Глава двадцать вторая

Ближе к полудню Стафф нанял паром, который переправил их с лошадьми на южный берег Темзы, в Лондон, где им предстояло свернуть на Большую Кентскую дорогу, ведущую к Геверу. Яркое июльское солнце уже выпило всю густую росу на окрестных полях, и путешественников окутал зной.

— Улицы Лондона, скорее всего, пустынны, — говорил Стафф, обращаясь к Стивену. Мария и Нэнси внимательно слушали. Их пугало то, что он отважился привести их прямо в Лондон, где потница нынешним летом, как утверждали, уносила сотни и тысячи жизней. Но Стафф стоял на том, что это самый короткий и самый безопасный путь. Мария не стала спорить и держала свои страхи при себе. Ей невыносимо было провести еще одну тяжкую ночь в стенах дворца, в комнате, где умер Вилл, обвиняя ее в свой последний час.

В то утро мало кто из крестьян трудился на полях и крошечных огородах, спускавшихся к самой реке. Случайные прохожие, подняв глаза, с интересом разглядывали направлявшийся к городу паром с четырьмя лошадьми и шестью людьми на борту. Редкая лодка проплывала по Темзе, всегда такой оживленной, да и по берегам было почти безлюдно. Паром проплыл мимо башен Ричмонда, теперь покинутого. В окнах опустевших покоев, как в пустых глазницах, отражались солнце, дворцовые причалы, турнирные поля, лужайки для игры в шары. Кругом стояла мертвенная тишина. Пока баржа упорно продвигалась к лондонскому берегу, где царил страх, путники больше молчали, чем говорили.

Потом за полем показался сам город с гордо вознесшимися шпилями церквей и жмущимися друг к другу под беспощадными лучами полуденного солнца убогими хижинами, крытыми соломой. Стафф уговорил своих спутников выпить немного вина и съесть взятые с собой фрукты: по дороге он собирался скакать быстро, без передышек. Мария бросила сливовую косточку в темные воды Темзы, и косточка тут же исчезла в глубине. Липкие пальцы она вытерла о штаны, подражая Стаффу, и на губах у нее заиграла улыбка.

— Возможно, вы чувствуете себя в штанах непривычно, Мария, но скоро убедитесь, что в этом есть свои преимущества. А кроме того, на мой взгляд, из вас и вашей Нэнси получились прелестные парни — верно я говорю, Стивен? И шпаги придают должный вид. А вот выбившиеся кудри, я думаю, лучше убрать под шапку. Конечно, шея у вас станет черной от дорожной пыли, но я не имею ни малейшего желания привлекать разбойников и всякий сброд на такую наживку, как молодые девушки.

Стивен рассмеялся его словам, но сам Стафф держался совершенно серьезно. Мария с огорчением заметила, что Стивен слишком живо реагирует на все, что бы ни говорил Стафф, повсюду таскается за ним, предупреждая малейшее желание. Своему собственному господину он никогда не служил с такой собачьей преданностью.

— Значит, это так опасно? — застенчиво спросила Нэнси. — Стивен говорит, что да.

— Стивен умен и готов ко всему, девочка. Мы помчимся в Банстед резво, а четырех спешащих всадников, уж поверь моему слову, никто не станет трогать.

Некогда оживленные набережные и пристани были безлюдны, и Стафф велел паромщикам причалить под Лондонским мостом. По обеим сторонам моста жались друг к другу жилые домики и лавки, и в их тени путники свели на берег лошадей, а Стафф расплатился с перевозчиками. Тем не терпелось поскорее убраться отсюда, оказаться подальше от проклятого города, и, едва получив плату, они сразу стали грести против течения, в сторону Гемптона.

— Не могу сказать, что упрекаю их за такую спешку, — признался Стивен. — Я вот и сам не подумал бы, что окажусь прямо в чумном Лондоне.

— Ну, потница все же не чума, парень, хотя от этого не намного легче. Впрочем, кресты на дверях ты все равно увидишь, не сомневайся. Крепись! Скоро мы выедем за город и поскачем средь полей и лесов. Мне случилось как-то быть здесь в разгар эпидемии потницы, и ничего со мной не приключилось.

Казалось, слуг, садившихся в седла, это сообщение несколько ободрило. «Что ж, — сказала себе Мария, — если Стивен и Нэнси этому верят, пусть так оно и будет». Ей же самой все это представлялось чистейшей бравадой. Несомненно, ей предстоит еще узнать о Вильяме Стаффорде много такого, что позволит поменьше восхищаться им. Они поехали через Саутуорк: повсюду брошенные прямо на улице телеги, роющиеся в отбросах свиньи и куры, за которыми никто не смотрит. Над сточными канавами, тянущимися посередине узеньких улочек и полными гниющих овощей и всяческих нечистот, повисли под палящими лучами солнца густые зловонные испарения. Путники быстро миновали громаду Саутуоркского собора, который молчаливым стражем высился среди всеобщего запустения. У стен церкви штабелями стояли грубо выструганные гробы, ожидая, когда придет очередь и им быть закопанными на кладбище, где уже почти не осталось свободного места. При виде такого чудовищного человеческого бедствия у Марии слезы навернулись на глаза. Хоть Вилла удалось похоронить сразу. А Стафф, должно быть, сошел с ума, если привел их сюда. Теперь они все заразятся потницей и умрут, так и не доехав до Гевера. Нет, ничем он не сможет вынудить ее заночевать с ним вместе на каком-то постоялом дворе в крошечном Банстеде. Она сумеет настоять на том, чтобы ехать самой со слугами семьи Кэри.

