Глава 7
Фургон катил по Колоколесью, по извилистой дороге, пока Граджелут не свернул влево, на запад, на едва заметное ответвление пути, о чьем существовании Банкан даже не подозревал. Новая дорога была почти нехоженой и неезженой. Сказать, что она вообще была, язык с трудом повернется. Поэтому странники теперь продвигались гораздо медленнее. Но местность оставалась сравнительно ровной, а грунт — твердым.
Колоколесье не переходило в болото, а граничило с ним. Еще минуту назад путники ехали среди редких дубов и сикомор, колокольных деревьев и глиссандовых кустов, в сопровождении песен ящериц-плакальщиц и гула насекомых, а сейчас их окружают пепельно-серая поросль и гнилые остовы давно погибших деревьев. Это убожество вскоре сменилось столь же пышным, сколь и тошнотворным на вид лесом из гигантских шампиньонов, поганок, мухоморов и тугими болотными кочками мрачного мицелия, что болезненно пульсировали гнилушечным светом. Небо Колоколесья — синее в крапинах облаков — сменилось навязчивым серо-зеленым сумраком, безотрадным и для глаз, и для души. Но Банкан знал, что где-то над этим пагубным туманом по-прежнему ярко сияет солнце и в бездонном воздушном море сходятся, расходятся и чарующе белеют облака.
Трясясь в этом муторном оливково-зеленом сумраке, необходимо любой ценой держаться за воспоминания о них.
Со шляпок гигантских шампиньонов и иных представителей грибного племени печально капала вода. Перед странниками высились чахоточного облика призрачные белые заросли с гнусным запахом. Банкан потуже затянул на шее шнурок накидки. Даже выдры поддались унынию. Им не мешала сырость, однако мрачная атмосфера брала свое. Беспросветным пейзажам удалось заглушить беззаботно-веселую перебранку с той же легкостью, с какой пропитанная влагой земля глушила скрип Граджелутова фургона.
— Итак, мы на Нижесредних болотах, — спокойно констатировал Банкан.
В этом комментарии не было необходимости, но затянувшееся молчание уже превратилось в пытку. Вкупе со специфическим шипением и постаныванием торфяников, с метанием белых фосфорических призраков, что охотились за другими неприятными видениями и всякий раз ускользали из поля зрения. Граджелут среди жутковатого пейзажа демонстрировал подавленные, но стойкие уверенность и надежду и методично погонял ящериц.
— Я про эти клепаные болота все знаю, вот так. — Сквилл стоял на коленях позади козел и напряженно вглядывался в туман. Улыбка его была вымученной, как и оптимизм. На кончиках усов висели капли. — Мадж о них до фига рассказывал. Он сюда не раз совался и завсегда приносил домой хвост целехоньким.
— Да, но он не говорил, какая тут тоска, — вставила Ниина совершенно лишнее замечание.
— Этим-то болота и опасны. — Толстые пальцы Граджелута потряхивали вожжами, взгляд нервно метался вправо-влево. — Их атмосфера просачивается в разум и подавляет волю к сопротивлению, не позволяет идти дальше. В конце концов путник капитулирует и останавливается. И тут за дело берутся споры и белые нити грибниц. Они проникают в тело, прорастают в путешественнике, питаются его соками, и, наконец, остается только белый скелет. Да и он со временем превращается в землю.
— Приятно видеть, шеф, че ты не позволяешь себе расстраиваться из-за таких пустяков, — сухо заключила Ниина.
Сквилл был мрачен.
— Сказать по правде, это не самое развеселое местечко из тех, где я на своем веку поошивался.
Внезапно Банкан осознал: атмосфера болот уже принялась за них. Безжалостно давила на психику вездесущая аура тоски и безнадежности.
— Как насчет песенки?
— А че, Банкл, клевая идея. — Ниина приподнялась. — Че-нибудь живенькое, жизнеутверждающее.
— Только без чаропения, — взмолился Граджелут и с тревогой покосился на дуару. — Кажется, мы договорились: бережем его на самый крайний случай. Признаюсь, мне тут весьма не по себе, но расстаться с жизнью я не спешу. Всему свое время.
— Без чаропения, — согласился Банкан. — Так, веселый мотивчик, чтобы взбодриться и прогнать грусть.
— Да, это не помешало бы, — неохотно согласился купец.
— Вот и отлично.
