18
На следующее утро установился распорядок, которого я придерживался несколько дней. Поздним утром я слышал зов с вершины утеса и видел, как мне машет Перс Уолтерс. Я подгонял к берегу весельную лодку; Перс снабжал меня едой, питьем, а также новостями с фронта.
Оказалось, что выступление миссис Эрншоу, несмотря на противоборство его преподобия, не совсем провалилось. До того порошок принимали семь человек: Джейн, миссис Эрншоу, мисс Коттер (неохотно), Минти, Йонг, Спарк и я. После собрания к миссис Эрншоу подошли еще четверо. Все они получили свои порции — Перс Уолтерс и его одержимая эротическими страхами матушка Энни, управляющий «Клубом» Джон Толбот (который не уехал с персоналом Станции) и, как ни странно, Алан Фипс. На этого последнего обращенного повлияла, я думаю, смерть отца при взрыве в Якорной Заводи. Так что теперь, как высказался я два дня спустя, нас было одиннадцать против поселка.
Но Перс сообщил, что это не совсем так. Риверсайдцы успокоились, и, если не считать отказа принимать порошок; вели себя с похвальным благоразумием. Драки, бунты и поджоги прекратились. Даже когда мои преследователи вернулись в тот вечер с пустыми руками, реакция на мой побег оказалась довольно вялой. Как выразился Перс, раздражение стихло. Никто даже не предложил отправить группу захвата на катерах.
Собственно, вообще никто ничего не предлагал, и это Перса беспокоило.
— На вид все вроде образумились, — сказал он однажды. — И даже более того, если вы меня понимаете. Как будто забыли обо всем, что случилось в последнее время. Они не говорят о Разумах и не говорят о погибших. Это началось сразу после собрания. Я ни от кого ничего не могу добиться. Их ничто не интересует.
— Даже его преподобие?
— Его особенно. Он теперь собирает большие толпы в своей церкви. Чуть ли не весь поселок приходит каждый вечер. Вчера я сам сходил, хотя я не из таких. Я хотел понять, что их туда заманило. Все тихо сидели, а его преподобие проповедовал в своем обычном стиле, как будто ничего не изменилось. О Разумах он даже не упоминал.
— О чем же он тогда говорил? Что мы миновали время больших испытаний и прочее в том же духе?
— Нет. Ничего подобного. Он все твердит о каком-то Космическом Предназначении. Мне не очень это нравится, потому что если я во что-то и верю — так это в то, что человек не должен сидеть сложа руки. Но паства глотает все без разбору.
Я мысленно содрогнулся. Я не мог сказать, что именно меня напугало, но страх поселился во мне, как зародыш раковой опухоли.
— Что он подразумевал под Космическим Предназначением, Перс?
— Я не совсем понял, но, по-моему, он говорил, что все мы являемся частью какого-то всеобщего Плана. Он сказал, что это хорошо, что мы все должны это понять и не пытаться с этим бороться. Оказалось, что мы не одни. Все существа созданы Господом, сказал он. Он сказал, что люди на Земле глубоко ошибались, когда решили, что только у человека есть душа. Он рассказал, что на других планетах обнаружены мыслящие существа, и в некоторых отношениях они лучше нас. — Перс остановился и почесал в затылке. — В чем-то он совершенно прав, но все дело в том, как он это формулировал. Уж очень… Очень мрачно. Как будто убеждал нас… Убеждал смириться, вроде как плыть по течению. Не бороться с разными там противниками. Даже не пользоваться своими мозгами, а взять и сдаться этому Космическому Плану.
— И прихожане на это клюнули?
— Еще как. Они так странно ведут себя, будто это они принимают-порошок, а не мы. Они движутся и думают, как зомби.
