Глава тридцать первая

Почти два года Мария спокойно жила в Уивенго, растила сына и дочь, была любимой женой одного из самых видных в округе помещиков. И вот однажды, теплым зимним днем, когда за окном таяли сосульки, капая вразнобой на уже совсем раскисшие клумбы, это спокойствие нежданно пошатнулось. В короткой записке от мастера Кромвеля, доставленной обычным гонцом, говорилось только, что главный министр короля собственной персоной прибудет к ним завтра к полудню с важными вестями. Мария протянула записку Стаффу, который, едва войдя в гостиную, сразу же подхватил на руки учившегося ходить Эндрю.

— Мастер Кромвель собственной персоной, — холодно проговорил Стафф, возвращая хрустящую записку Марии. — Не думаю и не надеюсь, что ему просто вздумалось отдохнуть в деревенской глуши.

— Быть может, королева, которая снова носит ребенка, прощает нас и желает нашего возвращения?

— Сомневаюсь, — ответил Стафф, улыбаясь Эндрю и качая его на колене, чем тот был страшно доволен. — Она едва на третьем месяце. А прощение может последовать лишь после рождения наследника, никак не раньше. — Он посмотрел на встревоженное лицо Марии. — До сих пор так горюешь, что Анна проклинала тебя, когда мы уезжали? Ты давно об этом не вспоминала, я уж стал надеяться, что ты успокоилась на этот счет. А если королева захочет увидеть тебя, ты поедешь?

— Мне бы хотелось повидаться с ней, Стафф, но оставаться там я не хочу. Мой дом в Уивенго. А без тебя я ко двору не отправлюсь, даже просто в гости.

— Да уж не отправишься, особенно в компании этого черного ворона Кромвеля.

— Но мне казалось, что между вами все эти годы существовал какой-то уговор.

— Уговор существует и честно соблюдается обеими сторонами, как я понимаю. И все же это не значит, будто я не вижу Кромвеля насквозь.

— Да, «надо уметь видеть» — целую вечность назад мне пытался это втолковать во Франции мастер да Винчи.

Стафф как-то странно посмотрел на нее и даже перестал качать сына, пока тот не закричал:

— Лошадку, лошадку, папа!

— А ты, милая моя, предупреди лучше Бреннан и Нэнси — с ним ведь явно приедет несколько человек, а вежливость требует предложить ему ночлег.

— Да, — обернулась она, стоя уже у двери, — возможно, королева наконец вспомнила о своем обещании учить и воспитывать Кэтрин в Хэтфилде, вместе с принцессой Елизаветой.

— Сомневаюсь, чтобы ради такого пустяка Кромвель скакал прямо в Уивенго, Мария. Нет, думаю, нам надо взять себя в руки и держаться того, что дорого нам обоим.

Мария поспешила на кухню, чтобы дать распоряжения Бреннан и Нэнси, а Стафф снова стал качать на колене их наследника с волосами песочного цвета.

— Материнство и свежий деревенский воздух сделали вас еще красивее, леди Стаффорд, — сказал Кромвель, кланяясь и целуя ей руку.

— Материнство и Уивенго, во всяком случае, сделали меня счастливее, мастер Кромвель, — спокойно ответила она.

— Вы, Стаффорд, как всегда, выглядите хозяином жизни, — заметил коренастый министр, когда они провожали его в гостиную, куда были поданы вино и свежий сыр. — Очень милое пристанище, — сказал он, быстро обежав глазами комнату.

— В каком-то смысле пристанище, Кромвель, но для нас это родной дом. У нас с Марией нет ни малейшего желания вернуться ко двору и жить там постоянно, — сказал на это Стафф, сразу ощетиниваясь, как только увидел чопорное, непроницаемое лицо ближайшего советника короля.

— В таком случае будем надеяться, что это и не потребуется, лорд Стаффорд. Но я доставил вам весьма печальную весть и надеюсь, что она не оставит равнодушной сестру королевы.

— Печальную весть? Анна здорова? Только бы ничего не случилось с ее младенцем! — У Марии перехватило горло.

— Увы, как ни горестно, но у королевы случился выкидыш, и…

— Нет-нет, этого быть не может! — вскрикнула Мария, а Стафф склонился над нею, обняв за плечи своими могучими руками. Кромвель впился в эту трогательную сцену своими пронизывающими глазками.

— Мне очень жаль, миледи, но не было возможности смягчить для вас эту весть. Представляется, что выкидыш был вызван ужасным происшествием с Его величеством. На пятнадцатой неделе беременности королевы Его величество, в полном доспехе, участвовал в турнире в Гринвиче. Когда противник выбил его из седла, боевой конь всем своим весом рухнул на короля. Страх сковал придворных, ибо он почти два часа пролежал без сознания — мы уж подумали, что государь умирает.

Мария теперь сидела, отстранившись от Стаффа и не сводя залитых слезами глаз с Кромвеля.

— Когда ваш дядюшка Норфолк принес эту печальную весть королеве, у нее начались преждевременные схватки, и она родила мертвого младенца. Мужского пола.

— Господи, спаси и помилуй нас в таком случае, — пробормотал Стафф, Мария же не сказала ничего, ей не хватало слов.

— Когда Его величество очнулся и услышал о мертвом сыне, он ворвался в покои королевы и закричал что было сил…

— Разумеется, Кромвель, мы вполне представляем себе, что мог сказать Его величество, — перебил его Стафф.

— Да-да, конечно. И вся эта ужасная сцена произошла как раз в тот самый день, когда хоронили Екатерину Арагонскую, принцессу Уэльскую. Король еще до того застал королеву Анну и ее фрейлин, когда они веселились, нарядившись в платья самых веселых расцветок — желтые, в основном, — как только услыхали о том, что принцесса умерла в Кимболтоне. И теперь, после утраты сына-наследника, король обвинил ее в колдовстве. Многим придворным он говорил, что Бог наказывает его за то, что он столько лет поддавался ее чарам.

— Да как он смеет говорить с ней подобным образом — после того как столько лет преследовал ее, как бык во время гона! — взорвалась Мария. — Колдовство! Он что, берет пример с тех невежественных простолюдинов, которые в день коронации плевали ей вслед и кричали: «Ведьма! Ведьма!»? Как он смеет?

Кромвель подался вперед, упершись локтем в колено, старясь не пропустить ни мига этого взрыва ее возмущения.