Банкан ударил по струнам, осыпав затхлый торфяник игривыми аккордами, как богач осыпает золотыми монетами толпу нищих. За его спиной выдры весело грянули:
Сегодня унывать нам не с руки, чуваки.
Потехе — время, а грусти — час.
Зеленая тоска не одолеет нас,
Мы песенку споем и оживем тотчас.
Не здесь же нам отбрасывать коньки?!
По торфяникам плыла музыка, проникала всюду, раздвигала мрак, точно грязные гнилые занавеси. По-прежнему путники дышали заплесневелым воздухом, но его тяжесть заметно уменьшалась, а ближайшие трупоядные грибы съеживались от беспощадного веселья, от бодрости, что казалась какой угодно, только не воображаемой.
— Послушайте, музыканты, — взмолилось ближайшее растение справа, — не пора ли вам отдохнуть?
— Чтоб меня! Мадж не соврал. — Ниина пригляделась к огромной поганке. — Они способны общаться, когда захотят.
— Да как вы можете петь?! — хором возмутились растущие неподалеку вешенки. — Не осталось ни малейшей надежды. Все живое на свете обречено.
Их поддержала гроздь опят ростом по брюхо тягловой ящерице.
— Существование являет собой бесконечную пытку.
— Ну, если вы так считаете… — пробормотал Банкан, на чем и поймал себя.
На плечо ему опустилась жесткая лапа.
— Поосторожнее, кореш! — В зрачки Банкана заглянули ясные глаза Сквилла. — Вспомни, как они, эти чертовы болота, действуют. Ежели тебя не прошибает атмосфера, они лупят фаталистической философией. Мадж об этом тыщу раз говорил.
Ниина с вызовом и гневом посмотрела на коварные грибы.
— Где звучит музыка, там нет места депрессии. Банколь, жарь!
Банкан посмотрел на дуару. Казалось, полированная поверхность уникального инструмента потускнела, струны заплесневели и провисли.
— Ну, не знаю, будет ли от этого какой-нибудь прок…
На этот раз Сквилл схватил его за плечи и развернул на скамейке. О колено Граджелута гулко ударилась дуара. Ленивец поморщился, но ничего не сказал. Он сосредоточился на упряжке.
— Кореш, да ты че, забыл? Это болото — мать всей мировой нерешительности. Проснись и жарь!
Банкан заморгал. Он вдруг осознал: Нижесредние торфяники воздействуют на психику исподволь, так что ты ничего не замечаешь вплоть до своей кончины. К счастью, с естественным сопротивлением тоске у выдр дело обстояло гораздо лучше, чем у людей. Он решил отомстить болоту и снова взялся за дуару.
И вмиг кругом стало светлей и ясней. Откатился угрюмый туман, с пути фургона отползали или втягивались в землю грибы. Даже Граджелут, видя, как музыка обуздала коварную тоску, решил подпеть. Однако веселья как не бывало, когда откликнулись болота. Откликнулись не новыми залпами заразительной скуки, а собственным пением, далеким диким лаем.
Трио умолкло в ту же секунду. По спине Банкана мокрой от дождя сороконожкой поползли мурашки.
— Че это? — прошептал, выпучив глаза, Сквилл. — Такие звуки… будто ктой-то выползает на берег из речного ила.
Он посмотрел на купца. Граджелут принюхивался.
— Мне эти звуки внове, и не буду лгать, что стремлюсь познакомиться с их источником.
Едва он умолк, шум повторился — резче, страшнее и, несомненно, ближе. Банкан схватил ленивца за плечо, резко встряхнул.
— Не останавливайтесь! Надо убираться отсюда. Можно ехать побыстрее?
— К сожалению, у меня тяжеловозы, а не скакуны, — ответил ленивец. — Да вы и сами это видите. Бедняжки и так бегут во всю прыть. — Он нервно поглядывал по сторонам. — Знаете, мне кажется, в этих голосах злобы гораздо больше, чем тоски.
— Че бы это ни было, мне оно не в кайф, — заключила Ниина под разносящееся по торфяникам эхо дикого лая.
Определенно, вовсе не ветер порождал этот шум. Болота не знали ветра. На нем даже заблудший игривый зефир мгновенно впадал в тоску и вскоре заворачивал ласты. Вой был мрачен, гулок, насыщен хищными обертонами.
— Там ктой-то чапает, я вижу!
