Космоплан всё ещё поднимался. Я думал, что постоянное ускорение будет неприятно, но всё было нормально. За окном я видел отблески Атлантического океана далеко внизу. Я повернул голову, чтобы посмотреть внутрь салона, и предположительно рыжеволосый парень, сидящий рядом со мной, воспользовался шансом завязать разговор.

– Так кем вы работаете?

Я взглянул на него. На самом-то деле я не работал, но у меня был достаточно правдивый ответ.

– Я по части управления состоянием.

Он наморщил свой веснушчатый лоб.

– «Иммортексу» потребовался на Луне управляющий состоянием?

Тут я понял, что его так озадачило.

– Я не сотрудник «Иммортекс», – сказал я. – Я клиент.

Его светлые глаза изумлённо расширились.

– О! Простите.

– Да не за что, – ответил я.

– Просто вы самый молодой клиент из всех, что я видел.

Я улыбнулся, постаравшись, чтобы улыбка не выглядела приглашением к дальнейшему разговору.

– Всегда был торопыгой.

– Ясно, – сказал он. Потом протянул руку, такую же веснушчатую, как и его лицо. – Квентин Эшберн.

Я пожал её.

– Джейк Салливан. – Мне не хотелось больше говорить о себе, поэтому я спросил: – А вы, Квентин, чем занимаетесь?

– Обслуживаю лунобус.

– Лунобус?

– Это такой транспорт для дальних поездок, – объяснил Квентин. – Ну, не совсем поездок; на самом деле он летает на малой высоте. На Луне это лучший способ быстро покрывать большие расстояния. Вы поедете на таком, когда мы прибудем на Луну; корабль с Земли довезёт нас только до видимой стороны.

– Да, – сказал я, – я вроде читал об этом.

– О, лунобусы – это такая интересная штука, – сказал Квентин.

– Не сомневаюсь.

– На Луне нельзя летать на самолётах, потому что…

– Потому что там нет воздуха, – сказал я.

Квентин, явно немного задетый тем, что его песне наступили на горло, тем не менее, продолжил:

– Поэтому вам нужен другой способ добираться из точки A в точку B.

– Надо полагать, – сказал я.

– Так вот, лунобус – он ракетный, понимаете? Что характерно, вместо того, чтобы отравлять атмосферу, мы даём Луне атмосферу – неуловимо тонкую, разумеется – состоящую из ракетных выхлопов. Сейчас на Луне используется моногидразин…

Я понял, что путешествие обещает быть очень долгим.

С помощью Карен Бесарян я постепенно овладевал премудростью ходьбы на новых ногах. Я всегда был нетерпелив; полагаю, что мысль о том, что у меня не так много времени, этому способствовала. Конечно, Карен, в её восемьдесят с лишним, также, должно быть, чувствовала, что её дни сочтены. Но она, по-видимому, практически сразу свыклась с мыслью о том, что стала более или менее бессмертной, тогда как я пока не избавился от чувства, что время не ждёт.

Ну да ладно. Я уверен, что переход рано или поздно произойдёт. В конце концов, это старые люди – закоснелые рабы привычек, а не парни вроде меня. Говорят, что тебе столько лет, на сколько ты себя чувствуешь, и Карен сейчас определённо не чувствовала себя старой; а возможно, что и никогда.

Кроме меня и Карен новые тела в тот же день получили ещё четверо. Наверняка они были на той же презентации, что и я, но я там не разговаривал ни с кем, кроме Карен, а лица этих людей сейчас были настолько моложе тех, что я предположительно видел, что я никого из них не узнал. Все мы должны были провести здесь первые три дня, проходя физическое и психологическое тестирование («диагностику аппаратного и программного обеспечения», как сказал один из служащих «Иммортекс» доктору Портеру, который в ответ наградил подчинённого очень неодобрительным взглядом).

Мне доставило удовольствие видеть, что не у одного меня были проблемы с ходьбой. Одна девушка – да, чёрт возьми, на вид ей было лет шестнадцать – так и ездила в инвалидной коляске.

Клиенты «Иммортекс» могли, разумеется, выбрать для своего нового тела любой возраст. Реконструкция делалась на основе двумерных фото – будь эта девица Карен, ей было бы шестнадцать в середине семидесятых, эпохи взбитых причёсок и синих теней для глаз. Но кем бы она ни была, она не пыталась вернуться в семидесятые: её волосы были коротко острижены и завиты в тугие кудряшки по современной моде, а на лице у неё была ярко-розовая полоса от виска до виска через переносицу – такой макияж предпочитала нынешняя молодёжь.

