Книга: Ворон. Волки Одина
Назад: Глава 16
Дальше: Глава 18

Глава 17

 

Амфитеатр Флавиев бесновался. Одно дело было сидеть на каменных трибунах, и совсем другое – стоять на арене и смотреть, как скамьи заполняются жаждущими крови зрителями. В воздухе стоял густой запах пота. Шум голосов напоминал звон тысяч одновременно выпущенных стрел. Я будто попал в сердце шторма, когда все еще тихо, но ты знаешь, что он вот-вот обрушится на тебя со всей силой. Волки пришли в полном боевом облачении – вдруг придется драться с гвардейцами Папы или с воинами императора – и уселись на нижнем ярусе с западной стороны, как можно дальше от часовен и алтарей. С трибуны свисало знамя Сигурда – волчья голова на красном фоне, – и я все время поглядывал на него для храбрости. Свейн мог бы кинуть копье в любую сторону и никого не задеть – ни римляне, ни чужестранцы не решились сесть рядом со свирепыми воинами в кольчугах.
Я не видел Кинетрит, но это не означало, что она не пришла. Во всяком случае, Асгот там точно был и, наверное, довольно потирал руки.
– Если достанется Берстук, старайся бить слева, – напутствовал меня Брам, расправляя плечи и вытягивая шею. – У него на ноге старая рана, поэтому он чаще выставляет вперед правую. Никто не замечает этого, но что есть, то есть. Если ударишь слева, тебе либо повезет и ты расправишься с ним сразу, либо он нечаянно откроет правый бок. – Медведь ухмыльнулся. – И тут уж не зевай.
Толпа взорвалась дружными криками. Люди радовались голубому небу, яркому солнцу, тому, что впереди маячит выигрыш. Гвидо восседал у стола, на котором стояли три окованных железом сундука с открытыми крышками. Его охрана сдерживала толпу желающих сделать ставки. Нас оценивающе оглядывали, прикидывая, на ком можно заработать.
– А если попадется Африканец, погоняй его подольше, – продолжал Брам. – Мельтеши у него перед глазами. Пусть побегает, как шелудивый пес за своим хвостом. – Он ткнул мне в грудь толстым пальцем. – Но если что, меть в ноги. – Он кивнул в сторону Свейна. – У этих троллей всегда уязвимы ноги. Даже самое могучее дерево срубить можно, была бы крепка рука да остер топор.
Я кивнул. Во рту пересохло.
– А если Грек?
Брам задумался, потом потряс бородой.
– Тогда беги, Ворон. А я прикончу паршивого щенка, как только разберусь с сопливым ублюдком, который достанется мне.
– Можем просто забрать сундуки и смыться? – предложил Свейн, кивая в сторону Гвидо и «длинных щитов».
Нас было достаточно, чтобы перебить охранников и унести серебро, вряд ли кто решится встать у нас на пути.
– Рыжий, ты ведь понимаешь, что дело уже не в серебре, – сказал Брам.
Свейн кивнул, перевязывая толстую рыжую косу, – негоже, когда волосы хлещут воину по глазам.
– Выйдем отсюда победителями да с выигрышем, сияющим ярче Бальдровой золотой мошны, – сказал Брам, затягивая потуже пояс на кольчуге.
Гвидо вывел нас на середину арены, чтобы все посмотрели, как мы двигаемся и какое у нас оружие. А выглядели мы подобно богам войны. Кольца моей кольчуги блестели на солнце, а шлем, казалось, сделан не из железа, а из серебра. На мне были высокие сапоги, наручи и поножи из вываренной кожи – воинов часто ранили в руки и ноги, не зря же у многих мечи носили имя «Ногокусатель». Из оружия – длинный и короткий ножи, щит и копье. У Брама – то же самое, а у Свейна еще секира со зловеще поблескивающим лезвием-полумесяцем. Без плащей – плащ стесняет движения в бою – мы выглядели как железные воины, сеющие смерть. Какими бы прославленными ни были чемпионы, с которыми нам предстояло сразиться, на месте зрителя я бы крепко задумался, на кого ставить.
– Дай-ка руку, юноша. – Улаф спустился пожелать нам удачи.
С ним была Кинетрит. Она смотрела на море людей широко открытыми глазами – может быть, представляла, как выглядело это место в древние времена. Я протянул правую руку, и Улаф завязал мне на запястье плетеный кожаный шнурок с петлей на конце.
