В этом городе собрались самые безбашенные, отвязные люди. Для любителей жесткого экстрима, для тех, кто не боится остаться без руки, ноги, здорового сердца и рассудка, здесь, в сердцевине Южного острова, созданы все условия. Хочешь потомиться в беспечных водах озера Отаго? Добро пожаловать на прекрасный, ухоженный пляж, где можно встретить потрясающие рассветы и увидеть необыкновенные закаты. Надоело сидеть без дела? Тут тебе предложат самые разные экскурсии, которые могут длиться несколько дней, и эти дни ты запомнишь на всю жизнь, они вытрясут из тебя всю энергию с мрачными мыслями и подарят то самое благостное удовольствие, которое ты нигде больше не сможешь испытать.

Тут тысячи людей разных возрастов: молодые парочки с детишками, шумные компании студентов, а есть и зрелые пары, некоторые из которых передвигаются лишь при помощи трости.

Это настоящий туристический уголок, лакомый кусочек Новой Зеландии для тех, кто хочет по-настоящему развлечься. Именно поэтому Джон нас и направил сюда. Чтобы мы почувствовали эту великолепную, расслабленную атмосферу города. Когда посещаешь такие города, вливаешься в этот ритм, где все настроено на то, чтобы подарить тебе наслаждение, кажется, что и весь мир в этот момент такой. Расслабленный, безмятежный, прекрасный. В нем нет войн, катастроф, смертей. В нем всем хорошо, и каждый хочет поделиться своим счастьем с другим, бескорыстно, искренне.

В Квинстауне мы остаемся на целые сутки. Останавливаемся в отеле, расположенном в нескольких метрах от озера Уакатипу, и затем отправляемся на прогулку.

Квинстаун – это маленький, сверкающий город. Днем он сверкает прозрачной гладью масштабного озера, а вечером – сотнями огней, что так привычны для мегаполиса. Здесь шумно, но этот шум не такой раздражающий, как в любом другом многонаселенном городе. Он медленно течет по улицам, сливается с теплым летним воздухом и уносится вдаль, за острые хребты гор, что могучей стеной окружают город, оберегая его всем своим величием и отстраненностью.

Вдоволь налюбовавшись местными красотами, мы решаем вернуться в свои номера, чтобы поспать перед очередной дорогой. Но вдруг я останавливаюсь, увидев в нескольких метрах от себя небольшую группу туристов, что садятся в автобус, а во главе этого скопления – парня с мегафоном в руках, который надрывая все свои голосовые связки, созывает туристов на банджи-джампинг.

Я наблюдаю за тем, как группы молодых парней и девушек радостно запрыгивают в автобус, в предвкушении чего-то совершенно невероятного и веселого. В этот момент я спотыкаюсь о давным-давно забытое чувство – подобное ощущение я испытывала, когда была совсем ребенком и мне доводилось видеть, как кто-то из старшеклассников созывал всех к себе домой на вечеринку и все вскрикивали от радости, а мне лишь оставалось смотреть на этих счастливых людей и ловить себя на мысли: «Я тоже хочу!»

– Я тоже хочу, – вырывается из моих уст.

– Что именно? – спрашивает Эдриан.

– Поехать на банджи-джампинг.

Эдриан вначале смеется, а затем смотрит на меня таким же взглядом, каким глядела на меня мама, когда я говорила, что тоже хочу на вечеринку к старшеклассникам. Взгляд, в котором смешались жалость и умиление.

– Ты знаешь, что это такое?

Кстати, да. Я же понятия не имею, что это такое.

– Какие-то прыжки? – говорю я жалким писклявым тоном.

– Да, это прыжки с высоты стоэтажного здания, с многометровой скалы. В общем, это экстрим для самых чокнутых, иначе и не скажешь, – разъясняет Том.

– Я хочу!

– Ты спятила, дорогая! Это же опасно! Если что-то пойдет не так, то может произойти страшное, – вопит Фелис.