Как зомби… Я вспомнил услышанное на днях сообщение о том, что автоцистерна остановилась недалеко от города и перекачала яд в резервуары. Экипаж двигался, как зомби…
У меня на «Карусели» имелась портативная рация, и я каждый день слушал новости. Дикторы вещали со сдержанным оптимизмом: по-видимому, на всем побережье наступило спокойствие, хотя они, по долгу службы, оповещали, что опасность еще не миновала. Тем более важно, чтобы каждый принимал ежедневную дозу «Иммунола», как они окрестили порошок Блэкстоуна. По завуалированной угрозе, звучащей в голосе, я догадывался, что значительная часть населения отвергла порошок…
Больше всего времени я проводил, ломая голову над новой ситуацией в поселке. Пытаясь увидеть какой-то смысл в последовательности событий, я расположил действия Разумов в хронологическом порядке.
Сперва Риверсайд ощутил Передающий Эффект. Поначалу я думал, что Эффект — побочный продукт деятельности Разумов и на людей влияет случайно. Теперь стало ясно, что это не так. Представим себе Разум, только что родившийся, еще слабый и обладающий только инстинктом самосохранения. Разум упражнял этот инстинкт, управляя чернугами.
Стало ясно, что я расположил события в неправильном порядке. Передающий Эффект должен был возникнуть первым. Эта инстинктивная сила рождалась вместе с Разумом; для нее не требовались интеллект и опыт. Этим средством Разум просто стимулировал естественную агрессивность чернуг, чтобы защитить себя в первое время.
Затем, по вторую очередь, по мере развития, Разум начал упражнять свою способность контролировать другие разумы; он уже мог собирать чернуг в большие косяки и бросать в атаки, как только чувствовал опасность. Так он справился с ловцами планктона.
Третья стадия. Разум осознал, что вокруг него живут другие разумные существа, и начал следить за мыслями людей. Учась и сопоставляя, он стал понимать их смысл и улавливать сигналы, относящиеся непосредственно к нему.
Четвертая стадия. Разум настолько развился, что на основе полученной информации смог действовать. Сначала примитивно — просто блокируя действия противника. Например, он прочитал угрозу в уме полисмена Кларка, осознал, что у того в руке взрывчатка, и попытался взять под контроль разумное существо. Разум не позволил Кларку расслабить мускулы руки. И еще Разум узнал, что Человек враг ему.
Пятая стадия. Разум еще не полностью развился, но уже мог активно принуждать Человека, если требовалось защищаться. Так он воздействовал на умы людей, чтобы они дали отпор правительственному проекту и не позволили отравить воду.
И вот шестая стадия. Здесь я остановился. В чем она заключается? Передающий Эффект ослабевает. Непосредственная необходимость в нем отпала — Разум уже способен принуждать напрямую. Что задумали Разумы? Их защита неуязвима. А они, надо признать, всегда действовали в рамках самозащиты.
К тому же их короткая жизнь приближалась к концу. Зачем, в таком случае, им понадобилось это новое влияние на людей? Почему населению внушен отказ принимать порошок? Допустим, Разумы обнаружили, что порошок ослабляет их контроль, а также препятствует Передающему Эффекту. Но зачем внушать всеобщую апатию? Я сдался. Наверно, предположил я, Разумы все еще боятся нас и не готовы к каким-либо изменениям статус-кво, которые могли бы уменьшить их влияние. Это было вполне правдоподобно. Мы уже доказали, что опасны, и если дать нам возможность, окажемся опасными и в будущем.
Но теперь Разум стал умнее и опытнее, во всяком случае, так можно предположить. Конечно, он должен понимать, что Человек всего лишь боролся против Передающего Эффекта, защищая себя. А теперь Эффект ослабевает, исчезает. Должны же Разумы увидеть, что причины для враждебности у Человека исчезли, что если дать Человеку возможность, он для собственной же выгоды теперь беспрепятственно позволит планктону пройти цикл рождения…
Все это я изложил миссис Эрншоу, когда однажды утром она пришла ко мне вместе с Персом. Она ответила со свойственными ей решительностью и умом.
— Разумы — сволочи, — твердо заявила она. — Они много от нас натерпелись и теперь хотят отомстить. Они будут вредить нам до самой своей смерти. Можете ли вы винить их? В конце концов, это мы вторглись сюда. Они жили здесь тысячи лет…
Я спросил ее о Передающем Эффекте.
