УЛЯЛЮМ

Туманилось небо и стыло,
Листва опадала сухой —
Пожелклой, примятой, сухой.
Никогда не забыть! Это было
В Октябре, в полуночи глухой,
Там, где озеро Обер унылое
Мутнело застылой тоской,
В тусклом Вире, в лесной и унылой
Стороне, истомленной тоской.

Среди кипарисов Титанов
Однажды я шел со своей
Душой, со Психеей своей.
О, тогда огневее вулканов
Было сердце! Оно горячей
Было лавы самой, — горячей
Лавы с кратера Янек, что, канув
В ледяные просторы полей,
Уносится — с Янека, канув —
В дикий холод полярных полей.

Вели мы спокойный и строгий
Разговор, а слова были сухи;
Ничего мы не помнили — сухи,
Как трава на октябрьской дороге,
Были тусклые памяти звуки.
Мы забыли о многом — о многом —
И об озере сером и строгом,
И о каре жестокой разрухи —
Мы забыли, что этой дорогой
Мы когда-то дошли до разлуки.

Так вот шли мы. И ночь постарела —
Предрассветные звезды вставали —
Обещали нам утро. Устали
Мы как будто… Дорога светлела —
Лунным светом она пробелела —
Полумесяц, сверкнувший несмело,
Поднял ясные рожки в печали —
И алмазы Астарты несмелой
Просверкали из дали в печали.

Я заметил: «Теплее Дианы
Астарта, — по странам томленья
Она движется тенью томленья,
Она видит сердечные раны,
Утишает в сердцах треволненья —
Из Созвездия Льва, из Нирваны
Восходит она, чтоб забвенья
Указать нам дорогу, забвенья,
Сквозь Созвездие Льва, из Нирваны. —
Полны очи ее сновиденья.
Сквозь берлогу идет по Нирванам
К Сновиденью от Сновиденья».

Но Психея вдруг вскинула руки
И молила: «О, сжалься! Прости!
Эта бледность больная… Прости…
Я дрожу, и слова мои глухи…
В мутном свете нельзя нам идти!
Прочь!.. Бежим!.. Мы должны…» И от муки
Ее крылья на пыльном пути
По земле волочились от муки —
Загрязнялись на пыльном пути —
Ее крылья ломались в пути.

Но просил я: «Напрасны сомненья!
Поспешим на трепещущий свет —
Этот влагой, струящийся — свет!
Полны тайны его излученья —
Это — неба ночного привет —
Красоты и Надежды привет!
О, поверим ему без смущенья, —
Мы за ним! Знай: Обмана здесь нет!
Поверим ему без смущенья —
Даже тени коварства в нем нет:
Это — неба ночного привет».

Успокоил… Рассеял заботу
Поцелуем, — не стала томиться
Психея, тревогой томиться.
«Мы пошли, — и пришли к повороту —
Перед нами возникла гробница —
Одинокая чья-то гробница.
Я спросил: «Не прочтешь ли ты, кто тут
Погребен в этой тайной гробнице?»
И в ответ: «Улялюм… Улялюм…
Здесь могила твоей Улялюм…»

И тогда мое сердце застыло,
Стало пеплом… пожелклой, сухой,
Этой смятой листвою сухой…
Простонал я: «Октябрь этот, был — он…
Той последнею ночью, глухой,
Это здесь проходил я когда-то,
И здесь схоронил я когда-то
Свою жуткую ношу, — глухой
Черной ночью… Какой же, проклятый,
Вновь завлек сюда Демон?.. Унылой
Полно озеро Обер тоской,
Снова в Вере я — в страшной, унылой
Стороне, истомленной тоской.

Отправить