Книга: Поднебесная. Звездная река
Назад: Часть четвертая
Дальше: Глава 26
* * *
Весть о катастрофе пришла в Да-Мин глухой ночью три дня спустя.
Августейшего императора разбудили и сообщили о том, что случилось. Тайцзу, возлюбленного сына небес, нужно было спасти любой ценой. Синань и раньше переживал падения. Его могли отдать и снова отобрать. Но только не в том случае, если падет династия.
Времени на принятие решения было мало, а закаленные в боях солдаты армии Рошаня приближались, и Синань был беззащитен перед ней, а утром наверняка поднимется паника, когда эти вести разлетятся по городу. Поэтому маленький отряд из императора и его приближенных под охраной солдат Второй армии, которых оставили с ними, тайно выехал из северных ворот дворца в темноту Оленьего парка, а потом через другие ворота в стенах парка — на дорогу, ведущую в Ма-вай, под звездами и поднимающимся ветром.

Глава 24

Вэй Сун разбудила его глубокой ночью. Каньлиньские воины никогда не позволяли Таю запирать на засов дверь спальни в Синане. В нее можно было войти через раздвижные двери с веранд с двух сторон; их охраняли, но им нужно было иметь доступ в спальню при необходимости, так они ему сказали. Он хотел было пошутить насчет необходимости присутствия людей в его спальне, но передумал.
Тай спал глубоким сном, без сновидений. Ему потребовалось некоторое время, чтобы полностью проснуться от звуков ее голоса и прикосновения к плечу. Сун стояла у кровати со свечой в руке. Ее волосы были распущены. Она тоже спала, понял он.
— В чем дело?
— Вас вызывают. Во дворец. Охрана ждет.
— Прямо сейчас?
Она кивнула.
— Что случилось? — Он спал обнаженным под покрывалом.
— Мы думаем, неприятности на востоке.
Восток означал восстание. Там сейчас не должно было быть никаких неприятностей, пока две армии преграждают путь Рошаню на перевале Тэн.
— Кто послал за мной?
— Я не знаю.
Она подала ему принесенный свиток. Ей следовало сделать это с самого начала, подумал он. Эта женщина никогда и ничего не делает правильно…
Тай взял его. Сел.
— Ты знаешь, что здесь написано?
Она кивнула.
— Его привез каньлиньский воин. Поэтому мы разрешаем вам ехать.
«Разрешаем». Ему следовало ее поправить, но в этом не было смысла. Если с ним что-то случится, его телохранители умрут.
Он развязал свиток, прочел его при свете свечи. Ничего не прояснилось: это просто был приказ немедленно явиться, и при нем — пропуск через ворота кварталов до самого Да-Мина. Пропуск был подписан старшим мандарином, имя которого было Таю незнакомо.
— Приведи мне Динлала.
— Этим уже занимаются.
Он посмотрел на нее. Иногда, не слишком часто, вспоминаешь о том, какая она маленькая, и при этом такая суровая.
— Тогда иди, подвяжи волосы и дай мне одеться.
У нее был смущенный вид. Ему пришло в голову, что Сун, возможно, так же встревожена этим ночным вызовом, как и он сам. Идут боевые действия, время очень неспокойное. Она поставила свечу на столик с умывальным тазом и пошла к двери.
Повинуясь порыву, он прибавил:
— Господин Сыма здесь?
Он никогда не знал, вернулся ли поэт поздно или остался где-то еще на всю ночь.
Она обернулась в дверях и кивнула.
— Пожалуйста, разбуди его, Сун. Скажи, что я бы хотел, чтобы он поехал со мной. — «Пожалуйста» и ее имя были просьбой о прощении.
Во дворе в голову Тая пришла еще одна мысль. Он колебался. Возможно, он все преувеличивает, но неприятности на востоке и вызов под звездами значат много, не так ли?
Тай увидел, как поэт, взъерошенный, как всегда, но в состоянии готовности, быстрым шагом входит во двор. За спиной у Цяня висел меч. Тай испытал некоторое облегчение, увидев его.
Он подозвал к себе Люй Чэня, предводителя каньлиньских телохранителей, и договорился, чтобы тот отправил двух своих людей отнести письмо. Потребовал бумагу и написал это письмо. Быстро, при свете факела, на маленьком столике, который поспешно вынесли во двор. Потом послал двух телохранителей передать его Весенней Капели через калеку-нищего, который живет на улице позади усадьбы Вэнь Чжоу.
Эти два телохранителя уже были там раньше, в ту ночь, когда он встретился с ней в саду, они должны помнить, как найти того человека. Он проинструктировал их вести себя уважительно, попросить его о помощи, потом подождать ответа. Если они увидят госпожу Линь Чан (теперь ее звали так), они должны охранять ее жизнь так же тщательно, как им приказано охранять его, Шэнь Тая.
Он мог отдать такой приказ. Он мог посылать их куда захочет. Придумать лучший план не было времени. «Возможно, грозит опасность, — написал он торопливым, неизящным почерком. — Будь готова ко всему. Два каньлиньских воина на улице за садом ждут ответа».
Он не подписался, чтобы не подвести ее, но упоминание о воинах, вероятно, сделало эту предосторожность бесполезной, если бы письмо кто-то увидел. На более ясную мысль не хватило времени. У него вообще сейчас не было ясных мыслей.
Он выехал за ворота на Динлале, охваченный снова, — как всегда в те моменты, когда садился в седло, — ощущением восторга оттого, что скачет на таком коне, на своем гнедом сардийце.
Они поехали по ночной улице квартала, через сторожевые ворота, потом на север, по направлению к дворцу Да-Мин, вдоль освещенного звездами проспекта Синаня. Тай увидел Стражников Золотой Птицы на своих постах, в патруле. Потом горстку людей на дальней стороне широкой улицы, что только усилило ощущение ее пустоты. Единственным звуком был топот копыт их коней.
Тот каньлиньский воин, который доставил послание, ехал с ними. У городских ворот дворца Да-Мин ждал еще один. Ворота открылись по сигналу, потом закрылись за ними, когда они проехали. Тай услышал, как задвинули тяжелый засов.
Они продолжали ехать на север через обширный дворцовый комплекс с его сотнями зданий и внутренних двориков. Здесь ни одна дорожка не была прямой, чтобы сорвать коварные планы демонов (которые, как известно, могут двигаться только по прямым линиям) против любимого сына небес в стенах его дворца.
Императора, как узнал Тай, уже нет в Да-Мине. Он в пути, направляется на северо-запад.
Он обменялся взглядом с поэтом.
Они достигли северной стены дворцового комплекса, въехали через другие ворота в Олений парк и пересекли его. Продолжая двигаться на север, они бы в конце концов подъехали к каменной стене у реки, но вместо этого, повинуясь указаниям своих сопровождающих, повернули на запад, Сун ехала рядом ним, с аккуратно заколотыми волосами и мечами за спиной.
Они миновали бамбуковую рощу справа, открытое пространство, фруктовый сад, затем подъехали к западным воротам в стене парка и выехали из него. Теперь они поскакали быстро, по открытой местности.
Вскоре после этого они увидели кортеж императора впереди на дороге. Факелы под лунным светом.
Тая охватили страх и ощущение странности происходящего, когда они догнали кортеж. Он увидел принца Шиньцзу в конце маленькой процессии. Кортеж был потрясающе мал: две кареты и несколько придворных верхом. Их охраняли всего двадцать или тридцать кавалеристов Второй армии. Не больше.
Обычно император ездил в Ма-вай в сопровождении двух или трех десятков карет, вперед отправлялась армия слуг и пятьсот солдат, и еще пятьсот составляли охрану.
Принц оглянулся, услышав их приближение. Придержал коня, когда увидел каньлиньских воинов. Поздоровался с Таем, который поклонился ему в седле. Кратко, без всякого предупреждения или преамбулы, Шиньцзу рассказал им о катастрофе, которая произошла на востоке.
Или о первой катастрофе.
С падением перевала Тэн следовало ждать новых катастроф.
Тай почувствовал, что у него пересохло во рту. Он с трудом сглотнул. Неужели мир, их мир, пришел к этому? Император, как им сказали, едет в карете впереди — без перьев зимородка. Цзянь с ним, первый министр скачет во главе кортежа.
— Хорошо, что вы здесь, — сказал принц. Он сидел на красивом жеребце, хотя тот был почти на целую голову ниже, чем Динлал.
— Я не понимаю, — произнес Тай. — Что я могу сделать? — Он был растерян. Эта ночная поездка казалась сном, словно они ехали по какому-то звездному миру, а не по их собственному.
— Нам нужны ваши кони, Шэнь Тай. Больше, чем когда-либо. Для кавалерии и для курьеров. Наши силы будут разбросаны на большие расстояния. Эти расстояния нужно будет преодолевать быстро. Когда мы подъедем к почтовой станции впереди, я предложу ехать на север, в Шуцюань. Большая часть Пятой армии еще там, и теперь мы вызовем Первую армия с запада. Думаю, мы сможем задержать Рошаня в Синане, пока подойдут другие войска с юга. Мы… мы должны это сделать, правда?
Правда? Почему принц спрашивает у него? Он ждет обдуманного ответа? Возражений? Какого понимания он ждет от Тая?
