Глава двадцать восьмая

Никогда еще на памяти Марии весна не начиналась так рано: сады с прихотливым, похожим на лабиринт узором дорожек оживали, из-под земли пробивались крошечные желто-фиолетовые крокусы, а по тонким ветвям форситий струились молодые жизненные соки, питая нежные золотистые почки. Мария осторожно погладила свой плоский живот под розовато-лиловым бархатом платья. Пока еще ничего не заметно, но весьма скоро он станет увеличиваться, ибо в ней растет первое дитя Стаффа. Они ожидали этого целый год, а теперь она может ему сказать. Его это немного обеспокоит, потому что ясно: предстоящее рождение ребенка вынуждает их открыть свою тайну королю и королеве и просить либо уволить их от службы при дворе, либо позволить им жить здесь вместе как супругам. Но Мария и Стафф так счастливы быть вместе, даже встречаясь под покровом тайны, что переживут и немилость.

Мария полной грудью вдохнула весенний запах влажной земли и села на мраморную скамью в пустынном сейчас розарии, рядом с их укромной беседкой. Здесь они часто встречались — ближе к вечеру, когда удавалось ускользнуть из дворца. Мария подумала, что они женаты уже больше года, и на губах ее снова заиграла улыбка. Ах, если бы только удача Болейнов не повисла в последнее время на волоске, а Анна сумела бы сохранить здравый смысл и не впадать по каждому поводу в истерику! Вот тогда они со Стаффом давно бы уже открыли свою тайну.

Мария подняла взгляд на то крыло детских покоев дворца, которое выходило прямо на парк. Где-то за этими окнами, без сомнения, спит или же играет принцесса Елизавета, шести месяцев от роду — то дитя, которое, как уверяли Анну и короля их личные астрологи, должно было оказаться принцем-наследником. Белолицая рыжеволосая девочка, на крещении которой король не пожелал присутствовать. Оно проходило в Гринвиче. Семейство Болейн столпилось позади архиепископа Кранмера, пока он благословлял дитя — их самую большую надежду на то, чтобы удержать корону. А хуже всего то, что у Анны совсем недавно случился выкидыш. Теперь Болейны были повергнуты в страх и смятение, и даже в мечущих молнии глазах отца Мария видела отчаяние. Сейчас было совсем не время сообщать им о замужестве и беременности Марии, белой вороны в семье. Вот если бы король перестал поглядывать на сторону, как он взял в привычку делать в последнее время, и возлег бы со своей королевой, Анна снова могла бы понести. Вот тогда можно было бы все им сказать, а затем…

Гравий дорожки заскрипел под чьими-то шагами, и Мария быстро отодвинулась поглубже в беседку. Листья и цветы пока еще не скрыли ее совсем от постороннего взгляда, но плети виноградной лозы и колючие побеги шиповника были достаточно густыми. Появился Стафф, его голова и плечи закрыли от нее весь сад.

— Нэнси сказала Стивену, что ты хочешь повидаться со мной. Что-то случилось? — Он шагнул к Марии, обнял ее за талию.

— Ничего дурного, любимый, я только хотела кое-что тебе сказать. Тебе трудно было выбраться сюда?

— Да нет. Его величество занят с гонцом от сестры, из Суффолка, а Кромвель затворился с твоим отцом. В последнее время Кромвель стал всякий раз при встрече воздевать одну бровь и желать мне добрых снов ночью, поэтому я думаю, он знает или подозревает, что я часто с тобой встречаюсь.

— Но ведь он не может знать о том, что мы женаты!

— Ты знаешь, иногда я теряюсь в догадках, что именно знает и о чем думает этот тип. Зато я ясно ощущаю, что он на удивление заботится о тебе — ведь Его величеству совершенно точно ничего о нас не ведомо. У меня сложилось впечатление, что король потерял малейший интерес к тому, чем я занят, он лишь неизменно желает, чтобы я был под рукой, когда он занимается физическими упражнениями. Во всяком случае, нелепую затею женить меня на Дорсет он оставил. — Он задорно улыбнулся и сделал еще шаг вглубь беседки. — Я не представляю, как смогу ублажать двух жен.

Мария притворно надула губы.

— Мне уже начинает казаться, ты вовсе не заслуживаешь услышать то, что я должна тебе сообщить.

— Да? Значит, это нечто важное? Скажи же мне! — Он слегка сжал ее талию.

