Глава 22
ВИЛЬД
Эгвейн резко проснулась, едва Гавин зажал ей рот рукой. Она напряглась, воспоминания нахлынули, словно свет восходящего солнца. Они до сих пор прятались под разбитой повозкой, в воздухе все еще пахло жженым деревом. Земля вокруг была угольно-черной. Наступила ночь.
Эгвейн посмотрела на Гавина и кивнула. Неужели она действительно задремала? Вот уж не думала, что это возможно в подобных обстоятельствах.
— Я попытаюсь проскользнуть, — прошептал Гавин, — и отвлечь внимание.
— Я с тобой.
— Но я двигаюсь тише.
— Сразу видно, что ты никогда не пытался подкрасться к кому-то из Двуречья, Гавин Траканд, — сказала Эгвейн. — Ставлю сотню тарвалонских марок, что из нас двоих я это делаю тише.
— Хорошо, — прошептал Гавин, — но стоит тебе оказаться в дюжине шагов от их направляющих, тебя обнаружат, невзирая на то, насколько тихо ты будешь красться. Они патрулируют лагерь и особенно его внешнюю границу.
Она нахмурилась. Откуда он об этом знал?
— Ты ходил в разведку.
— Недалеко, — прошептал он. — Меня не заметили. Они обыскивают палатки и хватают всех, кого находят. Долго прятаться здесь мы не сможем.
Он не должен был уходить без спроса.
— Мы…
Гавин напрягся, и Эгвейн умолкла на полуслове, прислушиваясь. Кто-то приближался шаркающей походкой. Они отодвинулись в тень, наблюдая за тем, как десяток или дюжину пленных вывели на открытое пространство вблизи места, где когда-то стоял штабной шатер. Шаранцы заключили пленников в изодранной одежде в круг из факелов, закрепленных на шестах. Среди пленных было несколько солдат, избитых настолько, что те едва могли ходить. Были также и повара, и простые разнорабочие. Исхлестанные кнутом люди были без рубашек — в одних истрепанных штанах.
На спинах пленников был вытатуирован незнакомый Эгвейн символ. Во всяком случае, она решила, что это татуировки. Хотя это могло быть и выжженное клеймо.
Когда пленных привели, неподалеку кто-то вскрикнул. Через несколько минут подошел темнокожий шаранский солдат, волоча следом мальчишку-посыльного, который, очевидно, прятался в лагере. Солдат сорвал с плачущего мальчика рубашку и толкнул его на землю. Как ни странно, все шаранцы носили одежду с большим ромбовидным вырезом на спине. Эгвейн разглядела на спине этого солдата тоже какой-то символ, едва различимый на темной коже. Его одежда была строгой — большая плотная роба без рукавов, доходящая почти до колен. Под нею он носил рубаху с ромбовидным вырезом и длинными рукавами.
Из темноты появился другой шаранец, почти полностью обнаженный — в одних лишь рваных штанах и без рубашки. Символа на спине у него не было, зато татуировки целиком покрывали его плечи. Рисунок, будто вьющаяся лоза, полз вверх по шее, охватывая челюсть и скулы. Это было похоже на сотни переплетенных рук с длинными когтистыми пальцами, поддерживающими его голову снизу.
Мужчина подошел к стоявшему на коленях мальчишке-посыльному. Другие солдаты отодвинулись — рядом с этим человеком, кем бы он ни был, они чувствовали себя неуютно. Мужчина ухмыльнулся и протянул руку.
Внезапно на спине мальчишки появился ожог в виде такого же клейма, как и у остальных пленников. Поднялся дымок, и мальчик закричал от боли. Потрясенный Гавин тихо охнул. Этот мужчина с татуировкой, взбегающей к его лицу… этот мужчина мог направлять.
Несколько солдат что-то пробормотали. Она почти разобрала слова, но помешал сильный акцент. Направляющий огрызнулся в ответ, словно дикая собака. Охранники отступили, и он убрался прочь, исчезнув в темноте.
«Свет!» — подумала Эгвейн.
Раздался шелест, и из темноты появились две женщины в широких шелковых платьях. У одной из них кожа была более светлая, и, присмотревшись, Эгвейн поняла, что и у некоторых солдат тоже. Оказалось, не все шаранцы были темнокожими, как те, кого она видела до сих пор.
Лица женщин были очень красивыми. Утонченными. Эгвейн отпрянула. Судя по увиденному прежде, эти две, вероятно, могли направлять. Если они подойдут слишком близко, то могут ее почувствовать.