– И что же произойдет? Я стану инвалидом? – смеюсь я.

– Джина, Фелис права, это дурная затея, – все с тем же взглядом говорит Эдриан.

– Да, затея дурная, – заявляет Карли, – но я скажу твоими словами – когда уже нечего терять, нужно попробовать все, на что не решался ранее.

Мой взгляд становится еще азартнее, а шкала уверенности резко взлетает вверх. Я обнимаю Карли.

– Кто еще со мной?

– Умереть, разбившись лепешкой о новозеландские скалы, конечно, не входило в мои планы, но я согласен, – говорит Том.

– Ну, если сходить с ума, так всем вместе. Я тоже за, – присоединяется Брис.

– И уа! – восклицает Фил.

– Филипп! – буркнула Фелис.

– Уа смогу, – полный решимости, говорит он.

Все уставились на Андреа, у которой глаза стали шире Миссисипи из-за нашего решения.

– Да не смотрите на меня так. Я знаю, что у меня нет выбора.

И вот мы присоединяемся к группе смельчаков (или глупых самоубийц) и спустя некоторое время оказываемся на раскаленном асфальте огромного моста, который тянется через глубокое ущелье, на дне которого журчит горная темно-зеленая река. Стоит взглянуть вниз, как ощущаешь громкое падение испуганного сердца в пятки.

Вся суть в банджи-джампинге состоит в том, что тебя несколько минут натаскивают инструкторы, что-то быстро говорят, например, про то, как правильно лететь головой вниз, чтобы та не оторвалась по пути, и как вести себя внизу, чтобы случайно не выплюнуть свою печень от страха. Потом задают несколько вопросов про то, не страдаете ли вы какими-то соматическими заболеваниями, хотя, кажется, их это интересует в последнюю очередь. А потом к тебе цепляют множество всяких поясков, зафиксированных на тарзанке, и толкают вниз.

Я тринадцатая на очереди. Тринадцатая!

Увидев, как передо мной прыгает один экстремал, затем другой, с такой непринужденностью и легкостью, будто летят не в бездну, а в джакузи с белоснежной мягкой пеной, мне становится так же легко и беззаботно, я совсем не переживаю. Я до сих пор парю на крыльях бешеного азарта и адреналинового экстаза.

Но стоило мне увидеть, как с виду уверенная в себе, бойкая, жилистая девушка, достигнув края пропасти, начала кричать и слезно молить, чтобы ее освободили от поясов, мне стало жутко.

Очередь стремительно уменьшается. Десятый, одиннадцатый, двенадцатый… тринадцатый.

У меня пересыхает во рту, а на лбу появляются капельки ледяного пота. Эдриан несет меня на руках к инструкторам. Стоило мне моргнуть, как мое тело уже оказалось в оковах защитных поясов. На голову надевают шлем, что-то вновь говорят, а я уже ничего не слышу. Взглянув вниз, я почувствовала все то, что испытала та девушка, что в истерике отказалась от прыжка. Во мне вспыхивает дикий страх. Голова существует словно отдельно от всего тела. Все кружится перед глазами, все звуки, голоса минуют меня, я нахожусь в кошмарной прострации.

Какого черта я согласилась на это?!

– Я люблю тебя, – мямлю я, крепко сжав руку Эдриана.

– Ты же не прощаешься со мной?

– Не знаю. Просто запомни, что я люблю тебя.

Меня сажают на самый край, дают немного времени, чтобы передумать или окончательно решиться.

И… толкают.