— Но ведь хорошо известно, миледи, как ни старается это скрыть королева, что на одной руке у нее есть крошечный шестой палец, а народ уже давным-давно признал бы это верным знаком дьявола.

— Мастер Кромвель, если бы мы с господином моим лордом думали, что вы верите в эти жуткие небылицы, мы просили бы вас покинуть наш дом, несмотря на доброту, которую вы проявляли к нам столько лет.

Кромвель улыбнулся и медленно поднял раскрытую ладонь, словно желая остановить поток ее гневных излияний.

— Умоляю вас, милая леди, успокойтесь. Я прибыл сюда по личному делу, дабы помочь вашей сестре и исполнить просьбу, с которой она ко мне обратилась. Король сейчас на зимней охоте в Элтгеме, загоняет кабанов и не ведает, что я приехал сюда по поручению королевы. Будете вы слушать меня дальше?

Мария ничего не сказала, лишь кивнула утвердительно, но Стафф впился глазами в лицо Кромвеля и крепче сжал руки Марии в своих.

— Верят ли люди тем слухам о колдовстве, которые распускают глупые и завистливые придворные, меня не интересует. Мой долг состоит в том, чтобы служить своему повелителю — королю. Следовательно, чего желает король, то я и должен исполнять. Но я многим обязан Болейнам, ибо впервые попал на королевскую службу именно благодаря большому делу о разводе. А затем, на протяжении многих лет, ваш отец помогал мне ничуть не меньше, чем я ему.

По всему телу Марии непроизвольно пробежала волна ледяной дрожи, и Стафф положил руку ей на плечо. Кромвель, продолжая говорить, не спускал с Марии глаз.

— Королева умоляла меня привезти вас к ней в Гринвич. Она ручается, что вам ничего не грозит, и молит, чтобы вы пришли к ней в час величайшей нужды. Мне она поручила сказать вам, что время стремительно уносится, а ей хочется взглянуть на ваше милое лицо. Вас она просит верить мне как ее посланнику, она потому и не решилась послать кого-то другого, кому вы могли бы и не поверить. Разумеется, Джорджу и ее ближайшим друзьям — Норрису, Вестону и Бреретону — пришлось сопровождать короля в Элтгем и не отставать от него.

— Но когда же ожидается возвращение Его величества в Гринвич, мастер Кромвель? — расслышала сквозь свои смятенные мысли Мария тихий вопрос Стаффа.

— Сейчас его поступки трудно предвидеть. Не могу обещать, что он не вернется неожиданно. Он увлекся изысканными маскарадами и турнирными поединками, даже в сильный мороз, поэтому любой каприз может привести его назад в Гринвич. Короче говоря, не знаю. Но королева очень нуждается в вас, и, кажется, никому другому ее успокоить не удастся. Само собой разумеется, леди Мария будет в полной безопасности, если нанесет краткий визит своей царственной сестре.

— Я еду с ней, Кромвель. Вы, надеюсь, понимаете меня?

— Конечно. Зимой на этих дорогах чем больше компания, тем спокойнее.

— А королева должна понять, что мой дом здесь, с моим супругом и двумя детьми, которых я воспитываю. Надолго я там не останусь. Вы ей это передадите?

— Да, миледи. Об этом не тревожьтесь.

— Тогда я позову Нэнси и начну собираться в дорогу, милорд. — Она посмотрела в бесстрастное лицо Стаффа. Тот же, не мигая, все смотрел и смотрел на Кромвеля.

— Да. Прекрасно. А я останусь с мастером Кромвелем. Надо познакомить его с Уивенго, прежде чем мы сядем за ранний ужин и отправимся на покой, чтобы завтра пораньше выехать в дорогу. Нэнси, разумеется, должна будет присматривать за Эндрю.

Мария поднялась. Колени так ослабели, словно она уже проделала весь путь до Лондона верхом. Выходя из гостиной, она услыхала, как Стафф говорит Кромвелю:

— А теперь доскажите мне все до конца, Томас. Я хочу знать все, иначе сестра королевы останется здесь со мной, а вы вернетесь назад в полном одиночестве. — Мария остановилась в полутемном холле и затаила дыхание. Ей снова пришло на память, как много лет назад в Гевере она подслушала страшные тайны, о которых родители заговорили в пылу спора.

— До конца, Стаффорд?

— Хотя вы и не упомянули об этом, у меня сложилось впечатление, что вы в последний раз оказываете услугу бедняжке королеве. Вы чувствуете, что за вами остался еще малый должок, и теперь платите последний взнос.

— Право, Стаффорд, вы чересчур проницательны. Королева, которой я верно служил как советник короля, желает во что бы то ни стало повидаться с сестрой. Чего именно она ждет от этой встречи, мне неведомо, ибо она решительно не хотела мне сказать.

— Но нам обоим известно, кому вы станете служить через неделю или через месяц, если он решит от нее избавиться. Совершенно ясно, что ни о каком разводе и речи быть не может. Эту королеву не станут высылать с небольшой свитой в какое-нибудь отдаленное поместье в сельской глуши и не станут навсегда воспрещать ей видеть свою дочь. Как вы думаете устроить для него это дело, Кромвель? От этого ведь зависит ваша жизнь.

— Анна Болейн все еще королева Англии, лорд Стаффорд, и я как главный министр короля даже слушать не стану подобные измышления. Покажете ли вы мне свое очаровательное Уивенго или же мне остается просто ожидать в своей комнате, пока мы не тронемся в путь завтра на рассвете? Я захватил с собой некоторые документы и донесения, мне надо будет с ними поработать.

— Я покажу вам эту маленькую ферму, которая мне так нравится, мастер Кромвель. Покажу для того, чтобы вы имели возможность впоследствии поразмыслить, как здесь мирно и безопасно. Вы вспомните об этом, когда сами будете в этом нуждаться, как нуждается сейчас отчаявшаяся бедняжка королева.

Мария услышала, как заскрипело отодвигаемое кресло, и стремглав бросилась на кухню: неожиданный отъезд задавал немало работы и ей, и слугам. Спасаясь от монотонного голоса Кромвеля, она едва не споткнулась о бревнышки, сложенные малышом Эндрю у самого входа.