Сквилл вскочил на сиденье и показал налево. Среди болотной растительности что-то шевельнулось, мелькнули яркие красные светлячки. Затем все исчезло. Граджелут на козлах окоченел от страха. Как ни хлещи вожжами, медлительные и глупые ящерицы не побегут быстрее по скользкой, ноздреватой тропе. У ленивца дергался нос.
— Я чую присутствие множества существ.
Банкан удивленно посмотрел на него.
— Вы способны чуять присутствие?
— Юноша, это метафора. А вы сами? Неужели не ощущаете, что они близко, что они окружили нас?
— Ничего я не ощущаю, кроме сырости и тоски.
Пальцы музыканта нервно щипали струны.
— Как? Вы не видите ауру опасности? Не испытываете всепобеждающее ощущение неотвратимого рока?
— Только то, что испытывал с тех самых пор, как мы выехали из Колоколесья.
Вокруг уже непрестанно слышались лай и завывание, перекрывая ставший привычным звуковой фон Нижесредних болот.
— Может быть, вы и в самом деле чаропевец, по крайней мере, наполовину, — прошептал Граджелут, — но ваша восприимчивость оставляет желать лучшего.
«Как и твое дыхание», — чуть было не огрызнулся Банкан, но вовремя вмешался Сквилл.
— Ё-мое! — взвизгнул выдр.
На сей раз Банкану не составило труда прямо по курсу различить пару горящих красных глаз. Огоньки слегка покачивались, приближаясь к повозке. Граджелут не мог повернуть ни вправо, ни влево, оставалось лишь натянуть вожжи. Громоздкая колымага с грохотом остановилась. В тот же миг из тумана появился владелец пылающих очей.
Ростом он едва не достигал пяти с половиной футов. В зловещем свете блестели длинные собачьи клыки. Обитатель болот носил яркую муслиновую рубашку и брюки, заправленные в черные блестящие ботфорты. Из брюк торчал короткий хвост, мотающийся вправо-влево, точно маятник часов.
С показной небрежностью пес поигрывал необычайно тяжелой и сильно изогнутой саблей. Чтобы удержать одной лапой такое оружие, прикинул Банкан, нужна недюжинная сила. Его же собственные пальцы покоились на струнах дуары. Он обменялся с выдрами многозначительным взглядом. Близнецы понимающе кивнули, хотя причин для чаропения еще не видели.
Болотный скиталец выглядел страшновато, но пока он не предпринял ничего угрожающего.
В тумане материализовалась вторая пара глаз. И третья, и четвертая, и пятая… Все принадлежали собакам, хоть и различной породы, масти и роста, и все эти псы были вооружены до зубов.
Гончий в муслиновой рубашке носил шипастый ошейник. Шипы были заточены, как иголки. Среди его приятелей щеголей не наблюдалось, они предпочитали обыкновенные доспехи, хотя бросалось в глаза изобилие колючих браслетов, ошейников и поножей.
В совокупности компания выглядела разношерстной. И с первого взгляда было ясно, что на торфяниках она находится не ради оздоровительной прогулки. По той же причине казалось сомнительным, что эти псы здесь обитают, хотя их обличие намекало на образ жизни, способный даже у болотных грибов вызвать депрессию.
Гончий обошел упряжку кругом и наконец остановился перед пассажирами. Медленно оглядел их с ног до головы, а они присмотрелись к нему. На широкой груди и могучих лапах играли мускулы. Разглядывая путников, пес методично похлопывал тяжелым клинком по ладони.
— Не часто у нас на болотах встретишь путешественников.
Трудно было назвать это голосом, скорее хриплым булькающим рыком. Слова сыпались, как щебень из камнедробилки.
— Это верно, — ехидно согласился кто-то из его друзей. Прочие откликнулись гулким зловещим смехом. Шайка уже полностью окружила повозку.
— Куда путь держите, добрые странники? — поинтересовался вожак.
— На северо-запад.
Граджелут опустил очи долу, не в силах вынести прожигающий взгляд гончего. Толстые мохнатые пальцы крепко сжимали вожжи.
— По-вашему, это исчерпывающий ответ? Северо-запад — понятие растяжимое. Куда конкретно едете?
— А это важно?
— Да нет, пожалуй.
Банкан подался вперед.
— Мы проделали большой путь, а ехать еще очень и очень далеко. Если вы бандиты, так и скажите. Мы отдадим деньги — и дело с концом.
Граджелут резко повернулся к своему юному спутнику. У ленивца расширились зрачки.