– Если дело дойдет до меча, затяни петлю на рукояти потуже, – сказал он.
Если я погибну, шнурок не даст мечу выпасть из руки. От этой мысли в животе сжалось еще сильнее.
– Просто на всякий случай, – добавил Улаф, хлопая меня по плечу и улыбаясь сквозь бороду. – Распорешь противнику брюхо копьем, и до мечей дело не дойдет.
– Спасибо, Дядя, – выдавил я из пересохшего рта.
Улаф достал из кошеля у себя на поясе серебряную монету и протянул ее мне.
– Положи под язык, поможет.
Я последовал его совету.
– Горжусь тобой, юноша, – сказал Улаф, глядя на высокие древние стены амфитеатра. – Сигурд тоже. Даже больше, чем ты думаешь.
Я вынул монету изо рта и вяло улыбнулся.
– Он сказал: «К чертям богов».
– Значит, к чертям, – ответил Улаф и направился к Браму.
Мы с Кинетрит стояли и смотрели друг на друга. Как же давно я не видел ее вблизи! Мне казалось, что в Амфитеатре Флавиев нет никого, только она и я. Гул толпы превратился в тихий ропот далекого прибоя. В ушах стучала кровь.
– Ты знала, Кинетрит? – спросил я как можно холоднее.
– Знала что? – удивилась она.
На ее впалых щеках залегли тени, несмотря на яркий солнечный день. Когда-то золотистые, волосы походили на грязный пучок соломы, а лицо было бледным, как у безруких статуй, глядящих на нас с высоких постаментов.
– Что Асгот подложил перо в мешок, – сказал я.
Ее зеленые глаза вспыхнули.
– Думаешь, я стоял бы здесь по своей воле?
Кинетрит нахмурилась.
– Я знаю только, что Асгот тебя боится, – ответила она. – Он верит, что ты под защитой самого Одина. И что эта защита – наше проклятье, Ворон.
Мне никак не удавалось уловить выражение ее глаз, будто бы нас разделял дым.
– Имя Всеотца означает «неистовый», он сеет смуту, как и ты.
– Так ты теперь веришь в наших богов, Кинетрит? – спросил я.
Она недоуменно подняла бровь и усмехнулась.
– Ты ходишь рядом со смертью, или она ходит рядом с тобой.
– Что ж, значит, не то имя мне дали, – процедил я сквозь зубы.
Она подошла ближе. Я почувствовал сладковатый, терпкий запах жженых трав и содрогнулся – так всегда пахло от Асгота. Потом сняла с шеи маленький мешочек на шнурке из крученого конского волоса и надела на меня.
– Не снимай, пока все не закончится, – сказала Кинетрит, пряча мешочек под ворот кольчуги.
– Что там? – спросил я. В груди сдавило так, что я с трудом дышал.
– То, что сохранит тебе жизнь, – ответила она.
– Ты же даже не глядела на меня после Франкии.
Кинетрит отошла на шаг, и на мгновение я увидел ту девушку, которую когда-то знал.
– Ты поклялся защищать меня, Ворон. Вот и живи. – С этими словами она повернулась и ушла.
Гул тысяч голосов вернулся, будто на меня обрушилась огромная волна.
– Пора, парень, – позвал Брам, беря меня за плечо.
– Убей их, – оскалился Свейн, похлопав по топорищу.
Перед нами в ожидании стояли чемпионы Гвидо, их грозные клинки блестели на солнце.
– Да помогут нам боги, – прошептал я: трое угрюмых воинов выглядели поистине устрашающе.
Те, кто не успел сделать ставки, столпились у края арены и швыряли Гвидо и его людям монеты. «Длинные щиты» промаршировали к центру арены и образовали большое железное кольцо. Их смуглые неподвижные лица ничего не выражали, и этим они отличались от скандинавов, как кошки от собак.
К нам подошел Гвидо. Его темные глаза пристально оглядели нас, а губы искривились в гримасе, говорящей, что ему ненавистен тот путь, на который он ступил. Он привык воевать. Взгляд у Гвидо был острый и хищный, как у ястреба. Сжатые тонкие губы выдавали человека, который не находит радости в еде и питье. Единственной растительностью на его лице была тщательно подстриженная клинышком черная бородка.
