13
В некий ранний час, слишком уж скоро, мальчишки и Хорст встают и загружаются в просторный черный «линкольн» на «Дж. Ф. К.». План на лето – лететь в Чикаго, впитать город, арендовать машину, поехать в Айову, навестить там прародителей, а затем отправиться в гран-тур по местам, которые Максин про себя называет Ебупрофанным Западом, потому что едва там оказывается, такое ощущение, что у нее месячные. Она едет с ними в аэропорт, типа не цепляясь или как-то, просто приятно проветриться, через окошко «таун-кара», ничо?
Бортпроводницы ходят парами, руки молитвенно сложены впереди, монахини неба. Длинные очереди людей в шортах и высящихся рюкзаках медленно шаркают на регистрацию. Детвора балуется с подпружиненными лентами на стойках контроля очередей. Максин ловит себя на том, что анализирует проходимость – какая очередь движется быстрее. Это просто привычка, но Хорсту от нее не по себе, потому что Максин всегда права.
Она медлит, пока не объявляют посадку, обнимаясь со всеми, даже с Хорстом, смотрит, как они спускаются по телескопическому трапу, и только Отис оглядывается.
На обратном пути, минуя другой выход на посадку, она слышит, как ее зовут по имени. Вообще-то визжат. Это Вырва, обряженная в сандалии, большую обвисшую соломенную шляпу, летний сарафан микродлины и некоторого количества энергичных оттенков, по статутному праву запрещенных в Нью-Йорке.
– Направляемся в Калифорнию, нет?
– На пару недель к родне, потом возвращаемся через Вегас.
– «Дефкон». – Что, Дастин в серферских шортах с гавайским узором, попугаи и прочее, объясняет, есть ежегодная хакерская конференция, где гики всех убеждений, по все стороны закона, не говоря о разноуровневых копах, считающих, будто работают под прикрытием, сбираются, сговариваются и спиваются.
Фиона отправлена в какой-то анимэшный лагерь в Нью-Джёрзи – кино по «Кваке», мастерские по машиниме, японский персонал, уверяющий, будто не знает ни слова по-английски, кроме «обалдеть» и «отстой», чего для широчайшего диапазона человеческих устремлений более чем достаточно…
– А как все в ПодБытии? – Из чисто светских соображений, поймите…
Но Дастину как-то не по себе.
– Так или иначе, грядут большие перемены. Кто бы там внутри ни был, лучше наслаждаться этим, покуда можно. Пока его относительно невозможно взломать.
– А так не будет?
– Уже недолго. Слишком многим его хочется. В Вегасе все будет как скоростная впарка в ебаном зоопарке.
– Не смотри на меня, – грит Вырва. – Я просто косяки скручиваю и подаю говножрачку.
Из динамиков разносится голос, объявляя что-то по-английски, а Максин неожиданно не понимает ни слова. Некий гул, которым мрачно предсказываются события, вообще не таким ей хочется быть призванной.
– Наш рейс, – Дастин подхватывает их ручную кладь.
– Привет Зигфриду и Рою.
Вырва шлет воздушные поцелуи через плечо аж до выхода на посадку.
В конторе, когда Максин добирается до нее, – Дейтона с крохотным телевизором, который она держит в выдвижном ящике стола, приклеилась к дневному фильму по Афро-Американскому Романтическому Каналу (АРКА) под названием «Подрезанная защита любви», в котором Хаким, дефенсив-лайнбекер-профи, на площадке рекламного ролика пива, в котором снимается, знакомится и влюбляется в Прозорлайвость, модель, участвующую в том же ролике, и она незамедлительно заводит Хакима до того состояния, когда он вскоре с раннинг-беками расправляется так же, как свойственники с закусью. Воспламененное его примером, нападение начинает разрабатывать собственные мето́ды побед. То, что прежде было тусклым годом для команды, которая никогда не выигрывает даже в орлянку, переворачивается с ног на голову. Победа за победой – дикая карта! плей-офф! Суперкубок!