Было ясно, что принц потрясен. Да и как могло быть иначе? Середина ночи, они бегут из столицы, из дворца, с двадцатью или тридцатью солдатами, и армия мятежников у них за спиной, приближается к Синаню, не встречая отпора. Неужели небеса прямо здесь отобрали право на власть у императора? Возможно, этой ночью меняется облик мира?..
— Я должен ехать в Шуцюань вместе с вами?
Он и сам запутался. Принц покачал головой.
— Вы поведете всадников на юго-запад, к границе. Вы должны забрать своих коней, Шэнь Тай, и потом привести их как можно быстрее туда, где мы будем находиться.
Тай перевел дыхание. Точные инструкции — это хорошо, они освобождают его он необходимости думать.
— Мой господин, там очень много сардийских коней.
— Я знаю, сколько их! — резко ответил принц. Ярко светил полумесяц, но трудно было разглядеть его глаза.
Раздался другой голос:
— Господа, позвольте сделать это каньлиньским воинам. Господин Шэнь, возьмите пятьдесят человек из нашего святилища, которое лежит впереди. — Это произнесла Вэй Сун рядом с ним (она всегда была рядом с ним в ту ночь, как он потом вспомнил). То, что она предложила, было разумно.
— У вас там достаточно людей? В святилище? Отпустят ли так много? — Тай быстро подсчитывал. — Если они умеют обращаться с конями, мы можем справиться с шестьюдесятью воинами, по пять коней на поводу у каждого всадника и десять — для нашей охраны.
— У нас достаточно людей, — ответила она. — И они умеют обращаться с конями.
Принц кивнул:
— Займитесь этим.
— Поэтому вы послали за мной, господин? — Тая до сих пор не покидало ощущение странности происходящего, он старался поверить в то, что произошло.
— Я не посылал за вами, — коротко ответил принц.
Таю потребовалось несколько мгновений. Они посмотрели вперед, на ближайшую карету.
Это не мог быть император. Возможно, когда-то, в своей горячей, блистательной юности, когда он только что взошел на трон или был готов потребовать его, но не сейчас. Уже нет.
Это Цзянь вызвала его, понял Тай. Сама разбуженная среди ночи, среди паники, готовясь к бегству от всего, что они знали, она подумала об этом.
Ему пришел в голову вопрос. Его следовало задать первым, подумал он.
— Мой господин, простите меня, но я не понимаю. Как произошла битва? Генерал Сюй удерживал перевал. Он бы никогда…
— Ему приказали покинуть его, — напрямик ответил Шиньцзу.
А потом, очень медленно, он посмотрел вперед. Туда, где ехал красивый, освещенный луной всадник во главе их маленькой процессии.
— Во имя всех девяти небес! — воскликнул Сыма Цянь. — Этого не может быть. Он бы этого не сделал!
— Но он это сделал, — ответил принц. И безрадостно улыбнулся. — Посмотрите, где мы находимся, поэт.
Казалось, он был готов сказать больше, но сдержался. Принц дернул поводья и двинулся рядом с каретой отца. Потом они увидели, что он обогнал ее и поскакал вместе с охраняющими их солдатами.
В тот момент летнего утра, когда встало солнце, они добрались до почтовой станции у озера рядом с Ма-вай.
Тая предупредили о том, что солдаты начинают шептаться между собой, когда ночь приближалась к концу.
Люй Чэнь, хитрый, опытный человек, какое-то время ехал среди кавалеристов, сопровождающих кортеж. Потом каньлиньский воин снова постепенно переместился к Таю, который вместе с Цянем и Сун двигался в хвосте кортежа.
Сначала Чэнь переговорил с Сунь, потом его быстрая лошадка из табунов богю поравнялась с Динлалом.
— Мой господин, — сказал он. — Я не знаю, откуда, но солдаты знают то, что им знать не следовало.
— Что вы имеете в виду?
— Кто-то говорил с ними о перевале Тэн. Пока мы едем, слухи распространяются. Вторая армия стояла на перевале, господин. Эти люди будут горевать и гневаться.
Подъехал Сыма Цянь. Сун сместила своего коня в сторону, чтобы освободить ему место. Дорога была широкой; они ехали в ночи, все четверо в ряд.
— Они знают, кто отдал Сюй Бихаю этот приказ? — спросил поэт.
— Я думаю, да, мой господин, — Люй Чэнь был неизменно учтив с поэтом.
— Вы считаете, это сделано намеренно? То, что они узнали об этом? — Голос Цяня был мрачен. Тай быстро взглянул на него.
— Не знаю, мой господин. Но думаю, разумнее соблюдать осторожность на почтовой станции. — Он бросил взгляд на Тая. — Мой господин, я узнал, что ваш уважаемый брат едет в другой карете. Я подумал, что вы захотите знать об этом.
Уважаемый брат Тая никогда не был хорошим наездником, к сожалению их отца. А теперь, несомненно, и подавно. Но Шэнь Лю был чрезвычайно умным, трудолюбивым, честолюбивым, точным, обладающим даром предвидения и дисциплинированным человеком.
Он бы никогда не позволил Вэнь Чжоу послать тот приказ на перевал Тэн.
Тай был уверен в этом. Так же хорошо, как и то, почему Лю мог отправить их сестру к варварам, он понимал, что Лю не отдал бы Сюй Бихаю приказ покинуть перевал и вступить в бой.
Теперь каньлиньские телохранители окружили его плотной группой. Очевидно, кто-то отдал такое распоряжение. Тай посмотрел вперед, на ближайшую к ним карету. В ней сидел император Катая и ехал в ночь. Бежал в ночь. Неужели мир действительно пришел к этому?
Тай знал, что это возможно, что так уже было раньше. Он ведь изучал тысячелетнюю историю, готовясь к экзаменам, не так ли? Знал наследие своего народа, темное и сверкающее. Знал о гражданских войнах, об убийствах во дворцах, о резне на полях сражений, о сожженных и разграбленных городах. Но не думал, что ему придется пережить все это.
Ему вдруг с опозданием пришло в голову, что почти всех обитателей двора и членов императорской семьи — детей, внуков, советников, наложниц — бросили сегодня ночью, предоставив им спасаться, как смогут, или встретиться с Рошанем, когда он придет.
И еще в Синане два миллиона жителей. Беззащитных…
У него сжалось сердце. «Будь очень осторожна», написал он Капели. Очень он ей этим помог! Что ей делать? Что вообще можно сделать? Получит ли она хотя бы его послание через того согбенного человека на улице? Он оставил там двух каньлиньских воинов для нее — по крайней мере, это он сделал.
У него опять пересохло во рту, заставив сплюнуть в пыль у дороги. Цянь протянул ему флягу с вином. Не говоря ни слова, Тай выпил. Самую малость. Несомненно, прежде всего ему необходимо сохранить ясную голову.
Он посмотрел вперед. Вэнь Чжоу все еще ехал во главе кортежа. Его, освещенного факелами, легко было разглядеть на великолепном черном коне, его выправке в седле можно было позавидовать. Прирожденный наездник, так о нем говорили.
Пока они ехали, становилось все светлее. Все звезды, кроме самых ярких, исчезли, потом пропали и они. Отдельные деревья справа обрели очертания, как и поля со спелым летним зерном по другую сторону от дороги. Факелы погасили и выбросили.
Конец ночи. Утро, мягкое и ясное. Тай оглянулся. Редкие облака на востоке, подсвеченные снизу: бледно-розовые, бледно-желтые. Он заметил, как между деревьями мелькнуло что-то синее, яркое, потом еще раз: озеро, впереди и справа.
Они подъехали к развилке дороги, которая вела вдоль берега к изысканной роскоши горячих источников Ма-вая. Там нефрит и золото, алебастр и слоновая кость, привезенные по Великому шелковому пути, фарфор, безупречный шелк, мраморные полы и колонны, стены из сандалового дерева, в комнатах — мастерски расписанные экраны и искусно приготовленные редкие блюда дальних стран. Музыка…
Не сегодня.
Они поехали дальше по дороге, мимо развилки, вдоль берега озера, где так часто ездил этот двор, и вскоре после этого они прибыли на почтовую станцию с ее внутренним двором и конюшнями.
Вперед послали всадников. Их ждали. Офицеры и служащие станции собрались во дворе, некоторые отвешивали тройные поклоны, другие уже распростерлись в пыли. Все явно пребывали в ужасе от того, что их император внезапно вот так оказался среди них.
Грохот колес карет, топот коней и громко отданные приказы. Затем странная, напряженная, почти полная тишина, когда они остановились. Пели птицы, Тай это запомнил. Было летнее утро.
Карета императора остановилась прямо перед дверями станции. Это была красивая почтовая гостиница у Ма-вая, так близко от Синаня и очень близко от горячих источников и загородных поместий аристократов. И от гробниц императорской семьи.
Дверцу кареты открыли, и он увидел выходящего из нее императора.
Августейший император Тайцзу был одет в простой белый шелк с черным поясом и со шляпой на голове. Вслед за ним, в ярко-синем дорожном платье, украшенном маленькими золотыми цветочками, вышла Цзянь.
Они вдвоем поднялись по трем ступенькам на крыльцо станции. Было очень тревожно видеть шагающего императора. Его всегда носили на носилках. Его ноги редко касались земли даже во дворце, и уж конечно, не должны были касаться ее здесь, в пыли гостиничного двора. Тай огляделся и увидел, что не его одного встревожило это зрелище. Вэй Сун кусала губы.