– Чего ждешь, борода ты недоросшая? На мохнатку она у тебя похожа, – рявкнул Брам под сверлящим взглядом Гвидо.
Тот не ответил. Оставшись довольным Свейном и Брамом, он обратил свой хищный взгляд на меня. Гвидо не знал, почему именно мы стояли перед ним; предполагалось, что Сигурд пришлет лучших своих воинов. Распорядитель задержал внимательный взгляд на моей юношеской бороде и сжатой челюсти – я стиснул зубы, чтобы не стучали. От меня веяло обреченностью, как от поганой кадки – дерьмом, и Гвидо это, без сомнения, учуял своим хищным, похожим на клюв носом.
Он повернулся и указал левой рукой на Свейна. Бритоголовый Африканец тут же встал напротив него. Казалось, что взгляды двух силачей, сталкиваясь, высекают искры, как кремень и железо, – оба были довольны выбором. Потом Гвидо выставил Тео Грека против Брама; значит, мне оставался венд Берстук. По знаку Гвидо мы отступили к «длинным щитам», чтобы между нами и противниками оставалось место на арене.
– Помни, о чем я тебе говорил, парень, – бросил мне Брам. – Левая сторона у него слабая.
Я видел, как сражается и убивает противников венд, и мне казалось, у него нет никаких слабостей, но я кивнул Браму, и мы разошлись в стороны – каждый к своему сопернику. Гул нарастал, громкость его потрясала, а ведь амфитеатр не был заполнен даже на треть. В голове у меня крутились слова Грега: «Там всегда царила смерть».
– Да поможет тебе Тор, – прогудел голос Свейна сквозь шум толпы.
Я не стал на него смотреть – не хотел, чтобы он увидел мертвенный страх на моем лице. Плохо уже то, что его видел Гвидо, однако лучше он, чем один из моих побратимов. Я покрутил плечами – щит на левой руке был тяжелым, как якорь «Змея». Ноги мои приросли к земле, подобно корням Мирового древа; я боялся, что если шагну вперед, то упаду лицом в пыль. Сердце колотилось о ребра. Волосы на затылке встали дыбом. Между лопаток струился холодный пот. Мускулы ног подрагивали.
Я посмотрел на копье венда. «Наверное, таким копьем великий ас забивал гигантского вепря Сехримнира для трапезы в Вальхалле», – подумал я. Окованное железом древко возвышалось над Берстуком на две головы, а наконечник был франкским, огромным и «с крыльями», чтобы копье не слишком глубоко входило в тело врага. В мое тело. Самого же венда защищали меховые шкуры и вываренная кожа, и глуп тот, кто думает, что воина в таком облачении легче убить, – оно защитит лучше любого панциря. У такого воина, как Берстук, наверняка нашелся бы панцирь или даже несколько, и все же он предпочел шкуры, а значит, был уверен в себе. Его до сих пор не убили, хотя многие пытались.
А вот шлем на нем был железный, заостренный, – наверное, с убитого синелицего. Вообще, венд походил на тролля: борода с проседью, нос картошкой, рожа, полная гнойных чирьев. Шлем был маловат и сдавил ему брови так, что видны были только щелки глаз, похожие на лунки, оставленные мочой в грязном снегу. Берстук был так безобразен, что напугал бы и родную мать, а у меня затряслись поджилки, и я пожалел, что не умер во сне прошлой ночью.
Должно быть, он различил свое имя в общем крике, потому что повернулся к трибунам и потряс в воздухе щитом и копьем, как и на предыдущих поединках.
– Скандинав, знаешь, что означает имя «Берстук»? – крикнул мне один из «длинных щитов», с трудом выговаривая чужие для него английские слова.
Он был приземист, с аккуратной бородкой и черными, глубоко посаженными глазами.
– Не знаешь? – переспросил он.
Я отрицательно покачал головой.
– Так зовут злобного лесного бога на его родине, – произнес он нарочито медленно и уставился на меня, словно рыбак, забросивший уду.
– И что, он так же безобразен, как этот кусок вонючего свиного дерьма? С такой рожей только в лесу и прятаться.
К моему удовольствию, глаза солдата раскрылись чуть шире – я его удивил.