Последнюю часть пути в Лондон они проделали на барже, которую тянули лошади: Кромвель заранее оставил ее под Лондонским мостом. С неба падали снежинки, и сквозь их негустую пелену Мария вгляделась в каменные опоры моста, вспомнив, что именно отсюда храбрая Мэг Ропер некогда увозила голову казненного отца. Погода стояла теплая для февраля, ледок на реке был тонкий, ломкий, и держался он лишь на отмелях у самого берега. Холодные серые воды Темзы плавно убегали назад, и вот уже впереди, за голыми деревьями, стала вырисовываться громада Гринвичского дворца. На Марию нахлынули воспоминания: сюда она приехала в качестве молодой жены Вилла, здесь впервые соблазнил ее король, здесь Стафф поцеловал ее в первый раз, здесь же Стафф доказал ей всю силу своей любви, когда они с Виллом вернулись из Плэши. Здесь…

— Мария, хорошо ли ты себя чувствуешь? — прошептал ей Стафф в самое ухо.

— Хорошо, любовь моя. Мне всегда хорошо, если ты рядом.

— Я буду рядом с тобой, Мария. К королеве тебе придется идти одной, но я буду поблизости.

Кромвель торопил их по дорожке, которая вела в крыло, отведенное королеве.

— Мы сразу же увидимся с ней, мастер Кромвель? — спросила Мария, вдруг осознав, что события надвигаются на нее слишком стремительно.

— Сперва я должен доложить о вашем прибытии, леди Стаффорд, а вы и господин ваш можете пока немного передохнуть и выпить подогретого вина.

— А моего отца здесь не окажется случайно, мастер Кромвель? Я ведь не для того приехала, чтобы встречаться с ним.

— Это я вполне понимаю, миледи. Не тревожьтесь. Он теперь старается не отставать от короля и сейчас находится в Элтгеме.

— Джейн Сеймур тоже?

— Сеймур, миледи?

— Да. Она тоже в Элтгеме?

— Насколько мне известно, король приглашал ее, но она отклонила приглашение. Сейчас она в Вулфхолле со всей семьей и не вернется оттуда до тех пор, пока не получит заверений короля, что он не станет более требовать от нее запретной любви. В последнее время она, похоже, встала на сторону Болейнов.

— С трудом верится! Я ведь не юная фрейлина, только что прибывшая ко двору, мастер Кромвель. Из всего, что вы сказали, следует один вывод: она метит очень высоко, и вам, как и господину моему Стаффорду, это отлично известно. Не думайте, что я ничему так и не научилась при дворе.

— Приношу свои извинения, леди Стаффорд. Так редко случается, чтобы столь ослепительная женщина, как вы, мыслила… э-э… подобно политику. А вы, я вижу, этим овладели. — Он отворил двери. — Входите. Отдохните у огня, а мой слуга подаст вам любые напитки, какие прикажете. Я же скоро вернусь.

Мария со Стаффом сняли теплые плащи. Слуга Кромвеля налил им вина и вычистил сапоги.

— Ты чувствуешь, господин мой? — тихонько сказала Стаффу Мария, усаживаясь ближе к пылающему очагу. Стафф, за спиной слуги, быстро поднес к губам палец и покачал головой.

— Чувствую — что, милая моя?

— Ну, каким здесь все кажется знакомым. — На самом деле она хотела сказать ему, как атмосфера дворца давит на нее и приводит в трепет. Как подавляюще действуют на нее сами стены и тяжелые гобелены после простых бревенчатых оштукатуренных стен Уивенго. Но Стафф, конечно, не зря призывал ее говорить обдуманно. Кромвель развел множество доносчиков, и Мария со Стаффом накануне ночью долго лежали без сна, договариваясь, насколько осторожными им следует быть, если они хотят благополучно обойти расставленные Кромвелем ловушки и выйти невредимыми из интриг двора в столь несчастливые времена.

Кромвель вернулся буквально через несколько минут.

— Ее величество в совершеннейшем восторге от вашего приезда, леди Стаффорд, и желает видеть вас без промедления. Не изволите ли последовать за мной? Господина вашего призовут, если того пожелает королева, пока же пусть он побудет здесь.

Мария дотронулась до плеча Стаффа и пошла вслед за Кромвелем. Необходимые ей силы и ту любовь, которую она выкажет при этом свидании, она черпала из своего естества, укрепившегося в тихом убежище Уивенго, но и в своем муже станет она черпать силы и любовь.

Когда Мария вошла в покои королевы, из всех фрейлин там была одна лишь леди Вингфилд, и ту Анна тотчас отпустила мановением руки. Какой пустынной, покинутой выглядела эта комната без привычной свиты фрейлин, занимающихся вышиванием или беседами! Не было даже музыканта Смитона, прежде неизменно восседавшего то на столе, то в кресле, а то и на краешке необъятного ложа королевы. Но ведь не мог же король, даже в гневе, уменьшить свиту королевы, да и вспыльчивый характер Анны не мог заставить их всех покинуть ее в трудную минуту!

— Сестра! Мария! Подойди ко мне. Как я рада, что ты приехала повидаться со мной! Мы давно не виделись.

Мария прищурилась, стараясь разглядеть Анну в полутьме занавешенного ложа. Занавеси на окнах были задернуты, несколько слабо горевших свечей освещали огромный стол рядом с ложем.

— Садись сюда, рядом со мной, чтобы я могла тебя видеть. А ты не изменилась, совсем не изменилась, Мария.

— Я изменилась в душе, Ваше величество. А когда я услышала о потере ребенка, меня это очень огорчило, сестра.

— Не надо говорить об этом. С тем покончено. Теперь уже всему конец. — Анна совсем похудела, на вытянувшемся лице под миндалевидными глазами залегли черные тени. Марии вспомнилось, как плясали эти глаза, какое лукавство, какое пламя горело в них. Она взяла в теплые ладони тонкую руку Анны.

— Я так рада, что вы захотели повидаться со мною, Ваше величество. Я скучала о вас все эти два года, часто думала о вас и молилась за… за ваше счастье.

— В последнее время Бог не слышит молитв Болейнов, Мария, но за добрые слова я тебе признательна. И, пожалуйста, называй меня сегодня просто Анной. Джордж всегда называет меня так, когда мы одни. Он мне рассказывал о твоем ребенке, о твоем доме. Я велела ему рассказать о тебе все-все. По его словам, там что-то вроде маленького Гевера, а тебе как раз это и должно нравиться.

— Верно, Анна. Мне на самом деле там очень нравится.

— Тебе так хорошо-хорошо там со Стаффордом? А он по-прежнему любит тебя?