Саутуорк был районом жутких трущоб, и раньше Марии никогда не доводилось видеть его вблизи: обычно группы путешествующих аристократов далеко объезжали самые неприглядные его кварталы. Всюду теснились вонючие полуразвалившиеся хибарки да трактиры с матросами купеческих кораблей и королевского военного флота. Несомненно, прожорливая потница собрала здесь обильный урожай, ведь люди так теснились, что несколько покойников неизбежно вызвали бы гибель всех остальных. То там, то тут грязные дощатые двери были испятнаны кроваво-красными крестами. Все кругом напоминало город призраков, лишь изредка встречались одинокие фигуры да чье-то лицо выглядывало из окошка второго или третьего этажа. В обычное время здесь все бы кипело от оживленного движения с берега реки в город и дальше — к большой дороге, ведущей на юг страны, но сейчас движения не было почти никакого. Они ехали резвой рысью, и топот их коней гулко разносился по опустевшим улицам.

Вскоре — правда, не так скоро, как хотелось бы — город остался позади, нависая своей громадой над полями, освещенными горячим солнцем и окутанными, словно мантией, дымкой разогретого воздуха. Перед путниками раскинулись парки, яблочные и персиковые сады Кента. Теперь Мария вздохнула свободно, полной грудью: пока они ехали через Лондон, она старалась дышать неглубоко, прикрывая рот и нос ладонью. И пусть Стафф сколько угодно посмеивается — так, будто считает ее дурочкой.

— Я смеюсь не над вами, Мария. Просто мне пришло в голову, что из вас получился, черт побери, самый красивенький мальчишка, какого я только видел, — а меня, в отличие от некоторых утонченных вельмож Его величества, отнюдь не очаровывают юные мальчики.

Она не удержалась и улыбнулась ему в ответ. Стафф не заговаривал с ней после того, как они сошли с парома, и теперь его голос подействовал на нее успокаивающе.

— Ну, тогда я не вижу никакой для вас надобности проводить в Банстеде весь день и ночь с мальчиком, — бросила она. Стафф вскинул бровь, но отвернулся от Марии и вновь обратил все внимание на дорогу.

Чем больше они удалялись от Лондона, тем чаще встречались на дороге тележки гуртовщиков, крестьянские возы, расписные повозки угольщиков. Наблюдая привычную картину, Мария стала успокаиваться. Пусть она и везет грустную новость, матушка с Симонеттой будут рады видеть ее. А малышка Кэтрин завизжит от радости и бросится в материнские объятия, как бывало всегда, даже если они расставались ненадолго.

Путники уже подъезжали к Кройдону, когда строгий предводитель позволил им спешиться и отдохнуть на берегу ручья, под сенью развесистых старых дубов.

— Ах, как я хотела бы прилечь здесь, на берегу, и поспать, — с тоской призналась Мария, разминая затекшие мышцы. Бедра страшно болели, а шпага то и дело путалась под ногами. Раньше ей никогда не приходилось так долго скакать верхом, по-мужски. Нужно время, чтобы к этому привыкнуть. Видно было, что и Нэнси страдает: бедняжка с трудом передвигала ноги, потом тяжело оперлась о ствол могучего дуба.

— Все болит, милая моя? — спросил Стафф, протягивая Марии флягу с вином из их запаса.

— Не настолько, чтобы я не смогла доехать прямо до Гевера сегодня же, милорд, — едко ответила она.

— Если ты, девочка, попытаешься доскакать до Гевера сегодня же, потом неделю не сможешь ходить. А вообще-то самое лучшее для тебя — отдохнуть, лежа на спине, а не бродить кругом.

Она повернулась и хотела наградить его за шутку суровым взглядом, но Стафф смотрел в другую сторону, задумавшись, и явно ни на что не намекал своими словами.

— Я думаю, что Нэнси и Стивену тоже придется задержаться на ночь в Банстеде. Парень-то продержится до вечера, до самого Иденбриджа, а девушка — нет. — Он поднялся на ноги, явно не собираясь советоваться с Марией, где должны останавливаться ее слуги и куда им надлежит ехать. Ее это задело, но она молча позволила ему подсадить ее в седло. Если уж придется остановиться на ночь в Банстеде вместе с ним, то неплохо иметь под рукой Нэнси. Тогда можно настоять, чтобы девушка спала с ней в комнате.

