Книга: Всем стоять на Занзибаре (сборник)
Назад: КОНТЕКСТ (19) ВОЛЬНОЕ ПЕРЕЛОЖЕНИЕ ДВУХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ГИМНОВ
Дальше: КОНТЕКСТ (20) PRO ET CONTRA СООБЩЕСТВА ЛУНАТИКОВ[70]

РЕЖИССЕРСКИЙ СЦЕНАРИЙ (24)
ПАРАДИГМА НЕ ИЗМЕНИЛАСЬ

Когда Бранвен буднично сказала, что в предыдущей реинкарнации была, кажется, проституткой при храме в Каджурахо, Дональд совсем не удивился.
Центр Гонгилунга перестроили так, что из первоначального хаоса узких улочек постепенно сложилась буква «Н»: вертикальными линиями стали два главных проспекта (Патриотизма, на котором находилась их гостиница, и параллельного ему Национального), в середине соединенные широкой улицей имени Солукарты, а пространства между «ногами» превратились в парки и спортивные площадки. Одной стороной город открывался в порт, с другой его замыкали правительственные здания и университетский комплекс. По бокам города на многие мили залегла волнистой дугой бахрома курортов и дорогих вилл, переходящая в убогие перенаселенные трущобы, точно мох карабкающиеся на склон вулкана.
Дождь перестал, облака унесло ветром, и над проливом
Шонгао снова нависла громада Дедушки Лоа, как нимбом, увенчанная легким туманом.
Когда они оделись и вышли поискать открытые магазины, то сразу собрали вокруг себя шумную стайку провожатых. Бранвен как будто совершенно их не замечала, и Дональд решил, что, родившись в столь перенаселенной стране, как Индия, она, наверное, ничего иного и не ожидает. А вот ему самому, как выяснилось, совсем не понравилось ощущение того, что за ним наблюдают, следуют по пятам, не важно, что это делают открыто.
Более того, хотя любопытные ограничивались пристальными взглядами и перешептыванием, в их поведении Дональду чудилась враждебность. Возможно, это была иллюзия. Но если их интерес объяснялся всего лишь его белой кожей, то почему на желтоватых азиатских лицах было так мало улыбок?
На каждом перекрестке козлы под навесами ломились от выставленных товаров: тут были газеты и журналы, аудио– и видеозаписи, косяки и сигареты из особого табака, в котором предположительно нет никаких канцерогенов – Дональд не испытывал потребности на себе проверить это заявление, – складные зонтики и солнечные очки-хамелеоны из дешевой японской пластмассы, бюсты маршала Солукарты и сладости, сандалии, брошки, ножи…
Один такой, стоявший возле стенной ниши с алтарем, специализировался на ритуальных предметах, а его ассортимент свидетельствовал об экуменической веротерпимости торговца: люминесцентные святые Христофоры и миниатюрные Кораны, запаянные в амулет на браслете и гарантированно содержащие полную авторизованную версию, стояли бок о бок с традиционными ятакангскими «вулканчиками» благовоний. Настояв, чтобы у этого столика они остановились, Бранвен принялась рассматривать религиозные побрякушки, Дональд же переминался с ноги на ногу, нервничал и уже закипал от раздражения, ведь зеваки придвинулись и обступили их со всех сторон. Больше всего в толпе вокруг было подростков, но встречались и взрослые: одни опирались на велосипеды, другие держали в руках пакеты – вероятно, прервали свой поход за покупками или задержались с поручением, чтобы поглазеть на иностранцев.
И тем не менее… ему было не по себе не только из-за зевак. Подняв глаза, он увидел над головами подернутую дымкой вершину вулкана.
Порыв показался ему нелепым, но, обуздав скептицизм, он ему поддался. Протолкавшись к прилавку, он купил вулканчик благовоний. Продавец, разумеется, решил, что он покупает сувенир на память о поездке, и попытался всучить ему в придачу бюст маршала Солукарты. Только увидев брошенную на прилавок монету в два тала – ровно стоимость конуса, – он, пожав плечами, сдался.
– Зачем он тебе? – спросила Бранвен, надевая ярко-желтые солнечные очки, которые ей были велики.
