Книга: Закон Зоны
Назад: Глава третья Закон Всадников
Дальше: Закон Зоны

Глава четвертая
Закон Монумента

Поскольку фанатики Монумента агрессивно настроены ко всем кланам Зоны, то, по единогласному решению Большой Сходки, ликвидация фанатика приравнивается к убийству мутанта, и не влечет за собой уголовного преследования.
«Энциклопедия Зоны»
Я сидел на полу, привалившись спиной к холодной стене, и смотрел, как жирный паук деловито закатывает в паутину недостаточно шустрого таракана.
Я был счастлив.
Все, что я мог – это двигать глазными яблоками. Остальное тело было сковано действием парализатора. Сейчас я мог наблюдать за пауком, и это давало мне шанс хоть какое-то время не глядеть на экран, висящий прямо передо мной. Скосив глаза, долго смотреть на голую стену невозможно – начинает ломить виски и появляется боль в глазных яблоках. Наблюдать за такими же, как я, неподвижными полутрупами, сидящими напротив, не было никакого интереса. А так хоть какое-то движение.
Экран мерцал, заполняя мозг белыми вспышками света. Он мерцал всегда. Вне зависимости спишь ты, бодрствуешь, или пытаешься изобразить, что спишь. Если долго имитировать сон, то через электроды, прикрепленные к телу, подавался предупредительный разряд. Слабый, но чувствительный. Те, кто не понимал с первого раза, со второго начинали дрыгаться и биться головой об стену, словно кукольные паяцы. Обычно этого хватало. Те, кто пытался сопротивляться дальше, умирали. Это случалось нечасто. На моей памяти такое произошло лишь один раз.
Тогда пришли Служители и всем повернули головы в одну сторону. Так я понял, что не один.
Нас было много в этом длинном помещении, похожем на сегмент гигантской канализации. Человек сто, а может, и больше. И перед каждым висел экран, крепежная стойка которого вместе с проводами терялась где-то в темноте потолка.
Но в тот день можно было не смотреть на экран. И мы наблюдали, как вдруг задергался молодой парень, сидящий неподалеку от меня у противоположной стены. Дергался он настолько сильно, что его левая рука, неестественным образом изогнувшись в локтевом суставе, вдруг треснула и вывернулась наружу, прорвав рукав обломком кости. Потом из прорех в его робе повалил дым, и я увидел, как почернела кисть его руки в том месте, где к ней был прикреплен электрод.
А потом он перестал дергаться, и два Служителя, отсоединив от трупа провода, взяли его за ноги и потащили по коридору между нами. Медленно так проволокли, чтобы все видели, что бывает с теми, кто не хочет смотреть на экран.
И мы смотрели. Хотя понять то, что показывали на нем, не смог бы никто на свете. В основном это было чередование картинок и надписей, прочитать которые не представлялось возможным – слишком быстро они исчезали. Картинки также были подобраны абсолютно бессмысленно. Вспышка-какая-то башня-вспышка-просто серый квадрат-вспышка-вспышка-текст-вспышка-лицо ребенка, изуродованное страшной болезнью-вспышка…
Сначала было больно смотреть. Потом невозможно. Потом я привык, и уже почти разучился моргать. Даже когда между зубов резко втыкался резиновый загубник, через который в желудок лилась безвкусная жидкость. Или когда Служитель из шланга направлял под меня струю слегка теплой воды, вымывая накопившееся дерьмо.
Мыслей не было. Экран забирал все мысли. Но иногда появлялся паук, которого я фиксировал краем глаза. И тогда я переводил глаза. И был счастлив. До тех пор, пока не начинал чувствовать слабое покалывание от электродов, во множестве закрепленных на моем теле…
Но счастье не бывает вечным.
Я заметил тень на полу, и поспешно отвел глаза. Но было поздно. Служитель остановился рядом со мной, потом наклонился, так, что я почувствовал его дыхание на своей щеке. Я понял – он пытается понять, куда это я все время смотрю. Ему понадобилось не меньше минуты, чтобы рассмотреть на темной стене тончайшее серебро паутины.
– Неплохое зрение, – хмыкнул Служитель. – Прям снайпер, да и только. И мозги покрепче, чем у остальных. Но это дело времени.
В следующее мгновение в стену ударила струя воды, смывая мое единственное счастье. А потом та же струя хлестнула по моим широко открытым глазам, отвыкшим от рефлекса опускания век в случае опасности…
– Очень странный случай. Хотя, если помните, коллега, мы уже сталкивались с похожими.
– Но не настолько. В данном случае эмоциональный аспект мозговой деятельности отсутствует практически полностью. Такого не бывает даже у животных!
Голоса звучали прямо над моей головой. А я все не мог понять – то ли мои глазные яблоки полопались под напором водяной струи, то ли я просто лежу на полу с закрытыми глазами. Проанализировав ощущения, я пришел к выводу, что если глазные впадины не болят, то второй вариант более вероятен. Заряд тока повышенной мощности за имитацию беспомощности получать не хотелось, и я открыл глаза.
– Проснулись? Вот и чудненько.
Я был готов к чему угодно, но только не к этому.
– Слишком реальный сон, не правда ли? Готов поклясться, что вы надеялись увидеть совсем другую картину.
И вправду, я был не готов обнаружить себя в уютной комнате с белыми стенами, лежащем на вполне удобной подставке, застеленной чем-то мягким. Из недр памяти выплыло слово «кровать», и я точно знал, что так называется подставка, на которой я лежу. Хотя до этого ничего подобного не видел.
На противоположной стене было окно. В окне шевелили кронами зеленые деревья. А над ними расстилалось синее– синее небо, без малейшего намека на свинцовые тучи.
Рядом с окном стояло кресло. На кресле, закинув ногу на ногу, сидел человек в оранжевом костюме радиационной защиты. Матовое стекло его шлема не позволяло разглядеть лица, но лицо незнакомца сейчас мало меня интересовало.
Я смотрел на окно и пытался вспомнить, где еще я мог видеть настолько чистое небо.
Голова незнакомца слегка повернулась, отслеживая мой взгляд.
– Простите, что не предупредил вас сразу, – сказал незнакомец. – Это голограмма. Иллюзия для лучшего восстановления душевного равновесия после сеансов интенсивной психокоррекции.
– Вы копались в моих мозгах? – медленно спросил я, преодолевая сухость во рту.
– Да, – просто сказал кто-то у меня над головой. – Но это было необходимо. Для вашей же пользы.
Я резко повернул голову, чуть не вывихнув шею.
Так и есть.
За подголовником моей кровати стоял тип в таком же оранжевом СПП-99, направив на меня ствол короткого автомата.
Я откинулся на подушку и улыбнулся.
– А это для нашей безопасности, – пояснил тип, сидящий в кресле. – В автомате специальные заряды с парализатором. Просто после психооррекции пациенты бывают излишне агрессивны. Но, думаю, вы достаточно благоразумный… хммм… человек, чтобы не превращать мирную беседу в боевик со стрельбой и смирительными рубашками.
– Я достаточно благоразумный хм-мутант, – кивнул я. – Называйте вещи своими именами, господин ученый.
– В лучшие времена меня чаще называли академиком, – хмыкнул человек в кресле. – Хотя сейчас и здесь можете называть как угодно. Зона – единственное место на земле, где имена и звания ничего не значат.
Он с видимым трудом закинул ногу на ногу. Для молодого и здорового человека это было простое движение, несмотря на освинцованный ботинок. Судя по тому, как нелегко далось оно человеку в кресле, я сделал вывод, что либо он болен, либо очень стар.
– Профессор, оставьте нас, – попросил академик.
– Вы уверены, что…
– Уверен, – шевельнул рукой человек в кресле.
Даже через сложную систему фильтров было слышно, как недовольно засопел профессор с автоматом, проходя мимо меня. Однако все ограничилось сопением. Пререкаться с академиком на базе ученых, по-видимому, было не принято.
– Для начала разрешите представиться, – произнес академик, когда мы остались одни. – Моя фамилия Захаров. Надеюсь, слышали?
– Не слышал, – сказал я. – Я Снайпер. Слышали?
– Не имел чести, – покачал головой академик. – Но, тем не менее, рад знакомству. Так вот, – продолжал Захаров, поудобнее устраиваясь в кресле, насколько это позволил костюм, – для начала еще раз прошу прощения за водворение вас в этот бокс и сеанс психокоррекции, проведенный без вашего согласия. Вы хватанули опасную для жизни дозу радиации, поэтому вы здесь. Надеюсь, ненадолго – у вас потрясающая способность организма к восстановлению. А провести сеанс меня попросил ваш друг. Он сказал, что вы хотели встретиться со мной именно с этой целью. И поскольку после прибытия к нам вы практически сразу потеряли сознание, я решил, не откладывая дела в долгий ящик, выполнить ваше желание.
– Спасибо, – сказал я. – И вам, и Циклопу.
– Не за что, – произнес академик, не уловив в моем голосе сарказма. – Мы попытались разблокировать ваше сознание, но, вынужден признать, что достигли мы немногого. Похоже, ваш ментальный блок неслучаен, и ставили его мастера своего дела. Правда мы выяснили кое-что. Вы не мутант. Хотя обладаете повышенной выносливостью и аномальными способностями к регенерации тканей. Я встречал такое у некоторых сталкеров, подвергшихся целенаправленному воздействию определенного набора редких артефактов. Правда, у них на руке имелась наколка «STALKER», выполненная заглавными буквами, которую я не наблюдаю у вас. У вас я нашел другое. Надеюсь, вы в курсе насчет того, что в вашем мозгу заблокированы некоторые функции?
Я кивнул.
– Так вот, – продолжил Захаров. – Ваш случай выборочной амнезии уникален. Такое впечатление, что кто-то нашел способ блокировать долговременную память, посредством интерференции высвобождая значительные участки мозга для более продуктивной работы.
Перехватив мой непонимающий взгляд, Захаров пояснил:
– Вас не отвлекают мысли о прошлом, а значит, эмоции и переживания, приобретенные в этой так называемой «прошлой жизни». Понимаете? Подавление рефлексов страха посредством блокировки воспоминаний о том, чего следует бояться. Этакий универсальный солдат без страха и упрека. При этом приобретенные ранее навыки не только остаются, но и получают мощный толчок к развитию. Когда человека ничто не отвлекает, он неизбежно совершенствует то, что у него осталось. Так, например, у безногих руки намного сильнее, чем у обычных людей, у слепых улучшается слух, обоняние и тактильная восприимчивость…
– Я понял, – сказал я. – Остается выяснить, кому мог понадобиться в Зоне такой солдат.
– Не знаю, – пожал плечами Захаров. – Признаюсь, у меня существует на этот счет довольно стройная гипотеза. Если вы никуда не спешите…
– Не спешу, – усмехнулся я.
– Ах, да, – спохватился Захаров. – Не поверите, столько лет здесь и все равно не могу привыкнуть к тому, где я нахожусь. Тогда позвольте изложить мою точку зрения на то, что здесь происходит.
Я подложил подушку под голову, устроился поудобнее на кровати и приготовился слушать.
– На самом деле существует две Зоны, – начал Захаров, – та, в которой вы сейчас находитесь, и весь остальной мир. Не думайте, что когда-либо увидите истинных хозяев Мира. То, что показывают с экранов телевизоров, лишь декорации, разрешенные ими к показу. Клипы, фильмы, политика, войны – всё, что смотрят люди по вечерам, приканчивая очередной пакетик с чипсами, есть лишь элемент древней программы, созданной для того, чтобы массы были довольны и не бунтовали, чтобы дозированно выдавать им хлеб и развлекательные зрелища.
Но истинным Хозяевам Мира не может нравиться медленное, но верное разрастание нашей Зоны, грозящей в конечном счете не только их власти, но и существованию самих Хозяев. Испокон века они уничтожали всё, что в той или иной мере могло помешать их господству. Эксперименты ученых с ноосферой, а значит, с массовым сознанием, не могли им понравиться. Потому ими была спровоцирована чернобыльская катастрофа. Но Волна Излучения, природа которой до сих пор никому непонятна, привела к прямо противоположному эффекту – возникновению Зоны в том виде, в каком она пребывает сейчас.
Последующие попытки уничтожить Зону приводили лишь к тому, что она, словно космическая черная дыра, впитывала в себя энергию ненависти Хозяев Мира, и становилась всё больше и могущественнее. Наконец в результате этой своеобразной эволюции она обрела свой собственный разум, и вступила в открытое противоборство с законами этого мира, словно карты тасуя и переворачивая в себе физические и логические законы мироздания, которые создали, и согласно которым уже привыкли существовать Хозяева Мира.
Крупные войсковые соединения Зона легко перемалывала в фарш, словно гигантская мясорубка, а бомбардировки с воздуха заканчивались лишь гибелью бомбардировщиков. Кстати, вы в курсе, что на Припять в прошлом году всё-таки была сброшена атомная бомба? Нет? Ах да, конечно… В общем, она не взорвалась. Во всяком случае, видимого взрыва не было. Правда, были последствия. Зона серьезно расширилась, поглотив за счет дармовой энергии еще с десяток квадратных километров.
И тогда против Зоны Хозяевами Мира был применен принцип, давно используемый в гомеопатии. Если болезнь невозможно уничтожить массированными атаками, то ее уничтожают следовыми количествами активного вещества.
Легендарный Наемник, перепрограммированный одним из Хозяев Мира на уничтожение Центра Зоны, был пробным блином, так и не дошедшим до цели. До нее дошел некий безвестный сталкер, имени которого я не знаю до сих пор. Однако он просчитался, полагая, что Зоной управляют гуманоидные существа, плавающие в автоклавах. Его подвели им же созданные стереотипы. Всё закончилось автоматной очередью, уничтожившей несколько муляжей, и тот сталкер навечно упокоился в на этот раз реально действующем автоклаве. Думаю, он до сих пор рассматривает красивые наведенные галлюцинации, полагая, что облагодетельствовал человечество.
– Так кто же на самом деле истинные Хозяева Зоны?
Захаров рассмеялся.
– Истинными Хозяевами Зоны являемся мы с вами. То есть, ею управляет объединенное сознание всех, кто находится в пределах зоны отчуждения. Зона напрямую подключена к ноосфере, и черпает из мозга людей негативные эмоции, посредством которых перерождается окружающий их мир. Что такое Ужасный Кабан в сознании человека? Это огромный плотоядный кабан с большими клыками. Что ж, получите его во плоти. А ктулху? Чистой воды жуткое порождение бездны из произведения Лавкрафта. Помнишь, как поразил и испугал тебя этот рассказ в детстве? Не помнишь? Зато помнит твое подсознание. А первый удар током? Боль, испуг, возможно, искра. Гипертрофированный ужас многих людей порождает аномалию «электрод». И так во всем. Чем больше отрицательных эмоций вызывает в тебе Зона, тем больше она становится. И тем большее количество человеческих кошмаров воплощает в себе наяву. Зона – это гипертрофированный человеческий ужас, помноженный на идущую из центра Зоны энергию смерти.
– А артефакты? – не сдавался я. – Далеко не все из них несут энергию смерти! Некоторые очень полезны для людей.
– Да ну?! – удивился Захаров. – Вы точно в этом уверены?
– Конечно, – уверенно заявил я. – Например, «синяя панацея» заживляет раны, а «батарейка»…
Захаров рассмеялся мелким дребезжащим смехом.