Фруктовые сады и поля пшеницы постепенно уступили место рощицам берез и вязов, и Мария почувствовала себя уже дома. Потом отдельные рощицы сменились знакомыми ей с детства густыми зелено-голубыми лесами Кента. Она отдыхала душой, пока ей в глаза не бросился придорожный знак: поворот с Кентской дороги на запад, в Банстед — так было написано. Стафф натянул поводья храпящего жеребца, и все остальные придержали лошадей, окружив Стаффа.

— Как чувствуете себя, мистрис Нэнси? — небрежно поинтересовался он, словно они выехали на небольшую прогулку из Гринвичского дворца.

— Устала, милорд, все болит. Но я могу еще ехать.

— Молодец, девочка! Но пошел уж, должно быть, четвертый час пополудни, поэтому я предлагаю, чтобы вы со Стивеном свернули вместе с нами на Банстед, заночевали там, а рано утром отправились в Гевер. Мы же с леди Кэри, вероятно, пробудем там еще завтра, а быть может, и послезавтра.

Нэнси широко открыла глаза от удивления. «Вот простая душа, — подумала Мария. — А раньше она не понимала, к чему он клонит? Ладно, она хоть теперь поняла, что к чему, и станет мне помогать, когда приедем на этот столь замечательный постоялый двор». Да, и еще: Стафф ведь посмел намекнуть, что они задержатся в Банстеде больше, чем на один день! Он что, думает, будто она готова бежать с ним, когда господин ее супруг всего пять дней как умер?

— Будет исполнено, милорд, — ответила Стаффу девушка. Тот кивнул, и они повернули коней на Банстед, лежащий в двух милях к западу.

Деревушка выглядела необычайно привлекательно, это Марии пришлось признать. Двери не обезображены ни единым крестом, люди спешили, как всегда, по своим обычным делам. Над деревушкой возвышались тонкие готические шпили средневековой церкви, сложенной из потемневшего от времени камня. На зеленой лужайке, начинавшейся у самой церкви, мирно паслись коровы. Постоялый двор заметно выделялся среди окружавших его беленых бревенчатых домиков. Строения его образовывали букву «Г», огибая сад, где сейчас буйно цвели поздние розы. На несколько облупившейся вывеске красовались надпись «Золотая чайка» и гордое изображение этой птицы, парящей в безоблачной небесной лазури.

Мария перебросила одну ногу через шею взмыленной Иден и позволила Стаффу бережно опустить себя на землю. Ноги ее, ступив на мощеный двор, стали дрожать и подгибаться, и до распахнутых настежь дверей она дошла лишь с помощью Стаффа, придерживавшего ее за локоть. В просторном общем зале царил полумрак. Большой стол раздвинут к ужину, но огонь в очаге не горел, никто не выбежал встретить гостей.

— Уитмен! — Стафф усадил Марию на скамью, рядом присела вконец измотанная Нэнси, едва не споткнувшись при этом из-за шпаги. Стафф подошел к крутой лестнице, которая вела на второй этаж. — Уитмен, старый пес, сейчас же выползай из своей конуры! К тебе гости, дружище, и платят они звонкой монетой!

Где-то в глубине дома громко хлопнула дверь, за стеной с очагом затопали вверх по лестнице быстрые шаги. Показалось лицо, заросшее рыжей бородой, и Мария поразилась, насколько этот человек похож на короля: такой же широкоплечий, румяный, огненно-рыжий, разве что ростом гораздо ниже.

— Стаффорд, чтоб мне провалиться на месте! — заорал он громовым голосом и стал радостно колотить Стаффа по спине — вместо того чтобы поклониться, как отметила Мария. — Вот уж не ждал, что тебя каким-то ветром занесет в наши края! А ты не забыл про те монеты, которые я проиграл тебе в кости, верно? Приехал забрать старый должок, а?

— Мне кажется, это дело можно уладить раз и навсегда: мы ночь-другую проведем под твоим гостеприимным кровом, дружище. Знакомься — леди Кэри и ее слуги, Стивен и Нэнси. Можно в этой глуши найти человека, который позаботится о нас самих и наших лошадях?

— А как же, милорд, с радостью и удовольствием! — Его глубоко посаженные глаза обежали всю усталую компанию и зажглись, когда он рассмотрел красавицу в мужском платье (длинные локоны Марии выбились из-под холщовой шапки и рассыпались по плечам).

— Там, наверху, всех вас ждут чудесные комнаты. Хватит трех — одной большой и двух совсем маленьких? Сейчас в Банстеде почти нет проезжих, но тех, кто заезжает к нам, мы обслуживаем с дорогой душой. В селе нынче небольшая ярмарка, странствующие торговцы живут в своих шатрах. Позвольте, я вам комнаты покажу. Скоро вернется моя жена — как только потратит на ярмарке все мои денежки. У нас двое малышей, милорд. Здесь мне славно живется с тех пор, как шесть лет назад я оставил службу на «Мари-Роз» — тогда мой родитель почил в бозе и оставил мне «Чайку».

