Часть вторая
«Архипрелат»
10
Пыльный столб солнечного света падал сквозь огромное круглое окно в потолке, забранное в тяжелую свинцовую раму с трехгранными хрустальными стеклами позади покрытого черной материей Золотого трона Архипрелата. Голос патриарха Маковы усыпляюще бубнил что-то. Грани хрустальных треугольников разбрасывали в неподвижном воздухе маленькие дрожащие радуги и кружащиеся в медленном завораживающем хороводе пылинки то тут то там вспыхивали яркими золотыми искрами. Медленно и обстоятельно Макова говорил об ужасах войны с земохцами пятьсот лет назад, а затем пустился в долгие рассуждения о причинах неудач церковной политики в те годы. Спархок разослал короткие послания Долманту, Эмбану и магистрам, предупреждая об армиях, подступающих к Священному городу.
— Интересно, будут солдаты церкви защищать Чиреллос? — прошептал Бевьер.
— Боюсь, что лучшее, чего мы можем ожидать от них — это лишь видимость сопротивления, — ответил Спархок.
— А Воргун, отчего он задерживается? — спросил Улэфа Келтэн.
— Не знаю что и подумать.
— По-моему, нам надо сейчас принести свои извинения и потихоньку выбираться отсюда, — сказал Тиниен. — Макова все равно не скажет нам ничего нового.
— Послушаем сначала, что скажет Долмант, — решил Спархок. — Мы не должны дать Энниасу никакой возможности догадаться, что мы собираемся предпринять. Мы знаем, почему сейчас он тянет время, но посмотрим, что он собирается делать. Ведь Мартэлу понадобится срок, чтобы развернуть силы, так что немного времени у нас еще есть.
— Совсем немного, — пробормотал Тиниен.
— Обычно в таких обстоятельствах первым делом разрушают мосты, — сказал Бевьер, — это несколько задержит наступающую армию.
— Нет, — покачал головой Спархок. — Через эти две реки здесь перекинуто больше десятка мостов, а у нас лишь четыреста воинов. Не стоит рисковать этими людьми ради задержки в несколько часов.
— Не говоря уже о том, что лэморкандцам, наступающим с севера, вообще не понадобятся никакие мосты, — добавил Тиниен.
Двери Палаты Совещаний внезапно широко распахнулись и в зал вбежал, шумно дыша и шаркая по мрамору полу подошвами сандалий, испуганный монах. Сверкающие пылинки спутали свой сонный хоровод и суматошно закрутились в воздухе. Приблизившись к кафедре монах отвесил глубокий поклон и вручил Макове сложенный лист бумаги.
Макова торопливо пробежал глазами по посланию и тонкая улыбка скрытого торжества появилась на его лоснящемся лице.
— Я только что получил весьма важное сообщение, братья мои, — объявил он. — Две больших толпы пилигримов подходят к Чиреллосу. Мне известно, что многие из вас несколько оторваны от сиюминутных событий, будучи заняты размышлениями над вопросами более глубокими, духовного свойства, но все же, я полагаю, не для кого не секрет, что в Эозии сейчас неспокойно. Думаю, что нам сейчас стоит разойтись, чтобы мы все могли прояснить для себя ситуацию и собраться вновь завтра утром. — Он оглядел ряды патриархов. — Возражений нет.
— Пилигримы, — презрительно фыркнул Улэф, поднимаясь.
Спархок, однако, продолжал сидеть, устремив тяжелый взгляд через зал на первосвященника, который отвечал ему тем же. На лице Энниаса играла легкая улыбка.
Вэнион поднялся вместе с другими патриархами и отыскал глазами Спархока. Сделав рукой приглашающий жест он двинулся к выходу.
— Давайте выбираться отсюда, — шепнул Спархок друзьям.
Патриархи цепочкой шли по направлению к дверям, бурно обсуждая прервавшее заседание событие. Тут и там образовывались кучки оживленно жестикулирующих людей в черных сутанах. Спархок вывел своих тяжело вооруженных спутников к мраморным ступеням, ведущим вниз к галерее, и они двинулись к выходу. Пандионец с трудом сдерживал желание растолкать загораживающее дорогу взволнованное духовенство. У самых дверей Спархок нос к носу столкнулся с первосвященником.
— А, это ты Спархок, — проговорил Энниас, злорадно улыбаясь. — Собираешься подняться на стены города, чтобы полюбоваться на толпы пилигримов, воспламененных огнем истинной веры?
— Что ж, интересная мысль, — сквозь зубы произнес Спархок. — Но я вообще-то собирался в первую очередь отправиться поесть что-нибудь. Не хотите ли присоединиться ко мне, Энниас? Думаю, Сефрения нажарила козлятины. Я слышал, жареная козлятина сгущает кровь, а вы выглядите каким-то слишком водянистым в последнее время.
— Весьма польщен, Спархок. Но у меня, к сожалению неотложные дела. Ты понимаешь, дела церкви.
— О, конечно, конечно. Кстати, когда будете разговаривать с Мартэлом, передайте ему мои самые сердечные пожелания. И еще. Передайте, что я с нетерпением жду продолжения беседы, которую мы начали в Дабоуре.
— Я не премину передать все это ему, сэр рыцарь. А теперь прошу меня простить, — первосвященник раздраженно мотнув головой повернулся и прошел через широкий дверной проем.
— О чем это вы тут столь любезно беседовали? — поинтересовался подошедший Тиниен.
— Тебе бы стоило знать Спархока немного лучше, — сказал ему Келтэн. — Он скорее бы умер, чем спасовал и упустил возможность испортить Энниасу настроение. Помню, в ранней юности он даже не пикнул, когда я разбил ему нос, результаты чего вы можете видеть на его лице до сих пор. Нет, он всего лишь кротко и дружески улыбнулся мне, а потом так заехал мне в живот, что я света не взвидел и несколько минут после этого пытался сообразить, как мне снова начать дышать.
— А ты, значит, пикнул?
— Нет, что ты. Как я мог это сделать, когда у меня в тот момент была единственная забота — восстановить свое дыхание. Что мы будем делать, Спархок?
— Вэнион хочет поговорить с нами.
Немного в стороне от двери стояли магистры Воинствующих орденов, с ними был и патриарх Эмбан. На всех лицах читалось напряжение.
— Наша главная забота сейчас — это городские ворота, — сказал Абриэль.
— Как вы полагаете, братья мои, можем мы рассчитывать на солдат церкви? — спросил Дареллон. — По крайней мере, они могли бы заняться уничтожением мостов на подходах к городу.
— Я бы не советовал доверять им вообще что-либо, — резко проговорил Эмбан. — Они подчиняются Энниасу, а эта лиса не станет, конечно же, чинить препятствий на пути у своего приятеля — Мартэла. Так кто же там в конце концов наступает на нас, Спархок?
— Докладывай ты, Берит, — сказал пандионец послушнику. — Из нас ты — единственный, кто видел все собственными глазами.
— Да, милорд. С севера наступают лэморкандцы, ваша светлость. Камморийцы и рендорцы — с юга. По отдельности армии нельзя назвать большими, но, объединившись, они будут представлять для Священного города довольно серьезную угрозу.
— А эта армия, что идет с юга, — сказал Эмбан, — как она развернута?
— В авангарде — камморийцы, ваша светлость, они же прикрывают фланги, в середине же и арьергарде — рендорцы.
— Они одеты в свои обычные черные балахоны?
— Трудно сказать, ваша светлость. Они были далеко за рекой, к тому же еще подняли огромные тучи пыли. Видно было только, что рендорцы одеты иначе, нежели камморийцы. Это все, что я могу сообщить.
— Понятно Вэнион, этот молодой человек — ваш послушник? Насколько он хорош?
— Очень хорош, ваша светлость, — ответил за магистра Спархок, — мы возлагаем на него большие надежды.
— Отлично. Тогда я позаимствую его у вас, на время. Еще я попрошу у вас Кьюрика. Мне нужно кое-то сделать, и я хочу, чтобы они мне помогли.
— Конечно, ваша светлость, — ответил Спархок. — Берит, ступай с патриархом. Кьюрика вы найдете в Замке.
Эмбан кивнул Бериту и, переваливаясь с ноги на ногу, удалился в сопровождении послушника.
— А сейчас я предложил бы разделится, милорды, и разойтись полюбоваться как обстоят дела у городских ворот, — сказал Комьер. — Улэф, ступай со мной.
— Да, милорд.
— Спархок, — сказал Вэнион, — ты пойдешь со мной. Келтэн, останься, и никуда не отходи от патриарха Долманта. Энниас наверняка попробует извлечь преимущество из этой суматохи, а Долмант — первый, кого он может побеспокоить. Постарайся сделать все, что сможешь, чтобы удержать его светлость в Базилике — здесь все же немного безопасней, — Вэнион надел на голову украшенный пышным плюмажем черный шлем и запахнул плащ.
— Куда мы направляемся, милорд? — спросил Спархок, когда они спустились по мраморным ступеням на широкий двор.
— К южным воротам, — мрачно ответствовал магистр. — Хочу взглянуть на Мартэла.
— Правильно, — согласился Спархок. — Честно говоря, этого человека мне хочется увидеть гораздо меньше, чем любого другого на свете, но… я хочу убить его в самом начале.
— Не торопи события, Спархок, — проворчал магистр, взбираясь в седло. — Хотя ситуация сейчас изменилась. Теперь я могу дать тебе свое разрешение.
— Довольно запоздало.
— Что, Спархок?
— Да ничего, милорд.
Южные ворота Священного города, не закрывавшиеся вот уже два столетия, находились в весьма плачевном состоянии. Большинство толстых бревен наполовину превратилось в труху, а массивные цепи покрылись толстым слоем ржавчины.
— Да, хуже и представить себе невозможно, — проворчал Вэнион. — Я бы в одиночку смог бы их разнести на куски. Давай-ка поднимемся на стену, Спархок, я хочу посмотреть на эту армию. — На парапете толпились купцы, ремесленники, простые горожане. Вся эта многоликая толпа глазела на приближающуюся армию.
— Эй, что это ты тут растолкался? — драчливо спросил здоровенный ремесленник Спархока. — Мы точно так же хотим посмотреть, как и ты, — от человека этого сильно пахло элем.
— Ступай еще куда-нибудь и смотри оттуда, приятель, — миролюбиво посоветовал ему Спархок.
— Ты мне не приказывай, я сам себе хозяин.
— А, так ты хочешь все как следует рассмотреть? — протянул Спархок.
— Ну да, затем я сюда и пришел.
Спархок схватил здоровяка в охапку, поднял над краем стены и сбросил вниз. В стене было локтей пятнадцать высоты, и подвыпивший бедняга с глухим звуком шлепнулся у ее подножия, ничего не повредив.
— Армия наступает оттуда, — услужливо подсказал ему Спархок, указывая на юг. — Можешь прогуляться, приятель, и рассмотреть все вблизи.
— Ты бываешь порой чересчур грубоват, — упрекнул его Вэнион.
— Я не люблю, когда со мной разговаривают подобным образом, — ворчливо объяснил Спархок. — Ну что, — продолжил он оглядев окружающих, — кто-нибудь еще хочет как следует рассмотреть наступающее войско? — Спархок посмотрел вниз, где здоровяк вытаращив от ужаса глаза и слегка прихрамывая, спешил убраться подальше.
Толпа, собравшаяся на парапете, безмолвно расступилась вокруг двух пандионцев.
— Да, это примерно то, чего я и ожидал, — проговорил магистр. — Оставшиеся части мартэловских сил все еще подтягиваются с тыла и собираются у мостов, — он показал на облака пыли за несколько миль к югу. — Вряд ли все это закончится до темноты, а развернуть войско в боевой порядок он успеет разве что завтра к полудню. Это даст нам немного времени. Что ж теперь давай спустимся отсюда.
Спархок уже было отправился вслед за магистром, как вдруг взгляд его привлекла повозка с выпуклыми эмблемами церкви на боках выкатившаяся из южных ворот. У монаха, правящего лошадьми, было до боли знакомое очертание ссутуленных плеч. Перед тем, как экипаж скрылся за поворотом, бородатый человек в сутане патриарха выглянул в окно. До повозки было не так уж далеко, и Спархок с легкостью узнал этого мнимого священника.
Это был Кьюрик.
Спархок выругался.
— Что случилось? — спросил Вэнион.
— Придется поговорить с патриархом Эмбаном, — пробурчал Спархок. — Вон в той повозке — Кьюрик и Берит.
— Ты уверен?
— Да я бы узнал Кьюрика за сто шагов темной ночью, не то, что сейчас. Эмбан не имеет никакого права по своей воле подвергать их опасности.
— Ну да сейчас уже ничего не поделаешь. Идем, Спархок. Я хочу побеседовать с Мартэлом.
— Мартэлом?
— Я думаю, он удивится не меньше чем ты, и мы сможем вытрясти из него ответы на пару вопросов. Как ты полагаешь, его самолюбию польстит, если мы выйдем ему на встречу под белым флагом перемирия.
— Пожалуй, — медленно кивнул Спархок, — самое больное его место — это его собственное «я». Он готов пройти сквозь огонь преисподней, чтобы ему оказали какие-нибудь почести.
— Вот и я так думаю. Что ж, отправимся и проверим, насколько мы правы. Но, пожалуйста, не вступай с ним в обмен оскорблениями, для этого у тебя еще будет время. Не забудь — надо все время быть настороже и держать глаза открытыми. Мы должны взглянуть на его войско вблизи — сейчас это главное. Может, это и вовсе наскоро вооруженный сброд, который он набрал по сельским ярмаркам да придорожным корчмам. А может и что-то более серьезное.
Белым флагом послужила реквизированная в гостинице простыня. Вэнион пытался заплатить за нее хозяину, но тот был так напуган, что не понял, что от него хотят, и денег взять не решился. Привязанная к копью Спархока она развевалась и хлопала на ветру весьма убедительно, когда двое пандионцев в черных доспехах с грохотом промчались через Южные ворота навстречу наступающему войску. Они въехали на вершину одного из приречных холмов и осадили коней. Спархок слегка развернул Фарэна, чтобы сильный ветер поймал белое полотнище флага, сделав его хорошо видимым со стороны врага. Хотя до авангарда мартэловских войск расстояние было еще приличное, уже можно было расслышать отдельные крики и лязг железа. Постепенно вооруженная толпа остановила свое движение и от нее отделились два всадника — Мартэл и один из его солдат. В руке его тоже было копье с привязанной к нему белой накидкой, очень похожей на те, которые носили рыцари Сириника. Спархок прищурился.
— Любопытно, — протянул он, — Беллиом вернул Элану к жизни, когда та была на краю смерти. Смог бы я то же самое проделать с Мартэлом?
— Это еще зачем?
— Чтобы я снова мог убить его, милорд. Я готов посвятить этому занятию всю жизнь.
Вэнион сурово посмотрел на него, но ничего не сказал.
Мартэл был облачен в очень дорогие доспехи. Нагрудник и плечевые пластины сверкали золотом, а на полированную до блеска сталь было больно глядеть. В них сразу узнавалась дейранская работа и выглядели они гораздо богаче доспехов рыцарей Храма.
Остановив коня в нескольких шагах от пандионцев, Мартэл воткнул копье тупым концом в землю и снял искусной работы шлем, украшенный великолепным белым пером. Ветер тут же подхватил новую игрушку — его светлые, почти белые, волосы.
— Милорд, — произнес он с преувеличенным почтением, склоняя голову перед Вэнионом.
Лицо магистра оставалось ледяным. Он не желал разговаривать с отступником, которого сам изгнал из Ордена, и дал знак Спархоку, чтобы тот выехал вперед и говорил за него.
— А-а-а… — протянул Мартэл с сожалением в голосе, — я ожидал лучшего от тебя, Вэнион. Ну хорошо, раз так, то я готов поговорить и со Спархоком. А ты можешь послушать, ежели пожелаешь.
Спархок, по примеру врага, воткнул копье в дерн и снял шлем, слегка подавая Фарэна вперед.
— Ты хорошо выглядишь, друг мой, — приветствовал его Мартэл.
— То же самое могу сказать о тебе, если не считать твоих раззолоченных доспехов.
— Недавно мне подумалось — за последние годы я скопил горы золота, но что-то не радовали они меня, вот и решил приобрести несколько новых игрушек.
— И этот конь тоже? — Спархок взглянул на рослого вороного Мартэла.
— Нравится? Я бы мог достать тебе коня из той же самой конюшни, если пожелаешь.
— Мне неплохо и с Фарэном.
— Неужели тебе таки удалось приручить этого ужасного одра?