Слишком многое изменилось за одну ночь, и слишком быстро. Мир стал другим, подумал он. Не таким, каким был, когда они ложились спать…
На крыльце император обернулся — Тай не ожидал, что он это сделает, — и окинул мрачным взглядом собравшихся во дворе. Быстро поднял руку, потом повернулся и вошел в дом. Как видел Тай, он держался очень прямо и ни на кого не опирался. И он не был похож на спасающегося бегством человека, потерявшего милость небес.
Цзянь вошла следом. Первый министр и принц последовали за ними, передав своих коней слугам, и быстро поднялись по ступенькам. Они не смотрели друг на друга. Слуга открыл дверцу второй кареты. Тай увидел, как оттуда вышел его брат и тоже вошел в здание станции. Три других мандарина шли за ним.
Двери почтовой станции закрылись.
Во дворе наступила пауза, полная тревоги.
Никто не понимал, что делать дальше. Тай отдал поводья Динлала конюху, приказав напоить и накормить коня и обтереть его досуха. Потом неуверенно поднялся на крытое крыльцо и остановился сбоку. Цянь пошел вместе с ним, а потом подошли Сун и пять каньлиньских воинов и встали неподалеку. Сун держала лук, колчан со стрелами висел у ее бедра. И другие воины тоже держали луки.
На западной стороне двора Тай увидел группу солдат. Дуй в пятьдесят человек, таким он прежде командовал. По-видимому, они только что прибыли.
Знамена и цвета указывали на принадлежность солдат ко Второй армии. Смешанное подразделение: сорок лучников в сопровождении десяти всадников. Их присутствие в этом месте не было необычным: когда дорога с востока на запад бывала перегружена, войска обычно направляли сюда. Солдаты на марше использовали почтовые станции по всей империи, чтобы сменить коней, поесть, отдохнуть и получить новые приказы. Возможно, эти люди приехали с запада. Вероятно, их вызвали в столицу, или даже они направлялись на перевал Тэн, чтобы соединиться там со своими товарищами.
Уже нет, подумал Тай.
Видно было, что некоторые воины, которые сопровождали их кортеж, пересекли внутренний двор и разговаривают с прибывшими. Все они были солдатами Второй армии. И у них были новости, которыми они хотели поделиться.
— Это нехорошо, — тихо произнес Сыма Цянь.
Теперь обе группы солдат смешались и разбились на маленькие кучки, которые разговаривали все более напряженно. Тай поискал взглядом их командиров, думая, что они возьмут ситуацию под контроль. Но этого не произошло.
— Командир дуй только что обнажил меч, — тихо сказала Сун.
Тай тоже видел это. Он посмотрел на нее.
— Я послал двух наших воинов за шестидесятью всадниками из святилища, — сказал Люй Чэнь. — Они не смогут приехать сюда раньше конца дня. — Он произнес это, словно извиняясь.
— Конечно, не смогут, — согласился Тай.
— Они не успеют на помощь, — уточнил Чэнь. Он встал впереди Тая и поэта, с луком в руках. Они стояли ближе к краю крыльца, вдалеке от двери.
— Не мы являемся мишенью их гнева, — заметил Тай.
— Это не имеет значения, — прошептал Сыма Цянь. — Такое настроение находит мишени по ходу событий…
И при этих словах Тай вспомнил тот бревенчатый дом на севере, давным-давно, когда гнев превратился в пламя, и даже хуже. Он тряхнул головой, словно отгоняя воспоминания.
— Держитесь вместе. Никакой агрессии. Их больше семидесяти человек. Нельзя, чтобы началось насилие. Здесь император.
«Здесь император». Позже он вспомнит, что действительно произнес это. Сослался на присутствие императора, как на талисман, оберег, нечто волшебное. Наверное, раньше так и было, но слишком многое изменилось с тех пор, как взошло солнце того дня.
В утреннем свете пролетела стрела.
Она вонзилась прямо в одну из створок дверей почтовой станции и дрожала там. Тай вздрогнул, словно сам был поражен ею — настолько шокирующим было это зрелище и даже звук от удара наконечника о дерево.
Еще три стрелы, а потом, очень быстро, еще десять. Лучники Второй армии славились своим мастерством, и они стреляли только в двери, с небольшого расстояния. Проявляя солидарность, все воины дуй действовали вместе. Никто из них не оставит других пожинать последствия этих поступков. Тай снова поискал взглядом командира дуй, надеясь, что он сможет их остановить.
Тщетная надежда, совершенно напрасная! Командир, уже немолодой человек с седой короткой бородкой, с холодным гневом в глазах, широкими шагами подошел к ступенькам крыльца и крикнул:
— Где первый министр?! Мы требуем разговора с Вэнь Чжоу!
Требуем разговора. Требуем!
Понимая, что это может стать концом его собственной жизни, сознавая, на что способны люди в таком состоянии (они, должно быть, думают о своих товарищах на перевале Тэн), Тай шагнул вперед.
— Не надо! — Голос Сун был тихим и напряженным.
Но Шэнь Тай считал, что у него просто нет выбора.
— Командир дуй, — произнес он так хладнокровно, как только мог, — это неслыханно. Прошу вас, выслушайте меня. Меня зовут Шэнь Тай. Я сын генерала Шэнь Гао, это имя пользуется уважением у солдат. Возможно, оно известно и вам.
— Я знаю, кто вы такой, — ответил тот. Больше ничего. Но он все-таки слегка поклонился. — Я был в Чэньяо, когда губернатор дал вам сопровождение и звание во Второй армии.
— Значит, мы в одной армии, — сказал Тай.
— В таком случае, — заметил командир, — вам следует стоять с нами. Вы слышали, что произошло?
— Слышал, — ответил Тай. — Почему же еще мы здесь? Наш славный император в данный момент совещается со своими советниками и принцем. Мы должны быть готовы служить Катаю, когда они появятся с приказами для нас!
— Нет, — возразил стоящий внизу офицер. — Не так. Только после того, как Вэнь Чжоу выйдет к нам. Отойдите в сторону, сын Шэнь Гао, если не хотите спуститься вниз. Мы не станем ссориться с человеком, который ездил к Куала Нору, но вы не должны стоять у нас на пути.
Если бы этот офицер был моложе, позднее думал Тай, то, что произошло дальше, могло оказаться совсем другим. Но этот офицер, несмотря на свой низкий ранг, явно служил уже давно. У него были спутники, друзья на перевале Тэн, и он в этот самый момент, наверное, узнал о том, что там произошло.
Командир дуй махнул рукой в сторону двери.
Новые стрелы вонзились в нее, все вместе, с громким стуком. Внутри их удары должны казаться ударами молота, подумал Тай. Удары молота из изменившегося мира. Он думал о Цзянь больше, чем о любом из других людей в доме, даже об императоре. Не совсем понимая почему.
— Выйдите к нам, иначе мы придем за вами! — крикнул офицер. Первый министр Вэнь, командующий армиями Катая, ваши солдаты ждут! У нас есть вопросы, которые требуют ответа!
«Требуют». Это говорит командир пятидесяти солдат первому министру Катая. Тай удивился, как солнце поднимается в небо, как птицы поют свои обычные песни.
Дверь почтовой станции открылась.
Вэнь Чжоу, которого он ненавидел, вышел во двор.
Долгие годы после этого, когда то восстание стало еще одной частью прошлого — разрушительной частью, но закончившейся и уходящей все дальше, — историки, которым было поручено изучать документы (те, что уцелели после времени раскола) и написать историю тех дней, почти единодушно описывали в своих беспощадных творениях продажный характер (с самого раннего детства!) и коварное предательство проклятого Ань Ли, повсеместно известного под именем Рошань.
Практически без исключений, сотни лет Рошаня описывали во всех исторических трудах как человека невероятно толстого, покрытого гнойными язвами, погибающего от ненасытного аппетита и честолюбия.
В этих трудах господствовало общее мнение, что один лишь героический и мудрый первый министр Вэнь Чжоу разгадал темные планы этого злобного варвара — почти с самого начала — и сделал все возможное, чтобы их сорвать. В этих трудах были некоторые вариации, возникшие под влиянием определенных аспектов летописей, а также необходимости (до прихода более поздних династий) избежать какой-либо критики великого и славного императора Тайцзу.
В соответствии с этим самым распространенным объяснением событий в начале восстания Ань Ли были некомпетентность и трусость генералов и офицеров, которым поручили защищать перевал Тэн — и Синань за ним. Некоего генерала Сюй Бихая, ничем другим не примечательного, обычно с презрением описывали как физически слабого и трусливого человека.
Такое решение задачи найти объяснение всему случившемуся было очевидным, учитывая то, что официальные историки являются гражданскими служащими и служат при дворе любой династии и их легко уволить или еще хуже.
Было бы крайне неразумно даже намекать, не то что открыто говорить, об ошибке или провале божественного императора или назначенных им министров. Проще и безопаснее обратить свой взор и каллиграфию на солдат.
Конечно, красивый, аристократичный, сверхъестественно мудрый первый министр также был участником легендарной трагедии, которую признавали и простые люди, и художники Катая, — и это тоже, несомненно, сыграло роль в подходе официальных исторических работ.
Когда желание двора и легенды народа сливаются с представлениями великих художников, как благоразумный летописец прошлого может устоять?

 

Первый министр, не выказывая ни малейшего признака смущения, остановился на крыльце над тремя ступеньками, ведущими во двор.