Женщины осмотрели пленных. В свете факелов Эгвейн разглядела, что их лица тоже татуированы, но их татуировки не были столь отталкивающими, как у мужчин. Эти были похожи на листья. Татуировки вились по шее сзади, проходили под ушами и распускались на щеках, словно цветы. Женщины пошептались друг с другом, и Эгвейн опять показалось, что она вот-вот их поймет. Если бы только она могла создать плетение для подслушивания…
«Дура», — обругала она себя. Если она сейчас направит, то умрет.
Эгвейн затаила дыхание. Вокруг пленников собрались остальные: подошла сотня, две или даже больше людей. Они мало говорили — похоже, шаранцы были молчаливыми и угрюмыми людьми. Большинство из них носили одежду, обнажавшую татуировки на спине. Может, это символы их статуса?
Сперва она предположила, что чем влиятельнее человек, тем сложнее его татуировка. Однако у офицеров — по ее мнению, это были именно офицеры, в шлемах с плюмажем, в красивых шелковых кафтанах и позолоченных доспехах, сделанных из чего-то наподобие монет, соединенных вместе через проделанные в центре отверстия — в одежде имелись лишь маленькие прорези, через которые были видны крошечные татуировки чуть ниже плеч.
«Они сняли часть доспехов, чтобы были видны татуировки», — решила она. Разумеется, сражаться с незащищенным участком тела они не могли. Подобные вещи допустимы лишь в официальных случаях.
Последние, кто присоединился к толпе и вышел вперед, оказались самыми странными. Двое мужчин и женщина верхом на маленьких ослах. Все трое были одеты в красивые шелковые юбки, а их животные были украшены золотыми и серебряными цепочками. На головах у этой троицы были замысловатые головные уборы с разноцветными плюмажами. Все новоприбывшие, включая женщину, были обнажены до пояса, если не считать прикрывавших бóльшую часть груди драгоценностей и ожерелий. Их выставленные напоказ спины, шеи и выбритые затылки демонстрировали, что на них не было татуировок.
Значит… это какие-то лорды? Вот только у всех троих был отощалый, затравленный вид. Они сидели ссутулившись, не поднимая глаз, опустив изнуренные лица. Их руки казались тонкими, как у скелетов. Такие хрупкие. Как обращались с этими людьми?
Это казалось бессмыслицей. Шаранцы, несомненно, были людьми странными, вроде Айил, а может и хуже. «Но почему они появились именно сейчас? — ломала голову Эгвейн. — Почему, после стольких веков изоляции они наконец решили напасть?»
Совпадений такого масштаба не бывает. Они внезапно напали на ее людей и действовали заодно с троллоками. Эгвейн решила воспользоваться случаем: то, что удастся узнать, позже будет иметь жизненно важное значение. В данный момент она не могла помочь своей армии — ниспошли Свет, чтобы хоть кому-то удалось бежать — значит, нужно выяснить как можно больше.
Гавин легонько ее толкнул. Она оглянулась в ответ и почувствовала его тревогу за нее.
«Сейчас?» — одними губами сказал он, указывая жестом назад. Возможно, пока все внимание приковано к этому… что бы тут ни происходило, они могли бы улизнуть. Они начали тихо пятиться.
Одна из способных направлять шаранок что-то выкрикнула. Эгвейн застыла. Ее заметили!
Нет. Нет. Эгвейн сделала глубокий вдох, пытаясь унять сердце, которое, казалось, стремилось выпрыгнуть из груди. Женщина обращалась к остальным. Эгвейн показалось, что, несмотря на сильный акцент, она расслышала фразу «Все готово».
Группа людей опустилась на колени. Унизанная драгоценностями тройка еще ниже склонила головы. Вдруг воздух неподалеку от пленных исказился.
Эгвейн не могла описать это иначе. Он исказился и… и, будто, разорвался, дрожа, как бывает над дорогами в знойный день. Из этого разрыва появился высокий мужчина в блестящих доспехах.
Прибывший был без шлема, у него были темные волосы, светлая кожа и немного крючковатый нос. Мужчина был очень красив, особенно в этих доспехах. Казалось, они были изготовлены из серебристых перекрывающих друг друга монет, отполированных до такого блеска, что не хуже зеркала отражали лица окружающих.
— Вы отлично справились, — объявил мужчина стоявшим на коленях людям. — Вы можете встать. — В его речи улавливались нотки шаранского акцента, но не настолько сильного.
Пока люди поднимались, мужчина положил руку на эфес меча у пояса. Из темноты выползли мужчины-направляющие. Они склонились перед новоприбывшим в своеобразном поклоне. Тот снял одну из перчаток, небрежно протянул руку и потрепал по голове одного из мужчин, словно хозяин любимую гончую.