Умоляющие нотки в голосе Анны, ее возбужденное лицо напугали Марию. Анна была такой ласковой, так отчаянно молила о любви, что это вселяло даже больший страх, чем неистовство и бурные вспышки гнева, которые врезались в память Марии и которые пугали ее прежде. По щеке Марии скатилась одинокая слеза.

— Это так, я же знаю. Не бойся сказать мне. У тебя есть мужчина, который любит тебя по-настоящему, да еще и два сына. Я теперь со всем этим смирилась, Мария. Не бойся, здесь тебе ничто не грозит.

— У тебя, Анна, есть Елизавета, а Кромвель говорит, что она красавица, и Его величество очень ее любит.

— Он не может не любить ее, ведь она такая умненькая. И рыжеволосая, как он сам. Но в мнении королей дочери не многого стоят, такие вот дела. Поскольку это будет зависеть от короля, принцесса Елизавета так и проживет всю жизнь и умрет принцессой. Но нам с тобой сейчас необходимо позаботиться об одном деле, а уж потом можно просто поболтать. Пожалуйста, подай мне документ, который вон там лежит. Я повинна в том, что слишком долго пренебрегала членами нашей семьи, нуждающимся в моей любви в награду за ту добрую службу, которую они мне сослужили.

— Значит, вы прощаете меня, Ваше… Анна? А я так мечтала об этом все годы!

— Да, Мария, не плачь. У тебя на лице всегда написаны все твои мысли и чувства, ты и не старалась этого скрывать. Хотя думаю, что в такой деревне, как Уивенго, тебе скрывать их нет нужды, не то что в этом змеином гнезде. Этот документ возвращает тебе все права по опеке над своим сыном Генри Кэри после моей смерти, и…

— Твоей смерти?! Не нужно, Анна, прошу тебя…

— Помолчи и послушай, Мария. Королева привыкла к тому, что ее все слушают: придворные, доносчики, кто угодно, — кроме ее супруга, разумеется. Его величество дошел до последней крайности, а я стою ему поперек дороги.

— Прошу тебя, не надо говорить о смерти, Анна. Ты же так молода!

— А чувствую себя совсем старухой, Мария. Так вот, до самой моей смерти мальчик будет получать ежегодное содержание, равное доходам от тех земель, которые Его величество отобрал у него в свое время, после смерти его отца. — Анна оторвала взгляд от документа и перевела его на напряженное лицо Марии. — Я стала гордиться тобой, когда ты велела Джорджу передать отцу, чтобы он держался подальше от твоего сына, Мария. Уж можешь поверить, я заставила Джорджа передать это все отцу слово в слово.

— И что сказал на это отец?

— Он, кажется, списал все на то, что ты рожала и не могла отвечать за то, что говоришь, но вообще-то его это немало обескуражило. Он, должно быть, полагал, что год отлучения от придворных гнусностей послужил тебе достаточным наказанием… Да, так вот, что касается Гарри. Два месяца в году он может жить у вас со Стаффордом в Уивенго или в любом месте, где вы будете.

— Ах, Анна, я так тебе благодарна за это! Лучшего подарка ты и сделать мне не могла! — Мария обняла хрупкое, напряженное тело Анны и вздрогнула, обнаружив под пышным шелковым платьем, что та совсем исхудала. Анна медленно обвила руками плечи Марии.

— Отпусти меня, Мария, — сказала она всего через минуту. — Есть другой вопрос — твоя дочь Кэтрин. Принцессе теперь три года, ей не помешает время от времени иметь компаньонку в Хэтфилде. А потом, когда ее отец будет призывать Елизавету ко двору, Кэтрин сможет возвращаться к вам в Уивенго. У нее будет приличное содержание, а наставник — лучше, чем она имела, когда жила у принцессы Марии с ее Маргарет.

— Мы с господином моим супругом не знаем, как и благодарить тебя, сестра, милая.

— Послушай, ты должна сохранить эти документы в целости — на случай, если отец или кто другой вздумает оспаривать твои права, а меня поблизости не будет. Еще одно дело, последнее. Подай-ка мою шкатулку с драгоценностями. Она там, за резной панелью, я всегда ее там держу.

Мария взяла тяжелую шкатулку и поставила на ложе рядом с Анной.

— Поверишь ли, Мария, здесь лишь одна десятая моих драгоценностей, не считая еще коронационных. Остальное хранится под замком, но очень скоро я прикажу прислать их мне сюда — небольшими частями. Есть вещи, которых он никогда не сможет получить назад, чтобы украсить тощую шейку Сеймур или еще кого-то. После меня они по праву должны перейти к Елизавете. Понимаешь?

Мария, с широко открытыми от удивления глазами, кивнула, недоумевая, что еще затеяла Анна. Позволит Стафф Марии участвовать в этом? Мария Тюдор некогда взяла самоцветы у Франциска, а потом, когда это открылось, ей пришлось жестоко поплатиться.

— Я послала некоторые украшения матушке, чтобы она сохранила их до совершеннолетия Елизаветы. Матушка поклялась ничего не говорить об этом отцу. Я хочу, чтобы кое-что другое хранилось у тебя, а вот эта вещица — для малышки Кэтрин. — Анна выпустила из тонких пальцев тяжелую нитку жемчужин, крупных, как турецкий горох. — Я не сомневаюсь, что могу тебе доверять. Ты сохранишь все это для моей дочери, если сама я по тем или иным причинам сделать этого не смогу.

— А как же иначе!

— Кромвель не должен об этом знать. Можешь спрятать их в платье? Нет, нет, я дам тебе вот эту ладанку с благовониями. Такие ладанки вошли сейчас в моду, никто ни о чем и не догадается.

— Да я ведь и не знаю, что теперь в моде при дворе, а что нет, сестра.

— В моде жестокость и предательство, Мария, но так всегда и было. Из записки, которую отец прислал из Элтгема, я узнала, что король завтра возвращается, желает устроить очередной пышный турнир. Я хочу там присутствовать. Мне нельзя выказывать ни малейшего страха, иначе он меня съест с потрохами. Ты можешь остаться и отправиться туда вместе со мной? И Стафф тоже? Это придаст мне немало сил, чтобы выдержать все смешки и перешептывания после… после смерти моего маленького сына. Прошу тебя, Мария. Его величество на нас и внимания не обратит, так что не бойся его. Так ты останешься со мной, Мария?

— Я с радостью пойду рядом с тобой, Анна.