Гвидо покинул арену. Свейн, Брам и их соперники сделали шаг друг к другу – всем не терпелось начать бой. Я выставил ногу вперед и, к счастью, не упал. А потом шагнул навстречу судьбе.
Свейн и Африканец схлестнулись первыми. Щиты ударили друг об друга, как рога огромных лосей. Толпа взревела. Гул был как при страшном пожаре, когда пламенем схватываются балки под крышей и столб огня устремляется вверх. И тут венд пошел на меня. Он размахнулся копьем, как секирой, и полетела бы моя голова с плеч, но я вовремя закрылся, и наконечник копья лязгнул по щиту. Венд зашел справа и попытался ударить меня напрямую, но я блокировал удар древком и ткнул копьем ему в рожу. Он отпрыгнул, и острие лишь скользнуло по шлему. Толпа ахнула. Рядом секира Свейна лязгнула по умбону щита Африканца, а копье Грека клацнуло о Брамово. Слышались яростные вопли, но я боялся отвернуться от безобразного венда. Он вертел огромное, окованное железом копье, как пушинку, и, казалось, наступал на меня одновременно со всех сторон. Удар «крылатого» наконечника – и от моего щита во все стороны брызнули щепки. Я тут же перебежал на другое место, отчаянно не желая становиться легкой мишенью. Венд пырнул меня копьем под щит, задев кожаные наручи. Уклониться я не успел, и острие вонзилось мне в кольчугу – сломанные кольца, разлетевшись, сверкнули на солнце, будто водяные брызги. Обуреваемая жаждой крови толпа завыла. Я пошатнулся от пронзившей меня боли, однако крови на груди не было – меня спас кожаный подкольчужник. «Бей слева… старая рана…» – проревел в мозгу голос Брама. Я попытался ударить Берстука в левую ногу, но он закрылся щитом. Я ударил снова. И снова. Он каждый раз уворачивался, и мне приходилось кружить вместе с ним, но подобраться ближе никак не удавалось. Если б не изнурительные занятия с Сигурдом и Флоки, я бы уже валялся в пыли, истекая кровью. Однако приговор судьбы по-прежнему висел надо мной.
– Вот это я понимаю, бой так бой! – прокричал Свейн.
У меня не было сил на лишние слова; думаю, у Брама тоже. Краем глаза я видел его – свирепую гору железа, – но Грек был силен и проворен и отражал любые удары.
Щитом я отклонил Берстуково копье вверх. Воспользовавшись моментом, он молниеносно перевернул копье и, широко расставив ноги, со всей силы врезал им мне в лицо. Я успел наклонить голову, и удар пришелся на шлем. Мне чуть не вышибло глаза, я зашатался. Берстук снова и снова набрасывался на меня с копьем, а я каким-то чудом умудрялся подставлять щит.
– Держись, Ворон! – кричал Брам. – Держись!
Ноги подгибались, меня мотало из стороны в сторону. Я уже почти падал, и тут меня поддержала стена… Нет, не стена. Свейн. С яростной гримасой силач подставил плечо с щитом под мощный удар Берстука и встряхнул меня, чтоб я стоял ровно.
– Убей урода, – ухмыльнулся он и устремился обратно к Африканцу, свирепо рассекая воздух секирой, отчего синелицему пришлось отступить назад.
Прищурившись от слепящей боли, я бросился влево. Копье венда было слишком длинным, и мне никак не удавалось подобраться ближе. Я отошел назад, чтобы собраться с силами, и, к счастью для меня, венд воспользовался этим, чтобы покрасоваться перед толпой, победно подняв руки, словно я уже покойник. Самодовольства ему было не занимать. На этот раз я решил ударить сверху. Подняв копье над головой, я размахнулся и метнул его во врага. Однако Берстук обладал острым, как франкский наконечник, чутьем – он подался назад, мое копье отскочило от его щита и улетело далеко в сторону. Венд заухмылялся, уверенный, что я рискнул всем и проиграл.
– Ты, троллья подмышка, – прорычал я, сплевывая густую слюну и вытаскивая меч.
Толпа ревела, требуя крови.
– Сын драугра.
