Глава третья
Минут десять неслись во весь опор как оглашенные. Травам это не нравилось, и они неохотно расступались перед лошадьми, хлестали их по мордам и груди, а особенно доставалось коленям всадников. Которые еще больше не проходят по габаритам. Зато заливистый лай, раздающийся время от времени, заметно поотстал и сместился в сторону, больше не отсекая нам путь к свободе.
– Кажись, проскочили! – повернул Василий в мою сторону радостное лицо. – Еще немного, и они бросят погоню. Я же говорил: псы не волки. Долгих преследований не любят. И если не уверены, гнаться не станут…
Лучше б он этого не делал. Не спит закон подлости и даже не дремлет. В тот миг, пока казак еще глядел на меня, конь под ним споткнулся, жалобно вскрикнул и кувыркнулся вперед через голову.
Все случилось так быстро и неожиданно, что я даже остановиться не успел, проскочил мимо. И только метров через двадцать смог осадить скакуна и вернуться назад. Спешился и подбежал к ним. Конь Василия хрипел и пытался подняться. Но каждый раз без сил валился на землю. А Полупуд лежал ничком чуть в сторонке и не подавал признаков жизни. Не знаю, смог бы Василий что-то предпринять или нет, если б смотрел за конем, а не отвлекся, на этот вопрос ответа уже не будет. Жизнь не имеет сослагательного наклонения. Чего уж теперь…
– Твою ж дивизию!..
Я пулей слетел на землю, упал рядом с казаком на колени и осторожно перевернул его набок. На лекциях по оказанию первой медицинской помощи нас учили, что попавшего в аварию и лежащего без сознания человека нельзя передвигать. Чревато всевозможными осложнениями. Вплоть до летального исхода. Мало ли какие у него могут быть внутренние травмы. Особенно – если поврежден позвоночник. Так что лучше всего, не теряя времени, вызвать «неотложку».
Я с удовольствием последовал бы тем рекомендациям. Вот только сильно сомневаюсь: что поблизости… в радиусе десятков километров есть хоть один лекарь. А если и есть – то вряд ли услышит. Зато псы гораздо ближе, и своего шанса не упустят… Но вряд ли мы их приходу обрадуемся…
– Всё! Хорош умничать!
Это я сам себе. Звуки голоса, даже собственного, успокаивают. Вроде как человек осознает, что это не сон и быстрее выходит из ступора.
– Так, что у нас здесь? Угу… Облицовка расцарапана, нос расквашен, лоб в ссадинах… но дышит. И вроде ничего не сломано. Во всяком случае, не заметно. Руки-ноги целы и не имеют неестественной геометрии. Кровавые пузыри не пускает. Хрипы не слышны.
Василий негромко застонал.
– Сейчас… погоди маленько.
Метнулся взять флягу с водой. Попутно бросил взгляд на коня Полупуда. А вот здесь все плохо. Я не ветеринар, но открытый перелом такая штука, что повышенной квалификации не требует.
Присел рядом с Василием и плеснул казаку в лицо водой. Аккуратно. Мне надо, только чтоб очнулся, а не вскочил. Внутренние ушибы штука подлая. Не сразу почувствуешь.
– Уфф… – простонал Полупуд, разлепляя глаза. Лопатообразная ладонь мазнула по лицу, растирая кровь и воду, казак посмотрел на нее удивленно, потом на меня. – Занятно… Это кто ж меня так славно приложил, Петро? Ты, что ли?
– Земля-матушка… На, хлебни.
Я сунул горлышко фляги в губы запорожца. Казак сделал пару глотков. Не поморщился. Это хорошо, значит, утроба не отбита.
Закряхтел, приподнимаясь, – хоть с трудом, но все же сел. Мотнул головой и проворчал:
– Гудит, как с перепою.
Взгляд его наткнулся на искалеченного коня. Секунду или две казак соображал, а после крепко выругался. Во всяком случае, я не все слова понял… Зато Полупуду помогло. Былую немощь как рукой сняло. Мигом оказался на ногах и заторопился к коню. Заметно припадая на правую ногу. Вердикт последовал незамедлительно. Полупуду тоже хватило одного взгляда.
– Все… отбегался…
Василий, конечно же, говорил о коне, но при этом морщился и старался держать вес на одной ноге. Правую щадил.