— Тогда ступай, спрячь где-нибудь эти драгоценности. Пусть господин твой спрячет их в свои сапоги или еще куда. Он всегда отличался умом и изобретательностью, а нашего отца с королем вовсе не боялся. И я не испугаюсь.

— А вам и нечего бояться, Ваше величество. Вы же королева.

Мария наклонилась и поцеловала Анну в щеку, теперь приобретшую болезненную желтизну. Щека была холодной, словно радость и огонь жизни покинули Анну.

— Приходи ко мне на ужин, Мария, и Стаффа возьми. Я потом пришлю за тобой леди Вингфилд. Ей я доверяю. Она не принадлежит к числу подхалимов Кромвеля.

— Но ведь Кромвель послужил и Болейнам, Анна, хотя прежде всего он, разумеется, служит королю.

— Кромвель прежде всего служит Кромвелю, милая моя глупая сестра. В этом можешь ни минуты не сомневаться.

Марии хотелось сказать что-то еще, утешить хрупкую женщину, которая сидела на огромном ложе, украшенном фамильными гербами Болейнов и Тюдоров, и смотрела на нее. Но слова не шли с языка. Она сделала короткий реверанс и отворила дверь в переднюю. К ее удивлению, там снова толпилось множество придворных, но ни Стаффа, ни Кромвеля она среди них не обнаружила. Мария крепко сжала шелковую ладанку, которую дала ей Анна, и стала пробираться сквозь толпу к той комнате, где остался Стафф. Вдруг прямо перед ней, откуда ни возьмись, возникли в толпе Норрис и Вестон. Она улыбнулась им и сделала легкий реверанс, и тут за их спинами появился сам король. Мария быстро отступила назад, к гобелену, висевшему на стене. Король выглядел могучим, более высоким и значительно отяжелевшим, с тех пор как она видела его в последний раз. Квадратные челюсти сердито сжаты, а голубые глаза отыскивают ее. Мария снова поспешно присела в реверансе, ударившись спиной о стену, когда увидела, как сапоги короля замерли прямо перед ней. Крупная рука, сплошь унизанная перстнями, метнулась к ее запястью. Король помог ей распрямиться и вперил в нее взгляд.

— А я подумал было, что это только красивое видение из прошлых времен, — проговорил он, и голоса вокруг них смолкли; все жадно прислушивались. — Вас снова позвали ко двору, леди Мария? — напрямую спросил Генрих.

Мария подняла взгляд и посмотрела в его глаза, затененные густыми рыжими бровями и песочными ресницами.

— Всего лишь на день-другой, повидаться с сестрой, Ваше величество. Мы с господином моим совсем скоро возвращаемся к себе домой.

— Если вы приехали дать королеве совет, как надо растить сыновей, мадам, то вы уже опоздали, — сердито проворчал король. Потом покрутил головой, озирая круг придворных. — Идите за мной, леди Стаффорд, — сказал он тихо. — Я буду говорить с вами.

Проходя вслед за королем сквозь толпу, она поймала встревоженный взгляд Джорджа. Если он расскажет Анне, та, несомненно, будет обеспокоена. И Стафф тоже. Она покрепче перехватила шнурки ладанки, сжала в руке. Король всегда шагал широко, так что идти вровень с ним было невозможно. У Марии не было иного выхода, как только следовать за ним, стараясь сохранять спокойствие, а если потребуется, заморочить королю голову. Она молилась в душе, чтобы у короля не оказалось никаких видов на шестнадцатилетнего Гарри, который сейчас проходил подготовку в школе правоведов Линкольнз-Инн, недалеко отсюда.

Уединенный покой, в который король привел ее, находился почти рядом с крылом королевы — та самая комната, где ей было велено дожидаться его после маскарада в честь королевы Екатерины. Тогда он впервые соблазнил ее, а его супруга почивала совсем недалеко. Разумеется, сейчас он не собирается…

— Изволите присесть, миледи? — спросил он резким тоном, захлопнув дверь перед носом Норриса с Вестоном.

— Если Ваше величество того пожелает, — ответила Мария, продолжая стоять.

— Я только прошу, я не приказываю вам, миледи. Располагайтесь, как вам удобно. — Он сел на краешек большого резного кресла; Мария не отводила от него взгляда, и голова короля оказалась как бы в самом центре маленькой кровати, стоявшей в этой комнате.

Как забавно, подумалось Марии: они с королем одеты в одни и те же цвета, точно так, как одевались много лет тому назад по глупому капризу; и сейчас на обоих были костюмы и сапоги для верховой езды. Могучие мышцы на груди и плечах Генриха бугрились под дублетом и надетом поверх него испанским кожаным камзолом. Штаны, как и дублет, были темно-бордового оттенка, в тон ее теплому платью цвета темного вина.

— Вы говорите, вас вызвала королева, леди Стаффорд?

— Да, Ваше величество.

— Вы выглядите прекрасно, как и раньше. За столько лет вы, пожалуй, и не изменились.

— По правде говоря, государь, я очень изменилась. Только эти изменения — в душе, во внешности они незаметны.

— Вы так изменились? Вопиющий роман и тайный брак со Стаффордом — столько времени, прямо у меня под носом! А до того, как я припоминаю, вы с усердием послужили в постели королю Франциску — в Кале, к его неописуемому удовольствию.

Мария крепко сжала кулаки, стиснула ладанку.

— Король Франциск солгал вам, Ваше величество, как и королеве. Я отвергла его домогательства, и он удалился, проклиная меня и англичан вообще, и поклялся сказать вам, будто я исполняла все, чего только ему ни хотелось.

Странная усмешка озарила лицо Генриха, он отвел взгляд.

— Вы можете поклясться в этом? Франциск солгал?

— Да.

Король грубовато расхохотался.

— Я так и знал, что вы не пожелаете возлежать с этим коварным шакалом, после того как принадлежали мне.

Эти слова больно ударили Марию, но она продолжала спокойно стоять, подавляя желание бежать отсюда.

— Вы сказали ему, что любите другого короля, миледи? Вы ведь и поныне любите своего короля, разве не так?

— Все добрые верноподданные любят своего короля, государь, а я всегда была вашей доброй верноподданной.

Раскрытой ладонью король хлопнул по столу.

— Клянусь всеми святыми, Мария! Не виляйте, когда говорите с королем! Да, вы и вправду изменились. Все умные детки Болейнов меняются, и все к худшему. Сядьте, мадам. Я не хочу усаживать вас силой, потому что бить, конечно, надо другую. Сядьте.