— Мне он нравится таким, какой есть. Лучше расскажи, что это ты задумал, Мартэл. Что нужно тебе в Чиреллосе?
— О, да ты еще не понял? Я собираюсь захватить Священный город. Конечно, если бы нас слушал еще кто-то, я бы подобрал другое слово, ну скажем — «освободить»… Да, именно так, «освободить». Но раз мы с тобой старые добрые друзья, то между нами ни к чему эти околичности. Скажу проще, Спархок, я собираюсь силой войти в Священный город, и, как говорится, заставить его покориться своей воле.
— Тебе бы следовало сказать, что ты хочешь попытаться это сделать.
— А кто сможет остановить меня?
— Надеюсь, что твой здравый смысл. Хоть ты немного и не в своем уме, но никогда никто не называл тебя глупцом.
Мартэл отвесил насмешливый поклон в ответ на эту любезность.
— Где ты умудрился набрать войско за такое короткое время?
— Короткое? — рассмеялся Мартэл. — Да ты, Спархок, похоже, кое-чего не понимаешь. Боюсь, ты слишком много времени провел в Джирохе, а тамошнее солнце очень плохо сказывается на мыслительных способностях… — он повел плечами. — Кстати, что слышно о твоей возлюбленной Лильяс? — как бы между прочем спросил Мартэл, желая видимо показать, что ему все известно о жизни бывшего собрата в последние несколько лет.
— Когда я в последний раз видел ее, с ней было все в порядке, — не поведя бровью отвечал Спархок.
— Когда все это закончится, я бы с удовольствием повидал ее. Она весьма привлекательная женщина, насколько я успел заметить. Это было бы забавно — пофлиртовать с твоей бывшей любовницей.
— Только сначала наберись как следует сил, Мартэл. Лильяс не только привлекательная, но и весьма требовательная женщина. Однако, ты так и не ответил на мой вопрос.
— Ты и сам сможешь на него ответить, друг мой. Напряги немного память. Я собирал войско из лэморкандцев, одновременно устраивая междоусобицу между бароном Олстремом и графом Гарришем, помнишь? Ну а камморийские наемники всегда под рукой у всякого, кто готов платить. Мне понадобилось только шепнуть кое-кому пару слов да потрясти мошной, и они тут же повылезали из нор. Да и с рендорцами не было особых трудностей не было, как только я отделался от обеспамятевшего старика Эрашама. Кстати, умирая он успел прохрипеть: «остриженный баран». Интересно, это то самое «секретное слово», которое ты состряпал для несчастного старикашки? Весьма прозаично, Спархок, без проблеска воображения. Ты всегда был скучным типом. Ну, а новый духовный вождь рендорцев гораздо более податлив и послушен.
— Я встречался с ним, — кратко сообщил Спархок. — Ну что ж, желаю тебе приятного времяпрепровождения в его компании.
— Ну, Ульсим не так уж и плох. Далее — я высадился в Арсиуме, смял их довольно вялую оборону, пограбил, поджег Комбу и отправился в Лариум. Воргун, я думаю, неплохо поразвлекся, гоняясь за мной по всему Арсиуму. Вот так я и провел время в ожидании известия о кончине почитаемого всеми нами Архипрелата Кливониса. Наверное, похороны были великолепны.
— Как и полагается по обычаю.
— Да, жаль, что я не смог присутствовать на этом великолепном представлении.
— Кстати, Мартэл, есть еще одна новость, которая, пожалуй, опечалит тебя. Энниас больше не сможет платить тебе за твои услуги. Элана жива и здорова, и теперь первосвященник не получит ни единой монеты из сокровищницы Элении.
— Да, я слышал об этом… От принцессы Ариссы и ее сына. Кстати, Спархок, я освободил их из этого монастыря. Мне хотелось оказать небольшую любезность первосвященнику Симмурскому. К сожалению, произошло небольшое недоразумение тогда, и все монашки этой обители внезапно скончались. Сожалею, но, видимо, дело в том, что людям, тем более — женщинам, посвятившим себя служению Всевышнему, не стоит вмешиваться в политику. А когда мы уезжали оттуда, мои молодцы подожгли монастырь. Когда вернусь к своему войску, я передам Ариссе твои лучшие пожелания. Она осталась в моем шатре, когда мы покинули Демос. Ужасы заточения совсем измотали несчастную женщину, и я стараюсь всячески утешать ее.
— Это будет еще одним твоим долгом мне, Мартэл, — хмуро сказал Спархок.
— Что за долг?
— Смерть этих монашек — еще одно, за что ты расплатишься жизнью.
— Что ж, я к твоим услугам. В любое время. Хотя… Одного не могу понять — как тебе удалось излечить Элану? Я был уверен, что противоядия не существует.
— Значит ты черпал сведения из неверного источника. Мы узнали о существовании лекарства еще в Дабоуре. Ведь мы именно за этим туда с Сефренией и приезжали. Ты должен признать — мы сорвали твои планы, тогда, в шатре Эрашама.
— Да, я, признаться, был несколько раздражен.
— Ну, так чем же ты собираешься платить своим войскам?
— Спархок, — скучающим тоном произнес Мартэл, — я же собираюсь завладеть богатейшим городом во всем известном нам мире. Да представляешь ли ты себе, что за добыча ждет их в стенах Чиреллоса? Мои люди с легкостью присоединились ко мне, за одну только возможность грабить Священный город.
— Тогда, надеюсь, они готовы вести длительную осаду?
— Осада? С чего бы это? Не думаю, чтобы мне потребовалось много времени, чтобы войти в город — Энниас откроет передо мной ворота.
— У него не достанет голосов в Курии, чтобы добиться такого решения.
— Полагаю, что мое присутствие здесь сможет изменить соотношение сил.
— А не хочешь ли ты разрешить все вопросы здесь и сейчас? Только ты и я? — предложил Спархок.
— Зачем мне это делать, если преимущество и так на моей стороне?
— Хорошо. Тогда попытайся войти в Чиреллос, и, быть может, мы встретимся на одной из узких улочек, которые ты так любишь.
— О, я весь истомился, ожидая этого дня, возлюбленный брат мой, — улыбнулся Мартэл. — Ну что, Вэнион, достаточно твоя ручная обезьяна выудила из меня, или мы продолжим разговор?
— Возвращаемся назад, — коротко сказал Спархоку магистр.
— Всегда рад побеседовать с тобой, милорд Вэнион! — насмешливо прокричал им вслед Мартэл.
— Действительно, как ты думаешь, Беллиом сможет вернуть его назад из могилы? — сказал Вэнион, когда они подъезжали к воротам города. — Я бы и сам, признаюсь, с удовольствием пару раз отправил бы его туда.
— Надо спросить у Сефрении, я думаю.
По возвращении Спархока и Вэниона все снова собрались у сэра Нэшана, дородного осанистого рыцаря, на чьем попечении находился пандионский замок в Чиреллосе. Обитель эта, в отличие от Замков других Орденов, находилась в стенах Древнего города, того, что называли еще истинным Чиреллосом. Каждый из магистров доложил о тех воротах города, которые осматривал, и ни один из докладов нельзя было назвать утешительным. После этого Абриэль, как старший среди магистров, держал речь.
— Ну так что вы думаете? — опросил он. — Есть у нас хоть какая-то возможность удержать весь город?
— О чем тут говорить, Абриэль? — резко сказал Комьер. — Никакой. Эти ворота не задержат и стада овец. И даже вместе с солдатами церкви, будь они трижды неладны, нам не удержать те силы, которые собрались на подступах к городу.
— Так значит, ты предлагаешь… — начал Дареллон.
— Да, я не вижу другого выхода, — не дослушав его ответил Комьер, — а ты?
— Простите, милорды, — вставил сэр Нэшан, — я не совсем понимаю, о чем речь.
— Мы собираемся собрать все имеющиеся у нас силы в стенах внутреннего, Древнего города, Нэшан, — объяснил Вэнион.
— И бросить на произвол судьбы, вернее, этого сброда, почти весь город? — воскликнул Нэшан. — Милорды, это же самый большой и богатейший город в мире, а внешний город — гораздо больше внутреннего. Выходит, мы отдадим такие богатства врагу?
— У нас нет выбора, сэр Нэшан, — сурово проговорил Абриэль. — Стены внутреннего города построены в древности, когда знали толк в этом деле. Они много выше и прочней, чем те, что окружают Внешний город. Внутренний город мы сможем удерживать какое-то время, но о том, чтобы оборонять весь Чиреллос не может быть и речи.
— Да, нам придется принять тяжелые и неприятные решения, — сказал магистр Дареллон. — Если мы отойдем ко внутренним стенам, нам придется закрыть ворота для горожан. У нас в Древнем городе нет столько запасов.
— Мы не сможем сделать вообще ничего, пока не возьмем в свои руки командование солдатами церкви, — заметил Вэнион. — Нас всего четыре сотни, с таким количеством воинов мы не выстоим перед войском Мартэла, где бы нам ни пришлось сражаться.
— В этом, возможно, я смогу вам помочь, — проговорил Эмбан, развалившийся в обширном кресле, сложив на обширном чреве пухлые руки. — Однако это будет зависеть от того, насколько самонадеянно поведет себя Макова утром, — перед этим военным советом, когда Спархок потребовал у патриарха рассказать, куда он услал Кьюрика и Берита, тот был весьма уклончив и так толком ничего и не ответил.
— Однако у нас будет все же небольшое тактическое преимущество, — раздумчиво пробормотал Комьер. — В войсках Мартэла почти что одни наемники, и как только они окажутся во внешнем городе, как сразу займутся привычным для себя делом. Это даст нам некоторое время.
— А также приведет в ярость основную часть Курии, — усмехнулся Эмбан.
— У многих патриархов, которых я знаю, во внешнем городе роскошные дома. Полагаю, сознание, что их тщательно лелеянные богатства становятся добычей мародеров, будет для них мучительной пыткой, а так же приугасит кое-чей пыл по поводу кандидатуры первосвященника Энниаса. Кстати, мой дом здесь, внутри старых стен, — дородный патриарх хохотнул, — так что я смогу дышать свободно. Так же как и ты, Долмант.
— Эмбан, — укоризненно произнес Долмант. — Ты, все же, бесстыдный человек. Годится ли священнослужителю так откровенно говорить о своих корыстях?
— Но Всевышний все же не осудит мои действия, брат мой. Как бы они не были изворотливы и не отдавали корыстью. Все мы служим Господу нашему, и каждый по-своему, — Эмбан помолчал, слегка нахмурившись. — Ортзел — наш кандидат. Возможно, я бы выбрал, кого-нибудь другого, но братья наши патриархи весьма консервативны, и им будет легче голосовать за человека, столь родственного им по духу. С ним придется еще помучиться, Долмант.
— Это трудность, с которой придется столкнуться нам с тобой, Эмбан — тебе и мне. А сейчас мы должны в первую очередь сосредоточиться на военных вопросах.
— Ближайший шаг, по-моему, всем нам ясен, — проговорил Абриэль. — Мы должны все подготовить к отступлению в пределы Древнего города. Если патриарху Укерскому будет сопутствовать удача и солдаты церкви перейдут под наше командование, мы быстро соберем все силы внутри старых стен. Горожане и не поймут, что мы собираемся сделать. В противном случае весь внутренний город запрудят толпы горожан, так что нам просто негде будет развернуться.
— Как это жестоко, милорды, — тихо сказала Сефрения. — Вы оставляете ничем не повинных людей на расправу орде дикарей. Ведь наемники Мартэла не остановятся на грабежах, от них надо ждать жестокостей и зверств.
Долмант вздохнул.
— Война никогда не была милосердна, матушка, — произнес он. — И вот еще что — с этой минуты ты будешь сопровождать всех нас в Базилику. Так ты будешь под нашей защитой.
— Как пожелаешь, дорогой, — глядя в сторону согласилась она.
Лицо стоящего в углу Телэна было непривычно печально.
— Полагаю, мне не дадут возможности проскользнуть во внешний город, перед тем как вы запрете ворота? — со вздохом спросил он Спархока.
— Нет, конечно, — отвечал тот. — Но зачем тебе туда?
— Само собой, чтобы как следует поживиться. Такой случай раз в жизни бывает.
— Неужели ты хочешь заняться мародерством, Телэн? — ужаснулся Бевьер.
— Конечно нет, сэр Бевьер. Пусть этим займутся наемники Мартэла. А вот когда они будут идти по улицам Чиреллоса, с руками, полными награбленного добра, тут-то и появлюсь я. Думаю, в ближайшие дни немало людей Мартэла разбежится. Вор-то в Чиреллосе не один я, так что могу ручаться — эпидемия ножевых ран, в спину, разумеется, начнет прореживать ряды воинов Мартэла еще до того, как начнется осада Древнего города. И многим нищим никогда уже не понадобиться нищенствовать, — мальчик снова вздохнул. — Ты украл радость из моего детства, Спархок, — патетически произнес он.
— Никакой опасности для нас нет, братья мои, уверяю вас, — со скрытой насмешкой в голосе говорил Макова, утром следующего дня открывая заседание Курии. — Командующий моей личной охраной, капитан Горта… — он выдержал паузу, окинув магистров воинствующих орденов тяжелым взглядом исподлобья — внезапная кончина бывшего капитана его охраны, очевидно все еще грызла его, — прошу прощенья, капитан Эрден, на свой страх и риск отправился навстречу приближающимся пилигримам и расспросил их. Вернувшись, он заверил меня, что это не более, чем обычные паломники, преданные сыны церкви, и цель их состоит лишь в том, чтобы присутствовать в Священном городе в торжественную минуту возведения на престол святой церкви нового Архипрелата и присоединить свои голоса к нашим в благодарственной молитве Всевышнему.
— Удивления достойны твои речи, брат мой Макова, — перебил его патриарх Эмбан. — По странному совпадению и я тоже посылал вчера на разведку своих людей, и они принесли мне совсем другие известия. Как мы теперь сможем согласовать такие необычайно разнящиеся между собой сообщения?
Макова скупо улыбнулся.
— Патриарха Укерского все мы хорошо знаем, как человека веселого, любящего пошутить, — сказал он. — Все мы любим его за умение добродушной остротой смягчить, а то и вовсе утихомирить спор, чересчур разгоревшийся между братьями патриархами не в меру радеющими в отыскании истины, часто ей и во вред, но, возлюбленный брат мой Эмбан, сейчас не время для такого веселья.
— Ты видишь на лице моем хоть какое-то подобие улыбки, Макова? — после любезной тирады председательствующего, резкий голос Эмбана прозвучал как пощечина. Он поднялся: — Вот что доложили мне мои люди вчера, братья — эти люди у наших стен, эта орда головорезов, может быть чем угодно, но только не пылающими благочестивым рвением пилигримами.
— Чепуха, — фыркнул Макова.
— Возможно, — отвечал Эмбан, — но я взял на себя смелость захватить одного из этих пилигримов, и доставить его сюда, в Базилику, чтобы мы могли поподробнее рассмотреть его. Нам не потребуется даже говорить с ним — многое можно понять изучая его манеры, и даже просто одежду, — Эмбан резко хлопнул в ладоши, не дав Эмбану времени опомниться.
Двери зала распахнулись и внутрь вошли Кьюрик и Берит. Они волочили, держа за лодыжки, неподвижного человека в черном балахоне. На беломраморном полу за ними оставался размазанный кровавый след.
— Что вы делаете?! — почти завизжал Макова.
— Просто предоставляем наглядные доказательства, — спокойно ответил Макова. — Ни одно разумное решение, тем более в таком серьезном вопросе, не может быть принято без рассмотрения всех возможных сторон дела. — Эмбан указал на место перед кафедрой. — Положите свидетеля туда, друзья мои, — сказал он, обращаясь к Кьюрику и Бериту.
— Я запрещаю это! Я протестую! — взвыл Макова.
— Протест отклоняется, — заявил Эмбан. — Поздно протестовать. Все уже успели, я думаю, разглядеть этого человека. И мы все знаем, кто он, — Эмбан, по обыкновению переваливаясь с ноги на ногу, подошел к трупу, лежащему на мраморном полу у подножия кафедры. — Черты лица этого человека недвусмысленно свидетельствуют о его происхождении, а черное одеяние лишь подтверждает это. Братья мои! Вне всякого сомнения — это рендорец.
— Патриарх Укерский Эмбан, — бесцветным голосом проговорил Макова, — я арестую тебя по обвинению в убийстве.
— Не будь ослом, Макова, — отозвался Эмбан. — Ты не можешь арестовать меня, пока идет сессия Курии, и, кроме того, мы находимся в Базилике, и я прошу убежища от гражданских властей в этих священных стенах, — он взглянул на Кьюрика и спросил: — Действительно необходимо было лишить его жизни?
