Они были очень похожи, эти двое молодых людей — черноволосые, чернобородые, высокие и крепкие, с темными блестящими глазами, широкими плечами и легким налетом властности во взоре,— так что любой сразу угадал бы, что перед ним братья. Но была между ними и разница. Один был уже мужчиной, а другой в значительной степени еще оставался юношей, и это было видно не только по более редкой недавно отпущенной бороде и гладкой коже лица, но и по теплому, веселому и даже игривому взгляду. Старший был более серьезным, более строгим на вид, более властным, как будто на нем лежали какие-то важнейшие обязанности, оставившие свою метку. И это впечатление было в общем-то верным, ибо он был Вориаксом Халанкским, старшим сыном верховного канцлера Дамиандейна, и с его малых лет на Замковой горе говорили, что когда-нибудь он наверняка станет короналем.

Конечно, были и такие, кто говорили то же самое про его младшего брата Валентина,— что он прекрасный многообещающий юноша, имеющий все задатки для того, чтобы стать правителем. Но Валентин не питал никаких иллюзий по поводу таких комплиментов. Вориакс был старше на восемь лет, и вне всякого сомнения, если кому-то из них и было суждено обосноваться в Замке, эта честь должна была принадлежать Вориаксу. Конечно, и Вориакс не имел никаких гарантий насчет своей избранности в качестве наследника престола; это было лишь распространенное убеждение. Дамиандейн, их отец, был одним из ближайших советников лорда Тиевераса, и в то время его тоже считали более чем вероятным кандидатом на престол короналя. Но лорд Тиеверас, став понтифексом, спустился с Горы в город Бомбифэйл и назвал своим преемником Малибора. Никто этого совершенно не ожидал, поскольку Малибор был обыкновенным губернатором провинции, человек с грубыми манерами, и куда больше интересовался охотой и спортом, чем проблемами управления. Валентин тогда еще не появился на свет, но Вориакс сказал ему, что их отец ни разу ни словом не выдал своего разочарования или недовольства тем, что трон достался другому. Это, возможно, было наилучшим признаком того, что он был его достоин.

Валентин иногда думал, сможет ли Вориакс держаться так же благородно, если корона Горящей Звезды в конце концов пройдет мимо него. И достанется какому-нибудь другому знатному принцу Горы — скажем, Элидату Морволскому, или Тунигор-ну, или Стазилейну, или даже ему самому, Валентину. Как же это будет странно! Иногда Валентин тайком произносил эти имена вслух, чтобы прислушаться к их звучанию: лорд Стазилейн, лорд Элидат, лорд Тунигорн. Даже лорд Валентин! Но это были всего лишь фантазии, праздная бессмысленная забава. Валентин не имел никакого желания переступить дорогу своему брату, да и вероятности такого исхода, можно сказать, не было. Разве что в результате невообразимой шутки Божества или столь же невероятной прихоти лорда Малибора. Вориакс был предназначен к тому, чтобы принять правление, когда лорду Малибора придет пора стать понтифексом, и знание этого предназначения наложило свой отпечаток на душу Вориакса и сказывалось в его поведении и манерах.

Но сейчас тонкие проблемы придворной жизни мало занимали мысли Валентина. Они с братом на отдыхе путешествовали по нижней части Замковой горы — эта поездка долго откладывалась, поскольку годом раньше, во время поездки с другом Эли-датом в карликовом лесу ниже Амблеморна, у Валентина случился очень тяжелый перелом ноги, и лишь недавно его здоровье восстановилось в достаточной степени для того, чтобы он смог вновь отправиться в дальнюю дорогу. Они с Вориаксом постепенно спускались вниз по склонам неправдоподобно огромной горы, совершая замечательную, грандиозную экспедицию. Возможно, для Валентина это были последние длительные каникулы перед вступлением в мир взрослых отношений, мир с другими правами и обязанностями. Ему уже исполнилось семнадцать, так что он принадлежал к той группе принцев, из которой выбирались коронали, и был вынужден старательно изучать все, что связано с методами управления, чтобы быть готовым к тому, что выбор падет на него.