Тай подумал, что теперь он презрительно смотрит сверху вниз на командира дуй и солдат. У Вэнь Чжоу не было другого выхода, ему пришлось выйти. Но здесь ему требовалась осторожность, и частью ее, несомненно, было ясно дать понять пропасть, что шире Большой реки в половодье, между ним и стоящими внизу.
Высокий и великолепный, Чжоу смотрел на залитый солнцем двор. Он был одет для верховой езды: никаких придворных шелков, только идеально скроенная одежда из полотна и кожи. В сапогах. Без шляпы. Он часто пренебрегал шляпой, как помнил Тай со времени парка Длинного озера, когда видел его издалека.
С гораздо большего расстояния, чем сейчас.
Чжоу вытянул руку и медленным, широким движением провел ею дугу через двор гостиницы, выставив один палец. И произнес повелительным тоном:
— Каждый стоящий здесь человек поплатится своей жизнью за то, что только что произошло. Офицеры должны быть казнены первыми.
— Нет! — пробормотал Сыма Цянь вполголоса. — Не так!
Вэнь Чжоу продолжал:
— Но наш бесконечно милостивый император, учитывая эти тяжелые времена, которые трудно понять обычному человеку, предпочел не обращать внимания на этот момент, словно речь идет о досадном поведении маленьких детей. Отложите оружие, постройтесь в ряды. Никого из вас не накажут. Ждите приказа, когда мы выйдем. Вы нужны для обороны Катая.
Поразительно, но он повернулся и собирался войти внутрь, не дожидаясь того, что они сделают, словно немыслимо было ожидать ничего, кроме немедленного повиновения.
— Нет, — только и произнес командир дуй.
Тай видел, что ему стоило больших усилий произнести это короткое слово. Этот человек обливался потом, хотя утро было не жаркое.
Вэнь Чжоу обернулся.
— Что ты сказал? — спросил он. Его голос и манера, подумал Тай, могут заморозить душу.
— По-моему, вы меня слышали, — ответил офицер. Двое других подошли и встали рядом с ним. Лучник и один из его десятников.
— Я слышал измену, — уточнил Вэнь Чжоу.
— Нет, — произнес один из лучников. — Это мы только что узнали об измене!
— Зачем армии приказали уйти с перевала Тэн?! — крикнул седобородый командир, и Тай услышал боль в его голосе.
— Что?! — рявкнул Чжоу. — Неужели небеса разверзнутся над нами?! И солнце упадет?! Простые солдаты уже задают вопросы Да-Мину?!!
— Им не надо было начинать сражение! — закричал командир дуй. — Это все знают!
— А вы бежите из Синаня, оставляя его Рошаню! — крикнул лучник, маленький, разъяренный человек. — Почему все это произошло?
— Говорят, вы напрямую отдали такой приказ! — сказал десятник.
Тай увидел, что Вэнь Чжоу впервые заколебался. У него опять пересохло во рту. Он не двигался. Не мог.
Чжоу выпрямился.
— Кто это сказал?
— Те, кто ехал вместе с вами, нам рассказали! — крикнул лучник. — Ваши собственные стражники слышали это по дороге!
Тай повернулся к Сыма Цяню. Поэт выглядел потрясенным. Интересно, как я сам выгляжу, подумал Тай. И снова услышал голос Вэнь Чжоу:
— Разговоры окончены. Солдаты! Арестуйте этих трех людей. Ваш командир освобожден от должности. Свяжите их и охраняйте до казни, когда мы выйдем. Катай падет, если будет продолжаться этот хаос! Солдаты Второй армии, делайте то, что вам приказано!
Никто из стоящих во дворе гостиницы не пошевелился.
Порыв ветра взметнул пыль. Снова пение птиц, как и всегда.
— Нет. Вы должны нам ответить, — произнес лучник. Его голос стал другим. Тай услышал вздох Сун у себя за спиной. Он увидел, как Вэнь Чжоу посмотрел вниз, во двор, с испепеляющим, вечным презрением, которое должен испытывать такой человек, как он, к тем, кто стоит внизу. Он повернулся, чтобы войти в гостиницу.
И поэтому стрела, убившая его, вонзилась ему в спину.
Сыма Цянь, Изгнанный Бессмертный, великий поэт эпохи, который был в тот день на почтовой станции у Ма-вая, не написал ни слова о том утре.
Тысяча других поэтов в течение столетий все-таки писали о тех событиях, начиная с гибели Вэнь Чжоу. У поэтов, как и историков, много причин для того, чтобы менять или приукрашивать то, что могло произойти. Часто они просто не знают правды.
Прежде чем первый министр упал, в него попало пять стрел.
Лучники Второй армии не могли допустить, чтобы их товарищ нес бремя этого поступка в одиночку.
Когда стихи, оплакивающие первого министра, полились полноводной рекой, некоторые стихотворцы уже описывали двадцать пять стрел (с черным, как ночь, оперением), торчавших из его спины, когда он лежал в собственной красной крови на крыльце: поэты добиваются пафоса и мощи, не замечая избыточности своих образов.
Тай шагнул вперед. Его меч остался в ножнах. Руки его дрожали.
— Нет, господин! — крикнула Сун. — Шэнь Тай, пожалуйста! Стойте!
И эхом повторил «Стойте!» командир дуй внизу. Он смотрел на Тая, щурясь, явно испуганный. А испуганные люди опасны.
Тай видел, что у этого человека тоже дрожат руки. Командир стоял теперь один, у всех на виду, на пыльном дворе гостиницы. Лучника рядом с ним уже не было, как и десятника. Они отошли назад, слились со своими товарищами. Впрочем, Тай был совершенно уверен, что смог бы узнать того лучника, который выстрелил первым.
Все лучники во дворе держали свое оружие натянутым. Бросив взгляд назад, Тай увидел, что так же готовы выстрелить Сун и другие каньлиньские воины. Они выдвинулись вперед и окружили его. Их убьют раньше него.
— Это должно прекратиться! — с отчаянием в голосе крикнул он. Проскользнул вперед мимо Сун и посмотрел вниз, на командира.
— Вы понимаете… конечно, вы понимаете, что это должно прекратиться.
— Вы знаете, что он сделал, — сказал командир. Голос его звучал хрипло от напряжения. — Он послал всех этих людей — армию! — на смерть. Отдал беззащитный Синань на разграбление. И все только потому, что боялся за себя, если офицеры на перевале решат, что это он стал причиной восстания.
— Мы не можем этого знать! — крикнул Тай. Он чувствовал огромную усталость, его подташнивало. И он боялся. Рядом с ним лежал мертвый человек, а в доме был император.
— Нашей армии ни к чему было уходить с перевала! Вот этот человек послал приказ среди ночи, с половиной печати. Он сам его отдал! Спросите тех, кто сопровождал вас сюда.
— Откуда вам это известно?! — закричал Тай. — Откуда они могут это знать?!
И тогда офицер во дворе гостиницы, немолодой человек, тихо ответил:
— Спросите принца, с которым вы приехали сюда.
Услышав это, Тай закрыл глаза. Внезапно ему показалось, что он сейчас упадет. Потому что все сходилось. Все было похоже на жуткую, горькую правду. Принц должен сейчас готовиться взять командование на себя, в самый разгар войны, а его отец такой слабый. И если именно первый министр сотворил этот внезапный кошмар…
Они видели, как Шиньцзу проехал вперед в темноте по дороге, как скакал рядом с солдатами Второй армии, разговаривал с ними.
Поступки человека иногда могут иметь неожиданные последствия; они могут потом вернуться и преследовать тебя, даже если ты — первый министр Катая. Возможно также, если ты — наследный принц Катая.
Тай открыл глаза и обнаружил, что не в состоянии заговорить. Зато он услышал, в то светлое, ясное утро, недалеко от Ма-вая и его синего озера, как громко заговорил другой человек из рядов солдат:
— Еще один человек должен умереть сейчас, иначе нас всех убьют!
Тай не понял. Сначала не понял. Его первой мыслью было: «Вас всех убьют в любом случае».
Но он не сказал этого вслух. Был слишком потрясен, чтобы говорить. Совсем рядом с ним лежал первый министр Катая Вэнь Чжоу. И кровь его медленно растекалась по деревянному крыльцу…
— О, прошу, нет! — еле слышно выдохнул Сыма Цянь. — Только не это!
Это Тай тоже запомнил. Именно поэт первым понял, что происходит.
Он быстро оглянулся и посмотрел на Цяня, потом резко опять повернулся и посмотрел во двор.
И с печалью, которая никогда не покидала его, которая осталась в его памяти навсегда, такая же мучительная, как ужасные образы богю у северного озера, Тай увидел, как хорошо обученные солдаты шагнули вперед, все вместе, и услышал, как тот же голос заговорил снова. И тот человек, лица которого Тай так и не рассмотрел среди семидесяти остальных, произнес, очень четко:
— Он стал первым министром только по одной причине. Все в Катае знают это! Нас убьют, чтобы отомстить, — по ее приказу. Она разрушила волю императора своей темной силой и навлекла все это на нас через своего двоюродного брата. Она должна выйти к нам, иначе это не закончится.
Танцовщица под музыку. Сияющая, как свет утра. Прекрасная, как зеленые листья после дождя, или зеленый нефрит, или звезда Ткачихи в небе после захода солнца.

