Глава 24
Я не спала всю ночь, потому что никак не могла перестать думать о нашей непреднамеренной поездке. За последние дни, я их называю «дни покоя», я немного отвыкла от статуса путешественника. Я впитала в себя уют и теплое гостеприимство Мардж и Дэлмара, и ненадолго мне показалось, будто я нахожусь у себя дома, где так же уютно, легко и спокойно.
Утро началось со звонка Элис, которая сообщила нам о том, что через двадцать минут они будут у дома Дэлмара.
За нашими спинами вновь висят тяжелые рюкзаки, набитые доверху боксами с едой, спальниками и палатками.
– Карли? – тихо спрашиваю я, открыв дверь ее комнаты. – Мы скоро уже выезжаем.
Войдя в комнату, я застаю ее лежащей на кровати. Меня сразу посещает тревожное чувство.
– Я не поеду.
Я подъезжаю к ней. Сегодня она выглядит совершенно уставшей, под глазами свисают тяжелые, темные мешки, кожа пугающе холодного мраморного цвета. Никогда прежде я не видела Карли такой… Настолько обессиленной, что ей с трудом удается поднять веки.
– Я тоже тогда не поеду.
Карли старается улыбнуться ниточкой сухих, потрескавшихся губ.
– Это почему?
– Я не могу оставить тебя здесь одну.
– Я буду не одна, со мной Дэлмар и Мардж. Я немного отдохну, а потом помогу Мардж на кухне. Пойми, я могу долго играть в активную, жизнерадостную старушонку, но возраст все-таки берет свое. Провести всю ночь в палатках – это мне уже не по силам.
– Карли, мне неспокойно.
Она тянется ко мне своей тощей, бледной рукой. Я сжимаю ее ледяную кисть.
– Если ты останешься здесь из-за меня, я тебе этого никогда не прощу. Ты обязана поехать и провести этот день на полную катушку, поняла? Со мной все будет хорошо.
Перед тем, как отправиться на баржу, мы арендуем два внедорожника, потому что, как уверил Патрик, обычные, неподготовленные машины просто не смогут нормально, без последствий ездить по острову.
Итак, остров Фрейзер.
Раньше я в силу своих нулевых знаний географии наивно полагала, что все тропические острова похожи друг на друга. Ну что там еще можно увидеть, кроме впечатляющих флоры и фауны, пляжа, океана и ползущих по желтому песку крабов.
Но остров Фрейзер – это что-то невероятное. Это ансамбль бесплодной белоснежной пустыни и зеленых лесных массивов.
Патрик рассказал нам небольшую историю про этот остров. В тысяча восемьсот тридцатом году здесь потерпели кораблекрушение австралийские матросы, они спаслись, но их счастье оказалось недолгим. Остров был населен множеством аборигенов, которые не очень-то симпатизировали белым австралийцам. «Хозяева» острова напали и жестоко расправились с матросами. Единственным уцелевшим человеком оказалась Элиза Фрейзер, жена капитана корабля, которая несколько месяцев находилась в плену у аборигенов. Женщине удалось спастись. Одни источники утверждают, что за ней прибыла целая спасательная команда и что кроме нее в плену находились еще несколько членов экипажа, а есть более романтичная версия – Элизу спас беглый каторжник.
В честь четы Фрейзер и был назван этот остров. Сейчас это место можно считать «туристической развлекаловкой», потому что здесь можно и разместиться в шикарных отелях, и полетать на мини-самолете, чтобы с высоты восхититься великолепнейшим пейзажем острова. Но многие туристы приезжают сюда дикарями, как мы, чтобы провести ночь в хилой палатке и вдоволь насладиться удивительной природой этого места.
