Глава 14
Каннибалам, занятым выяснением отношений, явно было не до преследования. Вряд ли они быстро вернутся к нормальной жизни.
Маджу следовало бы радоваться по поводу столь легкого избавления, а он вместо этого шел понурый, погрузившись в пучины тоски, и на все вопросы отвечал исключительно односложно. Наконец Джон-Том не выдержал:
— Мадж, тебя что-то терзает?
— Разумеется, терзает, приятель. Усталость. Я устал от вонючих джунглей, от беготни, устал мчаться за тобой на край света всякий раз, када жисть вроде начинает налаживаться. А тут еще проблема. — В виде пояснения он начал чесать левый бок, понемногу переходя на спину. — С самого Чеджиджи у меня все зудит, а в последние дни и вовсе спасу нет. Надо думать, подцепил какую-нибудь сыпь. Хуже всего посередине спины, но туда я не дотягиваюсь.
— Милый, надо же было сказать! — Виджи остановилась и начала стаскивать с него жилет. — Дай-ка посмотрю.
Пока она осматривала спину и плечи Маджа, человек и енот получили возможность немного передохнуть.
— Ну, чего там? — не утерпел Мадж, но Виджи не отвечала. Когда она наконец подала голос, слова предназначались вовсе не Маджу.
— Джон-Том, по-моему, тебе надо на это взглянуть.
Он подошел, и открывшееся зрелище отняло у него дар речи.
Спина выдра совершенно облысела. С первого же взгляда под мышку, которую Мадж только что чесал, стало ясно, что скоро плешь доберется и сюда. Проведя лапой по ноге, Виджи собрала целую горсть шерсти.
— Да что с вами? Что стряслось?
— Боюсь, это не просто сыпь, Мадж.
— Что значит «не просто»? У меня что, проказа?
— Нет, не совсем, — пробормотала Виджи.
Мадж взвился.
— То есть как это «не совсем»?! Не будет ли кто-нибудь любезен сказать, что стряслось? Это всего-навсего клепаный зуд. Видите?
Он почесал правое предплечье, но, убрав ладонь, увидел полоску голой кожи.
— Ох вы лапочки мои! — Он в ужасе уставился на Джон-Тома. — Приятель, ты должен этому помешать! — Со лба Маджа упал клок шерсти. — Сделай чегой-нибудь, отпой это про-о-о-чь!..
Он яростно заметался туда-сюда, теряя шерсть.
— Попытаюсь, Мадж.
Джон-Том перебросил суар на грудь и пропел все подходящие песни, какие только пришли в голову, завершив попурри торжественной ведущей темой рок-оперы «Волосы». Все втуне: парша Маджа усугублялась. Когда выдр, утомившись, через несколько минут прервал свою гонку, на его теле не осталось ни волоска.
Перестраховщик разглядывал выдра со своей обычной флегматичной невозмутимостью.
— Первый раз вижу лысую выдру. Несимпатично.
— Что ж я буду дела-а-а-ать?!
— Для начала перестанешь выть, — с упреком ответил Джон-Том.
— Уж лучше б я помер!
— И перестанешь молоть вздор.
Виджи обнимала Маджа, стараясь его утешить. Потом слегка отстранилась и воззрилась на его хребет.
— По-моему, уже начало отрастать обратно.
— Не насмехайся надо мной, милашка. Я знаю, что обречен скитаться по свету в таком вот виде, голым лысым изгнанником, словно человечий выродок.
— Нет, в самом деле! — Волнение в ее голосе было неподдельным. — Погляди сам.
Виджи поднесла левую лапу Маджа к его носу. Джон-Том подошел взглянуть. Действительно, из кожи выглядывали крохотные кончики волос. Шерсть отрастала прямо на глазах. Мадж едва не запрыгал от восторга.
— Она вернется! Какое облегчение. Я уж думал, с беднягой Маджем покончено. В таком виде невозможно показаться на глаза старым знакомым. Ладно, приятели, расходитесь, а то снова занесете мне инфекцию.
К ночи коричневая блестящая шерсть, отросшая на полдюйма, покрыла все тело выдра. К утру она достигла нормальной длины. Новые шерстинки были необычайно толсты, но по цвету и на ощупь казались нормальными, и Мадж не придал такой малости никакого значения — похож на себя, и ладно.
Но к концу дня он это сходство утратил.