Глава 25

— Этому не бывать! — воскликнул Тай.
Он вложил в эти слова столько силы, сколько смог, испытывая жгучее желание оттолкнуть от себя ту ситуацию, к которой привело их это утро.
Струйка пота потекла по его боку. Его охватил страх, сжал в своих тисках. Он сказал:
— Она старалась контролировать своего двоюродного брата. Вэнь Чжоу даже пытался убить меня у Куала Нора. Она собирала об этом сведения. Против него!
Ему было стыдно рассказывать об этом солдатам, но в такой момент, конечно, следовало забыть и о стыде, и о тайнах личной жизни.
Спрятанный среди других солдат лучник (он запомнил этот голос) крикнул:
— Эта семья уничтожила Катай, привела нас к войне! Пока она жива, они будут продолжать нас травить!
Это было умно, Тай и сам отчасти так думал. Минуту назад речь шла об их собственной безопасности, тех, кто убил Вэнь Чжоу, но теперь все выглядело по-другому.
— Вызовите ее! — приказал командир дуй.
Таю хотелось обрушить на него проклятия, но он сдержался. Сейчас не время давать волю гневу. Он сказал, как можно спокойнее:
— Я не допущу еще одной смерти. Командир, успокойте своих людей.
Тот покачал головой:
— Я так и сделаю. Но после того как мы очистимся от отравы семьи Вэнь. Наших товарищей заставили выйти из ущелья Тэн. Вы поставите жизнь этих двоих против такого огромного числа жизней? Вы, который сам был солдатом? Вы знаете, сколько людей там погибло. Разве Да-Мин не требует казни, когда обладающий властью руководитель совершает такую громадную ошибку?
— Она всего лишь женщина. Танцовщица, — теперь он тянул время, но его охватило отчаяние.
— Разве женщины никогда не правили в Катае?
Тай открыл рот и закрыл его, молча глядя на стоящего внизу человека.
Губы офицера дрогнули в улыбке.
— Я дважды сдавал экзамены, — сказал он. — Восемь лет проучился, пока не смирился с тем, что никогда их не сдам. Я кое-что знаю о жизни при дворе, мой господин.
Позднее Тай думал об этом тоже. Могла ли жизнь после этого утра быть другой, если бы другого командира с его пятьюдесятью солдатами направили по северной дороге в обход переполненного тракта на Синань?
На дороге всегда бывают развилки…
— Я этого не допущу, — повторил Тай так холодно, как только мог.
Командир смотрел на него снизу вверх. Он не выглядит торжествующим или мстительным, подумал Тай. Почти с сожалением этот человек произнес:
— Вас здесь… восемь? А у нас более семидесяти человек. Зачем вы хотите погубить своих каньлиньских телохранителей и себя самого? Разве у вас нет обязанностей в войне, которая настигла нас сейчас?
Тай покачал головой, снова охваченный гневом. Он боролся с ним. Этот человек говорит правду. Тай может погубить много людей, если скажет или сделает что-то неверно. Но все равно!
— У меня нет большей обязанности, чем прекратить это. Если вы захотите войти в почтовую станцию, вам придется убить меня и моих телохранителей и лишить Катай двухсот пятидесяти сардийских коней.
Он был готов разыграть и эту карту.
Ненадолго воцарилось молчание.
— Если придется, мы это сделаем, — сказал командир дуй. — Еще восемь смертей не изменят того, что должно произойти, как и смерть многих из нас, в том числе — моя. Я не имею значения и знаю достаточно, чтобы это понимать. А кони — это ваша обязанность, не наша. Отойдите, мой господин. Я прошу вас.
— Тай, — мягко произнес Сыма Цянь рядом с ним, — тебе их не остановить.
— Им меня тоже, — возразил Тай. — Бывают такие моменты, когда жизнь не стоит продолжать, если сделаешь шаг назад.
— Я с вами согласна, господин Шэнь.
Женский голос из открытой двери почтовой станции.
Она вышла на крыльцо. Тай повернулся и посмотрел на нее. Их взгляды встретились. Он опустился на колени рядом с лужей крови ее двоюродного брата, которая растекалась по крыльцу. И с дрожью увидел, что опустились на колени не только его каньлиньские воины и поэт, но и все солдаты во дворе гостиницы сделали то же самое.
Пролетело мгновение. Солдаты встали. И Тай увидел, что лучники продолжают держать в руках луки со стрелами на тетиве. Только тогда он смирился с тем, что это произойдет и он не сможет помешать.
Отчасти, когда увидел в ее глазах, что она так решила.
— Поэт, — сказала она, глядя на Цяня с насмешливой улыбкой, которую запомнил Тай, — я все же жалею, что вы с иронией отозвались обо мне в последнем стихотворении.
— Не больше меня самого, славная госпожа, — ответил Сыма Цянь, и Тай увидел, что поэт продолжает стоять на коленях и на лице его слезы. — Вы озарили светом наше время!
Ее улыбка стала шире. Она выглядела довольной и юной.
Тай встал и сказал:
— А император не выйдет? Он может прекратить это, моя госпожа.
Как ему показалось, она долго смотрела на него. Стоящие во дворе ждали, не двигаясь. Почтовая станция у Ма-вая казалась Таю центром империи, всего мира. Все остальное и все остальные застыли вокруг нее, не подозревая об этом.
— Это мой выбор, — ответила Цзянь. — Я сказала ему, что он не должен выходить. — Она заколебалась, продолжая смотреть Таю в глаза. — В любом случае он больше не император. Он отдал кольцо Шиньцзу. Это… правильный поступок. Предстоит трудная война, а мой возлюбленный уже немолод…
— Вы молоды! — возразил Тай. — Слишком рано, моя госпожа. Не отбирайте у нас это сияние.
— Его отбирают другие. Некоторые запомнят это сияние, — она сделала жест танцовщицы. — Шэнь Тай, я помню, как мы вместе лакомились личи на этой дороге. Благодарю вас за это. И за то, что… вы стоите здесь сейчас.
На ней было шелковое синее платье, расшитое маленькими золотыми пионами (король цветов). Ее шпильки украшала ляпис-лазурь, и два кольца на пальцах тоже были с ляпис-лазурью, как видел Тай. В это утро она не надела серег. Туфельки на ней были шелковые, золотистые, с жемчужинами. Он стоял достаточно близко и почувствовал, что даже глубокой ночью она не уехала из дворца Да-Мин, не надушившись своими обычными духами.
Как и не уехала, не подумав о сардийских конях у границы, и послала курьера через ночной город за единственным человеком, который мог забрать их оттуда для Катая.
— Вы должны отпустить меня, — мягко сказала Цзянь. — Вы все.
Он отпустил ее. И потом ему это снилось и стояло перед его мысленным взором до конца дней.
Он смотрел, как она повернулась, неторопливо, изящно, легко ступая, прошла мимо убитого двоюродного брата, который всех их к этому привел. Спустилась одна по ступенькам, — приподняв подол, чтобы не зацепиться, — во двор, уже залитый утренним солнцем, прошла вперед и остановилась перед солдатами, которые вызвали ее, чтобы убить. Пыльный гостиничный двор, полный воинственных людей, — не место для шелка…
Они опустились на колени. Они опять преклонили перед ней колени.
Она слишком молода, снова подумал Тай. В комнате, которую она покинула, старый император и новый император оставались невидимыми. Тай подумал о том, наблюдают ли они? Могут ли видеть происходящее?
С легким удивлением он увидел слезы на глазах Сун. Она сердито вытирала их. Ему казалось, что она никогда не доверяла Цзянь и не любила ее.
Вероятно, иногда любовь не играет роли для некоторых людей. Танцовщицы подобны летним звездам. Вы ведь не говорите, что любите звезду на небе?
Он двинулся к верхней ступеньке лестницы, не понимая, что делает; он жил внутри печали.
Голос Цзянь прозвучал ясно, как храмовый колокол в полях:
— У меня есть просьба, командир дуй.
Офицер все еще стоял на коленях. Он на мгновение поднял взгляд, потом опять опустил голову.
— Слушаю, моя госпожа.
— Я бы не хотела умереть, как мой двоюродный брат, чтобы стрелы изуродовали мое тело, а может быть, и лицо. Найдется ли среди вас человек, который будет так добр, что убьет меня, не испортив внешности? Может быть… кинжалом?
Она в первый раз запнулась после того, как вышла из гостиницы.
Командир снова поднял глаза, но не смотрел на нее.
— Моя госпожа, такого человека потом явно ждет смерть. Было бы неправильно с моей стороны назвать кого-то из моих солдат.
Цзянь, казалось, это обдумала.
— Да, — сказала она. — Я понимаю. Простите, что побеспокоила вас такой просьбой. Это было с моей стороны… ребячеством. Делайте то, что должны, командир.
«Ребячеством». Тай услышал позади себя шаги. Потом голос рядом.
— Я это сделаю, — произнес этот голос. — Меня все равно ждет смерть.
Голос звучал четко. Не такой красивый, как колокол храма, но твердый. Ни малейшей неуверенности.
Тай посмотрел на брата.
Лю смотрел на командира во дворе, его поза и выражение лица говорили о власти, они выдавали человека, не привыкшего повышать голос, уверенного, что его и так услышат. Он был одет в платье мандарина с поясом и с ключом своего ранга, на голове мягкая шляпа, как обычно. Человек, которому он служил, лежал в луже крови у его ног.