Они все поднялись по лестнице, и лишь тогда Мария заметила на стенах зала и на лестнице переплетение корабельных снастей, детали судовой оснастки.

— Вы говорите, «Мари-Роз», мастер Уитмен? «Мари-Роз», прекрасный корабль Его величества? Значит, вы служили на королевском флоте?

Стафф громко рассмеялся логическому развитию ее мыслей, но сияющее лицо Уитмена хранило торжественное выражение.

— Еще бы, миледи! Пятнадцать лет я прослужил матросом нынешнему королю, а до него — его царственному родителю. Мы на «Мари-Роз» охраняли пролив — там-то я и встретил его сиятельство, когда он путешествовал во Францию. А прежде того я плавал на «Золотой чайке», где, осмелюсь доложить, у меня командир был куда мягче, верно, милорд?

— Мы все по порядку расскажем даме, Уит, когда она отдохнет.

— А я однажды плавала на «Мари-Роз», — сказала Мария, когда они остановились на маленькой площадке, куда выходили несколько скошенных дверей. — С ее высочеством принцессой Марией, когда она направлялась во Францию, чтобы стать супругой короля Людовика. Это было очень давно.

Мастер Уитмен вгляделся в нее внимательнее.

— Я был в том плавании, миледи, но вас, осмелюсь доложить, не припоминаю. Именно в честь принцессы и был назван наш корабль. Только вы-то, должно быть, тогда еще были совсем ребенком. А вот мне больше всего полюбилась «Золотая чайка». Изволите видеть, там есть свобода и нет такого жестокого и бессердечного командира, пусть и назначенного самим Его величеством, верно?

Мастер Уитмен и бровью не повел, когда Стафф поместил Стивена и Нэнси в двух маленьких комнатках, а Марию повел в большую опочивальню. Обменявшись с ним несколькими словами касательно ужина, Уитмен удалился и плотно затворил дверь. Стивен не спорил, Нэнси выглядела беспокойной, несмотря на всю свою усталость, а мастер Уитмен лишь подергал себя за краешек бороды. Мария сдерживалась, пока его шаги не затихли за дверью.

— Для меня это совершенно неприемлемо. Я лягу с моей горничной, раз вы так явно вознамерились расположиться на ночь здесь.

— Ты, я думаю, лучше бы умылась с дороги, любовь моя, а когда поедим, я тебе сделаю ванну.

Она стояла в нерешительности, а он тем временем сорвал с себя рубашку и полез в недра чересседельных сумок, брошенных перед тем на пол.

— Мне почему-то кажется, что в платье тебе будет не в пример удобнее, чем в штанах, хотя ты и в них отлично выглядишь. — Он сердито взглянул на нее. — Куда это, интересно, ты собралась?

Она остановилась, положив руку на щеколду двери.

— Я же сказала вам, что устроюсь с Нэнси.

— Послушай, Мария. Хватит спорить. Я весь грязный, усталый и голодный как волк. И ты тоже.

Это он в прямом смысле или намекает на что-то другое? Стафф стоял совсем недалеко, глядя на нее и встряхивая в руке коричневое платье для верховой езды. Спутанные пряди волос упали ему на лоб, а глаза, как всегда, пронизывали ее насквозь. Ноги у Марии дрожали, будто она все еще была в седле, покачиваясь в такт легкому галопу Иден.

— Ну хорошо, — выговорила она. — Пока я остаюсь здесь. Я знаю, что вы не станете принуждать вдову своего покойного друга к тому, чего она сама не желает. — Мария взяла у него свое платье, повернулась и стала наливать в таз воду из оловянного кувшина, чтобы умыться.

Еда, поданная им мастером Уитменом, была простой и грубоватой, однако они смаковали ее, словно изысканные дворцовые блюда. К облегчению Марии, Стафф после ужина остался в зале, беседуя с Уитменом и Стивеном, тогда как Нэнси помогла ей принять ванну в опочивальне. Такой учтивости и сдержанности она от него не ожидала, видя, как он ласкает ее каждым взглядом. Мария немного успокоилась. В конце концов, поблизости будут ее слуги. Она провела с ним весь день, и он даже не пытался поцеловать ее. Несомненно, Стафф понимает ее положение и не станет усугублять его.

На темнеющем небе зажглись первые звездочки, когда она вышла со Стаффом на мощеный двор размять усталые руки и ноги. Такие ясные звездные ночи неизменно напоминали ей о бархатном потолке, разукрашенном мастером да Винчи. Только под тем небом не жужжали и не стрекотали насекомые. Стафф стоял за спиной Марии, не прикасаясь к ней, но она физически ощущала ласку от одного его присутствия. В свете висевших в зале ламп его фигура отбрасывала длинную тень, тянувшуюся через весь двор до самых кустов роз. В зале же Нэнси болтала с Маргарет, женой мастера Уитмена, а Стивен дремал у огня.