— Он ослабевает, — сказала она. — Осталось только чувство… я не знаю, что-то вроде удовлетворения. Такое сильное, что люди забросили всякую работу. Чувство довольства и благодарности, исходящее, конечно, прямо от Разумов. За что они благодарны, Бог их знает…
— Как вы думаете, я могу вернуться? — спросил я. — Мне не нравится то, что происходит. Мне кажется, что Разумы, так сказать, припасли кое-что еще. У них должна быть серьезная причина для установления контроля над нами. Ради Бога, не прекращайте принимать порошок… Я хочу оказаться на месте на тот случай, если опять что-то начнется.
— Сидите здесь и не рыпайтесь, — решительно посоветовала она. — В Риверсайде вам делать нечего. Все тихо, да; но у них появилась религиозная мания, и достаточно одного слова Борда, чтобы они на вас набросились. Что касается меня, то я не доверяю никаким новым течениям, какими бы безобидными они ни казались. Борд их слишком быстро приручил.
— Как там Джейн? — спросил я под конец.
— Нормально… — Миссис Эрншоу посмотрела на меня пристально. — Вы ее чем-то расстроили, правда? В тот вечер, когда приезжала автоцистерна, она вернулась домой в слезах и с тех пор ведет себя очень тихо. Я не смогла уговорить ее пойти со мной. Вы подлец, Марк, вы так огорчили милую девушку. Что вы с ней сделали?
— Я ничего не делал, — запротестовал я.
— А может быть, надо было что-то сделать? — возразила старушка. — Юный Фипс снова крутится около нее, — добавила она многозначительно. — Он теперь один из нас. Он принимает порошок.
— Мне нет дела до Алана Фипса, — сказал я слишком громко.
Она долго смотрела на меня.
— Не могу прочесть ваши мысли. Эти дни проходят, слава Богу. Но если между вами и Джейн что-то есть, вам надо это поскорее выяснить. В ней появилось что-то… Что-то отчаянное. Тихое и отчаянное. Я стараюсь присматривать за девушкой, но не могу ходить за ней по пятам. Может быть, я ошибаюсь, по, мне кажется, она что-то задумала. Не знаю что…
Конечно, меня беспокоили сообщения миссис Эрншоу, но что я мог сделать? Если Джейн не хотела меня видеть, я вряд ли мог навязывать ей свое общество. Доставив миссис Эрншоу на берег и проследив, как Перс весьма непочтительным образом втягивает ее в петле из троса на вершину утеса, я вернулся на «Карусель» и отплыл. Мне надоело торчать на одном месте; я решил немного пройтись вдоль берега и осмотреть рыбные загоны.
Поплыл я, конечно, во время отлива, так что над сетками пройти не мог. Однако я сделал круг на малой скорости по периметру, держась впритирку к буйкам и глядя в воду за бортом. Я не увидел ни одного толстика. Все они ушли во время массового исхода в Дельту. Расстроенный, я развернулся и отправился назад, проехал между траулерами и осмотрел якорные цепи. Все было в порядке. Тогда я направился к береговым скалам, примерно в четверти мили отсюда.
Когда «Карусель» плыла по темной воде, я снова свесился за борт, вглядываясь во взвешенный ил и плавающий мусор в поисках крошечных рачков планктона. Рачков было мало — ничего похожего на бесчисленные миллиарды, которые плавали здесь в предшествовавшие недели. Очевидно, цикл размножения заканчивался и Разумы скоро должны были умереть. Воодушевленный этим соображением, я вернулся на стоянку у Мыса, бросил якорь и выпил пива, чувствуя себя бодрее. Я надеялся, что через несколько дней смогу вернуться домой и жизнь войдет в нормальное русло…
За эти спокойные дни на «Карусели» я смог более объективно подумать о Джейн и барьере в наших отношениях. Я признался себе, что был к ней несправедлив, что мои горькие воспоминания о Шейле поставили Джейн в безвыходную ситуацию. Я решил постараться забыть отвратительную историю, связанную со смертью Шейлы, и, если Джейн мне позволит, начать все заново. Приняв такое решение, я обнаружил, что мне очень трудно оставаться на «Карусели»…
В одно прекрасное утро пожаловала депутация.
