Книга: Чародей с гитарой.Том 2.
Назад: Глава 12
Дальше: Глава 14

Глава 13

Негоциант Транкус оказался вомбатом, страдавшим ожирением, как и большинство его сородичей. Казалось, черты его лица скрываются в складках покрытой густым черным мехом тугой плоти. Поначалу он пытался отговорить путников, но они настаивали, и он согласился.
— До Просада ведет прямая дорога. Иногда, хоть и нечасто, тамошние жители приходят сюда купить то, чего не могут сделать или вырастить сами. Я слыхал, что это удивительный город, населенный талантливым и добрым народом, предпочитающим жить своим умом. Похоже, им попасть в Чеджиджи намного легче, чем нам оказаться у них. Говорю вам об этом без радости, но с радостью продам вам припасы в дорогу.
На том и сошлись. Когда путники экипировались, купец закрыл лавку и заковылял на край города показать нужную тропу.
— Поосторожней в пути! — Он махнул толстой лапой в сторону джунглей. — Отойдешь от доброго старого Чеджиджи на несколько лиг и неведомо на что напорешься. Просад — это значит джунгли.
— А что такое Стрелакат? — поинтересовался Джон-Том.
— Черт его знает. Мы уже голову над этим сломали. Узнаете — скажите… Если только вернетесь.
— Ну, так я и знал, что услышу это, — вздохнул Мадж и направился к узкой раскисшей тропинке, ныряющей в джунгли.
— Удачи, друзья! — Вомбат махал вслед уходящему в неизвестность маленькому отряду.
Частично представители местной флоры и фауны были знакомы Маджу и Перестраховщику, но в целом джунгли представляли новый, диковинный мир. Однако пока ничто не препятствовало им. Бурдюки с водой брать не пришлось, поскольку все знали, что вода в джунглях чистая и вкусная. Повсюду во множестве росли дикие фрукты, а высокая влажность воздуха была вполне терпимой. На второй день идти по ровной тропе стало совсем легко. Походу радовались все, за исключением неумолчно жаловавшегося Маджа, но поскольку недовольство было для него нормой, никто не обращал на это никакого внимания.
Особенно заинтересовала Джон-Тома новая разновидность ящериц — вместо знакомых кожистых или оперенных крыльев у этих воздухоплавающих очаровательниц были тоненькие чешуйчатые пластинки, натянутые на косточках, крутившихся в чем-то, напоминающем карданную подвеску. Вращаясь с большой скоростью, они развивали достаточную подъемную силу, чтобы радужно окрашенные создания могли взмывать вертикально. Они умели не только парить, как Тейва, но летать боком и даже хвостом вперед. Похоже, ящерки находили особое удовольствие, паря и подпрыгивая перед шагающими вверх-вниз, будто множество змеек на резиночках.
Один особенно красочный шестидюймовый экземпляр, жужжа, вертелся перед лицом Джон-Тома минут пять, пока не скрылся среди ветвей.
— Любопытно, как они удерживаются в воздухе?
— Чего там, если учесть, что в насквозь мокром краю передвигаться любым другим способом куда разумнее, чем ходить ногами.
— Что-что, Мадж?
— Я ничего не сказал.
В самом деле, голос принадлежал не Маджу — как, впрочем, не Виджи и не Перестраховщику.
Они шагали вдоль гладкого каменного гребня пятифутовой высоты, но когда дошли до его конца, гребень повернул голову и загородил тропу; большущая пасть пресмыкающегося была полна острых зубов.
— Я сказал, что ходить ногами неумно.
Чудовище громогласно хохотнуло, сотрясаясь от восторга по поводу собственной шутки. Конвульсия пробежала по гребню, который оказался не каменным, а состоящим из плоти и крови. Хвост змеи терялся где-то в лесу, в результате чего удав напоминал дождевого червя.
— 3-з-змеи н-не разговаривают.
Голос не сразу вернулся к Маджу, который вообще предпочел бы исчезнуть вместе с голосом.
— Вот как? — Массивная голова поднялась футов на двенадцать над землей и начала демонстративно озираться. — Вы полагаете, где-то в кустах засел чревовещатель?
Змей снова расхохотался, сотрясая землю.
— Только не зли его ни в коем случае, — склонившись к уху Маджа, прошипел Джон-Том.
— Злить? Сдается мне, он проводит время чертовски весело.
Но едва голова опустилась, чтобы разглядеть его, Мадж мгновенно умолк.
— Кроме всего прочего, змей моей величины не бывает. Я дракон.
Джон-Тому вспомнился их попутчик, огромный речной дракон Фаламеезар.
— Простите, но на вид вы — змея.
Монстр не обиделся.
— А что такое змея, по-вашему? Не знаете, как я погляжу. — Он вздохнул. — Я надеялся, что вы не настолько глупы, как выглядите, — он разразился очередным смехотворным землетрясением.
— Это случилось, э-э, за несколько тысячелетий до первого века, — продолжал дракон, отсмеявшись, — на заре эпох, когда один дракон оскорбил А-колдуна Ивевима Третьего и тот обрушил проклятие на этого дракона и всех его потомков. То, что вы называете змеями, — просто обезножевшие ящерицы. Я отношусь к драконам, как змея к ящерицам. Поделать с этим дефектом я ничего не могу, но очень не люблю, когда меня принимают не за того.
