6
Увидев вышедшего Лоусона, охранники мгновенно оживились и отвели его в центр дознания, остановившись у дверей помещения, откуда они его забирали. Лоусон вошел внутрь и спокойно закрыл двери, показывая охранникам, что они свое дело выполнили. Столь же спокойно он прошел мимо многочисленных столов, за которыми восседали погруженные в бумаги дознаватели. Прежде чем кто-нибудь из них попытался его остановить, Лоусон достиг выхода из здания.
Путь ему преградил какой-то офицер с тремя кометами на погонах.
— Куда ты направляешься?
— Назад, на свой корабль.
Офицер немного удивился.
— Так ты виделся с Великим Правителем?
— Конечно. Я только что от него. — Лоусон сделал серьезное лицо и добавил: — У нас состоялась в высшей степени интересная беседа. Маркхамвит сказал, что обязательно встретится со мной завтра утром.
— Ого!
Отношение трехкометного офицера к Лоусону сразу же изменилось. Офицер отличался сообразительностью и быстро понял: угодить гостю Маркхамвита — значит угодить самому Великому Правителю. Поэтому он тут же предложил:
— Я возьму вездеход или грузовик и сам отвезу тебя.
— Очень любезно с вашей стороны, — ответил Лоусон и одарил офицера таким взглядом, словно у него на погонах было не три, а целых шесть комет.
Взгляд возымел свое действие. На дворе тут же нашелся свободный вездеход, который отъехал прежде, чем Ганн, Казин или кто-нибудь могли спросить, кто эго позволил двурукому пришельцу покинуть центр дознания. Вездеход катился на приличной скорости. Водитель болтал, не закрывая рта.
— Великий Правитель — личность, исключительная во всех отношениях, — вещал офицер, надеясь, что завтра эти слова достигнут нужных ушей. Вообще-то про себя он называл Маркхамвита «напыщенным вонючкой». — Нам здорово повезло, что в нынешние тяжелые времена у нас такой мудрый и дальновидный вождь.
— Да, все могло быть значительно хуже, — отозвался Лоусон, дипломатично завернув свое мнение о Маркхамвите в подобие похвалы.
— Я помню, как однажды…
Офицер вдруг замолчал и резко остановил вездеход. Его внимание переместилось на понурую фигуру, стоявшую на обочине дороги.
— Кто приказал тебе здесь стоять?
— Никто, — честно признался Ядиз.
— Тогда почему ты здесь торчишь?
— Потому что он не может находиться в другом месте, — вместо Ядиза ответил Лоусон.
Офицер недоуменно заморгал, потом изучающе вперился в ветровое стекло, после чего обернулся к пассажиру.
— Почему не может?
— Потому что в данный момент он находится здесь и, естественно, не может быть там, где его нет. Я прав? — спросил Лоусон у Ядиза, словно нуждался в его подтверждении.
Его слова каким-то образом подействовали на офицера, ибо тот резко распахнул дверцу и скомандовал Ядизу:
— А ну, лупоглазый идиот, марш в кабину!
Ядиз забрался в кабину. Свою винтовку он держал так, словно у нее кусались и дуло, и приклад. Вездеход покатился дальше. Весь остаток пути офицер сосредоточенно крутил руль и не произнес ни слова. Он покусывал нижнюю губу и морщил лоб. Вероятно, он пытался управиться с мыслями и разложить по полочкам то, что никак не желало туда укладываться.
Молча они подъехали к оцеплению. Толстый офицер, который первым сообщил в центр дознания о появлении странного корабля, увидел, как из вездехода вышло не менее странное трио. На всякий случай он нахмурился.
— Никак его отпустили?
— Да, — ответил ни о чем не подозревавший водитель.
— С кем он встречался?
— С самим Великим Правителем!
Толстый офицер так и подскочил. Тон его стал менее властным, а уважение к Лоусону заметно возросло.