Я не знал, понимает ли он, что я ору, но мне было плевать – он и так жаждал меня убить. А теперь еще и думал, что это будет проще простого, раз я без копья. Он подошел ко мне так близко, что я мог попасть в него плевком. Вблизи венд был еще безобразнее. Чирей над его верхней губой лопнул, на бороду текла желтая слизь. А еще он рычал, словно придушенный пес. Сзади раздался крик боли – кого-то ранили. Толпа бесновалась.
– Ну же, давай, венд! – Оскалившись, я поманил его мечом.
Страха больше не было – может, его вышибло из меня Берстуковым копьем.
Мне показалось, что в реве толпы я различил голос Улафа, кровь в жилах закипела, как бульон на костре-сердце.
– Давай, режь нить моей судьбы, если сможешь, – прорычал я.
Противник сделал пробный выпад, целясь мне в ноги, но «крылатый» наконечник встретил мой. Я попытался подсечь его снизу, но он отклонил мой выпад вправо. Мы столкнулись щитами – на меня пахнуло смрадным дыханием, – потом разошлись. Венд оттолкнул меня – знал, что близко подпускать опасно. Лезвие его копья мелькало в воздухе, мой щит тоже, руку жгло. Я ругнулся – мне никак не удавалось нащупать его слабину, – да и едкий пот вытереть с глаз хотелось, но я знал: стоит оторвать взгляд от вендова копья – и птица крылом взмахнуть не успеет, как я буду мертв. Он нацелился мне в грудь, и я уже приготовился отразить удар, однако венд отдернул копье. Мой меч рассек пустоту, а лезвие Берстука, прочертив дугу, разодрало мне кольчугу и впилось в ребра. Тело будто обожгло расплавленным железом. Из раны потекла кровь – толпа радостно завыла.
Берстук крутанул копье над головой, и железное древко ударило по моему мечу, но выбить не выбило – его удержал шнурок Улафа. Я увернулся от смертельного удара и вновь обхватил скользкую от пота рукоять. Подцепив край моего щита копьем, Берстук попытался выдрать его у меня из рук. Злой рок навис надо мной, как Йормунганд над волнами, я осознавал, что смерть близка. Бросая вызов Всеотцу, я со всей силы рубанул по копью Берстука – меч прошел сквозь железо и дерево и отсек добрую часть копья. Я выставил вперед левую ногу и со всей силы ударил Берстука в шею рукоятью, но шея у него была толстая, что дуб, и мой удар его только разозлил. Он отшвырнул сломанное копье и выхватил из ножен меч.
Неожиданно сзади поднялся яростный гул, похожий на рев бури. Я обернулся. Брам стоял на коленях, кровь заливала ему глаза и стекала на бороду. Одна рука безжизненно повисла, другая странно торчала вперед, будто кривая ветка, а пальцы судорожно сжимались. Даже Берстук остановился посмотреть. Тео Грек наклонился и, подняв Брамов меч за лезвие, подал его норвежцу. Дрожащей рукой Брам схватил меч, но покачнулся назад, и острие меча процарапало пыль. Грек, тяжело дыша и утирая со лба пот, повернулся к Гвидо. Тот посмотрел туда, где сидел Сигурд с волками, потом кивнул Тео. Приблизившись к Браму, Грек наставил острие меча ему на горло. Свейн все еще сражался с Африканцем, а я был слишком далеко. Держа меч обеими руками, Тео пронзил храброму норвежцу грудь до самого сердца. Из горла Брама хлынула кровь, он повалился на бок.
Поняв, что случилось, Свейн испустил вопль, от которого задрожали бы стены в Вальхалле.
Берстук свирепо ухмыльнулся и снова пошел на меня – жаждал прикончить сам, пока Грек не подоспел на подмогу. Мечи наши столкнулись, правый бок отозвался ужасной болью. На кольчуге расплывалось бурое пятно, вместе с кровью из меня утекала жизнь – перед глазами замелькали тени, а голова стала легкой, как перышко, будто бы душа расставалась с телом. Я все еще размахивал мечом, иногда попадая по щиту Берстука, но чаще разя пустоту. Я проклинал богов и норн, которые спряли нить, что привела меня сюда и здесь же оборвется. Сзади к Берстуку подошел Грек, все еще тяжело дыша, но венд встретил его злобным оскалом. Он хотел убить меня сам: еще один побежденный воин – еще больше славы и серебра. Я отшатнулся, руки немели; наверное, я выпустил меч. Уплывая в мир теней, словно балласт – в море, я не чувствовал боли.