— Теперь ясно, почему вы разговариваете, — подытожил Джон-Том.
Общеизвестно, что драконы разговаривают — взять хотя бы Фаламеезара, который говорил даже слишком много.
— И все равно, вы самый крупный дракон из всех, каких мне доводилось видеть, с ногами или без.
— Это из-за гипофиза. Во всяком случае, колдун, который это определил, говорил так.
— Я знаком с несколькими колдунами. Может, и с этим тоже?
— Вряд ли. — Безногий дракон затрепетал от еле сдерживаемого веселья. — Я его съел. Впрочем, только попусту потратил время. Как и все настоящие колдуны, он оказался жилистым и невкусным. А вот ваша четверка выглядит весьма аппетитно.
Он мило улыбнулся.
— Тока не я. — Мадж попятился. — От меня остались шкура да кости, вот так. Ешь его, ежели голодный. Он большой и стройный и легко проскочит в желудок. Я тебе не придусь по вкусу — у меня дурно пахнет изо рта, я весь провонял потом и давно не подстригал когти на ногах. Я тебе все горло обдеру.
— Мадж, — пренебрежительно бросила Виджи, — это проявление явной трусости не делает тебе чести.
— Понимаю, милашка, но что поделать? Я и есть явный трус.
— Несколько царапинок мне не повредит. — Под кожей чудища заиграли огромные мышцы. — Нет ничего приятнее чудного полдничка… Пожалуй, кроме одного.
— И что бы это могло быть? — поинтересовался Перестраховщик, окончательно созревший, чтобы закончить жизнь в желудке дракона.
— Ну, разумеется, посмеяться от души! — Дракон чуточку расслабился. — Любому дураку известно, что смех куда питательней мяса.
— Тогда я не в счет. Сообразительностью я никогда не отличался. Мне не по зубам оглашать завещание и шутить шутки одновременно, уж будьте покойны.
— Валяй тада ты, кореш! — лихорадочно зашептал Мадж рослому другу. — Спой ему какие ни на есть смешные песенки, что ли. Что до меня, так я считаю все твои песенки дурацкими, но эта надутая гусеница вообразила себя знатоком в этом деле.
— Мадж, я могу петь рок, баллады, блюз… Даже кое-что из классики, — но я не из братьев Смазерс.
— Ежели ты чегой-нибудь не предпримешь прямо сейчас, то будешь смазанным братом, верняк! Ну пожалуйста, ну попробуй, парень, что тебе стоит?
— Да, попробуй, человек, что тебе стоит? — подхватил дракон; видно, его слух ничуть не уступал голосу. — Помоги мне забыть о несчастном стечении обстоятельств, порожденных этим отдаленным родством.
— Каких обстоятельств? — запинаясь, пробормотал Джон-Том. Когда перед тобой зияет эдакая пасть, сосредоточиться трудновато.
— Тех, что у меня нет конечностей, трупоядное ты двуногое!
Закрыв глаза, чтобы отвлечься от бездонной глотки, Джон-Том постарался припомнить хотя бы пару веселых песенок, но как ни старался, на память не пришла ни одна из уморительных частушек известных комиков. Конечно, можно спеть «Ура капитану Сполдингу» из репертуара «Энимал Крекере», но вряд ли это произведет впечатление на змея.
Частично проблема заключалась в том, что не раз заглядывавшие смерти в лицо Джон-Том и Мадж еще не сталкивались с необходимостью поработать шутами. Одного этого уже довольно, чтобы сбить любого чаропевца с ритма и тона. Трудно играть трясущимися руками, петь сдавленным горлом, да еще и откалывать шуточки. Он немного побренчал на струнах в надежде, что музыка навеет юмористический настрой, но ничего не добился.
Вот тут-то юноша и заметил, что Мадж пререкается с Виджи. В конце концов она вытолкнула своего возлюбленного вперед, так что выдр оказался рядом с человеком.
— Я… это… знаю анекдот, вот так…
Дракон утратил интерес к Джон-Тому и перевел взгляд на выдра.
— Ты это? Ну-ну, послушаем-послушаем. Когда кончишь, я могу позволить тебе рассказать еще один — если не буду слишком голоден и останусь доволен. Но предупреждаю: угодить мне трудно. Обычно на это уходит несколько анекдотов и несколько блюд.
— Можа, сейчас повернется по-другому, начальник! Вот увидишь, от этого анекдота обхохочешься, аж ребра заболят, до слез, с ног долой — нет-нет, это я так, — голову отсмеешь, животик надорвешь.
— Браво! Рассказывай.
Джон-Том искоса глянул на своего товарища, ожидая какого-нибудь знака, намека на очередную каверзу, но Мадж просто уселся поудобнее, чтобы начать рассказ. Не зная, чем еще заняться, Джон-Том начал подыгрывать ему на суаре — быть может, музыка несколько поутихомирит их противника, а заодно украсит повествование Маджа. Несмотря на свою решимость, он никак не мог сосредоточиться на аккомпанементе: хотя он и пытался подыскать действенную песнь, рассказ выдра захватил его. Если вклиниться сейчас, старания Маджа, пустившего в ход все свое обаяние и остроумие для построения длинной запутанной истории, могут быть обречены на провал. Перестраховщик тоже прислушался, а вместе с ним и Виджи, сыгравшая главную роль в том, что выдр вступил в игру.