– Потом скажу, – отрезал Дональд и оттолкнул нескольких ятакангцев, чтобы добраться до алтаря в стене.
Когда они поняли, что он задумал, то обменялись удивленными взглядами. Болтовня смолкла. Смущенный их пристальными взглядами, но твердо решив завершить начатое, он поставил конус на медный подносик алтаря с коркой пепла от многих таких же и поджег, а затем произвел положенный ритуал: поклон и движение руками сродни индийской намашти – и ладонью подтолкнул завиток дыма в сторону Бранвен.
Реакция туземцев полностью оправдала ожидания Дональда: озадаченные, но не желающие оплошать, не исполнив положенного, несколько человек подошли к алтарю, и каждый, на мгновение подняв правую руку к дыму, произнес короткую традиционную молитву. Храбрец лет пятнадцати с небольшим поблагодарил Дональда за покупку благовоний, и остальные последовали его примеру. После этого зеваки разошлись, правда, то и дело оглядываясь через плечо.
– Это еще было зачем? – поинтересовалась Бранвен.
– Не смогу объяснить, не прочитав тебе лекцию по социологии ятакангцев, – хмыкнул Дональд. – Читал-то я об этом девять лет назад, а их поведение доказывает, что кое-что с приходом нынешнего правительства не изменилось.
– Правительства людей не меняют, – сказала она. – Это под силу только времени. – Фраза была слишком уж гладкой и походила на пословицу. – Я, скажем, знаю, что свинья животное много более чистое, чем овца, но попытайся объяснить это вопящей толпе… Ага, в следующем доме магазин одежды. Может, там я найду то, что нужно.
С максимальным терпением Дональд высидел сорок минут проб и ошибок, пока она красовалась перед ним то в одном, то в другом ятакангском туалете, всякий раз спрашивая, который ей больше к лицу. Он начал закипать. Честно говоря, он даже не знал, на кого именно злится, на нее или на себя. Много лет он занимал удобную позицию современного обеспеченного холостяка, который, не задавая лишних вопросов, пробует одну за другой нью-йоркских терок, но теперь что-то – может, знакомство с Жаннис или просто разрушительное вмешательство в его безоблачное существование реальной жизни, – вызывало у него досаду. В обычных обстоятельствах он отмахнулся бы от явного тщеславия Бранвен. Ее изящное коричневое тело принесло ему поразительное удовольствие, более того, женщину, больную лейкемией, следовало пожалеть, пойти ей навстречу.
И все же, когда выбор был сделан, ее роскошное вечернее сари упаковано в пластиковый одежный мешок, а сама она – в саронг павлиньей расцветки, и она спросила, не пора ли поесть, потому что она проголодалась, он помедлил с ответом.
– Ты слишком многое принимаешь как данность, – наконец сказал он.
– Что?
– Я здесь по делу, знаешь ли. У меня есть и другие обязательства, помимо того, чтобы помогать тебе освоиться в Гонгилунге.
Она вспыхнула. Светло-коричневая кожа пошла пятнами, потемнела от прилившей к щекам крови.
– И я тоже, – после паузы сказала она. – Хотя мое, разумеется, такого свойства, когда приятнее делать вид, будто просто развлекаешься. Но разве тебе не нужно есть?
Он не ответил. Помолчав, она забрала у него пакет со своим сари, который продавщица автоматически отдала Дональду.
– В постели, – сказала она, – твоя американская неотесанность, возможно, и возбуждает. Вне ее это просто дурные манеры. Спасибо, что уделил мне столько своего драгоценного времени!
Прижав пакет к боку локтем, она повернулась на каблуках.
Дональд посмотрел ей вслед, размышляя, какого же свалял дурака.
Без особых затруднений он отыскал дорогу в пресс-клуб, государственное учреждение, здание которого неизбежно было залеплено плакатами, восхваляющими благодеяния и подлинно азиатское мышление режима Солукарты. Побродив по коридорам, Дональд, однако, решил, что оно может оказаться довольно полезным: помимо ресторана, комнат отдыха и бара (со специальной картой вин для мусульман, предлагавшей только кофе, безалкогольные напитки и кальяны) тут имелись кабинеты с телефонами и телефаксами, большая библиотека и целый ряд телевизоров, настроенных на все сколько-нибудь крупные каналы, вещающие на данный регион, включая спутниковую трансляцию на английском, русском, китайском, японском, арабском и основных европейских языках.