— Пойдем вместе на пруд, Мария? — раздался тихий голос прямо над ее ухом. — Позади постоялого двора есть маленький пруд, где разводят рыбу.

Вообще-то ей следовало сказать «нет», но она кивнула в знак согласия и пошла впереди. В небе сияли яркие звезды, а над крытыми соломой домиками только что взошла почти полная луна. От земли шел запах свежести, будто после недавнего дождя, и на душе у Марии, вопреки гнетущему чувству вины, воцарился покой. Гевер тоже поможет ей обрести душевный покой, такой же глубокий.

Ни одно дуновение ветерка не тревожило зеркальную гладь маленького пруда. Большие овальные листья водяных лилий, заботливо укрывавшие белоснежные цветы, казались камешками, по которым можно перейти на противоположный берег. Мария в задумчивости облокотилась о ствол подстриженной плакучей ивы. Подстриженной, вне всякого сомнения, для того, чтобы пруд был виден из окон постоялого двора. Ива закрывала их, как огромный зонт. Темную траву у кромки воды усыпали светлячки.

— Должен ли я понимать так, что ты не собираешься делить со мной ложе, поскольку бедняга Вилл умер, а ты получила действительную свободу и принимаешь такое решение по своей доброй воле? — спросил Стафф тихим голосом. Вопрос повис без ответа: Мария давно обдумала ответ, который надлежит дать в таком случае, но слова не шли у нее с языка. — Я не хочу стать тебе противен, как Франциск, не хочу, чтобы ты была безразличной ко мне, как к Его величеству, ибо для них ты была только вещью. Я слишком сильно люблю тебя, хотя мои глупые чресла болят и желают, чтобы ты распростерлась подо мною.

В тишине ее сердце стало стучать громче, громче. Слава Богу, хоть темно, и ему не видно ее лица.

— Они — короли, отец это одобрял, а меня никто ведь и не спрашивал, — услышала она наконец свой голос как бы со стороны. — А Вилла Бог неожиданно дал мне в мужья.

— Скорее, это король дал его тебе, — возразил Стафф.

— Понимаешь, меня всегда толкал отец — то в одну сторону, то в другую, а если не отец, то кто-нибудь еще. А теперь я вольна решать за себя сама.

— Это я одобряю, Мария, правда. Не могу даже передать, как страстно мне хотелось услышать от тебя что-либо подобное. Однако же, если ты в итоге решишь обходиться без меня, то первым моим желанием будет похитить тебя и никогда не выпускать на свободу. — Он бросил в пруд камешек, тот пролетел, четыре раза ударившись о поверхность и поблескивая в лунном свете, потом пошел ко дну.

— Тогда это будет снова то же самое: мужчина-властелин принимает решения за меня, — высказала вслух свою мысль Мария.

— Знаю. Знаю, черт побери! — Он повернулся к ней и бережно отстранил ее от ствола ивы. — Однако есть разница, моя Мария, — я люблю тебя и не сомневаюсь, что ты тоже меня любишь. Станешь это отрицать?

— Не стану, — медленно выговорила она, а тем временем в ее памяти всплывали воспоминания: как ей горько приходилось без него в Плэши, сколько радостей она испытала с ним. — Мне кажется, я люблю тебя, Стафф, но, понимаешь… жизнь у меня так запуталась, я так несчастна была с Виллом и с Его величеством, и поэтому, наверное, я…

Стафф сильно встряхнул ее, и она умолкла.

— Когда-то я спросил тебя, любишь ли ты Вилла, и ты ответила: «Кажется, люблю». Я сказал тогда: раз тебе кажется, то ты его не любишь. Помнишь? Я не желаю, чтобы тебе «казалось», будто ты любишь меня. Я буду владеть тобой и твоей любовью, девочка, и ты будешь точно знать, что это любовь, а иначе я могу с таким же успехом жениться по королевскому капризу или уложить первую придворную даму, какая подвернется под руку.

На глаза Марии навернулись слезы обиды, как всегда, когда речь заходила о его возлюбленных. От сжимавших ее крепких рук у нее заболели плечи. Мария подавила желание сказать, как сильно она его любит.

— Я понимаю, что ты пережила потрясение, Мария, и надеюсь, ты сама во всем разберешься, если сможешь удержаться подальше от когтей своего отца. Но раз ты сейчас немного не в себе и раз уж нам всегда приходилось пользоваться малейшей возможностью, чтобы побыть вместе, то я скажу тебе, что и как мы станем делать, пока находимся здесь.

Мария молча смотрела на его белую рубашку с открытым воротом. Казалось, что в темноте та мерцает в отблесках лилий, светлячков и сиянии звезд.

— Я не стану принуждать тебя отдаться мне на ложе, если ты сама того не пожелаешь. Но ты должна понимать: любящему мужчине нужно от тебя гораздо больше этого. У нас есть сегодняшняя ночь и завтрашнее утро, когда уедут Стивен и Нэнси. Потом я доставлю тебя в Гевер, как и обещал, в целости и сохранности. До тех же пор мы останемся вместе, и это само по себе может немало залечить твои душевные раны. Пойдем.