— Что ж, милорд, дело просто в том, что нам в ближайшее время придется пережить бурю и открыть им, что мы муж и жена.

— Да твоя сестрица до потолка подпрыгнет, милая моя, а Его величество постоянно не в духе с тех пор, как подписал смертный приговор своему другу сэру Томасу Мору. — Вдруг Стафф изменился в лице, глаза широко раскрылись. — А почему ты говоришь, любовь моя, что мы должны сказать им об этом в ближайшее время? На что это ты намекаешь?

Мария улыбнулась и обвила руками его шею.

— Дорогой мой лорд Стаффорд, вы же всегда все про меня знали, хоть я и ничего не говорила. Что же, вы так сильно изменились? Женитьба так притупила ваше чутье?

— Мария! — Он, еще не до конца поверив, окинул ее взглядом. Потом подхватил и хотел было закружиться с ней вместе, но ее ноги и платье запутались в деревянной решетке и плетях лозы.

— Отпусти меня, Стафф! Здесь ничего не получится! — Они обнялись, изнемогая от смеха.

Он крепко прижал обе ее руки к груди своего бархатного дублета.

— Так ты ждешь ребенка, любовь моя?

Она кивнула, распахнув глаза и вбирая в себя его не высказанную словами радость.

— И давно? Ты только что обнаружила?

— Я не только что обнаружила, милорд, я теперь уже совершенно в этом уверена. Насколько могу судить, это случится в конце сентября или в самом начале октября. Наследник Уивенго, любовь моя.

— Да, наследник Уивенго и наше освобождение от двора и всех его распроклятых интриг. Но, девочка моя, в отличие от некоторых я буду счастлив иметь красивую дочку, у которой будут мамины глаза. — Он наклонился и поцеловал Марию бережно, словно вдруг испугался, что может разбить ее.

— Я буду сильной, Стафф, не сомневайся. Даже когда располнею. И я не хочу, чтобы ты думал, будто тебе необходимо…

— Этого ты не бойся, любимая. — Он наклонился было поцеловать ее еще раз, но тут же поднял голову. — Ну что за черт там орет в такую торжественную минуту? Я так рад слышать эту замечательную новость, Мария!

— А ты уж думал, это никогда не случится? Ты же понимаешь: в тридцать лет женщины еще прекрасно рожают. — И она игриво ткнула его пальцем в грудь, а он заулыбался, как мальчишка. Потом Мария тоже услыхала: где-то далеко в саду голос кого-то звал. Нэнси зовет ее?

— Ой, нет, только бы меня не вызвали в покои Анны! Стафф, я не вынесу ее напыщенных тирад и неистовых причитаний. Она теперь совсем не в себе. Даже хуже, чем тогда во Франции, когда вы все уехали вместе с Франциском, а она пять дней подряд не переставала вопить и бушевать. Я понимаю, что она в отчаянии, что она до смерти перепугана, но любые попытки утешения она тут же отметает, не слушая.

— Да, милая, это Нэнси и леди Вингфилд. Ступай пока, а ночью я, возможно, приду поздно, но, если ты будешь спать, я разбужу тебя, и уж тогда мы отпразднуем твою добрую весть как положено. — Он быстро поцеловал ее и скрылся в направлении реки — в сторону, противоположную той, откуда спешила сюда Нэнси. Мария вдруг пожалела о том, что не подождала и не сообщила ему новость, когда они будут действительно наедине и никто не сможет помешать их радости. Но ведь и с этой беседкой связаны приятные воспоминания, и Мария давно хотела сказать Стаффу о ребенке — когда это произойдет — именно в этом месте.

Мария подобрала юбки и понадеялась на то, что леди Вингфилд не обратит внимания на нитки, вылезшие кое-где из материи, — следствие попытки кружить ее среди вьющихся стеблей шиповника. Она помахала рукой Нэнси, когда обе женщины заметили, что она спешит к ним.

— Я старалась как можно громче звать вас, госпожа, — успокоила ее Нэнси, заговорщицки подмигивая.

— Спасибо тебе, девушка, — вмешалась леди Вингфилд. — Тебе и впрямь хорошо известно, где любит прогуливаться твоя госпожа в послеобеденный час. Леди Рочфорд, вас зовет к себе королева, и, если вы не явитесь к ней тотчас вместе со мной, тяжесть ее гнева падет на других.

— Тогда мы пойдем прямо к ней, леди Вингфилд. Вы знаете, с чем связан этот вызов?