— Да, ваша светлость, — ответил оруженосец. — Так сложилась ситуация, но мы помолились о его заблудшей душе.
— Как и следует истинным сынам церкви, — сказал Эмбан. — Я дарую тебе и твоему юному помощнику полное прощение и отпущение этого греха, да будет Всевышний милостив к этому убиенному еретику, — он оглядел сидящих на скамьях патриархов. — Теперь вернемся к вопросу об этом «пилигриме». Перед нами рендорец, как видите, он опоясан мечом. Поскольку все рендорцы в Эозии погрязли в зловредной эшандистской ереси, мы должны заключить, что перед нами — последователь Эшанда. А помня историю и зная их наклонности, можем ли мы, будучи в здравом уме, предположить, что рендорские еретики явились в Чиреллос праздновать восхождение на трон нового Архипрелата? Или, может быть, наш дорогой брат Макова одним махом обратил всех еретиков с юга в истинную веру и вернул все стадо заблудших баранов, — тут Эмбан усмехнулся собственной остроте, — в лоно святой матери церкви? Я надеюсь услышать ответ от нашего уважаемого патриарха Кумбийского, — он выжидающе уставился на Макову.
— Все же хорошо, что он на нашей стороне, — прошептал Улэф Тиниену.
— Да уж.
— А-а-а… — как будто разочарованно протянул Эмбан, отводя взгляд от Кумбийского патриарха, — боюсь, я зря возлагал на его ответ столь большие надежды. Мы все должны молить Всевышнего о прощении за то, что допускали этой язве смердеть на непорочном теле нашей святой матери церкви. Однако, наши сожаления и сокрушенные слезы не должны застить нам глаза перед лицом суровой справедливости. «Пилигримы» у наших ворот — совсем не то, чем хотят казаться, это ясно, по-моему, всем нам. Боюсь, наш возлюбленный брат Макова жестоко обманулся. Те, кто стоят у врат Священного города — не пилигримы, воспламененные благочестивым рвением, но орда вооруженных разбойников, самых жестоких врагов и гонителей истиной веры, теперь пришедших осквернить самое ее средоточие, главную нашу святыню, сердце Церкви Господней! Не буду долго говорить о печальной участи, которая, возможно, ждет нас с вами, братья мои, единственный всем вам совет — поторопитесь примириться с Отцом нашим небесным, потому как, никто не знает, какой срок положен ему на этой бренной земле. Не буду также напоминать вам, это и без того всем известно, каким ужасным жестокостям и унижениям подвергают эшандистские еретики духовенство, особенно высшее. По чести сказать, братья мои, я и сам уже смирил душу свою с мыслью о гибели в пламени, — Эмбан неожиданно усмехнулся и сложил руки на огромном животе. — Полагаю, гореть я буду превесело.
В зале послышался смех, сдобренный, правда, изрядной долей нервозности.
— Но не так уж важны сейчас наши судьбы, братья мои! — снова торжественно возвысил голос Эмбан. — Главное сейчас — это судьба священного города, судьба церкви. Боюсь, нам придется принять жестокое, но, увы! — единственно возможное сейчас решение. Но сначала еще один вопрос: отдадим ли мы святое сердце матери нашей еретикам на поругание, или примем сражение?
— Сражение! — закричал один из патриархов, вскакивая на ноги. — Сражение.
Крик в разных концах зала подхватили другие, и скоро вся Курия, охваченная единым порывом, стояла на ногах, выкрикивая лишь одно слово: «сражение».
Эмбан заложил руки за спину и склонил голову. Когда через некоторое время он поднял лицо, по его щекам струились слезы. Он нарочито медленно, оглядывая зал, повернулся, так что все, кто был там могли увидеть эти слезы.
— Увы, братья мои! — воскликнул он надломленным голосом, — наш священный сан не позволяет нам сбросить ризы и взять в руки меч. Мы обречены, братья мои, и церковь обречена вместе с нами. Увы мне! Зачем Бог послал мне такую долгую жизнь? Зачем дожил я до этого скорбного дня? К кому же обратиться за помощью, братья? У кого достанет силы защитить нас в этот час, когда тьма подкатилась к самому подножию твердыни нашей? Есть ли такие люди в этом несчастном мире?
Все в палате затаили дыхание.
— Рыцари Храма! — продребезжал в наступившей тишине слабый старческий голос с одной из патриарших скамей. — Мы должны обратиться к рыцарям Храма! Даже силы ада не устоят перед воинами Господними.
— Рыцари Храма! — эхом прокатилось по залу. — Рыцари Храма!
11
Еще некоторое время в Совещательной палате Курии царила суматоха и не стихал шум. Патриарх Укерский Эмбан стоял на мраморном полу срединного прохода меж возвышающихся амфитеатром скамей, как бы ненароком оказавшись в круге света, падавшего из окна за пустующим троном Архипрелата. Дождавшись, пока гомон возбужденных голосов поутихнет, он воздел вверх свою пухлую руку.
— Конечно, братья мои, — торжественно продолжил он, — рыцари Храма легко оборонили бы Чиреллос, но они призваны на защиту Арсиума. Магистры, конечно же, присутствуют здесь, занимая по праву принадлежащие им места, но каждый из них привел с собой лишь малую часть своих воинов, и их никак не достаточно, чтобы сражаться с полчищами окружившего нас врага. Мы не можем перенести всю мощь Воинов Господних с плоскогорий Арсиума к Священному городу одним мановением руки. Даже если бы смогли, как бы мы убедили командующего армией в этом осажденном королевстве, что наша потребность в защите более важна? Как бы убедили мы его отпустить их на помощь сюда, к нам?
Со своего места поднялся патриарх Кадахский Ортзел.
— Могу ли я сказать, Эмбан? — начал он. Не смотря на некоторую нерешительность формулировки, в голосе его чувствовалась властная нотка — Ортзел был кандидатом на трон Архипрелата, и начал понемногу входить в роль.
— Конечно, — воскликнул Эмбан. — Я давно уже с нетерпением ожидаю мудрого слова брата моего и наставника патриарха Ортзела.
— Первоочередной долг церкви, а значит и наш — выжить, — произнес патриарх Кадаха резким, хрипловатым голосом. — Все другие соображения отходят на второй план. Все ли здесь присутствующие разделяют эту точку зрения?
В зале послышался одобрительный гул.
— Случаются времена, когда приходится жертвовать, и жертвовать многим, — продолжал Ортзел. — Ежели нога человека застряла в камнях на дне омута, а вода поднялась уже до подбородка, не должен ли человек с сожалением, но пожертвовать ногою, чтобы спасти жизнь? Так же и с нами. В глубокой печали должны мы пожертвовать целым Арсиумом, раз речь идет о судьбе матери — Церкви. Мы стоим лицом к лицу с гибелью, братья мои. Во времена прошедшие Курия всегда с чрезвычайной неохотой принимала такие тяжелые, ответственные решения, но теперешнее положение — труднейшее со времен земохского вторжения пятисотлетней давности. Бог ждет от нас решительности в эти тяжкие времена, братья мои, Он ждет, что мы положим все слабые силы свои на спасение его церкви, управление которой, волею провидения, доверено нам. Таким образом, я требую проведения немедленного голосования. Вопрос, поставленный на справедливый суд ваш, братья, очень прост. «Можно ли считать положение, сложившееся в Чиреллосе, грозящим гибелью святой церкви Господней и истинной вере»? Да или нет?
Глаза Маковы полезли на лоб от такой неожиданности.
— Что вы, что вы! — воскликнул он. — Ситуация наша вовсе не столь безнадежна. Ведь мы даже не попытались вступить в переговоры с армией, стоящей у наших ворот, и…
— Патриарх Макова, кажется не в себе, — резко оборвал его Ортзел. — Напомню: вопрос о гибели церкви и веры не подлежит обсуждению.
— Я не знаю такого закона! — упорствовал Макова.
Ортзел сурово взглянул на тощего нескладного монаха, сидящего за заваленным различными манускриптами столом рядом с кафедрой председательствующего.
— Ну, что скажешь, законник?
Монах принялся суетливо переворачивать страницы и разворачивать свитки.
— Что там происходит? — с недоумением спросил Телэн. — Я что-то не понимаю.
— Если положение признают грозящим гибелью церкви и веры, — объяснил Бевьер, — Курия берет в свои руки бразды правления всей Эозией, и ей принадлежит власть не только духовная, но и гражданская и военная. Такого, кажется, не бывало очень давно, наверно, потому, что короли Западных королевств всегда всеми силами противятся этому.
— Но разве вопрос о гибели церкви и веры не требует какого-либо особого голосования, или даже единодушия всей Курии? — на этот раз вопрос задал Келтэн.
— Не думаю, не знаю, — ответил Бевьер. — Послушаем, что скажет законовед.
— Но все равно, — проворчал Тиниен, — по мне, так здесь слишком много слов. Ведь мы уже послали за Воргуном и сообщили ему, что церковь оказалась перед лицом гибели.
— Видно, никто не позаботился сообщить об этом Ортзелу, — усмехнулся Улэф. — А он ярый законник, и не стоит расстраивать его впредь, сообщая о такого рода проделках.
Монах-законовед, с лицом белым как мел от волнения поднялся и прокашлялся. Его голос, от природы скрипучий, то и дело давал петуха от испуга.
— Патриарх Кадаха совершенно верно передал букву закона! — объявил он. — Вопрос о гибели веры и церкви должен быть — разрешен немедленным тайным голосованием.
— Тайным? — вскричал Макова.
— Так говорится в законе, ваша светлость. Решение принимается простым большинством.
— Но…
— Я должен напомнить патриарху Кумбийскому, что дальнейшие прения неуместны, — резко проговорил Ортзел. — Я требую голосования, — он огляделся вокруг. — Ты! — он указал пальцем на священника, сидевшего неподалеку от Энниаса, — принеси все, что необходимо для проведения тайного голосования. Насколько я помню, все это покоится справа от трона Архипрелата.
Растерявшийся священник испуганно уставился на Энниаса.
— Пошевеливайся! — взревел Ортзел.
Священник вскочил и опрометью бросился к задрапированному черным трону.
— Кто-нибудь должен объяснить мне все это, — потребовал сбитый с толку Телэн.
— Позже, Телэн, — мягко сказала Сефрения. На ней было тяжелое черное одеяние, издали похожее на монашеское, полностью скрывавшее и ее принадлежность к стирикам, и пол. Она сидела посреди рыцарей Храма, загораживающих ее от ненужных взглядов своими массивными доспехами как стеной. — Давай-ка лучше понаблюдаем за этим изысканным представлением.
— Сефрения, — покачал головой Спархок.
— Прости, — тихонько засмеялась она, — я вовсе не собиралась насмехаться над вашей церковью, но все эти запутанные церемонии…
Все необходимое для голосования представляло из себя вместительный покрытый пылью ящик безо всяких прикрас и два кожаных мешка, опечатанных вверху тяжелыми свинцовыми печатями.
— Патриарх Кумбийский! — торжественно произнес Ортзел, — ты председательствуешь сейчас. В твою обязанность входит снять эти печати и проследить за тем, чтобы были розданы марки.
Макова бросил на монаха-законника быстрый взгляд. Тот кивнул.
Кумбийский патриарх принял из рук священника мешки, сорвал печати и вынул из каждого по плоскому кружку размером с монету — один белый, другой, соответственно, черный.
— При помощи этого мы будем голосовать, — объявил он, поднимая над головой руку с зажатыми между пальцев марками. — Традиционно черная марка означает — «нет», а белая — «да». Раздайте марки патриархам, — приказал Макова паре молодых служек. — Каждый член Курии должен получить одну белую и одну черную, — он прокашлялся. — Да придаст вам Всевышний мудрости, братья мои! Голосуйте так, как повелит вам ваша совесть, — краска постепенно возвращалась на побледневшее лицо Маковы.
— Наверное, он прикидывает в уме, кто как проголосует, — предположил Келтэн. — У него пятьдесят девять, а у нас — по его мнению — должно быть лишь сорок семь. Но он ничего не знает о тех патриархах, которых мы спрятали в комнате здесь неподалеку. Воображаю, каким это будет для него сюрпризом, хотя перевес все равно остается на его стороне.
— Ты забыл о тех, кто еще не определил до конца своих склонностей, Келтэн, — напомнил ему Бевьер.
— Так они наверняка воздержатся. Они все еще надеются сорвать где-нибудь куш, и вряд ли сейчас решат, к какой стороне примкнуть.
— В этом голосовании, по закону, нельзя воздерживаться.
— И откуда ты знаешь так много о церковных законах, Бевьер?
— Я же говорил уже, что изучал военную историю.
— А причем тут история-то, тем более военная?
— Во время земохского вторжения церковь признала ситуацию угрожающей гибелью церкви и веры. Я читал об этом.
— А-а-а… понятно.
Пока служки раздавали марки, Долмант поднялся со скамьи и отправился к дверям. Он что-то кратко сказал архипрелатским стражникам, стоящим у входа снаружи, и возвратился на место. К моменту, когда служки добрались уже до четвертого яруса патриарших скамей, в зале появились пятеро прятавшихся до этого времени патриархов и, нервно озираясь, прошли к местам членов Курии.
— Как все это понимать, братья мои? — с вытаращенными глазами выдохнул Макова.
— Патриарх Кумбийский, кажется, действительно не в себе, — повторил свою недавнюю фразу Ортзел. Ему, видимо, доставляло удовольствие повторять это Макове. — Братья мои, — обратился он к вошедшим, — в настоящее время мы собрались голосовать…
— Это входит в мои обязанности, объяснить все нашим братьям! — запротестовал Макова.
— Ты ошибаешься, Макова, — резко возразил Ортзел. — Я поставил вопрос на куриальное голосование, значит я должен объяснить его содержание, — он быстро изложил суть дела, всячески подчеркивая важность ситуации, чего, конечно, никогда не сделал бы Макова.
Макова, казалось, все же сумел справиться с собой, и снова взял себя в руки.
— Похоже он опять принялся за подсчеты, — прошептал Келтэн. — У него по-прежнему больше голосов. Все теперь будет зависеть от того, что скажут нейтральные.
Черный ящик поставили на стол перед кафедрой председателя, и патриархи по очереди подходили к нему и опускали в прорезь одну из марок. Некоторые делали это открыто, другие предпочитали таиться.
— Я сам позабочусь о подсчете голосов, — объявил Макова, когда процедура была закончена.
— Нет, — спокойно отозвался Ортзел, — по крайней мере не один. Я предложил этот вопрос, и я буду помогать тебе.
— Ортзел нравится мне все больше и больше, — прошептал Тиниен, наклоняясь к Улэфу.
— Да, пожалуй, — согласился тот. — Видно, мы недооценили его.
Лицо Маковы становилось все более серым, когда он и Ортзел начали подсчет голосов. Когда последние марки покинули ящик, все в Палате затаили дыхание, воцарилась напряженная, звенящая тишина.
— Объяви результаты, Макова, — сказал Ортзел.
Макова бросил быстрый умоляющий взгляд на Энниаса.
— Шестьдесят четыре «да» и пятьдесят шесть «нет», — еле слышно пробормотал он.
— Повтори, Макова, — властно проговорил Ортзел. — Те из наших братьев, что сидят подальше, вряд ли расслышали тебя.
Макова бросил на него полный ненависти взгляд, но все же повторил результаты более громко.
— Мы заполучили нейтральных! — ликующе воскликнул Телэн, — да еще прихватили три голоса у Энниаса.
— Ну что ж, хорошо, — спокойно произнес Эмбан. — Я рад, что все так завершилось. Нам еще много чего надо решить, братья мои, а времени остается совсем немного. Я буду прав, если скажу, что воля Курии — как можно быстрее послать за рыцарями Храма и армиями Западных королевств, чтобы они пришли к нам на защиту?
— Неужели ты хочешь оставить королевство Арсиум полностью беззащитным, брат мой Эмбан? — патетически возвысив голос вопросил Макова.
— А что сейчас угрожает Арсиуму, Макова? Все эшандисты стали лагерем прямо за нашими воротами. Ты хочешь провести еще одно голосование?
— Да, я требую чтобы решение принималось большинством «три из пяти».
— Что сказано об этом в законе? — Эмбан с почтением склонил голову в сторону монаха-законника.
— Такого рода голосование требуется только для избрания Архипрелата. Все остальные вопросы, решаемые во время положения, грозящего гибелью веры и церкви, требуют простого большинства.