Мы весь день разъезжаем по острову, оставляя следы шин на рыхлом песке и облако взвихренных песчинок. Вначале мы просто мчимся вдоль берега и на несколько минут останавливаемся у одной из достопримечательностей острова. Перед нами у самого края воды раскинулся огромный ржавый скелет корабля. Патрик вновь принимается рассказывать историю, которую хранит остров. Оказывается, это остатки «Махено», который сначала был гордым трансатлантическим лайнером, а во время Первой мировой войны стал плавучим госпиталем. Он потерпел крушение в коварных водах моря, окружающего остров, и теперь обрел здесь свою вечную стоянку.
Потом заворачиваем в лес, где нас встречают гигантские эвкалипты, бамбуки, мангровые заросли, а дальше наш путь лежит через многочисленные песчаные дюны. Мягкие кофейные холмы, могуче возвышаясь над ровным покровом песка, с каждой секундой перемещаются ветром, который ласково сдувает сотни песчинок с их поразительного выпуклого рельефа. Кое-где встречаются впечатляющих размеров крепости из песка, созданные силами природы, истинными творцами острова.
Остаток дня мы проводим на берегу самого крупного пресного озера с изумительной кристальной, бирюзовой водой. Элис, Патрик и наши друзья из Франции плещутся в озере, а все остальные, включая меня, просто греются на солнышке, лежа на горячем белом песке.
Стемнело. Мы решаем, что местом нашего ночлега должен стать живописный склон, который легко умещает наши палатки и несколько длинных деревьев с пушистой шевелюрой из зеленых листьев.
Полночи мы проводим сидя у костра. Хворост тихо потрескивает, едва нарушая завораживающую тишину, а искры костра взлетают к ночному небу, украшенному россыпью звезд, которые гипнотизируют своим далеким блеском, и если бы не ноющие шейные позвонки, я бы могла всю ночь наслаждаться ими.
– Вы когда-нибудь бывали во Франции? – спрашивает Ксавье.
– Я родом из Франции, но кроме грязных улиц Парижа мне ничего больше не довелось увидеть, – говорит Брис.
– Тогда вы просто обязаны приехать к нам! Мы с Марин откроем вам истинную красоту Франции. Прогуляемся по уютным улочкам Страсбурга…
– О, да! – перебивает Марин. – Вы не сможете не влюбиться в отражение фахверковых домиков в тихой глади каналов.
– А Лилль? Туда стоит поехать хотя бы ради того, чтобы отведать нежнейших мидий в кафе на одной из старинных улиц.
– А закончить уик-энд можно в каком-нибудь из городков Шампань-Арденны и убедиться, что французское вино – самое вкусное в мире, – заключает Марин.
Только французы могут столь картинно говорить о своей родине. Благодаря их поэтичным фразам я уже начинаю потихоньку влюбляться во Францию.
– Вы что, исколесили всю Францию? – спрашивает Андреа.
– Практически. Когда я был в таком же возрасте, как и вы, я блуждал по многим городам, искал вдохновение, пил, влезал в драки с уличной шпаной. Я терял себя в одном городе и находил в другом.
– Да уж, молодость – это отравленные легкие и вечно пьяная печень, – смеется Патрик.
– И как же вы остановились? – спрашиваю я.
– В одной из деревень Прованса я нашел свою спутницу, мою великолепную Марин.
– Вернее, я его нашла, когда он лежал у моста и в пьяном бреду умолял прохожих дать ему воды или глоток вина, – робко смеется Марин.
Ксавье подхватывает ее смех.
– Так и есть. С того момента, когда она подбежала ко мне, дотронулась своей теплой ладонью до моего вспотевшего лба и когда я посмотрел в ее испуганные глаза, я поверил в любовь с первого взгляда, которая раньше мне казалась лишь красивым мифом. Вот вы верите в любовь с первого взгляда?
– О, да, – говорит Том, – но я влюбляюсь с первого взгляда только в еду.