И поэтому он вместе с Вориаксом — тот с радостью бросил свои дела, чтобы помочь брату отпраздновать обретение здоровья,— покинул фамильное поместье в Халанксе и отправился в расположенный неподалеку Горный Морпин, город удовольствий, чтобы покататься на горках и поплавать по силовым туннелям. Валентин настаивал также на том, чтобы, для проверки состояния своей выздоровшей ноги, покататься на зеркальном катке, и на лице Вориакса мелькнула лишь чуть заметная тень неуверенности. Вероятно, он сомневался в том, что Валентин сможет справиться с таким упражнением, но был слишком тактичен, для того чтобы высказать свое сомнение вслух. Но когда они вышли на каток, Вориакс держался совсем рядом с Валентином. Это невыносимо походило на опеку; стоило Валентину сделать несколько шагов, как Вориакс двигался следом за ним, словно привязанный. В конце концов Валентин не выдержал.

— Брат, ты боишься падения?

— Это не исключено.

— Тогда почему же ты стоишь так близко? Ведь это ты боишься упасть! — Валентин рассмеялся.— Не волнуйся, я всегда успею тебя поддержать.

— Ты всегда был очень заботлив, братец,— откликнулся Вориакс. А затем зеркала вспыхнули ярким блеском, каток начал вращаться и изгибаться, доска, на которой он стоял, сама собой сдвинулась с места, и для шуток не осталось времени.

Валентин и на самом деле некоторое время ощущал неуверенность, поскольку зеркальный каток мало подходил для инвалидов, а у него после травмы осталась небольшая, но очень сильно раздражавшая его хромота, нарушавшая координацию движений. Впрочем, ему очень быстро удалось уловить ритм, он довольно легко удерживал равновесие на самых крутых и неожиданных виражах и, проносясь в очередной раз мимо Вориакса, заметил, что выражение беспокойства покинуло лицо его брата. Все же этот небольшой эпизод дал Валентину много почвы для размышлений во время их с Вориаксом путешествия вниз по склону Горы сначала в Тентаг на фестиваль танцующего дерева, затем в Эртсуд-Гранд, Минимул и дальше, мимо Гимкандэйла в Фурибл, чтобы наблюдать там за брачными полетами каменных птиц. Пока они дожидались начала движения зеркал, Вориакс был не только встревоженным любящим опекуном; в нем также можно было заметить некоторую снисходительность и готовность одернуть младшего. Забота старшего брата о его безопасности казалась Валентину одним из способов, какими Вориакс может проявить свою власть над ним, и Валентину, стоявшему на пороге полной возмужалости, это нисколько не нравилось. Но он понимал, что взаимоотношения между братьями лишь отчасти представляют собой любовь, а отчасти войну, и потому хранил раздражение при себе.

Из Фурибла они проехали через Восточный Бимбак и Западный Бимбак, задержавшись в каждом из городов, чтобы постоять перед колоссальными, с милю вышиной, башнями-близнецами, рядом с которыми даже самый надменный хвастун ощущал себя ничтожным муравьем, а выйдя из Восточного Бимбака, выбрали путь, ведущий к Амблеморну, где дюжина стремительных горных потоков, собираясь воедино, образовывали Глэйдж, величайшую реку континента. Неподалеку от Амблеморна, немного выше его по склону, находилось небольшое, поперечником в несколько миль, плато с каменно-твердой белесой меловой почвой. Деревья, которые в других местах затмевали кронами небо, здесь представляли собой жалкую поросль высотой едва ли в человеческий рост, со стволами не толще девичьей руки. Именно в этом карликовом лесу Валентина подстерегла беда, когда он чересчур быстро гнал своего скакуна через заросли, где предательские корни, не в силах глубоко проникнуть в землю, змеясь, ползли по земле. Скакун оступился, Валентин свалился наземь, и его нога застряла между двумя стройными, но чрезвычайно крепкими деревьями, стволы которых в течение нескольких сот лет накапливали прочность, а далее последовали долгие месяцы мучительных болей и печали, на протяжении которых кости медленно срастались; неповторимый год молодости был безвозвратно потерян. Зачем они возвратились сюда? Вориакс бродил по удивительному лесу, как будто искал надежно спрятанное сокровище. Наконец он повернулся к Валентину.

— Это место кажется мне зачарованным.

— Все очень просто. Корни деревьев не могут проникнуть в глубь этой никчемной серой земли и цепляются за нее где и как могут; ведь это же Замковая гора, где растет все, что способно существовать, но даже и здесь они живут впроголодь, и…

— Это я понимаю,— с холодком в голосе ответил Вориакс.— Я не имел в виду, что здесь на самом деле колдовали, а только хотел сказать, что это место производит такое впечатление. Да целый легион колдунов-вруунов не смог бы создать ничего настолько уродливого. И все же я рад, что мне наконец удалось здесь побывать. Ну что, поскачем?

— Какие тонкие у тебя подходы, Вориакс.