Дракон же слушал во все уши, переходя от небрежного любопытства к пристальному интересу. Мадж мало-помалу разошелся и для усиления эффекта начал прибегать к невероятным акробатическим трюкам, всяческим гримасам и ужимкам, и улыбка дракона расплывалась все шире и шире. Сперва он хмыкал, потом засмеялся и, наконец, расхохотался так, что забился в конвульсиях. Джон-Том едва не лишился головы, когда мечущийся хвост чудища просвистел на волос от его макушки, попутно своротив кроны у пары деревьев. Дракон хохотал, трясся, содрогался от восторга и не захлебнулся в собственных слезах лишь потому, что отродясь не имел слезных желез.
Да и Джон-Том не мог удержаться от улыбки. Вскоре он, Виджи и Перестраховщик, держась за бока, катались по земле. Мадж едва сдерживался, чтобы досказать затяжной анекдот. Наконец он сам из последних сил закруглил его шквалом невнятных восклицаний и ударной фразой поставил идеальную точку. Финальная кульминация вызвала такую бурю истерического восторга, что с ближайших деревьев дождем посыпалась листва.
Виджи, знавшая этот анекдот, пришла в себя первой. Она жестикулировала и подмигивала, пока ее спутники не поняли, в чем дело, и вся четверка, по-прежнему изнемогая от смеха, не уползла в лес. Может, дракон и заметил их бегство, но, обессилев от хохота, все равно не способен был нагнать их.
— Ничего смешнее, — не в силах отдышаться, пролепетал Джон-Том, когда чудовище осталось далеко позади, — в жизни не слыхал.
— Знаю. — Виджи опиралась на Маджа, а тот — на нее. — Мадж рассказал мне анекдот еще на катамаране. Я смеялась, смеялась и никак не могла остановиться. Экипаж, должно быть, решил, что у меня не все дома. Я подговорила Маджа рассказать его дракону, и на этот раз получилось еще смешнее. Это место про пекарский колледж и странствующий дамский хор всегда меня добивает.
Тут Виджи упала на колени, хохоча и держась за разболевшиеся от долгого смеха бока.
— Вот уж не знаю, — утирая слезы, заметил Джон-Том. — Лично мне больше нравится, когда появляется слон.
— А шесть макак? — подсказал Мадж. — Не забудьте про шесть макак.
Это вызвало новый взрыв смеха, подкосивший всех до единого. Когда истерика подошла к концу, они просто лежали на земле, постанывая и не в силах больше смеяться. Потом собрали пожитки и побрели по тропе, ничуть не тревожась о погоне — в ближайшие дни дракону будет не до охоты. Анекдот Маджа свернул его в бараний рог, и развязать спутанное в узлы тело змею удастся не сразу.
В тот вечер, сидя у костра за ужином, Джон-Том встретился глазами с Перестраховщиком и сказал только:
— Слон.
— Шесть макак, — ответил Перестраховщик, в результате чего хохот начался снова.
В конце концов, путники, изнуренные не столько противостоянием дракону, сколько Маджевым даром рассказчика, погрузились в глубокий здоровый сон.
Назавтра тропа пошла петлять, то взбираясь по пологим склонам холмов, то сбегая вниз. По взаимному молчаливому соглашению из обиходной речи были исключены все упоминания о слонах, макаках, пекарях и прочих персонажах рассказа, удостоившегося названия «Тот Анекдот». Джон-Том не хотел больше терять время. Чащи, через которые они брели, все еще следовало считать джунглями, но постепенно исчезал самый неприятный момент — ощущение, что круглые сутки находишься в парной. На деревьях так и кишели гребенчатые ящерицы, без страха спрыгивающие вниз, чтобы посмотреть на путников. Их доверчивость свидетельствовала, что прохожие здесь появляются нечасто. Цивилизация предпочитала умеренный климат побережья, избегая обширных пространств джунглей.
Порой тоненькая тропка совсем исчезала под густым подлеском, но это не могло задержать отряд, в котором были две выдры и енот.
— В моих краях нет такого разнообразия, — заметил Перестраховщик, пожевывая незнакомый ему листик.
— В наших с Маджем — тем более, — откликнулся Джон-Том и запнулся. «В наших с Маджем краях…» Неужели он уже начал называть этот мир родиной? От этой мысли ему стало как-то не по себе, хотя не обязательно считать, что это сказано всерьез.
— Взять хотя бы вон то. — Енот указал на дерево, ломившееся от изобилия на ветках чего-то похожего на сплюснутые яблоки. — Похоже на былна, но не совсем.
— Ты хотел сказать «банан», — поправил Джон-Том.
— Какой банан? Я хотел сказать «былна». Человек, неужто ты не видел былна? Плод у него желтый и покрупнее. Очищается вот так. — Перестраховщик показал. — Ешь его и никак не остановишься. Хочешь съесть все, что видишь. Потому-то он так и зовется. Ежели у кого-то страшно болит живот, он держится за него и стонет, а мы уж знаем, что он был на дереве чересчур долго.
— А это, надо полагать, не манго? — Джон-Том указал на тоненькое деревце слева от тропы, щедро увешанное лиловыми плодами.
— По виду — нет, но по правде это манго. А вон то — вылитая кассия, да не она. А рядом с листьями-опахалами — как кокос, но без орехов, а вон там, где плоды вроде грибов, — ветки, будто сеть.
— Будто что?!