— В центре дали какие-нибудь распоряжения насчет четырех пострадавших? — спросил он.
— Я ничего не слышал, — ответил офицер с тремя кометами, — Может, они…
— Я быстро поставлю их на ноги, — вмешался Лоусон. — Где они?
— Вот там. — Толстый офицер указал на ложбинку слева от него. — Мы не перемешали их, потому что не было приказа.
— С ними ничего серьезного. Через сутки они и так бы очнулись.
— Так этот укус… он не смертелен?
— Ни в коем случае, — заверил толстяка Лоусон. — Сейчас я дам лекарство, и они быстро придут в себя.
Он направился к кораблю. Офицер с тремя кометами на погонах поехал обратно. Его голову все еще одолевали разные мысли.
Существо, восседавшее на ободе иллюминатора в тесной кабине корабля, было величиной с кулак Лоусона. Давно вымершим земным шмелям оно показалось бы великаном. Порода шмелей, обитавших на нынешнем Каллисто, посчитала бы своих далеких земных собратьев чем-то вроде отсталых пигмеев. Однако и на Земле, и на Каллисто сознание давно освободилось от планетарной ограниченности.
Предкам такое даже не снилось, а их потомки, далеко ушедшие в своем развитии, давно перестали обращать повышенное внимание на место происхождения того или иного разумного существа, его облик и видовую принадлежность. Все это, столь важное когда-то, теперь просто не принималось в расчет. Имея две руки и две ноги, человек и не думал объявлять себя высшим существом, равно как и насекомое не испытывало ущербности по поводу своего облика. И тот и другой знали, кто они: солярианцы. Две грани в тысячегранном кристалле Солярианского Содружества.
Это взаимопереплетение форм жизни, столь несхожих внешне, но обладающих колоссальным духовным единством, достигло такого уровня развития, когда стал возможен постоянный ментальный контакт. Чем-то он был сродни телепатическому контакту, хотя на самом деле он отличался от телепатии. Правильнее было бы назвать его «взаимомыслием» или «общемыслием». Нынешних солярианцев это удивляло не больше, чем, скажем, неразрывное единство всех частей человеческого организма. Просто солярианский «организм» был неизмеримо крупнее.
Поэтому Лоусон легко разговаривал с существом, не имеющим ни ушей, ни рта в их человеческом понимании. Однако это не препятствовало их беседе. Наоборот, бессловесный диалог был легче и точнее: ему не мешали ни языковые, ни понятийные барьеры. Ни у Лоусона, ни у оранжевого шмеля не возникало необходимости объяснять «смысл смысла».
Лоусон уселся в кресло пилота, задумчиво взглянул в иллюминатор и мысленно сказал:
— Что-то плохо мне верится в их разумность.
— Не волнуйся, — мысленно ответил оранжевый шмель. — В конце концов они все равно будут вынуждены согласиться.
— Верно, Жужжалка, только их упрямство обернется для нас потерей времени и дополнительными бедами.
— Время бесконечно, а беда — всего лишь синоним слова «развлечение», — глубокомысленно заявил Жужжалка.
Задними лапками шмель принялся чистить свою бархатную курточку.
Лоусон промолчал. Его внимание переместилось на любопытный объемный снимок, прикрепленный к боковой стене. Снимок запечатлел четырех людей разного роста, один из которых был совсем карликом. Рядом с ними восседал пес в темных очках, шесть крупных шмелей, птица, похожая на ястреба, и некое чудовище с бивнями, напоминающее остроухого слона. Компанию дополняли крупный рак с длиннопалыми руками вместо клешней, три разноцветных призрачных существа неопределенной формы и, наконец, паукообразное создание, голову которого украшала шляпа с пером.