Они спешили по весеннему саду, вдруг изменившемуся — только из-за того, что Марии пришлось возвращаться в темную, со сводчатым потолком, опочивальню Анны, где всего две недели назад та родила мертвого младенца.

— С чем связан, миледи? С обидой, с дурным расположением духа, со страхом. Только, умоляю, не говорите ни королеве, ни младшей Рочфорд, что я вам так сказала.

Они уже поднимались по лестнице. Мария посмотрела на миловидное лицо седовласой матроны.

— Да, леди, я не скажу ей о том, что дорогая компаньонка ясно понимает происходящее.

— Я знаю, что вы это тоже понимаете, леди Рочфорд, — прошептала та, когда они пробирались среди немногих придворных, толпившихся у входа в покои королевы. — Вы почему-то отличаетесь от остальных Болейнов.

— Где тебя черти носят, Мария, куда ты провалилась? — послышался из глубины опочивальни пронзительный голос Анны, прежде чем Мария сумела разглядеть вперившиеся в них глаза и заострившееся бледное лицо сестры.

— Я была в парке, Ваше величество. Я же не знала, что понадоблюсь вам, иначе я никуда бы не отлучилась.

— Наверное, грезила, что ты дома, в Гевере. Ладно, впредь постарайся далеко не отлучаться. По сути, поговорить с тобой хотим и я, и отец.

У Марии что-то сжалось внутри. Весь последний год они с отцом фактически не разговаривали — после того как она возразила против его поездок в Хэтфилд. Отец даже стал использовать Кромвеля как посредника, когда хотел о чем-то спросить Марию или дать ей распоряжение.

— Садись ко мне на постель, сестра. — Анна махнула ей тонкой рукой, унизанной перстнями. — У меня голова кружится, когда кто-нибудь стоит надо мной или ходит по всей комнате.

Мария деликатно присела в ногах кровати. Телесно Анна уже полностью оправилась от выкидыша, но, несмотря на советы врачей, почему-то не желала встать с постели.

— Прежде всего я хочу услышать правду, а от тех притворщиц, которые меня окружают, я ее точно не услышу. Джейн Рочфорд поведала мне — по моему настоянию, — что супруг мой король посещает по ночам других женщин. Я не сомневаюсь, что раз он посещает их по ночам, то и ложится спать с ними. Мне давно известно, что при дворе есть завистливые шлюшки, которые позволят ему все, что угодно. Так это правда — то, что говорит Джейн? Вот до чего уже дошло? Скажи же мне, Мария, я желаю знать! Кромвель, отец и Джордж меня обманывают. Так это правда?

— Я очень редко вижу короля, сестра, и тебе это известно. И я не бываю при нем, чтобы видеть…

— Это правда, Мария? Ты-то, может быть, и не бываешь, зато бывает Стаффорд, а я знаю, что вы с ним по-прежнему видитесь. Так что?

Мария набрала воздуха, потом выпалила на одном дыхании:

— Я слышала, что сведения Вашего величества совершенно верны.

— Тогда надо мне встать и собраться с силами. Отец задумал какой-то решительный шаг, и меня он при этом в расчет не берет. Мне необходимо хорошо выглядеть и снова смеяться — а тогда посмотрим, кто сумеет удержать короля. Я могу зачать снова, Мария. То дитя неправильно развивалось, моей вины в этом нет. Шепчутся, что во всем я виновата, но это неправда… Это не может быть правдой! Говорят, что я околдовала короля, а мой крошечный шестой пальчик указывает на то, что я ведьма! — Голос ее дрогнул, и Мария сжала тонкую руку сестры в своих ладонях.

— Кто передает тебе такие злые сплетни, Анна? Джейн Рочфорд?

Анна продолжала, не обращая внимания ни на вопрос сестры, ни на ее ласковое прикосновение:

— У Болейнов замечательные здоровые дети — Елизавета, твои Генри и Кэтрин. У меня будет еще ребенок — мальчик! — Королева подползла к краю ложа и свесила вниз ноги, все еще покрытые одеялом. — Нет-нет, ступайте прочь все, оставьте нас на время. Сестра мне поможет. Рочфорд и леди Вингфилд могут остаться. Все же прочие — ступайте, оставьте меня!