В перерыве между таймами на Суперкубке команда опущена на десять очков. Масса времени, чтобы все изменить. Прозорлайвость ураганом проносится сквозь несколько кордонов секьюрити в раздевалку.
– Милый, нам нужно поговорить. – Перерыв на рекламу.
– Ууух! – Дейтона качает головой. – Ой, ты вернулась? Слуш, минут десять назад звонил какой-то мудак с замашками белого. – Она роется на столе и находит записку позвонить Гейбриэлу Мрозу и нечто похожее на номер сотового.
– Я это из другой комнаты сделаю. Твое кино опять включили.
– Ты с этим типом осторожней, детка.
Держа в уме древнее различие СРМов между соучастием и просто телефонными звонками, которые, вероятно, следует принять, она тут же связывается с Гейбриэлом Мрозом.
Никакого «здрасьте, как поживаете».
– На защищенной линии? – вот что желал бы знать цифровой олигарх.
– Я все время по ней покупки делаю, сообщаю людям номера моих кредиток и прочее, ничего плохого пока не случалось.
– Полагаю, могли бы углубиться в определения «плохого», но…
– Мы рискуем серьезно отклониться от темы, да, судьбоносной для занятой, важной жизни… Итак…
– Сдается, знакомы с моей тещей Маркой Келлехер. Видели ее сайт?
– Время от времени кликаю на него.
– Могли там читать кое-какие жесткие комментарии, типа, каждый день, о моей компании. Есть представление, зачем она это делает?
– Она, похоже, вам не доверяет, мистер Мроз. Глубоко. Должно быть, она верит, что за блистательной сагой излишеств мальчика-миллиардера, которая всех нас так развлекает, залегает нарратив потемнее.
– Мы занимаемся безопасностью. Чего хотите, прозрачности?
Нет, я предпочитаю матовость, шифровку, хитрожопство.
– Для меня слишком политично.
– Как насчет финансово? Эта швигер – сколько, по-вашему, мне будет стоить, чтобы она отвалила? По грубой прикидке хотя бы.
– Отчего-то, типа, у меня такое смутное чувство, у Марки нет ценника.
– Ну да, ну да, может, все равно спросите? Был бы очень, очень признателен.
– От нее у вас столько головняка? Ладно вам, это же просто веб-лог, сколько народу его читает?
– Один – уже много, если это не тот человек.
Что приводит их к ничьей, национальная принадлежность по выбору. Ее ответом должно бы стать: «При ваших-то связях в высших кругах, кто на всей гражданке света белого вообще станет требовать от вас объяснений за что бы то ни было?» Но это было б равносильно признанию, что ей известно больше, чем положено.
– Я вам так скажу, увижу Марку в следующий раз – спрошу у нее, почему она не отзывается более высоко о вашей компании, а если она после этого харкнет мне в рожу и обзовет вашей шестеркой, продавшейся корпорациям, тип-того, я смогу не обратить на это внимания, птушто глубоко внутри буду знать, что оказываю громадную услугу роскошному парню.
– Вы меня презираете, верно?
Она делает вид, будто обдумывает вопрос.
– Это у людей вроде вас лицензия на презрение, у меня мою отозвали, поэтому приходится удовольствоваться тем, что я ссу кипятком от ярости, а это длится недолго.
– Приятно знать. В будущем может оказаться сподручным держаться подальше и от моей жены, кстати.
– Секундочку, дружочек, – ну и мерзотен же этот парень, – вы неверно меня поняли, типа она же крошечка-хаврошечка и все такое, но…
– Просто постарайтесь держать дистанцию. Будьте профессионалом. Удостоверьтесь точно, на кого работаете, ОК?
– Говорите помедленней, я пытаюсь записать.
Мроз, как и ожидалось, надувшись, бросил трубку.
Вписывается Роки Тэкнез. Как обычно, без багажа.
– Эй. Макси, мне надо было в ваш район, страху тут нагнать, нет, постойте, я что сказал, имел в виду – «произвести впечатление» кое на каких клиентов. Надо кой-чо с вами пообсуждать, лично.
– Важное, верно?
– Возможно. Знаете столовку «Омега» на 72-й?