– И что теперь нам делать?
Наверно, можно было и умнее вопрос придумать, но вся сообразительность куда-то подевалась из-за ощущения неправильности происходящего…
Почему Полупуд? Это подо мной должна была пасть лошадь! Я – а не он – просто обязан был вылететь из седла и вывихнуть ногу или еще чего-нибудь сломать. Я! Новик, новичок, неумеха, тютя… а не профессиональный воин, всю сознательную жизнь проведший в степи, убивший врагов больше, чем я этих самых… Да неважно, чего. С чем не сравнивать, хоть с мухами – счет все равно будет не в мою пользу.
– Как тебе сказать, Петро, чтобы не сильно расстраивать? – Василий отцепил от седла собственную флягу и сделал еще пару глотков. – Были мы с тобой в заднице. Сейчас – оказались чуток глубже. На одном коне от псов не уйти. Еще и смеркаться не начнет, как нагонят кобыздохи. А и припозднятся немного, от этого легче не станет. Особенно если встретимся вот так – на ровном месте. Поэтому, хотим мы того или нет, а придется сворачивать к буераку.
Василий оглянулся вокруг и озадаченно почесал затылок.
– Не, ну ты глянь… На ровном месте… Нигде ни горбочка, а меня прямо в нору занесло. Одна яма на десятину, и та мне под ноги. Как подтолкнул кто… или нарочно ловушку подстроил.
– Хорошо, что не собаки…
Запорожец не сразу сообразил, что я имел в виду, а как дошло – многозначительно хмыкнул:
– Не стал бы биться об заклад… Но если это так, то Господь полюбил псов больше, чем людей… Хотя, надо признать, я его понимаю.
Всевышний слова Полупуда оставил без комментариев, зато отозвались псы. Как-то поняв, что добыче не удалось ускользнуть, они снова бросились в погоню. И лай их приближался чересчур быстро.
Запорожец отстегнул подпруги и снял седло. То же самое проделал с уздечкой. Переметные сумы слетели раньше, при падении. Впрочем, там ничего, кроме мешочка с сухарями и куска провяленного мяса, все равно не было. Василий решил, что мы летом в степи с голоду точно не помрем, а бабам лишний кусок не помешает… Лучше б мушкет и сагайдак слетели… Может, уцелели бы. Побывав под лошадью – и лук, и стрелы годились только на растопку. У самопала… наверно, тоже что-то сломалось, поскольку казак даже поднимать его не стал. Только плюнул, вздохнул и потащил уцелевшее имущество к моей лошади. Еще заметнее припадая на ногу.
– Прирежь его…
– Что? – показалось, что ослышался.
– Коня, говорю, прирежь…
Нет, умом я понимал, запорожец прав. Оставить лошадь на растерзание псам нельзя. Но убить живое существо самому. Особенно когда оно так жалобно смотрит. Ждет от человека помощи.
– Я не смогу… я не умею.
– Тьфу ты… – запорожец плюнул под ноги и заковылял обратно. – Все время забываю. Прыгай в седло… Я рядом побегу, держась за стремя. Устану – поменяемся.
Говоря все это, он достал засапожный нож и легко, как погладил, чиркнул лезвием по шее. Кровь ударила мощной струей. Конь жалобно ржанул, дернулся несколько раз и поутих… Только глазом на людей косил и… я впервые видел, как они плачут.
– Извини, дружище… Лучше так, чем дать тебя живьем сожрать… А ты чего ждешь? – вызверился на меня. – Живо в седло!
Команду, отданную таким тоном, выполняют беспрекословно. Василий тут же хлопнул коня по крупу. Но тот недовольно всхрапнул и с места не сдвинулся. Запах свежей крови беспокоил его. Он косился на агонизирующего товарища, нервно пританцовывал и прядал ушами.
– Пошел, пошел… – я вспомнил, кто всадник, и сдавил бока коленями. На этот раз конь упираться не стал… Зато я, когда глянул на Василия, немедля натянул повод. – Тпру…
Казак был белее мела и весь мокрый, словно из ведра окатили.
Вот я идиот! Видел же, что запорожец прихрамывает. Не говоря ни слова, спешился и сунул повод в руки Василию. И только потом прибавил, как бы невзначай:
– Не сердись, батька… Засиделся я. Аж задница болит… Дозволь чуток ноги размять?