Мечи наши столкнулись, однако теперь гул толпы казался далекими раскатами грома. Меч повис на Улафовом шнурке. Берстук перерезал его, и мой клинок беззвучно упал на землю. Я видел, как позади венда огромная секира Свейна срубила голову с могучих плеч Африканца. Рот норвежца разверзся в победном вопле, но я его не слышал. Берстук оттолкнул ногой мой меч, и краем сознания я услышал хохот богов – мне не суждено перейти Радужный мост и пировать в чертогах Одина. Я разгрыз себе губу, но боли не было, я чувствовал лишь смрадное дыхание венда – брызжа слюной, он осыпал меня проклятиями. Потом схватил меня за шею и, примерившись, занес меч для смертельного удара. И в этот самый момент я набрал полный рот крови и плюнул ему в глаза. Он замер, ослепленный, его меч скользнул мне по плечу, а я, выхватив свой длинный нож, со всей силы вонзил его ему в рот, проламывая череп. Обмочившись, он испустил дух. Я выдернул нож, с острия которого разлетелись по воздуху серые комки, и отшатнулся – мертвое тело грохнулось ничком на землю. Рев толпы постепенно доходил до моего сознания. Я наклонился, поднял меч и, пошатываясь, направился на помощь Свейну. Он был без шлема, его длинные рыжие волосы промокли от пота, секира со зловещим свистом чертила круги в воздухе, и Грек, который остался без щита, никак не мог к нему подобраться. Он не слышал, как я подошел сзади, да и, скорее всего, считал меня покойником. Свейну удалось развернуть противника так, что спина ничего не подозревающего Тео оказалась прямо передо мной и я мог спокойно рассечь его надвое.
К нам уже бежали «длинные щиты». Они встали кругом, нацелив на нас копья. Тео скользнул в железное кольцо, словно меч в ножны.
Свейн махал секирой, вызывая «длинных щитов» на смертный бой. И тут вдруг раздался «волчий» вой – сверху к нам бежал Сигурд, а за ним – Флоки, Пенда и все остальные, сверкая на солнце оскалами и клинками. Солдат, который говорил мне о вендском боге, прокричал что-то остальным. Гвидо выхватил меч, глядя на нас сузившимися хищными глазами. Солдаты, как один, побросали на землю копья и щиты и подняли руки. Это был или очень храбрый, или очень глупый поступок, ведь на них бежал отряд вооруженных воинов. Но тут Сигурд прокричал скандинавам, чтобы те убрали мечи в ножны. Они повиновались, чему я был рад, – иногда даже ярл не в силах остановить кровопролитие.
Пенда и Бьярни подхватили меня под руки. Другие хлопали Свейна по промокшей от пота спине, а третьи собрались у тела Брама.
– Ты ярл Сигурд? – спросил коренастый солдат.
Гвидо встал рядом с ним, свирепо глядя на Сигурда.
Ярл кивнул.
– А это мои воины, – объявил он, высоко подняв голову. Потом бросил гневный взгляд на Гвидо и повелел, наставив на него палец: – Неси серебро. Мы победили. – Теперь он показывал на Тео Грека, который с пепельно-серым лицом стоял около солдат. – Этот червяк был бы уже мертв, если б твои люди не вмешались.
– Будет тебе серебро, норвежец, – ответил Гвидо. – Но придется подождать. – Он поглядел на трибуны, где бесновались зрители, недовольные тем, что их лишили кровавого зрелища. – Опасно приносить серебро сюда, к этим дикарям.
Сигурд покачал головой.
– Мой товарищ сейчас переходит Радужный мост, – произнес он, устремив на Гвидо тяжелый, как грозовая туча, взгляд, – я должен позаботиться о достойном погребении. Мы разбили лагерь на каменном причале к западу от Палантина. Принесешь серебро завтра на рассвете.
Гвидо кивнул. Коренастый смотрел на Сигурда так, как смотрят на небо, ожидая дождя.
– Ты получишь свое серебро, Сигурд, – сказал он.
– Не будет серебра – сдеру с тебя шкуру и прибью ее к мачте, – пообещал ярл.
Потом повернулся и пошел к мертвому другу, чья кровь пропитала арену смерти.
Назад: Глава 16
Дальше: Глава 18