Книга: Царство медное
Назад: 34. Рождение
Дальше: 36. Прятки

35. Зверь

…И дивилась вся земля, и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?…
Сначала удивляться было нечему – Виктор не видел ничего, кроме густой черноты между разорванными стенками кокона. Завораживающая тьма глубоководной впадины, где рождается неведомая, и оттого еще более пугающая форма жизни.
Хлоп!
Треск повторился снова, и теперь рядом с первой трещиной возникла вторая – стенки кокона разошлись, как расходится операционный шов. Виктор видел натяжение нитей, обрывающихся под давлением изнутри, по краям расщелины выступили густые прозрачные капли – отошедшие воды при родовых схватках.
Хлоп!
Вслед за очередным звуком разрываемого панциря последовал высокий жалобный стон. Краем глаза профессор видел, как осела на землю молодая женщина в белом халате. Другие ученые разом обернулись в сторону Тория, и по их лицам можно было понять, что этот человек пугал их не меньше, чем рождающееся чудище внутри бокса. Тогда Виктор, будто загипнотизированный, сделал шаг вперед. Динку тенью двинулся следом, и дула автоматов тоже послушно повернулись за ним. Но Виктор уже не обращал ни на кого внимания.
Там, за прозрачным бронированным стеклом, поверхность кокона вспучилась, пошла многочисленными трещинами, и верхушка раскололась на тонкие невесомые ломти, как яичная скорлупа.
Медь и антрацит – так можно было описать то, что сейчас предстало их взгляду.
Сначала белоснежную хрупкость оболочки прорвал округлый, будто полированный купол. Некоторое время он дрожал и вибрировал, словно внутри его работал встроенный кем-то двигатель. Затем купол вытянулся и развернулся, и Виктор понял, что не купол это, а только один сегмент исполинского тела. Вслед за ним показался второй, затем еще один, и профессору пришлось запрокинуть голову, чтобы разглядеть вырастающего к самому потолку громадного зверя. А сегменты все разворачивались и разворачивались – ленты червленой меди. По блестящему панцирю жидко перетекали черные узоры, будто принадлежащие кисти авангардного художника. И от этой завораживающей мешанины цветов, от яркости ламп защипали, заслезились глаза. Наверное, поэтому выбирающееся из кокона чудовище (бог) казалось Виктору ослепительным в своей красоте и мощи. Смотреть на него было все равно, что смотреть на солнце.
Существо теперь заполнило собой почти весь бокс. Где-то вверху часть его тела надломилась и опустилась к стеклу. Перед взором Виктора возник громадный – чуть ли не с его собственную голову, – шар тускло клубящегося пламени.
Сразу же вспомнилась первая ночь в Даре – зеленоватый свет, падающий на снег, мерцающие вдалеке болотные огни, зияющая глубина хлябей…
Существо смотрело ни Виктора единственным глазом (еще бы, ведь Ян был одноглаз), похожим на многократно увеличенный огонь святого Эльма. Но на некотором расстоянии от него Виктор заметил и другой – еще только рудимент, но со временем он разовьется в полноценный орган.
«Одна из голов его была смертельно ранена, но эта смертельная рана исцелела».
Тогда Виктор услышал звук – он походил на гудение высоковольтных проводов, низкий электрический гул. Хотелось закрыть уши ладонями, но вряд ли это помогло бы – звук отзывался в теле легкой вибрацией.
Дальнейшее произошло слишком быстро.
Стены бокса начали оплывать и таять, словно были выполнены не из бронированного стекла, а из тонких восковых пластин. Едкий запах химикатов ударил в ноздри. Затем тугая медная пружина тела развернулась.
Были сдавленные крики и высокое шипение, словно от работающих механизмов. Потом – глухие удары отброшенных тел и короткая автоматная очередь…
…такая же бесполезная в данном случае, как легкий дождик в середине лета.
Новорожденное божество прошло по лаборатории ураганом, ломая тела, словно сухие ветки. Виктор успел увидеть кровь, вытекающую из разбитых голов, видел разломанные автоматы, искры, гейзером бившие из оборудования. Успел увидеть до того, как что-то гибкое, острое – не то коготь, не то жало, – вошло аккурат между глаз стоящего рядом агента.