Конечно же, Василий понял мою нехитрую уловку, но оспаривать не стал. Сам бы казак ни за что в слабости не признался, а так – отчего ж не дать новику пробежаться? Только для пользы… Да и лай все ближе, некогда чиниться…
– Добро… Дыши ровно… Отталкивайся сильно. Удерживай часть веса на руке. Но не позволяй коню тянуть тебя – и не заметишь, как носом запорешь. Собьешься с ноги – подай знак. Перейду на шаг… Ну, с Богом. Авось, разминемся с костлявой-то?.. И это… спасибо, в общем…
* * *
Старуха с косой, наверно, из-за преклонного возраста, сильно не торопилась. Так что до буерака мы добрались без дополнительных происшествий.
Остановку и то всего одну делали – я на другую сторону перешел. Сменил толчковую ногу и опорную руку.
Сперва было не слишком удобно, раньше так быстро не бегали, и все казалось, вот-вот копыто ступню отдавит. А как приноровился, то даже понравилось. Трава б пониже и пожиже – вообще красота. Однажды в аквапарке родители разрешили на дельфине покататься. Схожие ощущения… Не с земным притяжением в смысле, с собственным весом борешься, а сопротивление среды преодолеваешь. Вода только облицовку так больно не скребла. Пришлось уткнуть нос в пропотевший рукав, а это менее приятно, чем дышать полной грудью, паря на носу «Титаника». Хотя гораздо безопаснее… Поскольку, в отличие от парохода, мы с Полупудом к месту назначения прибыли.
Правда, якорь бросить удалось не сразу.
Колючие кусты терна, шиповника и боярышника встали перед нами глухой стеной. Куда там каменным. Те мы бы в два счета перемахнули, а здесь пришлось пускать коня по периметру, в надежде, что где-то обнаружится проход. Или заросли будут не такими густыми. В крайнем случае – разбавятся растениями менее воинственными. Например, калиной, черемухой, лещиной. Сквозь которые можно продраться, не оставив на ветвях часть одежды и кожи.
По уму, стоило разделиться и пойти в разные стороны, но ощущая загривком сопение своры одичалых псов, рассудок уступил наитию и – двинулись направо. Может, веря интуиции, а может – что в той стороне в овраге росло больше дубов. Я не ботаник, но точно знаю: где они – кустарник пожиже. А то и вовсе отсутствует. Очень уж дуб до влаги жадный. И тень отбрасывает такую густую, что солнца не видно.
Так оно и оказалось… Кусты сперва поредели… Если б не конь, уже и протиснуться можно. А еще через полсотни шагов и первая прогалина обнаружилась. А нам больше и не надо, вторую даже искать не стали. Тем более берег в том месте оказался не так чтоб пологий, но можно попытаться спуститься на дно достойно. Не используя для устойчивости пятую точку опоры…
Конь наш, правда, с этим не согласился – прошел всего пару шагов, присел на задние ноги и съехал на крупе. Ну, ему можно. Животное. Вот только меня зачем за собой тащить? Скотина…
– Да отпусти ты повод, Петро… – крикнул сверху Василий. – Чего ты в него вцепился? Куда он денется?
Оно, конечно, правильно. Но конь у нас один остался. Он же последний. Так что пока не стреножим, лучше подержу. Да и скудный припас тоже весь на него навьючен…
Примерно эти резоны я и огласил, пока Полупуд слезал к нам. Поврежденная нога казаку в этом сильно препятствовала. Так что он сосредоточился на спуске и возражать не стал. А когда подошел, сразу стал крутить головой, сопеть, хмыкать и чесать затылок.
– Странное место. Никогда о нем слышать не доводилось. А ведь не первый раз в этих местах. И с промысловой ватагой хаживал, и в позапрошлом годе с сотней Чуба недалече проходили.
– Чем странное-то? – лично я ничего такого не наблюдал. Овраг как овраг. Крутые берега, плотно обшитые разномастным кустарником, высотой примерно как трехэтажный дом. Внизу более-менее ровная площадка. Точно не скажу, кусты и внизу растут – но не меньше двадцати шагов. В длину – побольше стадиона. В общем и целом – шикарный амфитеатр. Вырубай насаждения, расставляй скамейки и запускай гладиаторов… Ой, а вот об этом я, наверное, зря подумал.