— Так, Мария, давай я обопрусь на тебя. Через неделю я снова буду с ним, и на его ложе перестанут залетать всякие бабочки-однодневки. Имена я выясню, и коль среди них окажутся мои фрейлины, прогоню их взашей. — Анна вновь посмотрела на Марию, теперь уже осмысленным взглядом, и, кажется, немного остыла. — Вот что, сестра, должна тебе сообщить кое-что о твоем юном Гарри. Его величество торжественно отправляет Елизавету в Хэтфилд, где она будет воспитываться со своей собственной свитой. Поэтому Генри Фицроя и твоего сына пошлют на обучение и воспитание в какой-нибудь другой замок.

С помощью Марии Анна встала и сделала несколько неуверенных шагов.

— Право же, Мария, не огорчайся так. Мальчику все равно недолго оставаться с Фицроем, поскольку незаконный сын Бесси Блаунт старше годами и скоро его следует послать в школу правоведов. А твой Гарри — только племянник короля по браку.

— Да, Ваше величество, это я понимаю. Куда же его пошлют?

— Я еще сама не знаю. Подходящее место подыскивает Кромвель. Вот уж не предполагала, что несколько шагов так утомят меня.

— Кромвель? А разве вы не можете решить сами, Ваше величество?

— Да, разумеется, окончательное решение за мной. Кромвель лишь помогает мне в работе, ты же знаешь.

— Скорее уж, он служит королю, — вырвалось у Марии прежде, чем она успела хорошенько подумать.

— А этим ты что хочешь сказать? Помоги мне снова лечь в постель. Я не желаю выслушивать твои благочестивые поучения о чем бы то ни было, в том числе и о том, что надо бы позволить маленькой приблуде Марии Тюдор видеться со своей матерью-испанкой. Она должна служить Елизавете фрейлиной и компаньонкой. Не смотри на меня так горестно. Для нее это послужит хорошим уроком. Им с ее жалкой мамашей пора понять, кто в нашей стране королева, а кто — только принцесса. Я могу отправить в Хэтфилд твою Кэтрин, ведь герцогиня Суффолк болеет, живет в Уэсторпе и не может возвратиться ко двору. Елизавета должна иметь свою кузину при себе. Ты ведь хочешь, чтобы Кэтрин была достойно обеспечена, разве нет?

— Да-да, конечно. Спасибо тебе, сестра. — Слезы облегчения брызнули из глаз Марии. Она давно уже беспокоилась о том, что ожидает Кэтрин, по мере того как здоровье ее дорогой подруги Марии Тюдор, милой герцогини Суффолк, ухудшалось с каждым днем. Всему двору было известно, что сестра короля последние недели пребывает на пороге смерти.

— Я возношу хвалу всем святым за то, что не ты стала королевой, Мария. Мало толку было бы Болейнам от твоего мягкосердечия и податливости. А меня, хоть я и сильна и не стану потакать их капризам, народ и двор все же полюбят, когда получат своего принца. И… я произведу его на свет, как только поправлю здоровье. — Она села — скорее, бессильно рухнула — на ложе. Мария уложила ее в постель, накрыла одеялом. — Скажи, пусть Джейн позовет Кромвеля.

Личико Джейн тут же возникло у плеча Марии, словно она подслушивала каждое слово, сказанное ими — хоть громко, хоть шепотом.

— Я сейчас приведу его, Ваше величество, — произнесла она и, слегка присев в реверансе, помчалась прочь.

— И ничего не говори ему, Джейн! Просто приведи, да так, чтобы Его величество не знал, — крикнула ей вдогонку Анна, не сводя глаз с Марии.

— А я тогда пойду узнаю, чего хочет отец, Ваше величество, — сказала после ухода Джейн Мария, слегка наклоняясь над Анной.

— Подожди, подожди! Сядь. Я хочу еще кое-что сказать. — Мария села. — Обещаю, что позабочусь о твоих детях, обоих, и по-прежнему буду закрывать глаза на твою интрижку с Вильямом Стаффордом, по крайней мере пока мы с Его величеством не подыщем тебе мужа, но ты должна быть мне другом, Мария! Непременно должна! — Ее пальцы впились в руку Марии.

— Я всегда твой друг, Анна.

— Значит, ты прощаешь мне то, что я заставила тебя во Франции спать с Франциском?

Мария опустила голову, и огромный рубин на большом пальце Анны подмигнул ей своим кровавым глазом. Она не сомневалась, что Франциск, как и грозил, угостил их своей чудовищной ложью. Воспоминание о той ночи было противно ей теперь, когда она, жена Стаффа, чувствовала себя чистой и возродившейся. Так какой смысл разубеждать Анну?