— Я так и думал, — улыбнулся Эмбан. — Ну что, брат мой Макова, ты настаиваешь на голосовании?
— Я снимаю свое предложение, — сдавленно проскрежетал Кумбийский патриарх. — Но все же как вы собираетесь отправить гонцов из осажденного города?
Тут в разговор снова вступил Ортзел.
— Как видимо известно моим братьям, я лэморкандец, — сказал он. — А нам в Лэморканде хорошо известна, что такое осада. Поэтому еще вчера я отправил два десятка моих людей на окраину города, где они дожидаются сигнала. А сигнал им уже подают — это струйка дыма над куполом Базилики. Не удивлюсь, если они уже на дороге в Арсиум и вовсю погоняют лошадей. По крайней мере так было бы лучше и для нас и для них.
— Он мне нравится, — усмехнулся Келтэн.
— И ты осмелился сделать это, не получив еще согласия Курии? — с ужасом спросил Макова.
— А что, Макова, у тебя были какие-то сомнения относительно исхода голосования? — Я чувствую двух старых противников, — заметила Сефрения. — Братья мои! — обратился к Курии Эмбан. — Трудности, с которыми лицом к лицу мы сейчас столкнулись, совершенно определенно военного характера, а мы с вами люди в большинстве своем не военные. И как мы сможем избежать ошибок, задержек и других несуразиц, если необученные военному делу духовные особы возьмутся за исполнение несвойственных им, прямо скажем, обязанностей? Патриарх Кумбийский, председательствовавший на наших собраниях до сего дня, исполнял свой долг образцово, и все мы, я думаю, благодарны ему за это, но сейчас, мы должны признать, что в военном деле он сведущ не более, чем я. А я, признаться, не могу отличить одного конца меча от другого, — он широко улыбнулся. — Честно говоря, я гораздо более сведущ в орудиях еды, чем в орудиях военных. С полной уверенностью в победе я мог бы вызвать любого на смертельный поединок над хорошо прожаренным бычьим бедром…
Патриархи рассмеялись. Напряжение в зале несколько спало.
— Теперь нам нужен военный человек, братья мои, — продолжил Эмбан. — Сейчас председательствовать должен скорее военачальник, чем священник. И среди нас, патриархов церкви, есть четверо таких военачальников. Как вы догадываетесь, это магистры Воинствующих орденов.
Собрание возбужденно загомонило, но Эмбан, призывая к тишине, повелительно поднял руку.
— Но, — продолжил он, — разве можем мы отвлекать внимание наших военных, не побоюсь назвать их так, гениев от единственно важной сейчас задачи — защиты Священного города? Думаю нет. Тогда что же делать нам с вами? — он выдержал драматическую паузу. — Я бы не должен был нарушать обещание, данное мною одному из наших братьев… Но надеюсь, что он и Господь Бог смогут простить меня. Поскольку на самом деле, братья мои, среди нас есть человек, весьма сведущий в военной науке. Он, по скромности своей, скрывал от нас этот талант, но скромность, лишающая нас его военных знаний, когда Священный город осажден врагами истинной веры, по меньшей мере неуместна. — На широком лице Эмбана отразилось искреннее сожаление. — Прости меня, Долмант, но у меня нет выбора — долг перед церковью сейчас выше для меня, чем долг перед другом.
Глаза Долманта оставались холодными. Горячая речь Эмбана, видимо, не тронула его.
— Ну что ж, — вздохнул Эмбан. — Полагаю, когда мы завершим наше сегодняшнее собрание, мой собрат из Демоса много чего выскажет мне. Но… при моей телесной конституции синяки обычно не бывают особенно сильно заметны. В молодости патриарх Демосский состоял в Ордене Пандиона и…
В Палате послышались удивленные возгласы.
— Да! — возвысил голос Эмбан. — Магистр Вэнион, который был в ту пору еще простым послушником, заверил меня, что Долмант был прекрасным воином, и мог бы сам стать магистром Ордена, если бы церковь не сочла нужным применить его таланты в другой области, — он снова выдержал паузу. — Возблагодарим же Бога, братья мои, что перед нами не встало этой задачи — выбирать между Вэнионом и Долмантом. Вряд ли вопрос был бы доступен нашей жалкой мудрости, — он еще некоторое время рассыпал похвалы Долманту, потом, опомнившись, огляделся вокруг. — Так каково же будет наше решение, братья мои? Попросим ли мы нашего собрата из Демоса взять на себя управление собраниями Курии на время угрожающей нам опасности.
Макова, совершенно растерявшись, уставился на него. Он пару раз открывал рот, чтобы что-то сказать, но всякий раз, так ничего и не произнеся, стискивал зубы.
Спархок наклонился и тихо заговорил со старым монахом, сидящим впереди.
— А что, патриарх Макова внезапно лишился дара речи, отец мой? — спросил он. — Похоже, что он просто готов на стену лезть.
— В некотором смысле вы действительно правы, сэр рыцарь, — отозвался монах. — Он ничего не может сейчас сказать. В Курии существует негласное правило — ни один патриарх не может сам предлагать, либо вообще говорить что-либо о своей кандидатуре на какой-либо пост. Это нескромно.
— Хороший обычай, и весьма к месту.
— Я тоже так полагаю, сэр рыцарь, — усмехнулся монах. — Этот Макова просто вгоняет меня в сон.
— И со мной так же, — согласился Спархок.
Макова в отчаянии оглядывался вокруг, но никто из его друзей не нашелся сказать чего-либо в его защиту. Возможно потому, что сказать было нечего, а, может быть, из-за того, что все заранее предвидели результаты голосования.
— Голосуем, — наконец угрюмо проговорил он.
— Прекрасное решение, брат мой Макова, — улыбнулся Эмбан, — а то, пока мы тут разглагольствуем, время не стоит на месте.
Шестьдесят пять патриархов проголосовали за Долманта и пятьдесят пять против. Еще один из поддерживающих первосвященника Симмурского изменил ему.
— Брат мой, — сказал Долманту Эмбан, когда результат голосования был объявлен, — извольте занять свое место на кафедре председателя.
Долмант встал со скамьи, а Макова дрожащими от гнева руками собрал свои бумаги, и, высоко подняв голову, покинул председательское место.
— Мне оказана вами большая честь, братья мои, — сказал Долмант. — Но позвольте мне не тратить много времени на благодарности. К сожалению, у нас есть гораздо более важные дела. Наша самая насущная задача сейчас — это объединить все имеющиеся у нас силы под командованием рыцарей Храма. Но как мы можем этого добиться?
Тут снова заговорил Эмбан, который даже и не садился на свое место.
— Силы, о которых говорит наш уважаемый председатель, находятся прямо у нас под рукой, — обратился он к собранию. — Каждый из нас имеет в своем распоряжении отряд солдат церкви. Я думаю, что при создавшихся условиях, мы должны немедленно передать их в распоряжение воинствующих Орденов.
— Ты что же, хочешь лишить нас последней защиты, Эмбан? — запротестовал Макова.
— Защита Чиреллоса — более важная задача, Макова. Неужели потомки скажут о нас, что мы отказали в защите святой церкви, трусливо и малодушно заботясь о своих шкурах? Господь свидетель, я верю, что среди нас не окажется столь малодушного и себялюбивого человека. Что скажет Курия? Должны ли мы принести эту малую жертву во имя спасения церкви?
Разноголосый шум послышался в зале, но одобрение все же преобладало.
— Может кто-нибудь из патриархов хочет предложить этот вопрос к голосованию? — с холодной невозмутимостью спросил Долмант. Он оглядел безмолвствующие теперь ряды патриархов. — Тогда пусть летописец запишет, что предложение патриарха Укеры было принято всеобщим одобрением. Писцы же подготовят необходимые бумаги, которые подпишет каждый патриарх, передавая свои отряды солдат церкви под командование магистров Воинствующих Орденов для защиты города, — Долмант ненадолго замолчал, задумчиво хмуря брови. — Вызовите сюда командующего личной охраной Архипрелата.
Один из священников поспешил вон из зала и вскоре перед Курией предстал рыжеволосый воин с полированными наплечниками, при щите на перевязи и с коротким мечом. По выражению лица его было видно, что он знает об армии у городских ворот.
— Один вопрос, командующий, — сказал ему Долмант. — Мои братья просили меня занять место председателя. В отсутствие Архипрелата могу я говорить с вами за него?
Офицер ненадолго задумался.
— Думаю, что да, ваша светлость, — наконец ответил он, явно польщенный таким проявлением внимания.
— Это неслыханно! — завопил Макова, досадуя, что сам не воспользовался преимуществами этого правила.
— Такова ситуация, Макова, — ответил Долмант. — Вере и церкви угрожала гибель всего пять раз за всю историю, и в каждый из предыдущих четырех раз на троне, ныне пустующем, был сильный Архипрелат. Мы же оказались в обстоятельствах необычных, поэтому и некоторые действия наши, волей не волей, должны быть необычны. Вот что мы собираемся делать, — обратился он к рыжеволосому воину, — патриархи сейчас подпишут бумаги, и все имеющиеся в их распоряжении солдаты церкви перейдут под командование магистров Воинствующих орденов. Что бы не тратить время на ненужные разговоры, вы и ваши люди сопроводите каждого патриарха к казармам, где расположены их солдаты, и патриархи подтвердят свой приказ лично, — Долмант повернулся и посмотрел на магистров, — лорд Абриэль, сможете ли вы и остальные магистры отправить выбранных вами рыцарей, дабы те приняли командование и собрали все имеющиеся у нас силы в каком-либо месте, по вашему выбору. Мы должны развернуть наше войско быстро, без всякой суеты и суматохи.
Абриэль встал.
— Конечно, ваша светлость. Мы сделаем все это с превеликим удовольствием.
— Благодарю вас, лорд Абриэль, — сказал Долмант, оглядывая ряды патриархов, поднимавшихся со скамей. — Ну что ж, Братья мои, мы сделали все, что могли сейчас сделать. Весьма вовремя пришла нам в голову мысль отдать своих солдат в распоряжение рыцарей Храма и теперь всем нам остается просить совета и утешения у Бога. Возможно Он, в безграничной благости и мудрости своей, подскажет нам, что еще можем сделать мы для защиты его церкви. Поэтому Курия распускается на время военных действий.
— Великолепно, — воскликнул Бевьер. — За один день они лишили Энниаса всех его солдат, лишили его возможности распоряжаться Курией и предотвратили возможность принятия каких-либо решений, пока мы не будем иметь возможности предотвратить их.
— Жаль, что они так быстро закончили, — протянул Телэн. — Ведь чтобы избрать нашего Архипрелата нам нужен был всего еще один голос.
Спархок пребывал в приподнятом настроении, когда он и его спутники присоединились к давке у дверей Совещательной Палаты. Хотя зловещая угроза все еще нависала над Священным городом, они сумели лишить Энниаса и его приспешников власти над Курией. Четверо из подкупленных им патриархов покинули первосвященника — хватка Энниаса слабела. Медленно продвигаясь к выходу, Спархок вдруг почувствовал, что на него накатывает знакомое чувство всепоглощающего и как будто беспричинного страха. Он обернулся и успел ухватить это краем взгляда. Тень, которая, казалось, сгустилась из ничего позади трона Архипрелата, принявшая странные и уродливые очертания смутная дымка. Рука Спархока потянулась к груди — ему вдруг захотелось убедиться, что Беллиом при нем. Самоцвет был на месте. Спархок знал, что веревки, стягивающие мешочек, крепко завязаны. Значит его предположения не оправдались — тень могла появляться вне зависимости от камня, и даже здесь, в главном святилище истинной веры. А он-то надеялся, что хотя бы здесь можно не опасаться ее появления. Встревоженный, он покинул кажущийся теперь мрачным и холодным зал.
Новое покушение на жизнь Спархока произошло почти сразу же после того, как он увидел тень. Монах с опущенным на лицо капюшоном, один из многих толпившихся у входа в Совещательную палату, обернулся и метнул кинжал, целясь в лицо пандионца, не защищенное сейчас поднятым забралом. Только многолетняя воинская выучка спасла его. Не успев даже понять, что произошло, он отбросил кинжал защищенной доспехом рукой и, в два прыжка настигнув монаха, схватил его. С криком отчаяния тот воткнул неожиданно появившийся у него в руках кинжал себе в грудь. Тело его сотрясла страшная судорога, ноги подогнулись, потом искаженное болью лицо перестало что-либо выражать, и он обмяк.
— Келтэн, — напряженно прошипел Спархок, — помоги мне удержать его на ногах.
Келтэн поспешно обхватил безжизненное тело монаха с другого бока.
— С нашим братом все в порядке? — спросил какой-то монах, когда они протаскивали тело через дверь.
— Обморок, — равнодушно бросил ему Келтэн. — Мы отведем его куда-нибудь, где посвободнее, пусть там отдышится.
— Превосходно, — шепотом похвалил его Спархок.
— Видишь ли друг мой, я, в отличие от многих, могу думать даже на ходу, — Келтэн указал взглядом на дверь ближайшей комнаты. — Давай его туда и там взглянем, что это за тип.
Они втащили тело в небольшую комнату и притворили за собой дверь. Келтэн вытащил кинжал из груди монаха.
— Это даже и оружием-то не назовешь, — презрительно заметил он, оглядывая клинок.
— Однако его было достаточно, — проворчал Спархок. — Несильный удар отправил его на тот свет так же верно, как и добрый тяжелый меч.
— Может, яд? — предположил Келтэн.
— Возможно. Но давай-ка поглядим на него поближе.
Спархок нагнулся и разорвал монашескую сутану на трупе.
«Монах» оказался рендорцем.
— Как интересно, — проговорил Келтэн. — Похоже, тот лучник, что пытался убить тебя в прошлый раз, начал подыскивать себе помощников.
— А может, это и есть тот самый лучник?
— Вряд ли, Спархок. Если бы он был с луком, то вряд ли мог бы прятаться в монашеском одеянии, а в любом другом первый встречный узнал бы в нем рендорца.
— Похоже, ты прав. Дай-ка мне кинжал, его надо бы показать Сефрении.
— Похоже, Мартэл не так жаждет встречи с тобой, как рассказывает.
— Ты полагаешь, что за всем этим стоит Мартэл?
— А почему бы нет, — пожал плечами Келтэн и указал на тело, распростертое на полу. — А что будем делать с этим?
— Да просто оставим здесь. Кто-нибудь рано или поздно найдет его и позаботится о теле.
Почти все солдаты церкви спокойно приняли перемену командования. Простым воинам было просто все равно, но вот многие лейтенанты, капитаны и полковники были огорчены, узнав, что лишились своих чинов и превратились в обычных солдат. Солдаты были собраны на огромной площади перед Базиликой и оттуда их разводили на стены и к воротам Древнего города.
— Были какие-нибудь неприятности? — спросил Улэф Тиниена, когда они, каждый ведя за собой немалое количество солдат, встретились на перекрестке.
— Несколько отставок, вот пожалуй и все, — пожал плечами Тиниен.
— Ну, и у меня то же самое.
— Я там столкнулся с Бевьером, — сообщил Тиниен, когда они подъезжали к главным воротам Внутреннего городя. — У него, похоже, тоже все в порядке.
— На то есть причина, Тиниен, — усмехнулся Улэф. — Помнишь, что он сделал с капитаном, который хотел помешать нам пройти к Базилике? — Улэф стянул с головы рогатый шлем и почесал в затылке. — Да еще эта молитва… От нее, по-моему, у всех просто кровь стыла в жилах. Убить кого-нибудь в пылу спора — это понятно, но помолиться потом за его душу — это оказывает на многих впечатление.
— Что ж, возможно и так, — Тиниен оглянулся через плечо на солдат, кое-как плетущихся за его лошадью, не соблюдая никакого строя. На лицах их была печаль, видимо от того, что они чувствовали, что в сражении поучаствовать все же придется. Большинство из них никогда не воевали, и их охватил страх перед грядущими боями. — Эй, друзья! — укоризненно прокричал Тиниен. — Ну нельзя же так! Вы должны быть хотя бы похожими на солдат. Выровняйте-ка ряды и извольте идти в ногу. Мы должны хотя бы поддерживать свою репутацию, — немного помолчав он неожиданно предложил: — А как насчет песни? Мирных жителей всегда приободряет, когда солдаты поют, идя на битву. Мы должны показать нашу храбрость и презрение к смерти.
Несколько голосов неуверенно затянули песню. Тиниен приказал начать сначала. Так повторилось несколько раз, пока орущая во все горло колонна не удовлетворила его желание.
— А ты жестокий человек, — заметил Улэф.