– Э, нет, Петрусь… В буераках все больше казацкий можжевельник да кустарники разные. Из деревьев – дикая вишня, груша, сосна. Ну, там граб иной раз попадется, ольха – где земля мокрее. Но чтоб вот так – целая дубрава, и казаки о ней ни слухом ни духом. Быть такого не может.
Дубрава – это слишком громко сказано. Всего-то пяток дубов. И только в нашем конце овала. Правда, весьма могучих. Стволы метра полтора в диаметре, не меньше. Я бы не обхватил.
– Ну, объяснение всегда найдется. Например, о буераке этом только ты не знаешь… Как о том водопое, помнишь? И потом, что особенного в дубе?
– Дуб – это вода, еда, топливо и кров, – не слишком понятно, но достаточно емко объяснил Василий, пропуская мимо сентенцию о степени информированности. – Позже поговорим, если живы останемся… А теперь смотри сюда… Здесь делаем завал из кустарника. В рост и пошире, чтоб не перепрыгнули и не подползли. Самый хреновый для обороны участок… Широко. Могут массой смять. Здесь поуже, но тоже повыше… И побольше хвороста под низ. Он и колючее, и зажечь легче. Здесь, – Василий указал очередное направление, – завал пониже. Пусть скачут. Вдвоем не поместятся, а по одному справимся. Костер вот здесь надо разложить… и еще один вон там… У нас за спинами. Псы хоть и не боятся огня, но в пламя же не полезут. Коня тут привяжем. Всё понял?
– А чего не понять? – пробормотал я, нагибаясь – сапог поправить. – Руби, тащи, подтаскивай. Потом жги и руби тех, что перелезут…
– Ну, что ты скажешь… Приперлись на чужое подворье… Ни доброго здоровья хозяину пожелать, ни разрешения спросить. Сразу рубить да жечь…
Василий уже повернулся спиной и с таким рвением ринулся рубить кусты, что только треск стоял. Я и не стал переспрашивать: с чего на казака ворчливость напала? Ничего ж особенного не сказал. Практически повторил распоряжения. Странно… Впрочем, когда у человека что-то болит, трудно ожидать хорошего настроения. Не зря охотники считают, что нет хуже, чем нарваться на медведя с больным зубом…
Сухой хворост для растопки собрался быстро. Под дубами нашлось достаточно опавших веток. А вот с кустарником пришлось повозиться. Видел в каком-то ролике, как казаки лихо половинят на всем скаку лозу. Вжик, и снес под корень. Красиво… Вот только у меня так не получалось. Может, потому что те, в телевизоре, рубили шашками, а не саблей? Может, вербовые прутья помягче терновых кустов? Ну, или руки кривые…
Глядя, как быстро растет куча веток за спиной у Полупуда, остановился на третьей причине.
– Давай я лучше баррикады строить буду… – предложил я, реально оценивая ситуацию. – Тебе рубить сподручнее, а мне ходить.
– Чего будешь строить? – оглянулся Василий.
– Завал… – объяснил я, вновь запоздало зарекаясь использовать слова иностранного происхождения. Только кто б мне вовремя напоминал, какие из тех, что у меня в голове, чужеземные, а которые родные и легитимные. – Баррикада – это по латыни. Или по-французски…
Но Полупуда такие тонкости не интересовали. Суть понял, остальное побоку. Постоял минутку, прислушиваясь, но псы пока голос не подавали. Как мы в кустарник нырнули, так разом и поутихли. Надеяться, что след потеряли, глупо. Скорее – добились, чего хотели, вот и замолкли. Дожидались отставших. Это в стае все одинаковы, а в своре разных пород намешано.
– Добро… Укладывай. Слой тонких – верхушками от нас. После – слой поперек. Из прутьев потолще. И так дальше. Уразумел?
– Да. Дело нехитрое…
Тут мой взгляд зацепился за одну из нижних веток на ближайшем дубе. Очень уж удобно она в сторону отходила. Толстая, крепкая… Правда, примерно на уровне потолка обычной квартиры. Чуть повыше двух с половиной метров. Дотянуться кончиками пальцев можно, а зацепиться в прыжке сложновато. Учитывая толщину сука. А если другого варианта не будет? В смысле, хотим мы того или нет, а придется искать спасение на дереве. Тут каждое мгновение…
– Слышь, Василий! Как считаешь, стоит на этом дубе зарубку сделать? Чтобы взобраться удобнее было?
