Глава первая

Город

Несколько стихотворений из «Книги песен» («Ши цзин») дают представление о том, как происходило основание города. Украшенный всеми своими драгоценностями, нефритом, драгоценными камнями, при великолепной сабле, основатель прежде всего осуществляет объезд страны. Для определения стран света он наблюдает за тенями (с помощью солнечных часов?). Он изучает солнечные и находящиеся в тени склоны, выявляя «ян» и «инь» местности, с тем чтобы представить, как распределены основополагающие начала мироздания. Он наконец определяет, в какую сторону текут реки. Именно ему надлежит установить религиозную значимость местоположения (то, что позже назовут «фэншуй»). Затем он обращается к черепахе и узнает от нее, хороши ли его расчеты.

Когда местоположение выбрано, основатель дает приказ приступить к строительству. Он ждет для этого благоприятного момента: тогда созвездие Дин (Пегаса?) достигает (к вечеру?) высшей точки, что происходит в десятый месяц года. Действительно, нужно, чтобы сельскохозяйственный год завершился. Только тогда можно приступить к строительным работам. А к зимнему солнцестоянию их следует закончить. Установлен порядок, в котором они должны проводиться. Начинают с возведения крепостных стен: это самая священная часть города. Затем сооружается Храм предков («мяо»). Тогда же заботятся о посадке деревьев (орешника, каштана), плоды или ягоды которых могут быть поднесены предкам, а также служащих (paulownia) для изготовления гробов и музыкальных коробов. «В древности… когда чертили план столицы, никогда не забывали, как выбрать главный курган королевства для его превращения в Храм предков, так и выбрать деревья с самой пышной листвой для создания из них священного леса». Наконец, после того как закончены стены, алтари, посадки, которые делают город священным, сооружают дворец и жилища.

По характеру городских укреплений оценивают достоинство князя и его города. Если в городе нет Храма предков княжеского рода («цзун мяо»), а его стены сооружаются из утрамбованной земли, тогда он не удостаивается титула «цзун» и его зовут местечком, «и». Истинный город окружен каменными стенами, и его можно называть столицей («ду»). Укрепления сооружались обложенными соответствующей повинностью крестьянами. Они работали выстроившись в ряды, под звуки барабана, подчиняясь приказам знатной особы. Последний палкой поощрял рвение, а также не допускал злокозненного сквернословия. Работавшие пели: ведь иначе недовольные могли бы плохим стихом навлечь на укрепления дурную судьбу. В корзинах землекопы приносили землю. Они забивали ею пространство между досками, которые, будучи закреплены кольями и поставлены на ребро, образовывали длинный короб. Прежде чем приступить к следующей кладке, они тщательно утрамбовывали землю в первой опалубке. Если бы их труд не был добросовестным, первые же дожди оставили бы в стенах промоины, которые могли бы преподнести городу неприятные сюрпризы. Самой трудной задачей было строительство ворот. Опоясанные рвами, укрепленные башнями, наделенные поднимающимися мостами, они представляли настоящую крепость, своего рода выступающее укрепление, служившее крупным опорным пунктом. Именно на них направлялись основные силы нападающих. Доверялись они сторожу, которому не следовало их открывать, прежде чем петухи своим пением не оповестят о наступлении зари. Должность поручалась только проверенному вассалу, отмеченному особым знаком: ему обрубали ступни. Ни под каким предлогом он не должен был покидать своего поста. К тому же ворота защищались и своей собственной святостью. Но против решительно настроенного врага это не помогало. Своим освящением они были обязаны отрубленным головам побежденных противников; их старательно закапывали у ворот. Тот, кто вместе с отрубленной им головой придавал воротам дополнительную святость, заслуживал пост их сторожа: в свою пользу он забирал мыто. На башнях ворот из вызова выставляли голову предателя, который желал увидеть, как враги проникают в город. Опять же из вызова на стенах вывешивали трупы пленников, а на воротах выставляли трофеи, вооружение враждебного вождя, а также, несомненно, его знамена, которые сразу же после сражения выставлялись перед палатками победителя. Со своей стороны, город сознавал себя захваченным, как только на его стенах укреплялось знамя вождя осаждавших. Божество города заключено в его стенах и воротах.