— Ну и времена пошли, — пробормотал Сквилл. — Шагу не ступить, чтоб потом не чистить подметку.
Гончий неодобрительно взглянул на него.
— Как понимать?
Выдр располагающе улыбнулся.
— Я в том смысле, что в наши дни путешествовать нелегко.
Гончий расслабился, но лишь чуть-чуть.
— Поистине это так, если путь к вашей цели лежит через Нижесредние болота. Те, у кого есть выбор, здесь не ходят.
— У нас слишком мало времени, чтобы огибать торфяники, — виновато пробормотал Граджелут.
— Допустим, но ведь здесь таится множество опасностей.
Похоже, вожак был не прочь почесать язык. К нему бочком подошел борзой в черно-коричневом наряде. Морду от темени до подбородка рассекал жуткий шрам — судя по всему, память о неудачной попытке усекновения головы.
— Их даже больше, чем вы можете себе представить, — проворчал он.
— Для нас время — это все, — пролепетал ленивец.
— Успокойтесь, мы вас не задержим. — Вожак ужасающе ухмыльнулся. — Отдайте имущество и ступайте на все четыре стороны.
Ленивец судорожно сглотнул и сказал с заметной тоской:
— У меня есть немного денег…
— Помилуйте, ваших денег нам недостаточно, — возразил гончий. — Нам нужны и пожитки, и оружие, и одежда. А лично мне весьма приглянулся вон тот интересный музыкальный инструмент. — Когтистый палец указал на дуару. — А еще — повозка и ящерицы.
— Тока не говори мне, что и ты куда-то спешишь, — пробормотала Ниина.
— И не собирался.
Гончий погладил по боку ближайшую ящерицу. Та никак не отреагировала на ласку.
— Ваши животные выглядят очень питательными. Видите ли, на болотах мало корма для плотоядных, а от городов мы стараемся держаться подальше. По каким-то загадочным причинам наша внешность и поведение шокируют горожан.
Несколько псов, стоявших поблизости, противно захихикали.
— Если уж на то пошло, — безжалостно продолжала тварь, прожигая взглядом зрачки Банкану, — вы и сами выглядите вполне съедобными.
— Ой! — тявкнула Ниина. — Мы угодили к шайке гнусных каннибалов!
— Что такое каннибал, моя мохнатенькая закусочка? — поддразнил ее гончий. — В этом термине — весь спектр абсурдного сенсуалистского мракобесия. В далеком прошлом бывали времена, когда у теплокровных считалось совершенно естественным пожирать своих сородичей. Мясо, оно и есть мясо. И мы, вынужденные прозябать в сырых дебрях болот, не можем позволить себе такую роскошь, как разборчивость в пище. Когда дело касается пожирания, мы, убежденные демократы, не привередничаем. — Он по-прежнему улыбался. — Выходит, нам достанется все, что вы сюда привезли, а заодно и вы сами.
Он одобрительно глянул на скарб, свисающий с бортов повозки.
— Как предусмотрительно с вашей стороны запастись средствами для вашего же приготовления. Впрочем, вам и самим, наверное, будет приятнее испустить дух в знакомой обстановке.
— Без боя не дадимся!
Сквилл резко выпрямился, в лапах он держал лук со стрелой. Ниина, тоже готовая к схватке, встала рядом.
— Ой, пощадите, ой, не губите! — глумился, пятясь, гончий. Его ватажники недобро посмеивались. — Ужас! Кошмар! Неужели нас застигли врасплох? — Он погладил тяжелый кривой клинок. — Жалкая горстка бойцов против трех детенышей и старого ленивца. Похоже, пришел наш смертный час. Но прежде, чем мы погибнем в неравном бою, исполните, так сказать, последнюю просьбу обреченных. Хочу узнать имена тех, кто обеспечит нас еще и развлечением перед обедом.
— Я — Сквилл, сын Маджа. Это — моя сеструха Ниина. Для вас наш батька — Мадж-Путешественник, Мадж-Завоеватель, Мадж-Мститель.
— Никогда не слышал, — пренебрежительно откликнулся вожак.
Настал черед Банкана.
— Я Банкан Выдрмуск Меривезер, сын величайшего чаропевца всех времен и народов Джонатана Томаса Меривезера.
— Какие имена! — фыркнул пес. — Впрочем, мне и они незнакомы. Тут, на болотах, чествовать особо некого. А ты, ленивец? Выскажись.
Купец вздрогнул.