– А вот тут хрен тебе вместо редьки! Накось, выкуси!
Полупуд стоял вполоборота ко мне, и хоть я вроде не сделал ни одного движения, тяжелый желудь с размаху влепился мне в лоб.
– На челе себе зарубку сделай, дурень стоеросовый! Чтобы все видели!
– Эй, ты чего? – возмутился я. – Ничего же не сделал, только спросил.
– Что я «чего»? – оглянулся Василий.
– Желудями бросаешься…
– Я? – запорожец выпрямился и взглянул на меня из-под приставленной к глазам ладони. Я стоял западнее, так что ничего странного. Кроме удивленного тона. – Ну-ка, ну-ка? А подробнее?
– Издеваешься? Я предложил засечку на стволе сделать, ступеньку, значит. А ты обругал меня… всяко. И желудем в лоб засветил. О… – я продемонстрировал явно напухающее место контакта с плодом дуба.
– Вот так даже… – Полупуд осторожно, оберегая ногу, уселся на землю. – Гм… Поверишь, если скажу, что ничего такого я не делал.
– А кто ж тогда?! – вгорячах воскликнул я. – Кроме нас здесь никого больше нет.
– Значит, есть… – все так же неторопливо ответил казак.
– Только и горазды, что жечь и рубить…
Голос звучал ближе. И доносился будто бы сверху. Я поднял голову, но не то что какого-нибудь сказочного, говорящего ворона – ощипанного воробья на дереве не разглядел. Вообще никого. Ветки, листья… Воронье гнездо…
– Неужто с лешим сподобилось встретиться… – хмыкнул Василий.
– Сам ты леший! – немедля прокомментировал его высказывание невидимка.
Тот крякнул, но не обиделся.
– Извини, хозяин. Не признал. Но ты и сам виноват. Отчего не покажешься? Совсем другой разговор бы у нас вышел. Честь по чести… Мы ж не басурмане, разумение имеем. Тем более что не своей волей с пути свернули. Гонят нас…
– Гонят… – не спешил сменить гнев на милость тот. – Можно подумать, вы первые или последние, с кем это случилось.
– Правда твоя… Мир жесток и несправедлив. И давно ты здесь хозяйничаешь?
– Да как деда помер, так и остался за старшего.
– Погоди. Так вы тут вдвоем жили?
– А я о чем толкую?
– С плена бежали или уходники?
– Не то и не другое. Казаки мы.
– Казаки? – удивился Василий.
– Да. Только мне с чужими о том говорить не велено. Деда сказывал, только свои знать должны. Так что лучше не выспрашивай.
– Не буду… Скажи только, как давно вы здесь?
– Чего? – хмыкнул тот. – Делать мне больше нечего, только года считать. Кому надо – тот знает. А кто не знает – тому и без надобности.
– Разумный подход! – Василий не стал возражать. – Тогда вот что скажи, хозяин любезный.
А не помог бы ты и нам схорониться? Веришь, у самого сердце кровью обливается – такую красоту рубить.
Безумное переплетение колючего кустарника в моем понимании мало тянуло на достопримечательность даже для Дикого Поля, но тут наши взгляды с хозяином буерака не совпадали. А вот запорожец, похоже, сумел нащупать нужный нерв.
– Правда?
– Чтоб мне днем не спать, а ночью не обедать! – истово поклялся Полупуд. – Чтоб мои кобылы никогда тройней не ощенились, а куры доиться перестали! Чтоб со свиней ни пера, ни пуха, а гуси…
– Верю, верю… – успокоил разошедшегося не на шутку казака байрачник. – Когда человек искренне говорит, это сразу понятно. Так и быть – помогу. Но не задаром. Согласны за свое спасение службу мне сослужить?
– Если в наших силах, отчего не помочь? – кивнул казак.
– Думаю, сдюжите. Я и сам бы смог, да сила уже не та, – вздохнул байрачник. – Видите, в другом конце яра камень лежит? Сейчас он безвредный. А как весной дожди хлынут, да ключ оживет… Плотиной ручей перегораживает. В иной год – до июля вода под ногами хлюпает. Сырость такая, что даже змеи уползают. И ломота в костях. Потом всю зиму мучает… Ну, так что? По рукам?