— Итак, это новые инакалы, — задумчиво произнес мужчина. — Кто-нибудь из вас знает, кто я?
Пленники съежились пред ним. Несмотря на то, что шаранцы поднялись на ноги, пленникам хватило ума остаться на земле. Никто не ответил.
— Я так и думал, что нет, — сказал мужчина. — Хотя никогда не скажешь, где тебя отыщет слава. Скажите, если знаете, кто я такой. Говорите, и я отпущу вас.
Ответа не последовало.
— Что ж, слушайте и запоминайте, — сказал мужчина. — Я — Бао, Вильд. Я ваш спаситель. Я прополз через глубины скорби и возвысился, чтобы принять свое величие. Я пришел в поисках того, что у меня отобрали. Запомните это.
Пленники съежились еще больше, очевидно, не зная, что им делать. Гавин потянул Эгвейн за рукав, шагнув было назад, но она не сдвинулась с места. Было что-то такое в этом мужчине…
Вдруг он поднял взгляд и пристально посмотрел на направляющих женщин, затем огляделся кругом, вглядываясь в темноту.
— Кто-то из вас, инакалов, знает Дракона? — спросил он, но его голос прозвучал отстраненно. — Говорите. Ответьте мне.
— Я видел его, — сказал один из схваченных солдат. — Несколько раз.
— Ты разговаривал с ним? — спросил Бао, отходя от пленников.
— Нет, великий господин, — ответил солдат. — Айз Седай разговаривали с ним, а я — нет.
— Да. Я предполагал, что от вас не будет никакого проку, — ответил Бао. — Слуги, за нами наблюдают. Вы обыскали лагерь не настолько хорошо, как сказали. Я чувствую рядом женщину, способную направлять.
Эгвейн ощутила укол тревоги. Гавин потянул ее за руку, желая уйти, но если они побегут, их точно схватят. Свет! Она…
Толпа обернулась на внезапный шум возле одной из упавших палаток. Бао поднял руку, и Эгвейн услышала яростный крик в темноте. Спустя несколько мгновений через толпу шаранцев с широко раскрытыми глазами проплыла Лиане, связанная плетениями Воздуха. Бао подтянул ее вплотную к себе, держа связанной невидимыми для Эгвейн потоками.
Ее сердце продолжало отчаянно биться. Лиане жива. Как ей удалось спрятаться? Свет! Что же делать?
— А, — сказал Бао. — Одна из этих… Айз Седай. Эй ты! Ты разговаривала с Драконом?
Лиане не ответила. К ее чести, ее лицо ничего не выражало.
— Впечатляюще, — произнес Бао, взяв ее за подбородок. Он поднял вторую руку, и пленники неожиданно начали корчиться и вопить. Их охватило пламя, и люди закричали в агонии. Наблюдая за происходящим, Эгвейн с трудом сдерживала желание прикоснуться к Источнику. Когда все закончилось, по ее лицу текли слезы, но она не помнила, когда именно начала плакать.
Шаранцы переминались с ноги на ногу.
— Не расстраивайтесь, — сказал им Бао. — Я знаю, что взять их живыми для меня было непросто, но из них вышли бы плохие инакалы. Они не воспитаны подобающим образом, и пока идет эта война, у нас нет времени, чтобы их обучать. Убить их сейчас — значит проявить к ним милосердие, по сравнению с тем, что им пришлось бы вынести. Кроме того, эта… Айз Седай послужит нашей цели.
Маска Лиане дала трещину и, несмотря на расстояние, Эгвейн смогла увидеть ненависть на ее лице.
Бао все еще держал ее за подбородок.
— А ты красотка, — сказал он. — К сожалению, красота бессмысленна. Айз Седай, ты доставишь для меня послание Льюсу Тэрину. Тому, кто называет себя Возрожденным Драконом. Скажи ему, что я пришел, чтобы убить его, и тем самым я заявлю права на этот мир. Я возьму то, что изначально должно было стать моим. Передай ему это. Скажи, что видела меня, и опиши. Он меня узнает.
Точно так же, как люди этой земли ждали его, внимая пророчествам, точно так же, как они прославляли его, люди моей земли ждали меня. Я исполнил их пророчества. Он ложный, а я истинный. Передай ему, что я наконец воздам ему за все. Он должен прийти ко мне для того, чтобы мы встретились лицом к лицу. Если он не придет, я буду убивать и уничтожать. Я захвачу его народ. Я порабощу его детей, я возьму его женщин себе. Одно за другим я сломаю, разрушу или овладею всем, что он любил. Единственная возможность для него избежать подобного — это прийти ко мне и сразиться.
