Среди самых интеллектуально развитых изгнанников на Марсе имелась женщина, которую все звали Вуки. В свое время она была профессором философии в ближайшем к Северному полюсу университете. На Фарсиде ей поручили беспокоиться за ход вещей и записывать свои переживания посредством визгограмм — на случай, если они кому-то когда-то вдруг понадобятся.

Вот она и волновалась за проблему мертворождений, хотя над ней уже работали специально выделенные сотрудники. Не важно, Вуки переживала, даже скорбела, тем более сама оказалась в числе первых, у кого умер младенец. С тех самых пор она внимательно слушала, что на эту тему говорили ее подруги по несчастью.

Более всего ее тревожила покорность судьбе — «так было предначертано», напоминавшая зарождение новой религии.

В тот день Вуки мрачно размышляла над утверждением, прозвучавшем в «Расселасе» Сэмюэла Джонсона. Там принц обращается к некоему мужчине, который скорбит по умершей дочери. Он говорит ему: «Учти, что вещи поверхностные по самой своей природе изменчивы, а вот истина и здравомыслие всегда те же».

Не в силах принять, что здесь Джонсон дал маху, Вуки решила остудить голову прогулкой за пределами поселения. Она предложила своей секретарше пройтись вместе, и теперь та плелась молчком, опасаясь нарушить раздумья начальницы.

Вуки миновала стылый панцирь экструзивных пород, оставив их немножко к северу. Она скучала по своей колли, которую при всей ее сообразительности и любвеобильности пришлось бросить дома. Сейчас было уже общепризнанно, что у собак, кошек и свиней имелся по меньшей мере свой собственный, самобытный разум и интуиция. Теперь наука допускала, что старинные небылицы с говорящими волками и медведями в чем-то были правы и не являлись порождением воспаленного ума. Подобные воззрения частично формировали нынешний интеллектуальный умвельт, сиречь среду знания и понимания. Существенная часть человеческой истории была занята концепциями — другими словами, умвельтами, — которые диктовали поведение людей и при этом сохраняли незыблемость. К примеру, термин «Вселенная» долгое время считался отражением идеи неподвижной Земли, поставленной в центре всего и вся, где звезды были просто светящимися точками в некоем потолке.

Нынче же просвещенная часть мира сделала скачок в новую среду. Не исключено также, что свой умвельт они несли на собственных плечах. И вновь Вуки вступила в противоборство с собственным умом, чтобы убежать от чего-то, от какой-то вещи, которую не получалось даже вычленить.

Йога… неужели лишь в медитации можно отыскать лазейку из текущей ограниченности?

Озеро всех этих раздумий пошло кругами новой жизни, когда Вуки с секретаршей вдруг наткнулись на старый, почти полностью занесенный песком и обломками марсоход, припаркованный под отвесной лавовой стенкой.

— Господи! — воскликнула Вуки. — Ну-ка, подсоби…

И они вдвоем принялись отбрасывать куски реголита в сторону. Вуки забралась в кабину. Кое-какие приборы работали до сих пор. Она знала, что этот робот-вездеход обладал исторической ценностью: ведь для молодой колонии даже десятилетие — немалый срок. Все-таки речь шла о машине, которой пользовались прославленные гидрологи Прествик и Симпсон, когда вели разведку, от результатов которой зависело все марсианское предприятие. Хотя нынче об этом предпочитали умалчивать, именно их открытия сделали возможной реализацию планов СУ.

Секретарша напомнила, что мужчины скончались на обратном пути с Марса.

Наугад пощелкав тумблерами, Вуки включила запись разговора про давно умершую женщину. Эта странная особа, которую поначалу звали Феодорой, завела дружбу с неким аббатом. Сей факт в сочетании с вящей святостью героини стал фундаментом для своего рода биографической повести. Непонятная история, настоящая головоломка.

И вот эта Феодора возьми да поменяй имя на Кристину. Принесла обет вечной девственности и недоступности для мужчин-смертных, не будучи при этом лесбиянкой. Себя она считала некоей «Христовой невестой». Дело было в двенадцатом веке.

Кристина перенесла множество лишений и тягот, о чем, собственно, и шла речь в повествовании, озаглавленном «Жизнеописание Кристины Маркиэйтской». Двенадцатый век! Интересно, как они там жили?

«Стоит задуматься, тут же мурашки по коже, — подумала она про себя. — Тьфу, грязища…»

Вот целый умвельт былых воззрений, по большей части — в глазах Вуки — неверных, и тем не менее, смотрите-ка, все у них работало. Каждый верил в свои догмы и шел вперед. Раз за разом, эпоха за эпохой.

Без всяких гарантий, что истина и здравомыслие — одно и то же.

Что ж, получается, она поймала Джонсона на философской ошибке. Вуки испытывала одновременно и гордость, и стыд — стыд за то, что самодовольно похлопала себя по плечу за такое открытие.

— Ой-ой-ой! — воскликнула она, обнаружив, что в буквальном смысле оконфузилась от восторга. Ну да ничего, капелька всего-то вытекла; скоро просохнет. Мелкие постыдные досады, обусловленные местными условиями, еще больше стали докучать после трагической беременности, не принесший ничего, кроме потерь.

Она отметила про себя, что в самом начале космического века, когда горсточка землян ступила на поверхность Луны, нашлись такие — да немалым числом! — кто с пеной у рта доказывал: мол, это все враки, никто туда не летал. Этим людям просто не хотелось переезжать в новый умвельт. Вот и сейчас имелись фомы неверующие, которые заявляли, что Марс по-прежнему необитаем, предпочитая врать самим, нежели приучаться жить в новом умвельте.

И так по всей Земле… Уж не в этом ли корень проблемы? По планете рассыпаны разные умвельты; каждый из них свято верит в собственную форму истины, каждый царапает соседа своей непохожестью.

Нынче признано существование мультиверсума, то бишь параллельных вселенных. Но истина ли это? А взять Солнечную систему, которая, оказывается, двойная… В истории поиска истины это, прямо скажем, совсем недавняя находка. А поди ж ты, до сих пор половина земных кретинов напрочь отказываются в нее поверить.

Изгнанники, которые сами себя сослали из умвельтов Земли, совершали бегство от Бога и религии.

Истина и здравомыслие по необходимости идентичны. Вуки отключила воспроизведение странной повести и вместе с секретаршей повернула назад, домой, чтобы доложить о находке брошенного вездехода.

Похоже, поднималась очередная песчаная буря.

— Надеюсь, получится перетащить марсоход и привести его в порядок, — сказала секретарша, поглядывая на Вуки сквозь стекло кислородной маски. — Он ведь нам очень пригодится, правда? — И, помолчав, добавила: — Опять же, повод для вечеринки…

Вуки ничего не ответила.

Она только что нашла себе новую заботу.