— Меня нарекли Граджелутом. Я всего лишь простой коммерсант. Зарабатываю на жизнь меновой торговлей и сопутствующими услугами.
— Ну, хорошо, сегодня мы наречем тебя Ужином.
Гончий угрожающе сверкнул двумя шеренгами острых зубов.
— Стихи! — прошептал Банкан друзьям. — Еще не сочинили? Что вам мешает?
— Не могу придумать песенку про гончих, — прошипела в ответ Ниина. — Не встречала их до этих жлобов.
— А Джон-Том как избавляется от собак? — громко осведомился Сквилл.
— Не знаю. Но лучше бы вам что-нибудь придумать, и побыстрей. Всех их не перестрелять, и по сравнению с ними шайка, пытавшаяся ограбить Граджелута в Колоколесье, — всего лишь компания сельских олухов. — Банкан повернулся к вожаку, решив во что бы то ни стало выиграть время. — Ну, а теперь ваша очередь. Кто посмел нам угрожать, не почитая наши родословные, а также не страшась мести, которая неизбежно последует за любой попыткой причинить нам зло?
— На болотах нам бояться нечего, — презрительно рыкнул гончий. — Здесь не ищут пропавшую родню, и волшебники не приходят сюда спасать заблудившихся учеников. Нижесредние торфяники — утроба, где рождается уныние, и мы — ее чада. Мы целиком отдались скорби, только это и позволило нам выжить. Скорбь поглотила наши души. Не пытайтесь взывать к лучшим чувствам, поскольку мы ими не отягощены. Хотя, должен признать, в вашем присутствии мы чувствуем себя лучше. Не так уж часто удается набрести на еду, которая еще не успела протухнуть.
— Все это не объясняет, кто вы такие.
За спиной Банкана выдры лихорадочно сочиняли стихи.
— Как видишь сам, мы псы. — Вожак махнул лапой. — Псы, которые вторгаются в сны и гоняются за тобой в кошмарных мирах. Это наш вой ты слышишь, когда смыкаешь веки, это наш рык заставляет тебя вздрагивать и тяжело ворочаться под одеялом, это наш нежданный пронзительный лай ты принимаешь за брех соседской шавки. — Он указал саблей. — Вот стоит собака Майтевилей, а рядом с ней — собака Тунервилей. Слева томится в ожидании собака Кентервилей.
Он неторопливо перечислил всех членов шайки.
Путникам это подарило несколько драгоценных минут.
— Что-нибудь придумали? — прошептал Банкан выдрам.
— Что тут придумаешь? — Поддавшийся отчаянию Граджелут закрыл лапами мохнатую морду. — Все потеряно. Это не простые разбойники. Чтобы их одолеть, одной музыки мало. На их стороне — тоска и безысходность. — Он тяжело вздохнул. — Столько труда, вся жизнь отдана борьбе. И каков итог? Угодил на обед к собакам. Что за бесславный финал?! Простите, друзья, что я довел вас до этого скорбного…
— Еще не довели, — перебил Банкан. — Мои друзья что-нибудь придумают.
— Чувак, на меня не надейся, — беспомощно сказал Сквилл.
— И на меня, — добавила Ниина. — А как насчет тебя, а, Банкусь? Можа, сочинишь?
— Я же не певец!
— Ну, хоть слова подскажи. Дай тему, идею, хоть че-нибудь.
— Я в собаках ничего не смыслю, — в отчаянии прошептал он. — Всю жизнь учился на дуаре играть, а не… — Вдруг он кое-что вспомнил и оборвал фразу. — Есть одна старая песенка. Ее Джон-Том пел, когда я был молод. В смысле маленький. Детская песенка. Тогда она мне дурацкой показалась, но, может, тут подойдет. А больше ничего не придумать.
— Не время спорить, — рассудил Сквилл. — Попытка — не пытка.
Пальцы Банкана впились в дуару.
— Это не рэп, — предупредил он.
Ниина ответила с волчьей улыбкой:
— Рэп — наша забота. Давай клепаные слова, а мы их обработаем.
— Ну, это примерно будет так…
Он шепотом изложил, что помнил из сахариновой песенки.
Сквилл выразил сомнение:
— Кореш, ты не будешь в обиде, ежели я скажу, что мотивчик не больно-то волшебный?
— Переложи на рэп, — потребовал Банкан. — А я сыграю. Выбирать не из чего, надо попробовать.