Джон-Том не успел договорить, как сверху обрушились сплетенные лианы. Мадж только и успел выругаться, а Перестраховщик — торопливо схватиться за нож.
— Друзья, снова приготовьтесь дорого продать свою жизнь!
Мадж пытался достать лук.
— Хотелось бы, приятель, но боюсь, на этом рынке моя сильно упала в цене.
Владельцы западни окружили пленников и прижимали их сетью к земле, пока крепко не связали им запястья — сценарий, знакомый до боли. А вот внешность охотников — нет.
— Это еще что за черти?
Юноша озадаченно разглядывал дикарей.
— Дважды черти. — Перестраховщик занимался веревками, стягивающими его запястья. — По-моему, их кличут великанами-людоедами. Ни разу не видывал, но слыхал. Так вот, братец, они вписываются в это один к одному.
— Дерьмо! А на вид они не очень-то, растрепы несчастные. — Мадж посмотрел на Джон-Тома. — Приятель, меня от этого уже тошнит.
— Меня ничуть не меньше, Мадж.
— То есть, — продолжал выдр, направляясь под конвоем в глубь джунглей, — неужто я безрассуден? Я не жадничаю. Я просто хочу хоть денек провести в твоей клепаной компании без опасения напороться на желающих убить нас, протащить под килем или поджарить. Все мои мечты сводятся к тому, чтоб, собираясь шагнуть вперед, максимум, чего бы я боялся, — это местного шерифа или сборщика налогов.
— Скорее всего тебе просто везет, — сухо ответил Джон-Том. — Неужели ты считаешь, что краеугольным камнем моих злодейских замыслов было желание свести знакомство со всеми до единого кровожадными маньяками?
— Эх, будь у меня крайне угловатый камень, — проворчал Мадж, — уж я бы знал, куда его приложить!
С людоедами-людьми Джон-Том еще справился бы, но здесь был мир Маджа, так что их конвоиры являли собой чудовищные вариации на темы местной фауны.
Справа от юноши шел гнилозубый волк. Одно его ухо торчало не на макушке, а чуть ли не на щеке, левый глаз был больше правого, а лапы — мясистые, вовсе не волчьи. Позади двигалась пара маргуайев, но симпатичные, как правило, морды этих животных искажали длинные, загнутые кверху клыки, какие-то поросячьи рыла вместо носов, огромные уши, болтавшиеся, как у такс, и завившиеся в штопор усы.
Виджи подгонял четырехфутовый урод, у которого вдоль хребта змеилось целых пять полос вместо привычной одной, но две из них почему-то переходили на один бок, а не на хвост, как положено. Один из верхних резцов монстра загибался вверх и назад, будто костяные усики на верхней губе, а оба ввалившихся глаза съехали на одну сторону черепа. Надо же, бурундук-людоед! — удивился Джон-Том. Уже одного этого зрелища было довольно, чтобы тронуться умом. Однако ни один из конвоиров не приволакивал ноги и ни в коей мере больным не выглядел — во всяком случае, чтобы настичь любого глупца, попытавшегося бежать, здоровья у них хватит.
Был там еще капибара, выделявшийся среди прочих полнейшим отсутствием меха на спине и животе. Сверху парили два ворона с размахом крыльев фута в три, из-за шей смахивающие на грифов-недоростков. В арьергарде шагали несколько человек, отличавшихся черепами огромных размеров, заостренными выступающими вперед зубами и длинными космами шерсти на предплечьях и голенях. Они не выказывали никаких признаков сострадания даже к своему оказавшемуся в отчаянном положении сородичу.
— Интересно, куда нас ведут? — пробормотал Джон-Том.
— Разве не ясно, кореш? — Мадж буквально источал сарказм. — На местный матч по трензельболу. Вишь, у этих занюханных джентльменов не хватило нескольких парней до полного состава, так что они завербовали нас в команду.
— Насколько я понимаю, нас ведут в деревню, — предположила Виджи.
— Не волнуйтесь. Я использую против этой банды простаков суар, и мы, как всегда, выпоем себя из передряги.
— Парень, а тебе не приходило в голову, что всякий раз, когда мы вывертываемся из лап враждебных туземцев или других опасностей, растут шансы на новую стычку? Мы испытываем судьбу уже больше года, и не настал ли для нее час покинуть нас?
— Не может быть, Мадж. Ведь мы почти в Стрелакат-Просаде! Успех так близок!
— Во-во, вечно ты со своим бессмертным оптимизмом. Чтоб я сдох, ежели он не переживет тебя!
— Эй, красавчик! — К Маджу, оглядывая его с головы до пят, подошла горбатая, кривая на один глаз норка. — Тебе чего-нибудь принесть? Может, хочешь чего?
— Хочу? Еще спрашиваешь, чурбачка ты моя. Хочу уйти. Хочу миллион золотых. Хочу, чтоб дюжина миловидных гурий-выдрочек чесала мне шерсть.
— Попридержи свои желания, — наподдала ему сзади Виджи, — а то они могут рано или поздно стать навязчивыми идеями.
— Чушь. — Мадж поглядел на дикарку. — Я не против узнать, что ваша компашка хочет сделать со мной и моими друзьями.
— Это по части вождя, — буркнула норка и неделикатно плюнула в ближайший куст.
— Ну, хоть намеками!
Норка наморщила перекошенный лоб, потом ее осенило:
— Еда.