Мой полет длился всего несколько секунд, но для меня эти секунды стали вечностью. Время застыло. Я не заметила, как из моего рта вырвался оглушающий крик, эхом стукнувшийся о каменные скалы. Вначале я даже не осознала, что лечу. Я не видела ничего, кроме белого, ослепительного пространства. Кажется, душа опередила тело и несколько мгновений пролетела вне его заточения. Затем я почувствовала, как потоки воздуха бьют мне в лицо, они меня и пробудили, я пришла в себя и увидела реку. Увидела громадные серые глыбы, что препятствуют ее течению, скалы, от высоты и близости которых перехватывает дыхание. В какой-то момент я почувствовала, как гигантский шар страха, что заполнил все мое тело, разрывается и волны блаженной легкости разносятся с током крови. Я закрываю глаза и вижу себя до аварии, живую, воодушевленную, с радужными, девчоночьими мечтами и грезами, затем я вижу себя на больничной койке, истощенную, с опухшими веками и искусанными губами. А потом я вижу себя такой, как сейчас. Летящую вниз, довольную, искрящуюся счастьем, с горящим ярким пламенем любви, надежды и жизнерадостности внутри. Вместе с моим телом вниз летят все мои страхи, сомнения, страдания. Весь груз, что сопровождал меня все это время, мешая мне сосредоточиться на главном, на жизни. Этот прыжок вниз стал очередным доказательством моей свободы, моих сил, моей храбрости. Как я могу называть себя человеком с ограниченными возможностями, если возможности мои ничуть не ограничены! Я считала себя ограниченной из-за того, что не могу дотянуться до раковины, преодолеть лестницу… Да какая к черту лестница и раковина, если мне под силу броситься вниз с многометрового моста! Как я могу называть себя инвалидом, если сил и упорства во мне больше, чем в любом здоровом человеке!

Когда запас длины тарзанки иссякает, я останавливаюсь. Подо мной шумящая река, надо мной бирюзовые небеса. Я парю, словно птица, громко смеюсь, а затем кричу и слышу, как мои ребята, что на мосту, кричат мне в ответ. Кровь барабанит по вискам, сердце бьется в эйфории, я вытягиваю руки в стороны и наслаждаюсь этой невесомостью.

Меня возвращают на мост. Улыбка застыла на моем лице, и пару минут я ни слова сказать не могла.

– Ну, как ощущение? – спрашивает Карли.

– Кажется, я тысячу раз умерла и столько же воскресла.

Далее наступает очередь Тома, затем Андреа, Бриса, Фила. Им было не так страшно, как мне, во всяком случае, мне так показалось. С той же легкостью и жаждой новых ощущений, как у наших «ходячих» собратьев, они прыгали вниз, а возвращались с такой же широкой, не сходящей с лица, улыбкой.

Мы окутаны неимоверным счастьем. Счастьем от того, что ты постепенно преодолеваешь свои страхи, свои границы, что ты собственноручно выстроил перед собой. Такое же счастье я испытывала, когда первый раз мне удалось без посторонней помощи пересесть из кресла на кровать или на унитаз, самостоятельно принять душ. Я вспоминаю слова доктора Халлигана, к истинности которых я раньше относилась скептически: «У тебя начинается новая жизнь, Вирджиния. Ты справишься со всеми трудностями». А самая главная трудность, как выяснилось, – это принять себя, свое тело, свой диагноз. Принять и жить. Не существовать, как я думала раньше, а именно жить. Жить и радоваться, жить и любить, жить и участвовать в жизни других людей. Стоит принять себя, как многотонная, многокилометровая стена, которая отграничивает тебя от остального мира, раскалывается, словно хрупкий осенний лед, и вот ты, наконец, начинаешь жить по-новому. Жить и любить эту жизнь.

Новая Зеландия славится своими живописными фьордами – заливами, берега которых образованы гигантскими скалами. Милфорд Саунд знаменит на весь мир своими красотами, и побывать в Новой Зеландии, но не полюбоваться этим чудесным сотворением природы – просто непростительная оплошность. Мы выезжаем на рассвете, когда еще ленивое, сонное солнце неохотно поблескивает из-за горных хребтов. Вначале едем вдоль небольшого озера со светло-голубой водой – словно частичка ясного неба среди влажной земли. Дорога узкая, холмистая, мы попеременно поднимаемся вверх и опускаемся вниз. Пейзажи меняются неуловимо, то мы лицезреем горы, на которых произрастают статные высокие ели, то в нескольких километрах от нас показываются угрюмые серые хребты, вершины которых скрыты под низким слоем облаков, а потом и вовсе путь пролегает через мощные гектары полей, а вдали за таинственной дымкой виднеются очередные безымянные горы.