— Куда?

— Мне подумалось, что неплохо бы покататься по пруду в этой вот маленькой рыбацкой лодочке, — объяснил Стафф, подталкивая ее к берегу пруда. — После четырех часов, проведенных в седле, это будет отдыхом.

Мария побрела за Стаффом, держась за его руку. На берегу, подальше от воды, стояла маленькая лодка-плоскодонка. Стафф столкнул ее на воду и поддержал Марию за локоть, пока она, приподняв юбки, перебиралась в лодку. Как только Мария устроилась на одной из двух грубо оструганных досок, служивших сиденьями, Стафф прыгнул в лодку, и та закачалась под его весом. Потом он сделал несколько гребков и оставил весла свисать по бокам лодочки. Пруд был таким маленьким, что лодочка сразу оказалась чуть ли не на середине, медленно проплывая среди покрывавших зеркальную поверхность лилий. В лодочке было тесно, Стафф и Мария соприкасались коленями; Стафф вытянул длинные ноги, и ступни оказались под сиденьем Марии, по бокам ее юбок.

— Какая прекрасная ночь, — нарушила воцарившееся молчание Мария. — Плыть неспешно по пруду — сказка!

— Да, любовь моя, — вздохнул Стафф. — Ты можешь себе представить всю жизнь вот так, в своем распоряжении, не ожидая королевского зова? — Голос затих, словно он уже пожалел о сказанном.

Мария припомнила, как Виллу перед смертью все казалось, будто его вызывает государь. Значит, король обладает такой невероятной властью над всем, что бы они ни делали? Ее вдруг очень испугала мысль, что они так никогда и не будут свободны от его воли.

— Должно быть, для Джона Уитмена эта лодочка — жалкое подобие «Мари-Роз» или «Золотой чайки», — неожиданно сказала Мария. — А он очень скучает по морю, Стафф?

— Ему не хватает красоты и свободы морской стихии, но на «Мари-Роз» у него был суровый командир, с которым невозможно было поладить. Поэтому, когда ему представился случай вести такую жизнь, где он сам себе хозяин, он за этот случай ухватился. Возможно, он никогда больше не увидит ни океана, ни даже пролива, но отчаиваться от этого не станет.

Стафф вытянул руки и наклонился вперед, встав на колени; его лицо оказалось слишком близко от Марии.

— А можно, мы сорвем немного лилий? — спросила она, отворачиваясь в сторону. — Они видны даже в темноте.

— Ты права. — Он развернул лодку, направив ее к ковру, покрывшему воду, и Мария осторожно потянулась к стебельку.

— Ой, они такие скользкие и все время уходят под воду, — заметила она, выдернув один цветок, и подняла его над бортом, стряхивая капли. — А знаешь, они совсем не пахнут! — Она протянула цветок Стаффу, но тот даже не сделал попытки понюхать. Он лишь сжал рукой ее запястье, притянул Марию ближе к себе и наклонился, отыскивая губами ее губы. Поцелуй был нежным и теплым. Мария почувствовала, что летит с ним в пространстве и это мгновение так хрупко и трепетно, что его просто страшно потерять. Стафф приник к ее устам крепче, свободной рукой он провел по щеке Марии и нежно погладил выбившиеся пряди волос. Когда он отстранился, она в ясном лунном свете посмотрела прямо ему в глаза. Ей показалось, что у него дрожат губы, но это, должно быть, свет так отражался от поверхности пруда.

— Хочешь, насобираем еще немного этих скользких, ничем не пахнущих лилий? — предложил он. — Мы отдадим их мистрис Уитмен и будем считать, что вечер завершен. Думаю, мы оба уже без сил.

Мария выдернула из водной колыбели еще две лилии. Потом они прошли через опустевший общий зал «Золотой чайки» и тихо, на цыпочках, поднялись в свою комнату.

Когда он повернул ее к себе спиной и стал развязывать шнурки на платье, как часто делал, когда они предавались любви, Мария не стала возражать. Казалось, молчание и спокойствие лучше всего защищают ее от власти Стаффа, но поцелуй на пруду все еще горел у нее на устах. Она освободилась от платья и поежилась, однако он уже отвернулся, снял рубашку и, подойдя к столу, налил себе кубок вина.

— Хочешь вина, Мария?

— Нет, благодарю.

Он запрокинул голову и осушил кубок. Одеяло на ложе было уже отвернуто, можно ложиться. Нэнси или мистрис Уитмен? Этой ночью они все думают, что она спит со Стаффом, и все в это поверят. Но если бы ей только удалось провести эту ночь, не бросаясь в его объятия, то, возможно, она получила бы прощение за греховное нежелание быть Виллу хорошей женой? Она умолит Стаффа не прикасаться к ней, если он нарушит слово.

Он задул лампу, но в комнате все равно было светло, как днем. Стукнули об пол его сапоги, он подошел к постели, взялся за край одеяла.