Разумеется, все так и есть. Сложите вместе смерть Вэнь Чжоу с отречением императора и с появлением у Катая нового императора. Подумайте о должности Лю как главного советника первого министра и…
И получите вот это, думал Тай. Вместе с остальными событиями, которые один за другим произошли здесь этим утром.
Командир дуй нервно кивнул. Впервые он казался ошеломленным тем, что они затеяли. Не настолько, чтобы остановиться (его солдаты уже не допустили бы этого), но грузом, резонансом событий.
Лю поднял руку привычным жестом.
— Тогда подождите минуту, командир, и я подойду к вам.
Цзянь обернулась и смотрела снизу на братьев.
— Моя госпожа, — поклонился ей Лю. Затем повернулся к Таю.
— Это должно произойти, — четко и тихо произнес он. — Я был человеком первого министра. За подобный провал нужно платить.
— Ты имеешь какое-то отношение к тому приказу? К перевалу Тэн?
Лю ответил презрительным взглядом. Тай знал этот взгляд.
— Ты считаешь меня таким глупцом?
— Он тебе не сказал?
— Он перестал спрашивать у меня советов по некоторым вопросам с того момента, как ты вернулся в Синань, второй брат, — слабая улыбка Лю была полна превосходства. — Можно сказать, что причиной всего этого было твое возвращение.
— Ты хочешь сказать, то, что я не погиб у Куала Нора?
— Или в Чэньяо, если я правильно понял.
Тай моргнул. Пристально посмотрел на брата. Гнев его исчез.
Улыбка Лю тоже погасла. Они смотрели друг на друга, сыновья Шэнь Гао.
— Ты ведь не думал всерьез, что я имел к этому отношение?
Ощущения Тая были такими странными. Облегчение волной захлестнуло его, потом нахлынула вторая волна, печали.
— Я сомневался, — ответил Тай. — Мы знали, что приказ отдал Вэнь Чжоу.
Лю покачал головой:
— Это было бессмысленно. Я знал, как ты далеко, если вообще еще жив. Ты ничего не мог бы сделать насчет Ли-Мэй, даже если бы оказался настолько глупым, чтобы захотеть. У меня не было причин желать твоей смерти.
— А у него? — Тай посмотрел на лежащего рядом с ними мертвеца.
— У него тоже. Вот почему, в том числе, он ничего мне не сказал об этом. Это было чистое высокомерие. Он сделал это из-за женщины и потому, что мог это сделать.
— А перевал Тэн?
— Он боялся Сюй Бихая. Боялся, что генерал решит, что в восстании виноват Чжоу, и вступит в сговор с мятежниками. Думаю, он боялся всех солдат. — Легкая улыбка. — Это делает утро забавным, правда?
— Я бы его таким не назвал, — возразил Тай.
Лю небрежно махнул рукой:
— Ты не способен чувствовать иронию… Теперь слушай внимательно, — он подождал, пока Тай кивнет, как учитель, требующий внимания ученика. — Кони спасут тебя. Пускай пройдет слух — через каньлиньских воинов, если тебе это удастся, — что я действительно пытался тебя убить. Они не станут лгать, поэтому ты должен заставить их поверить, что сам так думаешь.
— Зачем? Зачем мне нужно?..
Знакомый нетерпеливый взгляд.
— Потому что Шиньцзу умнее, чем мы подозревали, и если он думает, что ты ко мне привязан…
— Я действительно к тебе привязан, первый брат!
На лице Лю снова отразилось нетерпение.
— Подумай! В этой императорской семье братство может означать ненависть и убийство так же легко, как все остальное. Шиньцзу это знает. Тай, дорога к власти открыта для тебя, для нашей семьи. Он уже тебя ценит. Ему понадобятся советники, собственные люди. После того как ты приведешь коней, и независимо от этого.
Тай ничего не ответил. Но Лю и не ждал от него ответа.
— Еще земли, подаренные тебе у Большой реки. Очень хорошее владение, но в некоторое время там будет небезопасно. Я понятия не имею, куда пойдет Рошань, но он может двинуться на юг. После того как они возьмут Синань и закончат убивать там.
— Он позволит убивать в городе?
Лю едва заметно покачал головой, словно его огорчало, что кто-то не понимает таких простых вещей.
— Конечно, позволит. Вэнь Чжоу убил его сына, а солдаты мятежников — жестокие люди, и больше половины из них варвары. Почти все члены семьи императора все еще в городе. Они погибли, если он их найдет. Синань будет плохим местом, по крайней мере, весь остаток лета. Начнется паническое бегство. Уже сегодня. — Он говорил быстро и тихо, их никто не мог слышать. Солдаты ждали. Цзянь, подумал Тай, тоже ждет.
Кажется, и Лю осознал это.
— Я не могу задержаться и научить тебя, — сказал он. — Наше поместье, вероятно, будет безопасным местом для наших матерей, но приглядывай за ними, где бы ты ни находился. Держись поближе к Шиньцзу, пусть он будет доволен тобой. Если восстание продлится долго, а я сейчас считаю именно так, то в Ханду, недалеко от нашего поместья, есть один человек. Его зовут Пан, у него всего одна нога, ты его легко найдешь на базаре. Он покупал для меня и для нашей семьи зерно и хранил в потайном сарае, который я построил не так давно. Ему нужно платить три тысячи в месяц, в середине каждого месяца. Ты теперь богат, но будут перебои с продовольствием. Постарайся продолжать закупки. Теперь тебе предстоит заботиться о таких вещах. Ты понимаешь, второй брат?
Тай сглотнул.
— Понимаю, — ответил он. — Пан, в Ханду.
Лю посмотрел на него. Ни любви, ни страха, почти ничего нельзя было прочесть на его мягком, гладком лице.
— Мне очень жаль, брат, — сказал Тай. — Мне приятно узнать, что ты не посылал убийц.
Лю пожал плечами:
— Мог бы послать, если бы по какой-то причине счел это разумным.
— Я так не думаю, Лю.
Улыбка свысока, которую он так хорошо помнил:
— До сих пор думал.
— Знаю. Моя ошибка. Прошу прощения.
Брат отвел глаза, потом опять пожал плечами:
— Я тебя прощаю. То, что я сделал для нашей семьи, возвысив Ли-Мэй до принцессы, я бы сделал опять. Тай, это был мастерский ход.
Тай промолчал. Брат посмотрел на него, потом во двор.
— И Куала Нор тоже, — мягко прибавил Лю.
Таю вдруг стало трудно говорить.
— Я об этом так не думал.
— Я знаю, что не думал, — ответил Лю. — Если сможешь, похорони меня рядом с отцом в саду. — Еще одна слабая улыбка, он снова посмотрел на него. — Ты мастер успокаивать призраков, не так ли?
И с этими словами он спустился по ступенькам на залитый солнцем двор, на ходу доставая усыпанный драгоценностями придворный кинжал из рукава одежды.
Тай видел, как он подошел к Цзянь и поклонился ей. Рядом с ними оставался только командир дуй, а теперь и он отошел, попятился на десяток шагов, словно с опозданием захотел остаться в стороне.
Тай видел, как его брат что-то сказал Цзянь, очень тихо, так что никто не услышал. Но он увидел, как она улыбнулась, словно ее удивило услышанное и доставило ей удовольствие. Она что-то тихо ответила Лю, и он опять поклонился.
Он еще раз что-то сказал, и она мгновение постояла неподвижно, потом кивнула головой. Она выполнила вращение, как в танце, в последний раз. Таким поворотом заканчивают выступление, и после него зрители разражаются одобрительными возгласами и аплодисментами.
Она остановилась спиной к Лю, к почтовой станции. И стояла лицом на юг (ее семья когда-то приехала с юга), к кипарисам, окаймляющим дорогу и летние поля за ними, сверкая в утреннем свете, а брат Тая обхватил левой рукой ее талию, чтобы придать устойчивости им обоим, и точно вонзил кинжал ей между ребер, прямо в сердце, со спины.
Лю держал ее мягко, осторожно, пока она умирала. Он подержал ее еще немного, а потом положил на спину в грязь того двора, потому что у него не было другого выхода. Опустился рядом на колени, расправил на ней одежду. Одна из шпилек выпала из волос. Тай смотрел, как брат заколол ее на место. Затем Лю положил усыпанный камнями клинок, встал и отошел подальше от нее, по направлению к лучникам Второй армии. Остановился.
— Сделайте это! — сказал он. Сам отдал приказ. И стоял очень прямо, когда они выпустили в него дюжину стрел.
Тай не мог видеть, были ли глаза брата открыты или закрыты, когда он умер. Через какое-то время он осознал, что рядом стоит Сыма Цянь, ничего не говоря, но присутствуя.
Он посмотрел во двор. На Лю, лежащего лицом вниз, и на Цзянь, лежащую на спине, в расправленном вокруг нее синем платье. И ему показалось, что солнечный свет не соответствует этому моменту и тому, что будет теперь всегда, даже когда он уйдет в прошлое. Яркость этого утра, взлетающие и проносящиеся птицы, их пение…
Он сказал об этом поэту:
— Разве должны петь птицы?
— Нет, и да, — ответил Цянь. — Мы делаем то, что делаем, а мир продолжается. Где-то рождается ребенок, и родители вкушают радость, которую и представить себе не могли.
