Этим утром нам с Эдрианом поручили важное задание – купить на местном рынке, что находится у пляжа, самую вкусную рыбу для ужина. На рынке просто сумасшедшая атмосфера. Впрочем, это главное свойство всех рынков мира, в какой бы стране ты ни был, есть место, где собираются огромные толпы туристов, желающих полакомиться чем-нибудь необычным, и толпы продавцов, которые ни на секунду не перестают горланить, призывая купить их товар. И как у них только связки остаются целыми? Не понимаю. На рынке тебя могут и обокрасть, и накормить, и удивить баснословной ценой за ничтожные граммы. В итоге, побродив по этому эпицентру крика и самых разных запахов, мы нашли прилавок с рыбами и немного расспросили небольшого сутулого старичка о том, какая рыба в Австралии самая вкусная. Он, как нам показалось, совершенно откровенно признался, что самая лучшая рыба – самая дорогая, и ей оказалась баррамунди. Она еще жалобно трепетала жабрами, а застывшим взглядом будто молила нас о пощаде. Мы соглашаемся ее купить, а в благодарность радостный продавец положил нам в отдельный пакет несколько мидий.

Выбравшись с рынка, мы единодушно решили немного прогуляться по пляжу. Там мы заметили нескольких детишек, которые что-то громко обсуждали и писали какие-то записки, а затем скручивали их в трубочку и просовывали в бутылку.

Нас страшно заинтересовали их действия.

– Привет, – говорю я, – а что вы делаете?

– Мы пишем желания, а потом бросим их в море, чтобы добрый кит отнес их в Страну Желаний, – говорит маленькая, курчавая, светловолосая девчушка.

– А есть такая страна? – спрашивает Эдриан.

– Конечно! – уверенно отвечает она. – Хотите загадать?

Эдриан смотрит на меня, улыбаясь.

– Да.

Девчушка отходит назад, берет в руки клочок бумаги и карандаш, а затем возвращается к нам.

– И что ты хочешь загадать? – спрашиваю я.

– Сейчас увидишь.

Эдриану требуется пара минут, чтобы написать желание, после этого он отдает бумажку мне.

– Если показать кому-то свое желание, то оно не сбудется, – говорит девочка.

– Хорошо, – говорю я. – Придется мне умереть от любопытства.

Желание отправляется в бутылку, та, в свою очередь, крепко закупоривается и оказывается в руках Эдриана.

– Теперь нужно ее закинуть далеко-далеко, – слышим мы очередное наставление маленькой незнакомки.

Эдриан замахивается и отпускает нашу «капсулу желаний». Та плюхается в море.

Мы все вместе смеемся, детишки хлопают в ладоши.

«Я так люблю эту жизнь», – проносится у меня в голове.

Австралия полна сюрпризов. Солнечное утро неожиданно превращается в дождливое, холодное. Люди начинают спасаться от ливня, разбегаются кто куда, пряча голову под пакетом или же кофтой. Мы с Эдрианом, промокшие до нитки, находим небольшое укрытие – остановку, по железной крыше которой с силой барабанит дождь.

– Замерзла?

– Нет, – говорю я дрожащими губами.

Эдриан берет меня на руки, словно ребенка, садится на лавку и прижимает меня к своему мокрому, дрожащему телу. Я прижимаюсь в ответ, и становится немного теплее.

– Кажется, мы надолго здесь застряли, – говорю я.

Эдриан еще крепче меня обнимает.

– Помнишь тот день, когда ты мне призналась? Я так жалел потом, что не ответил тебе сразу же взаимностью, ведь еще с самой первой нашей встречи я не мог выкинуть тебя из головы. Ты безумно красивая, неимоверно умная для своего возраста. У меня было много девушек, но как бы это сентиментально ни звучало, ты не такая, как они, ты – удивительная. Я могу часами на тебя смотреть, часами слушать тебя, да и просто сидеть с тобой в тишине, но… Я так боюсь сделать что-то не то, ранить тебя. Мой отец говорил: «Всегда найдется тот, кто подарит счастье, и тот, кто причинит боль. Но гораздо хуже, когда это один и тот же человек».

Вмиг мое сердце начало биться с той же скоростью, с какой ударяются капли дождя о влажную землю. Где-то в животе я чувствую, как зарождается тепло, которое волнами поднимается по всей верхней части моего тела и отражается ярким, горящим румянцем на моих щеках.

– Я влюблен в тебя, – говорит он. – Я безумно влюблен в тебя, Вирджиния.

Я, Том, Андреа, Брис и Фил вызвались помочь Мардж в «птичьем госпитале», в то время как Фелис и Карли хозяйничают на кухне, а Дэлмар и Эдриан заняты мужским разговором.