Милфорд Саунд далеко не затерянная природная драгоценность. Разумеется, стоило раньше догадаться, что из этой уникальной новозеландской достопримечательности сделают туристическое развлечение. Здесь есть кафе и мотельчики, что кишат путешественниками со всей планеты, а в сердце всего этого находится терминал – место, где скапливаются огромные толпы туристов, чтобы купить билет на корабль или вертолет.

В очереди перед нами стоит семья из Италии: женщина лет пятидесяти, муж примерно такой же возрастной категории и сын-подросток. Его родители ни на минуту не перестают ссориться, причем с такой интересной интонацией, театральными восклицаниями и странными жестами (кажется, они их используют, чтобы не произносить совсем грубые слова). Внезапно женщина замолкает и поворачивается к нам.

– Простите, у вас нет с собой репеллентов? – вежливо спрашивает она с мелодичным акцентом.

– Нет, а что здесь много насекомых? – отвечает Фелис.

– Я прочла в одном из путеводителей, что здесь встречается муха Те Наму. Она выгрызает кусочек кожи и впрыскивает туда свой яд. Мой непутевый муж забыл репелленты в отеле. Представляете?!

Ее непутевый муж снова начинает огрызаться на итальянском, та отвечает ему, и вот мы вновь можем наблюдать громкую ссору итальянской парочки, словно на несколько минут нам представилось побывать в одном из эпизодов какой-то «мыльной оперы».

После утомительных минут ожидания мы приобретаем билеты на корабль и вместе с тридцатью с лишним туристами забираемся на просторную палубу и отплываем от причала.

Этот фьорд словно маленькое отдельное государство, где царит своя бестревожная тишина, мир и покой здесь охраняют величавые вершины, подножия которых покрыты кустарниками с плюшевыми кронами. Глядишь на этих горделивых великанов, любующихся своей красотой в зеркальных водах залива, и чувствуешь себя крохотной песчинкой. Стайки бесстрашных дельфинов мелькают вблизи корабля, играючи приветствуя нас. Корабль подплывает совсем близко к грубым, скалистым берегам, чтобы дать нам возможность утонуть в океане умиления, ведь на одном из этих берегов мы замечаем целое семейство морских котиков, греющих на солнышке свои мохнатые спины и круглые животы. Они встречают нас ленивыми, блаженными взглядами. Мы плывем по узкому, извилистому заливу и видим еще одно первозданное зрелище. Грандиозных размеров горная цепь. По серым, холодным скалам спускаются белые струи водопадов. Они не такие мощные, как Игуасу, но не менее впечатляющие. Красота бьет через край! Десятки водных потоков разбиваются кристальными брызгами о темно-синие воды фьорда, создавая бесподобную водную симфонию.

Два часа путешествия по Милфорд Саунду проносятся мимолетным мгновением. Мы возвращаемся к причалу с теплым, приятным ощущением счастья и божественной легкости, будто только что побывали в сказке. Хотя почему будто? Это действительно сказка. Необыкновенная, впечатляющая, незабываемая сказка.

По пути к Данидину мы останавливаемся в тихой, далекой долине, чтобы переночевать. Ужинаем под вечерний оркестр сверчков и прочей ночной живности и отправляемся спать.

Места в фургоне катастрофически мало, но нам уже не привыкать делить мизерное пространство. Кое-как утрамбовываем свои скрюченные тела – кто на сиденья, кто в проход между сиденьями. Дорога вознаградила приятной усталостью, поэтому мы все мгновенно улетели в сон.