Боги города обладали и другими жилищами: Алтарем почвы, Храмом предков. Алтарь почвы сооружался словно самое жалкое из укреплений – это всего лишь небольшое возвышение утрамбованной земли. Этот курган квадратен, ибо квадратна Земля и в принципе квадратен сам город. Как того требует ритуал, алтарь насыпан из земли единого цвета. На самом деле, любым уделом владеют в результате пожалования, которое совершается per glebam: его владетель получает от дарителя горсть земли, соответствующую своим цветом той стране света, где расположен удел. Он должен ею воспользоваться при сооружении своего Алтаря почвы. Впрочем, на самом деле такой алтарь (как мы это видели из цитаты Мэйди) существует заросший деревьями еще до начала строительства города. Более того, по этой причине и выбирается местоположение будущего города. Алтари почвы помечаются священным деревом или, в крайнем случае, деревянной пластинкой. Эта пластинка, в теории извлекаемая из дерева, которая своей природой соответствует стране света удела, является центральной и наиболее божественной частью кургана. Отправляясь на войну, вождь забирает ее с собой: именно перед ней он приносит в жертву побежденных и преступников. Утверждают, что в некоторых областях ее изготовляли не из дерева, а из камня. Будь то пластинка, дерево, камень, стела или кол, похоже, что первоначально они служили освящению трофеев, людей и животных. Их привязывали к столбу в качестве подношения богам родного края. Однако же если Алтарь почвы оставался примитивным и выглядел по-варварски, то Храм предков, напротив, в конце концов, стал пышен. При своем возникновении он тоже не отличался от заросшего лесом кургана, избранного для того, чтобы находиться в самом сердце города. Даже когда он превратился в великолепное сооружение, лес для его упрочения и крыши рубили на вершине, находившейся внутри городских стен. Стены делались из глины. Вся роскошь была в каркасе. «Взойдем на гору Цзин – к роще сосен и кедров! – Нарубим их и доставим, – ошкурим и тщательно перепилим! – Длинны стропила из сосен, – множество высоких колонн!» Архитектор Си Сы построил в Лу между 658 и 626 гг. ставший знаменитым храм. Крепость его колонн и длина стропил сделали возможным придать длинным и просторным залам свободные пропорции. Для крыш добивались элегантности линий, «словно у птицы с молодыми перьями». Края крыши изгибались, «будто крылья фазана в полете». Деревянные части здания пышно расписывались. Впрочем, вся эта склонность к роскоши возникла позднее. Когда в 669 до н. э. в Лу решили украшать стропила резьбой и расписывать колонны Храма предков, консерваторы подняли скандал. Ведь согласно древним правилам он обязан был иметь крышу только из соломы. Строить его следовало достаточно легким, для того чтобы было нетрудно его снести, как только покойный утратит право на регулярные жертвоприношения. Но князья, став вождями крупных государств, желали обладать вечными предками. Они больше не разрушали храмов с ушедшими из памяти предками. Требовалось, чтобы Небо само озаботилось этим делом, уничтожив их молнией или пожаром. Некогда скромное сооружение из земли считалось достаточным, чтобы укрыть вместе со всеми предками, которые, к примеру, в виде змей сообща собирались там для участия в семейном трауре, таблички, необходимые, чтобы умилостивить последних умерших, единственных, кто был вправе получать личные подношения. Как и в обрядах, обращенных к богам почвы, эти деревянные таблички находились в центре культовых церемоний. Для того чтобы сохранять их все, требовалась лишь шкатулка из камня, которую можно было закрыть и унести в мешке, если возникала необходимость бежать из родных мест. Вождь брал на войну вместе с табличкой почвы и таблички своих предков. Перед последними он вручал награды. Впрочем, санкции поощрительные и карательные накладывались в ходе одной и той же церемонии – триумфальной. В конце концов боги почвы и боги предков поделили между собой в прошлом нераздельные атрибуты. Но связь между ними всегда сохранялась. В городах, соответствующих ритуальному плану, между Алтарем почвы и Храмом предков, но ближе к последнему, для которого он служил как бы экраном, должен был находиться еще один жертвенник особенно ужасного и почитаемого бога почвы. Именно к нему в триумфальных танцах подводили высший трофей – побежденного и предназначенного для жертвоприношения вождя. Однако эту приносимую богу почвы жертву должны были пожрать предки. Некогда жертвенник почвы и жертвенник предков, несомненно, образовывали нераздельный, единый алтарь. Возможно, табличка почвы, которая в последующем должна была служить экраном храму предков, первоначально вставлялась в его входную дверь. Возможно также, что изначально она не отличалась от ее центрального стояка. Там совершалось освящение трофеев. Может быть, даже в те времена, когда город отождествляли с жилищем вождя и когда он был всего лишь поселением, этот священный стояк был сначала частью городских ворот. Священный лес у ворот, вроде леса тутовника в княжестве Сун, не менее священен, чем лес на кургане внутри городских стен.