Передай ему это, маленькая Айз Седай. Скажи, что его ожидает старый друг. Я Бао, Вильд. Тот, Кто Принадлежит Одной Лишь Земле. Убийца дракона. Когда-то он знал меня под именем, которое я с презрением отверг, — под именем Барид Бел.
«Барид Бел? — подумала Эгвейн, припоминая уроки в Белой Башне. — Барид Бел Медар… Демандред».
* * *
Буря в волчьем сне была переменчивой. Перрин провел много часов, рыская по Порубежью от стаи к стае волков, пробегая по пересохшим руслам рек и пересекая изрезанные холмы.
Гаул учился быстро. Конечно же, он бы и мгновения не продержался против Губителя, но, по крайней мере, он научился следить за своей одеждой — хотя вуаль все еще норовила оказаться на лице, когда что-то заставало его врасплох.
Прыгая с холма на холм, они вдвоем пронеслись через Кандор, оставляя позади лишь размытые очертания в воздухе. Иногда буря становилась сильнее, иногда ослабевала. На данный момент Кандор был пугающе спокойным. Поросший травой горный пейзаж был усыпан всевозможным мусором: обрывки палаток, куски кровельной черепицы, парус огромного корабля, даже наковальня, всаженная рогом в глинистый склон горы.
В волчьем сне чудовищно сильная буря могла возникнуть в любом месте и разодрать в клочья города и леса. Он видел тайренские шапки, занесенные ветром в самый Шайнар.
Перрин остановился на вершине холма, Гаул мгновенно возник рядом. Как долго уже они ищут Губителя? С одной стороны, казалось, что несколько часов. С другой… сколько земель они пересекли? Вот уже трижды они возвращались к своим припасам, чтобы подкрепиться. Значит ли это, что прошел день?
— Гаул, — сказал Перрин. — Как долго мы здесь?
— Не могу сказать, Перрин Айбара, — ответил Гаул. Он поискал взглядом солнце, но его здесь не было. — Долго. Может нам остановиться и поспать?
Хороший вопрос. В животе вдруг заурчало, и Перрин создал еду: вяленое мясо и ломоть хлеба. Он протянул часть Гаулу. Подкрепит ли их созданный в волчьем сне хлеб или же просто исчезнет, как только они его съедят?
Последнее. Еда стала исчезать, пока Перрин ее ел. Им придется полагаться только на собственные припасы, возможно, пополняя их у Аша’манов Ранда через ежедневно открывающиеся Врата. А пока Перрин перенесся назад к их вещам, вытащил вяленое мясо и вновь присоединился к Гаулу на севере.
Когда они расположились на холме вновь поесть, Перрин понял, что не может отделаться от мыслей о шипе снов. Он носил его с собой в отключенном состоянии, как научила его Ланфир. Сейчас над ними не было купола, но при желании он мог бы его создать.
Ланфир, считай, сама отдала его Перрину в руки. Что это значило? Зачем она его дразнила?
Он оторвал кусок вяленого мяса. В безопасности ли Фэйли? Если Тени станет известно о том, чем она занимается… Ему хотелось хотя бы проверить, как там она.
Он сделал большой глоток воды из бурдюка, а потом принялся искать волков. Здесь, в Порубежье, их были сотни. Возможно, тысячи. Он поприветствовал тех, кто был поблизости, посылая свой запах вместе со своим образом. Дюжина полученных ответов не содержала слов, но его разум воспринял их как реплики.
«Юный Бык! — Это от волка по имени Белоглазый. — Пришло время Последней Охоты! Ты поведешь нас?»
В последнее время многие об этом спрашивали, и Перрин не мог понять, как это понимать. «Зачем вам нужно, чтобы я вас вел?»
«Мы явимся по твоему зову, — ответил Белоглазый. — По твоему вою».
«Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — послал Перрин. — Разве вы не можете охотиться сами по себе?»
«Не за этой добычей, Юный Бык».
Перрин покачал головой. Он получил такой же ответ, как и раньше.
«Белоглазый, — послал он. — Ты видел Губителя? Убийцу волков? Он не преследовал вас здесь?»
Перрин разослал вопрос по всей округе, и ему ответили другие волки. Они знали о Губителе. Его образ и запах, как и собственные образ и запах Перрина, теперь были известны множеству волков. В последнее время Губителя не видели, но волки воспринимали время необычно. Перрин не был уверен, насколько на самом деле недавним было их «последнее время».
Откусив вяленого мяса, Перрин понял, что тихонько рычит. И тут же прекратил. Он примирился с волком внутри, но это не значило, что он разрешит ему тащить в дом грязь.
«Юный Бык, — обратилась еще одна волчица. Ответный Поклон, старая самка, лидер стаи. — Лунная Охотница вновь ходит по снам. Она ищет тебя».