В этот вечер я ловлю себя на такой мысли: как же это удивительно, когда прежде незнакомые люди благодаря случайной встрече становятся самыми близкими. Порой простой прохожий может стать ближе друга детства. Так интересно наблюдать, как постепенно зарождается связь между разными людьми, как медленно они раскрываются, делятся сокровенным, а затем доверчиво впускают тебя в свое сердце. Это дает понять одну вещь: наш мир – многогранен, не стоит разочаровываться в нем, столкнувшись с какой-либо неприятностью. И также не стоит терять веру в людей. Сегодня ты повстречаешь плохого человека, а завтра тебе выпадет шанс познакомиться с человеком с прекраснейшей душой, которого ты непременно очаруешь.
Мы возвращаемся утром в Харви-Бей и не застаем никого дома.
– Куда они могли подеваться? – спрашивает Эдриан, тревожно обыскав каждую комнату.
Вскоре на пороге появляется Мардж. Я встречаюсь с ней глазами, и она смотрит на меня, долго не решаясь ничего сказать.
Я чувствую, как беспокойство нарастает во мне и отражается во всех клетках моего тела.
– Где Карли? – спрашиваю я, заранее зная, что ответ расстроит меня еще больше, чем молчание.
– Папа отвез ее больницу. Вчера вечером ей резко стало плохо, она потеряла сознание. Мы с отцом были в ужасе.
Не теряя время на лишние разговоры, мы кидаемся к фургону и мчимся к больнице, выбросив из головы все дорожные правила.
В больнице мы застаем Дэлмара, который провел здесь всю ночь.
– Вам придется взять себя в руки, – говорит он. – Врачи к ней не пускают, но в один голос твердят, что сейчас ее жизни ничего не угрожает.
Весь вечер я провожу у ее пустой кровати, которая до сих пор хранит аромат ее духов. Я смотрю на множественные складки простыни, что остались, по всей видимости, с этой ночи, когда Дэлмар в панике поднял ее обессиленное тело с кровати и увез в больницу. Слезы ручьем стекают по щекам, с каждой минутой я ощущаю, как рвется на куски то хрупкое душевное спокойствие, которое мне удалось обрести за эти дни.
В комнату поочередно заходят Дэлмар, за ним Мардж, потом Андреа и Том с поникшими лицами, Фелис с кружкой чая в руках, Брис, Фил и Эдриан.
– С ней все будет в порядке, – говорит Эдриан. – Конечно, с этой поездкой она окончательно запустила свою болезнь, но Карли сама пошла на это. Ты же знаешь.
Я пытаюсь подавить жалкие всхлипывания и затолкнуть слезы обратно.
– Я оставила ее здесь и поехала развлекаться. Я не должна была этого делать.
– Если бы ты добровольно не поехала, Карли сама бы затолкнула тебя в машину. Джина, она справится.
Эдриан обнимает меня.
– Мне нужно побыть одной.
Море в этот день разбушевалось не на шутку. Громадные, страшные волны надвигаются на меня с ужасающей быстротой и силой, будто завлекая меня в свои дьявольские объятия. Я сижу на берегу, слушая дикий рев моря, завывания ветра и беспокойные крики чаек.
Меня переполняют чувства беспомощности и тревоги. Я закрываю глаза и представляю, как Карли лежит одна в серой больнице на белой простыне, впитавшей страх, боль и слезы тысячи таких же, как она, пациентов, как устало сокращается ее сердце и как неохотно легкие впитывают кислород. Я так боюсь за нее. Она подобна обездоленному канатоходцу, что так и грезит удивить своих зрителей сверхопасным шоу, идет по тонкой, трясущейся ниточке, а под ней бездонная, зловещая бездна, которую все люди называют одним, но таким едким словом, при упоминании которого, мы все чувствуем, как что-то сжимает наше нутро. И это слово – смерть.
Карли стала мне по-настоящему родным человеком. Вспоминаю те дни, когда я только поступила в центр. В моей душе было столько дыр. Они кровоточили, мучили меня острой, пронзительной, неослабевающей болью. И вот Роуз направила меня к ней, к человеку, которого я возненавидела так сильно, что даже вспоминать жутко. Но с каждым днем, с каждой минутой, проведенной рядом с Карли, преодолевая ее яркие вспышки гнева и подчиняясь своему хилому терпению, я начала осознавать, что постепенно дыры в моей душе начинают затягиваться и я уже не чувствую их.