— Подходы? Я не понимаю…

— Ты предполагаешь, что я решусь повторно пересечь заросли, из-за которых чуть не остался одноногим.

Румяное лицо Вориакса покраснело еще сильнее.

— Я не думаю, что ты снова упадешь.

— Конечно нет. Но ты считаешь: я могу думать, что упаду, а ты всегда верил в то, что лучший способ преодолеть страх состоит в том, чтобы пойти навстречу тому, что тебя пугает, и потому ты подводишь меня к тому, чтобы предпринять повторный заезд через лес, и тем самым выжечь, словно каленым железом, любое мельчайшее опасение, которое может порождать во мне этот лес.

Это полностью противоречит тому, что ты делал, когда мы катались на зеркальном катке, но преследует ту же самую цель. Скажешь, не так?

— Я совершенно не понимаю, что ты хочешь сказать,— солидно ответил Вориакс.— Ты что, подцепил лихорадку?

— Нисколько. Так что, устроим гонки?

— Думаю, что нет.

Валентин, расстроенный, с силой стукнул кулаком о кулак.

— Но ведь ты же сам только что это предложил!

— Я предложил поехать дальше,— ответил Вориакс.— Но мне кажется, что тебя переполняет какой-то таинственный гнев и вызов, ты обвиняешь меня в том, что я выдумываю какие-то подходы для того, чтобы управлять тобой, хотя у меня и в мыслях нет ничего подобного. Если мы поедем через лес, когда ты пребываешь в таком настроении, то ты наверняка снова упадешь и, скорее всего, сломаешь вторую ногу. Так что лучше поедем-ка в Амблеморн.

— Вориакс…

— Ну?

— Я хочу проехать через лес.— Валентин пристально уставился в глаза брату,— Ты поедешь со мной или предпочтешь подождать здесь?

— Я предпочту поехать с тобой.

— Тогда скажи мне, чтобы я был осторожен и глядел на землю, чтобы скакун не споткнулся о корень.

На щеках Вориакса заиграли желваки; он глубоко вздохнул, сдерживая раздражение.

— Ты не ребенок. Я не собираюсь говорить тебе такие вещи. Кроме того, если бы я считал, что ты нуждаешься в подобных советах, то отказался бы считать тебя своим братом и послал бы куда подальше.

Он дал шенкеля скакуну и неистово погнал животное по узкой тропинке между карликовыми деревьями.

Мгновение спустя Валентин последовал за ним. Он тоже подгонял животное, стараясь сократить расстояние, отделявшее его от брата. Дорога была плохой; то и дело ему попадались на глаза препятствия столь же угрожающего вида, как то, на котором он покалечился, когда ехал здесь же с Элидатом, но сейчас его скакун устойчиво держался на ногах, очевидно, хорошо видел дорогу, и седоку почти не нужно было дергать за узду. Хотя память о падении была еще ярка в его памяти, Валентин не чувствовал никакого страха, только своего рода повышенную настороженность: он твердо знал, что если снова упадет, то последствия будут далеко не столь печальными. Он думал, не слишком ли он горячится в общении с Вориаксом. Возможно, он чрезмерно чувствителен и раздражителен, чересчур торопится защититься от мнимого покровительства со стороны старшего брата. В конце концов, Вориакс учился на правителя всего мира и потому, вероятно, не мог не стремиться взять на себя ответственность за всех и каждого, а в особенности за своего младшего брата. Валентин решил постараться проявлять поменьше рвения в защите своей независимости.

Они благополучно миновали лес и въехали в старейший из городов Замковой горы, древнее поселение, где узкие извилистые улицы сплетались в запутанные лабиринты, а стены, сложенные из дикого камня, плотно оплетали одеревеневшие от старости виноградные лозы. Это отсюда двенадцать тысяч лет назад началось завоевание Горы — первые смелые, порой безрассудные вылазки на холодные почти лишенные воздуха откосы тридцатимильного нароста на боку Маджипура. Тому, кто провел всю жизнь в Пятидесяти Городах с их вечной ароматной весенней порой, теперь было трудно представить себе то время, когда Гора была голой и непригодной для жизни. Но Валентин хорошо знал историю пионеров, карабкавшихся вверх по титаническим склонам, волоча за собой машины, которые дали великой горе тепло и воздух. Они за несколько столетий превратили ее в царство волшебной красоты. Лорд Стиамот восемь тысяч лет назад увенчал вершину небольшим поселением; а оно, претерпев невероятные превращения, превратилось в огромный непостижимый Замок, где сегодня обитал лорд Малибор. Они с Вориаксом постояли в благоговении перед монументом в Амблеморне, на котором красовалась лаконичная надпись:

Стелу из полированного черного велатисского мрамора окружал сад из прекрасных халатинговых деревьев, круглый год украшенных темно-красными и золотыми цветами.