— И када, по-вашему, они перестанут расти? — оглядывая себя, ворчал он.
— Не волнуйся, — ласково потрепала его Виджи, — если отрастут еще, мы тебя подстрижем.
Беда была в том, что шерсть все росла, а подстричь ее было нечем, кроме сабли. Так что она все отрастала с той же невероятной скоростью и уже достигла футовой длины. Это замедлило движение отряда, поскольку Мадж то и дело наступал на покрывающую ноги шерсть и падал. Ботинки ему пришлось снять давным-давно. В конце концов он решил прибегнуть к помощи сабли, но стрижка только ускорила процесс.
К утру очередного дня отряд состоял из трех путников и одного спотыкающегося клубка шерсти. Выдру приходилось придерживать лапой свисающую на глаза челку, чтобы видеть дорогу.
— Ты похож на шотландского терьера, — заметил Джон-Том.
— Это становится офигенно нелепо, кореш. Скоро я ваще не смогу ходить.
— Тогда мы катим тебя до Стрелакат-Просада. — Перестраховщик увернулся от ветки. — Надеюсь, среди ихних мастеровых найдется цирюльник.
— Да меня тошнит от ваших умных комментариев! — злобно рявкнул Мадж. Он бы непременно заехал еноту по уху, да только едва шевелил лапами.
После полудня прошел небольшой дождь и, по странному стечению обстоятельств, шерсть тоже стала выпадать — длинными прядями. Когда на землю лег последний локон, позади осталась выстеленная шерстью дорожка. Ее вполне хватило бы, чтобы набить пару изрядных матрасов. Зато Мадж снова был гол как сокол.
Но на спине уже проклевывались первые волоски, и к ночи выдра снова покрывал мех нормальной длины.
— Можа, проснувшись утром, я снова стану самим собой, — с надеждой сказал он, укутываясь в тонкое одеяло.
— Несомненно, будешь. — Устраиваясь рядом, Виджи успокоительно похлопала его. — Тебе пришлось провести пару жутких дней, но я готова поклясться, что инфекция прошла полный цикл. Ты совсем облысел, потом оброс с излишком, потом опять облысел и вернулся к норме. Конечно же, больше ничего не может произойти.
Что касается Джон-Тома, то для него главная проблема похода по джунглям состояла в том, что приходилось все время потеть, хотя никто, кроме него, не придавал этому значения. В этом мире запах пота считался вполне естественным, но Джон-Том не привык пахнуть столь сильно, как, к примеру, Мадж, и игнорировать усиливающийся аромат собственного тела ему становилось все труднее. С тем он и уснул.
На этот раз он пробудился первым. Бивуак был погружен в тишину. Виджи уютно посапывала на боку, а невдалеке спал на животе Перестраховщик. Но где же Мадж?! Неужели охваченный тоской выдр пошел побродить и рухнул неизвестно где? Стремительные переходы от полного облысения до чрезмерного избытка шерсти и обратно сказались на его импульсивной натуре самым угнетающим образом. Быстрый осмотр бивуака результатов не дал.
— Виджи! — Джон-Том крепко тряхнул ее за плечо. — Виджи, проснись!
Она мгновенно села. Не в характере выдр пробуждаться постепенно.
— Что случилось, Джон-Том?
— Мадж пропал.
Она вскочила и пошла будить Перестраховщика.
— Тут нету. — Енот неспешно озирался. — Не представляю, что с ним случилось, уж будьте покойны.
— Он вечно голоден, — сказала встревоженная Виджи. — Может, пошел по ягоды или еще зачем. Давайте хором позовем его и поглядим, что будет.
— Верно, — Джон-Том приставил ладони ко рту. — Ну, все вместе: раз, два, три…
— МАДЖ!
Ответ донесся немедленно, и вовсе не из дальнего уголка леса.
— Вы не будете добры заткнуться и дать мне досмореть потрясный сон?
Голос звучал совсем рядом, но, сколько они ни озирались, не увидели источника.
— Мадж! Мадж, где ты? — Виджи подняла глаза на Джон-Тома. — Он что, стал невидимкой?
— Ниче подобного, — буркнул Мадж. — Вы все тут ослепли, вот что!
Джон-Том указал влево от себя.
— По-моему, он под этой клумбой.