Я увидел, как они махали с вершины утеса, и сердце у меня заколотилось. Ведь с ними была Джейн! Я прыгнул в шлюпку и быстро подплыл к берегу, а они в это время спустились — Перс, миссис Эрншоу, Джон Толбот, Алан Фипс и Джейн. Мы обменялись приветствиями, но я не отрывал глаз от Джейн; она, однако, смотрела куда угодно, только не на меня.
— Кое-что случилось, — начал Перс. — Вы должны знать обитом. Миссис Эрншоу это не нравится. Я думаю, что она права.
— Опять драки? — нетерпеливо спросил я.
— Нет, совсем наоборот, — сурово ответила миссис Эрншоу. — Я пока не разобралась, что происходит, но, по-видимому, сегодня вечером его преподобие уводит свою паству в какое-то… какое-то паломничество.
— Паломничество? Куда?
— К Якорной Заводи, — негромко произнесла миссис Эрншоу.
Это меня озадачило. Конечно, затея была совершенно нелепая, но в первый момент она показалась мне безобидной, разве что… Нет! Чудовищная мысль пришла мне в голову — нет, невозможно!
— Нам это не нравится, — сказал Джон Толбот. — Витает странное настроение. Может, миссис Эрншоу вам что-нибудь уже рассказывала? Все мы пешки во вселенской партии в шахматы — в таком духе. Индивидуальности… растворились. Люди больше не говорят о себе, а только о «нас». «Мы, риверсайдцы» или «мы, люди». Похоже на митинг юнионистов на Земле, только здесь — с примесью религии.
— Они поклоняются воде, — недоуменно сказал Алан Фипс. — Они особенно об этом не распространяются, но это так. — Он дрожал, вновь переживая ужас смерти отца. — Господи Боже, они поклоняются вонючей воде! Сегодня вечером, вместо того чтобы присутствовать на службе в церкви, они все идут к Якорной Заводи и собираются благодарить проклятую воду за дарованное благословение. Я знаю! Я подслушал!
— Алан подслушивал в церкви, — пояснила миссис Эрншоу. — Я решила, что нам надо знать, что происходит. Нам больше почти ничего не рассказывают.
— Ты не знаешь, чья это идея, Алан? — спросил я.
— Объявил его преподобие, но откуда нам знать, его ли это идея? Откуда вообще можно это знать?
Я понял его мысль. Мне стало страшно.
Я снова подумал о леммингах.
Я подумал о толстиках, покинувших безопасные загоны, чтобы охотно и радостно поплыть навстречу смерти в зубах чернуг.
Я вспомнил волну благодарности, которую ощутил той ночью. Пешки для Космического Предназначения. Инопланетная экология, в которую вторгся Человек. Адаптация… На Аркадии не было сухопутных хищников, кроме Человека… Симбиотическая связь между Разумами и чернугами. Чернуги защищали Разумы во время размножения, но что они получали взамен?
Волны благодарности, изобилие толстиков, неудержимо заманиваемых Разумами в Дельту…
И его преподобие Борд, ведущий свою паству, своих зомби, в воду?..
Мы обсудили случившееся и составили план. Алана Фипса отослали в поселок за мисс Коттер, Минти, Йонгом и Спарком. Нам нужны были все, кто мог помочь. Через три часа все собрались на берегу, заглянув по дороге во владения Блэкстоуна. Мы переправились на «Карусель», потом разбились на группы и забрались на траулеры, оставив на берегу Джейн, мисс Коттер и старую Энни. Они должны были сообщать по моей рации о событиях на суше.
Джейн так и не сказала мне ни слова. Когда мы расставались на берегу, она бросила на меня странный упрямый взгляд.
Затем мы отплыли флотилией из четырех судов, чтобы посетить благодарственную службу в Якорной Заводи.