– Сами подумайте, разве вынес бы кто-либо из Зоны по доброй воле кусочек концентрированной смерти? – сказал он отсмеявшись. – Конечно нет. И для того, чтобы сталкеры таскали их в большой мир, словно пчелы пыльцу, эта пыльца должна быть сладкой.
– Получается, что…
– Именно! – произнес ученый. – Зоне необходимы глаза и уши в мире людей. Пока что глаза и уши. Пока не настанет время Большой Экспансии. Когда порожденные аномалиями артефакты, которые сталкеры разнесли по миру, раскроют свою истинную сущность и, переродившись, словно бабочки из коконов, сами станут гигантскими аномалиями. Очагами, к которым из Зоны потянутся уже видимые черные нити. Думаю, им потребуется не слишком много времени, чтобы опутать весь земной шар, превратив его в одну большую Зону – царство человеческих кошмаров.
– Вы и есть один из Хозяев Мира? – спросил я.
– Не этого вопроса я ждал сейчас, – немного подумав, ответил Захаров.
– А какого?
– Например, для чего Хозяевам Мира могла понадобиться ваша персона? Согласитесь, нелогично раз за разом посылать снаряды в мишень, в которую не попали до этого такие же снаряды.
– Это же очевидно, – пожал плечами я.
Захаров аж подался вперед в своем кресле.
– Ну-ка, ну-ка, молодой человек, изложите пожалуйста свою версию!
– Если Зона питается эмоциями, то для того, чтобы проникнуть в нее незамеченным, нужен просто другой снаряд. Человек без эмоций. Который, достигнув цели, не будет стрелять по автоклавам, а примет взвешенное решение. И если Зона воплощает наши детские кошмары, то нужен человек, не помнящий этих кошмаров.
– Браво, юноша!
Захаров от восторга захлопал в ладоши.
– Брависсимо!
– Только на мой вопрос вы не ответили, – заметил я.
– На самом деле на ваш вопрос нет однозначного ответа, – после паузы произнес академик. – Дело в том, что Хозяева Мира есть тоже порождения ноосферы. То есть, объединенного сознания людей. Только не тех, кто находится в Зоне, а тех, кто живет вне ее.
Я смотрел на академика, сидящего около голограммы, и думал о том, что вряд ли его теория о хозяевах мира соответствует реальному положению вещей. Скорее всего, это тоже голограмма – похоже на истину, но не она. Не верилось мне, что мчащийся за грузовиком кабан с налитыми кровью глазами, или собака, вообще лишенная глаз, но при этом более опасная, чем многие другие зрячие твари, есть всего-навсего плод воображения общественного сознания. Слишком отчетливо помнил я тошнотворный запах этих страшных порождений Зоны. А вот теория о человеке без эмоций, способном дойти до Монумента, показалась мне заслуживающей большего внимания.
– А как вы думаете, что такое Монумент? – спросил я.
– Я не думаю, – сказал Захаров. – Я более чем уверен, что это аномалия, как и все аномалии в Зоне существующая с единственной целью – уничтожить человечество. Только у нее более продолжительный и изощренный принцип действия. То, что Монумент исполняет желания, есть полная и несусветная чушь. Хотя…
Захаров усмехнулся.
– Знаете, в пятьдесят третьем году прошлого столетия супруги Олдс поставили такой знаменитый опыт на крысах. Зверьку вживляли электроды в определенные точки гипоталамуса, формирующие импульсы удовольствия, и учили вызывать наслаждение, нажимая педальку, замыкающую электрическую цепь. В результате эксперимента крыса прекращала есть и пить, беспрерывно нажимала на педальку, и испытывала беспрерывное наслаждение. Пока вскоре не умирала от голода и нервного истощения. Монумент – это своего рода рычаг, нажимая который человек получает заказанную иллюзию, которую сложная аномалия генерирует согласно закачанной в нее информации о существующих объектах окружающего мира. Хочет человек золота – его осыпят монетами и слитками. И будет он собирать их возле Монумента, пока не умрет с голоду. Или не покончит с собой от безысходности – ведь всё ему не унести, и уйти от такого богатства невозможно.
– Или пока аномалия не наиграется, и не прикончит счастливчика, – продолжил я мысль академика.
– Или так, – согласился Захаров. – Жаль только, что никто так и не подтвердил и не опроверг мою теорию.
– Неужели никто так и не вернулся из центра Зоны?
Шлем слегка покачнулся.
– Никто. Может и нет никакого Монумента. И всё, что о нем говорят – лишь легенды, порожденные слухами. А вот группировка фанатиков, охраняющая центр Зоны, есть. Причем богатых фанатиков. Непонятно с каких доходов.
– Ну, вы тут тоже не бедствуете, – сказал я. – Танки вон покупаете запросто, как колбасу.
– Не бедствуем, – согласился Захаров. – Нынче ученый, если не хочет жить на зарплату дворника, должен уметь обеспечить себя. Так что мы здесь на полном хозрасчете. И научный лагерь отстроили сами, и эксперименты проводим на свои средства. Какие-то результаты тех экспериментов продаем, а особо важные публикуем в открытой печати бесплатно. Можем себе это позволить.
– Да ладно вам, не заводитесь, – примирительно сказал я.
Но Захарова было не остановить.
– И плевать нам на ультиматумы «Борга», «Всадников», или еще кого-то. Потому что, во-первых, мы им нужнее, чем они нам. А во-вторых, если надо, то сумеем отпор дать любой группировке, а то и всем сразу. Имеем на то возможности. Добро должно быть с кулаками!
– Конечно, – сказал я. – Полностью с вами согласен.
– Еще бы вы были не согласны, – проворчал академик, медленно остывая после бурной речи.
– Значит, как я понимаю, «Борг» вместе со «Всадниками» осадили ваш лагерь?
– Уже свалили, – махнул рукой Захаров. – Покричали ровно столько, чтобы не потерять лицо друг перед другом, и удалились несолоно хлебавши. В ближайший внешний бункер, который мы им предоставили, чтобы они там выброс пересидели. А то ведь танки танками, фенакодусы фенакодусами, а встречать выброс в чистом поле все равно никому неохота. К тому же Зона лишнего крику не любит.
– Вы о ней прямо как о живом существе, – заметил я.
– Факты заставляют, – буркнул академик. – А они, как известно, вещь упрямая. Хотя у меня и на этот счет есть своя гипотеза.
Я мысленно застонал. Безумные гипотезы Захарова, похоже, были известны здесь всем наизусть, и каждые новые свободные уши были для ученого подарком. Я понял, что если не выслушаю его, мое освобождение из бокса с белыми стенами может затянуться на неопределенное время. И приготовился слушать.
– Для начала я попытаюсь объяснить вам, что такое Зона, – начал ученый, нимало не заботясь вопросом, интересно ли мне знать то, что он собирается до меня донести. – Дело в том, что наш мир имеет отражение самого себя, как имеют отражения все объекты, составляющие этот мир. Возьмем лист на дереве. Он изначально симметричен. Проведи сверху вниз разделительную линию по фигуре человека – и мы получим две практически одинаковые половинки. Взглянув на поверхность воды, человек видит отражение окружающего мира. Слегка искаженное рябью – но, в принципе, идентичное оригиналу. Наш мир не является исключением из закона симметрии. Да-да, параллельно нам существует другой мир – этакое зазеркалье, которого мы не видим, как не видит одна половинка человека другую.
– То есть не видит? А руки?
– Руки – да. Все-таки человек целостный организм, функционирующий в своем мире. И при этом гораздо более примитивный по сравнению с этим миром, как примитивна амеба по сравнению с человеком. Однако попробуйте увидеть правым глазом левый… Мы тоже видим порой отражения того мира – это призраки, видения, миражи. Но бывает это крайне редко, так как миры практически не пересекаются между собой. Практически!
Академик поднял кверху палец, затянутый в оранжевую перчатку, словно сейчас находился на кафедре, а не в радиационном боксе.
– Пересечения все же происходят в результате несостыковок миров, – продолжал Захаров. – Если разрезать сверху вниз две одинаковые фотографии одного и того же человека, а после склеить разные половинки, мы получим фото разных людей. Причем разных настолько, что порой сходства в них найти весьма затруднительно. То же самое относится ко всем остальным существам и предметам. Это исключения из закона симметрии, так сказать, подтверждающие правило.
Далее. Несостыковки одной половины организма влияют на вторую. Обозначим это как закон влияния. Начинает гнить одна половина листа – и желтеет вторая. Слепнет человек на один глаз – и страдает весь организм, то есть, и вторая его половина. Это понятно.
Так вот. Начнем с того, что до определенного времени оба мира развивались практически параллельно, и мелкие несостыковки не мешали этому развитию. Ну ходили очень сильные колдуны туда-сюда через каналы несостыковок, пробивая ментальной энергией естественную защиту между мирами. Ну пытались прогнозировать будущее менее сильные колдуны, заглядывая через призму этой защиты в сполохи вероятностей развития параллельных миров. Ну описал в прошлом веке Карлос Кастанеда способ взаимодействия человека с отражением мира, ну ломанулись тысячи людей в попытке найти Отражение его методами…
– И что?
– И не получилось у них ничего, – усмехнулся Захаров. – У подавляющего большинства не получилось. Потому как не хватило ни личной силы, то есть, энергии, ни знаний, которых по книжкам не насобираешь. Но сейчас разговор не об этом.
Третьего марта 1944 года на территории Белоруссии к югу от Гомеля была взорвана первая атомная бомба. Испытательный взрыв объекта «Локи» был произведен по прямому приказу шефа «Аненэрбе» Генриха Гиммлера. Охрана объекта осуществлялась тремя элитными дивизиями – одной полицейской и двумя панцергренадерскими, стянутыми под Гомель, несмотря на тяжелейшее положение на Восточном фронте. Из охраны не выжил никто – большинство погибло в боях, остальные скончались от неизвестной тогда болезни, печально известной сейчас как ОЛБ – острая лучевая болезнь.
А в междумирье возникла первая, пока незаметная трещина…
Успешные испытания заставили нацистскую Германию ускорить производство столь эффективного оружия. Однако недостаток сырья и квалифицированных работников отодвинули производство новых бомб практически на год. Однако восемнадцатого марта 1945 года в Атлантике флот США лишился легкого крейсера, семи эсминцев и десятка кораблей других классов. Американцы терялись в догадках, чем могло быть вызвано такое массовое уничтожение кораблей, пока разведка не докопалась, в чем дело. С тяжелого транспортного самолета «Юнкерс-390» на американский конвой LW-143 был сброшен образец долгожданного «оружия возмездия». Высшие военные чины американских вооруженных сил решили замять инцидент, параллельно приложив все усилия для скорейшего захвата неиспользованных образцов чудо-оружия.
И им это удалось. В марте-апреле в результате массированного наступления американских сил был уничтожен немецкий 244-й специальный батальон, защищавший город Рур, в котором находились три единицы чудо-оружия. Один из захваченных трофеев эксперимента ради был взорван в пустыне штата Невада. Эксперимент понравился, и две оставшиеся бомбы были сброшены на японские города Хиросиму и Нагасаки с единственной целью – предотвратить крестовый поход Советов против мирового империализма.
– Почему же немцы сами не использовали эти бомбы? – спросил я.
– К весне сорок пятого у них уже не было такой возможности. У американцев есть такой анекдот. К президенту приходит директор ЦРУ и говорит: «У меня две новости. Одна плохая, другая хорошая». Президент говорит: «Начинай с плохой». Директор: «О’кей. Новость плохая – у Саддама Хуссейна есть атомная бомба». Президент: «А хорошая?». Директор: «Сбросить ее он может разве только с верблюда». Весной сорок пятого российская авиация и авиация союзников полностью контролировали небо над Германией. Так что чудо-оружие оказалось просто невозможно применить.
А после окончания войны американцы и русские очень быстро создали свое атомное оружие. И началась эра испытаний ядерных зарядов…
Захаров на минуту умолк. Я не торопил его. Изложенная ученым новая гипотеза почему-то не казалась мне надуманной. Потому сведения, которыми он только что поделился со мной, требовали вдумчивого усвоения. Однако мозг не спешил мириться с услышанным. Два мира, являющиеся отражениями друг друга… Это надо было осознать. Однако Захаров не дал мне достаточно времени для размышлений, вывалив новую порцию информации.
– И не только ядерных, – сказал он. В его голосе слышалась грусть. – Двенадцатого августа 1953 года на Семипалатинском полигоне была взорвана водородная бомба академика Сахарова, эквивалентная двадцати Хиросимам. Потом был октябрь шестьдесят первого, когда над Новой Землей была взорвана водородная бомба, мощность которой десятикратно превышала суммарную мощь всех взрывчатых веществ, использованных всеми воюющими странами за годы Второй мировой войны, включая атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки…
– Подождите-подождите, – перебил я ученого. – Вы сказали, фамилия ученого, создавшего бомбу Сахаров. Как-то она подозрительно перекликается с вашей фамилией. Или…
– Думайте что хотите, молодой человек, – устало произнес ученый в оранжевом костюме. – Официально отец водородной бомбы умер вечером четырнадцатого декабря 1989 года от сердечного приступа.
– А неофициально?
– Неофициально в конце восемьдесят шестого года Андрея Дмитриевича Сахарова срочно вызвали в Москву после семилетней ссылки, полностью реабилитировав, о чем ему сообщил лично Президент страны. Как вы думаете, зачем?
– Восемьдесят шестой год… Сразу после аварии на Чернобыльской АЭС?
– Именно, – усмехнулся ученый. – Кто еще кроме него мог понять, что происходит с обоими мирами.
– И что с ними происходило?
– Что происходит с зеркалом, если по нему эпизодически постукивать молотком? Понятное дело, что рано или поздно оно треснет. Так вот, наша Зона – это последствия атомных взрывов. Лучи, расходящиеся от трещины в междумирье. Патологический разрыв, катализатором которого явилась последняя авария на Чернобыльской АЭС. Четвертый удар атомным молотком в одно и то же место. Чем и объясняется повышенная агрессия Зоны по отношению к человеку. Неслучайно всё – аномалии, мутанты, очаги радиации – всё в Зоне пытается уничтожить человека. Это просто ответная реакция природы на раздражитель, постоянно причиняющий ей страдания…
Захаров замолчал на некоторое время. Даже не видя его лица я чувствовал – вновь прогоняя через себя результаты своих исследований, этот человек испытывает нешуточные душевные муки. Похоже, он действительно считает, что вся ответственность за появление Зоны лежит на нем. Так ли это на самом деле или нет – кто знает…
– При этом я вполне обоснованно подозреваю, – наконец произнес Захаров уже более спокойно, – что в зазеркалье – назовем его миром Бета – Зоны нет. Пока нет. А есть необъяснимые исчезновения людей и животных, которые, проваливаясь в трещину между мирами, в нашем мире – мире Альфа – становятся гуманоидными и негуманоидными мутантами.
– И вы хотите сказать, что там, в мире Бета никто ничего не замечает?
– Может и замечают, – пожал плечами Захаров. – А может и нет. По моим расчетам, трещина в мире Бета не локализована в одном месте. Там она есть ни что иное, как разбросанные по всей планете древние каналы несостыковок, расширившиеся в результате Волны Излучения в нашей Зоне. В которые словно в ловушки попадают живые существа, в нашем мире централизованно пополняющие ряды так называемых мутантов. Зона в нашем мире это своеобразное озеро, в которое стекают из мира Бета многочисленные ручейки измененной биоматерии.