И действительно, когда он раздвинул цветы, на него, сонно моргая, уставилась пара сердито блестевших карих глаз.
— Еще и оглохли. Я ж сказал, что хочу досмотреть сон, приятель! Разве я поднимаю тебя пинками, ежели чуток проспишь?
Джон-Том глубоко вздохнул и отступил на шаг.
— Мадж, по-моему, тебе стоит взглянуть на себя повнимательней.
— Ладно, чего там еще? — Клумба медленно села. — Лысый? Или волосатый?
Но стоило Маджу обозреть себя, как голос его превратился в разъяренный визг.
— О боже мой, что еще со мной стряслось?!
Случившееся было столь же очевидно, сколь и невероятно.
За ночь шерсть Маджа приняла привычный вид с одним, но весьма серьезным отличием: небольшое утолщение на кончике каждого волоска расцвело… м-да, буйным цветом. На кончике каждого волоска красовался яркий цветок. Цветы как цветы, только лепестки потолще да поплотнее.
Виджи насчитала добрую дюжину разновидностей шерстяной флоры.
— Маргаритки, колокольчики, анютины глазки, ноготки, васильки… О Мадж, ты прекрасен! И пахнешь чудесно.
— Не хочу быть прекрасным! Не хочу пахнуть чудесно!
Убитый подобной несправедливостью Мадж, похожий на удравший с карнавала цветов фигурный букет, принялся злобно отплясывать по кругу, размахивая лапами. Во все стороны полетели лепестки. Наконец, выпустив пар, безутешный выдр уселся на землю, сжавшись в комочек. Очаровательный комочек, отметил про себя Джон-Том.
— Увы мне! Что будет с бедным Маджем?!
— Успокойся, — Джон-Том обнял цветущие плечи. Над кончиком уха выдра деловито жужжала счастливая пчелка. — Я уверен, что это пройдет так же быстро, как и все предыдущие. Подумать только — ведь это меня ты всегда обзывал буйно расцветшим идиотом!
Мадж взвизгнул и бросился на него, но Джон-Том ожидал атаки и легко уклонился. Обычно Мадж настигал его, но на этот раз был так скован своим цветущим мехом, что победа досталась юноше.
— Злодей. Кровожадный, злой, саркастичный, ухмыляющийся павиан, — ворчал выдр. Вытянув лапы перед собой, он оглядел их и вздохнул. — Вот уж унизительное положеньице!
— А с другой стороны, — удалившись на безопасное расстояние, бросил Джон-Том, — если нам придется прятаться, ты уже прекрасно замаскирован.
— Все шутишь… Я тут жутко страдаю, а моему лучшему другу тока б шутки шутить!
Джон-Том подпер подбородок ладонью и оглядел приятеля с преувеличенной серьезностью.
— Что-то не пойму: тебя надо косить или удобрять?
Даже Виджи не удержалась.
— Не волнуйся, дорогой. Я собственноручно буду поливать тебя два раза в неделю.
Мадж плюхнулся на ту клумбу, что была пониже спины.
— Ненавижу! Обоих! Каждого в отдельности! И вкупе!
— Ну, Маджи… — Виджи хотела приласкать его, но Мадж отстранился.
— Не прикасайся ко мне!
Однако во второй раз избегать ласки не стал. Виджи начала обрывать лепестки.
— Любит, не любит, любит, не любит…
Когда она кончила гадание, на спине Маджа не осталось ни лепестка. Больше цветы не распускались. Волоски, недавно служившие стеблями, были голыми.
— Видишь, Мадж? Под цветами твоя шерсть совершенно нормальна.
И они вместе занялись ощипыванием оставшихся цветов.
Волос было много, и лепестков было много, так что работы им хватило до самого Стрелакат-Просада. Когда они достигли окраин, Мадж снова выглядел и чувствовал себя самим собой. Загадочная (и красочная) болезнь прошла; оно и к лучшему, поскольку три дня методичного уничтожения лепестков крайне утомили выдр.
На дороге не было ни знака, ни вывески, и путники не вошли в Стрелакат-Просад, а скорее очутились в нем.
Ум Джон-Тома был чересчур поглощен насущными проблемами, чтобы сосредоточиться на попытках представить себе город, так что ни он, ни его спутники оказались совершенно не готовы к открывшемуся их взорам чарующему видению, мгновенно околдовавшему их. Все опасности и тяготы долгого странствия остались позади. Можно было расслабиться и отдохнуть, позволив себе поддаться очарованию несравненного поселения посреди Просада.