— Я знаю.
К удивлению Спархока, узнав о попытке рендорца убить его, Сефрения оставалась спокойной.
— Ты уверен, что видел тень перед нападением? — спросила она.
Спархок утвердительно кивнул.
— Кажется, наши подозрения были небезосновательны, — с удовлетворением отметила Сефрения, глядя на маленький отравленный клинок, лежащий на столе. — Странно, что они при помощи этого хотели справиться с человеком, одетым в доспехи.
— Но тут все могла решить царапина, матушка.
— Но как он смог бы тебя поцарапать, если ты весь закован в сталь?
— Он пытался нанести удар в лицо, Сефрения.
— Так держи забрало опущенным.
— Я бы выглядел смешно.
— А что лучше — выглядеть смешным или мертвым? Кто-нибудь из наших друзей видел это?
— Келтэн. По крайней мере он знает, что это произошло.
Сефрения нахмурилась.
— Я надеялась, что мы сможем держать все это в секрете, хотя бы пока не узнаем, в чем тут дело.
— Келтэн знает, что кто-то пытался убить меня, вот и все. Они наверняка подумают, что это просто происки Мартэла.
— Ну что ж, не будем их разубеждать.
— Произошло несколько отставок, милорд, — доложил Келтэн Вэниону, когда они собрались у подножия Базилики. — Мы не могли утаить того, что собираемся делать.
— Этого можно было ожидать, — сказал Вэнион. — На внешней стене оставлены дозоры?
— На внешней стене остался Берит, милорд, — ответил Келтэн. — Из парня выйдет отличный рыцарь. Нужно только присмотреть, чтобы он остался в живых. Мартэл уже развернул войска, и, похоже, готов наступать. Я удивлен, что он все еще медлит. Наверняка кто-нибудь из жаб Энниаса уже сообщил ему обо всем, что произошло в Базилике утром. Ведь каждая минута задержки дает нам лишнее время подготовиться к обороне.
— Бедность, Келтэн, — объяснил Спархок. — Мартэл слишком алчен, чтобы поверить, что такая же алчность не присуща всем без исключения представителям рода человеческого. Он думает, что мы будем защищать весь Чиреллос, и дает нам время так растянуть оборону, чтобы его войско прошло сквозь нас как нож сквозь масло. Ему никогда не понять, как мы могли решиться покинуть внешний город и защищать лишь внутренние стены.
— Полагаю, что многие из моих братьев патриархов думают так же, — с улыбкой произнес Эмбан. — Вряд ли нам удалось бы все так гладко провести в Курии сегодня утром, если бы те, чьи дома расположены во Внешнем городе, знали, что мы собираемся оставить их дома на разграбление наемникам Мартэла.
Тут к ним присоединились Комьер и Улэф.
— Нам придется разрушить несколько домов, стоящих рядом со стенами, — сказал Комьер. — С севера на город наступают лэморкандцы, а они имеют обыкновение пользоваться арбалетами, так что не стоит оставлять в их распоряжение крыши высоких зданий, с которых им будет удобно обстреливать нас. Вообще-то я не слишком сведущ в осадной войне, — признался он. — Какие орудия Мартэл сможет использовать против нас?
— Тараны, стенобитные машины, — ответил Абриэль. — А также катапульты и штурмовые башни.
— Что за штурмовые башни?
— Деревянные башни на колесах. Их подкатывают вплотную к стене, и солдаты выпрыгивают с верхней площадки прямо на нас, защитников. Это гораздо более удобный способ, чем приставные лестницы.
— На колесах? — переспросил Комьер.
— Да, именно так.
— Ну что ж, — усмехнулся Комьер. — Тогда мы остатки от разрушенных домов разбросаем по улицам на подходах ко Внутреннему городу. На колесах особенно не разъездишься по грудам булыжника.
На площадь перед Базиликой галопом на взмыленной лошади влетел Берит, и, миновав солдат церкви, остановился у лестницы. Спрыгнув с седла, он взбежал по ступеням.
— Милорды! — переводя дыхание воскликнул он, — люди Мартэла начали собирать осадные орудия.
— Может, кто-нибудь мне объяснит все это? — спросил Комьер.
— Ну, осадные орудия обычно перевозят частями, — объяснил Абриэль. — Когда ты доберешься до места сражения, тебе нужно их собрать.
— И много времени уйдет на это? Вы, арсианцы, особенно сведущи в ведении осадной войны.
— Несколько часов, Комьер. Если они захотят построить баллисты, то на это уйдет гораздо больше времени.
— Что за баллисты?
— Это огромная катапульта, ее трудно перевозить даже частями, и их обычно строят на месте, используя целиковые стволы огромных деревьев.
— И какими же камнями они могут бросаться?
— Даже побольше чем ты вместе с доспехами, Комьер.
— Если их будет много, стены не выдержат.
— Я тоже так полагаю, но, скорей всего, у них будут обычные катапульты. На постройку баллист нужно неделю, не меньше.
— Значит, на сей момент нас должны занимать в основном катапульты, тараны и эти самые башни, — мрачно произнес Комьер. — Терпеть не могу осады. Но пора приступать к делу, — он презрительно глянул на солдат церкви. — Для них есть работа — рушить дома и заваливать камнем улицы.
До наступления темноты оставалось уже совсем недолго, когда лазутчики Мартэла обнаружили, что внешние стены Чиреллоса никем не защищаются. Иные из них отправились доложить об этом своим, основная же часть, не тратя попусту времени, занялась грабежом. Незадолго до полуночи объявился Берит, разбудил Спархока и Келтэна, и, доложив, что во внешнем городе неприятельские войска, собрался снова покинуть их.
— Куда это ты собрался? — спросил его Спархок.
— Назад, туда где был, сэр Спархок.
— Нет, сейчас ты останешься здесь, во Внутреннем городе. Нет смысла подвергать себя опасности сейчас.
— Но кто-то должен следить за развитием событий, сэр Спархок.
— Купол Базилики возвышается над всем городом. Возьми с собой Кьюрика и ступайте оба туда. Оттуда следите за всем, что происходит в городе.
— Хорошо, сэр Спархок, — сердито произнес послушник.
— Берит, — вступил в разговор Келтэн, натягивая на себя кольчугу.
— Да, сэр Келтэн.
— Ты знаешь, все это вовсе не обязательно должно нравиться тебе. Единственное, что от тебя требуется, это выполнить приказ.
Спархок и его спутники прошли кривыми узкими улицами Древнего города и поднялись на стену. Во внешнем городе тут и там мелькали огни факелов — наемники Мартэла носились от дома к дому, хватая все, что подворачивалось под руку. Истошные вопли женщин давали понять, что умы атакующих заняты не одним только грабежом. Толпа плачущих и причитавших жителей Чиреллоса собралась перед воротами Внутреннего города, ища спасения и защиты, но ворота оставались закрытыми.
На стену рядом с воротами торопливо поднялся патриарх. На лице его, даже при неверном свете факелов, сразу бросались в глаза набрякшие веки и мешки под глазами.
— Что вы делаете? — тонким пронзительным голосом крикнул он Долманту. — Почему эти солдаты не защищают город?
— Это решение военного совета, Холда, — спокойно ответил Долмант. — У нас недостает сил, чтобы защищать весь Чиреллос, так что пришлось отойти за стены Древнего города.
— Ты что, сошел с ума? Там же мой дом!
— Мне очень жаль, Холда, но с этим я ничего поделать не могу.
— Я же голосовал за тебя…
— Я ценю это.
— Мой дом! Мои вещи. Мои сокровища! — выкрикивал, не слушая ответов патриарх Миришумский. — Мой прекрасный дом, моя обстановка, золото, — перечислял он, заламывая руки и возводя очи горе.
— Ступай в Базилику, Холда, — холодно оборвал его крики Долмант. — Твоя потеря — жертва на алтарь Всевышнего, не след так сокрушаться, отдавая ценности, накопленные в этом бренном мире Господу Богу.
Патриарх Миришума глотая слезы повернулся и, повесив голову, побрел вниз по ступеням.
— Похоже, ты потерял одного сторонника, Долмант, — заметил Эмбан.
— Все голосования позади, Эмбан. Так что я смогу править и без этого голоса.
— У меня нет в этом уверенности, — не согласился Эмбан. — Предстоит еще одно голосование, и достаточно важное, в котором голос Холды, как и любого другого патриарха, нам ох как понадобится.
— Началось, — мрачно пробормотал Тиниен.
— О чем ты? — спросил его Келтэн.
— Пожары, — ответил тот, указывая на веселое оранжево-золотое пламя, охватившее крышу одного из домов. — Наемники бросают свои факелы где ни попадя, когда грабят по ночам.
— Может быть, мы все же в силах что-то предпринять? — встревожено сказал Бевьер.
— Боюсь, что ничего, — отозвался Тиниен, — Разве что помолиться о дожде.
— Дожди в это время — редкое дело, — сказал Улэф.
— Знаю, — вздохнул Тиниен.
12
Наемники продолжали грабить внешний город весь день и следующую за ним ночь. Огонь быстро распространялся, и, поскольку никто не позаботился остановить пожары, скоро весь город был охвачен пламенем. Трудно было разглядеть что-либо сквозь плотные клубы дыма.
Когда ветер разгонял немного дым, со стен Внутреннего города было видно, как наемники с диким огнем алчности в глазах бегают по улицам с тюками добычи за спиной. Толпа просящих пристанища у ворот Древнего города жителей с появлением первых наемников рассеялась.
Удовлетворив первую судорожную жадность, осаждающие начали на свой лад развлекаться — наблюдавшие за ними со стен Древнего города видели, как они убивают и зверствуют. Совсем недалеко от стены какой-то зверовидный каммориец за волосы выволок из дома молодую женщину и исчез с ней в каком-то переулке. Через минуту оттуда донеслись холодящие душу крики несчастной.
На глазах молодого солдата церкви, стоящего на парапете рядом со Спархоком, появились слезы, пальцы его так крепко сжали лук, что костяшки побелели. Когда каммориец с сытой ухмылкой на лоснящейся роже появился на улице, молодой солдат резко вскинул оружие и, прицелившись, пустил стрелу. Каммориец скрючился, хватаясь руками за торчащее из живота древко.
— Молодец, — коротко бросил Спархок лучнику.
— На ее месте могла бы быть моя сестра, сэр рыцарь, — ответил тот, утирая глаза.
К тому, что произошло дальше, не был готов никто. Из переулка появилась женщина, с растрепанными волосами, в разорванном и испачканном платье и увидела своего мучителя, корчащегося на пыльной мостовой, скребя по камням скрюченными пальцами и размазывая по ним собственную кровь. Она подошла к камморийцу и несколько раз подряд наотмашь ударила его по лицу. Увидев, что он не в состоянии защищаться, женщина выхватила у него из-за пояса кинжал. То, что происходило после этого, видеть было тяжело, но еще тяжелее описать. Женщина не хотела насильнику быстрой смерти — еще долго его крики эхом разносились по улицам. Когда же каммориец умолк навеки, она раскрыла его мешок и заглянула внутрь. Утерев рукавом глаза, она завязала мешок и пошла назад в дом, таща его за собой. Солдата, стрелявшего в камморийца, стошнило.
— Никто не сможет остаться спокойным в таких обстоятельствах, приятель, — кладя руку ему на плечо, сказал Спархок. — И этой женщине, может быть, чтобы не сойти с ума, нужно было отомстить.
— Помилуй Боже, он умер в ужасных мучениях.
— Я думаю, именно этого она и хотела. А теперь ступай, выпей воды, умой лицо и постарайся не думать об этом.
— Благодарю вас, сэр рыцарь, — с трудом переводя дыхание произнес молодой солдат.
— Да, и среди них встречаются приличные люди, — буркнул Спархок, когда солдат церкви, пошатываясь, побрел вниз со стены.
К заходу солнца все собрались в кабинете настоятеля пандионской обители в Чиреллосе сэра Нэшана. Собралось все, по словам Тиниена и Улэфа, «высшее командование» — магистры, три патриарха и Спархок с друзьями. Отсутствовали Кьюрик, Берит и Телэн, хотя последних двух вряд ли можно было отнести к командованию.
Сэр Нэшан мялся у двери. Он был знающим и рачительным управляющим, но в присутствии таких людей, да еще в такой обстановке, чувствовал себя не в своей тарелке.
— Если моя помощь более не требуется, милорды, — наконец произнес он, — мне, наверное, будет лучше покинуть вас.
— Останься, Нэшан, — улыбнулся Вэнион. — Мы вовсе не хотим избавиться от тебя, если ты так подумал. К тому же может оказаться полезным твое знание города.
— Благодарю вас, лорд Вэнион, — сказал настоятель, усаживаясь в кресло.
— Я думаю, нам удалось таки опередить вашего друга Мартэла, Вэнион, — сказал магистр Абриэль.
— Ты поднимался на стену, Абриэль? — сухо спросил Вэнион.
— Да. Как раз об этом я и хотел поговорить. Сэр Спархок сказал нам вчера, что Мартэл не мог ожидать, что мы покинем без боя внешний город, так что, когда он строил свои планы, он вряд ли принимал в расчет такую возможность. Как только его разведчики обнаружили, что город никто не защищает, они тут же занялись грабежом и большая часть войска последовала за ними. Теперь Мартэл полностью утерял контроль над своими людьми, и не сможет распоряжаться ими пока они полностью не разграбят весь город. И не только это — как только наемники наберут столько, сколько они в состоянии унести, они начнут разбегаться.
— Я, конечно, не одобряю воровства, — жестко произнес патриарх Ортзел, — но при таких обстоятельствах… — слабая лукавая улыбка приподняла уголки его бледных губ.
— Богатства необходимо время от времени перераспределять, Ортзел, — заметил Эмбан. — У людей слишком богатых слишком много времени для греха, и, быть может, сам Всевышний попускает грабителям богатых сделать нищими.
— Интересно, думал ли бы ты так же, если бы мародеры разграбили твой дом?
— Да, возможно это оказало бы некоторое влияние на мое мнение, — признал Эмбан.
— Неисповедимы пути и помыслы Господни, — благочестиво произнес Бевьер. — Как бы там ни было, мы не могли защищать Внешний город.
— Боюсь, нам не стоит надеяться на сколько-нибудь заметное уменьшение войска Мартэла, — сказал Вэнион. — Мы еще выиграем немного времени, — он посмотрел на других магистров, — возможно, неделю?
— Да, самое большее, — откликнулся Комьер. — Желающих там много, и они очень торопятся управиться со всем поскорее, так что вряд ли им на полное разграбление понадобится больше.
— А потом начнутся убийства, — заметил Келтэн. — У Мартэла много людей, и, я уверен, не все они сейчас в городе. И, думаю, те, кто остался снаружи, не менее охочи до даровой добычи, чем те, что сейчас в городе. Начнется хаос, и Мартэлу понадобится немало времени, чтобы утихомирить своих вояк.
— Возможно, он прав, — ухмыльнулся Комьер. — В любом случае, у нас еще есть время. В стенах Древнего города четверо ворот и они, по большей части, не в лучшем состоянии, чем ворота внешнего города. Одни ворота защищать легче, чем четверо. Почему бы нам так и не поступить?
— Ты что, собираешься заставить их исчезнуть при помощи магии? — спросил Эмбан. — Я знаю — вы, рыцари Храма, обучены многим необычным штукам, но это все-таки Священный город… Одобрит ли Всевышний такие вещи в своем святилище?
— Да я и не думал о магии, — ответил Комьер. — Я хотел просто предложить разрушить два-три дома и заложить трое ворот, вот и все.
— Да, прорваться через них тогда будет почти невозможно, — согласился Абриэль.
Эмбан широко ухмыльнулся.
— Я не ошибаюсь, друзья мои, ведь дом Маковы находится у самых восточных ворот, не так ли? — спросил он.
— Теперь, когда вы упомянули об этом, ваша светлость, я припоминаю, что это действительно так, — ответил Нэшан.
— И дом, наверное, немаленький? — ухмыльнулся Комьер.
— Да уж, должно быть, — откликнулся Эмбан, — учитывая то, сколько он заплатил за него.
— Сколько эленийские подданные отдали налогов в казну королевства, ведь эти деньги оттуда, ваша светлость, — поправил его Спархок.
— Ах да, все время я об этом забываю. Как вы полагаете, подданные королевы Эланы согласны будут пожертвовать чрезвычайно роскошный дом в Чиреллосе на защиту церкви и веры?
— Думаю, они согласятся с великой радостью.
— И, конечно же, выбирая дома для этой цели, мы с величайшей осторожностью обойдем дом патриарха Кумбийского, — пообещал Комьер.