— Ляжешь у стены? У меня нет ни малейшего желания ложиться на жестком полу или делить постель со Стивеном. Не бойся. Места здесь хватит. Не хочешь, чтобы я тебя трогал, я и не буду.

Она подняла на него удивленный взгляд. Вот так легко? И тут же рассердилась на себя из-за вспыхнувшего желания, чтобы он овладел ею насильно. Она легла, быстро натянув на колени ночную сорочку, а Стафф, внешне бесстрастный, смотрел на нее.

— Доброй ночи, любимая, — произнес он. — Когда ты будешь спать в Гевере — одна и в полной безопасности, — тебе, надеюсь, не придется так горько ругать себя за эти потраченные напрасно часы, как ругаю себя я. Но раз уж тебе надо какое-то время провести без объятий, будь по-твоему.

Они лежали в неловком молчании, усталые, ровно дыша. У Марии снова разболелись мышцы — оттого, что она напряглась на краешке постели, изо всех сил стараясь держаться подальше от него. Лунный свет из окошка протянулся полосой поперек ложа до самой стены, и все же Мария не могла уснуть, хотя глубокое ровное дыхание Стаффа показало ей, что он наконец спит. Мысли пролетали у нее в голове одна за другой, не давая покоя. И мучили ее вовсе не воспоминания о Вилле и его высказанных в бреду обвинениях, а та страсть, которую она питала к Стаффу, память о столь дорогих ей часах, проведенных с ним в постели, в его объятиях, где бы это ни случалось в последние месяцы. Пламя неудовлетворенного желания жгло и терзало ей низ живота. Она хорошо понимала, что стоит легко прикоснуться к нему, позвать по имени, разбудить — и все эти мучения закончатся. Но в этом случае она никогда не обретет свободу, при которой только и может убедиться в своей любви к нему; не сможет сама распоряжаться своей жизнью. Залитый лунным светом прямоугольник продолжал неутомимо двигаться по стене рядом с ней. Глядя на него сквозь слезы в полной тишине, окутавшей постоялый двор, Мария уснула.

Утром, когда она пробудилась, Стаффа уже не было, а сама она лежала на животе, разбросавшись и заняв добрую часть его половины ложа. Она рывком села на постели, раздумывая, не подвинулась ли так далеко, когда он был еще в постели. Да нет, она бы тогда наверняка проснулась. Комнату заливали яркие лучи солнца, стирая воспоминания о лунном свете минувшей ночи. Мария быстро оделась и пошла отыскивать Нэнси, чтобы та завязала ее кружева. Но дверь в комнату горничной стояла открытой настежь, как и в той комнате, где ночевал Стивен. Неужели они уже в дороге?

— Ваши спутники уже целый час как уехали, миледи, — послышался из комнаты Стивена голос мистрис Уитмен. Мария заглянула внутрь: жена хозяина застилала одну из двух узеньких коек, стоявших в комнате. — Оно и к лучшему — выехать пораньше, а то поблизости от Окстеда шалят целые шайки разбойников. Они нападают на тех путников, кто припозднился. А я уж, раз так, помогу вам одеться. Господин ваш завтракает с моим Джоном. Они всегда вспоминают прежние времена на «Мари-Роз», хотя господин ваш точно не моряк. Моряков сразу отличишь, в любой толпе. — И она весело засмеялась, заканчивая приводить в порядок кружева Марии.

«Он не мой господин», — чуть не сорвалось у Марии с языка, но она лишь поблагодарила добрую женщину и спустилась по узкой лестнице, придерживаясь за корабельные снасти, связанные хитрыми узлами и служившие здесь перилами.

У Стаффа загорелись глаза, когда он увидел ее. Он был в весьма добром расположении духа и, казалось, не держал на нее зла за минувшую ночь. Марии было стыдно того, как она проголодалась, однако же она съела без остатка горячую овсянку и фаршированную куропатку, закусила фруктами и запила все это изрядным количеством эля. Это развеселило Джона Уитмена, он сказал, что ест она, как заправский моряк, только что сошедший на берег. Она с удивлением узнала, что половина утра уже прошла, и стала выговаривать Стаффу за то, что он не разбудил ее раньше.

— Почему ты не стал будить меня? — снова и снова повторяла она, когда они отправились прогуляться по небольшой деревне.

— Ты нуждалась в отдыхе, Мария, к тому же у меня было ясное предчувствие того, что я ничего не выиграю, если разбужу тебя, пока сам еще в постели.

Она залилась румянцем, но тут же рассмеялась, поняв, что он шутит. Ей все никак не верилось, что этот страстный, зачастую нетерпеливый мужчина, с которым она не раз проводила такие жаркие ночи, сумел удержаться и не прикоснуться к ней. И никак не могла понять, что же перевешивает в ее душе: облегчение или обида.