Она радостно улыбнулась и перебросила утыканную шипами палицу с одного плеча на другое.
— Эй, как тебе оптимистичная оценка наших шансов, шеф? Знакомый разговор, а?
— Выпутаемся. — Джон-Том споткнулся, но удержался на ногах. — Вот увидишь. Всегда выпутывались. Мы от пиратов ушли, от болотного народца ушли, от нормальных каннибалов ушли, а от ненормальных и подавно уйдем.
— А шансы, приятель, какие шансы? Они не в нашу пользу. Нельзя же вечно выбрасывать в кости двенадцать.
— Мне нужен только шанс сыграть. Всего несколько минут и суар.
— Знаешь, — задумчиво протянул выдр, — я почти рад попасть в жаркое. Меня так тошнит от наших блужданий по свету от одного кризиса к другому, что мой энтузиазм почти сошел на нет. — Тут он оглянулся на Виджи, и голос его смягчился. — Конечно, появилось кой-что новое, без чего мне было бы фигово.
— Расслабься, Мадж. Они не кажутся мне такими уж опасными. У них наверняка нет сверхъестественных способностей.
— У них стока зубов, что никаких способностей не требуется.
Людоеды вели настолько примитивную жизнь, что даже не удосужились выстроить что-либо мало-мальски похожее на дома и жили в пещерах на склоне большой скалы. Завидев приближающихся охотников, оттуда гурьбой высыпали детеныши. Окружив пленников, они с интересом заурчали и зачмокали, а двое смельчаков начали швырять в Маджа камешками. Тот уклонялся как мог, а потом очень ласково сказал:
— Детишки, чего б вам двоим не сходить поиграть в птичек? — И кивнул на скальный карниз футах в двадцати от земли.
К счастью для него, недоразвитый интеллект местных отроков не был в состоянии оценить ни само предложение, ни вытекающие из него последствия.
Пленников выстроили перед самой большой пещерой, чтобы вождь мог рассмотреть их. Этот медведь-мутант семифутового роста был достоин звания вождя монстров. Вдобавок к сверхъестественному росту он обладал массивной нижней челюстью с комплектом дополнительных зубов, рудиментарными рожками, выступающим гребнистым хребтом и явно добился своего положения отнюдь не силой слова. Его могучую грудь украшали заплетенные косичками лианы и ожерелья из разноцветных камней и костей. Головной убор был под стать наряду — черепа и перья многочисленных жертв.
Оглядев четверых пленников, он презрительно фыркнул на каждого по отдельности, а потом, обернувшись, вопросительно рявкнул на предводителя охотников.
— Городское племя, — ответил тот.
— Чертовски хорошо. — Медведь понимающе кивнул. — Городское племя не такое сытное, но вкус добрый.
Мадж дерзко шагнул вперед. Его макушка едва доставала вождю до паха.
— Эй, ты, вдохновенный уродище, погоди-ка чуток! Нас нельзя есть.
— А на спор?! — зарычал главный людоед.
Джон-Том шагнул вперед и встал рядом с Маджем, демонстрируя если не превосходство в размерах, то хотя бы солидарность. Во всяком случае, глядя гиганту в глаза, ему не приходилось задирать голову.
— Мадж прав, черт подери! Я сыт по горло тем, что каждый встречный-поперечный вместо приветствия стремится сожрать нас. Где же ваша благовоспитанность и традиционное хлебосольство?
Вождь озадаченно поскреб низкий лоб.
— Это ты чего толкуешь?
— Не лучше ли нам подружиться?
— Дружбу не едят.
— Если половина вашего племени вместо попыток скушать соседей научится сотрудничать с другой половиной, — расхаживая взад-вперед перед вождем и его приспешниками, назидательно начал Джон-Том, — то проблем у вас станет гораздо меньше и не придется то и дело драться друг с другом.
— Я люблю драться, — ухмыльнулся во всю пасть волк. — И кушать тоже.
— Кушать все любят. Но у цивилизованных народов не принято есть тех, кто хочет дружить с вами. Это ведет к напряженности.
— Нужны витамины и минеральные соли, — вставил окончательно сбитый с толку вождь.
Джон-Том кивнул на окружающую их зеленую стену джунглей.
— Здешний край богат, тут масса пропитания. Вам незачем есть случайных прохожих. — Он погрозил медведю пальцем. — Хватать и пожирать всякого, кто вторгнется на вашу территорию, — это дикость, недомыслие и нелепость. А в доказательство я спою вам об этом песню.
Мадж возвел очи горе и мысленно скрестил пальцы.
То ли нежданный град обвинений довел дикарей до оцепенения, то ли их заинтересовало, что же споет речистый обед, но никто не помешал Джон-Тому взять суар. Мадж тем временем попятился и зашептал на ухо своей даме:
— Он хочет попытаться напеть этой банде лапшу на уши. Я уж видал это прежде: порой помогает, а порой тока хуже становится.
Джон-Том постарался на славу — вряд ли со дня появления в этом мире он пел более сладостные и дивные напевы. И они делали свое дело: невооруженным глазом было видно, что людоеды подпали под их власть, хотя магия была тут вовсе ни при чем. Просто Джон-Том пел о любви, о жизни и дружбе, о повседневной всеобщей доброте к ближнему и о том, что между разумными существами должно царить взаимопонимание. Он изливал в песне противоречивые чувства, которые питал к этому миру, он размышлял, как можно его улучшить, как обуздать насилие и анархию и как сплоченными усилиями превратить его в рай для всех и каждого.