Княжеская резиденция изображается нам, особенно в лирических стихотворениях, как огромное и богатое жилище. «Наследие предков – мой дворец имеет пять тысяч футов, – окна выходят на юг, на запад! – Там я живу, там я остаюсь, – там устраиваю празднества и там держу совет!» И поэт славит совершенно ровный, окруженный очень высокими колоннами двор аудиенций, обширные и глубокие или же очень светлые и озаренные солнцем залы, крыши с мягкими линиями и в особенности стены, которые, в отличие от соломенной хижины, ни птицы, ни крысы не смогут продырявить. Утверждают, что с 606 г. существовали княжеские дворцы со стенами, которые были украшены картинами Когда же вопреки смыслу превратили в исторические факты легенды из цикла Чжоусиня, этому заблудшему царю приписали феерический дворец с украшенными слоновой костью залами и декорированными нефритом дверями. Представления о подобной роскоши восходят самое позднее к эпохе Сражающихся царств. В то время несколько крупных властителей увлеклись таким великолепием. В 541 г. все упрекали князя Лу за то, что он покинул скромное жилище пращуров и приказал выстроить дворец во вкусе дворцов Чу. В этом поступке увидели истинный акт отвержения отечества, настоящее предательство, искупить которое можно было только нечестивой смертью: «Если князь не умрет в Чу, он определенно помрет в этом дворце». Существует вероятность, что метод строительства не везде был одинаков. Похоже, однако, что по всей стране княжеские резиденции были чаще всего скромными, они быстро возводились и легко разрушались. К примеру, в 501 г. высокопоставленная особа приказала построить для своего сына, рядом со своим дворцом, глинобитную мазанку. Для того чтобы дать пройти похоронному шествию, без колебаний сносили целые строения. Старое обрядовое правило, объясняемое возникновением семьи, требовало, чтобы сыновья не жили в одном доме со своим отцом: отцы и дети (чередующимися поколениями) строились направо и налево от жилища, считавшегося возведенным основателем их рода. То же самое требование распространялось на часовни в Храме предков, посвященные самым недавним предкам. Все эти хрупкие, окруженные низкими заборами и отделенные узкими улочками домишки жались к башне. Во времена мятежей и кровной мести, как, к примеру, в Цзинь в 549 г., нам показывают нападающих перепрыгивающими через низкие заборы. А как только они забираются на ворота, они получают возможность осыпать стрелами комнату князя; одна укрепленная башня служит укрытием для защитников. В 538 г. в Ци, при князе, славящемся своей роскошью, главный министр жил в квартале простолюдинов, рядом с рынком. Он жил в «низком, тесном, пыльном доме». Князь один обладал «хорошо освещенными, сухими и расположенными высоко землями». Возведенная на вершине холма и окруженная башнями княжеская резиденция выглядела укрепленной деревней, господствующей над находящимися внизу рыночными кварталами.