«Спасибо, — отослал он ответ. — Я знаю. Я буду ее избегать».
«Избегать луну? — переспросила Ответный Поклон. — Это сложно, Юный Бык. Сложно».
Она была права.
«Я только что видел Искательницу Сердец, — объявил молодой черный Топот. — У нее новый запах, но это она».
Остальные волки согласились. Искательница Сердец находилась в волчьем сне. Некоторые видели ее на востоке, другие говорили, что она была на юге.
А Губитель? Где же он, если не охотится за волками? Перрин понял, что снова тихо рычит.
Искательница Сердец. Это должна была быть одна из Отрекшихся, хотя он и не узнал ее образы, отправленные волками. Она была древней, как и память волков, но часто их воспоминания были лишь крупицами фрагментов того, что видели их предки.
— Что нового? — спросил Гаул.
— Еще одна Отрекшаяся здесь, — сердито ответил Перрин. — Чем-то занята на востоке.
— Это нас касается?
— Все, во что замешаны Отрекшихся, касается и нас, — поднимаясь, ответил Перрин. Он тронул Гаула за плечо и перенесся в указанном Топотом направлении. Местоположение было не точным, но как только Перрин оказался на месте, то нашел других волков, которые день назад видели Искательницу Сердец на своем пути к Порубежью. Они горячо приветствовали Перрина, интересуясь, собирается ли он их возглавить.
Он пренебрег их вопросами, уточняя место, где была замечена Искательница Сердец. Это оказалось Поле Меррилора.
Перрин перенесся туда. Над местностью лежал неестественный туман. Высокие деревья, те, что вырастил Ранд, отражались и здесь — над туманом возвышались их величественные кроны.
Все вокруг, словно шляпками грибов, было усеяно шатрами. Среди них было множество палаток Айил, и между ними в тумане горели походные костры. Этот лагерь простоял здесь достаточно долго, чтобы появиться и в волчьем сне, но все же створки шатров то и дело меняли свое положение, а походные скатки исчезали, призрачно мерцая, как и свойственно волчьему сну.
Перрин повел Гаула между аккуратными рядами шатров и пустующими коновязями. Они замерли на месте, услышав какой-то звук. Чье-то бормотание. Перрин использовал прием, который подсмотрел у Ланфир, создавая карман… чего-то невидимого вокруг себя, но сдерживающего звук. Как ни странно, но этот барьер он сделал, создав безвоздушное пространство. Как оно могло заглушать звук?
Они с Гаулом подкрались поближе к шатру. Судя по знамени, он принадлежал Роделу Итуралде, одному из великих полководцев. Внутри находилась женщина в брюках, которая перебирала бумаги на столе. Одна за другой они исчезали у нее в руках.
Перрин не узнал ее, но она была до оскомины некрасивой. Совсем не такую внешность ожидаешь увидеть, встретив одну из Отрекшихся: высокий лоб, нос картошкой, расположенные на разной высоте глаза и редеющие волосы. Он не разобрал произносимых ею ругательств, но что это они, было ясно по тону.
Гаул посмотрел на него, и Перрин потянулся к молоту, но засомневался. Одно дело — напасть на Губителя, но на одну из Отрекшихся? Он был уверен в своей способности противостоять плетениям в волчьем сне. Но все же…
Женщина вновь выругалась, когда бумага, которую она читала, исчезла. Потом она подняла глаза.
Реакция Перрина была молниеносной. Он создал между ними тонкую, как бумага, стену: обращенная к женщине сторона изображала точную копию пейзажа позади него, а с его стороны стена была прозрачной. Женщина посмотрела прямо на него, но не увидела, затем отвернулась.
Рядом Гаул еле слышно вздохнул с облегчением.
«Как я это сделал?» — подумал Перрин. Он не пробовал раньше ничего подобного; это просто показалось правильным.
Искательница Сердец — а это наверняка была именно она — пошевелила пальцами, и шатер над ней разорвался надвое, края брезентового полога обвисли. Она поднялась в воздух, направляясь ввысь к черной буре.
Перрин прошептал Гаулу:
— Жди здесь и будь начеку.
Гаул кивнул. Перрин осторожно последовал за Искательницей Сердец, поднимая себя в воздух силой мысли. Он попробовал создать еще одну стену между собой и ею, но было слишком сложно удерживать в голове нужное изображение на стене во время движения. Вместо этого, он держался в отдалении и выставил между собой и Отрекшейся сплошную коричневато-зеленую стену, надеясь на то, что если она случайно посмотрит вниз, то не заметит небольшую странность.
Она начала двигаться быстрее, и Перрин постарался не отставать.