Мария огляделась, потом медленно опустилась в кресло — не рядом с королем, а напротив него.

— Красивые женщины при дворе — это просто чума! Потрудитесь уехать отсюда к завтрашнему утру. — Неожиданно его голос потеплел. — Я бы хотел, чтобы вас здесь не было — так для вас безопаснее. Вы до сих пор невинны, по сравнению с остальными, и не причинили мне никакого вреда.

— Вреда? Я не понимаю, государь. — «Он, конечно же, имеет в виду утрату сына и винит в этом Анну», — подумала Мария.

— Как поживает ваш сын, Мария? — миролюбиво поинтересовался король, словно прочитал ее мысли о сыновьях.

«Который из сыновей?» — хотела было уточнить она, но это звучало бы дерзко, да и так понятно, о ком он говорит, а вызывать его гнев было слишком опасно.

— Он весьма старательно учится в Линкольнз-Инн и делает успехи в науках, Ваше величество. Высокого роста, много занимается физическими упражнениями. Ему уже почти шестнадцать с половиной, государь.

— Я знаю, сколько ему лет, мадам. Говорят, — тут король подался вперед, пристально вглядываясь в ее лицо, — что волосы у него рыжие.

— Они рыжеватые, государь, с золотисто-каштановым отливом — такие, как у Вилла Кэри. Вы, наверное, помните.

— Это я хорошо помню, золотая Мария. Я вообще многое помню, в том числе и то, что ваш отец не раз и не два намекал: мальчик не является сыном Вилла Кэри. Я ему не очень-то верю, а потому хочу раз и навсегда узнать правду из ваших прелестных уст, мадам. Действительно ли это сын Вилла Кэри? Вилл Кэри не отличался в физических упражнениях, да и особым умом не блистал, а у мальчика ведь эти качества есть… короче говоря, я желаю слышать от вас правду.

Мария изо всех сил старалась не утратить власть над своим голосом и лицом. Настала минута, когда она одним словом может спасти Гарри или погубить его. Отец был бы ей навеки благодарен, если бы она со слезами поклялась королю, что это его ребенок. В таком случае Болейны смогли бы усидеть в седле непостоянного скакуна — королевского благоволения. И были бы обеспечены наследственные права Гарри на доходы и власть, особенно если учесть, что Фицрой, и без того болезненный, в последнее время и вовсе слег.

— Разумеется, я бы сказала Вашему величеству, если бы дитя было вашим. И сказала бы уже давным-давно — ради блага мальчика и вашего, государь. — Мария затаила дыхание и смотрела на короля глаза в глаза. Ей необходимо убедить его сейчас, пока он еще не отлучил Болейнов от двора и не оставил себе ее ребенка, дабы удовлетворить свое тщеславие и горячее желание иметь живого и здорового сына, как много лет назад он поступил с сыном несчастной Бесси Блаунт. Если Генрих когда-нибудь догадается, что мальчик с равной вероятностью может быть как сыном Вилла Кэри, так и его собственным (а об этом знал один только Стафф), король может отбросить всякую осторожность и оставить Гарри при себе.

— Именно так я и думал, — проговорил наконец король. — Однажды я попытался все высчитать: возлежали ли мы в то время? Да. Но тогда я уделял много внимания и другим женщинам, а Кэри в те месяцы был дома — да и вы к тому же сказали бы мне непременно.

— Истинная правда, государь. Я тогда была с Виллом, а вы как раз уделяли много внимания другим.

— Упреков от вас я не потерплю, хотя вы всегда были куда милее своей сестры и меня понимали куда лучше. Она же только и делает, что упрекает меня.

— Я вовсе не упрекаю вас ни в чем, государь.

— А теперь у вас есть еще один сын, от Стаффорда?

— Да, Эндрю, — ответила она, чтобы что-нибудь ответить.

— Почему той из Болейнов, кому удалось удержаться, оказались не вы, Мария, а ваша вечно недовольная и злобная сестрица? Ладно, что прошло — то прошло. Я не зря тратился на вас, пока… пока не начались все эти хлопоты. — Он встал из кресла, в один шаг оказался рядом с Марией, поднял на ноги и ее. Мария оказалась в ловушке между королем, столом и креслом.

Он взял ее голову в свои большие ладони и всмотрелся в ее испуганное лицо.

— Вы не родите сыновей Генриху Тюдору, Мария. Это сделает одна славная барышня, такая же миленькая и светленькая, как и вы. Забирайте своего супруга-мятежника и завтра же уезжайте отсюда. Я не хочу, чтобы вы крутились возле королевы и ее родичей. Потом спасибо мне скажете. Езжайте, спрячьте свою хорошенькую головку в Колчестере, рожайте Стаффу сыновей, но не забывайте, что некогда вы принадлежали самому королю. — Он едва не касался губами ее лица, жарко дышал гвоздикой и мускатом. — Уходите из этой комнаты сейчас же, иначе я свершу первую сладкую месть Болейнам так, как никогда и не думал. Сладкую-сладкую месть. А впрочем, я ведь не держу зла на господина вашего лорда Стаффорда. — Он все еще крепко сжимал ладонями ее голову, смотрел ей в глаза, а их губы едва не соприкасались.

— Прошу вас, Ваше величество.

— Да, ступайте, пока я силой не уложил вас вон на ту кровать и не повторил первую ночь, которую мы провели здесь так давно! Помните? — Он наклонился, хотел поцеловать ее в губы, но она вырвалась и попятилась, изобразив намек на реверанс.

— По вашему повелению, мой государь, я удаляюсь. — Слова с трудом шли из перехваченного спазмом горла, а ноги держали Марию с трудом. Она потянула ручку двери, не сводя глаз с короля. — Я передам ваши лестные отзывы лорду Стаффорду, — услышала она свой голос. — Он неизменно будет вам верным слугой, так же, как и я.

Генрих все смотрел на нее, словно колеблясь между гневом и восхищением. Мария попыталась выдавить улыбку, но у нее это не вышло. Оказавшись в широком коридоре, она зажала онемевшими пальцами шнурки ладанки, огляделась вокруг и увидела, что к ней издалека, с того конца коридора, спешат Джордж и Стафф. Не обращая внимания на взволнованные лица Вестона и Норриса, она нетвердыми шагами двинулась навстречу Стаффу.