Кроме неё, среди сегодняшних мнемосканов были ещё две женщины; трое из четверых были белыми. Как и Карен, они решили выглядеть лет на тридцать, что означало, что эти люди, возрастом значительно старше меня, теперь выглядели заметно моложе, чем я. Оставшийся четвёртый загруженный был чернокожим. Он выбрал умудрённоё опытом лицо лет примерно пятидесяти. Вообще-то, если подумать, он был похож на Уилла Смита; интересно, его оригинал на самом деле так выглядел, или он заказал себе новое лицо?

Карен болтала с другими женщинами. Она, по-видимому, была знакома с по меньшей мере одной из них по своим благотворительным делам. Полагаю, было естественно, что четыре старые леди решили провести время вместе. Из чего следовало, что мне оставалось общество единственного мужчины.

– Малкольм Дрэйпер, – сказал он, протягивая громадную ладонь.

– Джейк Салливан, – сказал я, пожимая её. Никто из нас не стал начинать глупой мужской игры, демонстрируя силу рукопожатия – что, вероятно, было и к лучшему с нашими новыми роботизированными руками.

– Откуда вы, Джейк?

– Отсюда. Из Торонто

Малкольм кивнул.

– Я из Нью-Йорка. Манхэттен. Но там, разумеется, таких услуг не получишь. Чем вы занимаетесь?

Этого вопроса я всегда терпеть не мог. Вообще-то я ничем не занимался – по крайней мере, для пропитания.

– Инвестициями, – ответил я. – А вы?

– Я адвокат. У вас здесь их называют стряпчими?

– Только в очень формальном контексте. Авдокат, поверенный.

– Ну, вот я это самое и есть.

– По какого рода делам? – спросил я.

– Гражданские свободы.

Я дал мысленную команду своему лицу принять уважительное выражение, но не знаю, что на самом деле на нём отразилось.

– И как бизнес?

– В нынешнем-то политическом климате? Масса дел, очень мало выигранных. Из окна моего офиса видна статуя Свободы – но её уже пора переименовать в статую «Делайте в точности то, что правительство велит». – Он покачал головой. – Я потому и пошёл на мнемоскан, понимаете? Людей моего поколения осталось не так много – людей, которые помнят, каково это – иметь гражданские свободы, до внутренней безопасности, до Литтлера против Карви, до того, как в каждый доллар и каждый товар встроили RFID-чип, по которому их можно отследить. Если мы дадим старым добрым временам изгладиться из памяти живущих – мы уже никогда не сможем их вернуть.

– То есть вы собираетесь и дальше практиковать? – спросил я.

– Да, конечно – если попадётся достаточно интересное дело. – Он полез в карман. – Вот, возьмите мою карточку – вдруг понадобится.

Невесомость оказалась просто восхитительна.

Нетоторые из стариков опасались её и оставались крепко пристёгнутыми к своим эрго-креслам. Но я отстегнул ремни и поплыл по салону, легко отталкиваясь от стен, пола и потолка. Нам всем перед отлётом сделали противотошнотную инъекцию, которая, по крайней мере, в моём случае, сработала отлично. Я обнаружил, что могу непрерывно кувыркаться, и у меня не начинает кружиться голова. Стюард показал нам несколько фокусов, в частности, как вода собирается в висящий в воздухе шар. Также он продемонстрировал, как трудно бросить что-нибудь и попасть в цель – мозг отказывался верить, что брошенный предмет полетит по прямой и постоянно брал выше цели, чтобы учесть влияние силы тяжести.

Карен Бесарян тоже наслаждалась невесомостью. Салон был полностью покрыт изнутри чёрными пенопластовыми пирамидками, которые я поначалу принял за звукоизоляцию, но теперь понял, что на самом деле они должны были смягчать удары о стены. Тем не менее Карен была довольно осторожна и не пыталась повторять те трюки, которые выделывал я.

– Если вы посмотрите в иллюминаторы правого борта, – сказал стюард, – то увидите Международную космическую станцию. – Я в этот момент оказался вниз головой; я оттолкнулся от стены и поплыл к левому борту. – Другого правого борта, мистер Салливан, – невозмутимо поправил меня стюард.

Я виновато улыбнулся и оттолкнулся от стены ладонью. Отыскав свободное место у окна, я выглянул наружу. Международная космическая станция – вся из цилиндров и прямых углов – была уже несколько десятков лет как покинута. Слишком большая для того, чтобы её можно было без проблем сбросить океан, она оставалась на орбите благодаря её регулярным коррекциям. Последний астронавт, покинувший станцию, оставил две руки-манипулятора канадского производства сомкнутыми в рукопожатии.

– Примерно через десять минут, – объявил стюард, – мы начнём стыковку с лунным кораблём. На время стыковки вы снова должны пристегнуться. Не беспокойтесь, у вас будет три полных дня невесомости на пути к Луне.

На пути к Луне…

Я покачал головой.

На моём пути к грёбаной Луне.