По калифорнийскому времени пора было ужинать. В ресторане, где вокруг него вились официанты такие услужливые, словно эра колониализма еще не кончилась, он с трудом доел огромное блюдо ристафла, ятакангского эквивалента паэльи. Он даже вспомнил соответствующее слово «ристафл», искаженное голландское название, однокоренное индонезийскому «рийстаафель». Других обедающих в ресторане было немного, и все и каждый пялились на него по той же причине, какая собрала вокруг него толпу на улице. Он и мужеподобная женщина со славянским лицом, которую Дональд принял за русскую, были единственными белыми среди азиатов и африканцев.
До назначенной встречи надо было убить еще час, поэтому он пошел в библиотеку переваривать съеденное. И пока он терпеливо читал сегодняшние выпуски трех центральных ятакангских газет – здесь эффект моментальных теленовостей еще не свел на нет древнее влияние печатной прессы, – он осознал, что кто-то буквально навис над ним.
Подняв глаза, он увидел перед собой высокую темнокожую женщину лет пятидесяти. Волосы у нее были стянуты в тугой пучок на макушке, что придавало ей вид суровой учительницы. Дональд сразу догадался, что это, наверное, внештатный корреспондент «АнглоСлуСпуТры» в Гонгилунге, та самая, с которой Делаганти попросил обходиться тактично. Он встал.
– Дональд Хоган, – с типичным для буров современной Южной Африки акцентом сказала женщина. – Меня зовут Дейрдре Ква-Луп. Час назад я звонила к себе в офис и, когда мне передали ваше сообщение, решила, что, раз вас нет в отеле, вы скорее всего здесь.
Она протянула ему руку с длинными пальцами и обрезанными под корень ногтями, и он пожал ее как мог сердечнее.
– Из телефонных разговоров за последние несколько дней следует, что в «АССТ» не слишком довольны моими материалами по программе оптимизации, – продолжала она, бросившись в кресло напротив его. – Вот только жаль, что они так долго тянули, прежде чем послать сюда специалиста по биологии. Вы ведь специалист, верно?
Снова устроившись в своем кресле, Дональд осторожно кивнул.
– Почему жаль?
– Говоря как можно проще, друг, вас послали гоняться за пустышкой. Я на своем веку пару-тройку сенсаций повидала, и это самая липовая из всех.
Дональд смотрел на нее, словно ничего не понимая. Возникшее молчание нарушил официант, который, проходя мимо, осведомился, не желают ли они чего-нибудь. Дейрдре заказала кофе.
– Да ладно вам! – продолжала она, когда официант отошел. – Вы же должны знать, какая в этой стране обстановка, – здесь самая что ни на есть благодатная почва для пустышек!
– По правде сказать, не знаю, – возразил Дональд. – Я тут никогда раньше не был.
– Но мне вроде сказали, вы по-местному говорите.
– Говорю… немного. Но я тут впервые.
– Как? И эти тупозадые!.. Нет, это нечестно. Наверное, немного найдется людей, которые бы знали и генетику, и ятакангский – а это самый что ни на есть сволочной язык.
Откинувшись со вздохом на спинку кресла, Дейрдре положила на подлокотники локти и свела кончики пальцев.
– Тогда надо бы ввести вас в курс дела, вышибить из вас дурацкие идеи, на которых, похоже, все в штаб-квартире «АнглоТры» помешались. Начнем с меня, поскольку вас, вероятно, поставили в известность о том, каков тут, собственно, у меня статус. Я здесь в первую очередь от Комитета по теле– и радиовещанию Кейптауна. Так как у Кейптауна пока не хватает средств на станции спутниковой трансляции, мое руководство не возражает, если я работаю как внештатник на одно – максимум одно – вещательное агентство, у которого такие спутники есть. Раньше я представляла «СпутСлу Единой Европы», но год или два назад мне удалось поменять коней на скаку. Не думала, что этот новый расклад мне многое даст. Как и в любой другой стране, где правительство закручивает гайки, ты по большей части отсылаешь домой официальные коммюнике, а свой собственный материал приходится прилизывать изо всех сил, чтобы не дай бог не оскорбить цензоров.