Он взглянул вниз, и от вида уменьшающегося на глазах Поля Меррилора у него скрутило желудок. Затем все внизу потемнело и растворилось во мгле.
Они не прошли сквозь облака. Как только земля пропала, облака тоже исчезли, и они очутились где-то во тьме. Вокруг Перрина возникли точки света. Женщина вверху остановилась и на несколько мгновений зависла в воздухе, после чего резко повернула направо.
Перрин вновь последовал за ней, для маскировки выкрасив себя с ног до головы в черное — кожу, одежду, все. Женщина двигалась к одной из точек света, пока та не заполнила собою все небо перед ней.
Искательница Сердец протянула руки и приложила их к свету. Она что-то шептала себе под нос. Понимая, что ему необходимо это слышать, Перрин осмелился приблизиться, несмотря на опасность того, что громкое сердцебиение может его выдать.
— …забрать его у меня? — говорила она. — Ты думаешь, мне не все равно? Да хоть из щебенки мне лицо сделай, какая мне разница? Это не я. Я займу твое место, Моридин. Оно будет моим. Это лицо только заставит их недооценивать меня. Да чтоб ты сгорел! — Перрин нахмурился. Он не улавливал смысла в ее словах. — Давайте, дураки, бросайте на них ваши армии, — продолжала она, разговаривая сама с собой. — Мой успех будет куда значительней. У насекомого может быть тысяча ног, но голова у него только одна. Уничтожь голову, и дело в шляпе. Все, что ты делаешь, это отрубаешь ноги, безмозглый дурак. Безмозглый, высокомерный, несносный дурак. Я получу то, что мне причитается, я…
Она замолчала, потом развернулась. Перрин испугался и тут же отправил себя обратно на землю. К счастью, это сработало — он не был уверен, удастся ли провернуть такое в этом месте со светящимися огоньками. Гаул вскочил, и Перрин сделал глубокий вдох.
— Давай…
Рядом с ним в землю врезался пылающий огненный шар. Перрин выругался и откатился, охлаждая себя порывом ветра и представив молот в своей руке.
Приземление Искательницы Сердец вызвало взрыв энергии, воздух вокруг нее дрожал от силы.
— Кто ты? — спросила она. — Где ты? Я…
Внезапно она сосредоточилась на Перрине, впервые разглядев его полностью — черная маскировка исчезла с его одежды.
— Ты! — завизжала она. — Это все твоя вина!
Она подняла руки. Ее глаза буквально светились ненавистью. Перрин чуял запах ее эмоций, несмотря на ветер. С ее рук сорвался раскаленный добела луч света, но Перрин изогнул его вокруг себя.
Женщина застыла от удивления. Они всегда так делали. Разве они не понимали, что здесь все нереально, кроме того, что ты сам считаешь реальным? Перрин исчез и появился позади нее, поднимая молот. Потом замешкался. Убить женщину?
Она развернулась, закричав, и взорвала под ним землю. Перрин подпрыгнул в небо, и воздух вокруг него попытался его обездвижить, но он сделал то же, что и раньше, создав стену из ничего. Внутри не было воздуха, который мог бы его схватить. Задержав дыхание, он исчез и вновь появился на земле, воздвигая перед собой земляную насыпь, чтобы отгородиться от несущихся в его сторону огненных шаров.
— Я хочу, чтобы ты умер! — закричала женщина. — Ты должен был умереть! Мой план был идеален!
Перрин исчез, оставив вместо себя свою точную копию. Он возник рядом с палаткой, где с поднятым наготове копьем за происходящим внимательно наблюдал Гаул. Чтобы спрятаться, Перрин создал между ней и ними специально выкрашенную стену и блокирующий звук барьер.
— Теперь она нас не слышит, — сказал он.
— Ты силен здесь, — задумчиво сказал Гаул. — Очень силен. Хранительницы Мудрости знают об этом?
— Я все еще щенок по сравнению с ними, — ответил Перрин.
— Возможно, — сказал Гаул. — Я не видел их здесь, и они не говорят об этом месте с мужчинами. — Он покачал головой. — Много чести, Перрин Айбара. Ты заслужил много чести.
— Мне следовало просто сразить ее, — ответил Перрин. В это время Искательница Сердец уничтожила его статую и приблизилась к ней в недоумении. Она вертелась волчком, лихорадочно разыскивая своего противника.
— Да, — согласился Гаул. — Воин, который не нападет на Деву, отказывает ей в чести. Конечно, куда больше чести для тебя…
Было бы в том, чтобы взять ее в плен. Под силу ли ему это? Перрин перевел дыхание и переместился ей за спину, представляя опутывающую и удерживающую ее лозу. Женщина выкрикнула проклятия, разрезая лозу невидимыми лезвиями. Она выбросила руку в сторону Перрина, и он перенесся.