На окраине джунгли были не вырублены, а расчищены: деревья и кусты с крупными цветами не тронули, чтобы они красотой и ароматом оживляли окрестности. Маджу об этом никто говорить не стал, поскольку он по-прежнему весьма болезненно реагировал на любые упоминания о цветах, моментально впадая в кровожадное настроение.
Через селение вилась единственная мощенная булыжником дорога, и уже сам факт ее существования был поразителен, не говоря уж о точности, с какой камни были пригнаны друг к другу. Джон-Том мог лишь строить предположения, как горожане нашли посреди джунглей столь качественный булыжник.
Первым делом они миновали кондитерскую, источавшую столь дивные ароматы, что даже брюзжавший Мадж начал пускать слюнки. Как и все дома города, вид магазина говорил о занятиях владельца. Черепица напоминала плитки шоколада, оконные стекла — леденцы, двери и облицовка — пряник, а притолоки — глазурь. Конфетные бревна связывали лакричные веревки — однако все это было имитацией, в чем Мадж убедился, лизнув мимоходом бисквитный забор, оказавшийся на вкус совершенно деревянным.
Особняк скульптора был вырезан из белого мрамора, отполированного до такого блеска, что на нем не могла удержаться даже дождевая капелька. Дома столяров и плотников являли собой чудеса хитрой резьбы с завитушками и барельефами. Бесшовные стыки были закрыты пластинами из ценных пород. Обычно так отделывают изящную мебель.
Дом художника покрывал пейзаж, изображавший окутанные тучами горы посреди зеленых джунглей. Казалось, по фасаду пробегает радуга.
— Колдовство, — сказал Перестраховщик.
— Это не колдовство, а высочайшее искусство. Высочайшее мастерство и умение.
Прошли они и жилище каменщика, выстроенное из миллионов крохотных разноцветных кирпичиков, и особняк мебельщика, напоминающий гигантский диван, загороженный обеденным столом. Но нигде не было видно ни фасада, ни дома, говорившего, что его хозяин делает музыкальные инструменты.
В конце концов им пришлось остановиться у жилища ткачихи. Джон-Том позвонил в плетеную ивовую дверь, коричневым прямоугольником выделявшуюся на фоне стен из крашеной шерсти. Ткачиха оказалась сурчихой. Фигура одетой в простую тунику четырехфутовой мастерицы напоминала грушу. Прислонившись к притолоке, она выслушала рассказ чужаков, поразмыслила и наконец ответила:
— Не знаю, следует ли вам тревожить Кувира Кулба.
Джон-Том почувствовал некоторое облегчение — по крайней мере, они пришли куда следует, — и сказал об этом ткачихе.
— О да, вы попали в точку. — Она заглянула ему в глаза, вгляделась в черты лица. — Вы прошли долгий путь. Так говорите, вы — чаропевец?
Джон-Том снял мешок с остатками дуары и продемонстрировал содержимое.
— Да. Мой наставник, колдун Клотагорб, сказал, что во всем мире только у Кувира Кулба хватит мастерства починить дуару.
— Волшебный инструмент? — с любопытством спросила ткачиха. — Немногие у нас имеют дело с волшебством, хотя пришельцы считают иначе. Ну, вот кондитер Шомат может заставить заплясать украшения на торте и свить из леденцовых нитей паутину, которую даже паук не отличит от настоящей. Кувиру Кулбу тоже знакомы один-два трюка. — Она вздохнула, словно подводя итог в каком-то внутреннем споре. — Я могу показать, где он живет.
Сурчиха спустилась с ситцевого крыльца.
— Идите до конца главной улицы. Тропа сворачивает налево, но вы туда не ходите, а двигайте дальше. Нужный вам дом стоит невдалеке от города, у водопада за деревьями. Спутать его с другими невозможно. Но подходите осторожно. Если на ваш стук никто не откликнется, пожалуйста, уйдите столь же тихо, как и прибыли.
Джон-Том осторожно упаковал обломки дуары.
— Не волнуйтесь. Без крайней нужды я бы сюда не пришел.
— Вы не поняли меня. Видите ли, я опасаюсь, что вы пришли чересчур поздно. Кувир Кулб умирает.