– Получается, что, стреляя в ктулху, мы убиваем себе подобного?
Захаров качнул шлемом.
– Нет. Убиваем мы именно ктулху. В результате перехода через трещину в нем не остается ничего человеческого. Потому и важно закрыть эту трещину. Тогда, возможно, исчезнет и сама Зона.
– И как ее закрыть? – спросил я.
– Этого я не знаю, – сказал ученый. – Но предполагаю, что так называемый Монумент является ее основной составляющей. Так сказать, эпицентром, основным нарывом, порождающим то, что мы называем Зоной.
– И ее основной аномалией, – напомнил я.
– Видимо так, – кивнул Захаров. – По крайней мере, это более-менее стройная гипотеза, в отличие от остальных не разваливающаяся как карточный домик при попытке применить логический анализ к понятию «Зона».
Мне ничего не оставалось, как согласиться с Захаровым. Хотя мне было абсолютно все равно, подтвердится когда-либо его гипотеза, или останется досужими домыслами пожилого гения. Меня по-прежнему интересовали ответы лишь на два вопроса. К которым я не приблизился ни на сантиметр, несмотря на то, что уже успел повоевать с тремя наиболее мощными группировками Зоны. Кто я такой, Захарову выяснить не удалось – попытка разблокировать мое сознание лишь выковыряла из моей памяти странный сон-воспоминание, который запросто мог оказаться кадрами из какого-нибудь фильма, или просто причудой сознания, потревоженного вторжением в мой мозг. Поэтому оставался второй вопрос.
– Может быть вы знаете, где я могу найти Директора? – спросил я.
Я ожидал, что Захаров, как и его предшественники, попытается выяснить, для чего мне понадобился этот неведомый Директор, на имя (или должность?) которого у обитателей Зоны возникали разные неоднозначные реакции. Но ученый, казалось, ничуть не удивился моему вопросу. Удивился он другому.
– Странно все-таки, что у вас нет наколки на предплечье, – сказал он. – Просто этот же вопрос задавали мне некоторые известные сталкеры с большими латинскими буквами на руках. Из чего я сделал вывод, что так называемый Директор, Монумент, Саркофаг и центр Зоны находятся в одной и той же точке карты, расположенной к юго-востоку от Припяти.
– ЧАЭС, – задумчиво произнес я.
– Она самая. Найти Директора это то же самое, что найти Монумент, главную легенду Зоны. Которую искали многие. Но еще ни один из них не вернулся обратно, сам став при этом легендой. Оно и не удивительно. По моим расчетам под Саркофагом и сейчас радиационный фон превышает допустимые нормы в десятки и сотни раз. Это практически гарантированная лучевая болезнь. Поэтому подумайте, надо ли оно вам? Жизнь без прошлого не такая уж плохая штука. Поверьте, я бы не отказался.
Это прозвучало настолько искренне, что я не менее искренне посочувствовал пожилому ученому. Но все-таки для меня было важно узнать всё о себе. И о том, какая это тварь без спросу заблокировала мой мозг в своих целях.
А еще я дал слово Страннику.
Поэтому я просто задал следующий вопрос:
– Когда я смогу выйти отсюда?
– Понятно, – сказал Захаров. – Этому я тоже не удивляюсь. Что ж, думаю, что с вашими способностями к регенерации при наличии наших скромных возможностей, не далее чем завтра вы уже не будете фонить как среднестатистический артефакт, и сможете продолжить ваше путешествие. Кстати, предвидя ваш следующий вопрос, могу сообщить, что бывший член группировки «Воля» Циклоп нынче отказался от своих обязательств по отношению к вышеназванной группировке, и намерен сопровождать вас.
– Спасибо, обойдусь, – буркнул я. – А что с Метлой?
– Тут всё гораздо печальнее, – вздохнул ученый. – Как вы наверно знаете, при тяжелых случаях острой лучевой болезни после первичной реакции организма наступает период улучшения. Ваш друг, немного придя в себя, выразил желание уйти в Зону, мотивировав свое решение тем, что хочет умереть там, где прошла лучшая часть его жизни. Да-да, так прямо и сказал, представляете? И поскольку мы действительно пока не имеем возможности спасти жизнь человека с таким диагнозом, нам пришлось выполнить волю умирающего. Снабдив его всем необходимым сообразно его доле.
– Доле от чего?
– От принесенного хабара. Поверьте, она очень значительна, причем и в вашем случае тоже. Артефакт «фотошоп», плюс услуги по своевременной доставке заказанной нами экпериментальной машины будут хорошо оплачены. Даже за вычетом услуг за ваше лечение и содержание это составит весьма приличную сумму.
– Интересно, а если б мы ввалились к вам в таком состоянии без артефакта и танка, что бы вы сделали? – поинтересовался я. – Оставили нас валяться под воротами?
– Нет, – просто ответил ученый. – Во-первых, негигиенично, когда перед лагерем гниют трупы. А во-вторых, тем, кто того достоин, многие услуги мы оказываем в кредит. Поверьте, еще не было ни одного случая, чтобы нам не вернули долги.
Уточнять принцип сортировки достойных от недостойных я не стал. Прежде всего потому, что беседа меня изрядно утомила. Все-таки, видимо, дозу радиации от «фотошопа» я хватанул изрядную и, несмотря на лечение – а может, благодаря ему, – сейчас по телу разливалась противная слабость. Что не прошло незамеченным.
– Вижу, что вам необходимо отдохнуть, – произнес ученый, поднимаясь с кресла. – Что ж, не смею больше обременять вас своим присутствием. Увидимся.
Не успели еще затихнуть в коридоре тяжелые шаги Захарова, как я почувствовал, что меня накрывает темное одеяло сна, похожее на усыпанное звездами темно-серое небо Зоны.
* * *
Если вам кто-то скажет, что Зона – это аномалии на каждом шагу, мутанты – через два шага на третий, а артефакты валяются под ногами, словно обглоданные черепа безглазых псов, – не верьте. Этот «кто-то» много слышал о Зоне, но никогда там не был. Можно пройти, как я например сегодня, от Новоселок до Корогода, и не встретить не то что головорука, но даже лысого чернобыльского ежа. Конечно, никто не гарантирует, что, путешествуя после очередного выброса тем же маршрутом, вы вдруг не обнаружите себя на поле гравиконцентратов, выход из которого, задумчиво почесывая бороду, перекрывает неторопливый ктулху. Зона есть Зона, и случается в ее пределах всякое.
Но здесь также бывает, что, отмахав пять километров по прямой, иной сталкер задумается – а в Зоне ли я нахожусь? И не морочит ли меня, висящего на крюке под потолком, валяющийся на полу гурман-псионик, в пасть которого стекает кровь из моей разорванной артерии? Чисто глюки насылает, чтоб я не дергался, и деликатес во все стороны не разбрызгивал.
Всё, что напоминало сейчас о том, где я нахожусь, были желто-красные знаки радиационной опасности, понатыканные вдоль дороги. Некоторые на удивление новые, покрытые свежей краской. Но чаще насквозь проржавевшие и изрешеченные пулями соревнующихся в меткости зеленых новичков, каким-то чудом сумевших добраться до этих мест. Потому как ни один из здравомыслящих сталкеров не выстрелит в Памятник Зоны, установленный теми, кто ликвидировал последствия чернобыльской аварии. Всё, что делали они – теперь Памятники. К главному из которых я шел сейчас.
На мне был зеленый защитный комбинезон средней степени защиты, за плечами – полностью укомплектованный «научный рюкзак» РН-23, мечта любого сталкера, собравшегося в дальний поход в глубь Зоны, в руках – автомат «Вал», снаряженный оптикой и магазином на двадцать патронов СП-6, способных продырявить штатный «борговский» бронежилет на дистанции до четырехсот метров.
В общем, Захаров не поскупился. Более того, в моем КПК теперь имелась подробная карта подземного комплекса секретных лабораторий под Припятью, берущих начало в районе Копачей и оканчивающихся где-то за Новошепеличами. Даже я со своими заблокированными мозгами осознавал, что эта информация стоит вагона плотно утрамбованных защитных костюмов. Другой вопрос, почему Захаров не поделился этой информацией с другими сталкерами, и при этом запросто слил её в КПК первого встречного бродяги, то есть меня? Правда, как знать, может и поделился, да что толку? Зона как росла, так и растет, того и гляди Киев накроет и дальше в Европу поползет, тесня зону евро зоной деревянного российского рубля образца шестьдесят первого года. А Исполнитель желаний, он же Монумент, он же центр Зоны и ныне там. Под объектом «Укрытие», доступ к которому возможен, видимо, только через подземные лаборатории, которые снабжала и, возможно, до сих пор продолжает снабжать энергией так до конца и не уничтоженная ЧАЭС.
От самого села Корогод осталась только табличка с названием, да три полуразвалившихся дома. Судя по информации в КПК – излюбленное место обитания мутантов, которые словно легендарные вампиры в большинстве своем днем скрываются там, где темно и сыро, а по ночам шастают по Зоне в поисках свежего сталкерского мяса.
Ночь была не за горами, поэтому мне стоило позаботиться о ночлеге. Конечно, хорошая экипировка – серьезное подспорье в этих местах. Но одновременно она же может стать источником не менее серьезных проблем. Потому как подозревал я, что мало кто из одиночек, не стесненных избытком совести, откажется без свидетелей по-тихому сунуть клинок ножа под шлем беспечно дрыхнувшему, и при этом шибко богато экипированному коллеге.
Поэтому, проверив ближайший дом на наличие аномалий и зашхерившихся в подвале мутантов, я не улегся на пол, переведя систему жизнеобеспечения умного костюма в положение «сон/охрана владельца», а начал потихоньку снимать подарок Захарова, одновременно не забывая посматривать за окнами. Неудобное это дело стаскивать с себя защитный костюм, одновременно держа на прицеле ближайшее окно. Но порой это бывает необходимо.
Особенно когда твой КПК сигнализирует – за тобой идет неиндентифицированный системой ни пойми кто, обозначенный жирной желтой точкой. Причем контактировать не собирается, а просто «пасёт», четко соблюдая дистанцию в полкилометра. Значит, в курсе возможностей моего «Вала».
«Энциклопедия Зоны» подробно описывала подобную тактику отчаявшихся неудачников. Даже название для нее имелось – «Шакал». Мародер просто тупо идет за хорошо экипированным сталкером и ждет. Чего? А чего-нибудь. Брошенного за ненадобностью дешевого артефакта, дохлого волкопса, с которого убийца поленился срезать ценные уши, или трупа конкурента, с которого может много чего содрать помимо патронов и оружия отщепенец, не обремененный негласным кодексом сталкеров.
А больше всего ждет он возможностей. Которых много порой случается на относительно безопасном пути, проложенном между аномалиями более удачливым сталкером. Например, возможности пристрелить того удачливого, когда он отвлечется, забудет о «шакале» и подпустит того на расстояние выстрела.
Поэтому от обожженных Зоной полусумасшедших «шакалов» все сталкеры старались избавляться чем раньше, тем лучше.
Можно было отключить КПК и просто пойти навстречу преследователю. Осознавая, что тот не дурак, и, скорее всего, догадается при исчезновении желтой точки включить детектор жизненных форм. То есть, несмотря на отключенный наладонник потенциальной жертвы, метров за пятьдесят «шакал» все равно увидит, как и с какой стороны к нему приближается вновь возникшая на экране точка, изменившая цвет на красный. В отличие от того, кто этой точкой обозначен. Ход с вероятностью выигрыша один к ста. И то если очень повезет, преследователь окажется полным дебилом и останется на месте.
Поэтому я выбрал другой вариант.
Рюкзак, завернутый в костюм, лишь отдаленно напоминал лежащего на полу человека, но я очень надеялся, что этого окажется достаточно. Сам же я затаился в углу, положив рядом с собой выключенный фонарь, и держа на прицеле покосившуюся дверь.
Ждать пришлось недолго. Правда, произошло все не совсем так, как я ожидал.
На экране КПК я видел, как необычно толстая желтая точка медленно приблизилась к белой. После чего… внезапно разделилась.
От нее отпочковался едва заметный бледно-розовый след, который я вряд ли бы заметил, если б до боли в глазах не вглядывался в экран. Непростое это дело одновременно следить за пристегнутым к руке наладонником, повернув его экраном к себе, чтоб не отсвечивал, и одновременно контролировать дверь, совмещая контур проема с прицелом «Вала».
Дверь скрипнула еле слышно. И одновременно с этим скрипом в окно бесшумно ввалился темный ком. После чего я услышал характерный лязг металла о металл, природа которого мне была знакома – такой звук издает при стрельбе бесшумный пистолет ПБ/6П9.
Прикинув, куда мог упасть стреляющий ком, я плавно сместил прицел «Вала» и несколькими выстрелами прочесал сектор падения непонятного предмета. После чего проделал три сквозные дыры в человеческом силуэте, наконец-то появившимся в дверном проеме. Все-таки жуткая штука – бронебойная пуля. Даже защищенного бронежилетом человека с расстояния в десять метров прошивает насквозь независимо от класса защиты. Чего уж говорить о ночном убийце, не имеющем никакой защиты кроме кольчужного полотна, вшитого в подкладку кожанки.
Он даже не понял, что произошло – пули прошли через него практически не встретив сопротивления. Я смотрел, как лучи редкой в Зоне луны просвечивают сквозь аккуратные отверстия в силуэте. Убийца несколько секунд осознавал происшедшее, еще не веря в то, что убит. Осознание пришло одновременно с гибелью мозга, и, пискнув, словно раздавленная крыса, «шакал» рухнул на пол.
Но его труп меня уже не интересовал. Гораздо любопытнее было узнать, что же такое ввалилось в окно?
Подобрав с пола фонарь, я нажал на кнопку, держа на прицеле предполагаемое место дислокации загадочного предмета.
Луч света выхватил из темноты кучку материи и несуразные контуры валяющегося на полу старого бесшумного пистолета с длинным, неудобным глушителем.
Я подошел ближе.
На материи явственно различались два черных пятна – места, куда попали мои пули. Ночью кровь при свете фонаря любой мощности всегда кажется черной.
Существо, завернутое в материю, было мертво. Или притворялось таковым. Я уже знал, что в Зоне могут встретиться любые мутанты, но тратить лишний патрон на контрольный выстрел было жаль. Поэтому я просто пнул эту кучу окровавленного тряпья, готовый немедленно выстрелить в случае чего.
Стрелять не пришлось.
Материя от пинка развернулась, оказавшись крошечным балахоном, и из нее на пол выпало тельце… ребенка?
Я никогда не видел детей вживую, только на картинках в «Энциклопедии Зоны». Тело, разорванное пулями практически надвое, сильно смахивало на человеческое дитя. Но все-таки это было что-то другое.
Нависший над лысыми надбровными дугами большой лоб пересекали глубокие морщины. Крохотные ручки обвивали жгуты развитых мускулов, чего нельзя было сказать о тощих и невероятно кривых ногах, на которых вряд ли могло при жизни передвигаться самостоятельно даже это невесомое тельце.
Наверно, я еще не особо привык к результатам биологического творчества Зоны. Иначе никак не объяснить того факта, что, разглядывая трупик мутанта, я несколько запоздало отреагировал на тень, мелькнувшую в дальнем окне дома.
– Не стреляй, Снайпер, – прозвучало из темноты.
– Не буду, – сказал я, не опуская ствола. – Пока не буду. Говори, Циклоп. Если есть, что сказать.