Под его ногами хрустнул незамеченный им иней, и она незамедлительно развернулась и выпустила в его сторону еще один поток погибельного огня. «Умно», — подумал Перрин, едва успевая отвести в сторону поток света. Тот попал в склон позади, пробуравив в нем дыру.
Искательница Сердец зарычала, ее уродливое лицо исказилось, но она не отпустила плетения, а выгнула его обратно по направлению к Перрину, и он стиснул зубы, удерживая огонь на расстоянии. Она была сильной. Она давила что есть мочи, но наконец, тяжело дыша, отпустила плетение.
— Как… как тебе вообще удается…
Перрин наполнил ей рот вилочником. Это было трудно проделать; менять что-то непосредственно в человеке было всегда труднее. Тем не менее, это было намного проще, чем пытаться превратить ее в животное или что-то в этом роде. Она поднесла руку ко рту, в ее взгляде появилась паника. Отплевываясь и кашляя, женщина в отчаянии открыла позади себя Врата.
Перрин зарычал, представив тянущиеся к ней веревки, но она уничтожила их потоком огня — похоже, она выплюнула вилочник. Отрекшаяся бросилась через Врата, и он перенесся к ним вплотную, готовясь прыгнуть за ней, но застыл на месте, когда увидел, что она ступила в гущу собравшейся в темноте огромной армии троллоков и Исчезающих. Многие из них с жадностью уставились на Врата.
Искательница Сердец в ужасе подняла руку ко рту, продолжая кашлять. Перрин отступил назад. Врата закрылись.
— Тебе следовало ее убить, — сказала Ланфир.
Перрин развернулся и увидел рядом женщину, стоявшую скрестив руки на груди. Ее волосы изменили цвет с серебристого на темно-каштановый. Более того, ее лицо тоже изменилось, став немного похожим на то, каким было раньше, когда он впервые увидел ее около двух лет назад.
Перрин ничего не ответил, возвращая свой молот в петлю на ремне.
— Это слабость, Перрин, — сказала Ланфир. — В какой-то момент это казалось мне в Льюсе Тэрине очаровательным, но, как ни крути, это проявление слабости. Ты должен ее преодолеть.
— Преодолею, — отрезал он. — Что она делала, там, с огоньками?
— Вторгалась в сны, — ответила Ланфир. — Она была здесь во плоти. Это дает определенные преимущества, особенно, когда играешь со снами. Эта потаскушка считает, что знает это место, но оно всегда было моим. Было бы лучше, если бы ты ее убил.
— Это была Грендаль, да? — спросил Перрин. — Или Могидин?
— Грендаль, — ответила Ланфир. — Хотя, опять же, нам не полагается так ее называть. Ей дали новое имя — Хессалам.
— Хессалам, — произнес Перрин, словно пробуя слово на вкус. — Я не знаю, что это значит.
— Оно значит «непрощенная».
— А каково твое новое имя, то, которым мы теперь должны тебя называть?
Вопрос, как ни странно, вогнал ее в краску.
— Не важно, — сказала она. — Ты искусен здесь, в Тел’аран’риоде. Ты справляешься намного лучше, чем когда-либо удавалось Льюсу Тэрину. Я всегда считала, что буду править подле него, и только мужчина, способный направлять, будет достоин меня. Но могущество, которое ты здесь демонстрируешь… Думаю, я могу принять подобную замену.
Перрин хмыкнул. Гаул с поднятым копьем пересек небольшой просвет между палатками, его лицо закрывала шуфа. Перрин остановил его взмахом руки. Не только потому, что Ланфир в волчьем сне похоже была намного искуснее Гаула, но и потому что ее поведение не несло в себе прямой угрозы.
— Если ты следишь за мной, — сказал Перрин, — то знаешь, что я женат, и вполне счастливо.
— Я так и поняла.
— Тогда перестань смотреть так, будто я кусок говядины, подвешенный над прилавком на рынке, — прорычал Перрин. — Что Грендаль здесь делала? Чего она хочет?
— Я точно не знаю, — небрежно ответила Ланфир. — У нее в ходу всегда три или четыре плана одновременно. Не стоит ее недооценивать, Перрин. Она не настолько искусна здесь, как некоторые другие, но она все равно опасна. Она боец, в отличие от Могидин, которая сбежит от тебя, едва представится возможность.
— Я запомню, — сказал Перрин, подходя к месту, откуда Грендаль сбежала через Врата. Он ткнул туда, где Врата разрезали землю.