Несмотря на весьма специфический запах «госпиталя», бывать здесь мне очень нравится. Я прониклась всем сердцем к птицам, мне так нравится за ними наблюдать, ухаживать. Здесь я нашла истинное душевное блаженство.

Мардж выделила нам по одной клетке. Мы должны очистить ее от помета и наполнить поилку водой. К одному из железных прутиков каждой клетки прицеплена бирка с именем птицы.

Мне досталась «Сицилия», совсем крохотная птичка, с серой спинкой, белой грудью и черным острым, несколько завернутым клювом. Она держится отстраненно, будто опасается меня. На ней я не замечаю никаких повязок, но на одном ее крыле, которое я способна разглядеть, виден небольшой шрам у кости, а одна из маленьких, тоненьких лапок кажется короче другой. Я долго не могу сосредоточиться на своей работе, никак не решаясь оторвать взгляд от жильца этой клетки.

– А что это за птица? – спрашивает Брис.

Он очищает клетку крупной белой птицы, похожей на чайку, но от нее она отличается вытянутым клювом и длинным, как жало, красным хвостом.

– Это краснохвостый фаэтон. Его принесли туристы, он врезался им в лобовое стекло. Чудом выжил.

Мардж подходит к Андреа, ее птица еще больше, чем у Бриса, с белой тонкой шейкой, длинными лапами и прекрасными, массивными крыльями, с короткими черными перьями у шеи, которые затем переходят в фиолетовые, а те скрывают под собой нежно голубые.

– Это австралийский ибис. Он пострадал от браконьеров.

Затем она подходит ко мне.

– А это…

– Голубой буревестник, – говорю я, прервав Мардж.

– Верно. Ты увлекаешься птицами?

– Немного. А что с ней произошло?

– У Сицилии самая печальная судьба. Я нашла ее на берегу. У нее были сломаны оба крыла, лапа и несколько ребер. К сожалению, она обречена.

– Она больше не сможет летать?

– Самый действенный способ проверить, здорова птица или нет, – это посадить ее в клетку с жердочкой. Если птица взлетит, то она выздоровела, – Мардж делает небольшую паузу. – Сицилия уже больше года не взлетает.

Я вновь приковываю свой взгляд к моей птице. Она все еще сидит в уголке, поджав слабые крылья. Ее жизнь теперь – это клетка. Чтобы она ни делала, ей уже никак не выйти из этого положения. Она словно олицетворение всех нас. Вот почему, глядя на нее, я ощущаю, как знакомые чувства печали и горечи медленно просыпаются во мне.

– Марджани! – слышим мы голос Дэлмара.

– Справитесь без меня?

– Конечно, – говорит Андреа.

Мардж идет к выходу, а Брис провожает ее взглядом.

– У-у, кажется, чье-то ледяное сердце наконец-то начало таять? – спрашивает Том.

– О чем ты?

– Да а то ты сам не понимаешь. Запал на нее?

– Ни на кого я не запал. Не неси чушь.

– Да ладно тебе, что в этом такого?

– Том, оставь его, – буркнула Андреа.

– Я впервые за все то время, что знаком с тобой, вижу тебя таким окрыленным. Это так круто!

– Повторяю: я ни на кого не запал. Но даже если бы это и произошло, то ничего бы не вышло, потому что…

Брис замолкает и опускает взгляд вниз, затем разворачивается и покидает сарай.

Когда наступает вечер, мы все как большая, дружная семья собираемся за столом, в центре которого, как главное достояние этого дня, стоит блюдо с кусочками белого мяса баррамунди, обжаренными на оливковом масле и приправленные зеленью.

Аромат потрясающий, а вкус непревзойденный. Мягкое, сочное, румяное мясо, лишенное костей, буквально тает во рту, как конфета.

Мы проводим этот вечер за разговорами, в основном о Джоне Хилле, затем Эдриан обращает внимание на гитару, стоящую в углу.

– Дэлмар, не против, если я сыграю несколько аккордов?

– Разумеется, нет.

Эдриан берет в руки гитару и начинает играть незнакомую мне мелодию, виртуозно прижимая струны к грифу.

– Ты умеешь играть? А что еще я о тебе не знаю? – спрашиваю я.

– У тебя будет еще целая жизнь, чтобы узнать обо мне все, – улыбается он.

– Дэлмар, а правда, что вы ясновидящий? – спрашивает Том.

– Обычно я себя так не называю, но в мире принято именовать таких, как я, именно так.

– И что, вы прямо видите людей насквозь? Разве такое возможно?

– Дай мне свою руку.

Том издает смешок и протягивает руку Дэлмару. Тот кладет поверх нее свою и закрывает глаза. Мы все молчим, затаив дыхание.

– Ты любишь играть в мяч. Я вижу тебя с мячом.

– Ха, а какой парень не любит играть в мяч?

Но слова Тома проносятся мимо Дэлмара.