— Однако остается невыясненным вопрос — куда пропал вместе со своим войском король Воргун? — сказал Долмант. — Конечно, ошибка Мартэла дала нам отсрочку, но рано или поздно он все равно предпримет штурм Древнего города. Не могли ли твои посланники сбиться с пути, Ортзел?
— Не думаю. Они надежные, опытные люди, — ответил Ортзел. — Да и армия Воргуна столь велика, что трудно ее потерять. Кроме того, посланники твои и Эмбана, уже точно должны были добраться до него.
— Не говоря уже о тех, что отправил граф Лэндийский из Симмура, — добавил Спархок.
— Отсутствие короля Талесии весьма загадочно, — проговорил Эмбан, — да и весьма загадочно тоже.
Дверь отворилась и вошел Берит.
— Прошу прощения, милорды, но мне было приказано сообщить вам, как только что-нибудь необычное произойдет в городе.
— И что же ты увидел, Берит? — спросил Вэнион.
— Я был на смотровой площадке на верхушке купола Базилики. Оттуда прекрасно виден весь город. Горожане бегут из Чиреллоса — они целыми потоками идут сквозь ворота внешней стены.
— Мартэл не хочет, чтобы они мешались под ногами, — сказал Келтэн.
— Он еще хочет убрать из города женщин, — мрачно добавил Спархок.
— Я что-то не совсем понял тебя, Спархок, — сказал Бевьер.
— Я объясню тебе. Позже, — ответил пандионец, поглядывая на Сефрению.
В дверь постучали. В кабинет вошел пандионский рыцарь. Он держал за руку упирающегося Телэна. На лице мальчика было искреннее негодование, в руке болтался внушительных размеров мешок.
— Вы, кажется, хотели видеть этого молодого человека, сэр Спархок, — сказал рыцарь.
— Да, — ответил Спархок. — Спасибо, сэр рыцарь, — он сурово посмотрел на Телэна. — Ну, и где же ты был?
— А… гмм, да где только не успеешь побывать за день, милорд, — уклончиво ответил мальчик, — и там, и сям…
— Ты же знаешь, этот номер у тебя не пройдет, Телэн, — оборвал его Спархок. — Я добьюсь от тебя ответа в любом случае, так что лучше сразу прекрати изворачиваться и выкладывай, где тебя носило?
— Ты, пожалуй, мне и руки начнешь выкручивать, правда, Спархок?
— Надеюсь, что до этого не дойдет.
— Ну, хорошо, — вздохнул Телэн. — На улицах внешнего города немало нашего брата, воров. Я сумел пробраться туда. Там происходят очень даже интересные события, а я продаю им сведения о ней.
— Ну и как идут дела? — с блеском в глазах спросил Эмбан.
— Не так уж плохо, — деловым тоном заявил Телэн. — Большинство воров сидит здесь, в Древнем городе, а сидя без дела на наворованном добре, особо не разбогатеешь. Я кое в чем им помогаю, и они делятся со мной тем, что наворуют за стенами.
— Ну-ка, открой свой мешок, Телэн, — приказал Спархок.
— Ты меня просто поражаешь, Спархок, — сказал мальчик. — В этой комнате собрались столь благородные и благочестивые люди, и ты считаешь подобающим выставлять перед ними на показ, то что… ну да ты сам знаешь.
— Открывай мешок, Телэн, и не морочь мне голову.
Мальчик вздохнул, положил мешок на рабочий стол Нэшана и развязал стягивающую его горловину веревку. Из мешка посыпалось множество предметов — кубки, маленькие драгоценные статуэтки, толстые тяжелые цепи, столовые приборы, искусно гравированное эмалевое блюдо, все из золота и серебра.
— И все это ты получил, продавая какие-то там сведения? — спросил Тиниен.
— А сведения — это самая ценная вещь на свете, — величественно ответил Телэн. — Я не совершал ничего предосудительного или незаконного. Моя совесть чиста. И, более того, я вношу вклад в защиту города.
— Что-то я не совсем понял последнее, — сказал сэр Нэшан.
— Солдаты Мартэла по доброй воле конечно не отдадут награбленное, — хмыкнул мальчик. — А ворам это прекрасно известно, сэр рыцарь, и они не спрашивают у них разрешения. Так что Мартэл потерял уже немало людей, и потеряет еще.
— Весьма распущенный отрок, — укоряюще произнес Ортзел.
— Мои руки совершенно чисты, ваша светлость, — удивленно расширил, глаза Телэн. — Я сам лично не втыкал никому ножа в спину, а уж кто там чего вытворяет на улицах внешнего города, так за это я отвечать не могу.
— Оставь это, Ортзел, — хихикнул Эмбан, — никого из нас не хватит, чтобы переспорить этого мальчишку, — он сделал паузу. — У нас еще взимается церковная десятина?
— Конечно, — ответил патриарх Демосский.
— Я так и думал. Учитывая необычные обстоятельства дела, я полагаю, что молодой человек должен внести в пользу церкви четверть всего добытого.
— Это решение представляется вполне правомерным, — согласился Долмант.
— Четверть?! — воскликнул Телэн. — Это грабеж среди бела дня! Грабеж среди бела дня!
— Ты же не на большой дороге, мой мальчик, — улыбнулся Эмбан. — Ты будешь улаживать с нами эти дела после каждой своей вылазки или предпочтешь рассчитаться за все, когда скопишь побольше?
— Ну а теперь, Телэн, когда ты уладил свои дела с его светлостью патриархом Эмбаном, удовлетвори, будь любезен мое любопытство, — сказал Вэнион. — Я очень хотел бы узнать, что это за секретный путь, которым можно пробраться во внешний город, а потом вернуться обратно?
— Да не такой уж это секрет, лорд Вэнион, — протестующе сказал Телэн. — Надо просто знать имена солдат, которые дежурят в одной из башен. У них есть чудесная длинная веревка с узлом на конце. Кое-кто желает взять на прокат эту веревку, а я желаю взять на прокат сведения о месторасположении башни и их имена. И все мы извлекаем из этого неплохую прибыль.
— В том числе и церковь, — напомнил патриарх Эмбан.
— А я-то надеялся, что вы уж забыли об этом, ваша светлость.
— Надежда — это одна из основных добродетелей, сын мой, — благочестиво воздевая руки проговорил Эмбан. — Даже когда она неуместна.
В кабинет вошел Кьюрик с лэморкандским арбалетом в руках.
— Кажется, нам улыбнулась удача, милорды, — сказал он. — Я смотрел оружейную комнату в Базилике, принадлежащую личной охране Архипрелата. Там целые горы этого добра и бочонки стрел.
— Да, славное оружие, — одобрил Ортзел, который был лэморкандцем.
— Однако они медленнее, чем большие луки, ваша светлость, — заметил Кьюрик. — Но полет стрелы у них дальний. Это неплохо в борьбе с грабителями во внешнем городе.
— Ты знаешь, как управляться с этим оружием, Кьюрик? — спросил Вэнион.
— Да, лорд Вэнион.
— Обучи этому нескольких солдат церкви.
— Хорошо, милорд.
— Итак, каково наше положение, милорды? — сказал Вэнион, обращаясь ко всем присутствующим. — У нас удобная позиция для обороны, богатая оружейная палата и некоторая задержка в действиях противника, которая весьма нам на руку.
— Хотя я был бы все же много довольнее, если бы здесь был Воргун, — проворчал Комьер.
— Да и я тоже, — согласился Вэнион. — Но на это пока рассчитывать не стоит.
— Но у нас есть еще одна забота, — заметил Эмбан. — Когда все эти неприятности закончатся, Курия вновь соберется, и мы потеряем немало голосов, голосов тех патриархов, которые потеряли свои богатства из-за нашего решения сдать внешний город. Вряд ли человек, чей дом был разграблен и сожжен мародерами, будет голосовать за людей, по чьей вине это произошло. Нужно найти способ доказать связь между Энниасом и Мартэлом. Я умею говорить быстро и убедительное, но не умею создавать миражи, мне нужны какие-нибудь факты, чтобы убеждать людей.
Было около полуночи, когда Спархок забрался по крутым истертым ступенькам на стену около южных ворот, самых крепких из четырех имевшихся и поэтому оставшихся незабаррикадированными. Пожары теперь бушевали вовсю, весь город был охвачен пламенем. Грабители, войдя в дом и найдя его абсолютно пустым, в раздражении на такую неудачу обычно поджигали его. И это, конечно, было вполне предсказуемо и даже естественно. Мародеры бродили по всему городу, размахивая факелами и бряцая оружием, с выражением безнадежности на лицах — неразграбленных домов становилось все меньше. Всегда практичный Кьюрик уже обучал нескольких солдат церкви стрельбе из арбалетов. Мародеры служили ему живыми мишенями. Попаданий пока было не так уж и много, но солдаты делали успехи и стреляли все лучше и лучше.
Неожиданно из узкой улицы к разваленным домам у стены, как раз туда, куда целился из арбалета Кьюрик, выехал отряд хорошо вооруженных всадников. Человек, возглавлявший их, ехал верхом на крупной вороной лошади и был облачен в блестящие дейранские доспехи. Он снял шлем — это был Мартэл. Чуть позади ехали зверовидный Адус и похожий на крысу Крегер.
Кьюрик подошел к Спархоку и его светловолосому другу.
— Он могу приказать солдатам обстрелять их, если хочешь, — сказал оруженосец. — Возможно, кто-нибудь из них и не промажет.
Спархок поскреб подбородок.
— Нет, пожалуй не стоит этого делать, Кьюрик, — ответил он.
— Ты упускаешь такую хорошую возможность, Спархок, — покачал головой Кьюрик. — Если бы Мартэл получил в глаз случайную стрелу, то вся его армия разбежалась бы.
— Не сейчас, — сказал Спархок. — Посмотрим, не смогу ли я для начала ввести его в раздражение. Когда Мартэл раздражен, он иногда может выболтать что-нибудь полезное.
— Но здесь слишком далеко, даже для крика, — заметил Келтэн. — Смотри, не сорви глотку, Спархок.
— Я и не собираюсь кричать, — усмехнулся Спархок.
— Нет, Спархок, я бы не хотел, чтобы ты это делал. Я всегда чувствую себя при этом ущемленным.
— Надо было получше учиться, когда ты был послушником. — Спархок сосредоточил внимание на беловолосом человеке внизу и принялся про износить замысловатые стирикские заклинания. — Кажется, дела твои не так хороши, Мартэл, — тихо спросил он.
— Это ты, Спархок? — так же спокойно ответил Мартэл, сразу подхвативший заклинание, известное им еще со времен послушничества. — Приятно слышать твой голос снова, друг мой. Хотя я не совсем понимаю, о чем ты. Мне так кажется, что дела мои в полном порядке.
— Неужели ты не видишь, какую малую часть своих солдат ты сможешь заинтересовать сейчас в штурме этих стена. Хотя, ты можешь не торопиться, Мартэл, я не собираюсь никуда исчезать.
— Да, это было умно, Спархок — оставить внешний город. Я не ожидал от тебя подобного решения.
— Нам тоже понравилось это решение. Я думаю все это доставит тебе немало неприятных минут, когда ты будешь думать обо всем этом разграбленном добре, которое ускользает из твоих рук.
— А кто сказал, что что-то ускользаете? Я произнес пару речей перед своими людьми, так что я по-прежнему полновластный хозяин моих людей. Большинство армии там, за рекой. Я сказал им, что будет гораздо удобнее позволить небольшому авангарду сделать за них всю работу, а потом, когда в город войдут основные части войска, мы сложим все награбленное в общую кучу и каждый получит равную долю.
— Даже ты?
— Господь с тобою, Спархок, — рассмеялся Мартэл. — Я военачальник и возьму свою долю первым.
— Львиную долю?
— Ну так я же лев. Да и что говорить, все мы станем очень, очень богаты, когда доберемся до сокровищ Базилики.
— Твоя самонадеянность зашла слишком далеко, Мартэл.
— Война есть война. Ты и Вэнион лишили меня чести, так что мне остается утешаться богатством. Правда, есть и другие способы сатисфакции.
— Так она здесь, Мартэл. Единственное, что тебе надо сделать, это подойти сюда и потребовать ее. Однако твоим солдатам еще много времени уйдет на разграбление города, да на дележ добычи. А у тебя его так много нет.
— Не так уж и много времени понадобится им, Спархок. Они очень шустрые, знаешь ли. Ведь человек, когда работает на себя, обычно действует быстро.
— Однако это только первая волна грабежей. Они берут теперь только золото, а те, что последуют за ними будут брать серебро, потом надо будет еще разыскать тайники в домах, а домов немало. Думаю, что им понадобится месяц, а то и больше, чтобы взять все мало-мальски ценное в Чиреллосе, все, до последнего медного канделябра. А у тебя нет в запасе месяца — ты ведь знаешь, Воргун с подначальным ему огромным войском где-то неподалеку.
— О, да, Воргун. Вечно пьяный король Талесии. Я уже и позабыл о нем. Как ты полагаешь, что с ним сталось? Ведь странно, что он так задерживается, правда?
Спархок разрушил заклинание.
— Прикажи своим солдатам пустить в него несколько стрел, — мрачно приказал он.
— Что случилось, Спархок? — мрачно спросил Келтэн.
— Мартэл нашел какой-то способ, чтобы удержать Воргуна вдали от Чиреллоса. Надо пойти предупредить магистров, что мы здесь одни.
13
— Он, конечно, не распространялся о подробностях, Вэнион, — сказал Спархок. — Но ты ведь знаешь… — В его голосе прозвучала эта его усмешка. — Мы же хорошо знаем Мартэла, достаточно хорошо, что бы понять, в чем дело.
— Что же он все-таки в точности сказал, Спархок? — спросил Долмант.
— Мы говорили о Воргуне, ваша светлость, и он сказал: «Как ты полагаешь, что с ним сталось? Ведь странно, что он так задерживается, правда?» — Спархок постарался как можно лучше передать интонацию Мартэла.
— Я, конечно, не так хорошо знаю Мартэла, как вы двое, но похоже на интонацию человека, который ужасно доволен собой, — прокомментировал Долмант.
— Спархок прав, — сказала Сефрения. — Мартэл явно постарался задержать Воргуна. Вопрос — как?
— Неважно, как, матушка, — проговорил Вэнион. Они вчетвером сидели в маленькой комнатке, примыкающей к кабинету сэра Нэшана. — Важно сейчас, чтобы об этом не узнали солдаты. Рыцари Храма сохранят мужество в самых безнадежных ситуациях, а вот солдаты — вряд ли. Ведь все, что дает им сейчас надежду, это ожидание увидеть огромные армии Воргуна, заполнившие луга к западу от реки Аррук. Древний город сейчас на деле не осажден и мародеры не обращают почти никакого внимания на мирных людей. Может случиться множество дезертирств, если солдатам станет известно обо всем этом. Ты сообщи об этом рыцарям Храма, а я пойду поговорю с магистрами. Да, не забудь предупредить, что все это необходимо держать в секрете.
— А я сообщу Эмбану и Ортзелу, — пообещал Долмант.
Неделя тянулась бесконечно, хотя все дни напролет были заполнены множеством дел. Рушили дома и их обломками подпирали трое ворот, которые Комьер решил забаррикадировать. Кьюрик продолжал обучать солдат церкви стрельбе из арбалета. Берит набрал несколько молодых монахов и они попеременно и днем и ночью следили за противником с купола Базилики. А в самой Базилике Эмбан вел беспрестанные переговоры с начавшими уже роптать патриархами, стараясь удержать обретенное превосходство. Никто из защитников не мог воспретить патриархам подняться на стены и посмотреть, что происходит во внешнем городе. А вид оттуда был самый неутешительный. Многие патриархи, некоторые из которых принимали участие в борьбе против Энниаса, горько сетовали и сокрушались, когда пожар пожирал те кварталы города, где были их дома. Некоторые заявляли Эмбану прямо в лицо, что больше он может не рассчитывать на их поддержку. Эмбан становился все мрачнее и мрачнее, постоянно жаловался на боли в желудке, видя, как тают у него на глазах результаты его ораторских и дипломатических ухищрений. Энниас же выжидал, ничего не предпринимая.
А Священный город продолжал гореть.
Как-то вечером Спархок по обыкновению стоял на стене, глядя на горящий город. На душе у него было тяжело. Он услышал тихое позвякивание за спиной и обернулся.
Это был сэр Бевьер.
— Ничего вселяющего надежду? — спросил молодой арсианец, окидывая взглядом широкую панораму охваченного пожарами города.
