! – было тому причиной. Оно пробудило надежду на новую жизнь в других условиях.
Я, – думал он, – личность, которой я был, Барни Майерсон с Земли, который работал в «Наборах П. П.» и жил в приличном доме с невероятно низким номером тридцать три… Эта личность мертва, для нее все кончено, как будто ее стерли губкой с доски.
Нравится мне это или нет, но я снова родился».
– Жизнь колониста на Марсе, – сказал он, – не будет такой, как жизнь на Земле. Может быть, когда я уже буду там…
Барни замолчал. Он хотел сказать: «Может быть, тогда меня больше заинтересуют догматы твоей церкви». Однако пока он не мог этого высказать, даже в качестве предположения. Он внутренне сопротивлялся тому, что было чуждо его нынешним убеждениям. И все-таки…
– Продолжайте, – сказала Энн Хоуторн. – Закончите свою мысль.
– Мы поговорим об этом, – сказал Барни, – когда я уже немного поживу в бараке на чужой планете. Когда я начну новую жизнь – если это можно назвать жизнью – в качестве колониста.
В голосе его звучала горечь.
– Хорошо, – спокойно сказала Энн. – Я буду рада.
Потом они молча сидели рядом. Барни читал газету, а Энн Хоуторн, фанатичка и будущий миссионер на Марсе, читала книгу. Барни бросил взгляд на обложку и обнаружил, что это работа Эрика Ледерманна о жизни в колониях, «Странник без дороги». Одному богу было известно, где ей удалось ее достать. Книга была запрещена ООН, и раздобыть ее было невероятно трудно. И читать ее здесь, на борту корабля ООН, было проявлением необычайной смелости. Барни начал испытывать к девушке определенное уважение.
Поглядывая на нее, он обнаружил, что она весьма привлекательна, хотя и несколько худа, без косметики, а ее густые темные волосы почти полностью скрывались под круглой белой шапочкой. Он пришел к выводу, что она выглядит так, как будто собралась в долгое путешествие, которое должно закончиться в церкви. Во всяком случае, ему понравилась ее манера речи, ее сочувственный, приятный голос. Может быть, они еще встретятся на Марсе?
Он почувствовал, что хочет этого. Честно говоря – было ли в этом что-то нехорошее? – он даже надеялся, что когда-нибудь они вместе будут участвовать в церемонии приема кэн-ди.
«Да, – подумал он, – это нехорошо, поскольку я знаю, чего хочу, знаю, что означало бы для меня – переместиться вместе с ней».
Тем не менее он надеялся, что так оно и будет.