— Я понимаю, — сказал Тай. — Но здесь? Должно ли здесь быть столько света?
— Нет, — помолчав, ответил Сыма Цянь. — Здесь — нет.
— Господа? — Это была Сун. Тай повернулся к ней. Он никогда ее не видел такой, как сейчас. — Господа, мы просим вашего разрешения, — произнесла она. — Мы хотим убить двух из них позже. Командира и первого лучника, того, маленького. Только двоих. Но это должно быть сделано. — Она вытерла щеки.
— Я даю вам его, — ответил Цянь, окидывая взглядом двор.
— Я даю вам его, — повторил Тай.
Звездная метель ее волос,
Цветочный лепесток ее щеки,
Нефрит и золото ее уборов
Во время танца…

Другой поэт, более молодой, напишет это. Часть очень длинного стихотворения, которое останется в памяти из всех (заслуженно) забытых стихов, посвященных тому утру у Ма-вая.

 

Немного позже на крыльцо почтовой станции, укрытое от солнца, вышли два человека и остановились перед солдатами.
Старший из них, с дрожащими руками, держащийся совсем не так прямо, как раньше, официально представил молодого, своего сына, с кольцом Феникса на руке, и на этот раз публично объявил его императором Катая.
Солдаты, — все солдаты, — слуги почтовой гостиницы, каньлиньские воины на крыльце, Шэнь Тай, старший из оставшихся в живых сыновей Шэнь Гао, и поэт Сыма Цянь — все опустились на колени, уткнувшись лицом в пыль гостиничного двора или доски крыльца, и таким образом стали первыми, кто принес присягу августейшему императору Шиньцзу из Девятой династии Катая в первый год восстания Ань Ли. Как раз накануне того дня, когда пал Синань.
Приказы нового императора были точными, продуманными, соответствующими положению. Здесь лежали три мертвых человека. Каньлиньских воинов попросили заняться ими, с помощью других воинов из их святилища.
Цзянь должны были отвезти к гробницам императорской фамилии, находящимся неподалеку. Старшего сына генерала Шэнь Гао, после консультации с его братом, также поручили каньлиньским воинам, которых попросили сохранить его тело и доставить в поместье его семьи для погребения. Семью известят заранее.
Тело бывшего первого министра Вэнь Чжоу должно быть сожжено в каньлиньском святилище на погребальном костре, должным образом завернутым в саван и со всеми обрядами, но без придворных почестей. Пепел следует развеять, а не хранить. Отсутствие церемонии явно — и разумно — преследовало цель развеять страхи солдат, которые его убили.
Отец-император Тайцзу, который проснулся этой ночью правителем Катая, слабый, убитый горем и растерянный при свете ясного дня, должен быть доставлен в безопасное место на дальнем юго-западе за Большой рекой. В свое время, как надеялись, он восстановит свои силы и волю и будет с почетом доставлен обратно, к новому двору сына в Синане.
Сам император отправится на север. Он сделает своей базой Шуцюань в излучине Золотой реки. Этот город уже служил для подобной цели в прошлом. Синань нельзя удержать, но его можно отобрать потом.
У нового императора не просматривалось ни малейшего намека на сомнение, готовность пойти на уступки мятежникам или сдаться. Министр совершил ошибку. Этот человек (и его советник) умерли здесь сегодня утром, как и следовало.
Женщину, лежащую в пыли, можно было считать достойной сожаления, теперь и потом, но ни один человек, который оценивает события в здравом рассудке, не сможет отрицать, что ее семья стояла у корней этой катастрофы. Женщины Катая могли извлекать выгоды из поступков мужчин, которых они знали, но точно так же они не могли не пострадать после их падения.
Один небольшой инцидент, замеченный горсткой людей на том гостиничном дворе, произошел перед тем, как Тайцзу снова сел в карету, чтобы уехать из Ма-вая. Алхимик, худой проповедник Священного Пути, осторожно вышел из второй кареты, где, очевидно, сидел во время насильственных событий того утра. Он подошел к Тайцзу, неся с собой, по-видимому, утренний эликсир, предназначенный для обретения им бессмертия.
Император… бывший император отмахнулся от этого человека.
Вскоре после этого господин Шэнь Тай, теперь личность довольно значимая, был вызван к новому императору в помещение почтовой станции. Он опустился на колени и получил в подарок еще одно кольцо, с белым нефритом, — первый подарок, сделанный Шиньцзу в качестве императора Катая.
Шэнь Тай получил приказ ехать вместе с удалившимся от дел императором до почтовой станции на имперской дороге в Чэньяо. Оттуда, как только шестьдесят его каньлиньских воинов прибудут из святилища, ему следует быстро ехать к Хсеню, на границе с Тагуром, чтобы забрать своих коней и благополучно привести их обратно в Шуцюань. Император официально попросил отдать сардийцев в распоряжение империи. Шэнь Тай дал на это официальное согласие, выразив огромную радость, что может быть полезным Катаю.

 

Синаню предстояло стать одним из самых страшных мест на земле. Тай осознал это в какой-то момент ночного путешествия в Ма-вай, затем брат сказал ему то же самое, а уж его брат Лю блестяще разбирался в жизни императорского двора, армии и всего мира.
А если это правда, если кровавое насилие приближается с востока и уже сейчас под сапогами марширующей армии и под копытами ее коней вздымается пыль, то необходимо было вывезти из города одну женщину.
Особенно если учесть то, что эта женщина была наложницей человека, которого больше всех ненавидели в Синане, еще до восстания. Месть может породить такие ужасы, о которых нельзя говорить вслух. И страх — тоже.
Одна женщина, которая дарила им всем музыку (и нечто большее), умерла в это утро, в расцвете юности и красоты. Тай не был готов потерять еще одну из-за Вэнь Чжоу.
Он всегда понимал, что поступки могут привести к неожиданным последствиям. Поступки любого человека, каким бы ни был его ранг. Но иногда можно повлиять на события. Наследник императора сказал пару слов солдатам по пути из дворца. И они имели последствия.
Вэнь Чжоу, Вэнь Цзянь и Шэнь Лю умерли. В то же утро император уступил трон сыну. Тай преклонил колени перед светлейшим и августейшим императором Шиньцзу, правящим сейчас по велению Небес, и понял, что не знает, что из произошедшего предвидел этот человек и что — сделал намеренно.
Тай и не надеялся когда-нибудь это узнать.
Он выполнит свой долг. Теперь Катай стал империей, ведущей войну и осажденной изнутри. Но воины из каньлиньского святилища смогут прибыть в гостиницу на имперской дороге только к ночи, и это в лучшем случае. Поэтому у него еще осталось немного времени, хотя ему предстояло двигаться быстро и, наверное, снова ночью, в зависимости от того, что он найдет в Синане.
Подчиняясь приказу, он выехал со двора гостиницы вместе со своими каньлиньскими телохранителями, каретой Тайцзу и солдатами, сопровождавшими их кортеж из дворца ночью.
Другие пятьдесят человек из Второй армии поскачут на север с новым императором. Это было большой честью. Командир дуй выстроил их стройными, дисциплинированными рядами во дворе, ожидая команды тронуться в путь.
Тай наблюдал за Сун, которая на это смотрела. Он думал о том, что этим людям оказывают честь, но ничего не сказал. Иногда лучше не знать подробностей того, что может произойти. И ему сейчас надо было заняться собственным делом.
Немного отъехав от Ма-вая, он остановил Динлала и посреди дороги сообщил Сун, Цяню и Люй Чэню о своем намерении. Оно не подлежало обсуждению.
Они все отправились вместе с ним. Остальные его каньлиньские телохранители остались с Тайцзу и солдатами. Им предстояло дождаться в гостинице шестидесяти всадников из святилища.
Тай и три его спутника двинулись через поля, коротким путем на юг, к перекрестку имперского тракта. Они скакали все летнее утро и весь день, который должен был казаться им прекрасным. Высокие белые облака и ветерок с запада…
Тай думал о смерти позади них и на перевале Тэн, и чем дальше они ехали, тем больше приходило холодное осознание предстоящих смертей в приближающиеся дни.
Система дорог возле Синаня была очень хорошей. Всадникам редко приходилось пересекать поле или огибать остатки бамбуковых лесов. Они нашли сельскую дорогу, ведущую на восток, потом еще одну, отходящую от нее на юг, по направлению к тракту, и пересекающую одну деревню за другой, которые сливались в одно размытое пятно.
Люди выходили из домов или прерывали свою работу и смотрели, как они мчались мимо них галопом. Так быстро скачущие всадники были необычным явлением. Предмет для беседы в тихий день. Динлал был великолепен и бежал легко. Другие три всадника сменили коней на станции. Но все равно Тай мог бы обогнать их, если бы захотел. Он чуть не поступил так, но понимал, что они ему понадобятся, когда он попадет в город.
Однако он так и не попал в город. Даже близко.
Прежде чем что-то увидеть, они услышали шум, похожий на шум сильной бури или водопада. Он был похож на рев, когда они поднимались на холм по узкой дороге, ведущей к тракту. Потом они поднялись на вершину и увидели, что происходит внизу.
Город спасался бегством, в панике. С болью в сердце Тай увидел имперский тракт, забитый жителями Синаня, которые бурлящей массой устремились на запад. Эта масса выплескивалась в дренажные канавы и устремлялась в переполненные летние поля вдоль дороги.