Динку не успел издать ни звука, деревянно рухнул навзничь. И Виктор подумал, что теперь все повторяется – но по-другому.
В этом кровавом аду Торий снова остался единственным выжившим. Только не существо в красном мундире стояло перед ним, а исполинский зверь, чей яд легко плавил металлические перекрытия. Не похожее ни на одно из живущих на земле. Божество новой эры.
Оно склонилось над Виктором, дохнув на него знакомым запахом нагретого металла и озона. Глаз существа был лишен зрачка, но профессор был уверен, что его разглядывают с любопытством, как разглядывает мальчишка попавшегося на его пути невиданного жука. Раздавить или унести с собой в спичечном коробке?
Виктор опасался, что выбор в любом случае будет сделан не в его пользу.
Однако существо, некогда бывшее Яном, стояло не шелохнувшись. От потрясения, или от слепящих отблесков на медном панцире, или пелены слез – но Виктор так и не мог разглядеть целиком представшего перед ним монстра (кто подобен зверю сему?), хотя мог протянуть руку, чтобы его пальцы уперлись в полированный горячий бок существа.
Между тем монстр наклонил голову – или то, что должно быть головой, – и принюхался.
Жар окутал Виктора, словно окунул в бушующее вулканическое жерло. Воздух вибрировал, накатывал густыми волнами, и его хватило бы, чтобы растопить вечные льды обоих полюсов. Дышать стало невыносимо, каждый вдох причинял режущую боль в легких. Казалось, кожа вот-вот начнет вспучиваться волдырями, лопаться, истекая мутной сукровицей. Затем обуглится, свернется хрустящей корочкой, и все что останется от Виктора – это голый почерневший скелет.
Когда новое, жаркое солнце взойдет над миром, ничто больше не будет важно…
«Пожалуйста, – подумал Торий. – Сделай это быстро…»
Он до боли стиснул кулаки, зажмурился, стараясь не двигаться, почти не дышать. Он не знал, сколько еще прошло времени. Но только почувствовал, что плита смертельного жара больше не давит на него, воздух стал свежее, а на смену ослепляющим медным сполохам пришла благословенная темнота.
Виктор потихоньку открыл один глаз, затем второй.
Он по-прежнему был жив и находился в разрушенной лаборатории, среди груд мертвых тел и разбитых аппаратов. Но зверя не было.
Исполинское чудовище обогнуло Виктора, как попавшийся на пути камень, и последовало дальше, прочь из лаборатории.
(Отворилась бездна, и вышла саранча…)
Волны вины и боли нахлынули на Виктора, сбили с ног. Единственный выживший… почему снова?
(…и дано ей было мучить людей, которые не имеют знака Зверя….)
Он в изнеможении опустился на пол. Из груди вырвался мучительный стон, эхом отразившийся от безмолвных стен.
(…начертание на правую руку их…)
Все так же, как и тогда в Даре.
(…меченый…)
Виктор запустил пальцы в волосы.
Это было слишком страшным, чтобы быть реальностью. Но все же зверь вышел из отворенной руками не ангела, но человека бездны, и принес с собой смерть и разрушение. И Виктор был тем, кто помог ему в этом – прямо или косвенно. И если предположить наличие чувства благодарности у монстров – то это вполне могло быть проявление оной.
И самоуверенный создатель – Штефан Динку, – лежал сейчас с пробитым черепом. А где-то далеко на северо-западе, в средоточие Объединенного Эгерского Королевства, за экспериментом с интересом наблюдает теневая корпорация FORSSA.
А еще прямо сейчас в поезде ехала на родину ничего не подозревающая Лиза.
Все чувства вдруг разом схлынули, уступив место одному – страху.
«При положительном исходе эксперимента мы сможем синтезировать Королеву из женской особи».
Так сказал агент Динку. И Виктор сразу же понял, куда направилось чудовище.
Он подскочил, едва не споткнувшись о валявшийся под ногами обломок арматуры. Двери лаборатории были оплавлены и вырваны с мясом, на полу виднелись неровные вмятины (они оставляют следы, подобные ужасным язвам, и там, где падает пена с их жвал, вырастают ядовитые травы…)
Стараясь не смотреть на оставленные за спиной переломанные тела, Виктор двинулся к выходу. Но то, что его ждало снаружи, можно было описать одним словом – хаос.