– Есть, – сказал Циклоп, благоразумно не высовываясь. – Те, кого ты только что разделал, это наемники. Близнецы-убийцы. Вась-Вась их звали, может, слышал? Почти что легенда Зоны. Карлик на плечах братца катался в балахоне, сшитом из теплоотталкивающей пожарной робы. Чтоб на КПК не светиться, пока старший из себя манок изображает.
– Полезные сведения, – сказал я. – Особенно сейчас.
– Понятно, что когда ты их разделал, оно тебе без надобности. Однако учти, что их наняли «Всадники». Они думают, что тебя к ним подослала «Воля», и что «фотошоп» ты у них спёр.
– С какой это радости? – удивился я.
– Ты чужак в Зоне, – отозвался Циклоп. – Хрен тебя знает, зачем ты пришел из-за периметра. Может как раз за «фотошопом». Они решили, что если бы «фотошоп» «вольные» дернули, они б его в «Волю» и отнесли, а не ученым загнали.
– Интересно, как они об этом узнали?
– Разведка у них работает будь здоров. Да и без разведки сталкерская сеть что твоя пенсионерка у подъезда, всё видит и всё знает. Костюм на тебе опять же навороченный, ствол, снаряга… Видно, ради чего сталкер рискуя жизнью в лагерь «Всадников» сунулся. Я-то свою долю деньгами взял. Чтоб не светиться…
– Молодец, – сказал я. – А чего «Всадники» сами не занялись вопросом, наемников подтянули?
– У их фенакодусов вблизи загоризонтной станции мозги набекрень съезжают. Им в этих местах своего всадника сожрать что мне банку консервов схрючить. Отсюда до Чернобыля-два чуть больше двух кэмэ, люди пока что пси-воздействия не ощущают. А фенакодусы дичают, будто их никто никогда дубинами к узде не приучал.
– Все равно не понимаю, какого дьявола ты здесь сейчас делаешь, – сказал я.
– Ясен перец, что ты думаешь, будто я с Вась-Вась заодно был, – хмыкнул за стеной Циклоп. – Однако если б оно так было, что мне мешало забросить сейчас в окно пару гранат, пока ты в труселях по углам приседаешь, и спокойно отчалить, умыкнув твой модный прикид, которому «ргдэшка» по барабану? А если ты считаешь, что я Метлу подставил, так то ж Зона. Кто слабее, тот и «отмычка».
– Хорошо, – сказал я, чуть опуская ствол «Вала». – От меня тебе что надо?
– Слушай, может, поговорим по-нормальному? – спросил Циклоп. – А то я уже запарился из-за стенки орать. Того и гляди какая-нибудь радиоактивная сука припрется посмотреть, кого это тут раздирает на ночь глядя.
– Давай попробуем по-нормальному, – сказал я. – Если получится.
Циклоп появился в проеме двери. Не успел я подумать, как хорошо бы смотрелись в этом силуэте отверстия от бронебойных пуль, как шустрый сталкер сместился в сторону и присел у стены, положив автомат перед собой. Жест человека, не собирающегося стрелять. Редкое явление в Зоне.
Мне тоже пришлось опустить ствол. А после и положить на пол. Так как все-таки неудобно одевать защитный костюм, удерживая «Вал» в руке.
Невидимый в темноте Циклоп хмыкнул.
– Да уж, не думали наверно Вась-Вась, что когда-нибудь попадутся на свою же удочку. Вот тебе и блаженный с законсервированными мозгами.
– Ты так и не сказал, на кой тебе этот блаженный сдался, – напомнил я, щелкая тумблером прибора ночного видения, в данной модели костюма позволяющего видеть окружающий мир практически так же, как и при дневном свете.
– Вот держи.
Белый пластиковый контейнер проехался по полу и остановился у моих ног.
– Я на три часа позже тебя из лагеря научников вышел. За это время Захаров решил, что тебе не повредит блокиратор аномального излучения. Это доведенная до ума четвертая версия, полностью настроенный образец, позволяющий гулять под ЗГРЛС как в Москве под Останкинской башней. Правда, существует она пока в единственном экземпляре и хватит этой штуки только на то, чтобы дойти до загоризонтной радиолокационной станции. Потом защитная оболочка распадется под воздействием излучения. И останется только два варианта – либо сдохнуть под ЗГРЛС, либо уничтожить ее.
– А другого пути к центру Зоны нет? – осведомился я. – Только через эту станцию?
– Есть, конечно, – фыркнул Циклоп. – Например, обойти через Стечанку и Чистогаловку. Только скорее всего до Чистогаловки этим маршрутом доберешься уже не ты, а очень меткий зомби. В Стечанке уж полгода как стая псиоников обосновалась. Через Чернобыль-2 тоже можно попробовать. Если он, конечно, на месте. Если не на месте и снова блуждает, то вместо заброшенного военного городка на том месте будет очень реальный мираж. В который многие входили, но никто не выходил обратно. Поэтому сейчас уже мало находится психов, кто на собственной шкуре будет проверять, что перед ними – настоящий Чернобыль-2, или его проекция.
– Раньше были? – осведомился я.
– Один наемник через Лелев прошел, – пожал плечами Циклоп. – Последний он был, кто это сделал. Остальные уже по-другому ходили.
– И дошел кто-нибудь?
– Хрен его знает, – отозвался бывший член группировки «Воля». – Если кто и дошел, то обратно пока никто не вернулся. Хемуль в те места ходил, но до Монумента не добрался. Правда, он ему тогда был по барабану. У него бабу матерый псионик спёр, так он того мутанта по стене размазал, девку забрал и свалил. Сейчас жалеет, что заодно и Монумент с собой не прихватил, – хохотнул Циклоп. – А так много чего по барам брешут, всего не пересказать.
Я присел над контейнером, щелкнул накидным замком и откинул крышку. Внутри в специальном углублении лежали самые обыкновенные с виду наушники, опутанные тончайшей проволокой.
– А с другой стороны Зоны никто не пробовал пройти? – спросил я просто для того, чтобы спросить. И так ясно, что и там хода нет, иначе бы каждый кому не лень к ЧАЭС шлялся как к теще на блины.
– С севера периметр охраняют войска НАТО, – сказал Циклоп. – И у них на кордонах не срочники с АКСами стоят, а боевые роботы с тепловизорами, стреляющие во всякий движущийся объект. Как говорится, почувствуйте разницу.
– Ясно, – сказал я. – И что ты еще знаешь про эти антенны?
– Загоризонтная РЛС еще после чернобыльской аварии стала испускать излучение, срывающее диггеров с катушек, – ответил Циклоп. – Тогда много было желающих похабарить золотые и серебряные контакты из электрощитов. Только очень быстро у тех сталкеров свои контакты в башке барахлить начинали. А уж после Волны Излучения ЗГРЛС разгулялась на полную. Намного надежнее любого псионика начала превращать особо умных сталкеров в тупых зомби. Например, многие считают, что ты к антеннам ходил, и основную часть мозга там оставил.
– Если и так, то самое время за ней вернуться, – задумчиво сказал я, с недоверием шевеля пальцами паутинку между чашками наушников. Она была на удивление упругой, не скажешь по внешнему виду.
– Захаров давно бьется над защитой от излучения ЗГРЛС, – произнес Циклоп. – Видно, что жаль ему было отдавать блокиратор, но кто ж его еще испытает кроме нас?
– Нас? – переспросил я.
– Ну да, – кивнул Циклоп. – Я разве еще не сказал, что иду с тобой?
– А я сказал, что беру тебя в напарники? – удивился я.
– По мне хоть «отмычкой», – серьезно сказал Циклоп. – Без базара.
Ну и ну. Прожженный авантюрист, умеющий не только просчитывать сложные многоходовки, но и воплощать их в жизнь, вдруг просится ко мне «отмычкой»?
– И на фига оно тебе?
– Надо, – твердо сказал бывший «вольный», доставая из кармана пачку сигарет. До этого я ни разу не видел, чтобы Циклоп курил. – Смысла в жизни нету, Снайпер. Какая судьба у одиночки? Хабар собрал, на снарягу с патронами сменял – и опять в Зону артефакты собирать. Пока аномалия в фарш не превратит, или мутант на дерьмо не переработает.
Циклоп хмыкнул и, выплюнув так и не зажженную сигарету, убрал смятую пачку обратно в карман.
– А знаешь, чем живут гетман в «Воле» и Павленко в «Борге»? Тем, что вспоминают о прошлом, которое у них было ого-го какое. Это называется «есть что вспомнить». Ну а я какой хрен вспомню, если доживу до старости? Как мы со Снайпером у «Борга» танк увели? Так мне этого мало, сталкер. А вот если я будучи старым пердуном у каждой стойки рассказывать буду, как с легендой Зоны к ЗГРЛС ходил, то пусть только эта сволочь бармен попробует не налить мне стакан за счет заведения. Так что, считай, я сейчас себе на пенсию зарабатываю.
– Это я что ли легенда Зоны? – хмыкнул я.
– Она самая, – кивнул сталкер. – Будущая. Если до антенн дойдешь и назад вернешься. А я уж постараюсь чтобы дошел и вернулся. Зря что ли я из «Воли» свалил?
В словах Циклопа была существенная доля здравого смысла. Несмотря на патологическое везение, следовало признать, что сталкерского опыта у меня пока маловато. И идти с таким багажом знаний и опыта к ЧАЭС, откуда не вернулись матерые сталкеры, знающие Зону как свои пять пальцев, было по меньшей мере самонадеянно. Удача она ведь как патроны – пока они есть, ты герой. А потом, когда они кончаются, по закону подлости на дороге появляется ктулху. Или еще какая-нибудь радиоактивная пакость.
– Ну хорошо, – сдался я. – Предположим, пошли мы вместе. И как ты предлагаешь вдвоем мимо антенн идти? Блокиратор-то один.
– Блокиратор один, – согласился Циклоп. – Плюс у тебя в костюме своя встроенная защита от аномальных излучений имеется, хоть и хреновенькая по сравнению с блокиратором Захарова. Всего этого вместе должно хватить, чтобы подойти к ЗГРЛС вплотную.
– И отключить?
Циклоп покачал головой.
– Отключить ее невозможно. После того, как один сталкер разок ухитрился отключить антенны, фанатики Монумента их снова врубили, и завалили входы в командный центр. Им ЗГРЛС нипочем. Они слуги Зоны, и вообще непонятно, люди это, зомби или биороботы какие. Но у меня там за стенкой, – сталкер кивнул головой в сторону двери, – рюкзачок. А в рюкзачке средство надежное. Чтобы успокоить ту загоризонтную станцию раз и навсегда. Сходим, посмотрим?
– Давай сходим…
У стены дома лицом вниз лежал труп человека, почти полностью скрывшийся под наваленными на него рюкзаками. Только вымазанные в спекшейся крови волосы торчали из-под зеленого клапана нижнего рюкзака.
– Яйцеголовые у своего лагеря какой-то тоннель копали, так одного из них балкой по башке треснуло. Он до выброса вылезти не успел, и как раз на входе в тоннель загнулся. А я когда за тобой бежал, на труп наткнулся.
Циклоп откинул клапан верхнего рюкзака и, достав продолговатый предмет, протянул его мне.
– А в тоннеле вот этого – залежи.
На брикете было написано: BLOCK DEMOLITION M2 (TETRYTOL) MUST BE DETONATED BY. CORPS OF ENGINEERS U.S. ARMY BLASTING CAP 1 BLIOCK = SIX 1/2 LB TNT BLOCK.
– Нехило, – покачал я головой. – Подрывной блок тетритола, взрывчатки американского инженерного корпуса. Один блок равен почти полутора килограммам тротила.
– Ничего себе, – с уважением посмотрел на меня Циклоп, – ты и по-пиндосски шаришь… Интересно было бы узнать, откуда ты такой умный взялся.
Я пожал плечами.
– За тем и иду к Монументу, чтобы это выяснить.
– Ну да, – рассеянно сказал бывший «вольный». – Расскажи-ка мне, Монумент, куда делись мои мозги… Ну ладно, это твое дело. В общем, я и подумал – на фига нам обходные пути искать, когда можно эту ЗГРЛС просто взорвать к такой-то маме.
– Ну а как насчет того, что в легенды Зоны стрелять нельзя? – осведомился я.
– Стрелять нельзя, – согласился Циклоп. – Но ведь взрывать-то их никто не пробовал. Ты первый будешь.
– А ты где будешь в это время?
– Я тебя прикрою, – просто сказал бывший «вольный». И добавил: – С безопасного расстояния.
Ловким движением Циклоп отстегнул от кучи рюкзаков длинный чехол и, любовно проведя по нему ладонью, закинул его за спину. После чего пояснил:
– С СВДэшкой за спиной тебе никакие фанатики Монумента не страшны. Снайперов же ихних мы попробуем снять до того, как они нас подстрелят. На то у нас тоже пара козырей имеется.
Я посмотрел на труп.
– Складно у тебя все получается.
– Не доверяешь? – хмыкнул Циклоп, сверкнув в темноте единственным глазом. – Правильно делаешь. В Зоне никому доверять нельзя. Но верить иногда можно. Тем более, когда других вариантов нет. Если же тебе с «рюкзаком» таскаться впадлу, то не парься, я не брезгливый, до контрольной точки донесу. Только дальше сам попрешь полный вес. Идет?
Я пожал плечами. Потом глянул на КПК и зевнул.
– Договорились, – сказал я. – И уж коль ты сам записал себя в «отмычки», то я спать, а ты в караул. Остаток ночи делим по три часа на брата. Идет?
У акустики моего защитного костюма был отличный прием внешних звуковых колебаний – я отчетливо услышал, как скрипнули зубы Циклопа. Потом он буркнул:
– Идет, – и извлек из недр рюкзачной кучи немецкий автомат МР5, гораздо более пригодный для ночного охранения, нежели СВД.
Я же повернулся и ушел в дом. Циклоп, без сомнения, был более чем опытным сталкером, но лишний раз находиться рядом с ним мне было как-то неприятно.
* * *
Мутный рассвет застал меня за обычным занятием – чтением «Энциклопедии Зоны» одновременно с пережевыванием безвкусных сублиматов на основе хлореллы из научного рюкзака. Безусловно полезный, но на редкость безвкусный завтрак. Примерно как картон, только картон вкуснее.
Мои попытки отыскать в «Энциклопедии» подробную информацию о фанатиках Монумента оказались тщетными. Так, несколько фраз, практически не несущих никакой полезной информации:
«Фанатики Монумента. Система организации непонятна, главари неизвестны. На контакт с военными и сталкерами не выходит, торговых операций не ведет. Однако обладает наиболее современным вооружением и защитным снаряжением по сравнению с другими группировками. Примерная численность от 1000 боеспособных единиц. С момента начала освоения Зоны контролирует наиболее удобный подход к ЧАЭС со стороны ЗГРЛС и города Припять, уничтожая тех, кто пытается проникнуть в эти сектора. Необъяснима невосприимчивость членов группировки к радиации и аномальным излучениям, что позволяет заподозрить в них мутировавшие организмы. Версия неподтвержденная, так как раненых и убитых «монументовцы» уносят с собой, исключая возможность индентификации и исследования тел. Слухи о том, что члены группировки молятся Монументу, остаются неподтвержденными, так как контактов с «монументовцами» нет до сих пор».
