13. Отравленная сигарета

В Кеннеди не было ни грана суеверности, и все же я видел, что он глубоко задумался над словами Инес де Мендоза. Я тоже невольно гадал, не имеют ли под собой рассказы о проклятии реальной основы. Я знал, что современная психология открыла много странных вещей. Может, существует и научное объяснение дурному глазу? Например – страх перед сеньорой де Моше приводит Инес в состояние, вызывающее именно то, чего она так боится… Но даже если принять такую теорию дурного глаза, сейчас мы имели дело с непреложным фактом – перед смертью Луис де Мендоза демонстрировал те же симптомы, какие теперь демонстрируют и Уитни, и (в меньшей степени) Локвуд.

Я хотел обсудить свои догадки с Крэгом, но тот торопился вернуться в отель, чтобы перехватить там Стюарта.

Мы нашли бизнесмена в кафе: сидя в отдельном кабинете, он яростно курил. Я пристально посмотрел на него и нахмурился. Взгляд его стал еще более странным, он еще сильнее таращил глаза, а вены на его шее вздулись так, что было видно, как быстро бьется его сердце.

– Ну, как прошла ваша маленькая встреча? – спросил Уитни, когда мы сели.

– Примерно так, как и ожидалось, – ответил мой товарищ. – Знаете, почему я был не против этой встречи? Мне хотелось, чтобы сеньорита узнала то, о чем лучше всего могла рассказать сеньора де Моше. В том числе и две истории о кинжале.

Мне показалось, что глаза нашего собеседника сейчас выскочат из орбит.

– А что такое с кинжалом? – спросил он.

– Ну, она утверждает, что кинжалом не так давно владел ее брат. Что брат этот начал сходить с ума и наконец передал кинжал неизвестно кому, а после покончил с собой – утопился. Вторая история повествует о том, как вскоре после завоевания Писарро далекий предок Мендозы был убит тем же самым оружием, точно так же, как недавно отец Инес.

Стюарт внимательно слушал и в то же время как будто лихорадочно что-то обдумывал.

– Знаете, – сказал он, – я много размышлял об этой женщине, де Моше, после того как оставил вас с нею. Я вел с ней кое-какие дела.

Он пристально посмотрел на сыщика, как будто хотел спросить, говорила ли что-нибудь о нем индианка. Но не спросил, потому что знал – тот все равно не расскажет. Уитни опять призадумался, наверное, над тем, как бы выведать это окольным путем.

– Иногда мне кажется, что она пытается меня надуть, – признался он. – Я знаю, что когда она говорит обо мне за глаза, то рассказывает много чуши. Но когда она со мной – все прекрасно, она готова вскоре к нам присоединиться и использовать свое влияние среди влиятельных перуанцев. Как послушаешь ее, так нет ни одной вещи, которой она бы для меня не сделала… завтра.

Сеньора де Моше произвела на меня такое впечатление, что я готов был поверить каждому слову Стюарта.

– А знаете, она только что упомянула одну интересную дилемму, о которой я не прочь вам рассказать, – заметил Кеннеди. – Не вижу необходимости держать в секрете то, что она выложила перед всеми.

– А? Какую дилемму?

– Предположим, у вас с Локвудом нет кинжала – тогда чем вы лучше предыдущих охотников за золотом? Если же предположить, что кинжал у вас есть… Что из этого следует?

– Что следует?

Тут до бизнесмена дошел смысл слов детектива: тот, кто владеет кинжалом, причастен к убийству Мендозы.

– Кинжала у нас нет! – решительно заявил он. – Но мы с Честером так тщательно разработали план действий, что уверены в успехе почти на сто процентов. Еще никто до нас не посвящал столько внимания всем, даже самым незначительным, деталям подготовки…

– Но только кинжал с надписями может гарантировать успех, – возразил Крэг.

– Возможно, и так, – нехотя согласился Уитни. – Но кинжала мы лишились благодаря растяпе Нортону. Каким же надо быть олухом, чтобы упустить редчайший шанс!

– Он никогда не говорил, как ему достался кинжал? – спросил сыщик.

– Нет, только сказал, что надписей на клинке он еще не прочитал, – покачал головой Стюарт. – В то время я был так занят делами с Мендозой, только что получившим концессию на раскопки, что не обратил большого внимания на привезенное Нортоном добро. Мне думалось, что все это может подождать до тех пор, пока Локвуд не согласится присоединиться к нашей компании.