— Мария, ты прощаешь мне?

— Да. Конечно, прощаю.

— И ты поможешь мне? Поклянись!

— Обещаю, что помогу, сестра, если только ты не рассчитываешь снова заставить меня спать с кем-нибудь, выйти замуж или любить кого угодно, кроме человека, которого я выберу сама.

— Замуж ты выйдешь за того, за кого велим мы с королем, а что касается остального — обещаю, что не буду заставлять. Когда дойдет дело до венчания, мы выберем, конечно же, такого мужчину, которого ты сможешь полюбить, как говорится. А вот «спать с кем-нибудь», так именно этого я и не желаю. Ты понимаешь, Мария, — она зашептала чуть слышно, и Марии пришлось наклониться ближе, — я слышала, как отец говорил Джорджу, какая ты все еще красивая. Такое впечатление, что ты в последнее время заново расцвела, и я боюсь… ну, я так хорошо изучила отца… боюсь, что он может использовать тебя, чтобы удержать короля для нашей семьи.

Мария отшатнулась, поднесла руку к открывшемуся от неожиданности рту. Темные глаза Анны не отрывались от широко распахнувшихся глаз Марии.

— Так, Мария, я рада видеть, что ты об этом ничего не знала; он еще не успел тебя об этом попросить. Но, боюсь, попросит, и ты должна поклясться, что не станешь в этом участвовать.

— Ваше величество, Анна, как ты могла подумать, что я способна на такое? Да к тому же с королем я не была уже давным-давно, с тех пор как его сердцем завладела ты. Нет, на это я ни за что не пойду, как бы ни грозил мне отец.

— Я, в общем-то, так и думала. Но мне доводилось видеть и прежде, как ты склоняешься перед ним, вопреки своим желаниям. И, в отличие от меня, ты все еще любишь его.

— Нет, сестра. Это тоже прошло давным-давно.

— Не обманывай себя, Мария. Я же вижу, какие у тебя печальные глаза всякий раз, когда он причиняет тебе боль или использует в своих интересах. И не позволяй ему подкупить тебя детьми или Стаффордом. Здесь я — королева! И еще, Мария… — Ее рука метнулась вперед, ухватила складки платья Марии. — Ты должна поклясться, что расскажешь мне, если он попросит тебя о таком. Я могу держать его в руках, только зная, какие козни он против меня затевает.

— Анна, отец никогда не станет строить козни против тебя. Ты же самая драгоценная его надежда, это он хорошо понимает.

— Видишь ли, Мария, когда-то его надеждой была ты, а стоило нитям, привязывавшим короля к тебе, порваться, и он отвернулся от тебя. Станешь это отрицать?

— Не стану.

— А я всегда училась на твоем примере, сестра. Теперь ступай. Ты должна повидаться с ним, а потом доложить мне, что он тебе сказал.

— Я не хочу оказаться в роли соглядатая, между отцом и тобой. Я уже побывала в слишком многих западнях, больше не хочу.

— Ну хотя бы в этот раз, один-единственный, ты же обещала, Мария. Мне необходима твоя сила. Пожалуйста.

— Ладно, хорошо. Я понимаю тебя.

— Иди сейчас, пока Джейн не притащила сюда Кромвеля. Я еще не решила, что скажу ему. — Она отвернулась от Марии, легла на бок и вздохнула. — Я послала ее с этим заданием для того только, чтобы избавиться от слишком любопытных ушей. А все-таки в этом деле для меня польза и от нее есть. — Голос Анны постепенно затихал, будто ей хотелось спать, и Мария тихонько встала с ложа. Потом обернулась.

— Анна!

— Что?

— Ты могла бы поговорить с Кромвелем о том, чтобы он не отсылал Гарри слишком далеко? Мальчику надо иметь напарника в учебе. Мне не хочется, чтобы он рос отшельником.

— Будь по-твоему. Договорились, только ты и сама, знаешь ли, могла сказать об этом Кромвелю. Он изо всех сил добивается твоего расположения. Ну, поспеши, Мария. А потом приходи прямо ко мне — расскажешь.