Потом тут вдруг словно бомба взорвалась: единственная крупная история за пять лет, а я в самом центре событий. Поначалу я решила: «Вот оно!» Но что у меня есть с того первого дня? Сплошь официальная пропаганда и официальные же отказы комментировать. По причине, до которой я не могу докопаться, рискну лишь выдвинуть несколько обоснованных догадок – крышку прижали, а давление внутри растет.
– И какие это догадки? – выстрелил Дональд. – Вы хотите сказать, что Сугайгунтунг не может сделать того?..
– Сугайгунтунг не первый раз берется за генетику. Переход с каучуковых деревьев на людей – скачок в количестве, не в качестве. Но если верить слухам, здесь скоро все станет с ног на голову, страну основательно встряхнет. – Окинув быстрым взглядом остальных журналистов в библиотеке, она понизила голос почти до шепота: – Я слышала, Джога-Джонг вернулся.
Дональд уставился на нее во все глаза.
– Стоит ли говорить, что это значит? Если это правда, то Ятаканг взлетит на воздух, да так, что по сравнению с этим взрывом сингалезская революция покажется войной Красной и Белой розы!
Возникла пауза. Наконец Дейрдре сказала:
– Ладно. Пока вы сами не спросили, зачем я вам это сказала, объясняю. Не обманывайте себя, будто сможете придерживаться своего задания и не освещать ничего, кроме сенсации Сугайгунтунга. Научный корреспондент или нет, если тут что случится, вы окажетесь человеком «АССТ» в гуще событий, а я останусь тем, кем была всегда, – местным внештатником. Я хочу заключить с вами соглашение…
– И какое же?..
– Давайте делиться находками. С четырехчасовым зазором на любой серьезный репортаж, который каждый из нас находит соло.
Дональд обдумал предложение.
– Почему бы и нет? – наконец сказал он. – Только вот я не понимаю, что мне может подвернуться такого, что заинтересовало бы вас.
– Я не эксперт. Относительно программы оптимизации я могу ошибаться. Мне придется обходиться только политическими аспектами, а не научными.
Официант принес ее кофе, и, только налив себе чашку, она продолжила:
– Понимаете, я здесь достаточно давно, чтобы распознать стандартную «дымовую завесу» бюрократов. Солукарта из кожи вон лезет, пытаясь выиграть время. Утверждают, будто генетическая программа выросла из работы Сугайгунтунга с обезьянами, так? Во всех странах люди бурно требуют эти методики и себе тоже, потому что им запрещают иметь детей, так? Но при этом ни одному иностранному корреспонденту, даже китайцам и японцам, не удалось поговорить с Сугайгунтунгом без того или иного «переводчика». Я говорю на ятакангском, более того, Сугайгунтунг учился в вашей стране и свои научные статьи писал по-английски, пока правительство не намекнуло, что это… э… «непатриотично». Так скажите, нужен мне переводчик?
– Редактирование, – сказал Дональд.
– В точку. – Дейрдре отпила глоток и звякнула чашкой о блюдце. – Ну… теперь ваша очередь говорить. Расскажите мне о научной стороне. Насколько я дошла своим умом, сейчас рассекретили и обсуждают только один аспект процесса оптимизации, а именно, клонирование. Правильно я его назвала? Так я и думала. Но насколько я его понимаю… Ну, Сугайгунтунг – гений, этого нельзя отрицать, но для этого вам нужен не гений, а техники у линии конвейера.
– В общем и целом верно, – согласился Дональд. – Но ведь учиться этой самой методике приехали сотни врачей и медсестер с отдаленных островов, которые приезжают в Гонгилунг?
Дейрдре хрипло рассмеялась.
– Они приехали, это точно. Только вот на обучение в клинику при университете их не взяли. Велели отправляться домой и ждать – подумайте только! – печатного руководства.