— Знаешь, ты мог бы это делать, — сказала Ланфир.
Он повернулся к ней.
— Что?
— Ходить туда и обратно в реальный мир, — ответила она. — Без помощи таких, как Льюс Тэрин.
Перрину не понравилось то, как презрительно она усмехнулась, произнося имя Льюса Тэрина. Она пыталась это скрыть, но он чувствовал исходящий от нее запах ненависти при каждом упоминании его имени.
— Я не способен направлять, — сказал Перрин. — Думаю, я мог бы представить, что умею это…
— Это не сработает, — сказала она. — Есть пределы тому, чего можно здесь достичь, независимо от силы твоего разума. Способность направлять принадлежит не телу, а душе. Однако есть способы для таких как ты, перемещаться между мирами во плоти. Тот, кого ты зовешь Губителем, делает именно это.
— Он не волчий брат.
— Нет, — сказала она. — Но он нечто подобное. Я, честно говоря, не уверена, что кто-то раньше обладал такими способностями. Темный что-то… сделал с этим Губителем, когда поймал его душу, или его души. Подозреваю, Семираг могла бы рассказать нам больше. Жаль, что она мертва.
От Ланфир совсем не пахло жалостью. Она посмотрела на небо, но оставалась спокойной и ничуть не волновалась.
— Кажется, ты уже не так сильно, как прежде, беспокоишься, что тебя обнаружат, — заметил Перрин.
— Мой бывший господин… занят. Наблюдая за тобой последнюю неделю, я редко чувствовала на себе его взгляд.
— Неделю? — пораженно переспросил Перрин. — Но…
— Время здесь идет странно, — сказала Ланфир, — и барьеры самого времени ослабевают. Чем ближе ты к Скважине, тем больше искажается время. Для тех, кто направляется в Шайол Гул в реальном мире, дела будут обстоять не лучше. Для них пройдет день, а для тех, кто находится дальше от Скважины, три или четыре.
Неделя? Свет! Как много всего произошло снаружи? Кто выжил, а кто умер, пока Перрин охотился? Ему бы следовало ждать на площадке для Перемещения, пока для него откроют Врата. Но, судя по темноте, которую он видел через Врата Грендаль, сейчас была ночь. До открытия Врат, через которые Перрин вернется обратно, может пройти еще много часов.
— Ты можешь создать Врата для меня, — сказал Перрин. — Путь туда, затем обратно. Ты сделаешь это?
Обдумывая его слова, Ланфир прогуливалась мимо одной из мерцающих палаток, проводя пальцами по исчезающему холсту.
— Нет, — наконец сказала она.
— Но…
— Если мы будем вместе, ты должен научиться делать такие вещи самостоятельно.
— Мы не будем вместе, — решительно ответил Перрин.
— Тебе необходима эта сила — в себе и для себя, — сказала она, пропустив его реплику мимо ушей. — Ты слаб, пока заточен лишь в одном из миров. Возможность приходить сюда, когда ты сам того захочешь, даст тебе огромную власть.
— Мне нет дела до власти, Ланфир, — сказал Перрин, следя взглядом за ее перемещениями. Она была привлекательной. Не такой привлекательной, как Фэйли, конечно же. Но, тем не менее, очень красивой.
— Так ли это? — Она посмотрела на него. — Неужели ты никогда не задумывался над тем, что бы ты мог сделать, будь у тебя больше силы, больше власти, больше влияния?
— Меня не соблазнить этим…
— Спасать жизни? — сказала она. — Сделать так, чтобы дети не голодали? Прекратить травлю слабых, остановить беззаконие, воздать почести достойным? Власть воодушевлять людей на откровенность и честность друг с другом?
Он покачал головой.
— Ты мог бы сделать столько добрых дел, Перрин Айбара, — сказала она, подойдя к нему, затем прикоснулась к его лицу и провела пальцами по бороде.
— Скажи мне, как сделать то, что делает Губитель, — спросил Перрин, отталкивая ее руку. — Как он перемещается между мирами?
— Я не могу тебе объяснить, — отворачиваясь, ответила Ланфир, — мне не было надобности учить этот прием. Я использую другие способы. Возможно, у тебя получится выбить это из него. На твоем месте я бы поторопилась, если ты хочешь остановить Грендаль.
— Остановить ее? — переспросил Перрин.
— Разве ты не понял? — Ланфир повернулась к нему. — Сон, в который она вторглась, не принадлежал никому из этого лагеря — место и расстояние ничего не значат для снов. Тот сон, в который она вторглась на твоих глазах… принадлежал Давраму Баширу. Отцу твоей жены.
С этими словами Ланфир исчезла.