Огромный валун, которому чуть-чуть не хватило высоты, чтобы именоваться утесом, впечатлял. Не то что убрать – сдвинуть с места его смогли бы только объединенные усилия сотни невольников и дюжины воловьих упряжек. Вот только времени на размышления не оставалось. Все время вертя головой в поисках невидимого собеседника, я первым заметил появление псов. Вернее, пока только одного. Но мне и его хватило. Прав был Василий, говоря, что предпочел бы волчью стаю своре одичалых. Особенно если там все такие… Наверху, морща морду и издавая едва слышимое, на грани инфразвука, рычание, стоял огромный грязно-белый волкодав.
* * *
– Да… Договорились! Останемся живы – камень уберем, – торопливо протараторил я, опасливо косясь на псину. Черт! От такого зрелища не только ночью окочуриться можно. Бедный сэр Чарльз… Я его понимаю.
Василий, если и хотел возразить, то проследив за моим взглядом, благоразумно промолчал. В конце концов, не он обещание дал. Не с него и спрос. Хотя вроде, по казацкому обычаю, наставник за новика в ответе? Надеюсь, нежить степная о том не ведает, а мы объяснять не станем.
– Слова достаточно или крест целовать надо?
– Не надо… – зашебуршало наверху. – Верю. А-а…
Следом на плечи упало несколько желудей. Уже не прицельно. Видимо, байрачник попросту высыпал приготовленный боезапас. Зашелестела листва, закачались ветки, и вниз ловко спрыгнуло нечто, больше всего похожее на оживший куст. То сплетение веток, которое я принял за большое воронье гнездо. А когда байрачник выпрямился – стало понятно, что перед нами небольшого роста, мне по плечо, сухонький дедок. Возраст я определил исключительно по цвету волос. Седых аж до белизны. А ветки, листья и даже самое настоящее гнездо (все же не привиделось) не что иное, как маскировка. Причем сделанная весьма искусно, и надевалась на пояс, делая человека на дереве снизу практически незаметным.
Василий поклонился молча – не в пояс, а учтиво, как гость хозяину – и всё.
Байрачнику уважительность запорожца понравилась. На поклон ответил.
– Сладились, значит. Тогда ступайте за мной… – но как только Василий взялся за повод, остановился. – Эй-эй… О коне разговора не было. Только вы двое.
– Как? Хочешь, чтоб мы его псам оставили? – возмутился Полупуд. – Где это видано, чтобы казак боевого друга на произвол бросил?
Хозяин буерака только руками развел.
– Ну, тогда считай, что и разговора не было. Ты – сам по себе. Мы – тоже. Поджигай, Петро. Пришло наше время… Один раз умирать, так хоть повеселимся напоследок. Потешим предков славной битвой!
Байрачник аж вокруг себя, как волчок, крутнулся.
– Стой! Стой… Не надо. Не жги… Погоди!..
Василий поднял руку, как бы останавливая меня от поспешного действия. Ага, можно подумать, я уже разбежался… Сам кого хочешь на понт возьму. Иначе за половину зачетов платить пришлось бы. А у казака вся его хитрость на лбу аршинными буквами прописана. Если читать умеешь.
– Я ж не зверь, все понимаю… – дедусь даже ростом меньше стал. – Но не войдет конь в пещеру. Там проход такой узкий, что человеку едва-едва бочком протиснуться. А другого укрытия у меня нет… Прятались бы вы от людей – другое дело. Им глаза отвести не сложно. Но пес не человек – он больше нюху верит, чем зрению. Вас двоих спрятать могу, от своих слов не отказываюсь, но коня… – байрачник сокрушенно развел руками.
Понятно. И рада бы душа в рай, да грехи не пускают.
– Другой выход отсюда есть? – я поспешил взять разговор на себя, пока Василий опять не брякнул что-то типа «на нет и суда нет» или иную глупость, но в этом же роде и с не менее фатальными последствиями. Лошадь, конечно, животное в хозяйстве нужное и необходимое, и даже первый товарищ человека, но не настолько важный, чтоб из-за него умирать… в клыках других «друзей». А с казака станется. С его прямотой и упрямством.