По искаженным гримасами переживаний щекам и расширенным ноздрям побежали слезы. Даже вождь тихонько хлюпал носом. Наконец Джон-Том опустил суар и посмотрел ему прямо в глаза.
— Таким я вижу идеальный ход событий. Может, я чересчур наивен и оптимистичен…
— Сработал что надо, вот так. — Мадж ткнул Виджи локтем в бок.
— …но мир должен стоять именно на этих принципах. Я уже давно это чувствовал, только не было случая излить это в песне.
Вождь всхлипнул и утер глаза кулачищем.
— Мы любим музыку. Человек, ты поешь красиво. Нельзя терять такую прелесть, потому мы не едим тебя.
Джон-Том обернулся и торжествующе ухмыльнулся друзьям. Вождь указал налево — из пещеры по соседству с его собственной вышла медведица-людоедка ростом почти с него.
— Моя дочка. Любит музыку тоже. Слушала ты?
— Слушала, — ответила она, сморкаясь в кусок дерюги, которого хватило бы на целый мешок.
— Такие добрые мысли должны быть с нами всегда. — Вождь поглядел на Джон-Тома. — Я верю в то, что ты поешь. Ты остаешься с нами и поешь все одинокие дни и ночи.
— Эй, погодите-ка! Я не против поделиться с вами мыслями и музыкой, но боюсь, что не смогу заниматься этим на постоянной основе. Видите ли, мы с друзьями выполняем миссию огромной важности и…
— Ты остаешься.
Похожий на кувалду кулак вождя разрубил воздух в дюйме от носа Джон-Тома, потом указал на стоящую рядом юную дикарку. Джон-Том подумал, что выглядит она не так уж отвратительно и даже довольно стройна — для профессионального борца.
— Ты остаешься и женишься на моей дочке.
Тпру!
— Боюсь, что не могу этого сделать.
Над юношей тут же нависла двухтонная туша медведя.
— Как так, моя дочка не понравилась?!
— Не в том дело. — Джон-Том выдавил бледную улыбку. — Просто, э-э, из этого не будет проку. В том смысле, что мы не состоим даже в отдаленном родстве, то есть межплеменном.
— А что ты толковал о разумных племенах, работающих вместе?
— Ну да, работающих, но не живущих же — то есть я имею в виду брак и все такое.
— Он хочет сказать, ваша чудовищность, — подхватил Мадж, когда протесты Джон-Тома выродились в неразборчивый лепет, — что и сам не ведает, чего несет. Уж я-то знаю, я-то слушаю его словесный понос уже поболе года.
— А, вот еще, — быстро вставил Джон-Том. — Я женат.
— О, не проблема! — Вождь вознес обе лапы над головой, и из уст его полилась непрерывным потоком неразборчивая тарабарщина. Потом он опустил лапы и криво ухмыльнулся. — Во! Теперь ты разведенный и вольный жениться опять.
— По законам моей страны — нет.
— А хоть бы и нет, но ты живешь теперь по закону здешней страны. Подь сюда.
Медведь схватил Джон-Тома за правое запястье и чуть ли не по воздуху поволок к дочери. Она возвышалась над женихом на добрый фут и весила фунтов восемьсот.
— Дорогой!
Девица обхватила его обеими лапами, и юноше представилась редкая возможность испытать настоящие медвежьи объятия. Результатом контакта — к счастью, кратковременного — были помятые ребра, отшибленный дух да ощущение, будто он неделю провел на столе у костоправа. Должно быть, нареченная догадалась, что синюшный цвет лица вряд ли говорит о добром здравии. Пока Джон-Том взахлеб хватал ртом воздух, вождь воздел руки и торжественно оповестил племя:
— Вечером большая свадьба, все приходят, масса танцев и песен, масса еды. Хотя не из гостей, — спохватившись, добавил он.
Уточнение было встречено несколькими огорченными возгласами, но они потонули в потоке всеобщего ликования. Сия буколическая сценка тут же напомнила Джон-Тому радостную ночь шабаша из «Фантастической симфонии» с собой в главной роли.
— Значица, его чудовищность милосердно отпускает нас? Какое великодушие!
— Мне кажется, даже своими едва ворочающимися мозгами он сообразил, что невежливо есть товарищей жениха, — заметила Виджи.
— Ага, до свадьбы. Вот увидишь, что будет потом. А можа, не погодишь и не увидишь, потому как нам абсолютно ни к чему слоняться тут и ждать выяснения. Как тока он отвернется — испаряемся.
— А как же Джон-Том?
— А что он нам? — В голосе Маджа не было и тени дружелюбия. — Он сам влез в эту милую западню, заливая про любовь, жисть и дружбу, про взаимопонимание меж разумными существами и прочую дребедень. Пусть сам себя отсюда выпевает. Мы не можем слоняться тут и ждать свадьбы, чтоб узнать, что с ним будет. Нам надо позаботиться о себе и надо делать ноги, пока наши милые хозяева настроены по-доброму… Как насчет тебя, старичок? — зашептал выдр стоявшему рядом еноту.