— Да уж, — откликнулся Спархок и взглянул на своего молодого товарища. — Как ты думаешь, долго эти стены смогут устоять против баллист?
— Боюсь, что недолго. Стены были построены в древности, когда таких осадных орудий еще не было. Но, может быть, Мартэл сочтет за чрезмерный труд строить баллисты — на это уйдет много времени, к тому же тот, кто будет их строить, должен точно знать, как это делается. Плохо построенная баллиста может повредить не тем, против кого она направлена, а тем, кто ее строил.
— Ну что ж, будем надеяться. Наверное, против обычных катапульт эти стены устоят. Но вот если они начнут бросать камнями размером с лошадь… — Спархок пожал плечами.
— Спархок! — это был Телэн. Мальчик бежал вверх по ступеням. — Сефрения хочет видеть тебя в Замке. Она говорит, что это очень важно.
— Ступай, Спархок, — сказал Бевьер. — Я подежурю здесь за тебя.
Спархок кивнул и спустился со стены. Узкая крутая лестница выводила в тесную изогнутую причудливыми коленами улицу.
Сефрения встретила его в нижнем зале Замка. Лицо ее было еще бледнее обычного.
— Что стряслось? — спросил ее Спархок.
— Перрейн, дорогой мой, — ответила она слабым голосом. — Он умирает.
— Умирает? Ведь не было еще ни одной схватки. Что с ним?
— Он наложил на себя руки, Спархок.
— Перрейн?
— Он принял яд, и отказывается сообщить мне какой.
— Но есть ли какая-нибудь возможность…
Сефрения покачала головой.
— Он хочет поговорить с тобой, Спархок. Торопись. Вряд ли ему долго осталось жить.
Сэр Перрейн лежал на узкой кровати в комнате, походившей на монашескую келью. По смертельно бледному лицу его струился пот.
— Ты не слишком спешил, Спархок, — произнес он срывающимся голосом.
— Что все это значит, Перрейн?
— Не будем терять времени, Спархок. Есть вещи, которые я должен тебе рассказать, пока я вас еще не покинул.
— Мы поговорим об этом после того, как Сефрения даст тебе противоядие.
— Да нет к этому никакого противоядия. Лучше выслушай меня, — Перрейн глубоко вздохнул. — Я предал тебя, Спархок.
— Ты не способен на это, Перрейн. Ты бредишь.
— Любой способен на это, если на то имеется причина, друг мой. Поверь, у меня она есть. Прошу, выслушай меня. Время уходит, а вместе с ним — жизнь. — Перрейн на мгновенье прикрыл глаза. — Ты ведь заметил, как упорно кто-то пытается убить тебя в последнее время?
— Да, но…
— Это был я, Спархок. Или люди, которых я нанимал.
— Ты?
— Слава Богу, мне не удалось сделать это.
— Но почему, Перрейн? Разве когда-нибудь я нанес тебе хоть какую-то обиду?
— Не глупи, Спархок. Я действовал по приказу Мартэла.
— Но с какой стати ты получаешь приказы от Мартэла?
— Он заставил меня. Он угрожал человеку, который для меня дороже жизни, Спархок, дороже чести.
Ошеломленный Спархок хотел было что то сказать, но Перрейн поднял руку, призывая к молчанию.
— Ничего не говори, Спархок, — прошептал он. — Выслушай до конца. Силы покидают меня, осталось совсем мало времени. Мартэл пришел ко мне в Дабоуре как раз после смерти Эрашама. Я было схватился за меч, но он только рассмеялся, глядя на меня. Он сказал: «Оставь свой меч в покое, если для тебя хоть что то значит Айдра».
— Айдра?
— Это имя женщины, которой принадлежит мое сердце. Она из северной Пелосии. Баронские земли ее отца соседствуют с владениями отца моего. Айдра и я любили друг друга с самого детства, и я ни на секунду на задумавшись отдам за нее жизнь. Мартэл узнал об этом как-то, и, видимо, подумал, что коль скоро я могу умереть за нее, то смогу и убить тоже. Он сказал мне, что отдал ее душу Азешу. Я не поверил. Я не мог поверить, что он смог сотворить это зло.
Спархок вспомнил сестру графа Газека Беллину.
— Это может быть сделано, Перрейн, — мрачно сказал он.
— Да, и я воочию убедился в этом. Мы с Мартэлом отправились в Пелосию, и он показал мне Айдру, которая исполняла один из непристойных ритуалов перед идолом Азеша. — На глазах Перрейна показались слезы. — Это было ужасно, Спархок, ужасно, — сдавленное рыдание вырвалось из груди умирающего. — Мартэл сказал мне, что если я на выполню то, что он прикажет, ее душу ждет вечная гибель. Я так и не был уверен, возможно ли это на самом деле, но рисковать не мог.
— Он бы смог это сделать, Перрейн, — заверил его Спархок. — Я видел, как это происходит. Стоит человеку хоть раз, хоть на немного поддаться черной воле Азеша, и вырвать его душу из этого плена почти невозможно.
— Я было хотел убить ее, — продолжил Перрейн, и голос его все слабел. — Мартэл видел, как я борюсь с собой, и не скрывал смеха. Если у тебя будет такой случай, я надеюсь, ты убьешь его.
— Даю тебе слово, Перрейн.
Перрейн вздохнул. Последняя краска покинула его мертвенное лицо.
— Прекрасный яд, — прошептал он. — Так Мартэл держал в кулаке мое сердце. Он приказал мне отправляться в Арсиум и присоединиться к Вэниону и другим пандионцам. При первой же возможности я должен был отправиться в Симмур, в Пандионский Замок. Каким-то образом он прознал, что ты был в Талесии и что, скорее всего, будешь возвращаться через Эмсат. Он дал мне денег и велел нанимать убийц. Мне приходилось делать все, что он приказывал. В основном покушения совершали нанятые мною люди, но один раз, по дороге в Демос, я сам стрелял в тебя из арбалета. Я выпустил в тебя стрелу, и мог бы сказать, что намеренно промахнулся тогда, но это будет ложью — я действительно намеревался убить тебя, Спархок.
— А отравленная пища в доме Долманта?
— И это тоже был я. Меня охватило отчаяние — тебе сопутствовала удача, друг мой. Я делал все, что мог придумать, но так и не смог убить тебя.
— А тот рендорец, что бросил в меня отравленный нож в Базилике?
Перрейн с трудом поднял на него глаза, полные недоумения.
— Нет, к этому я не имею никакого отношения, Спархок, клянусь. Мы оба были в Рендоре и оба знаем, какой независимый народ тамошними жители. Может, кто-то другой послал его, может сам Мартэл?
— Так что же заставило тебя передумать, Перрейн? — печально сказал Спархок.
— Мартэл теперь больше не властен надо мной. Айдра мертва.
— Мне жаль, Перрейн.
— Мне — нет. Она как-то все-таки сумела понять, что происходит. Она пришла в часовню в доме отца и, дождавшись там восхода солнца, пронзила свое сердце кинжалом. Перед смертью она послала лакея сюда с письмом. Он прибыл незадолго до того, как армия Мартэла окружила город. Теперь она свободна, и душа ее спасена.
— Почему же ты тогда хочешь умереть? Зачем ты принял яд?
— Я хочу последовать за ней, Спархок. Мартэл украл у меня честь, я не хочу отдать ему еще и свою любовь, — последние слова Перрейн произнес еле слышно, из горла его вырвался хрип, тело сотрясли судороги. — Да, — вдохнул он, — прекрасный яд. Я бы сказал, как он называется, но боюсь, наша матушка вмешается, — он перевел взгляд на стоящую у двери Сефрению. — Боюсь она может воскресить и камень, — Перрейн улыбнулся наставнице. — Сможешь ли ты простить меня, Спархок?
— Мне нечего тебе прощать, Перрейн, — ответил Спархок, беря умирающего за руки.
Перрейн вздохнул.
— Я уверен, что они вычеркнут мое имя из списков пандионцев и будут вспоминать меня с презрением.
— Нет, они не сделают этого. Я защищу твою честь, друг мой. — Спархок подкрепил свое обещание крепким рукопожатием.
Сефрения подошла к кровати и взяла Перрейна за другую руку.
— Кажется все, — одними губами проговорил Перрейн, — мне бы хотелось… — он затих и больше не произнес не слова.
Сефрения вскрикнула, как испуганный ребенок. Она обняла бездыханное тело Перрейна и прижала к себе.
— У нас нет времени на долгую скорбь, — сказал ей Спархок. — Ты побудешь здесь немного, я схожу и позову Кьюрика.
Сефрения подняла на него удивленные глаза.
— Мы облачим Перрейна в доспехи, — объяснил Спархок. — Потом отнесем на улицу, куда-нибудь под стену, выстрелим в его грудь из арбалета и оставим там лежать. Его обнаружат позднее и всякий поверит, что он убит каким-нибудь мартэловским стрелком.
— Но почему, Спархок?
— Перрейн был моим другом, и я обещал защитить его честь.
— Но он же пытался убить тебя, дорогой мой.
— Нет, матушка, убить меня пытался Мартэл. И вина лежит только на нем, и, я думаю, близок тот день, когда он мне за это ответит, — Спархок сделал паузу, потом добавил: — Прошу тебя, придерживайся этой истории о смерти Перрейна, — он вспомнил о рендорце с отравленным ножом. — Однако всех тайн Перрейн нам не раскрыл, вернее, не смог раскрыть: остается загадкой этот прикинувшийся монахом рендорец.
Прошло еще пять дней, прежде чем начались первые атаки. Скорее это были не серьезные нападения, а разведки боем, нащупывание сильных и слабых мест обороны. У защитников было некоторое преимущество — ведь в военном деле Мартэл был учеником Вэниона, магистр мог предугадать, как будет действовать бывший пандионец, и, пользуясь этим знанием меня построить оборону и расположить силы так, чтобы обмануть врага и ввести его в заблуждение. Пробные атаки осаждающих становились все настойчивей — утром, в полдень, и ночью, когда темнота покрывала дымные развалины внешнего города — все чаще и чаще случались стычки. Рыцари Храма были всегда настороже, и даже спали в коротких перерывах между стычками не снимая доспехов.
Когда от внешнего города остались одни руины, Мартэл доставил к внутренним стенам свои осадные орудия и начал постоянный обстрел города. Камни посыпались на крыши домов, убивая без разбору и солдат, и мирных жителей. На рычаги некоторых катапульт Мартэл приказал прикрепить бочонки, которые наполняли тяжелыми арбалетными стрелами, обрушивая на город несущий смерть дождь. Затем последовали горшки с горящей смолой и маслом. Дома начали гореть, улицы заполнились удушливым черным дымом. Однако огромных камней размером с лошадь не было.
Под управлением лорда Абриэля защитники осажденного города начали строить свои собственные катапульты, но, если не считать обломков разрушенных домов, у них под рукой не было почти ничего, что можно было бы метнуть в мартэловы войска.
Гарнизон держался, каждый камень, каждый огненный шар, каждая стрела, падающие на них с неба, только увеличивали их ненависть к осаждающим.
Еще через день, когда полночь уже миновала, начался первый настоящим штурм. С юго-запада накатилась волна вопящих рендорских еретиков, намереваясь атаковать ветхую сторожевую башню на углу южной стены. Защитники устремились к этому месту и обрушили на них целую тучу стрел из луков и арбалетов. Люди в черной одежде падали у подножия стены как скошенная пшеница. Крики агонизирующих людей повисли над полем битвы. Но черная волна рендорцев подкатывалась снова и снова, люди, охваченные религиозным безумием, не замечали потерь, не замечали даже собственных смертельных ран и продолжали снова и снова бросаться на стены.
— Смола! — прокричал Спархок солдатам, яростно пускающим стрелы из луков и арбалетов по нападающим. Котлы с кипящей смолой, стоящие на козлах, подтащили к краю стены. Огненная жидкость полилась на осаждающих у подножия стены, на поднимающихся по приставным осадным лестницам. Визг обожженных заглушил предсмертные стоны, люди, превратившиеся в сгустки огня, валялись по земле, сыпались с лестниц.
— Факела, — приказал Спархок.
Полусотня факелов полетела со стены вниз, чтобы поджечь лужи смолы и гарного масла у стены. Огромные языки огня принялись жадно лизать покрывающиеся копотью камни, сжигая все еще поднимающихся по лестницам рендорцев. Охваченные пламенем люди съеживались, ссыхались на глазах, как муравьи, к которым поднесли горящую щепку, и падали прямо в огонь.
Однако, не смотря на все эти потери, рендорцев как будто не становилось меньше. Все новые и новые черные толпы надвигались, все новые и новые лестницы приставлялись к стене. С обезумевшими глазами, некоторые даже с пеной у рта, фанатики кидались на лестницы, даже не дождавшись, пока их как следует установят. Защитники отталкивали лестницы длинными шестами с рогаткой на конце, и лестницы падали по длинной дуге, неся людей на себе к смерти. Сотни рендорцев, стараясь избежать стрел, столпились у самого подножия стены и теперь пытались вскарабкаться наверх.
— Свинец! — скомандовал Спархок. Это было идеей Бевьера. Каждый из многочисленных саркофагов в склепе под Базиликой был украшен свинцовым изображением того, кто там находился в полный рост. Теперь саркофаги остались без украшений, а свинец был расплавлен. Кипящие котлы стояли по краю парапета. По приказу Спархока их перевернули, и серебристый поток жидкого металла хлынул на столпившихся вне досягаемости для стрел лучников и арбалетчиков рендорцев. На этот раз крики длились недолго — облитый кипящим свинцом, человек умирает быстро. Скоро под стеной в живых не осталось никого.
Но упорство рендорцев на этом не иссякло. Последовал новый штурм. На этот раз нескольким все же удалось прорваться на парапет. Солдаты церкви встретили их с храбростью, порожденной отчаянием, и сдерживали довольно долго, пока рыцари Храма не пришли им на помощь. Во главе одетых в черные доспехи пандионцев был Спархок. Он ритмично размахивал из стороны в сторону своим тяжелым мечом; стоявшие на его пути попадали как будто в молотилку, и ему не составило большого труда проложить себе путь сквозь кучу визжащих врагов. Запястья, руки целиком, головы вылетали из-под его клинка и дождем сыпались на взбирающихся по лестницам атакующих. Кровь заливала истертые за многие века камни парапета, да и доспехи рыцарей скоро стали из черных красными, сплошь залитые кровью. Меч Спархока распластал очередного рендорца от шеи до паха. Высокий, худой человек, только что оравший и размахивающий заржавленной саблей, рухнул наземь двумя безобразными дергающимися окровавленными половинами. Следующий взмах окровавленного клинка Спархока снес верхнюю половину тела рендорца, стоящего за первым. Силой удара его отбросило к бойницам. Ноги, все еще судорожно брыкающиеся, остались на парапете, а туловище, перекинувшись через зубцы, медленными толчками спускалось вдоль стены, по мере того как распутывались парящие в холодном ночном воздухе кишки, соединяющие его с нижней половиной.
— Спархок! — прокричал Келтэн, видя, что рука Спархока начала уставать. — Передохни, я возьму твою работу на себя.
Жестокая рубка продолжалась, пока на стене не осталось ни одного рендорца и все лестницы не были отброшены. Люди в черных одеждах кружили еще внизу, то тут то там падая жертвами стрел и камней, сбрасываемых на них со стены.
Но пыл их угас, и вскоре, окончательно бросив свои усилия, они разбежались.
Часто и тяжело дыша, вернулся Келтэн, утирая свой меч какой-то ветошью.
— Добрая была драка, — сказал он ухмыляясь.
— Сносная, — сдержанно согласился Спархок. — Хотя эти рендорцы — никудышные вояки.
— Это были лучшие из всех, что у них есть, — рассмеялся Келтэн и хотел ногой спихнуть нижнюю часть перерубленного рендорца со стены.
— Оставь его здесь, — быстро сказал Спархок. — Пусть следующей волне осаждающих будет острастка. Да, скажи людям, которые будут убирать трупы, чтобы они оставили несколько отрубленных голов. Мы насадим их на колья и расставим вдоль стены — с той же целью.
— А, наглядные примеры, — сказал Келтэн.
— Ну а почему нет? Ведь должен человек, атакующий защищенную стену, знать, что с ним случится.
На окровавленный парапет быстро поднялся Бевьер.
— Улэф ранен! — прокричал он, подбегая. И тут же обернулся назад, показывая на раненного товарища. Солдаты церкви расступились, давая увидеть распростертое тело. Еще не остыв, видимо, от горячки боя, Бевьер продолжал машинально размахивать Локамбером.