Новый Шива – разрушитель миров, – прошел здесь каких-то двадцать минут назад, оставив после себя сорванные двери, оплавленные, искореженные стены и разбитую аппаратуру. Осколки стекла и листы отслоившегося металла на полу.
И, конечно, здесь тоже были жертвы.
Люди лежали в неестественных позах – в проходах или возле стен. Белые халаты были присыпаны осколками и штукатуркой. Военные выносили раненых из-под обломков бетона. На выходе из здания он столкнулся с человеком в камуфляже. Тот схватил его за плечо, заорал кому-то:
– Сюда! Еще один гражданский! – и, повернувшись к профессору, с тревогой цепко оглядел его с головы до ног. – Вы не ранены?
– Я в порядке, – слегка ошеломленно ответил Виктор.
Мимо быстрым шагом прошли солдаты, на носилках волоча стонущую молодую женщину. Ее волосы на затылке были слипшимися и почерневшими от крови, и в груди у профессора заледенело – такой он видел Линду после того, как грузовик…
Подбежавший сержант перехватил его, выдернув из оцепенения, и настойчиво начал подталкивать к дверям.
– Проходите, проходите, не задерживайте! Вы видите, сколько раненых? Не создавайте панику!
– Я и не создаю, – пробормотал Виктор.
Сержант вывел его через черный ход и повел между двумя ангарами, один из которых напоминал бесформенный ком пластилина. Земля вокруг была почерневшей и оплавленной – след зверя.
«Вы знаете, что васпы ядовиты?»
– Он прошел здесь?
Сержанта скосил на профессора глаза. По его лицу было видно, что он колеблется – военная тайна должна была остаться таковой, даже если от нее уже мало что осталось.
– Вы его тоже видели? – наконец, спросил он.
– Видел.
Сержант покачал головой.
– Никогда в жизни не встречал ничего подобного. Что же это, а?
– Бог, – бездумно слетело с языка Тория.
Казалось, сержант вовсе не удивился его словам. Только пробурчал что-то нечленораздельное, откашлялся и уже окрепшим голосом доверительно сообщил Виктору:
– Так и есть. Его ни пули не берут, ни гранаты…
Трудно ожидать чего-то иного от закованного в броню имаго.
Они вышли к грузовикам, в которых уже сидели уцелевшие люди, готовые к эвакуации. Воздух наполнялся взволнованными голосами, криками боли и стонами. Хрипло и гортанно раздавались приказы военных. И Виктор подумал, что эвакуация могла быть вовсе бесполезной. Ведь скоро весь мир погрузится в плавильный горн нового апокалипсиса, и не будет спасения нигде – ни в Славене, ни в Даре, ни в Эгерском королевстве, ни в Загорье.
Солнце не пощадит никого. Оно начисто вымоет своим жарким языком постаревшее лицо планеты. И принесет то, что не смогли принести первые десятилетия Сумеречной эпохи – стерильность и пустоту.
– Что вы планируете делать дальше? – спросил он у сержанта.
– Это не мне решать, – буркнул тот. – Мое дело провести эвакуацию.
– А кто решает?
Виктору показалось, что сейчас-то его и пошлют по матери. Поэтому поспешил добавить:
– Я профессор биологии. И был причастен к эксперименту. Возможно, я мог бы быть полезен…
– Да в чем? – зло выкрикнул сержант. – Мы почти все перепробовали!
«Васпы ядовиты почти как осы…»
– А яды?
Кажется, это застало сержанта врасплох. Но Виктор уже не боялся показаться нелепым. Он думал о шершнях и об осиных гнездах. О лаборанте Феликсе, который когда-то окуривал ос возле своего дома.
– Многие виды насекомых подвержены воздействию токсинов, – поспешно заговорил он. – В целях защиты зерновых культур от насекомых применяются некоторые виды ядов. Например, на основе зета-циперметрина. Вы ведь не пробовали токсичные вещества, не так ли?
Сержант, казалось, медлил с ответом.
– Отведите меня к командующему, – предложил тогда Виктор. – Кажется, я знаю, как остановить зверя.
Назад: 34. Рождение
Дальше: 36. Прятки