Все это разношерстное общество солярианцев держалось чинно и смотрело в объектив аппарата с предельной серьезностью, свойственной минувшей эпохе. Они наверняка ожидали, что вместе с щелчком затвора из объектива обязательно вылетит птичка. Лоусон очень дорожил этим старинным снимком. По многим причинам. До чего же схожими были позы всех участников съемки. И это — при такой внешней их несхожести, которую они даже не осознавали. От снимка веяло силой, рожденной их единством — единством обитателей горстки планет и горстки спутников, вращающихся вокруг общего солнца.
В мозгу Лоусона зазвучал вопрос, пришедший от другого разума, не менее дерзкого и находчивого, чем его собственный:
— Нам не пора возвращаться?
— Не торопитесь.
— Мы пролетели город и решили посмотреть, нет ли у них еще чего-нибудь интересного. Заодно проверили, как к нам относятся местные обитатели. Представляешь, они попытались уничтожить нас, едва только заметили… У них инстинктивный страх перед всем неизвестным. Время их реакции — десятая доля секунды. Для них главное — быстрота реакции, а не ее действенность. Ментальность восьмого уровня развития. Добровольного единства у них не существует, только принудительное подчинение вышестоящим.
— Знаю. Сам с этим столкнулся.
Заслышав тяжелые шаги вблизи входного люка, Лоусон вылез из кресла.
— Особо далеко не залетайте, — передал он странствующим шмелям. — Возможно, вы мне скоро понадобитесь.
Подойдя к люку, Лоусон увидел внизу толстого офицера с пятью кометами на погонах. Тот выглядел рассерженным и обеспокоенным. Глаза обшаривали пространство над головой Лоусона: не появится ли еще какое-нибудь опасное существо.
— Тебе нельзя здесь находиться, — заявил он Лоусону.
— Впервые слышу, что мне нельзя находиться на своем корабле.
— Тебе никто не давал разрешения вернуться.
— А я и не нуждаюсь в разрешении, — сказал Лоусон.
— Ты не имел права возвращаться на корабль без разрешения, — гнул свое офицер.
— Тогда каким же образом я здесь очутился? — с притворным удивлением спросил Лоусон.
— Не знаю. Кто-то допустил ошибку. Меня это не касается.
— Тогда почему вы так волнуетесь? — поинтересовался Лоусон.
— Я получил сообщение из города. Мне приказали проверить, где ты находишься. Если на корабле, это незаконно. Ты сейчас должен находиться в центре дознания.
— И что мне там делать?
— Ждать их окончательного решения.
— Но решение зависит не от них, — с непрошибаемой уверенностью объявил Лоусон. — Окончательное решение принимаем мы.
Офицеру очень не понравились эти слова. Он нахмурился, зачем-то взглянул на небо, после чего опасливо покосился на то немногое, что сумел увидеть за спиной Лоусона.
— Мне велели немедленно доставить тебя в город.
— Кто велел?
— Военное командование.
— Передайте им, что раньше завтрашнего утра я никуда не поеду.
— Ты должен ехать сейчас же, — упорствовал офицер.
— Отлично. Позовите свое начальство, пусть приедут и вытащат меня отсюда.
— Они не могут.
— Еще бы! Где им! — довольно ухмыльнулся Лоусон.
Офицер рассердился еще пуще.
— Если ты не поедешь добровольно, тебя заставят силой.
— Попробуйте.
— Солдаты ждут лишь приказа.
— Приказы не по моей части. Идите и поднимите их в атаку. Приказ есть приказ, правда?
— Да, но…
— И всегда вина падает на тех, кто отдает приказы, а не на исполнителей, — твердо произнес Лоусон.
— Вина за что? — с крайней осторожностью спросил офицер.
— Скоро узнаете!
Офицер пожевал губы. Он не очень представлял, чем обернется это знание, но скорее всего — чем-то очень неприятным.
— Свяжусь-ка я с городом, доложу, что ты отказываешься покидать корабль, и попрошу дальнейших распоряжений, — сбивчиво пробормотал толстяк.
— Вот и умница, — искренне похвалил Лоусон. — Сам о себе не позаботишься, никто о тебе не позаботится.