Вместе со Стаффом они решили, что невозможно пренебрегать королевским повелением и задерживаться дольше завтрашнего дня, но все же отправились утром вместе с Анной и ее свитой на турнир. Уехать они рассчитывали прямо от турнирного поля, их кони стояли, полностью снаряженные в дорогу. Они и минуты не просидели на своих местах, когда одна из служанок Анны протолкалась через толпу и прошептала что-то на ухо королеве. Лицо Анны сделалось белым как полотно, она жестом подозвала к себе Вестона. Мария сидела рядом с королевой, Стафф — рядом с женой, так что она отчетливо слышала все, что говорилось испуганным голосом.

— Новости о Смитоне, Ваше величество, как вы просили, — прошептала девушка, встревоженно глядя мимо королевы, на Марию.

— Так что, Джоанна? Его отыскали? Где же был этот негодяй?

— Он пошел на обед к мастеру Кромвелю — вчера, после того как Кромвель воротился и привез вашу сестру. После этого Смитон исчез.

— Марка Смитона пригласили на обед к Кромвелю? — Анна цепкими пальцами ухватила запястье девушки. — Ты недоговариваешь. Выкладывай все до конца!

Девушка надула губки и захныкала.

— Ну-ка, прекрати и давай рассказывай, не то я прикажу бросить тебя под копыта коней! — злобно зашипела Анна. — И говори потише.

— Поздно ночью люди Кромвеля доставили несчастного парня в Тауэр. Удалось подкупить стражника, и тот сказал, что Кромвель сам допрашивал беднягу под пыткой, Ваше величество.

— Под пыткой? Милого, нежного Смитона? Что же они хотят от него услышать? Ступай, ступай отсюда! И язык держи за зубами! — Вестон, слыша все это, позеленел от страха. Анна повернулась, встретилась с широко открытыми глазами Марии и поняла, что Стафф тоже все слышал. — Обратили внимание? Кромвель дошел до последней крайности, если уж ему приходится пытать моего лютниста, чтобы тот поведал, как якобы я что-то выведывала, плела заговоры — да мало ли какие обвинения состряпает против меня Его величество! Но, когда Кромвель доходит до крайности, он становится очень опасен и внимательно следит за всем и за всеми.

Король в полном доспехе восседал на своем громадном боевом коне в дальнем конце поля, и Анна смело помахала ему рукой, словно они были самыми нежными влюбленными. Он лишь коротко кивнул в ответ. Мария и Анна повернули головы — посмотреть, как проведет первый поединок Джордж, когда Мария краем глаза заметила отца: тот только что занял место прямо за ними. Он сильно постарел, гораздо больше, чем на те два года, пока они не виделись.

— Не разглядывай меня, будто впервые видишь, Мария, — сердито проворчал Томас Болейн. — Я рад, что ты вернулась к своей семье, где тебе и надлежит быть. — Он немного приподнялся с сидения, чтобы лучше видеть первую схватку Джорджа. — Однако ты и твой деревенский лорд запоздали немного. Вы уже ничем не поможете. Над нами нависла нешуточная опасность, Ваше величество, — тихо проговорил он, наклоняясь над ухом Анны. — Король приказал утроить количество телохранителей.

— А Кромвель, этот двуликий Янус, вчера оказывает мне услугу, а затем похищает и пытает моего музыканта. За это он головой поплатится!

— Не думаю, Анна, — возразил на это отец. — Боюсь, что Кромвель показал тем самым свое истинное лицо. Болейнам он помогать больше не станет. Я послал за твоим дядей Норфолком. Нам надо немедленно все обсудить. Черт, мне бы хотелось видеть Джорджа лучшим бойцом, да и не пойму, кой черт Норфолка так долго нет!

На трибунах раздались радостные клики: приветствовали соперника, который выбил из седла Джорджа Болейна. Усталые лошади потрусили прочь с поля, а служители заново устанавливали пострадавший барьер.

— Мне сказали, Мария, что король приказал вам со Стаффордом сегодня же уезжать. Ты ведь не ожидала, что он примет тебя с распростертыми объятиями?

— Мы уезжаем, отец, но Анна выразила желание, чтобы мы сопровождали ее сюда, поскольку она снова вышла в свет.

— Понятно. Значит, обратно в деревню, а ее бросаете в этой жуткой атмосфере ожидать Бог знает чего.

— Это я велела, чтобы они уезжали, отец. У них уютный домик, маленький сынишка — есть куда возвращаться. Оставь Марию в покое! — приказала Анна резким тоном, не поворачивая головы.

В самом начале следующего поединка королева встала со своего места, улыбнулась и помахала рукой странно притихшим зрителям. По какому-то капризу она выдернула из пышного атласного рукава золотистую ленту и бросила своему рыцарю, Генри Норрису, который склонил голову в тяжелом шлеме, шутливо приветствуя ее. Пока он и его противник лорд Вингфилд разъезжались, чтобы занять исходное положение, на галерею королевы ворвались королевские телохранители в ярко-красных дублетах и штанах, с алебардами наизготовку. Несколько дам завизжали от испуга, а Стафф резко потянул Марию в сторону от королевы, прямо на себя. В дальнем конце турнирного поля сэр Энтони Вингфилд, сняв с себя шлем, молча наблюдал, как королевская стража, выбежавшая на поле, смыкается вокруг Норриса. А позади все так же невозмутимо восседал на коне Генрих Тюдор, наблюдая за происходящим.

Анна встала и оперлась на предложенную отцом руку.

— По какому праву вы мешаете игре короля? — далеко разнесся ее чистый и твердый голос.

Тогда через толпу стражи протолкался дядюшка Норфолк, и Мария вздохнула с облегчением, но тут же с ужасающей четкостью услышала, как шепчет ей на ухо Стаффорд:

— Вот Иуда!

— Дядюшка, я рада видеть вас, — обратилась к нему королева. — Могу ли я узнать причину этого вооруженного вторжения?

— Боюсь, причина кроется в вас, Ваше величество, и кое-ком из тех, с кем вы сговаривались.

Анна ушам своим не поверила. Ее истерический смех прорезал воздух, а отец сурово обратился к Норфолку:

— Послушай, дружище, что за ужасная сцена! Неужто король и вправду требует…

— Я весьма сожалею, Томас, лорд Болейн, но вот его письменное повеление об аресте королевы. Она будет законным порядком допрошена обо всех своих преступлениях.

Томас Болейн побелел как мел и едва не согнулся пополам от внутренней боли.

— Преступлениях! Преступлениях! Каких преступлениях? Назови!