Карли сначала ворвалась в мою жизнь сильнейшим, беспощадным ураганом, разрушила все вокруг, оставив руины и без того уже раздавленной, расшатанной души, а после наступило долгожданное затишье. В холодные, глубокие трещины моей души начал проникать теплый, нежный свет. Этим светом стала для меня Карли. Я начала строить себя заново, а Карли мне в этом участливо помогала. Она стала для меня спасительным разрядом тока, живительным глотком воздуха. Она заставила меня забыть обо всем, что произошло со мной ранее, и начать жизнь заново в новой, сияющей крепости, что воцарила на месте пыльных развалин моей души.
Море ледяными брызгами дотягивается до моего лица, запах водорослей, соли и дождя смешались в единый ансамбль, небо ворчит раскатами грома. Природа словно пытается насильно вытянуть меня из вязких мыслей, что вводят меня в забытье.
Внезапно я чувствую, как мой позвоночник выпрямляется, голова отклоняется назад, и глаза устремляются в строгое, темное небо.
– Слушай, – говорю я, – извини, я не знаю, как правильно к Тебе обращаться. – Что я творю?! Неужели я окончательно сошла с ума? Но упрямый рот продолжает говорить. – Помоги ей. Пожалуйста, помоги ей. Я никогда раньше к Тебе не обращалась, да что там говорить, моя вера в тебя слаба, как сердце недоношенного ребенка. Но если ты действительно существуешь – помоги ей. Это все, о чем я прошу.
В этот момент вновь прогремел гром, сотрясая все вокруг.
Карли выписали на третьи сутки. Она вернулась еще более бледной и истощенной, что являлось результатом выматывающих больничных процедур.
– Ну и как вам остров? – спрашивает она.
– Там чудесно, – отвечает Брис.
– Ты нас сильно напугала, Карли, – говорит Андреа.
– Я знаю. Мне жутко неудобно.
– Завтра я отправлюсь в аэропорт, чтобы поменять билеты, – говорит Эдриан.
– Зачем? Наш вылет в Новую Зеландию будет только через четыре дня.
– Мы не летим в Новую Зеландию. Мы не можем больше рисковать твоим здоровьем.
– Вот как? И кто это решил?
– Мы все, – говорю я. – Так будет лучше.
– Значит, вы решили все за меня… Прекрасно.
– Карли, мы проведем здесь еще две недели, ты походишь на процедуры, придешь в форму, а затем мы отправимся обратно в центр, – спокойным тоном поясняет Эдриан.
– Я никуда не поеду до тех пор, пока не доберусь до Новой Зеландии! Неужели мы проделали такой путь, чтобы, едва дойдя до конца, вернуться обратно? Вы думаете, что я слаба и с каждым днем разваливаюсь по частям? Вы правы, но вы не вправе принимать за меня решения! Я… люблю вас. Это чистая правда. Я умоляю, я заклинаю вас, помогите мне закончить начатое. Пожалуйста.
В комнате воцарилось молчание. Мы переговариваемся без слов, обмениваясь лишь взглядами.
Я не могу ничего сказать. Я разделилась на две половины, одна из которых требует, чтобы Карли вернулась в центр, потому что чем больше времени мы проводим вдали от него, тем хуже ей становится. Другая половина, более упрямая и позитивно мыслящая, отстраняя мысль, что Карли нуждается в постоянном присмотре врачей, тешит себя надеждой, что она гораздо сильнее, чем кажется, и мы пройдем этот путь до конца.
– Если бы я был на твоем месте, – внезапно говорит Том, – я бы просил то же самое. Мы должны поехать в Новую Зеландию.
– Это, конечно, не самый правильный выход, но иначе я поступить не могу. Я согласна с Карли, – говорит Фелис.
– Хорошо, – подытоживает Эдриан. – Только пообещай нам, что за эти оставшиеся четыре дня ты постараешься набраться сил и вновь станешь той Карли, которая готова была спать даже на циновках в дряхлой хижине.