Мария предположила, что отца легче всего отыскать в его обширных покоях, немного дальше по коридору. Своих же секретарей и писцов он разместил даже в покоях Джорджа: тот был назначен губернатором Пяти портов и проводил теперь много времени в замке Бьюли, в девяноста милях от Лондона. Всякий раз, когда брат возвращался из очередной поездки по делам службы, у Анны был настоящий праздник. Если бы сейчас Джордж оказался здесь, он сумел бы успокоить Анну и помог бы ей восстановить силы.

Мария уже подходила к дверям в покои отца, когда оттуда чинно вышли Кромвель и Джейн. Кромвель застыл на месте, взмахнул черной бархатной шляпой и поклонился Марии. Она заставила себя улыбнуться — почувствовала, что в грядущем этот холодный человек с квадратной фигурой может скорее помочь, чем повредить ей. Он имел сильное влияние и на короля, и на королеву, а им со Стаффом понадобится каждый союзник, какого только удастся найти, — когда они объявят о своем супружестве и предстоящем рождении ребенка.

— Вы направлялись повидаться со своим отцом, леди Рочфорд? — Кромвель неизменно облекал свои утверждения в форму зловеще звучащих вопросов, это Мария давно заметила.

— Верно, мастер Кромвель. А вы направляетесь повидаться с королевой?

Он улыбнулся, глаза, как обычно, оглядели ее с головы до ног. Впрочем, Мария теперь уже не боялась, что он пойдет дальше и станет обнимать ее.

— Возможно, я скоро вернусь и застану вас у лорда Болейна, — заметил Кромвель учтивым тоном. — В последнее время королева никого долго не задерживает, хотя я уверен, что она приложит все силы, дабы поскорее встать на ноги, ведь весна наступила. А вы, я вижу, прогуливались в парке.

На лице Марии отразилось удивление. Он что, видел их? Или это ему уже соглядатаи донесли?

— Колючки кое-где порвали платье, а на туфельках у вас остались пятна от травы, миледи, — объяснил ей Кромвель. — Если бы только мне не приходилось так много работать во дворце, я бы с большим удовольствием сопровождал вас иногда на прогулках. Быть может, во время прогулки мы могли бы обсудить, куда следует перевести вашего сына Генри? Желаю вам доброго дня. Пойдемте, леди Джейн. — Он кивнул Марии и двинулся дальше по коридору, а Джейн — за ним вслед.

Мария постучала в дверь, удивившись тому, что поблизости нет ни единого стража. Она бы чувствовала себя куда увереннее, если бы удалось поговорить со Стаффом, прежде чем входить в это львиное логово. Однако теперь она научилась быть сильной. Она не та, что раньше. А отца она уже точно не любит и готова выстоять, что бы он там ни вздумал предлагать.

Дверь ей отворил незнакомый человек, а оба стража и гонец стояли вместе с отцом у громадного письменного стола. Отец заметил Марию, лишь когда она подошла близко, а она тем временем думала: приметят ли и его острые глаза, что она гуляла в парке?

— Подойди, Мария, и сядь. Эти люди сейчас уйдут. — Он махнул им рукой, усадил Марию. Она с тревогой отметила, что испытывает ту бессмысленную радость, которая всегда вскипала в ней, когда отец уделял ей все свое внимание.

«Не нужно, — одернула она себя. — Будь настороже. Не доверяй этой улыбчивой ласковой маске».

— Мы в последнее время почти не беседовали, — начал он. — А ты так помогла Анне, когда она потеряла второго своего ребенка. Я уж собирался послать за ее матерью, но думаю, теперь она понемногу приходит в себя.

— Вы правы. Я только что от нее и могу подтвердить ваши слова. Она хочет поскорее встать на ноги — я думаю, скоро это получится. Когда Его величество увидит, что она снова улыбается, он очень быстро вернет ей свою милость.

— Вот на это, Мария, давай будем смотреть трезво. Она перестала быть светом его очей. Я не раз видел, как это бывает.

— Да, отец. Я тоже.

Он сердито прищурился.

— Верно. Ну что ж, мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы Анне, по крайней мере, были предоставлены новые возможности родить сына Тюдоров, который станет государем после Его величества — как бы ни сложились отношения короля с Анной в будущем.

Мария сидела, не шевелясь, и не сводила с отца пристального взгляда, пока он не опустил глаза на свои сложенные руки.

— Его величество, как ты, дочка, можешь знать, а можешь не знать, со времени этой несчастной потери второго ребенка ударился в страшный разгул, укладывая в постель фрейлин одну за другой. Эти женщины лишены всяких понятий о нравственности и лелеют надежды увести Его величество от законной супруги.