– Возле Колумба, конечно. Десять минут?
Роки сидит в кабинке позади, в глубоких недоосвещенных уголках «Омеги», с гладким деловым типом в заказном костюме, в очках с бледной оправой, среднего роста, япповые прихваты.
– Простите, что от работы отрываю и проч. Поздоровайтесь, Игорь Дашков, приятный человек для вашего «Ролодекса».
Игорь целует Максин руку и кивает Роки.
– На ней жучка нет, надеюсь.
– У меня нетерпимость к жукам, – делает вид, будто объясняет, Максин. – Я лишь все запоминаю, а потом, на дебрифинге, могу вывалить федералам дословно. Ну или тем, кого вы так опасаетесь.
Игорь улыбается, склоняет голову, типа, без сомненья очарован.
– Покамест, – бормочет Роки, – не изобрели такого копа, какой мог бы вызвать у этих ребят что-нибудь сильнее легкой досады.
В соседней кабинке Максин замечает двух молодых мясников определенного измерения, они заняты ручными игровыми консолями.
– «Дум», – помавает большим пальцем Игорь, – только что вышел для «ГеймБоя». Постпоздний капитализм вышел из-под контроля, «Объединенная аэрокосмическая корпорация», луны Марса, врата в ад, зомби и демоны, включая, мне кажется, и этих двух. Миша и Гриша. Поздоровайтесь, падонки.
Молчание и работа кнопок.
– Как приятно с вами познакомиться, Миша и Гриша. – Как бы вас там ни звали на самом деле, привет, я Мария Румынская.
– Вообще-то, – поднимает голову один, обнажая строй тюремных резцов из нержавеющей стали, – мы предпочитаем Деймос и Фобос.
– Слишком много времени тратят на видеоигры. Только что с зоны откинулись, дальние родственники, теперь не такие уж и дальние. Брайтон-Бич для них – небеса обетованные. Я их привожу на Манхэттен, чтобы они поглядели на преисподнюю. А также на встречи с моим дружбаном Рокко. Бизнес ВК с тобой хорошо обходится, старина амиго?
– Медленновато, – Роки, пожимая плечами, – mi gratto la pancia, знаешь, просто в пупе ковыряюсь.
– Мы говорим «хуем груши околачивать», – сияя Максин.
– Затейливо, – Максин, улыбаясь в ответ.
– Зато весело.
Даже если этот парень выглядит так, что ему сдают только трефы, очевидно, где-то внутри глянцевой пригородной упаковки, в матрешкиной глубине затаился громадный бывший спецназовец, крутой парень, готовый делиться боевым опытом двадцатилетней давности. Никто не успевает и сообразить, как Игорь засвечивает флешбэк про ВЗП над Северным Кавказом.
– Падаешь в ночном небе, над горами, жопу себе морозишь – и тут давай медитировать: а чего я на самом деле хочу от жизни? Убить побольше чеченов? Отыскать настоящую любовь и завести семью где-нибудь в теплом месте, например, в Гоа? Чуть не забыл парашют раскрыть. А снова на грунте – все ясно. Тотально. Нагрести кучу бабла.
Роки хехекает.
– Эй, а я это сам прикинул, ни из какого самолета и выпрыгивать не пришлось.
– Может, если прыгнешь – решишь все свои деньги раздать.
– Вы таких знаете? – грит Максин.
– В Спецназе странные вещи с людьми происходят, – отвечает Игорь. – Что там о больших высотах.
– Спроси у нее, – Роки, подаваясь к уху Игоря. – Давай, спроси, она норм.
– Что у меня спросить?
– Знаете что-нибудь про этих людей? – Игорь подталкивает к ней папку.
– «Ценные бумаги Мейдофф». Хмм, может, какие-то цеховые сплетни. Берни Мейдофф, легенда улицы. Поговаривали, вполне успешный был, насколько мне помнится.
– От одного до двух процентов в месяц.
– Приятная средняя доходность, так в чем проблема?
– Не средняя. Та же каждый месяц.