Карли улыбается с облегчением.
– Обещаю. Спасибо вам.
Впервые за все время наших странствий предстоящая долгожданная поездка в Новую Зеландию кажется мне уже не такой манящей, даже наоборот, думая о ней, я то и дело испытываю приступы паники. Как ни стараюсь, я не могу отделаться от мысли, которая засела у меня глубоко в нейронах, что все обязательно пойдет не так, как мы планируем, и это приведет к неизбежным последствиям. Я потеряю Карли. Навсегда.
Из-за этого я вновь не могла сомкнуть глаз две ночи подряд. Впрочем, как и все остальные. Мы не можем найти покоя с того самого дня, когда с Карли случилась неприятность. Я так боялась, что когда-то наступит такой момент, когда вся наша гармония рухнет со страшным грохотом, как подорванное высотное здание. И это произошло.
Единственные, кто кое-как сохраняют спокойствие, – это Дэлмар и Мардж. Они изо дня в день помогают нам справиться с удушающим отчаянием.
Сегодня последний день нашего визита. Мы с горечью в душе пакуем сумки, проверяем сохранность документов. Внезапно в комнату заходит Мардж и предлагает нам немного посидеть в их маленьком саду и выпить кофе. Эдриан, Фелис и Дэлмар в это время находятся в больнице с Карли, на диализе.
В Харви-Бей вновь вернулась спокойная, солнечная погода. Обстановка вокруг нас не может не радовать все органы чувств: сладкий аромат цветов кружится в вальсе с летним ветром, птицы без устали поют, их трели едва нарушают порхание нарядных бабочек и жужжание трудящихся шмелей.
– А как будет по-французски «замечательный день»? – спрашивает Мардж.
– Belle journee, – отвечает Брис.
Мардж пытается повторить, но у нее слабо выходит.
– Наверное, у меня самое скверное произношение, – смеясь говорит она.
– Абсолютно не согласен. У тебя хорошо получается, – подбадривает Брис.
– Меня интересует один вопрос: вы уже столько дней здесь находитесь и ни слова не сказали о своем центре, почему?
– Да что про него рассказывать? – отвечает Том. – Это всего лишь несколько корпусов, набитых инвалидами, большинству из которых за пятьдесят. Там очень тихо, словно на кладбище.
– А когда кто-то умирает, что случается нередко, становится еще тише. Это самые страшные дни, – добавляет Брис.
– А еще каждое утро вместо будильника по радио играет музыка, которая поначалу сводила меня с ума, – говорю я.
– И нельзя не упомянуть про прекраснейшую кухню, – хохочет Андреа.
– Неужели там настолько все плохо?
– Нет, – резко отвечаю я, – на самом деле это всего лишь незначительные мелочи, к ним быстро привыкаешь.
Это становится частью твоей жизни. Когда вокруг тебя множество людей, которые чувствуют твою боль, искренне поддерживают и понимают тебя, то становится гораздо легче. Ты приходишь к мысли, что если эти люди справились, смогли ужиться со своим недугом, значит, и ты сможешь. И это самая прекрасная особенность центра.
Каждый из присутствующих посмотрел на меня и молча кивнул, соглашаясь с моими словами.
– Надо как-нибудь к вам наведаться в гости. Если вы не против.
– Конечно, не против, – радостно отвечает Брис. – Правда, ребята?
– К нам редко приезжают в гости, поэтому твой визит станет настоящим праздником для всех, – говорит Андреа.
Вечером мы устраиваем небольшое прощальное торжество. К нам на ужин являются Элис и Патрик в компании Ксавье и Марин. Они приносят аппетитнейшую золотистую утку, вино и целый пакет сочных яблок с собственной яблони.