— Другими словами, отец, в этом отношении все как всегда.

— Помолчи и послушай меня, Мария. Это дело очень серьезное для Болейнов, включая тебя и твоих детей.

— Моих и Вилла Кэри.

— Мы не станем спорить об этом снова, дочка. — Отец поднялся и стал расхаживать туда-сюда перед окном в глубокой нише; оттуда в комнату лились потоки тепла и света, а отец, расхаживая, отбрасывал на Марию свою тень. — Он волен сколько угодно спариваться с этими сучками — мне до того дела нет. Но одна из них отличается от всех, она опасна. Числится сейчас одной из фрейлин Анны, по просьбе Его величества, хотя сама Анна ее, вероятно, ни в чем не подозревает.

— О ком вы говорите?

— Есть такая притворщица, вечно улыбающаяся Джейн Сеймур из Вулфхолла в Уилтшире. У нее полно очень бдительных братцев, и пока она отказывает королю, а мы уже видели, к каким катастрофическим последствиям это может привести. Так вот, нужно либо избавиться от Джейн Сеймур, либо отвлечь внимание короля от нее. Ты понимаешь мою мысль?

— А что, разве Анна не может отослать юную Сеймур назад в Вулфхолл?

— Боюсь, такой шаг был бы непростительной глупостью. Это все равно что отобрать у короля мишень, когда он стреляет из лука, или сломать его любимую ракетку. Ответные действия могут оказаться… э… неприятными.

— Тогда остается лишь вторая возможность — отвлечь короля от этой девушки, — сказала Мария спокойным голосом, понимая, что глаза и дрожащая верхняя губа выдают ее волнение.

— Вот именно, Мария. — Он перестал шагать по комнате, остановился перед Марией, глядя прямо на нее, опершись о заваленный бумагами стол.

— Это напоминает мне шахматы, отец, а я никогда не была сильна в этой игре, хотя очень хорошо представляю себе роль пешек.

— Что? Послушай, Мария, все зависит единственно от милости Его величества, а ты знаешь, как ее добиться.

— Разве? Скорее уж, как впасть в немилость: я ведь давным-давно стала бесполезной и для него, и для вас, отец. Теперь я, пожалуй, пойду, пока вы не сказали ничего такого, что вызвало бы окончательный разрыв между нами.

— Сядь, Мария! Ты сделаешь это ради Анны, ради Джорджа, ради своей матери и меня.

— Не смейте впутывать сюда имя матушки, а если уж на то пошло — то и Анны тоже! Пойдемте в ее опочивальню и обсудим это дело с ней вместе, раз уж вы полагаете, что именно ради нее вы поступаете как содержатель притона разврата, как сводник!

Она увидела, как заходили желваки у него на скулах, а глаза грозно блеснули. И все же он сдержался и заговорил по-прежнему тихим голосом:

— Анна не в себе, в последнее время она многое не может понять правильно. Мы должны это сделать ради нее, не спрашивая у нее самой.

— При том настроении, в котором она пребывает в последние дни, она отправит нас всех в Тауэр, на плаху, и не посмотрит, что мы ее родственники.

— Власть Анны иной раз ударяет ей в голову, но, коль дойдет до дела, она поступит так, как ей говорят.

— Нет, отец, я решительно отказываюсь. Я не стану ни помогать вам, ни поощрять этот гнусный замысел.

— А ты что же, больше уже не любишь Стаффорда? Ты подчинишься, иначе я добьюсь, чтобы его отослали прочь или женили на ком-нибудь. Кромвель со мной заодно, а он как раз сейчас решает, в какое аббатство или замок определить Гарри для завершения образования. Вам и вправду хочется, чтобы это оказалось где-нибудь на границе Уэльса, мадам?

Мария поднялась из кресла, но прислонилась к нему ногами, чтобы коленки не дрожали.

— Попробуйте только, отец, и я пожалуюсь королеве. А Кромвель, как я сама не раз от вас же слышала, заодно прежде всего с королем. Гарри же находится официально под опекой Анны, пока не войдет в возраст. Кроме того, стоит отослать его подальше, и вам станет куда труднее вливать ему в уши яд лживых сказок о его происхождении. Вы не сможете разжечь ни слухи, ни мятеж, прикрываясь моим сыном, иначе король услышит, как все эти годы вы втайне посещали Хэтфилд. — Она едва не бегом бросилась к двери, но у порога обернулась. — Делайте, что считаете нужным, отец, только меня оставьте в покое. И детей моих не трогайте.