– Похоже, я гоняюсь за химерой, – сказал Дональд.
– И мы с моим партнером так считаем. Разумеется, местное население думает иначе, отсюда и следует ждать неприятностей. Если они решат, что их обманули, – ба-бах.
Дональд задумался. У него не было сомнений, что именно это и желали услышать пославшие его: что программа оптимизации – чистой воды афера, в которую пустились в политических целях. Но неужели ученый с такой международной репутацией, как Сугайгунтунг, позволил, чтобы его правительство запуталось в столь вопиющей лжи? Сугайгунтунг как минимум такой же патриот своей страны, как любой представитель всемирной республики ученых. А кроме того, при наихудшем исходе, его обвинят вместе с Солукартой.
– Ну же! – подстегнула Дейрдре. – Я хочу знать вашу точку зрения. В этой стране нет ни одного эксперта по генетике, который согласился бы поговорить с иностранным репортером начистоту: они все только закатывают глаза, будто Сугайгунтунг сам Дедушка Лоа во плоти.
Дональд сделал глубокий вдох. То, что он собирался сказать, вполне можно было бы получить из энциклопедической справочной, но непрофессионал, вероятно, не сообразит, какие нужно задать вопросы.
– Ну, есть три основных способа оптимизировать генофонд, не сокращая при этом население страны. Солукарта как будто пытается удержать его на определенном уровне – помнится, я читал, что его плановики ожидают прироста в два процента на 2050 год, поэтому выбраковку можно не учитывать.
– А это еще что такое?
– Селекция, выборочное уничтожение родов с дурной наследственностью.
Дейрдре передернуло.
– О таком поговаривали и у нас в стране перед войной за независимость, но не важно. Продолжайте.
– Один способ в общем и целом принят сейчас во всех странах, где есть соответствующие учреждения надзора, иными словами, евгеническое законодательство. Не убивая физически людей с дурной наследственностью, максимально усложняешь им возможность воспроизводиться или вообще лишаешь таковой. Это не слишком отличается от направленной естественной селекции, и люди к этому привыкли.
О втором методе вы сами только что упомянули: клонирование. Извлекаешь из яйцеклетки дефектное ядро, которое появилось естественным путем, то есть в результате обычного оплодотворения, и имплантируешь на его место здоровое. У этого метода есть свои недостатки. Во-первых, он обходится в целое состояние, поскольку операцию должны выполнять квалифицированные тектогенетики, во-вторых, невозможно предсказать побочные эффекты. Даже если трансплантация пройдет с видимым успехом, можно случайно вызвать рецессивные мутации, которые проявятся только в следующем поколении. В-третьих, ребенок неизбежно будет одного пола со своим родителем. В-четвертых, требуется до двадцати попыток, прежде чем будет получена жизнеспособная яйцеклетка. И так далее.
Третий способ – самый легкий. Целенаправленно разводишь только здоровые семьи, как это делают с домашним скотом. Есть простой вариант – посылать мать в постель со здоровым партнером, есть более сложный – со всякими люкс-усовершенствованиями, вплоть до внешнего оплодотворения и реимплантации в мать.
– Хотелось бы знать, – задумчиво сказала Дейрдре, – не выльется ли все это просто в создание национального банка спермы, чтобы люди могли получать щенков от Солукарты и прочих видных политиков.
Дональд помялся. Но то, что он собирался сказать, вовсе не было засекреченной информацией и хотя бы создаст впечатление, что он придерживается только что заключенной сделки.
– Едва ли.
– Почему?
– Солукарта не посмеет завести бэбиков. У него ген редкого заболевания под названием «порфирия» – того самого, от которого сбрендил английский король Георг III.
– Я этого не знала!
– Ему не нравится, когда об этом кричат. А поскольку ген рецессивный, его легко закамуфлировать. Но если проверить родственников, которых ему удалось… э… утратить, с тех пор как он пришел к власти, найдете доказательства.
Дейрдре задумчиво кивнула.
– Ладно, как скажете, – продолжила она. – На мой взгляд, при нынешних экономических и человеческих ресурсах, сколько бы учеников Сугайгунтунг ни натаскал в университете, Ятакангу по карману только избирательное разведение в той или иной форме, но не большее.