Очень интересно. Судя по карте, солидный кусок Зоны охраняется целой армией хорошо вооруженных эээ… псевдолюдей, обладающих экстремальными способностями. Которых, судя по «Энциклопедии» и отрывочным рассказам, никто толком не видел. Так, ходячие экзоскелеты, умеющие мастерски отстреливать мишени, движущиеся к центру Зоны. И сейчас этими потенциальными мишенями готовились стать мы с Циклопом.
КПК тихонько пискнул, сигнализируя, что три часа, отпущенные Циклопу на сон, миновали. Я обернулся – и не особенно удивился, увидев бывшего «вольного», деловито пристраивающего себе на спину жутковатый «рюкзак». При этом Циклоп еще умудрялся словно удав постепенно заглатывать импортный белковый батончик в шоколадной глазури. Завтрак не отходя от кассы. В смысле, от трупа, сильно облегченного Зоной.
Циклоп закончил сборы, подпрыгнул, проверяя, не болтается ли чего, проглотил остатки завтрака, дослал патрон в патронник своего МР5, и подмигнул мне единственным глазом:
– Ну что, Снайпер, пустишь «отмычку» вперед?
От его вчерашнего раздражения не осталось и следа. Я покачал головой.
– Пойдешь замыкающим.
И, не вдаваясь в разговоры, поднялся на ноги, повернулся и пошел туда, где, судя по карте, должна была находиться загоризонтная радиолокационная станция «Дуга-1». Судя по еле слышному звуку шагов, Циклоп не отставал. Однако через сотню метров он догнал меня и пошел рядом.
– Не ходят так по Зоне, – укоризненно сказал он. – Это ж тебе не парк культуры и отдыха.
– Если ты про аномалии, то датчики костюма их распознают, – сказал я. И, предвидя возражения Циклопа, добавил: – К тому же я их чувствую. Некоторые.
– Некоторые и я чувствую, – проворчал Циклоп. – Походишь с мое по Зоне…
В этот момент у меня слегка засвербили корни волос за ушами. Такое бывает, когда кто-то пристально смотрит тебе в затылок, и от этого необъяснимо хочется обернуться.
Однако оборачиваться я не стал, совершив немыслимый кульбит – падая на землю, извернулся в воздухе и умудрился, нажимая на спусковой крючок «Вала», одновременно левой рукой ухватить Циклопа за отворот комбинезона и увлечь за собой.
Над нашими головами просвистело что-то вязкое и прозрачное. А потом я увидел, как веер бронебойных пуль моего «Вала» пересек гибкое тело, летящее прямо на нас.
В воздух брызнули фонтанчики черной крови, и на землю рядом с нами брякнулся мертвый мутант. Даже с оторванной нижней челюстью труп очень напоминал огромную кошку, изображение которой я видел в «Энциклопедии».
– Один-один, – произнес Циклоп, поднимаясь с земли. – Ты только что грохнул крысь. Я спас твою задницу у лагеря «Всадников», а ты сейчас мою. Долг Жизни уплачен, теперь мы друг другу ничего не должны. Кроме нашего договора, конечно. Жуткая тварь, если честно. Слюна из защечных мешков крыси сразу начинает переваривать мясо, в которое плюнула хозяйка. Той остается только подойти и сожрать готовый «Вискас»… А вот это писец…
Я не сразу понял, какого такого песца имеет в виду мой спутник, вроде, о мутировавших песцах в «Энциклопедии» ничего не говорилось. Но через мгновение и я увидел…
Крысь не охотилась. Она расчищала себе дорогу. Просто ей некогда, да и некуда было сворачивать, чтобы обогнуть нас, ведь по ее следам неслась свора волкопсов. Таких же огромных, как и первый мутант, застреленный мной из пулемета на блокпосту «Борга».
Их было штук сто, не меньше. В движении они напоминали единый организм, состоящий из спин, покрытых язвами, струпьями и кусками отслоившейся шкуры.
– Гон волкособак, – выдохнул Циклоп. – Их ЗГРЛС позвала… Бегом!
И мы рванули.
Шансов убежать от стаи мутировавших тварей не было никаких – мы выигрывали у них метров двести от силы. Даже несмотря на то, что Циклоп выдернул из карманов две РГДэшки, и с силой швырнул их назад. Грохот взрывов перекрыл многоголосый вой и утробное рычание мутантов, нечасто встречающихся в Зоне. Особенно в таком количестве.
Нам тоже некуда было свернуть. Мы бежали по дороге, с одной стороны которой был двухметровый откос, с другой – болото с торчащей из него крышей кабины затонувшего бульдозера. Единственной нашей надеждой был мост, маячивший впереди. Мы поняли друг друга без слов – если удастся с ходу нырнуть под него и укрыться за сваями, то есть шанс, что часть тварей промчится по настилу. А те, кто последуют за нами, получат свою порцию свинца в облезлые бока.
Но для этого нужно было очень сильно постараться.
И мы старались. Подозреваю, что вряд ли я бегал с такой скоростью в том отрезке жизни, память о которой мне кто-то заботливо законсервировал. Потому, что если б и бегал, то вряд ли дожил бы до сегодняшнего дня.
Система жизнеобеспечения моего навороченного костюма явно не справлялась с вентиляцией, и бешено колотящееся сердце то и дело норовило ткнуться во внутреннюю поверхность зубов. Я задыхался, кляня про себя ученых. И тех, кто изобрел такой дурацкий костюм, и тех, кто в свое время додумался проводить научные эксперименты в зоне отчуждения.
Циклопу приходилось немного легче, чем мне. В своем легком «вольном» бронекостюме, не обремененном заумными системами фильтрации воздуха и кондиционирования, он со своим огромным «рюкзаком» за плечами мчался словно воздушный шар, о котором писал какой-то древний автор из папки «Литература» в КПК, роман которого я так и не смог дочитать.
Я видел боковым зрением, что Циклоп вырвался вперед на полметра… и вдруг застыл на месте, так и не опустив на землю левую ногу. В следующую секунду и я понял, что и сам застреваю в воздухе, словно в густом киселе. Рванувшись назад… я не продвинулся ни на миллиметр, так же как и бывший «вольный» намертво застыв на месте.
– Аномалия… «Тормоз», – прохрипел Циклоп, с усилием ворочая нижней челюстью. – Теперь… точно хана… если не отпустит…
Я заметил, что вместе со мной замер и весь остальной видимый мир. Перестали шевелить ветками тревожимые ветром кривые деревья на склоне, на небе замерли вечные черные тучи Зоны, на дороге, ведущей к мосту, словно нарисованная, застыла тень пролетающей птицы, напоминающая черный крест, намалеванный рядом с чьей-то пожелтевшей от времени костью…
Как-то сразу я понял, что мир, так не вовремя замерший для нас, вовсе не впал в ступор для настигающих нас псов. И рванулся что было сил, надеясь неизвестно на что.
И чуть не упал.
Мир сместился – и замер снова. Я заметил, как тень птицы накрыла лежащую на дороге кость – рассматривать остальной окружающий пейзаж не было времени. Значит, не все потеряно!
Новый рывок! Еще! И еще!
Вязкая плоть аномалии нехотя поддавалась моим рывкам, словно сейчас мои судорожные движения управляли тем, что происходило вокруг. Картинка, схватываемая глазом, также смещалась рывками – но смещалась!
Еще немного!..
Аномалия неохотно отпустила меня, и я буквально вывалился из нее на дорогу. И сразу услышал глухое многоголосое рычание за спиной.
Оборачиваться времени не было – я лишь быстро мотнул головой, ловя краем глаза приближающуюся биомассу мутантов.
До них оставались считаные метры.
Как и до моста впереди…
Впоследствии я не мог вспомнить, как добежал до спасительного укрытия и, съехав, вероятно на спине, по невысокому обрыву, сумел втиснуться под дощатый настил. Первое, что я осознал, оказавшись в нише под мостом, был вырванный пулей пучок слипшихся от крови волос, шлепнувшийся в бронестекло моего шлема.
Циклоп уже сидел в импровизированном укрытии и палил из своего МР5 в волкособак, скатывающихся с обрыва прямо в ленивый кисель радиоактивного болотца. И хотя основная масса стаи грохотала когтями по деревянному настилу над нашими головами, не поместившиеся на мосту твари сыпались по обе стороны от нас в изрядном количестве.
Не видя смысла в трате боезапаса по принципу «Борга» – видишь мутанта, стреляй, – я выхватил из специального чехла штатный нож для выживания, прилагающийся к защитному костюму, и, схватив за кожу под челюстью первую тварь, сунувшую свою оскаленную пасть под мост с моей стороны, одним движением почти полностью снес ей голову, после чего пинком отбросил от себя. Над кровоточащим трупом сразу же образовалась куча из волкопёсьих тел – твари спешили урвать свой кусок неожиданной добычи.
«Тоже сталкеры, – промелькнула мысль у меня в голове. – Их тоже позвала и изменила Зона. Им тоже надо есть и выживать. И практически неважно, что есть, и как выживать».
Следующим аналогичным движением я отправил добавку в шевелящуюся кучу.
А потом я услышал витиеватые матюги, значение которых тоже приводилось в «Энциклопедии». Однако комбинация, которую проорал за моей спиной Циклоп, на мой взгляд, вообще не поддавалась смысловой расшифровке.
Обернувшись, я увидел, что на руке сталкера висит волкопёс средних размеров. Понятно. Пока Циклоп менял магазин автомата, тварь в него и вцепилась.
Рыбкой метнувшись вперед, я ухитрился воткнуть нож в глаз твари и, просунув клинок как можно глубже в череп, повернуть и рвануть его назад под углом. Конечно, будь в моей руке «Бритва», череп мутанта просто распался бы надвое. Сейчас же мне удалось лишь повредить мозг твари. К счастью, ту его часть, что отвечала за хватательный рефлекс.
Циклоп стряхнул мутанта с руки и, выдернув неповрежденной правой пистолет «Форт» из кобуры на поясе, тремя выстрелами окончательно разнес волкопсу остатки башки.
– Спасибо, – бросил он через плечо. – Сочтемся.
И застонал. Из прокушенной и полуоторванной мышцы между большим и указательным пальцем его левой руки хлестала кровь.
Я взглянул назад. «Мои» мутанты, грызясь между собой, скатились вниз по обрыву и, закончив битву над останками бывших товарищей по стае, вдруг словно по команде вытянули морды в ту сторону, куда направлялись мы.
К загоризонтной станции.
Я ощутил неприятное покалывание в висках и легкое головокружение.
– ЗГРЛС недалеко, – прохрипел Циклоп, пытаясь одновременно прижать к ране отвалившийся кусок мяса, и при этом не выпустить из руки пистолет.
Однако это было уже лишнее. «Его» волкопсы тоже услышали Зов загоризонтной станции и, войдя в затхлую воду болотца, довольно шустро поплыли к противоположному берегу.
Я не стал смотреть, сколько из них доплывет, а сколько утонет в отравленной воде. Нужно было действовать, пока Циклоп не истек кровью. А значит, нужно было перестать думать. Я уже изучил свой организм на предмет действия в экстремальной ситуации. Выброси из головы мысли – и он сделает всё за тебя сам.
Так случилось и на этот раз.
– Где? – выдохнул я.
Циклоп понял меня без слов.
– Правый крайний.
Откинуть клапан правого рюкзака, выдернуть аптечку, упакованную в красный контейнер, перехватить жгутом бицепс раненого сталкера, расстегнув специально предназначенный для таких случаев клапан на комбинезоне, вкатить ему в плечо содержимое трех шприц-тюбиков с противостолбнячной сывороткой, мощным антибиотиком и анастетиком… Всё это заняло меньше минуты. Еще столько же ушло на обработку раны, и еще один укол местного обезболивающего.
– Готов? – спросил я, надрывая пакетик с шовным материалом.
– Штопай, – криво усмехнулся бледным лицом Циклоп. В свободной руке он всё еще сжимал пистолет. Крепко, до побелевших ногтей. Нормальная реакция опытного бойца – если ранена одна рука, отключи боль меньшей болью в здоровой руке. – Сноровка у тебя, Снайпер, прям как у Болотника. Врач у нас такой есть в Зоне, местная знаменитость. Сам пристрелит, сам залатает.
Я ничего не ответил. Свободный от мыслей мозг был занят другим. Сноровисто – будто всю жизнь только полевой хирургией и занимался – я соединил края раны и наложил шесть швов. После чего забинтовал кисть.
И разрешил себе думать.
– Лихо, – с удивлением в голосе сказал Циклоп, рассматривая свежеперебинтованную руку и пытаясь осторожно шевелить пальцами. – Жаль, спецаптечки у того мертвого ботаника не было. В ней помимо всего прочего регенерон имеется, из морских звезд его добывают. За день сквозные раны заживают, не то что эта. А знаешь, когда волчара мне кисть разлохматил, было совсем не больно. Только будто током по руке шарахнуло.
– Это он нерв порвал. Когда в этом месте ножом по руке полоснут – то же самое, – неожиданно для себя сказал я. И не удивился сказанному. За время, проведенное в Зоне, ножом по рукам меня не резали. Значит, снова прорыв сквозь барьеры в мозгу. Что ж, я уже успел привыкнуть к знаниям, появляющимся из ниоткуда. И даже, похоже, научился ими пользоваться по мере необходимости. Только бы вот знать наверняка, что я знаю, а что нет.
– Круто у тебя в башке напихано всего, что касаемо войны, – эхом моих мыслей отозвался Циклоп. – Думаю, с таким багажом мы точно до Монумента доберемся.
Я промолчал. «Энциклопедия Зоны», написанная кровью многих сталкеров, категорически не советовала строить проекции в будущее. Суеверия в Зоне приобретали особое значение. Наверно потому, что всегда исполнялись. Поэтому я лишь снял жгут с руки Циклопа, бросил аптечку обратно в его рюкзак, стараясь не касаться основного «рюкзака», и, перехватив поудобнее «Вал», вылез из-под моста.
* * *
Вокруг было тихо. Только мост, болотце и кровь. На мосту, под мостом и на воде – там, где форсировали болото раненые нами и собратьями волкопсы. Нормальный пейзаж для Зоны.
– А знаешь, говорят, что богатые в «Тормоз» не попадают, – вдруг сказал Циклоп. – Просто не попадают – и все. Такая вот шкурная аномалия.
Я рассеянно кивнул. «Тормоз» остался позади, и вряд ли стоило сейчас разговаривать о том, что было уже в прошлом. Ведь там, за мостом, нас ждало неизвестное будущее. Воплощенное в большом и когда-то желтом знаке радиационной опасности, торчащем сбоку от дороги сразу за мостом. Со знака кто-то небрежно соскоблил краску и намалевал черным:
«Территория группировки «Монумент». Проход воспрещен! Предупреждение для нарушителей – ведется огонь на поражение!»
Словно в подтверждение этих слов в относительной близости за мостом распорола воздух длинная пулеметная очередь. Потом послышался шум вертолетных винтов, ухнул взрыв. Затем сразу за ним началась беспорядочная трескотня автоматов, перемежаемая криками раненых.
– Началось, – хмыкнул Циклоп. – Значит, и нам пора.
– Что началось? – повернулся я к сталкеру.
– Очередная попытка вояк из ОСНГ разобраться с фанатиками Монумента. Только хрена у них чего выйдет. Но это уже не наша забота.
– У тебя всегда всё на два хода вперед просчитано? – спросил я.