Он указал на вожака, который уже заканчивал церемонию знакомства.
— А я, — произнесла тварь богатырского телосложения, — собака Баскервилей.
Банкан нахмурился.
— Кажется, я о тебе что-то слышал.
Псу это явно польстило.
— Стало быть, наша репутация известна даже за пределами болот. Приятно, но вряд ли неожиданно. Густые туманы и редкие ветры Нижесредних болот далеко разносят слухи. — Он поднял саблю. — Теперь вы знаете, кому выпало счастье пообедать вами, и можно приступать. Пора от беседы переходить к разделке туш. Не надо так дрожать, мы не жестоки и постараемся закончить побыстрее. Как только вы поймете, что сопротивление не только бесполезно, но и чревато болезненными ощущениями, просто сцепите лапы за спиной и вытяните шею параллельно земле. Я лично удостою вас обезглавливания. Мои коллеги в таких делах не всегда аккуратны.
Он шагнул к фургону, но Банкан остановил его взмахом руки.
— Погоди! Одна песенка перед смертью! Если считаешь себя великодушным, позволь нам последнее желание.
Гончий нахмурился.
— Музыка здесь как-то не прижилась, она раздавлена тяжестью уныния. Но если предпочитаете песенку драке, будь по-вашему.
— Ну, спасибо, — сказал Сквилл. — Я и сам считаю: помирать, так с музыкой.
Он отложил лук со стрелой.
— Только покороче, — предупредил гончий. — У меня в животе бурчит.
Банкан заиграл. Выдры запели, вспоминая слова, ловко меняя их местами и переиначивая. И получился рэп, не похожий ни на что из их прежнего творчества:
До чего же она, до чего же она,
До чего же она, эта псина
В окошке напротив, красива!
Ты знавал много сучек, пока не призвала война.
Но такую приятную глазу,
Как та, что напротив, — ни разу.
До чего, до чего, до чего же красива она!
На мордах псов читались скука и недоумение, но Банкан знай себе нанизывал аккорд на аккорд, оказывал музыкальную поддержку необычным стихам, придавал им несокрушимую ударную силу, каковая непременно изумила бы сочинителя оригинальной версии.
Однако ничего не произошло. Не материализовалась огромная хищная собака из иного измерения, чтобы до смерти перепугать разбойников, не вылезли из трясины клыкастые звери, алчущие разделаться с каннибалами в индивидуальном порядке, не появился агрессивный инструмент наподобие гигантского молота.
— Души вкладывайте! — зло прошипел Банкан товарищам.
Ниина ответила неприличным жестом, родившимся от союза беспомощности и отчаяния.
«Вот и все, — устало подумал Банкан. — Едва покинули дом, как нашли свой конец. Стоило обратить в бегство нескольких заурядных лесных татей, и ты возомнил, что тебе покорится весь мир. Какая нелепая и жалкая кончина!»
Вдруг между фургоном и вожаком начал сгущаться красный с багровым отливом туман. Тягловые ящерицы тронулись с места, шипя и плюясь от страха. Граджелуту, чтобы образумить их, пришлось взяться за вожжи. Гончий отскочил назад, вскинул саблю. Его подельники нервно перешептывались.
— Эй! Что бы тут ни происходило, пойте! — велел друзьям Банкан.
Не было нужды подстегивать выдр. Они уже обуздали мелодию и теперь насаживали куплет на куплет, войдя в своеобразный транс.
Неужели действует чаропение?
Туман бесцельно клубился, вытягивал жгутики, словно искал, за что бы зацепиться, где бы пустить корни.
Вдруг появилось свечение. Возникали бесформенные силуэты, постепенно проявлялись тела, обладающие плотностью и весом. Они не блистали доспехами и не размахивали оружием. Если на то пошло, их облачение предназначалось не для сокрытия прелестей, а для подчеркивания оных. И для соблазна. Банкан насчитал добрую дюжину призраков, ровно по одному на каждого члена прожорливого круга. И хотя не все они были гончими, каждый откровенно демонстрировал собачью похоть. Даже не искушенному в таких делах юноше их шелка и бархат показались провокационными.
Вдобавок ко всему каждая из вновь прибывших находилась в разгаре течки.
Появление дюжины соблазнительных шлюх подействовало на псов, подобно апокалипсическому грому небес. Разбойник со шрамом на морде выронил из онемевших пальцев меч. С предельно глупой миной он побрел в гостеприимные объятия ближайшей красотки. Она ловко обвила его лапами, и Банкан сразу понял, что это профессионалка.