Он спокойно сидел за столом, будто и не слышал ее страстного монолога. Холодным тоном он заговорил, глядя ей в спину, когда она уже взялась за ручку двери:

— Мне, право же, следовало отдать тебя Кромвелю, чтобы он поучил тебя послушанию. Он уж сколько лет стремится обладать тобой, и я склоняюсь к мысли, что ты этого заслуживаешь. Ты растрачиваешь свою красоту и роскошное тело на этого изменника Стаффорда, тогда как могла бы иметь короля или по меньшей мере герцога, который спешил бы исполнить малейшую твою прихоть. Как горячо я жалел много лет подряд, что у тебя нет и половины такого ума и такой сообразительности, как у Анны. Ты так и не научилась скрывать свой страх и свою любовь, даже когда это тебе крайне необходимо.

— А если я не научилась скрывать свое отвращение и свое презрение к вам, отец, — уж простите меня! — Она рывком распахнула дверь.

— Между прочим, дочка, твоя дорогая подруга Мария Тюдор, герцогиня Суффолк, умерла вчера в Уэсторпе, так что мы можем организовать тебе брак с герцогом. Герцог, разумеется, крайне опечален, но я готов поспорить: и года не пройдет, как он женится снова. Такова вот истинная любовь.

Мария замерла, пораженная, у полуоткрытой двери. Ее красавица подруга умерла! Такая молодая! Веселая малышка Маргарет осталась без матери, а Кэтрин — там, в доме смерти.

— Кромвель собирается послать сопровождающих для твоей дочери. Его величество, несомненно, месяц будет в трауре, так что его любовные приключения, надеюсь, на время приостановятся. Он так сильно любил сестру, что дважды прощал ей глупейшие и непозволительные выходки. Всего месяц назад он через Суффолка передал, что прощает ей упрямство, с каким она поддерживала испанскую принцессу, навязанную ему в жены, когда он был еще юнцом.

Поток слов вливался в уши Марии, но она не успевала уловить их смысла. Черноволосая Мария умерла. Та Мария, которая отправилась во Францию и стала женой старика короля, лишь бы потом получить любимого ею Суффолка. Мария, напуганная, запертая Франциском на шесть недель в темный особняк Клюни, дабы удостовериться, что она не носит под сердцем ребенка. Мария, которая так сияла в день своего бракосочетания с герцогом в Париже, столько лет назад. Мария, мертвая, остывшая.

— Ты что, весь день будешь так стоять, дочка? Твоя дочь будет здесь завтра, живая и невредимая. Кромвель собирался сказать Анне, что она должна надеть двойной траур — и по своей царственной золовке, и по мертвому младенцу, — так что тебе нет нужды спешить к ней с новостями. Ступай к себе в комнату. На тебя смотреть страшно.

Мария даже мельком не взглянула на него. Желание кричать, как она его ненавидит, прошло. Оно растворилось в горе по умершей подруге, которая впервые показала ей, как можно любить человека, который, по общему мнению, тебе не пара. Мария с трудом переставляла одеревеневшие ноги по коридору, украшенному спиральными резными узорами и искусно вышитыми гобеленами, и думала: нет, она оплакивает не только Марию Тюдор. Она грустит обо всей семье, дошедшей до опасной и ужасной черты: об Анне, королеве Англии — от сестры осталась одна оболочка из страха и злости; о Джордже, которому вскружили голову новые игрушки в виде земель и чинов; о матери, вечно одинокой в Гевере, и об отце… Дальше в своих мыслях она не пошла. Толкнула дверь в свою комнату. Нэнси там не было, но это и к лучшему. Марии хотелось побыть одной.

Она порылась в деревянной шкатулке с драгоценностями. Там лежала громадная жемчужина бабушки Говард, ожерелье из кроваво-красных гранатов и другие подарки от Стаффа, драгоценности, принадлежавшие его покойной тетушке, которые она хранила здесь, не осмеливаясь надеть их на глазах обожающих посплетничать придворных. Под всем этим она нащупала пальцами маленькую шахматную пешку, вырезанную из мрамора, — из тех, которыми они играли во Франции целую вечность назад. Мария всмотрелась в эту пешку, сжала ее в ладони и, осев на пол рядом с покрытым бархатом ложем, разрыдалась.