– Локвуд и Мендоза знали тогда о кинжале? О том, насколько он важен для успеха вашего дела? – спросил Кеннеди.

– Если и знали, никогда мне об этом не говорили, – быстро ответил Уитни. – А теперь Мендоза мертв. Честер же утверждает, что ничего не знал о кинжале с письменами до самого недавнего времени… Полагаю, он имеет в виду – пока не произошло убийство.

– Полагаете? – настойчиво переспросил детектив. – То есть вы не уверены, что раньше он ничего об этом не знал?

– Нет, – признался его собеседник. – Не уверен. Я просто сослался на его слова. Конечно, он мог и знать это, но зачем скрывать от партнера по бизнесу такой важный факт?

Уитни замолчал, уставившись на стол перед собой, а потом вдруг саданул кулаком по столешнице так, что зазвенели стаканы.

– Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что Нортон должен дать подробные объяснения насчет кинжала! То он знает о его важности, то не знает. То этот археолог говорит одно, то другое. Клянусь небесами, я приставлю слежку к этому типу, причем сегодня же! Я ему не доверяю. Даже если та женщина водит меня за нос, ему меня не надуть!

Он говорил все более страстно и дико, как будто идея со слежкой все больше взвинчивала его.

– Я пущу по его следам детективов! – пригрозил бизнесмен. – Сегодня же поговорю об этом с Локвудом. Ему никогда не нравился этот человек.

– И что же Локвуд говорит о Нортоне? – небрежно осведомился Крэг. – Какие у него к нему претензии?

Стюарт несколько мгновений молча смотрел на нас, странно мигая. Потом как будто очнулся.

– Слушайте! – воскликнул он. – Это же Нортон привлек вас к расследованию этого дела?

– Не отрицаю, – спокойно ответил мой друг, не отводя глаз. – Но теперь я продолжаю расследование ради Инес Мендоза.

– Вот как? Еще один поклонник? – хмыкнул Уитни. – Как будто мало соперничества Локвуда и де Моше! Порой мне сдается, что Нортон тоже записался в число ее обожателей. А теперь и вы туда же! Полагаю, и мистер Джеймсон, а? Зачем ему отставать? Что ж, будь я на десять лет моложе, я бы всех вас обошел на полкорпуса. Нет, я не расскажу вам о подозрениях Честера! Нортон – ваш дружок, ведь так? И вы вроде бы детектив-любитель? Вот и копайте сами! А я обращусь к детективам-профессионалам!

С каждой новой фразой вены на лбу этого человека надувались все сильней, пока не стали смахивать на канаты. Его глаза и лицо выглядели так, будто он находился на грани апоплексического удара. Я начал подозревать, что он принимает наркотики или сильнодействующие лекарства.

– Да-да, можете передать Нортону, что я приставлю к нему наблюдение! Это напугает его до смерти!

Я и не подозревал, что раскол между Уитни и Нортоном был насколько глубок.

Кеннеди слушал, не говоря ни слова, но я знал, что сейчас он находится в своей стихии. Он играл Локвудом против Альфонсо де Моше и матерью Альфонсо – против Инес. Теперь, если Стюарт сам вызовется играть против Нортона, в этом бурлении страстей могут появиться столь необходимые улики. Потому что когда люди сражаются друг с другом, часто всплывает истина.

Бросив последний взгляд на апоплексическое лицо Уитни, сыщик поднялся.

– Очень хорошо, – сказал он. – Я рад, что мы теперь лучше понимаем друг друга.

Бизнесмен что-то буркнул, тоже вскочил, повернулся на пятках и, ступая почему-то не очень уверенно, вышел из кафе в коридор «Принца Эдуарда-Альберта».

Едва он скрылся, Крэг наклонился и быстро вытряхнул из пепельницы в конверт пепел от его сигарет и окурки.

– У меня уже есть один образец, – заметил он. – Но и второй не повредит. Никогда не бывает слишком много материала для работы. Давай посмотрим, куда он пошел.

Мы медленно последовали в том направлении, куда двинулся Уитни, и увидели его у сигаретного киоска: он внимательно всматривался в дальний конец коридора.