– В Зоне ничего просчитать нельзя, – серьезно произнес Циклоп. – Она сама все за нас просчитывает. Я только сопоставляю факты. Например, вчера от диспетчера «Воли» всем членам группировки поступило предупреждение, что в район Корогода соваться не стоит. Это что может значить? Первое: на группировку «Монумент» никто серьезно дернуться давно не смеет, кроме военных. Второе: погода после выброса обычно нормальная, лётная. Значит, что? Значит, скорее всего, кто-то из «Воли» пронюхал про войсковую операцию по зачистке территории.
– А ты, стало быть, при выходе из «Воли» с их волны не слез?
– Что я, дурной что ли? – сказал Циклоп, бережно доставая из рюкзака черный цилиндр сантиметров в сорок длиной. Потом он неожиданно поцеловал его и принялся распаковывать СВД.
– Это что за нежности с продолговатыми предметами? – поинтересовался я.
– Сразу видать, что тебе за периметром мозги отшибли, – буркнул Циклоп. – Подарок это, которому цены нет. Штатный глушитель к СВД. Редчайшая вещь. Друг подарил, бывший командир роты глубинной разведки, который на Большой земле почитай во всех локальных войнах отметился. И к ней же – лазерный целеуказатель. Так что это теперь не просто снайперка, а подарок судьбы. С которым у нас появляется шанс пройти мимо ЗГРЛС.
– Интересно, почему более современных снайперок в Зоне нет? – между делом бросил я, изучая в бинокль предстоящий маршрут.
– Потому, что снайперы жить хотят, – сказал Циклоп, присоединяя свой эксклюзивный глушитель к винтовке. – Знаешь, сколько здесь простая СВД стоит? То-то же. И ту не достать. А достал – ходи да оглядывайся, чтоб тебя за нее в спину не грохнули. К тому же если к ходовым моделям оружия еще можно патроны найти, то к новым хрен ты их где нароешь.
Я не стал напоминать о виденном мной изобилии новейших орудий смерти на складе у Монстра. И так ясно, что из каждого правила бывают исключения.
Между тем бойня на фоне гигантских антенн загоризонтной станции набирала силу.
Сразу за мостом начиналась вполне приличная для Зоны асфальтовая дорога без особо глубоких выбоин и с минимумом растительности, пробившейся сквозь трещины в покрытии. Где-то километра через полтора эта дорога упиралась в металлические ворота с когда-то красной звездой, облезшей от обилия кислотных дождей, но, тем не менее, хорошо различимой в бинокль. По обе стороны от ворот тянулся забор бывшей воинской части, на территории которой и располагалась легендарная ЗГРЛС. Про себя я отметил, что ежели попалась тебе в Зоне заброшенная ВЧ, то вне зависимости от ее состояния соваться туда без надобности не стоит – по-любому наткнешься на бандитов, различающихся лишь униформой, вооружением и ими же придуманными законами. Суть-то не меняется – каждый пытается урвать от Зоны кусок пожирнее, и спрятать его понадежнее.
Интересно, «монументовцы» исключение? Или такие же, как все остальные?
Над забором бывшей части возвышались самодельные наблюдательные вышки, крайне небрежно сколоченные из досок. Странный штрих. Судя по сведениям из «Энциклопедии», столь серьезное формирование, как группировка «Монумент», должно было бы более серьезно относиться к безопасности своей базы.
Мои сомнения в способностях группировки, охраняющей подходы к центру Зоны, развеялись в следующий миг.
Базу атаковало звено из трех вертолетов Ка-50, прозванных «Черными акулами». Я как-то даже удивился вначале – для того, чтобы сровнять с землей территорию бывшей воинской части вместе с ЗГРЛС, вполне хватило бы огневой мощи и одной такой машины. Однако было очевидно, что по мере приближения к гигантским антеннам с пилотами «Черных акул» начинало твориться что-то неладное.
Нос головной машины звена вдруг начал рыскать из стороны в сторону, словно вертолет, как безглазая собака, принюхивался к цели, и всё не мог уловить запаха жертвы. Идущие следом вертолеты нерешительно зависли в воздухе. Наконец пилот головной машины решился – от вертолета отделилась ракета, ушедшая мимо цели, куда-то далеко за территорию базы.
В ответ на это словно по команде от каждой вышки взметнулись вверх тонкие белые полосы инверсионных следов, которые в таких случаях оставляет ракета земля-воздух, выпущенная из переносного зенитно-ракетного комплекса.
Головной вертолет заметался, пытаясь уйти от выпущенных ракет, чуть не волчком завертевшись в воздухе. Но маневр не удался – двойная атака ПЗРК и загоризонтной станции оказалась не по силам пилоту.
«Черная акула» превратилась в огненный шар. Два оставшихся воздушных монстра развернулись, уходя из опасной зоны. Вслед им также потянулись белые нити, но на этот раз они не достигли цели. Вероятно, существовала какая-то невидимая граница, при пересечении которой переставала действовать противоаномальная защита бронекостюмов пилотов. Покинув опасную зону, вертолеты грамотно ушли от атаки и, развернувшись, зависли в воздухе, уже недосягаемые для ракетных комплексов «монументовцев».
Чего нельзя было сказать о ракетах Ка-50.
Ответный залп двух вертолетов накрыл территорию части…
Однако, ожидаемого моря огня не случилось. Взорвалась лишь одна ракета, разметав какое-то невидимое для меня здание – я лишь наблюдал, как поднялась над забором и разломилась надвое в воздухе металлическая крыша. Остальные, видимо, просто упали на землю продолговатыми кусками металла.
– Вот оно, – прорычал Циклоп. – Вот почему невозможно выбить членов группировки «Монумент» с их позиций. Говорят, у них есть какая-то импульсная установка, препятствующая избыточному выделению энергии. Автоматически реагирует на снаряды, ракеты и бомбы. Поэтому…
– Поэтому если мы хотим добраться до ЗГРЛС, то, наверно, самое время.
– Точно, Снайпер! – произнес Циклоп. – Рванули!
И мы рванули было…
Но ушли недалеко.
Я первый увидел блеск оптики на ближайшей вышке и, уйдя в сторону, свалился в воронку рядом с дорогой – кто-то в свое время безуспешно пытался накрыть загоризонтную станцию чем-то дальнобойным и крупнокалиберным. Вслед за мной туда же рухнул Циклоп.
– Бдят, суки, – прокряхтел он, скидывая с себя «рюкзак» с поклажей и изучая пулевое отверстие в шее облегченного Зоной трупа. – Пару сантиметров левее – и дырка была бы в моей артерии.
– И что дальше? – поинтересовался я. – Снайперская дуэль?
– Именно, – осклабился Циклоп, освобождая от рюкзаков многострадального мертвеца. Покончив с этим занятием, он посмотрел на меня, потом на СВД, потом снова на меня. После чего протянул мне винтовку.
– В общем так. Я отвлекаю – ты стреляешь. Готов?
Еще не очень представляя, как Циклоп собирается отвлекать снайпера на вышке, я на всякий случай кивнул. И лишь когда бывший член группировки «Воля», схватив под микитки мертвого ученого, рванул его кверху словно куклу, я понял, что сейчас будет.
Но спорить времени уже не было. Я лишь успел дослать патрон в патронник винтовки и увидеть, как веером засохших кровавых сгустков взорвалась голова трупа.
А потом сработали мои рефлексы.
У меня была секунда, пока самозарядная снайперка «монументовца» автоматически досылает новый патрон из магазина в патронник. И я постарался использовать ее с максимальным результатом.
Рывок, одновременно приникая глазом к прицелу. Сетка дальномера, совмещенная с полуростовой фигурой на вышке, возвышающейся над деревянным ограждением площадки. Мысленное «черт, тыща триста метров, предельная дальность». Отключение мыслей с одновременным приходом ощущения себя пулей. Посыл себя в цель посредством быстрого, но плавного нажатия на спусковой крючок…
Я почувствовал стремительный полет, пока перед моим лицом не оказалось бронестекло экзоскелета. Потом мир заполнила кровь. Но меня уже не было в том мире.
Совмещать дальномер с фигурами на других вышках было бесполезно – они были дальше предельной прицельной дальности поражения. Но это уже было не нужно.
Я был поделен на девять оставшихся в магазине частей, и сейчас по частям расходовал себя, зачищая вышки от тех, кто хотел убить меня. Я чувствовал это желание даже через расстояние в без малого полтора километра. Я свинцовой кожей ощущал его, приближаясь к забралам экзоскелетов. Я был уверен, что такой концентрированной жаждой убийства не может быть наполнен мозг человека. Поэтому я без капли сожаления вонзался в эти мозги, переполненные ненавистью ко всему живому.
А потом я просто сполз на дно воронки, прислонил СВД с пустым магазином к ближайшему рюкзаку, откинул бронестекло костюма и присосался к фляжке с водой. И не отрывался от нее до тех пор, пока она не опустела.
Потом я завинтил крышку фляги и увидел глаз Циклопа.
– Охренеть, – сказал хозяин глаза. – Я и не знал, что из нее можно долбить очередями, как из автомата. Ты все десять вышек зачистил?
Я кивнул, медленно отходя от боевого транса.
– Слушай, реально – когда ты вспомнишь, где заканчивал курсы киллеров, скинешь мне на КПК адресок? Очень нужно.
Я пожал плечами. Понятно, что вопрос был задан чисто ради языком почесать. Хотя времени на это нет ни секунды лишней.
– Дальше что?
– Дальше вот что.
Циклоп выдернул из рюкзака и бросил мне сталкерский пояс с четырьмя контейнерами для артефактов.
– «Рюкзака» у нас больше нет – без головы у трупа вес возвращается, а рюкзачные способности наоборот пропадают. Так что давай надевай.
– Что здесь? – спросил я, примеривая на себя пояс.
– Артефакты. Два немного облегчают носимый вес, два снижают последствия облучения, чтоб ты из-за первых двух не загнулся от радиации раньше времени. Не «рюкзак», конечно, но переть взрывчатку всяко легче будет. И блокиратор на башку не забудь, а то уже отсюда через защиту костюма чувствуется, как ЗГРЛС пытается мозг вынести.
Я аккуратно снял шлем, стараясь не особо высовывать макушку за край воронки, и осторожно примостил себе на голову наушники Захарова, снабженные металлической паутинкой. После чего водрузил шлем обратно.
– А ты чем займешься? – поинтересовался я, проверяя магазин своего «Вала».
– Прикрывать тебя буду, – хмыкнул Циклоп. – Только переберусь в воронку поближе к антеннам – у меня ж таких способностей нет. Значит смотри. Доберись до ЗГРЛС, скинь взрывчатку около ближайшей опоры, и бегом назад. Метров за двести отбежишь, ховайся куда-нибудь и стреляй разрывными по рюкзакам. Промежуточные тетриловые детонаторы…
– Подрывают заряд при воздействии пламени, сильных ударов и простреле заряда пулей, – закончил я за него, застегивая пряжку на поясе.
– Точно, – ухмыльнулся краем рта Циклоп, и усмешка его мне не понравилась. – А «Мухой» вынесешь ворота.
– Артефактом?
– Нет, лучше этим, – сказал Циклоп, извлекая из рюкзака ручной гранатомет. – Хотя артефактом было бы, конечно, удобнее.
– А ты неплохо подготовился к походу, – отметил я, переводя гранатомет в боевое положение.
Циклоп ничего не ответил – он менял магазин СВД.
Да и времени для разговоров не было. Наверняка «монументовцы» уже отметили отсутствие активности на вышках, и сейчас к ним, неуклюже переваливаясь, бегут тяжелые экзоскелеты ни пойми с кем внутри.
На мне экзоскелета не было. Стало быть, у меня имелась небольшая фора.
Которую я и использовал, закинув на плечо «Вал», подхватив на сгиб локтя правой руки рюкзаки с взрывчаткой, зацепив в левую взведенную «Муху», выскочив из воронки, и припустив что есть мочи по направлению к воротам со звездой.
– Хорошо идешь, сталкер! – раздался внутри моего шлема голос Циклопа. – Так держать!
Я вполне обоснованно подозревал, что одноглазый издевается. Думаю, со стороны я сильно смахивал на снарка, где-то зачем-то умыкнувшего изрядное количество сталкерского барахла. Рюкзаки, несмотря на облегчающие вес артефакты, сильно перевешивали вправо, и мне приходилось бежать левым боком вперед, стараясь ненароком не зацепить спусковой рычаг гранатомета. Снарк да и только.
Я слышал, как тяжело дышит Циклоп за моей спиной – не иначе, сокращает расстояние, слегка балдея от кровопотери и действия препаратов из аптечки. Потом я услышал хлопок приглушенного выстрела за спиной. И еще один.
– Поднажми, Снайпер, – задыхаясь, прохрипел Циклоп. – «Монументовцы» на вышки лезут. А меня… на всех не хватит.
Я поднажал. До черных пятен, заплясавших перед глазами. Как совсем недавно от стаи волкопсов, только немножко быстрее. Может потому, что цель была уже очень близка. Когда видишь цель – оно всегда быстрее бежится навстречу.
«350 метров» – мигнул дальномер в правом верхнем углу бронестекла моего шлема. «300 метров»… «250…».
Всё! Больше не могу!
Я швырнул рюкзаки на землю и, рухнув на одно колено, нажал на спусковой рычаг шептала «Мухи», задрав прицел намного выше линии ворот. Будь что будет!
– И пока летит – отдыхай, – прокомментировал мои действия Циклоп.
Отдыхать пришлось недолго. Противотанковая реактивная граната врезалась в основание ворот и вынесла их, словно они были бумажными. Проход открыт. Отдых закончился. И я, отбросив бесполезную теперь трубу гранатомета, снова подхватил рюкзаки и бросился вперед.
Еще три хлопка за моей спиной подтвердили мои опасения. Времени смотреть на сторожевые вышки не было, этим сейчас вместо меня занимался Циклоп, разглядывая их через оптику СВД. Мне же оставалось одно – бежать. Бежать, видя перед собой лишь медленно приближающиеся громады антенн загоризонтной радиолокационной станции.
Я не помню, как миновал дыру в заборе, на месте которой только что стояли ворота. Я плохо помню, как несся через захламленную трубами, балками, вагончиками и ржавой техникой территорию бывшей воинской части. Я лишь приседал, уворачивался от вражеских пуль, летящих в меня, и бежал, бежал, бежал… Меня наподдала в спину взрывная волна гранаты, придав мне кратковременное ускорение, но я не обернулся посмотреть на того, кто ее бросил.
Мне было не до этого.
Я был очень занят.
Я бежал.
Пока явственно не начал различать грязно-желтую ржавчину на опорах гигантских антенн ЗГРЛС.
Еще рывок – и вот я у цели!
Пуля цзинькнула о металл опоры, но это было уже неважно. Главное, не подвел блокиратор Захарова, и мои мозги пока что не сварились в черепной коробке, словно в кастрюле.
А еще я добрался до цели!
Оставалось немногое – не упасть сейчас от усталости и не сдохнуть прямо под ЗГРЛС, а правильно распределить заряды. И потом попытаться свалить отсюда.
Еще до своего забега я прикинул, что содержимого рюкзаков хватит, чтобы свалить как минимум две опоры. Вполне достаточно будет, чтобы хотя бы на время ослабить аномальное излучение ЗГРЛС, а может, и вообще ее уничтожить. Хотя никто не исключает, что после взрыва всё останется как было, а то и станет еще хуже. Это ж Зона, и в ней ничего нельзя знать наверняка.