Вориакс и Валентин пробыли в Амблеморне два дня и две ночи, а затем спустились по долине Глэйджа в расположенное в стороне от больших дорог поселение под названием Гизельдорн. Здесь на краю огромного густого леса обосновалось несколько тысяч людей, решивших покинуть большие города; они мало общались со своими соседями и жили в шатрах, сделанных из черного войлока, который сами валяли из шерсти диких блавов, обитавших на тучных луговых пастбищах возле реки. Поговаривали, что все они были ведьмами и колдунами, что кое-кто из них принадлежал к той части непокорного племени метаморфов, которой удалось в древности избежать изгнания из Алханроэля; они, чтобы избежать подобной участи, непрерывно пребывали в человеческом облике. Правда, Валентин подозревал, что все эти люди просто не нашли себе места в мире торговли и конкуренции, который представлял собой Маджипур, и прибыли сюда, чтобы жить по-своему среди себе подобных.

Уже вечерело, когда они с Вориаксом поднялись на холм, с которого разглядели лес Гизельдорн и скопище черных шатров перед ним. Лес казался неприветливым — он состоял в основном из приземистых пингловых деревьев с необхватными стволами, из которых под острыми углами торчали толстые ветви. Сцепляясь и переплетаясь с ветвями соседних деревьев, они образовывали плотный навес, сквозь который даже в самый яркий день не могли пробиться солнечные лучи. И поселение тоже не манило к себе. Стоявшие поодаль один от другого десятигранные шатры напоминали гигантских насекомых странной формы, остановившихся на мгновение перед тем, как продолжить свое неудержимое шествие по просторам, красоты которых не оказывали на них ни малейшего воздействия. Валентин давно испытывал сильное любопытство по поводу Гизельдорна и его обитателей, но сейчас, когда он попал сюда, ему с каждой минутой все меньше хотелось проникать в его тайны.

Он взглянул на Вориакса и увидел на лице брата те же самые сомнения.

— Ну, что будем делать? — спросил Валентин.

— Думаю, разобьем лагерь на ближней опушке леса. А утром отправимся в деревню и посмотрим, как нас примут.

— Они что, могут напасть на нас?

— Напасть? В этом я очень сомневаюсь. Мне кажется, что они еще более миролюбивы, чем все остальные жители Маджипура. Но зачем навязываться тем, кто не хочет иметь с нами дела? Почему бы не уважить их уединение? — Вориакс указал берег напоминавшей полумесяц излучины реки.— Что ты скажешь насчет того, чтобы сегодня расположиться там?

Они спешились, привязали скакунов, чтобы те могли пастись, распаковали свои мешки, набрали на обед сочных вкусных побегов и отправились на поиски дров для костра.

— Как ты думаешь, если бы лорд Малибор гнался через этот лес за каким-нибудь редким животным, стал бы он думать об уважении к уединению жителей Гизельдорна? — вдруг спросил Валентин.

— Когда лорд Малибор преследует добычу, его ничто не остановит.

— Именно. Такая мысль просто не могла бы прийти ему в голову. Я думаю, Вориакс, что ты будешь намного лучшим короналем, чем лорд Малибор.

— Не болтай глупостей.

— Это не глупость. Это вполне разумное мнение. Все согласны с тем, что лорд Малибор груб и беспечен. А когда наступит твоя очередь…

— Валентин, прекрати!

— Ты будешь короналем,— сказал Валентин.— Зачем притворяться? Это произойдет наверняка, причем скоро. Тиеверас очень стар. Лорд Малибор переселится в Лабиринт через два или три года и, конечно, назовет короналем тебя. Он не столь глуп, чтобы поступать наперекор убеждениям всех своих советников. А тогда…

Вориакс взял Валентина за руку и притянул к себе. В его глазах отчетливо читались мука и раздражение.

— Такая болтовни может принести только несчастье,— сказал он.— Прошу тебя, прекрати.

— Можно мне сказать еще кое-что?

— Я не хочу выслушивать домыслы насчет того, кто должен стать короналем.

Валентин кивнул.