— Боюсь, на этот раз мне наверняка придется согласиться с тобой. Бедолага Джон-Том впутался в грандиозную сплошную неприятность. Тут я выхода не вижу, уж будьте покойны, — с сожалением хмыкнул Перестраховщик. — И лучше ему что-то придумать до наступления вечера. Заниматься любовью с горой небезопасно. Ежели она забудется, он может очнуться разломанным вдребезги, как его дуара.
Выдры вполне разделяли воззрения енота на перспективы супружеской жизни Джон-Тома.
Юношу и его суженую отвели в отдельную пещеру. Пол в ней был посыпан чистым песочком, имелись стол, стулья, пара шезлонгов на диво современного дизайна. Не зная, чем заняться, юноша прилег на один из них. Людоедка тут же пристроилась на соседнем, и дерево тревожно скрипнуло.
Покой жениха и невесты, хмыкнул он. Все равно что приемный покой хирурга. Ему не было позволено выходить, но мимо входа то и дело мелькали его товарищи — очевидно, им была предоставлена полная свобода передвижения. Это заставило мысли Джон-Тома заработать быстрее. Мадж не станет болтаться здесь до бесконечности, ожидая, пока приятель выпутается из очередного затруднения. Выдр ему друг, но не дурак; Джон-Том знал, что если в ближайшее время что-нибудь не предпримет, то останется сам по себе. А тем временем людоедка, лежа в шезлонге, со страстью взирала на него.
Устав от затянувшегося молчания и бесполезных раздумий, он подал голос:
— Знаешь ли, толку от этого не будет, я уже говорил твоему отцу.
— Откуда знаешь? Еще не пробовали.
— Да ты приглядись получше. Я вижу тебя, ты видишь меня. Я вижу различия.
— Я вижу двоих. Чего еще надо?
Да, с такой зубодробильной логикой разговор затянется.
— Ты уже была замужем?
— Однажды. Здорово было.
— Но сейчас ты свободна?
— Ага.
— А что случилось с первым мужем?
— Сломался.
— О-о?
Лучше бы закруглить беседу, лихорадочно соображал Джон-Том, но его обычно молниеносная, пусть и не всегда точная смекалка на этот раз отказала. Поскольку в эту ситуацию его вовлекли суар и песни, то вряд ли удастся выпутаться с их помощью. Эх, была бы цела дуара! Если бы да кабы… А может, другому людоеду его суженая покажется привлекательной? «И что она во мне нашла?» — ломал голову Джон-Том. Ну конечно же, дело не в его личном шарме, а в очаровавших все племя сладостных напевах.
— А как тебя зовут?
Не то чтобы ему было интересно, но молчание становилось нестерпимым.
— Апробация.
Джон-Том едва не улыбнулся: хорошенькое прозвище для не очень хорошенькой леди!
— И что будем делать дальше?
— Что хотишь. Ты будешь муж, я буду жена. Если хочешь чего, скажи мне. Жена должна угождать мужу, даже если он еще не муж. Так заведено.
— То есть как? — Сверкнувшая в мозгу догадка начала понемногу проясняться. — Ты хочешь сказать, что если я от тебя потребую что только в голову взбредет — ты обязана выполнить?
— Кроме как помочь тебе удрать.
Тупик. А может, и нет?
— И по обычаю все женщины твоего племени должны вести себя именно так?
— Именно. Так заведено. Так правильно.
Он сел, повернувшись к медведице лицом.
— А что, если я скажу, что это не только неправильно, но и противоестественно?
Массивная челюсть невесты съехала на сторону в недоуменной гримасе.
— Не понимаю, чего толкуешь.
— Предположим, я скажу — а ты должна мне верить, ведь я твой будущий муж, не забывай, — что мужчины и женщины равны, и не дело, когда одни все время угождают другим.
— Но это неправильно! Так всегда было заведено.
— Понимаю. Хотелось бы мне, чтоб тут оказалась какая-нибудь феминистка вроде Кэйт Милле или Глории Стайнем и прочитала тебе лекцию.
— Я не знаю этих имен. Они — волшебные богини?
— Кое-кто считает именно так.
Джон-Том встал и подошел к людоедке. Ее габариты внушали трепет. Исполинские лапы с длинными мощными когтями могли бы разом переломить ему хребет. От одного взгляда на жуткую морду в сердце закрадывался страх, но в глубине больших, в общем-то даже привлекательных глаз ощущались незаполненный вакуум и стремление к знаниям. Откликнется ли она на новые идеи, тем более провозглашенные чужаком?
— По-моему, я тебе нравлюсь, Апробация, хоть мы и несхожи.
— Сильно нравишься.
— Но это не означает, что ты должна жить как раба. Это не означает, что каждая женщина твоего племени должна жить как раба любого мужчины. Эта истина ничуть не меняется, говорим мы о выдрах или о людоедах. Пришли другие времена, Апробация, и настал час тебе и твоим сестрам измениться вместе с ними.
— Как это измениться?!
— Ну, примерно так…
Мадж пытался заглянуть в глубину брачной пещеры.
— Музыки не слышу, но вижу, что губы его шевелятся. Накличет старина Джон-Том словами бурю, уж я-то его знаю. Он может всяких чудес натворить и достаточно хитроумен, чтоб сбить с толку целый Магистрат. Вот увидишь, милашка. Через часик она станет изрекать благоразумные мысли.