Распределить брикеты, соединенные строительным скотчем в крупные заряды примерно по девять кило каждый, не заняло много времени. Сбросив два из них под ближайшую опору, я метнулся к соседней. Два под одну опору, два под другую, то же самое под третью…
Мне оставалось установить еще два брикета, когда «монументовцы» поняли, что тип в зеленом костюме не рехнулся от аномального излучения, а совершает вполне осмысленные действия. И синхронно сосредоточили огонь на мне.
Одна пуля рванула рукав моего костюма. Вторая по касательной долбанула по шлему, слегка контузив его обладателя и, похоже, что-то повредив в продвинутом блокираторе академика.
Потому, что на мой мозг вдруг обрушилось Нечто.
Мир стал другим. Это была реальность цвета ржавчины на опорах гигантских антенн. Золотисто-мертвая плоть потустороннего мира, из которой на меня со всех сторон надвигались призраки чудовищ Зоны. Я понял – еще немного и мои кипящие, воющие от нереальной боли мозги просто взорвутся, брызнув серым веществом сквозь паутинку Захарова и залепив ровными квадратиками внутреннюю поверхность шлема.
Этого было нельзя допустить. Хотя бы потому, что я еще не доделал то, что собирался доделать.
И я шагнул к опоре. Хотя это было самое трудное из всего, что мне приходилось делать до сих пор.
Последние заряды легли туда, куда были должны лечь. Я не знал, сожрут меня полупрозрачные чудовища ржавого мира, или просочатся сквозь мое тело, не причинив вреда. Сейчас это не имело значения. Нужно было снова бежать. Недалеко, хотя бы за угол вон того полуразрушенного здания, из-за которого можно активизировать детонаторы. Либо просто бросить гранату. Или выстрелить…
На ближайшем ко мне брикете вдруг появилась красная точка.
– Ничего личного, пиндосина, – прозвучал в шлеме абсолютно спокойный голос Циклопа.
Потом я услышал знакомый хлопок. И увидел, как разрывается серо-оливковая бумага, в которую были завернуты заряды, в месте попадания пули.
«Странно… Как Циклоп смог проникнуть на базу, ведь блокиратор Захарова был только у меня», – пронеслось у меня в голове.
Потом я увидел взрыв.
Но взорвались не заряды.
Взорвался, распавшись на тысячи осколков, ржавый мир, как осыпается цветное стекло, когда в него попадает камень.
Перед моими глазами была реальность обычной для Зоны цветовой гаммы с преобладанием серых оттенков. В которой монстры имеют плоть и кровь, а не носятся над землей полупрозрачными тенями.
И в которой существуют машины, способные препятствовать избыточному выделению энергии – в том числе, аномальной энергии, излучаемой загоризонтной станцией.
Машина стояла метрах в пятидесяти от меня. Это была практически стандартная передвижная радиолокационная станция, металлический параллелепипед на колесах с сильно увеличенной антенной обнаружения на крыше. Повернутой сейчас в мою сторону.
«Так вот чем фанатики Монумента блокировали взрывы ракет…»
Сейчас я уже не думал о том, что эти самые «монументовцы» бегут ко мне. Очень неспешно бегут, насколько позволяют им это громоздкие экзоскелеты. Тем не менее, приближаются, держа автоматы на изготовку. И не стреляя. Понятно почему. Машина машиной, а взрывчатка взрывчаткой. Кто его знает, вдруг рванет от случайной пули. Одна ракета-то взорвалась, вон до сих пор руины дымятся. А этот сапёр под антеннами ЗГРЛС никуда не денется. Вопрос пяти минут.
Деваться и вправду было некуда. «Монументовцы» приближались со всех сторон. И выбор вариантов действия на эти пять минут был небогат. Можно было просто сесть на землю и дождаться, пока закованные в экзоброню фигуры заломят мне руки за спину, или же просто запинают и забьют прикладами. Можно было попробовать застрелиться, но это вряд ли сейчас получится. Поняв, чем занимается сапёр в зеленом научном костюме, операторы передвижного блокиратора выделения энергии развернули антенну, и наверняка врубили свою машину на полную мощь. Небось, даже зажигалка сейчас не сработает, не то что пороховой заряд в патроне. Разве что рвануть по прямой до этой самой железной коробки – благо «монументовцев» пока на пути нет – и пустить себе пулю в лоб в мертвой зоне…
В мертвой зоне…
Я бросился к заряду взрывчатки, одновременно выдергивая на ходу нож из чехла. Мозг зафиксировал пару черных вмятин на клинке – не иначе, плохо стертая с металла кровь волкопса проела сталь. Вот ведь как мозг заблокированный устроен, в самые критические моменты отмечает всякую чушь…
Одним движением вспоров скотч, я выдернул из брикета серо-оливковый прямоугольник.
И, широко размахнувшись, метнул его, метя по колесам машины.
Бегущие «монументовцы» разом остановились, провожая взглядом полет блочного заряда тетритола. А потом, наверно, разом зажмурились от ослепительной вспышки – если, конечно, за непроницаемыми бронестеклами экзоскелетов у них были глаза.
А я уже бежал, на ходу экономно расстреливая магазин своего «Вала» – перезаряжать его времени не было. Просто надо было успеть слишком многое за слишком короткий промежуток времени. За который окончится действие разрушенной взрывчаткой машины и возобновится работа загоризонтной станции.
Двое «монументовцев» подогнули колени и неловко завалились назад, получив в бронестекла шлемов по бронебойной пуле – с полста метров для «Вала» не проблема индивидуальная защита любого класса. А я начал ощущать, как в голове нарастает вой и грохот. И не было времени разбираться – то ли это возвращаются для новой атаки «Черные акулы», то ли проснулась временно заглушенная ЗГРЛС.
Обернувшись на ходу, я послал три пули в один из кубов, сложенных у опор загоризонтной станции, – и прыгнул, распластавшись в воздухе. Примерно так, как прыгал совсем недавно на Арене, спасая свою жизнь.
Взрывная волна настигла меня в полете. Смяла, словно тряпку, перевернула, и с силой швырнула о бетонный забор. Хорошо, что по касательной, иначе вряд ли бы чем– то помогла автоматика костюма, вовремя сработавшая по принципу автомобильной подушки безопасности.
Я упал на землю, ушел в кувырок и, послав пулю в набегающего фанатика Монумента, рассмеялся. Надо же, автомобильная подушка безопасности! Я вспомнил! Тогда, в прошлой жизни, меня уже била в грудь упругая воздушная волна, затянутая в эластичную оболочку. Что ж, спасибо тебе, ЗГРЛС! Когда будет побольше свободного времени, попробую подетальнее поковыряться в своей голове, может, еще чего вспомню…
Сейчас же мне было не до заблокированных воспоминаний. Требовались воспоминания из недавнего прошлого. Сжатый воздух, раздувший костюм изнутри, серьезно осложнял движения. Что-то на эту тему говорил Захаров, выдавая мне эту модель индивидуальной брони… Ага, есть!
Я резко ударил запястьем о приклад «Вала». Послышалось шипение – воздух выходил из костюма через специальный клапан. Уже проще. Теперь надо найти выход отсюда…
Хлопков СВД Циклопа больше не было слышно. То ли его убили, то ли после неудачной попытки ликвидировать меня он решил скрыться от греха подальше. Во всяком случае, путь к дыре в заборе на месте вынесенных мной ворот был открыт.
Если бы не «монументовцы»…
Похоже, защитники мифического артефакта, исполняющего желания, решили уничтожить меня во что бы то ни стало. Около десятка ходячих роботов неуклюже бежали в мою сторону, пытаясь на ходу совместить три точки – целик, мушку и мою бегущую ростовую фигуру. Положа руку на селезенку, неблагодарное это занятие, особенно когда тело затянуто в многокилограммовые доспехи, из-за веса приводимые в действие сервомоторами. Хотя если хлестать по цели очередями, то рано или поздно той цели придется туго.
Пока что «монументовцы» не спешили применять столь радикальную тактику, уверенные, что разрушитель ЗГРЛС никуда не денется с территории части, обнесенной забором. Однако у меня было преимущество в скорости. Когда видишь, что на тебя ведет охоту отделение профессиональных убийц, пусть даже слегка неуклюжих, поневоле открывается второе дыхание.
Я бежал вдоль забора со спринтерской скоростью, однако очень быстро понял, что до ворот мне добраться не судьба. Полукруг «монументовцев» потихоньку прижимал меня к забору. Уже не раз могли они срезать меня очередью, или просто тупо бросить пару гранат – и никуда бы я не делся. Но, видать, зачем-то я им понадобился живым.
«Вот, похоже, настало время, Снайпер, на себе испытать, как из простого сталкера в центре Зоны делают фанатика Монумента…» – пронеслось в голове.
А потом земля содрогнулась. Я видел, как медленно, почему-то очень медленно три «монументовца», бежавшие в центре полукруга, просто распались на фрагменты, между которыми полыхнули ослепительные языки огня. А потом огонь затопил всё, поглотив и оставшихся преследователей, и весь остальной обозримый мир.
* * *
Я очнулся от тишины. Было слишком тихо, как бывает только ночью на кладбище. Я попытался вспомнить, что такое «кладбище» – и мне это удалось. Перед глазами нарисовалась картина: вытянутые кверху кресты и установленные вертикально черные камни. Которые назывались «надгробия». А под ними были «могилы». Места, куда живые люди закапывают мертвых людей. Наверно для того, чтобы они не превратились в зомби. Хотя для этого вполне достаточно отрезать трупу голову…
Наверно, в могиле так же тесно, как мне сейчас. И так же тихо. Чему шуметь под землей?
Неужели меня сочли мертвым и закопали?
Я попробовал пошевелиться. И невольно застонал от боли. На грудь мне давило что-то тяжелое и угловатое. Которое надо было устранить любой ценой – иначе отдельная могила мне не потребуется, тут и останусь. Помимо всего прочего, над правой бровью мигала красная надпись «кислорода осталось на 4:00 минуты… 3:59… 3:58».
Я рванулся сильнее. Заорал в полный голос – и рванулся снова. И еще. И еще!
Казалось, что грудь сейчас разорвется от нестерпимой боли, но я знал – сдаваться нельзя. Уж лучше умереть прямо здесь, пытаясь освободиться, чем сдохнуть через три минуты от того, что не сумел этого сделать.
И тяжесть поддалась. Она съехала с груди в область подмышки и я, извернувшись, оттолкнулся от нее изо всех оставшихся сил…
Видимо, мой последний рывок сжег последние остатки кислорода в баллонах. Надпись на обратной стороне бронестекла мигала «кислорода осталось на 00:00 минуты». Но я уже вывалился из могилы, судорожно ища трясущимися пальцами кнопку, открывающую бронированное стекло защитного шлема.
Не знаю, сколько прошло времени, пока я перестал считать звезды перед глазами и слушать хрип собственных легких, жадно втягивающих в себя пропитанный гарью воздух. Может минута, может час. Когда возвращаешься с того света, время не имеет значения.
Мой взгляд упал на могилу, из которой я вылез. Что ж, мне в очередной раз повезло. Взрыв ракеты атакующего вертолета швырнул на меня фанатика Монумента, а последующие взрывы щедро присыпали нас землей. Сейчас труп в экзоскелете лежал на земле лицом вниз, а его спина представляла собой страшное месиво из сожженного мяса и фрагментов расплавленной брони тяжелого защитного костюма.
Мой же бронекостюм, дважды спасший мне жизнь, представлял собой жалкое зрелище. По защитному стеклу шлема змеилась трещина, на груди имелся нехилый разрыв, обнажающий погнутую бронепластину, из штанины был вырван изрядный клок касательным попаданием разрывной пули. И хотя умная механика моей «бронешкуры» успела восстановить герметизацию, залив разрывы какой-то вязкой гадостью, было ясно – кранты костюму.
Я отстегнул и сбросил с себя пустые кислородные баллоны. Минус лишние два килограмма. Проверил сталкерский пояс с артефактами. Контейнеры из легированной стали с внутренней свинцовой прокладкой не пострадали. Что ж, хоть это хлеб. Поискал глазами свой «Вал». Увы…
Не иначе, после вертолетной атаки выжившие «монументовцы» вернулись, собрали валяющееся оружие и по обыкновению унесли трупы своих товарищей. Хорошо еще, что второпях не предприняли более детальный поиск…
Вокруг была только выжженная земля с жалкими остатками кирпичных стен. «Черные акулы» смели с лица земли бывшую воинскую часть, подорвав заодно и оставшиеся опоры загоризонтной радиолокационной станции. Сейчас по гигантской груде искореженного металла, в которую превратилась ЗГРЛС, время от времени пробегали голубоватые молнии. А над этой картиной техногенного хаоса возвышалась последняя устоявшая боковая антенна. Изрядно покореженная ракетами вертолетов, и теперь смахивающая на надгробный памятник, воткнутый в Зону, словно в свежую могилу.
Итак, ЗГРЛС больше нет. Путь в Центру Зоны свободен. Однако без оружия, еды и снаряжения в Зоне не то что дойти до ЧАЭС – пережить приближающуюся ночь весьма проблематично. Ловить что-то на причесанной вертолетами территории было все равно нечего, и я пошел к ближайшему пролому в заборе – благо проломов было намного больше, чем остатков самого забора…
За забором была дорога. Вернее, покрытие, когда-то мощенное цементными плитами, брошенными прямо на землю. Лента серых прямоугольников с проросшими между ними пучками квёлой травы тянулась вдаль, в сторону недалекого леса. Туда я и побрел, морщась от боли в помятой груди. Можно было, конечно, пойти и другим путем, но какая разница куда идти, если всё равно не знаешь куда? Разбитый КПК остался валяться в пустой могиле рядом с телом погибшего «монументовца». А центр Зоны должен быть где-то там, за разрушенной загоризонтной станцией. Голова у меня гудела, в глазах слегка двоилось, но я все равно продолжал перебирать ногами. Потому, что если сейчас лечь, то уже и не встать…
Я шел, медленно переставляя ноги и машинально считая плиты под ногами. На сто двенадцатой плите за моей спиной послышалось тарахтение.
Дальше идти все равно сил не было – плиты покрытия уже не двоились, а танцевали в одноцветном калейдоскопе. Поэтому я повернулся всем телом, сел на ближайшую плиту и стал ждать, пока ко мне подкатится компактный двухместный вездеходик армейской камуфлированной расцветки, деловито тащивший за собой приличных размеров трейлер. Судя по тому, как урчал мотор вездехода, весил тот трейлер немало.
Когда этот зоноход подкатился к месту моей дислокации, мне уже стало совсем погано, и я еле сдерживался, чтобы не завалиться набок, отчаянно упираясь руками в покачивающийся подо мною бетон.
– Э, да у пацана, кажись, контузия!
Я с усилием поднял голову.
Голос принадлежал мордатому мужику в сталкерском комбинезоне с крупнокалиберным охотничьим ружьем в руках. Рядом с ним стояла колоритная фигура в пыльнике, направив на меня ствол довольно старого пулемета РПК. Лицо фигуры тонуло в тени глубокого капюшона. На руках пулеметчика были надеты толстые черные перчатки, усиленные кевларовой нитью.
– Ты откуда будешь? – спросил мордатый.
– Из-под ЗГРЛС, – сказал я.
– Это ты ее подорвал?
– Я. А теперь отойдите, мужики.
– В смысле? – заметно напрягся мордатый.