Но вдруг я чувствую, как кто-то теребит меня за плечо. Я вяло поднимаю тяжелые веки и вижу около себя Тома.

– Джина… – взволнованно шепчет он.

– Что такое?

– Я слышу какие-то странные звуки…

– Том, эти странные звуки называются храпением Фелис.

– Да нет же, эти звуки с улицы. Кажется, там кто-то есть.

Я неохотно начинаю прислушиваться и уже готовлюсь высказать свое недовольство Тому из-за того, что он меня потревожил, но вдруг… Я слышу скрежет. Такой противный звук, словно кто-то нарочно снаружи царапает фургон. Я спала у окна. Одергиваю занавеску и сквозь лунный свет пытаюсь вглядеться в темноту.

– Я ничего не вижу.

Наступает минута тишины, а вслед за ней снова звучит пробирающий до костей скрежет.

– А вдруг тот парень был прав и Вирему впрямь существует… – говорит Том, испуганно глядя на меня.

Его страх понемногу начал передаваться мне, но я не подаю виду.

– Что за глупости, Том. Нет никакого Вирему, это выдумки.

После моих слов раздался сильный удар о капот. Я уже готова взять свои слова обратно.

Все резко просыпаются в недоумении.

– Что за черт?! – спрашивает Фелис.

– Кто-то или что-то дежурит у нашего фургона… – дрожащим голосом говорит Том.

– Я выйду на улицу и посмотрю, что там, – отважно заявляет Эдриан.

– Нет, Эдриан, это опасно, – цепляюсь за его руку я.

– А прыгать вниз головой с моста не опасно?

Я отвечаю недовольным фырканьем.

– Не опаснее, чем встреча с Вирему, – тихо говорит Том.

– Вирему? – подняв брови, спрашивает Карли. – Вы серьезно? Нужно обладать интеллектом мокрицы, чтобы поверить в эту бредятину.

– Знаете, я дико хочу спать, поэтому была бы моя воля, я бы сам вышел и надрал задницу тому, кто бы там ни был – Вирему или человек-паук, – говорит Брис.

Эдриан открывает дверь. Холодный воздух с запахом травы и влаги просачивается внутрь салона. Меня начинает трясти то ли от холода, то ли от бушующего страха. Темнота, зловещая тишина, далекий свет луны и клубы тумана, что извиваются над черной землей, – настоящий арсенал к фильму ужасов. Но вдобавок к этому мы слышим чье-то дыхание. Такое громкое, нечеловеческое дыхание. Кожа покрывается гусиной коркой. Казалось, меня уже ничем не напугать, но эта ночь становится кошмарным исключением.

Я едва не теряю сознание, когда в глубокой темноте, слегка разбавленной лунным сиянием, начинают проявляться очертания бычьей головы. «И старик создал этого защитника – с головой буйвола, гигантским человеческим телом, сплошь покрытым волосами и мощными лапами с острыми когтями».

– Мать моя женщина! Вирему!!! – кричит Андреа.

А затем кричим все мы, да так громко, что то существо, которое на нас смотрело, испуганно приблизилось к нам и мы наконец-то смогли его разглядеть. Правда, до сих пор не переставая кричать.

Этим зловещим ночным чудищем оказался заблудший бычок. Он сам еще хлеще нас испугался и побежал прочь.

И тут за диким ужасом последовал дикий приступ смеха. Мы смеемся еще громче, чем кричали несколько мгновений назад.

– Теперь я начинаю верить в теорию Тома, – немного успокоившись говорит Фелис. – Животные нас действительно недолюбливают.

Мы вновь смеемся и еще полночи не смыкаем глаз, коротая время за разговорами.

Данидин становится последним городом, в котором нам посчастливилось побывать. Он и его окрестности прекрасны. Город разросся на холмистой земле, дороги здесь узкие, гористые, а за границей сверкающего асфальта показываются то неприступная гора, то пропасть, то оккупированный стадом овец зеленеющий холм, то серое, беспокойное море.