Проведя несколько часов за разговорами, изредка отвлекаясь на еду и напитки, я поняла, почему мне так сильно понравились эти люди. Они просты, но в то же время вежливы, начитанны, с прекрасным чувством юмора. Но их самой главной особенностью является то, как они относятся к нам. Они не видят в нас инвалидов. Мы для них совершенно здоровые, крепкие люди. Даже путешествуя по острову Фрейзер, они воспринимали нас на равных и не донимали постоянным, уже ставшим таким противным на слух вопросом: «С вами все хорошо?», который на самом деле должен звучать так: «Вы не устали катить свои дряхлые тельца?» С такими людьми, как они, хочется жить, самосовершенствоваться, не сдаваться. Потому что чувствуешь себя таким же, как они: сильным, уверенным, способным вынести все, что угодно.
Поэтому меня больше не пугают мысли о Новой Зеландии. Мы справимся с любыми трудностями. Мы просто обязаны справиться. Мы проделали такой путь, пересекли тысячи километров, и эта заключительная поездка как итоговый экзамен: мы должны показать то, чему научились за все это время.
Когда тарелки опустели, все перемещаются на пол и на диван. Эдриан берет в руки гитару и запевает песню Эрика Клэптона «Никто тебя не знает, когда ты без гроша», а все остальные, узнав слова этой прекрасной песни, начинают дружно подпевать.
Я решаю ненадолго откланяться, выбираюсь во двор и захожу в свое любимейшее место, в госпиталь. Я осматриваю каждую клетку. Кто-то из птиц уже спит, а кто-то только готовится ко сну. Я подъезжаю к той пострадавшей, которая поступила сюда в тот день, когда мы приехали. Она уже довольно уверенно держится на лапках, хотя ее крылья до сих пор в тугой повязке. В последнюю очередь я навещаю Сицилию.
– Ну что, это последняя наша встреча.
Сицилия, услышав мой голос, медленно перемещается в мою сторону. Я бесстрашно прикасаюсь ладонью к прутьям клетки. Птица активно поворачивает голову то одним боком, то другим, с любопытством разглядывая меня своими маленькими черными глазками, а затем происходит немыслимое. Она расправляет крылья и взлетает на жердочку! Вначале, до конца не осознав, что произошло, я испуганно отстраняюсь, а затем чувствую такую радость, что едва не подпрыгиваю. Вскоре на моих глазах появляются слезы, которые я не сразу замечаю.
– Теперь ты будешь свободна, – шепчу я.
А она довольно смотрит на меня, как бы говоря: «Если я справилась, Джина, то и ты сможешь».
Вот и закончилось наше пребывание в Австралии, в месте, о котором я теперь буду вспоминать с глубоким трепетом и пылкой любовью.
Мы скапливаемся у фургона.
– Я и Мардж очень привыкли к вам. Мы будем за вас переживать, хотя я абсолютно уверен, что у вас все будет хорошо. Я думаю, что сейчас Джон смотрит на нас с небес и улыбается. Скарлетт, ты исполнила его мечту, с которой он каждое утро просыпался. Она облегчила ему путь, его страдания, бессонные ночи. Я желаю вам хорошего пути, вы обязательно доберетесь до своей цели.
Наступили прощальные минуты. Мы обнимаемся, говорим теплые слова друг другу и улыбаемся, стараясь сдерживать слезы, что жгут глаза.
– Подождите! – внезапно говорит Мардж и ускользает во двор, а затем снова появляется с Сицилией в руках.
– Не одни вы отправляетесь в долгожданный путь.
Мардж подходит ко мне.
– Держи, – говорит она, отдавая мне птицу. – Думаю, именно ты должна это сделать.
Я ощущаю сквозь пальцы, как быстро бьется крошечное сердечко Сицилии. Сегодня она кажется еще прекраснее, еще активнее, как будто говоря всем своим видом и поведением: «Я здорова! Спасибо вам, но теперь я хочу вернуться к своей стае, к своей семье».
Подняв руки к небу, я разжимаю пальцы и высвобождаю Сицилию. Все смотрят вверх, затаив дыхание, а та высоко-высоко поднимается и улетает в неизвестность.