– Да, там, за камнем… – байрачник махнул в противоположную сторону оврага. – Даже удобнее, чем здесь, более пологий.
– Тогда все не так плохо… Василий, если мы верхом смогли оторваться от псов, то как считаешь – конь сам, без седока, ускачет от них?
– Если прорвется, то да… – кивнул казак. – Только они не выпустят… – указал взглядом перед собой.
На тот самый валун, который нам еще предстояло убрать, как Акела в знаменитом мультфильме, взгромоздилась точная копия псины, скалившей клыки с обрыва. Такой же здоровенный степной волкодав… Седой, с подпалинами. И с очень внимательным взглядом.
– Это другой вопрос… Снимай с него все лишнее. Есть идея, – я присел рядом с хозяином оврага, чтоб тому не задирать голову. – Хозяин, как тебя звать-величать прикажешь?
– Величать?.. Гм… Я уж и забывать стал. Как дед помер, некому было напоминать. Обходился без имени. Каленым казаки кликали. А по имени – Остапом.
– А меня Петром… – ощутил пристальный взгляд вожака своры и вытер о штаны разом вспотевшие ладони. – Будем знакомы. Значит, Остап… ты говорил, что глаза от коня отвести можешь?
– Не то чтоб отвести… Но отвлечь смогу, – подтвердил тот. – Дед научил. Это несложно.
– Сделай… А потом пугни его так, чтобы проскакал без остановки не меньше мили.
– Хорошо. Но я же говорил…
– Что псы унюхают? Ну и пусть… Пока поймут, что происходит, конь уже за оцепление вымахнуть успеет. Лови потом ветра в поле. Заодно и нам чуть побольше времени даст.
– Гм… – многозначительно произнес Полупуд, глядя, как байрачник ловко натирает ноги и живот коня растертой в ладонях мятой и еще чем-то. Не менее пахучим… А конь не противится, наоборот – выгибает шею и пофыркивает. Нравится ему…
А как с маскировкой запаха закончил, Каленый крутнулся на пятке, припал к земле и издал самый ужасный звук из всех, что мне доводилось когда-либо слышать. Нечто среднее между мяуканьем большой кошки и трубным ревом слона. Не знаю, как Василий, а я обрадовался, что благодаря вынужденной пробежке вся лишняя влага из организма вместе с потом вышла.
В тот же миг нечто туманное, как запотевшее стекло, мощно толкнуло меня в плечо, едва не сбив с ног, обдало замешанным на травах конским духом, мазнуло по лицу хвостом и унеслось прочь. Только удаляющийся топот, вопреки глазам, утверждал, что не почудилось – конь настоящий.
Сбитые с толку душераздирающим воем Остапа примерно с десяток псов, к тому времени уже спустившихся в овраг, растерянно заметались и злобно залаяли, не понимая, что происходит. Одни метнулись следом за уносящимся прочь конем – наверх, другие закружились, завертели головами, принюхиваясь…
Общую суматоху усиливал рыжий кобель, сбитый грудью и попавший под копыта. Похоже, у него был перебит хребет, и пес отчаянно и жалобно скулил, пытаясь приподняться… Но даже отсюда было видно, что задние лапы ему не служат.
И все же растерянность не может продолжаться бесконечно. Упустив одну добычу, псы станут только злее и решительнее.
– Идите за мной… – напомнил о себе Каленый.
– Далеко? – Василий перегрузил седла и переметные сумы на меня, а сам обнажил саблю. – Если далеко… Боюсь, не успеем.
– Успеем…
Остап шагнул в просвет между дубов, ведя нас к ближней стене, густо, как мохом, поросшей казацким можжевельником. (С этим кустарником я знаком, в центральном парке из него целая аппликация сделана). Отвел в сторону пару зеленых разлапистых веток и указал на темнеющий позади проем. Да уж… В двух шагах, можно сказать, от спасения стояли, а в жизни б не догадались там пещеру искать.
– Ух ты! – прищелкнул языком Полупуд. – Не всякая дыра – прореха… Слава богу! Поживем еще. Полезай первым, Петро. Мало ли какая напасть там внутри засела и дурней вроде нас поджидает? А ты ж поумнее меня будешь. Глядишь – не тронет.
Он еще и шутил.
Я растянул губы, показывая, что оценил шутку юмора, и сунулся в щель.