Люди брели с пожитками на спинах, тащили повозки с детьми, стариками и вещами. Шум стоял оглушительный. Временами над ними взлетал крик или плач, когда человека сталкивали в канаву или он падал и был затоптан. Если упадешь, то, вероятно, погибнешь. Продвижение было мучительно медленным, видел Тай, а людская масса тянулась назад, на восток, насколько хватало глаз.
Он даже не видел городских ворот, они были слишком далеко. Но он мог их вообразить. Все ворота. Слух о катастрофе разнесся. Жители Синаня, по-видимому, не были склонны ждать, когда к ним придет Рошань.
— Они там погибнут от голода, — тихо сказал Сыма Цянь. — А ведь это только авангард сегодняшнего утра. Только начало.
— Некоторые останутся, — заметил Люй Чэнь. — Часть людей всегда остается, ради своих домов, своих семей. Они склонят головы и будут надеяться, что кровопролитие закончится.
— В конце концов, наверное, закончится, — согласился Тай. — Он хочет править, не так ли?
— В конце концов, — согласился Люй Чэнь. — Хотя это время может показаться вечностью.
— Она будет длиться вечно, эта война?
Тай взглянул на Сун, которая задала этот вопрос, глядя вниз, на ползущую вперед толпу на дороге. Она кусала нижнюю губу.
— Нет, — ответил он. — Но многое изменится.
— Все? — спросила она, глядя на него.
— Многое, — повторил он. — Не все.
— Тай, мы не сможем попасть в город. — Это произнес Цянь. — Мы должны надеяться, что она получила твое предупреждение и среагировала должным образом. Но невозможно плыть против этого потока.
Тай посмотрел на поэта. На душе у него было безрадостно. Потом он тряхнул головой:
— Нет, можем. Плыть — это хорошая идея. Мы попадем в город по каналам!
Действительно хорошая идея, но это не имело значения. Иногда такое случается.
Они провел остаток дня, срезая путь через поля и снова по небольшим дорогам прокладывая его на восток. Даже проселочные дороги и изрезанные глубокими колеями телег к концу дня заполнили толпы людей, бегущих на запад. Стало трудно вообще двигаться дальше. Люди проклинали их, четверых на их конях. Если бы не каньлиньские воины, то уважение и страх, которые они внушали, на них могли бы напасть. Тай боролся с гневом и паникой, понимая, что их время заканчивается.
Когда они наконец, подгоняя уставших коней, поднялись на возвышенность, с которой уже видны были стены Синаня, он услышал голос, который произнес проклятие, и понял, что это его собственный голос.
В вечернем свете перед ними раскинулся Синань, столица империи, слава мира. Город был похож на улей, от которого во все стороны разлетались пчелы. Они текли из всех ворот, по всем дорогам. А внутри стен они увидели поднимающиеся клубы дыма.
Рошань в нескольких днях пути, а Синань уже горит…
— Посмотрите на Да-Мин, — сказал Сыма Цянь.
Дворец был охвачен огнем.
— Они его грабят, — сказал Тай.
— Где же охрана?! — воскликнула Сун.
— Грабит, — устало ответил Тай.
Сыма пробормотал:
— Они знают, что император бежал. Что мог подумать город, кроме того, что он его бросил? Покинул их.
— Он уехал, чтобы перегруппировать силы! Собрать армии. Династия будет бороться! — Голос Сун звучал очень напряженно.
— Мы это знаем, — ответил поэт мягко. — Но чем это поможет тем, кто остался там, когда на них идет Ань Ли?
Тай смотрел на каналы, которые лениво текли в город под арками в стенах и в любой обычный день несли на себе дрова, бревна, мрамор и другой камень, а также тяжелые товары и продукты. Суровое наказание грозило тому, кого поймают в канале; было известно, что это слабое место в обороне города.
Он увидел, что сегодня тысячи людей предпочли рискнуть быть наказанными палками. Столько тел было в воде! Они толкались, дрались за место, несли вещи на голове и детей — на спине, или ничего не несли, кроме ужаса и желания убраться подальше.
Люди утонут, подумал он.
Люй Чэнь поднял руку, указывая. Тай увидел новый язык пламени во дворце Да-Мин.
Его спутники сидели на конях рядом с ним. Молча. Они уважали его горе, понимал Тай, позволяя ему сказать это самому. Отказаться от безнадежного похода этого дня. Они приехали вместе с ним и остались рядом.
Он сидел верхом на Динлале, глядя на этот кошмар, или лишь на начало кошмара. Садилось солнце, его косые лучи падали на Синань, отчего стены казались золотыми. Он думал о Капели, о зеленых глазах и светлых волосах, о ее уме, более проницательном, чем его собственный, даже в те дни, когда он был погружен в свою учебу, старался понять древние царские дворы, давно умерших мудрецов, поэтические размеры и ритмы.
Он думал о том, как она пела для него, о ее пальцах в его волосах, о них вдвоем в постели посреди освещенной лампой комнаты.
Так много стихов за многие сотни лет написано о придворных, молодых и уже немолодых, у окон наверху над мраморными или нефритовыми лестницами, в сумерках или при лунном свете, ожидающих возвращения возлюбленных. «Приходит ночь, и звезды, и освещает улицу фонарь на каменной стене. И плачет соловей в саду. Но не стучат коня копыта под окном моим, открытым настежь…»
— Мы не можем этого сделать, — сказал он. — Нам нужно возвращаться. Мне очень жаль…
Он жалел о многом, когда долгий летний день наконец погрузился в темноту, а они снова повернули на запад, оставив позади пожары.
Большая часть ночи ушла на то, чтобы добраться до гостиницы на Имперском тракте. Той самой, где он проснулся весенним утром и обнаружил, что Сун ранена и схвачена солдатами, а Вэнь Цзянь ждет, чтобы отвезти его в Ма-вай.
Так как они ехали верхом, даже на усталых конях и в стороне от главных дорог, в конце концов они обогнали измученный авангард беженцев из Синаня и спустились к тракту. Он лежал перед ними под лунным светом, безмятежный и прекрасный.
Каньлиньские воины из святилища, шестьдесят человек, уже ждали, как и было обещано, когда они добрались до гостиницы. Тайцзу спит, доложили они.
Тай велел увести Динлала, напоить его, накормить и обтереть досуха. Они все нуждались в отдыхе, он это понимал, но не мог уснуть. Он смертельно устал и пал духом.
Вэй Сун и Люй Чэнь ушли вместе с другими каньлиньскими воинами. Тай подумал о том, не попросить ли ее остаться с ним? Он видел, в каком отчаянии женщина-воин, но не чувствовал в себе сил утешить ее. Ей будет лучше с другими воинами, подумал он.
А может, и нет. Он не знал. Сегодня ночью он не слишком ясно мыслил. Ма-вай, то, что там произошло. И Синань в огне, а Весенняя Капель — в его стенах. Или, может быть, застряла среди десятков тысяч людей на какой-то из дорог… Он не знал этого.
Он прошел через вестибюль гостиницы. Увидел испуганных людей, стоящих там, не знающих, что сказать или что подумать. Он прошел через него насквозь во внутренний двор, в сад.
Цянь, вышедший немного позже, нашел его там. Тай сидел на скамье под тутовым деревом. Поэт принес вино и две чашки. Он сел и налил им, и Тай опустошил свою чашку, а потом протянул снова. Цянь наполнил чашку во второй раз, и Тай выпил ее тоже.
Присутствие поэта успокаивало, утешало. Почему-то ему казалось невозможным искать утешения в чем бы то ни было сегодня ночью. В дружбе, в свете звезд. В ночном ветерке…
Цянь сказал:
— Тебе надо отдохнуть.
— Я знаю.
— Ты уедешь утром?
— До восхода солнца. Мы должны опередить тех, кто бежит из города. — Тай посмотрел на поэта, на тень рядом с собой. Листья над головой закрывали лунный свет. — Ты едешь с нами?
Короткое молчание. Затем Цянь покачал головой:
— Возможно, это самонадеянность и заблуждение с моей стороны, но я считаю, что могу принести больше пользы рядом с императором. С отцом-императором.
— Тайцзу не сможет угнаться за нами.
— Конечно, не сможет. Но он будет горевать, а при нем только этот глупец-алхимик и солдаты. Ему предстоит долгий путь, а дороги трудны. Небесный путь теперь изогнулся, подобно луку. Возможно, старый поэт сумеет помочь.
— Ты не старый.
— Сегодня ночью я стар…
В саду воцарилась тишина, а потом Тай услышал, как Цянь опять заговорил, делая ему подарок:
Наши души вдвоем воспарили за девять небес,
Но теперь разлетятся, как звезды перед дождем.
За холмами и реками вижу, как гаснет дракон.
Ты к далекой границе должен свой путь совершить.
Но быть может, когда-нибудь ты возвратишься домой,
И последний мост над рекою Вай перейдешь.

Тай некоторое время молчал. Он был тронут и очень устал. Вино, слова, тишина…
— Я увижу тебя снова?
— Если позволит небо. Я буду надеяться. Мы выпьем доброго вина в другом саду, слушая музыку пипы.
Тай вздохнул:
— Я буду надеяться. Где… где ты будешь?
— Не знаю. А где будешь ты, Шэнь Тай?
— Не знаю…
Назад: Часть четвертая
Дальше: Глава 26