Вожак пытался спасти застигнутую врасплох шайку. Но напрасно он кричал и раздавал тумаки. Внезапно высокая, безупречно причесанная афганка метнулась вперед и ласково чмокнула его в шею. Он вскинул саблю, но глаза уже опустились, нос конвульсивно задергался. Он был побежден.
— Гоните! — яростно прошептал Банкан загипнотизированному торговцу, не замедляя порхания пальцев по струнам.
Граджелут оторопело посмотрел на него, но в следующий миг опомнился и яростно взмахнул вожжами. Ящерицы медленно двинулись вперед, повозка заскрипела и застонала.
Никто не попытался отрезать беглецам путь, схватиться за упряжь.
Банкан развернулся на козлах и поглядел назад. Вроде бы собака Баскервилей попыталась вырваться из оргии. Но щеголеватый вожак тотчас упал под тяжестью сразу двух накликанных чаропевцами ночных бабочек. Упал и больше не поднимался.
Никто не преследовал путников на болотных просторах. В последний раз они услышали коллективный лай псов, но жалобное эхо скорее обнадеживало, чем пугало.
Лишь когда каннибалы остались далеко позади, Банкан отложил дуару, все еще опасаясь, что соблазнительные призраки оторвутся от своей работы и потребуют плату за услуги. В том, что это произойдет, он не сомневался, так как в чаропесне речь шла о деньгах.
Сквилл хлопнул его по спине.
— Отпадно ты их, кореш! Видал рожи, а? Чтоб меня оприходовали, ежели я завидую этим гаврикам!
Ниина раздраженно покачала головой.
— Не пойму, брательник, почему ты не составил им компанию.
Сквилл наморщил нос.
— Недосуг. Да и аппетит чуваки скоро нагуляют.
— А я и не верил, что получится, — скромно признался Банкан. — То есть надеялся, но не ждал такого результата. Другую подходящую песенку не мог вспомнить. — Он пожал плечами. — Это вас благодарить надо. Вы, между прочим, классно пели.
— Ну, так еще бы, — без колебаний согласилась Ниина.
— Подумать только — чтобы какая-то детская песенка… — недоумевал юноша.
— В детском воображении сокрыта большая сила, — заметил Граджелут. — Должен принести свои извинения.
— За что? — поинтересовался Банкан.
— За то, что сомневался в ваших чаропевческих способностях. Сейчас уже очевидно, что вашу молодость не следует считать негативным фактором.
— Переведи, шеф, — подал голос Сквилл.
Сестра цыкнула на него.
— Нам повезло, — скромничал Банкан. — Запросто могли попасть в желудки к этим мерзавцам.
— Не преуменьшайте значения содеянного вами. Ваши таланты неоспоримы.
Впервые с тех пор, как Банкан познакомился с Граджелутом, тот выглядел почти счастливым.
— Банкир, он прав. — Ниина подалась вперед, обняла юношу короткими лапами, пощекотала усами шею. — Пускай старина Клотазад поопытнее, а Джон-Том половчее, но такого крутого чаропевческого трио, как мы, этот мир отродясь не знал.
— Если нам разок-другой случайно повезло, это вовсе не повод задирать носы, — возразил Банкан, однако в душе признал, что перспективы его радуют.
— Ну, так че, вислогубый? — Ниина ткнула Граджелута пальцем под ребро. — Доказали мы тебе, че не лыком шиты?
— Только начали. — Граджелут заерзал.
«Не любит, когда его трогают», — понял Банкан.
— Несомненно, впереди нас ждут новые опасности, новые нежелательные встречи.
— А можа, и обойдется, — храбрился Сквилл. — Можа, теперь мы тихой сапой доберемся до Правдивца. Е-мое, ведь мы почти проехали болото и разобрались аж с двумя гопами!
— Возможно, вы правы. — Торговец чуть распрямил спину. — Пожалуй, мне следует смотреть на вещи оптимистичнее, хоть это и не в моем характере.
— Шеф, ты мужаешь на глазах. — Сквилл положил лапу ленивцу на плечо. — Ты знай погоняй ящериц, а мы позаботимся обо всех, кому хватит наглости перейти нам дорогу.
Граджелут медленно кивнул.
— Хорошо, речной житель. Я лишь надеюсь, что ваши навыки зреют столь же быстро, сколь и самоуверенность.