Местечко князя, разрастаясь, начинало походить на город. Стены городов опоясывают, наряду с замком государя, резиденции крупных вассальных фамилий. Последние также обладали своими башнями, окруженными стеной с парапетами. Даже в крупных государствах города первоначально были всего лишь скоплением жмущихся вместе строений. Поэтому первой мыслью зарождавшегося урбанизма была забота о предотвращении пожара. В Сун, после того как он наполовину выгорел, было решено в 563 г. обязать владельцев крупных жилищ укрепить их стены, а также снести все мелкие строения. Речь шла о том, чтобы дать городу больше воздуха, поскольку княжеские и личные склады, архивные помещения, арсеналы, конюшни, храмы, гаремы теснились в полном беспорядке. С вершины своей башни каждый мог видеть жену соперника, завязать с ней интрижку или же устроить заговор для похищения ее прекрасных волос. Объясняемый как пережиток домашнего коммунизма, подобный промискуитет мог продолжаться лишь до тех пор, пока жители города считали себя единой семьей. В 634 г. жители Янфаня, не примирившись с господством князя, которого не считали своим сородичем, предпочли все вместе покинуть город. Однако заслуживающий так называться город возникает из смешения, из договора («мэн»), которым клянутся, принося в жертву красного быка, главы нескольких крупных семей («син») и князь, вассалами которого они становятся. Князь и его потомки должны нести обязанность председательствования на церемониях жертвоприношения города. Вожди семейств, со своей стороны, предоставляют жертвы и должны в ответ нести наследственные обязанности. С того момента город начинает отличаться от местечка. Он поделен на кварталы, во главе которых стоят вожди, в свою очередь подчиненные вождю левого округа либо вождю правого округа. Последние также являются командующими левых или правых легионов. Известно, что центральным легионом командовал князь. Администрация города зависит от армейской организации. Город тяготеет к повторению лагерного порядка, который, в свою очередь, смешивается с обустройством полей. Они обрабатываются по квадратам. Квадратный город разделен прямолинейными улицами, выходящими к ориентированным по странам света городским воротам. Это города сравнительно нового типа. Их принялись сооружать после бегств или завоеваний. В противоположность селам они выглядят равнинными городами. Они сооружены на едва обустроенных для человеческого существования землях, и вода там часто выступает на поверхность. Должно быть, в своей совокупности они восходят к эпохе проведения первых крупных работ по освоению целины. Похоже, поднялись они на окраинных землях, отвоеванных у природы и варваров. В VII в. прогресс в освоении новых земель еще не сопровождался приростом населения, который был бы достаточен для заселения новых городов-крепостей, во множестве поднимавшихся для сдерживания натиска варваров. Подобные города-убежища были окружены двойными стенами. Ведь эти земледельческие и военные лагеря воздвигались для того, чтобы служить постоянным местом жительства для воинов и в случае необходимости укрытием для всех окрестных земледельцев. Собственно городская стена («го») окружала непосредственно город. Вторая опоясывала предместья, оставленные под сельскохозяйственные культуры земли, иначе говоря, страну («го») целиком. Но земледельческие культуры проникали и в город, должный быть самодостаточным в случае осады. На смену высоко расположенным, узким и тесным, выглядевшим беспорядочными городкам приходят просторные, наполненные воздухом города, где стало возможным строительство по веревочке домов прямоугольной архитектуры. Но так же как у подножия городка прижимались к его стенам предместья торговцев, на пересечениях дорог, выходящих из ворот выстроенного на равнине квадратного города, поднимаются предназначенные для военных и ремесленников пригороды. Земледельческий и военный город – вместе с тем центр торговли. При сооружении этих новых городов господствует дух особого рода. Когда, расчистив заросли, князь желает построить город, он объединяется с торговцем. За себя и за своих потомков они оба приносят клятву («мэн») на договоре о союзе («синь»). Торговцы никогда не будут бунтовать против государя, а вождь не станет ничего приобретать силой. «Если от продажи драгоценных предметов они получат прибыль», князь «не обратит на это внимания». С этого момента рядом с властью государя поднимается власть старшины торговцев. Ремесленники и негоцианты занимаются своим делом в силу наследственного права. Стоящий у них во главе старшина сохраняет свои обязанности от отца к сыну, но получает свое назначение от князя. Он обладает правом – и это его долг – принимать участие в посольствах, отправляемых князем к соседним дворам. Но в военное время ремесленники и торговцы не обязаны, в отличие от крестьян, браться за оружие под командованием князя, и приходится видеть, как, например, в Вэй в 501 г., что знать и ее вожди оказываются вынуждены вступать с ними в переговоры для привлечения к своим военным предприятиям. Живущие в пригородах члены корпораций, в отличие от остающихся в своих деревушках крестьян, не связаны полной солидарностью с проживающими в городе воинами.