И действительно, вскоре Апробация выскочила из пещеры, чтобы высказаться, но изрекала она отнюдь не благоразумные доводы, а буквально кипела негодованием. Когда стражи отказались выпустить Джон-Тома, она просто зашвырнула обоих в кусты.
— Не годится невесте покидать брачную пещеру до пира. — Ей заступил дорогу еще один воин, большой ягуар.
— А-а-а-а, усохни, ты, ты… самец!
И лапа, чуть-чуть не дотянувшая до размеров автомобильной шины, вошла в тесный контакт с челюстью ягуара.
Остальные воины ринулись утихомиривать разбушевавшуюся дочь вождя. До Джон-Тома никому уже не было дела, и он прошествовал мимо театра военных действий, ухмыляясь, как Чеширский Кот.
— Приготовься уходить, — бросил Мадж подруге.
— А? Хоть она и дерется с охраной, но из селения нас вряд ли выпустят.
— Просто приготовься. Все верняк, как я и говорил: Джон-Тому не всегда нужно петь, чтоб творить чудеса.
Женское население деревни отложило домашние дела и вышло из пещер, внимательно прислушиваясь к Апробации, которая провозглашала подхваченную у Джон-Тома феминистскую программу, одновременно отбиваясь от полудюжины охотников. Большинства мужчин, занимавшихся подготовкой к свадьбе, в селении не было, иначе они нашли бы речь Апробации весьма любопытной. Сбившиеся плотной толпой женщины начали недовольно ворчать и что-то выкрикивать.
— Очень интересно, — заметила Виджи, краем уха услышавшая несколько отрывочных фраз, но Мадж потянул ее за руку.
— Пошли, милашка, надо быть готовыми слинять, как тока подойдет Джон-Том.
— Крайне интересно, — упиралась она. — Ничего подобного не слыхала.
Мадж тоже кое-что расслышал и тянул Виджи чуть ли не с отчаянием.
Тут драка утихла: вернулся вождь с остальными воинами.
— Нехорошо начинать празднество без нас, — с укором сказал он. — Будет масса времени наиграться, когда свадебная церемония закончится.
— Никакой свадебной церемонии! — Всклокоченная, тяжело дышавшая Апробация была явно не настроена идти на попятную. — Да кто ты такой есть, чтоб мной командовать?!
— Кто я есть? Кто я есть?! Да я есть твой отец! Я есть вождь этого племени!
Надо было видеть его побагровевшую физиономию!
— А по какому праву?!
Онемев от возмущения, вождь пробрался сквозь ряды туземцев, расталкивая их налево и направо, и хотел влепить дочери пощечину, но она парировала удар и ответила прямым в зубы. Несколько воинов хотели схватить ее, но наткнулись на преградивших дорогу женщин. Дремотную тишину вечера взорвали вопли и рычание, воздух наполнился клочьями шерсти и шкур — словом, пыль столбом!
Уклоняясь от битвы, вождь предпочел заступить дорогу Джон-Тому, пытавшемуся на цыпочках проскользнуть мимо бранной сечи.
— Ты! Ты навлек на нас эту беду. Ты толковал с моей дочкой и забил ей голову суеверной чепухой! Что за злые чары ты сотворил? Женитьба отменяется. Обед возвращается.
Он потянулся к Джон-Тому, быстро отскочившему в сторону.
— Апробация!
Юноша выкрикнул это имя несколько раз, но она была чересчур занята пробуждением разума у мужчин путем проламывания их черепов.
Вождь подступал, скверно ухмыляясь.
— Я ем тебя сам, ем сырым, на обед. По кусочку за раз. Пожалуй, начинаю с головы.
Медведь опять протянул лапы. Джон-Том увидел, что Мадж мчится за своим реквизированным луком, но выдру никак было не поспеть вовремя. Хитромудрый план дал осечку. Мадж прав — удача в конце концов повернулась к человеку спиной.
И тут его прикрыла широченная спина, а ее обладательница взревела:
— Ты больше никого не ешь без моего позволения!
От шагов ринувшейся на вождя фигуры задрожала земля.
— Пошли, чувак! — Лук был уже у Маджа. — Уносим отсюдова ноги!
Слегка очумевший от столь бурного проявления посеянной им среди туземных дам смуты, Джон-Том позволил увести себя с поля боя. Никто не пытался их задержать, и вскоре друзья, беспрепятственно вернув свои вещи и припасы, незаметно ускользнули.
— Кто это был? — наконец промямлил Джон-Том, когда они порядком отдалились от пещер. — Кто меня спас?
— Толком не знаю, — ответила Виджи, — но по-моему, это была миссис вождь. Джон-Том, я и сейчас толком не пойму, что случилось. Ради всего святого, что ты наговорил невесте, если она и остальные женщины так взъярились?
— Правду сказать, такой реакции я не ожидал. Я всего лишь усадил ее и рассказал о…
— Стой, парень, — энергично перебил его Мадж. — Мы можем вернуться к этому попозже, а? Сейчас надо поберечь дыхание, чтоб нас отделяло от этого скопища как можно больше деревьев.
— Разумеется, но я…
— Разумеется, но ты сможешь поговорить об этом потом, када сможем присесть и поболтать, не опасаясь погони, ладно?
Джон-Том уловил, куда клонит выдр, и прикусил язык. Можно и уступить просьбе друга, ничего страшного — тем более Виджи вряд ли нуждается в помощи этой теории.

 

Назад: Глава 12
Дальше: Глава 14