– Ой-ёй. – Она шелестит страницами, поглядывает на диаграмму. – Что за поебень. Это совершенно ровная линия, возрастание до бесконечности?
– Вам не кажется немножко аномальным?
– В этой экономике? Вы поглядите – даже в прошлом году, когда техно-рынок всплыл брюхом кверху? Нет, тут какая-то пирамида Понци наверняка, а судя по масштабу этих инвестиций, он еще и соперников должен опережать. У вас в него какие-то средства вложены?
– У моих друзей. Они начинают тревожиться.
– И… это взрослые люди, которые смогут пережить неприятные известия?
– На свой особый манер. Но они тепло оценят мудрый совет.
– Ну, это ко мне, значит, и сегодня мой совет – перемещаться быстро, по возможности без эмоций, к ближайшей стратегии выхода. Ключевой фактор – время. Хорошо было бы месяц назад.
– Роки говорит, у вас дар.
– Любой идиот, ничего личного, это бы заметил. Почему КЦБ ничего не предпринимает? ОП, кто-нибудь.
Жом плечьми, красноречивые брови, большие пальцы трутся друг о друга.
– Мда, это, разумеется, мысль.
Уже какое-то время Максин осознает боковое рукомахание и боповую жестикуляцию, не говоря уже о тихой декламации и диджейских звуковых эффектах, со стороны Миши и Гриши, которые оказываются большими поклонниками полуандерграундного русского хип-хопа, в особенности – мелкой растафарской рэп-звезды по имени Децл: выучив наизусть два его первых альбома, Миша обеспечивает музыку и вокальные ударные, Гриша тексты песен, если только она их не перепутала…
Игорь подчеркнуто сверяется с «Ролексом-Челлини» белого золота:
– Как по-вашему, им хип-хоп полезен? У вас дети есть? Как с ними, они…
– Дрянь, которую я в таком возрасте слушала, я не в позиции… но вот этот номер, который они сейчас лабают, он вполне заразный.
– «Вечеринка у Децла», – грит Гриша.
Гриша переводит в порядке пояснения.
– Погоди, давай ей «Уличного бойца» покажем.
– В следующий раз, – Игорь, поднимаясь уходить, – честно. – Жмет руку Максин, целует ее в обе щеки, справа-слева-справа. – Я передам ваш совет друзьям. Дадим вам знать, что произойдет. – Мелодично прочь и наружу.
– Эти две гориллы, – объявляет Роки, – только что сожрали целый торт с шоколадным кремом. По одному на брата. А я остался с чеком на руках.
– Так, значит, это Игорь хотел меня видеть, не вы?
– Разочарованы?
– Не-а, наш человек. Он мафия или что?
– Сам до сих пор вычисляю. Та публика, с которой он трется на Брайтон-Биче, некоторые были в кругу Япончика, пока Япошу нашего не замели, определенно олдскульная толпа. Но если быстро просканировать наружку, никаких видимых татух, размер воротничка 15 с половиной, эхх, – повихляв рукой, – сомнительно. По мне, так он скорее посредник.
Однажды, направляясь в бассейн «Дезэрета», Максин обнаруживает, что служебный лифт занят, вероятно – до особого оповещения, въезжает еще какая-то япповская плесень, несомненно. Она идет искать другой лифт и в итоге оказывается внизу лестницы, в цокольном лабиринте, и вот уже готова сделать шаг, вопреки собственному здравомыслию, в печально известный Задний Лифт, наследие прежних времен, по слухам, обладающее собственным разумом. Вообще-то Максин сама начала верить, что в нем живет призрак, там Что-то Случилось много лет назад, и с этим до сих пор так и не разобрались, поэтому теперь, когда выпадает возможность, лифт этот пытается направить своих ездоков теми курсами, что помогут ему обрести хоть какое-то кармическое облегчение. На сей раз лифт не едет прямо вверх к бассейну, чью кнопку Максин нажала, а доставляет ее на этаж, который она сразу не узнает, и оказывается он…
– Макси, эй.
Она сощуривается в отчего-то сальном сумраке.
– Редж?