— Не здесь, прошу вас, лорд Болейн. В свое время публика все узнает. Будьте добры следовать за нами, Ваше величество.

— Следовать куда, дядюшка?

— Сегодня во дворец, завтра — в Тауэр. На допросы. — Он подал приказ об аресте Томасу Болейну, и все ясно увидели, какой болью исказилось у того лицо. — Я действую не по собственной прихоти, Ваше величество, но по повелению Его величества короля. Нет, милорд, на сей раз вы ее сопровождать не можете. Требуются ее собственные показания. — Норфолк протянул руку в латной рукавице и преградил путь Томасу Болейну.

— Но, быть может, мне будет позволено сопровождать сестру? — услышала Мария свой голос и встала, опираясь на руку Стаффа, но не желая обращать внимания на его предостерегающий взгляд.

— Нет, леди Мария. Вам со Стаффордом лучше всего поспешить в Колчестер и не вмешиваться во все это. — Норфолк слегка поклонился, глядя в лицо потрясенной Марии, а затем кивнул королевским телохранителям, которые сомкнули ряды, отсекая арестованных — королеву и Вестона — от толпы зрителей.

— Все будет хорошо, милая сестра. Просто кто-то распустил вздорные небылицы. Так и можете записать, дядя. — Рот королевы кривился в презрительной усмешке, но в ее широко открывшихся глазах плескались отчаяние и растерянность. Ее голос еще доносился до них, но сама королева отвернулась, пошла за Норфолком, и Марии теперь видна была лишь вуаль на самом верху усаженной жемчугом красной шапочки, венчавшей черные как вороново крыло волосы Анны. Турнирное поле вдруг разом опустело, исчез и король. «Чтоб его больше никогда и не видеть!» — лихорадочно подумала Мария.

— Здесь ты уже не в силах ничего сделать, Мария, — тихо сказал ей Стафф. — Сама сядешь на коня или мне тебя отнести? Идем отсюда. Пойдем же, милая моя.

Но Мария замешкалась, все оглядываясь на жалкое, растерянное лицо отца. Тот поднял на Стаффорда невидящие глаза, перевел взор на Марию.

— Здесь написано, — стал читать он, — что королева Англии Анна Болейн подлежит аресту по обвинению в измене и прелюбодеяниях со своим музыкантом Смитоном, лордами Норрисом, Вестоном и Бреретоном, а также со своим братом Джорджем Болейном, виконтом Рочфордом. Смитон уже во всем сознался, а Джейн Рочфорд дала письменные показания о том, что муж изменял ей с королевой. — Его голос прервался, и до Марии дошло, что это она сама завизжала. Она инстинктивно протянула руку и хотела прикоснуться к отцу, но тот отодвинулся от нее, смял бумагу и отшвырнул. — Ложь! Ложь! — Губы у него задрожали, по морщинистым щекам потекли слезы.

Стафф перестал удерживать Марию, и она двинулась, как лунатик, в сторону отца. Разум ее пока еще не мог объять весь ужас того, что заключалось в этой бумаге. Но отец был повержен и смят, ему было больно — это она ощущала всей душой. Она положила руку ему на плечо, он же продолжал смотреть прямо перед собой, словно и не замечал Марию.

— Отец, — нежно промолвила она. — Отец, вы все думаете о своих мечтах, о Джордже и об Анне. Поезжайте в Гевер, к матушке. Там вы найдете успокоение.

Глаза отца наконец сосредоточились на ее заплаканном лице.

— Уезжай отсюда вместе со своим мужем, Мария, — выговорил он измученным голосом. Она едва могла разобрать, что он говорит. — А я останусь здесь. Все это сделано по приказу короля, но надо что-то делать, чтобы спасти, что можно. Несомненно, что-нибудь можно же сделать. Мне теперь только нужно поразмыслить об этом. — Он отвернулся, сгорбился, пошел прочь, и рука Марии соскользнула с его плеча. Она боролась с желанием побежать вслед, обвить руками его шею, но тут Стафф снова крепко обнял ее и чуть ли не на руках снес вниз по дальнему выходу с галереи, разукрашенной веселыми бело-зелеными полотнищами. Она не сопротивлялась, когда Стафф отвел ее через парк к конюшням. И только когда она уже села верхом на Иден и обернулась в последний раз на дворец, спокойствие покинуло ее, началась истерика, и Стаффу пришлось везти ее до самых окраин Лондона перед собой, на седле Санкторума.

В маленькой таверне на краю Ламбета Стафф усадил ее на колени и дал выплакаться вволю. Пока Стивен с грумами, встревоженные, сторожили на улице лошадей, Стафф напоил ее вином, заставил съесть немного фруктов и сыра.

— Ты сможешь держаться в седле, любовь моя? Если не сможешь, Санкторум выдержит двойной вес до самого Банстеда.

— До Банстеда? — Она медленно перевела на него распухшие от слез глаза.

— Да, девочка. Я привезу нашего сына из Уивенго после того, как мы доберемся до Гевера. Я хочу, чтобы мы оказались как можно дальше отсюда, и не стану сожалеть, если мы больше никогда не увидим прекрасных дворцов Его величества. Сейчас ты необходима своей матери и сама нуждаешься в ней. Из Банстеда мы доберемся до Гевера завтра к полудню.

Мария медленно кивнула головой, соглашаясь. У нее раскалывалась голова, и она не сомневалась, что ее стошнит, лишь только она сядет в седло.

— Я продержусь до Банстеда, Стафф, милый. Если ты будешь рядом.

— Я ни разу тебя не отпущу ни на шаг от себя, любовь моя, — успокоил он ее, прижимаясь губами к ее волосам.

Что же будет с Джорджем и Анной? Марии очень хотелось спросить об этом, но она боялась, что Стафф скажет правду, а вовсе не то, что ей так отчаянно хочется услышать.

— Значит, мы направляемся в Банстед и в Гевер. — Он подхватил ее на руки и понес к двери. — Нам не придется страшиться того, что наши мечты вот так же развеются в прах, милая моя. Потому что у нас совсем другие мечты.

Мария, изумленная и потрясенная, снизу вверх заглянула в его озабоченное лицо. Душевные муки исказили его черты, избороздили морщинами открытый лоб.

— Я не забуду этого, господин мой, что бы ни случилось дальше, — сказала Мария мужу. Он плечом отворил дверь и посадил ее верхом на заждавшуюся Иден.