Подойдя ближе, мы увидели, на кого он таращится.

– Сеньора де Моше! – тихо воскликнул следователь, заставив меня укрыться за пальмой в кадке.

Это и в самом деле была она. Покинув чайную, латиноамериканка направлялась в свой номер, когда взгляд ее упал на Стюарта. Несмотря на все неприятные вещи, которые он только что высказал об этой женщине, Уитни устремился к сеньоре, как мотылек на пламя свечи, как будто перуанка заворожила его взглядом.

Была ли для такого поведения иная причина, кроме ее изумительных глаз? Был ли это своего рода самогипноз? Я знал о существовании офтальмофобии – страха чужого взгляда. Эта фобия не имеет ничего общего с обычной нелюбовью человека к тому, чтобы на него бесцеремонно глазели: это паническая боязнь стать объектом пристального разглядывания. Может, то, что Инес называет «дурным глазом», тоже можно объяснить с точки зрения науки…

Не было ни малейшего шанса выудить полезные сведения из этой странной пары, и Кеннеди двинулся к ближайшему выходу из отеля.

– Централ-парк, Уэст, – велел он шоферу такси, когда мы сели в машину, а потом обратился ко мне: – Я должен снова повидать Инес Мендоза, перед тем как продолжу расследование.

Девушка не ожидала увидеть нас так скоро, ведь мы не так давно расстались в отеле, но мне показалось, что она обрадовалась нашему приходу.

– Что-нибудь случилось? – спросила она нетерпеливо.

– Мы повидались с мистером Уитни, – ответил Крэг. – И вы были совершенно правы – он ведет себя очень странно.

– А мне звонил Альфонсо! – выпалила Инес.

– Что-то важное?

– Ну… – сеньорита заколебалась. – Он сказал, что надеется – случившееся сегодня не изменит наши отношения. Вот, собственно, и все. Он послушный сын и даже не попытался объясниться насчет поведения своей матери. А больше ничего не произошло.

Сыщик улыбнулся.

– То есть вы не виделись с мистером Локвудом? – уточнил он.

– Вы всегда заставляете меня рассказывать то, что я не собиралась, – призналась девушка с ответной улыбкой. – Да, я не смогла удержаться. Но я с ним не виделась, я ему позвонила. Хотела пересказать возмутительные намеки сеньоры и заверить, что для меня это ничего не изменит.

– А он что?

– Не могу дословно припомнить его слова, но он ответил в том смысле, что слова сеньоры де Моше похожи на полученное мной анонимное письмо. Мы оба чувствуем, что есть некто, желающий нас поссорить, и не позволим, чтобы это произошло.

Если бы Кеннеди или я упомянули сейчас о следах в музее, не сомневаюсь, сеньорита Инес указала бы нам на дверь. Она была в таком настроении, что, вероятно, стала бы утверждать, что в ботинках Честера в ту ночь был кто-то другой.

Взгляд детектива блуждал по комнате, словно он что-то высматривал.

– Могу я взять отсюда сигарету? – вдруг спросил он, показав на коробку на столе.

– Вообще-то это сигареты мистера Локвуда, – смущенно ответила Инес. – Он оставил их тут во время своего последнего визита, а я забыла отослать их ему. Подождите минутку, я принесу вам отцовские.

Она вышла из комнаты, и, едва дверь за ней закрылась, мой друг быстро взял сигарету из коробки.

– Сигареты Локвуда у меня уже есть, но пусть будет еще одна, коли подвернулся такой случай, – сказал он. – Я-то думал, это сигареты ее отца. Когда она принесет другие, выкури со мной одну и не забудь сохранить окурок. Он мне нужен.

Вскоре сеньорита вошла с большой металлической коробкой, в которой хранилось несколько сотен сигарет. Мы с Кеннеди взяли по одной, закурили и несколько минут вели разговор о пустяках, чтобы у нас был предлог остаться. Что касается меня, я был рад оставить большой окурок, потому что сигарета мне не понравилась. Как и те, что предлагал нам Уитни, она имела специфический, на мой вкус довольно неприятный запах.

– Спасибо большое за гостеприимство, – сказал наконец Крэг, поднявшись. – А теперь мне пора в лабораторию. Меня еще ждет кое-какая работа.