– Тут как в каком-нибудь азиатском ужастике, – шепчет Редж. – Может, Оксида Пана. Ты можешь как бы скользнуть сюда вдоль стены, чтоб мы не попались вон той камере слежения?
– А почему нам нужно не попадаться камере, еще раз?
– Они меня в этом здании не хотят. Теперь уже и судебный запрет должен выйти.
– Так ты что, ты… теперь здания выслеживаешь?
– Тот липовый сортир в «хэшеварзах»? Только что на улице случайно заметил одного парня оттуда, у меня при себе достаточно чистой пленки было, поэтому я начал слежку и съемку. Зигзагами по всему этому кварталу, он постепенно набирает пару-тройку других типов, которых я тоже узнаю, а они тут берут и заваливают в этот вот «Дезэрет», их как звезд принимают на входе. Тут я соображаю, что поскольку Гейбриэл Мроз один из здешних хозяев…
– Минуточку, Мроз? С каких пор?
– Думал, ты знаешь. Как бы то ни было, теперь это чистый научный интерес, события нас догнали и перегнали. Мроз меня вчера уволил из проекта. Ко мне в квартиру опять вламывались, теперь все разгромили, все отснятые материалы забрали, кроме тех, что я спрятал.
Развитие событий не внушает.
– Пойдем лучше со мной. Служебный лифт, наверное, уже освободился.
Посредством коего им удается скрыться через задний выход и на Риверсайд, где они едва успевают на автобус в центр.
– Полагаю, ты копам или как-то об этом не упоминал.
– Если только хорошенько их посмешить, чтоб как-то облегчить иначе суровый рабочий день, в смысле. Ну да, как насчет по пути из города?
– Сиэттл.
– Пора, Макси. Мроз оказал мне услугу. Мне в резюме кино про «хэшеварзов» не нужно, портит имидж, и знаешь что, «хэшеварзы» уже в прошлом. Что б ни случилось, им пиздец.
– Не сказала бы, что они совсем уж на грани Главы Одиннадцать.
– Если у дот-кома и есть бессмертная душа, – Редж до странности отсутствующ, словно уже окликает из окна какого-то движущегося на запад шарабана, – «хэшеварзы» свою уже погубили.
Они выходят на 8-й улице, обнаруживают пиццерию, некоторое время сидят за уличным столиком. Реджа заносит на грядку философской погоды.
– Я ж не то чтоб каким-нибудь Альфредом Хичкоком когда был или как-то. Мое барахло можно смотреть до полного окосения, и там все равно не будет никакого глубокого смысла. Вижу что-то интересное – снимаю, вот и все. Будущее кино, если хочешь знать, – настанет такой день, канал шире, больше видеофайлов в интернете, все будут всё снимать, сильный перебор того, что можно посмотреть, ничто нихера не будет означать. Считай, что я это все напророчил.
– Ты нарываешься на комплименты, Редж, а как же тот незапланированный косметический ремонт твоей квартиры? Кто-то, должно быть, высоко оценил что-то снятое тобой.
– Мроз, – жмет плечами он. – Пытается захавать то, что считает своим.
Нет, думает Максин с внезапной гриппозной болью в пальцах, Мроз – это в лучшем случае. А если кто-то другой, Сиэттл может оказаться недостаточно далеко.
– Послушай, если тебе нужно, чтобы я тебе что-нибудь похранила…
– Не волнуйся, ты у меня в списке.
– И ты дашь мне знать, когда уедешь из города?
– Попробую.
– Пожалуйста. О, и еще, Редж.
– Ну, я знаю, сам когда-то смотрел «Бионическую женщину». Рано или поздно Оскар Голдман говорит: «Джейми – будь осторожней».
– Он был для меня крепким образцом еврейской мамочки. Только не забывай, что даже Джейми Соммерз иногда нужно ступать с опаской.
– Не беспокойся. Раньше я думал, что коль скоро я вижу что-то в видоискатель, оно не сможет мне навредить. Так сколько-то и длилось, но теперь-то я поумнел. Ты довольна? – Разочарованная детка написана у него на лбу.
– Наверное, я бы сочла это хорошей новостью.