– Еще ты любишь гонки. Без ума от экстрима.

– Это, конечно, впечатляет, но трудно найти парня, которому не нравятся гонки.

– Ты пострадал из-за этих гонок.

Том больше не вмешивается со своим комментарием. Он слегка хмурит брови и начинает внимательно слушать Дэлмара.

– Я вижу смерть. Смерть твоего близкого человека. Вы очень похожи с ним. Это твой брат.

Услышав последнюю фразу, Том резко отдергивает руку, словно от раскаленной кастрюли. По его выражению лица можно понять, что теперь он уже нисколько не сомневается в способностях Дэлмара.

– Спасибо за сеанс, Дэлмар, – тихо произносит он.

– А вы можете про меня что-нибудь сказать? – резко говорит Андреа.

Дэлмар протягивает руку, Андреа с усилием дает свою руку в ответ.

– Что ты хочешь узнать?

– Как бы это банально ни звучало, но я хочу приоткрыть завесу своего будущего.

Дэлмар вновь сосредотачивается. Я перевожу взгляд на Андреа, та округленными глазами смотрит на Дэлмара, словно боится услышать что-то плохое.

– Твоя жизнь будет не такой длинной, как у твоих сверстниц… В ней будет много боли и испытаний, но ты с этим справишься, потому что ты очень-очень сильная.

Внезапно Дэлмар прерывается, его словно что-то остановило. Андреа вовсе теряет самообладание от волнения.

– Я вижу свадьбу.

– Свадьбу?!

– Да. Ты выйдешь замуж. Ты будешь самой счастливой и самой любимой невестой.

Андреа разочарованно выдыхает.

– Как бы мне хотелось, чтобы это было правдой. Но это невозможно, Дэлмар.

– Как это невозможно? Я ведь вижу это в твоем будущем. Мне не свойственно ошибаться.

– И за кого я выйду замуж? Кто же этот смелый человек?

– Я не скажу тебе этого. Совсем скоро ты сама узнаешь.

Мы провели несколько беспечных дней в Харви-Бее. Нам было необходимо немного отдохнуть от дороги, длинных перелетов. Каждый новый день практически не отличался от предыдущего: мы вставали рано утром, завтракали, помогали Мардж ухаживать за птицами, готовили вместе еду, прогуливались по пляжу, по городку, в котором выучили наизусть практически каждый закоулок, а вечером баловали свои неугомонные желудки вкуснейшим ужином, болтали обо всем, иногда всей дружной компанией смотрели фильмы. Мы стали настоящей семьей.

Но этот вечер стал особенным. Дэлмар решил познакомить нас со своими друзьями: Элис и Патриком.

Мы выбрались в небольшое кафе с громкой, заводной музыкой и ошеломляющим разнообразием спиртных напитков.

Элис и Патрик – муж и жена, в браке почти двадцать лет, и столько же лет они знакомы с Дэлмаром. Они вместе много лет работали на одном из предприятий городка и вот уже долгие годы сохраняют прекрасные отношения.

Так совпало, что на этой неделе к друзьям Дэлмара приехали их знакомые из Франции, Ксавье и Марин. Эта парочка заслуживает определенного внимания. Ксавье – художник, у него своя мастерская, и его картины на родине пользуются определенным успехом. Можно сказать, что он знаменитость. Марин, его тихая, скромная вторая половинка, работает учителем младших классов. У нее типичная внешность француженки. Бледная кожа, большие светло-голубые глаза и острые скулы. Черты лица настолько правильные и утонченные, что кажется, будто оно сотворено скульптором.

– Так вы потом отправляетесь в Новую Зеландию? – спрашивает Ксавье. – Мы всегда мечтали там побывать. Но нам с Марин часто не везет с путешествиями. В Риме мы отравились пастой! Отравиться пастой в Италии – это все равно что попасть в снегопад в Африке. А когда мы исследовали Бали, наш автобус сломался на полпути, и нам пришлось идти четыре часа до ближайшего населенного пункта.

– А недавно мы были в Камбодже, и нас обокрали, – говорит Марин.

– А у вас когда-нибудь воровал еду лемур? – спрашивает Том.

– Нет, к счастью.

– Значит, у вас все еще впереди.

Мы смеемся и делаем по несколько глотков красного вина из виноградной лозы долины Баросса.

– Патрик, я тебя не узнаю, дело близится к ночи, а твой бокал до сих пор не опустел. Что с тобой, старина? – спрашивает Дэлмар.

– Сегодня мне противопоказано много пить, потому что завтрашним утром мы отправляемся на экскурсию.

– Что за экскурсия? – интересуется Мардж.

– Фрейзер, – отвечает Элис. – Грешное дело побывать в Харви-Бее и не провести ночь в палатке на острове Фрейзер.

– А что это за остров? – спрашивает Фелис.