Двойные двери готической церквушки были отворены, к ней весьма непочтительно прилегали с одной стороны кузница, с другой — площадка с позорным столбом и колодками. За церковью находилось кладбище с покосившимися и поросшими травой надгробьями, устремленными вверх в подражание столь близким шпилям.

— Может быть, зайдем, Стафф? Я поставлю свечку и помолюсь недолго.

Он кивнул, и они вошли вдвоем, онемев от восхищения этой маленькой жемчужиной в оправе простенького селения. Цветные витражи покрывали пол переливами всех цветов радуги, а распятие было украшено полудрагоценными камнями. Мария зажгла свечу, опустилась на колени близ исповедальни и удивилась тому, что Стафф преклонил колени рядом, касаясь ее локтем. Она горячо помолилась за упокой души Вилла, за себя и за здравие сына, который жил вдали от нее. Кто сумеет деликатно рассказать ему о смерти отца, утешить, если он заплачет? Вдруг ей пришла в голову мысль. Быть может, Стафф, возвращаясь в Элтгем, заедет в Хэтфилд? Но смеет ли она просить о милости, когда сама отказывает ему в них? Когда она наконец повернула голову и посмотрела на него, Стафф сам уже смотрел на нее, а позади них стоял священник.

— Нам приятно, когда сюда приходят помолиться путники, — тихо произнес он. — Может быть, вам нужно что-нибудь еще? Я не заметил поблизости ваших лошадей. — Его лицо осветила хитрая улыбка.

— Мы остановились на постоялом дворе, отче. Едем в Иденбридж, а здесь гостили у моего друга, мастера Уитмена.

— А-а, понятно. Сейчас мало кто ездит по дороге с запада на восток. Когда-то эта церковь привлекала к себе множество паломников, направлявшихся в Кентербери, но теперь этого уж нет. Время другое. На дорогах к югу бесчинствуют шайки разбойников. Боюсь, что проклятье, павшее на Лондон и наши края, — это кара Божья за грехи наши.

Мария была рада, что он не спросил ни как их зовут, ни куда именно в Иденбридже они едут. Если он предположил, что они муж и жена, тем лучше. Ей было бы стыдно сказать служителю церкви, что это не так. Однако он, несомненно, позднее расспросит о них мастера Уитмена, а потом помолится о прощении их грехов. Если б только он ведал, что супруг ее всего пять дней как умер от потницы, то уж точно решил бы, что она идет прямой дорогой в ад.

Стафф положил несколько монет в ящичек для пожертвований, и они с Марией вышли на залитую солнцем площадь, оставив позади и благолепную церквушку, и озадаченного священника. Ярмарка, расположившаяся на лужайке, выглядела убого после тех великолепных ярмарок, которые Мария повидала в Гринвиче и даже в окрестностях Гевера. Они шли мимо ларьков с дешевыми поделками, и она не возражала, когда рука Стаффа обнимала ее за талию или гладила ей волосы. Мария все оглядывалась, поминутно ожидая встретить неодобрительный взгляд отца или злой прищур Вилла. Ощущение того, что никто тебя здесь не знает, одновременно и смущало, и пьянило.

Они посмотрели моралите в исполнении театра марионеток, прошли мимо шатров гадалок.

— Хочешь узнать свою судьбу, любовь моя, или же предпочитаешь теперь сама ее устраивать?

— Конечно, Стафф, теперь я предпочитаю сама устраивать свою жизнь.

— Это замечательно, — широко улыбнулся он. — Только не забывай, что и у меня такие же предпочтения. Так что принимай во внимание и это, и то, как я отношусь к тебе, когда станешь принимать собственные решения, Мария Буллен.

Мария и не взглянула на кипы шарфов и всяких безделушек, разложенные коробейниками на столиках, но Стафф наклонился и вытянул из пестрой груды блестящую сеточку для волос.

— Золотой силок! — воскликнул он, потряхивая сеточкой на солнце так, что ее тонкое плетение засияло, засверкало. — Я беру, друг, — это подходит к волосам моей дамы. — Он дал монету обрадованному парню.

Они зашагали в обратном направлении, медленно, никуда в сущности не стремясь.

— Не забывай, Мария, того, что я сказал, какой бы свободной ты сама себе ни казалась. Мне тоже нравится думать, что я свободен, но это неправда. Ты опутала меня так же крепко, как эта сеточка охватит твои непокорные локоны.

Мария посмотрела на него, слезы подступили к ее глазам.

— Благодарю, — и больше не смогла выговорить ни одного слова. Осторожно потрогала пальцами сеточку. Очень тонкая работа. Как она оказалась на этой убогой деревенской ярмарке? Что могла бы поведать о своей прежней владелице? Марии хотелось поделиться своими мыслями и чувствами со Стаффом, но она боялась, что голос ей изменит.

Они ступили на мощеный двор «Золотой чайки», и Стафф обнял ее за талию. Потом он наклонился и коротко поцеловал в щеку.

— Пойдем, золотая Мария. Мы отправляемся в замок Гевер, — сказал он.

И они вошли в полутьму зала под облупившейся вывеской.