Улэф лежал на спине, глаза его закатились, из ушей стекали тонкие струйки крови.
— Что с ним? — спросил Спархок у стоящего рядом Тиниена.
— К нему подобрался сзади рендорец и дал топором по голове.
Сердце Спархока ухнуло куда-то вниз.
Тиниен снял с Улэфа рогатый шлем и осторожно ощупал голову светловолосого генидианца.
— Кажется, голова-то цела, — сказал он.
— Может, удар был не так уж и силен? — предположил Келтэн.
— Да нет, я видел. Этот рендорец постарался — такой удар мог расщепить голову Улэфа как дыню, — Тиниен нахмурился и постучал пальцем по расширенному основанию витого рога на шлеме генидианца. Потом, заинтересовавшись, внимательно осмотрел шлем со всех сторон. — Ни единой царапины, — удивленно пробормотал он, потом взял кинжал и полоснул им по рогу. На блестящей поверхности не появилось даже царапины. Вконец охваченный любопытством, он поставил шлем на землю, и несколько раз рубанул по рогу боевым топором Улэфа, но не смог отщепить ни кусочка. — Просто удивительно, — сказал Тиниен. — Ничего тверже мне встречать не приходилось.
— Что ж, может быть именно благодаря этому мозги Улэфа все еще внутри головы, а не размазаны по камням, — заметил Келтэн. — Однако не сказал бы все-таки, что он выглядит хорошо. Давайте-ка отнесем его к Сефрении.
— Верно, вот и сделайте это сейчас. Я, к сожалению, не могу пойти с вами, — огорченно вздохнул Спархок. — Мне необходимо поговорить с Вэнионом.
Магистры всех четырех воинствующих орденов стояли на некотором отдалении от городских стен и следили за ходом сражения.
— Сэр Улэф — ранен, — доложил Спархок Комьеру, подойдя к ним.
— Наверное, ему плохо? — рассеянно спросил его Вэнион.
— Никогда не слышал про такие ранения, от которых человеку становилось бы хорошо, — едко заметил ему Комьер. — Что с ним произошло, Спархок?
— Один из рендорцев нанес ему сильный удар топором по голове.
— Ну, если по голове, то с Улэфом все будет в порядке. — Комьер постучал костяшками пальцев по своему шлему, увенчанному рогами великана-людоеда. — Именно для того мы их и носим.
— Но все же Улэф выглядит не слишком то хорошо. Тиниен, Келтэн и Бевьер должно быть уже отнесли его к Сефрении.
— Уверяю тебя, не стоит так сильно беспокоится об этом, — настаивал на своем Комьер.
Спархок вздохнул свободнее и решил, что на некоторое время может оставить печальные мысли о своем друге.
— Ну, что ж, если вы так убеждены, что Улэфу не угрожает ничего серьезного, — произнес он, — мне хотелось бы поделиться с вами некоторыми своими соображениями. Я, кажется, начинаю понимать, что замышляет Мартэл. Ведь, казалось бы, зачем он связался с этими рендорцами, которые и сражаться толком не умеют, и доспехов не носят, да и вооружены чем попало. Разве они смогли бы противостоять в бою рыцарям Храма? И ведь Мартэлу это хорошо известно, но тем не менее он пригнал их сюда, да еще послал первыми на штурм города. Полагаю, он сделал ставку на безудержный фанатизм рендорцев, что слепит их глаза в их стремлении преодолеть препятствия, кажущиеся неодолимыми обычному человеку. С помощью этих фанатиков Мартэл, вероятно, хочет ослабить наши силы, а потом бросить на нас полчище, собранное из камморийцев и лэморкандцев. Нам надо что-нибудь придумать, чтобы удержать этих рендорских безумцев подальше от стен. Думаю, стоит поговорить об этом с Кьюриком.
Кьюрик и вправду смог подкинуть неплохую идею. Старый вояка, за свою жизнь побывавший не в одной переделке и знавший многих опытных воинов, теперь уже вкушавших покой и заботы мирской жизни и давно отошедших от военных дел, знал множество разных хитроумных приспособлений, по мере надобности пускавшихся в дело, когда разгорались сражения и битвы. Известно было ему и про «стальные ежи». Смастерить их совсем несложно, и хитрость здесь заключалась лишь в том, что при броске они падали на землю так, что одно из их лезвий всегда торчало вверх. А поскольку рендорцы были обуты в легкие кожаные сандалии, то хорошая порция яда на лезвиях «стальных ежей» превращала прогулку по ним в прямую дорогу к смерти. Знал Кьюрик и про то, как простые бревна превратить в непреодолимое препятствие на подступах к стенам, когда они из ковша катапульт ложатся на землю, как дикобраз иглами, ощетинившиеся заостренными кольями, и опять же сдобренные ядом. Знал он и про тяжелые деревянные колоды, что свешиваются из бойниц и сметают приставные лестницы как паутину.
— Все это, конечно, не сдержит серьезной атаки, — пояснил Кьюрик Спархоку, — но значительно замедлит продвижение рендорцев и облегчит дело нашим стрелкам. Думаю, немногим из этих бродяг удастся взобраться на парапет.
— Именно это нам и нужно, — сказал ему Спархок. — Думаю, что для сооружения всех этих приспособлений стоит собрать жителей Чиреллоса, хоть какой-то будет от них толк, да и возможность отвлечь от их единственного занятия — уничтожения запасов еды.
На сооружение всего, предложенного Ковриком, ушло несколько дней. Атаки рендорцев не прекращались, но их более или менее успешному продвижению пришел конец, когда из катапульт, построенных под неусыпным оком лорда Абриэля под ноги осаждавшим градом полетели ядовитые «стальные ежи» и «бревна-дикобразы». Лишь немногим удавалось добраться до стен внутреннего города, да и там их поджидала неудача. Лишенные возможности взобраться наверх по приставным лестницам, что сметались деревянными маятниками, отчаявшиеся рендорцы, выкрикивая проклятия и приходя в ярость от своей беспомощности, слонялись вокруг и изо всех сил колотили мечами по стенам, до тех пор, пока лучники не доставляли себе удовольствие, перестреляв их всех до одного. Такой поворот событий, видимо, пришелся не по душе Мартэлу, и он решил на время приостановить атаки своих войск, вероятно, обдумывая новый, более верный способ добиться своего.
Летняя жара еще не спала, и целые горы трупов, разбросанные по всему покинутому городу бревна начали разлагаться. Повсюду распространялся приторный запах гниющей плоти.
Одним из вечеров Спархок с друзьями решили, воспользовавшись небольшой передышкой, милостиво предоставленной Мартэлом, отправиться в Замок Ордена, чтобы наконец вымыться и съесть чего-нибудь горячего. Но прежде они отправились навестить сэра Улэфа. Генидианский рыцарь лежал в постели. Глаза его все еще не приобрели осмысленного выражения, и лицо его казалось растерянным.
— Ах, братья! Мне уже порядком поднадоело валяться на этой постели, — сдавленным голосом произнес Улэф. — К тому же здесь жарковато. Может, отправимся поохотиться на троллей? Снег слегка остудил бы нашу кровь.
— Ему представляется, что он в Генидианском Замке в Хейде, — пояснила Сефрения рыцарям. — Ему не терпится сбежать на охоту за троллями. Меня же он держит за тамошнюю служанку, и уже успел мне наделать кучу самых непристойных предложений.
Бевьер в удивлении разинул рот.
— А временами он начинает плакать, — добавила она.
— Кто? Улэф? — только и смог вымолвить изумленный Тиниен.
— Да. Представьте себе, рыдает как капризный ребенок. Но, скажу я вам, он по-прежнему силен и крепок. Когда мне пригодилось утихомиривать его, я смогла ощутить это на себе.
— Но он поправится? — с надеждой в голосе спросил ее Келтэн. — К нему вернется разум?
— Трудно сказать, Келтэн. Удар, нанесенный Улэфу, все же был достаточно сильный, и ничего нельзя предугадать заранее. Но, думаю, дорогие мои, вам лучше пока покинуть его. Ему необходим покой.
Улэф что-то бессвязно забормотал на ужасном языке троллей, и Спархок с удивлением обнаружил, что все еще понимает долетающие до него слова этого грубого наречия. Видимо, заклинание, произнесенное Афраэль в пещере Гверига, еще не утратило своей силы.
Смыв с себя всю грязь и побрившись, Спархок облачился в монашескую одежду и присоединился к остальным в полупустой трапезной, где на столах уже стояла приготовленная для них еда.
— Интересно, что нового придумает Мартэл? — задумчиво произнес Комьер.
— Скорее всего, он выберет обычную тактику, применяемую при осаде, — ответил ему Абриэль. — Думаю, скоро нам придется противостоять его осадным орудиям. Кажется, его надежды на быструю победу с помощью этих фанатиков из Рендора не оправдались.
Тут неожиданно в трапезную ворвался Телэн. Лицо и одежда его были в грязи.
— Я только что видел Мартэла, — едва переведя дыхание выпалил он.
— Мы все имели честь видеть его, — ехидно проговорил Келтэн, поплотнее усаживаясь на стуле. — Он временами красуется на своем коне перед стенами города, любуясь на своих рук дело.
— Да какие тут стены! Он был в подземелье Базилики!
— Телэн, ты не ошибся? — недоверчиво переспросил его Долмант.
Телэн глубоко вздохнул.
— Я… э-э… я не сказал вам всей правды о том, каким путем я провожу воров Чиреллоса из внутреннего города в покинутую его часть. Просто не хотел обременять вас лишними мелкими подробностями. Хотя то, что я вам рассказал о солдатах церкви, стоящих в карауле на стене, и о веревке — истинная правда. Я утаил от вас лишь то, что нашел и другой способ, как можно пробраться во внешний город. Однажды я спустился в подземелье Базилики и, излазив все его углы и закоулки, обнаружил там подземный ход. Я не знаю, для чего он был построен, но уводит он прямо на север. Он — круглой формы, и камень его пола и стен — совершенно гладкий. Я рискнул и отправился по этому проходу, и вывел он меня прямо во внешний город.
— Ты не заметил, кроме тебя им кто-нибудь пользуется или проход давно заброшен? — спросил его Эмбан.
— Когда я впервые наткнулся на него, то именно так мне и показалось, ваша светлость. Нити паутины, покрывавшей его, были, что веревки.
— Вот значит оно как, — вступил в разговор сэр Нэшан. — Я много слышал о существовании какого-то подземного хода, но так все и не собрался проверить. Под Базиликой располагаются еще и камеры пыток, а люди обычно стараются бежать подобных мест.
— А ты не знаешь для чего был сделан этот проход? — спросил его Вэнион.
— Вероятно, это древний акведук. Часть системы водоснабжения старой Базилики, — ответил Нэшан. — Он вел к реке Куду и обеспечивал внутренний город водой. Однако все говорили, что он уже давно разрушен.
— Разрушен, да не весь, — возразил ему Телэн. — Сохранилась еще достаточно большая часть этого, как вы его называете…
— Акведука, — пришел ему на помощь Нэшан.
— Вот именно. В общем, я отправился по нему и, миновав подземным путем несколько улиц внешнего города, выбрался наружу, оказавшись в подвале какого-то склада. Дальше ход не идет, но этого и не требуется, а дверь из подвала выходит в один их переулков города. Вот это мое открытие я и продавал ворам Чиреллоса. Ну а сегодня, когда я снова хотел прибегнуть к услугам этого прохода, то неожиданно увидел, как из него, крадучись, выходит Мартэл. Я быстро спрятался, и он прошел мимо, не заметив меня. Он был один, и я отправился следом. И так я крался за ним, пока он не свернул в небольшое хранилище, где его повидал Энниас. Я не мог слышать, о чем они говорили, но их таинственный шепот и выражения лиц обоих говорили только об одном: что они затевают что то недоброе. Так, проговорив некоторое время, они вышли из хранилища. Мартэл велел Энниасу дожидаться ответного сигнала, и тогда они опять там встретятся. И еще, что он хочет, чтобы Энниас был в безопасности, когда начнется битва. Тогда первосвященник высказал свои опасения по поводу прибытия войск Воргуна, на что Мартэл рассмеялся и ответил: «Не тратьте нервы понапрасну, Воргун пребывает в счастливом неведении о том, что творится здесь». Потом они ушли, а я немного подождал, а затем побежал прямиком сюда.
— Интересно, как Мартэл узнал об этом акведуке? — произнес Келтэн.
— Может, кто-нибудь из его людей поймал одного из воров и выведал у него об этом, — Телэн пожал плечами. — Обычное дело, даже во времена войн.
— Кажется, теперь понятно, почему Воргун не торопится к нам на помощь, — мрачно проговорил Комьер. — Вероятно, все наши гонцы были перехвачены наемниками Мартэла.
— Значит, и Элана в Симмуре по-прежнему лишь под защитой Стрейджена да Платима, — сквозь зубы произнес Спархок. — Пожалуй, надо отправиться в это подземелье и за все рассчитаться с Мартэлом.
— Ни в коем случае, — горячо запротестовал Эмбан.
— Однако, ваша светлость, не задумывались ли вы о том, что если Мартэла не станет, то тут же придет конец и осаде.
— Не думаю, что все так просто. К тому же, ты забываешь, что наша главная цель — добиться поражения Энниаса на выборах. Теперь нам представился шанс, и глупо бы было им не воспользоваться. Ведь если Мартэл действительно встречается с Энниасом, то я смогу доложить об этом на заседании Курии. Это для нас очень важно, и особенно сейчас, когда с каждым выстрелом мы теряем еще несколько голосов.
— Вы полагаете, что такая персона, как Телэн, вряд ли будет пользоваться доверием у членов Курии? — спросил его Келтэн.
— Да, этот мальчик — не самый надежный свидетель, а потом, большинству из них вообще неизвестно, кто такой Мартэл, а то, что Телэн — вор, наверняка кто-нибудь да знает. Нам нужен совершенно неподкупный и уважаемый свидетель, чья независимость и объективность не вызовет никаких сомнений.
— Может, командующей личной охраной Архипрелата? — предложил Ортзел.
— Прекрасная мысль, — согласился Эмбан, сцепив пальцы. — Если мы заполучим его в подземелье, то его свидетельство не будет оспорено ни одним членом Курии.
— А вы подумали о том, ваша светлость, что на следующую свою встречу с Энниасом Мартэл может отправиться не один, а в сопровождении своих головорезов? — обратился к Эмбану Вэнион. — По словам Телэна, он собирается отправить Энниаса в безопасное место до начала битвы. Мне кажется, он вынашивает планы тайно напасть на Базилику, и тогда ваш свидетель не найдет себе внимательных слушателей среди патриархов, бегством спасающих свою жизнь.
— Избавь меня от этих подробностей, Вэнион, — холодно произнес Эмбан. — Просто, поставь в подземелье несколько своих человек.
— С удовольствием, но откуда их взять?
— Сними кого-нибудь со стены. Все равно им там сейчас нечего делать.
Лицо Вэниона побагровело, и на виске его запульсировала жилка.
— Разреши мне объяснить все его светлости, — мягко проговорил Комьер. — А то, чего доброго, тебя еще удар хватит. — Он повернулся к патриарху. — Ваша светлость, — произнес он. — Думаю, вам известно, что когда хотят напасть тайно, то в первую очередь стараются отвлечь внимание своего противника. Ведь так?
— Ну… — задумчиво протянул Эмбан.
— Во всяком случае, обычно этого требует военная тактика, и, думаю, Мартэл будет придерживаться ее правил. Он дождется, когда будут построены эти балисы…
— Баллисты, — поправил его Абриэль.
— Да, как бы они там ни назывались, но он построит их и начнет обстрел города огромными валунами. А потом пошлет на штурм всех, кого только сможет. И поверьте мне, ваша светлость, люди на стенах или на том, что от них останется, будут очень и очень заняты. Именно тогда Мартэл и воспользуется подземным ходом, а у нас не будет ни одного свободного человека, чтобы отправить ему навстречу.
— И почему ты такой чертовски умный, Комьер? — проворчал Эмбан.
— Так что же нам тогда делать? — спросил Долмант.
— У нас нет выбора, ваша светлость, — ответил Вэнион. — Придется разрушить этот акведук, пока Мартэл не воспользовался им еще раз.
— Но, если мы это сделаем, то не сможем объявить перед Курией о встрече Мартэла с Энниасом, — резко возразил Эмбан.
— Постарайтесь охватить всю картину целиком, — заметил ему Долмант. — Или, быть может, вы хотите, чтобы Мартэл присутствовал, а то и голосовал на выборах нового Архипрелата?