– Если они попытаются так поступить, – сказал Дональд, – то неприятностей не оберутся.
– Почему?
– Это ограничивает генофонд. Если у нас есть хоть какие-то претензии на место главенствующего вида на этом шарике грязи, основываются они на том факте, что у нас наиболее обширный доступный генофонд изо всех видов животных и растений на планете. Мы можем перекрестно оплодотворять друг друга от полюса до полюса. На деле как раз способность скрещивать наши линии и дает нам право похваляться своим превосходством над существами, которые во много раз превосходят нас числом, например, над муравьями или нематодами.
Он заметил, что при последних его словах лицо у Дейрдре слегка вытянулось. Неудивительно. Так же, как Израиль в двадцатом веке дошел в своем радикализме почти до фашизма, так и черную Южную Африку захлестнул фанатизм в веке двадцать первом. Тут он вспомнил про Нормана и поспешил продолжить:
– Надо ли говорить, что мы не обладаем достаточной информацией, чтобы оптимизировать передачу генофонда на основе простого разведения? Вероятнее всего, мы столкнемся с теми же проблемами, из-за которых в свое время развилась паранойя у буров. – И улыбнулся про себя, заметив, что Дейрдре снова расслабилась. – Но во второй части Программы Сугайгунтунг предлагает четвертый метод, и вот тут мы подошли к решающему моменту. Взять и на самом деле подправить гены в уже оплодотворенной человеческой яйцеклетке так, чтобы получившийся младенец обладал специфическими талантами, некоторые из них – как подразумевается – не будут иметь прецедентов в истории человечества. Вот от чего у нашей аудитории слюнки потекли. А у вас что?
Дейрдре вздохнула.
– То же верно и для Азии. Большинство людей здесь все еще психологически запрограммированы на поклонение предкам, и это невзирая на правительственную пропаганду. Им нравится мысль о том, что у них будет два или три здоровых, способных прожить долгую жизнь ребенка, а не толпа больных ребятишек, потому что у этих здоровых будет больше шансов выжить и заботиться о своих старых беспомощных родителях. Вот почему в Азии так легко прошло евгеническое законодательство. Но еще больше их привлекает обещание детей с особыми, новехонькими талантами. Это бы означало – подразумевало бы, как вы выразились, – что улучшенные дети будут чрезвычайно благодарны предкам, которые наделили их особыми способностями.
– А как насчет вашей страны, что думают у вас? – рискнул спросить Дональд.
– Буду откровенна, насколько смогу, – после мгновенного промедления ответила Дейрдре. – Да, мы отобрали нашу землю у белых масса. Да, мы управляли ею эффективнее, чем они. И все равно мы склонны сомневаться в собственной полноценности. Получить возможность научно доказать, что наши дети не только не хуже всех остальных, но и на деле их опережают…
Умолкнув, она пожала плечами…
«Помножьте это на реакцию в европейских странах, особенно с такой плотностью населения, как Голландия или Фландрия, где отсутствует зона рассеивания, какая есть у франкоговорящих валлонов.. »
Дональд вздохнул. Каким-то образом все человечество словно на мгновение объединилось, завороженное общей мечтой: надеждой, что следующее поколение, которое люди оставят Матери Земле, будет здоровым, разумным и способным исправить зло, причиненное насилием прошлых веков.
Дразнящее обещание было дано. И все идет к тому, что вот-вот это обещание обернется ложью.
Внезапно в его раздумья ворвалось тиканье часов, и, сообразив, который час, он вскочил.
– Здесь не стоит волноваться, придете ли вы к назначенному времени или нет, – кисло сказала Дейрдре. – Меня достаточно часто оставляли ждать… пусть хоть раз попробуют собственного лекарства.
Назад: КОНТЕКСТ (19) ВОЛЬНОЕ ПЕРЕЛОЖЕНИЕ ДВУХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ГИМНОВ
Дальше: КОНТЕКСТ (20) PRO ET CONTRA СООБЩЕСТВА ЛУНАТИКОВ[70]