– Блевать я буду, – выдавил я из себя. И практически тут же осуществил угрозу.
Потом я почувствовал укол в плечо. Пока я корчился на бетоне, мордатый сходил к вездеходу и вернулся с армейской аптечкой. То, что армейцам кладут в аптечки совсем другие препараты, нежели простым смертным, я ощутил почти сразу – спазмы отпустили желудок, ушла боль из груди, и картинка перед глазами обрела относительную устойчивость.
– Попустило? – осведомился мордатый.
– Вроде как…
Я поднялся на ноги, покачнулся, но устоял.
– Скоро совсем полегчает, – сказал мужик.
– Благодарю…
– Та нэма за що, – осклабился мой спаситель фиксатой улыбкой. – В Зоне оно ж как? В Зоне видишь, что человек мучается – помоги. Не можешь помочь – пристрели, чтоб не мучался, да голову отрежь, чтоб в зомби не превратился. Но мимо пройти никак нельзя, Зона накажет. Глядишь, в следующий раз он мимо тебя не пройдет. Ты сам-то куда направляешься? К центру Зоны поди?
Я промолчал, но мужику ответ и не требовался.
– Сейчас туда толпы попрут, – продолжал он. – А мы тут как тут. Передвижной магазин Степана Жилы. Кстати, тебе б костюмчик сменить не помешало. Этот от силы рублей на пятьсот потянет. Если бы ты чего добавил, я б, глядишь, тебе неплохую обновку подобрал.
При этих словах Жила недвусмысленно покосился на мой сталкерский пояс.
Что ж, торгаш был прав. Мой костюм годился разве только на запчасти, поэтому я расстегнул пряжку и бросил пояс хозяину магазина на колесах.
Осмотр не занял много времени. Жила лишь на мгновение открыл крышки каждого из контейнеров, после чего не говоря ни слова повернулся и скрылся за дверью вагончика вместе с поясом.
Я остался один на один с неподвижной фигурой в пыльнике. Ствол пулемета по-прежнему смотрел мне в живот. Ощущение, мягко говоря, малоприятное. Но приходилось терпеть. Захотели бы – пристрелили сразу. А здесь кто его знает, как оно обернется.
Обернулось нормально. Торговец вернулся с объемистым пакетом в одной руке и сильно потертым АКС74у в другой.
– Держи, – протянул он мне и то, и другое. – Броник «Юбилейный» с фонарем в придачу, пыльник зоновский местного производства – в нем можно как Шарику зимой на снегу спать, сухпай на неделю, фляга воды, аптечка, КПК, штык-нож, граната и укупорка на сто двадцать патронов. Себе в убыток работаю, но что не сделаешь для того, кому удалось своротить ЗГРЛС. Так что переодевайся, парень, и вперед к центру Зоны за новым хабаром.
Я понял, судя по бегающим глазкам торгаша, что обдуривает он меня по-черному. Но выбора не было.
– А почему «Юбилейный»? – осведомился я, стаскивая с себя остатки разлохмаченной брони.
Видя, что я особо не выпендриваюсь, Жила немного расслабился.
– Унифицированный армейский броник Ж-86 аккурат к аварии на ЧАЭС выпустили, в восемьдесят шестом. Как чувствовали, – пояснил он. И уже совсем довольный от удачно проведенной сделки, расщедрился.
– Ты бы это, отлежался маленько что ли? Считай, ночь скоро на дворе. Завтра с утра сюда отряды сталкеров подойдут, и мы с ними к Копачам выдвигаемся, там я и остановлюсь. С компаньоном новую торговую точку организовывать будем. Если хочешь, езжай в трейлере. Хоть до самих Копачей будить не будем.
– Хочу, – сказал я.
– Только условие – хабар мне таскать будешь. Договорились?
Я усмехнулся про себя. Жила вполне оправдывал свое прозвище.
– Посмотрим, – сказал я. И полез в трейлер.
Да, умеют же люди устраиваться в жизни, позавидовать можно. Трейлер был практически под завязку набит товаром – ящиками с оружием и боеприпасами, снаряжением, консервами, медикаментами – всем, что может понадобиться сталкеру в нелегком пути по Зоне. Странно, конечно, что этот передвижной сундук с сокровищами охраняет фактически один тип с пулеметом. Но это уже личное дело хозяина, кто будет стеречь его добро. Мне бы сейчас вон до того тюка с комбезами дотянуть…
До тюка я дотянул. Но прежде чем провалиться в беспробудный сон, всё-таки вскрыл укупорку с патронами, снарядил магазин автомата, примкнул его и дослал патрон в патронник.
* * *
– А не стрёмно тебе, хозяин, с такой кучей добра по Зоне шататься?
– Да не, братцы, нормально. Кто ж мирного торговца обидит?
– Мало ли нечисти по округе шастает.
– Я с нечистью не знаюсь. Мне все больше правильные сталкеры попадаются.
– Сталкеры тоже разные бывают.
– Ну вы-то не разные. Что-то не слышал я, чтобы «Борг» торговцев обижал…
Голоса, разбудившие меня, раздавались из-за тонкой стенки трейлера. И то, что я услышал, мне не понравилось. Как-то не входило в мои ближайшие планы встречаться с правильными сталкерами из «Борга».
– А что с тобой за парень? На бандюка больно смахивает. Эй, сталкер, бандитский пыльник не жмёт?
– Не трогайте его, ребята, глухонемой он…
Можно было попробовать отсидеться в трейлере. Хороший вариант, если в него не сунется кто-то из «борговцев». Если же сунется, обязательно начнется «кто, да почему, да откуда». При этом непременно выяснится, что в ловушке на колесах сидит приговоренный к расстрелу, ставший причиной смерти двух членов группировки. И никто не будет разбираться, что это не совсем так.
В общем, слишком много «если».
Я тихо поднялся со своего лежбища, надел рюкзак и набросил пыльник, такой же, как у телохранителя Жилы. После чего, спрятав за полой автомат и надвинув капюшон на глаза, открыл дверь трейлера и не торопясь спустился по ступенькам, сваренным из кусков арматуры.
Капюшон пыльника скрывал от меня лица, но из двенадцати ног, попавших в поле зрения, восемь, обутых в армейские «берцы» без сомнения принадлежали бойцам «Борга».
– Опана! Еще один глухонемой!
Не отреагировав на возглас, я не спеша прошел мимо. То, что в Зоне не принято приставать к незнакомцам если не имеешь к ним прямого интереса, я уже уяснил.
Однако четверка бойцов «Борга», похоже, все-таки имел ко мне интерес.
Пуля цвиркнула о бетон на метр впереди моего ботинка.
Я остановился.
– Так доступно, убогий? – прозвучало за спиной. – А теперь назад шагом марш. Морду и документы к осмотру.
– Не надо, ребята, – услышал я голос Жилы. – Это тот, кто загоризонтную станцию взорвал.
– Да ну.
В голосе «борговца» удивления не было. Зато я отчетливо услышал лязг четырех затворов.
– Тогда тем более. Я примерно представляю, кто мог сковырнуть ЗГРЛС. И твой инвалид тоже пусть капюшон отбросит. Объясни-ка ему на пальцах по-быстрому. Считаю до трех, и «два» уже было…
Номер не прошел. Уйти по-тихому не удалось. И здесь вряд ли пройдет искусство стрельбы пулями, наделенными частью себя. Как я понял из «Энциклопедии» и собственного опыта, члены «Борга» только тем и занимаются, что постоянно совершенствуют себя в воинском искусстве. И если мне недавно удалось справиться с двоими из них, причем не ожидавшими атаки, то против четырех профессионалов, готовых открыть огонь при малейшем лишнем движении, явно ловить было нечего.
Я выполнил команду. И увидел, как телохранитель Жилы откидывает капюшон.
Его пулемет висел за спиной. Но сейчас пулемет был ему не нужен.
Никогда до этого не видел я настолько пронзительных зеленых глаз. Казалось, что из головы их владельца через радужную оболочку изливается изумрудное свечение неизвестного артефакта, скрытого в лысом шишковатом черепе.
– Мутант!!!
Стволы автоматов резко развернулись в сторону телохранителя Жилы…
Но тот оказался быстрее.
Намного быстрее.
Я видел лишь, как отлетела в сторону толстая черная перчатка, и как что-то промелькнуло в воздухе.
«Борговцы» стояли рядом друг с другом, и были примерно одного роста – высокие, широкоплечие, словно боевые машины, отлитые из одной формы. Однако чего стоит тренированная боевая биомашина, если на ее могучих плечах отсутствует голова?
Четыре обезглавленных трупа рухнули на бетон одновременно. А охранник Жилы достал из кармана пыльника зеленую пачку с надписью «Pampers», зубами вытащил из нее подгузник, впихнул пачку обратно и принялся деловито вытирать от крови метровый костяной клинок, являющийся продолжением его левой руки. Судя по тому, что пачка была пуста наполовину, выполнять эту процедуру муту приходилось довольно часто.
– Охо-хонюшки, – причитал Жила, собирая оружие мертвых «борговцев» и попутно не забывая обследовать их карманы и разгрузки. – И дались этим парням мутанты? Как «борги» появляются, так сразу Ильюшу моего обижать пытаются. А Ильюша этого не любит. Можно ж по-человечески жить, Зона большая, места всем хватит, и людям, и мутам. Так нет, капюшон им сними, документы кажи. А как тут капюшон снимешь, когда они сразу, как Ильюшу видят, стрелять начинают? Вот и приходится ему, бедному, на опережение обороняться…
Мне понравились последние слова торговца. «Оборона на опережение…» Что-то в этом есть.
Не понравилось мне то, что мутант, закончив гигиенические процедуры, отбросил пропитанный кровью подгузник и посмотрел на меня. Потом на Жилу. Потом снова на меня.
– Пусть идет, Ильюша, – сказал Жила, протягивая мутанту подобранную по пути кевларовую перчатку. – Это клиент. А клиентов обижать нельзя.
Я усмехнулся про себя. Доброта и великодушие Жилы имели сугубо коммерческий интерес. «Борговцы» не клиенты, они, судя по сведениям из «Энциклопедии», хабар за большое спасибо ученым сдают на исследования. Значит, толку от них никакого. Одни проблемы. В отличие от сталкера, сумевшего взорвать один из самых знаменитых памятников Зоны и открывшего проход другим. Пусть живет, глядишь, еще чего-нибудь взорвет или откроет, да и хабар такие удальцы носят серьезный. Не надо было быть телепатом, чтобы прочитать по бегающим глазкам Жилы его шкурные мысли.
Тем временем мутант по имени Ильюша набросил капюшон и, повернувшись к работодателю, пробурчал что-то непонятное. В глазах Жилы блеснул отраженный зеленый свет.
– Ильюша говорит, что здесь безопасная зона заканчивается, – сказал торговец. – Как пройдешь Копачи, сразу сверни направо. Там одинокую сосну увидишь. За ней холмик такой неприметный, на вершине которого люк, дёрном прикрытый. Это путь к подземным лабораториям и к ЧАЭС. Схемку тоннелей я тебе бесплатно на КПК скину. Потом рассчитаемся.
– Благодарю, Жила, но я поверху пойду, – сказал я, проверяя автомат. Вроде нормальный ствол, хоть и постреляли из него изрядно. Не иначе, Жила его где-нибудь в болоте выловил, отчистил и впарил первому попавшемуся простаку за нереальную цену. И еще пытается добиться, чтобы я себя его должником чувствовал. Профессионал, ничего не скажешь.
– Не получится поверху, – покачал головой торговец. – «Монументовцы» сейчас за Копачи отступили, там у них линия обороны почище чем на северных кордонах. Можно, конечно, попробовать крюка дать через Чистогаловку и Припять, но это расстояние втрое. Да и что сейчас в Чистогаловке творится, никто не знает, а в Припяти у фанатиков Монумента своя укрепленная база. Сам понимаешь, что это значит. Их там как муравьев на трупе. Прогулка по тоннелям, конечно, тоже не моцион по Крещатику, но все-таки шанс. К тому же от Копачей до четвертого энергоблока всего-то три кэмэ с хвостиком.
– Откуда информация о том, куда я иду, торговец? – спросил я. – И как-то странно хорошо ты осведомлен о том, где опасно, а где нет. В этих местах уже много лет ни одной сталкерской души не было.
– Ходили, – задумчиво протянул Жила. – Только не все возвращались. Мало кто возвращался. Мы вот с Ильюшей ходили, было дело… А тебе не советую. Через Копачи тоже непросто пройти. Это село с землей сровняли еще после аварии на ЧАЭС. И не потому, что радиация зашкаливала – фон тогда здесь почти везде был смертельный, куда ни плюнь. Просто жуть брала нереальная всякого, кто мимо села проходил, не говоря уж про тех, кто рисковал пройтись по его улицам. Да так моро́чило, что люди с ума сходили, руки на себя накладывали. Вот от жути и снесли село, одни холмики остались, да пропеллеры смерти.
– Пропеллеры смерти?
– Или красные пропеллеры, как больше нравится, так и называй. Знаки радиационной опасности, – пояснил Жила. – Как снесли село, мо́рок вроде поутих. А после Волны Излучения вернулся, и еще сильнее стал. Теперь люди просто пропадают в Копачах. Без следа, как в Чернобыле-2. Но ты ж все равно насчет того, чтобы не ходить туда, советов слушать не станешь. Не станешь?
Я медленно покачал головой.
– Вот и я говорю, от судьбы не уйдешь, – вздохнул торговец. – Старею я наверно, говорить много стал. За такой совет раньше б стребовал с тебя по полной, а сейчас так и быть, пользуйся бесплатно. Встретишь кого в Копачах, мимо иди. Не говори ни с кем, и не оглядывайся. Бежать тоже не надо, пропадешь. Просто иди по улице и всё. Улица-то там осталась, только домов нет.
Торговец отвернулся и, склонившись над трупом, принялся деловито стаскивать с него залитый кровью бронекостюм. Разговор был окончен. Я повернулся и пошел, сверяя направление с картой на попискивающем КПК, старом, как сама Зона. Таким наладонником, наверно, при желании можно размозжить в кашу голову безглазого пса средних размеров. Попробую при случае, когда раздобуду более совершенную модель.
КПК пищал еще полчаса, собирая данные о новом владельце. Чувствительно тыкал мне в руку тупой иглой, больно колол пальцы электричеством, только что под ногти гвозди не загонял. А после потребовал воткнуть в ухо «портативный» наушник величиной с пулю от двенадцатикалиберного винчестера, и примерно такого же веса. Я вторично поклялся – размозжив вышеупомянутую голову, непременно отомщу адской машинке. Разбить ее точно не получится – не иначе на каком-нибудь секретном оборонном заводе собрали это доисторическое чудо, – но в аномалию точно отправлю. В гравиконцентрат например. Уж больно охота посмотреть, что у нее внутри.
Развлекая себя садистскими мыслями, я потихоньку продвигался вперед по дороге, которую со времен Волны Излучения не тревожили подошвы сталкерских ботинок. А если и случалось кому пройти этой дорогой, то он сразу автоматически становился легендой Зоны. Так как еще ни один из людей, сходивших к Монументу, не вернулся обратно. И теперь мне предстояло проверить, существует ли в действительности самый знаменитый Памятник Зоны, или же это просто поросшая мхом сталкерская байка, сочиненная у первого костра, разведенного в этих местах первым охотником за артефактами.
Назад: Глава третья Закон Всадников
Дальше: Закон Зоны