Укрывшись за священными стенами укреплений, государь и его верные вассалы создают свой образ жизни. В идеальном, возведенном в соответствии с ритуальным планом городе государева резиденция расположена в самом его центре. Квадратная, как и сам город, опоясанная стенами, она сама по себе образует город. Ее стены должны быть очень высоки, дверь прекрасна и величественна. На ровном пространстве она широко в стороны разворачивает сооруженные на высоких насыпях одноэтажные строения. Ее план прочерчен строго по веревке. Каждому зданию отводится выделенное ему место. Находящийся прямо посредине зал приемов открывается на улицу, которая, пройдя между Алтарем почвы и Храмом предков, идет к Южным воротам. По этой улице прибывает кортеж вассалов, и государь принимает от них почести, повернувшись лицом к югу. Подобно княжеской резиденции, каждое жилище крупного семейства, сгруппировавшееся вокруг большого зала приемов, где глава семейства, повернувшись в сторону юга, принимает почести от сородичей, образует целый город. Так и во всех заполняющих город огороженных стенами городках вокруг жилища каждого главы семейства опять же возвышаются стены, ибо все его сыновья после брака должны обладать в глубине окруженного забором двора залом приемов. Эта постройка всегда одного типа. Сзади в стене имеется несколько малых дверей. Через них входят в узкие и длинные комнаты, которые полностью огорожены стенами: это помещения для жилья. Справа и слева ко двору тянутся боковые постройки. Зажатый задней стеной и боковыми сооружениями, укрытый большой крышей, центральный конек которой удерживается двумя отдельными колоннами, зал приемов открывается на юг и образует нечто вроде приподнятой веранды, куда со двора попадают по двум угловым лестницам. Находящаяся к востоку оставлена исключительно для хозяина дома, который, размещаясь несколько позади лестницы, принимает в своем жилище, как и государь, с обращенным на юг лицом. Глава самой небольшой из домашних ipynn имеет у себя алтарь предков и бога почвы. Дверь, что ведет к его почетному двору, не менее священна, чем дверь городская. У себя дома он и хозяин, и вождь. Но когда его принимает глава рода или хозяин города, он обязан, оставаясь в самом низу лестницы, с головой, повернутой к северу, принимать позу вассала. В большом городе каждое из частных жилищ является не просто строением в крепости или же домом, сросшимся с прилегающими домами, а и господской резиденцией. И все эти резиденции образуют сами по себе завершенные города. Правда, все они охвачены господскими стенами. Так и все их владельцы объединены своей общей зависимостью от хозяина города и этих стен, от общего государя. В прошлом, после того как Основатель завершил строительство укреплений, когда он распределил справа и слева резиденции и воздвиг для себя самого большой зал, он созывал глав всех семейств, связанных с ним клятвой верности и «собираемых им ради славы». Он раскладывал для них циновки и расставлял табуреты. Для первоначального общения он устраивал для них большой банкет. «Он приказывал принести в жертву свинью, – он разливал вино по калебасам, – он давал им поесть и давал выпить. – Владыка вассалов, глава сородичей!» В то же время все они, повернувшись лицом к хозяину, «держались почтительно и серьезно». Складывалась придворная жизнь, жизнь знати.