– Это самый большой в мире песчаный остров, там так красиво, что дух захватывает.

– Да, так что сегодня я побуду в трезвом образе, а завтра…

– И завтра тоже.

– Милая, но неужели, ваш гид не заслужит немного расслабиться после целого дня прогулки по острову?

– Ну раз немного… Тогда я подумаю, – улыбаясь, говорит Элис.

– А не хотите отправиться с нами на остров? – внезапно предлагает Ксавье.

– Да, кстати, с такой компанией нам будет в два раза веселее, – говорит Патрик.

Мы радостно переглядываемся.

– Ну соглашайтесь, поверьте, это будет незабываемый день, – изрекает Элис.

Мы одновременно положительно киваем и почти хором отвечаем: «Да!»

– Тогда давайте выпьем за грядущую поездку! – Патрик поднимает бокал, и мы следом за ним делаем очередной глоток.

Вечер обернулся настоящим праздником. Бушующие в крови молекулы алкоголя дают о себе знать и словно приказывают телу отправиться в центр танцпола.

Ветхий, деревянный пол дрожит от басов и топота веселых гостей кафе. Мы со своими скрипучими колясками сливаемся с танцующей толпой, наши руки и половина туловища совершают ритмичные движения. Я смотрю на Бриса, который, поборов свою застенчивость, старается не отставать от толпы, на Фила, который кружит, расплываясь в улыбке, на Фелис, забавно дрыгающую пышными бедрами, на Эдриана, который решил отодвинуть свою серьезность на второй план, ради этого вечера, на Андреа и Томаса, на эту бешеную парочку, которым вино окончательно вскружило голову – они так зажигательно танцуют, что их, вне всяких сомнений, можно прозвать королем и королевой этого вечера. Но еще больше изумления во мне вызывает сияющее лицо Карли, которая сегодня так не похожа на себя. Она полностью отдалась танцу, не переставая дарить всем свою улыбку.

Я выбираюсь с танцпола уставшей, вспотевшей, но тысячекратно счастливой. За нашим столиком я обнаруживаю Бриса.

– Я так даже на выпускном не танцевала, – говорю я.

К нам приближается Мардж.

– Брис, а ты чего не танцуешь?

– Я немного устал, – смущенно отвечает он.

– Все в порядке?

– Да, в полном, просто нужно немного отдохнуть.

– Хорошо. – Широко улыбнувшись, Мардж отправляется обратно на танцпол.

– А тебе никогда не говорили, что ты краснеешь, когда обманываешь?

– Очень смешно, – говорит он, опустив глаза.

– Чего ты боишься?

– С чего ты взяла, что я боюсь?

– Это и слепому видно. Ты ей нравишься.

– Нет.

– Ты ей нравишься, Брис. Знаешь, совсем недавно я тоже думала, что уже никогда не смогу полюбить и что больше никогда не буду любима. Но я такая дура. Для любви не существует преград, она не боится болезней и стихийных бедствий. Она тем и прекрасна, что во всем этом мирском хаосе, серости дождливых дней и глубокой, мрачной бездне безразличия нам удается найти человека, который способен подарить это чистое, светлое, восхитительное чувство. Я абсолютно уверена в том, что ты можешь осчастливить любую девушку, которая будет рядом с тобой.

– Как можно сделать кого-то счастливым, если несчастлив сам?

Я наклоняюсь к Брису, беру его за руку, и с моих губ непроизвольно слетают слова:

– Если я с этим справилась, то у тебя точно все получится. Я в это верю.

Он крепко сжимает мою кисть, я чувствую тепло его вспотевших ладоней.

– Спасибо, Джина.

Набравшись смелости, он отправляется на танцпол, к Мардж. Я смотрю в его спину и улыбаюсь. Через несколько минут ко мне присоединяются Андреа и Том.

– Кажется, я немного перебрала.

– А мне такой ты больше нравишься, – говорит Том.

– Все вы парни одинаковые. Всем вам нравятся пьяные девушки.

– Я исключение: мне нравятся пьяные девушки в инвалидных креслах.

Они хохочут, берут в руки по ломтику остывшей пиццы и с жадностью набрасываются на нее.

– Джина, ты представляешь, Том уже размышляет, куда бы он отправился на рождественские каникулы.

– А что, сидеть без дела я уже точно не хочу. Когда найду работу, буду тратить все заработанные деньги на поездки. Даже если после этого мне придется жить в шалаше.

Ниточка расплавленного сыра повисает на губе Андреа, Том нежным прикосновением убирает ее. Та задерживает на нем свой взгляд.

– Спасибо, но я еще в состоянии позаботиться о себе, – тихо говорит она.

– Я знаю.

Они обменялись кроткими улыбками, а затем уставились на меня.

– Не забудьте пригласить меня на свадьбу, голубки.