— Это не домыслы, а вопрос брата брату. Он уже довольно давно меня преследует. Я не говорю, что ты станешь короналем, но я хотел бы знать, хочешь ли ты этого. Говорили ли с тобой об этом? Желаешь ли ты взвалить на себя это бремя? Ответь мне лишь на этот вопрос, Вориакс.

Вориакс долго молчал.

— От этого бремени никто не посмеет уклониться,— медленно произнес он.

— Но ты хочешь этого?

— Разве смогу я отказаться, если таким окажется мое предназначение?

— Ты уклоняешься от ответа. Посуди сам: вот мы с тобой, молодые, здоровые, счастливые, свободные. Помимо наших обязанностей при дворе, которые трудно считать очень уж обременительными, мы можем делать все, что заблагорассудится, поехать куда захотим, скажем, совершить плавание на Зимроэль, паломничество на Остров Сна, отдыхать в Кинторской марке, заниматься чем угодно и где угодно. И отказаться от всего этого ради короны Горящей Звезды, ради того, чтобы подписывать миллионы декретов, совершать великое паломничество, повторяя изо дня в день одни и те же речи, и знать, что когда-нибудь неизбежно придется до конца жизни переселиться на самое дно Лабиринта… Что ты думаешь об этом, Вориакс? Почему человек может желать всего этого? И желаешь ли этого ты сам?

— Все-таки ты еще ребенок,— сказал Вориакс.

Валентин отшатнулся, будто его ударили. Снова снисходительность! Но он сразу же понял, что заслужил таких слов, что он задавал наивные, ребяческие вопросы, и пригасил свой гнев.

— Мне казалось, что я более или менее достиг зрелости.

— В чем-то. Но тебе предстоит еще многому научиться.

— Несомненно.— Он помолчал.— Ладно, ты примешь королевскую власть как неизбежность, если она будет тебе предложена. Но хочешь ли ты этого, Вориакс, жаждешь ли ты этого на самом деле, или же готовиться к трону тебя заставляют только твое воспитание и чувство долга?

— Я готовлюсь не к трону,— медленно сказал Вориакс,— а всего лишь к исполнению определенной роли в правительстве Маджипура, точно так же, как и ты, и… да, это вопрос воспитания и чувства долга, поскольку я сын верховного канцлера Дамиандейна, и я уверен, что ты относишься к этому так же. Если трон предложат мне, я приму его с гордостью и вложу все свои силы и знания в выполнение тех обязанностей, которые получу вместе с ним. Я не трачу времени на мечты о королевской власти и не строю предположений о том, достанется она мне или нет. И еще должен сказать, что я нахожу эту беседу чрезвычайно утомительной и был бы тебе благодарен, если бы ты позволил мне собрать дрова в тишине.

Он посмотрел на брата непривычно тяжелым взглядом и отвернулся. Вопросы расцветали в мозгу Валентина, словно алабан-дины в разгар лета, но он заставил себя проглотить их все до единого, так как заметил, что у Вориакса дрожат губы, и понял, что перешел уже через все границы. Вориакс сердито перебирал валявшиеся на земле ветки, выдергивал прутья, ломал их с силой, явно чрезмерной для сухого ломкого дерева. Валентин не делал повторных попыток прорваться сквозь оборону своего брата, хотя узнал далеко не все, что его так сильно интересовало. Впрочем, по самому наличию этой обороны он заподозрил, что Вориакс действительно стремился к званию короналя и посвящал все свое время подготовке. У него также имелось подозрение, впрочем только подозрение, почему старший брат должен был желать этого. Ради собственной пользы, ради власти и славы? Почему бы и нет? И для выполнения предназначения, которое налагает на некоторых людей высокие обязательства? Да, и это тоже. И, несомненно, ради того, чтобы исправить несправедливость, которая была допущена, когда корона прошла мимо их отца. Но все же, все же… променять свою свободу на всего-навсего обязанность управлять миром — это было тайной для Валентина, и в конце концов он решил, что Вориакс был прав, что он в свои семнадцать лет еще был не в состоянии полностью постичь такие вещи.

Он притащил охапку дров в лагерь и принялся разжигать огонь. Вориакс присоединился к нему довольно скоро, но не сказал ни слова.

Между братьями пробежал холодок отчужденности, и Валентин воспринял это как большое несчастье. Он хотел извиниться перед Вориаксом за то, что завел злосчастный разговор, однако ему всегда было очень неловко просить прощения у брата. При этом он продолжал чувствовать, что мог говорить с Вориаксом о большинстве интимных вопросов без чувства обиды и не считая свое самолюбие задетым. Но, с другой стороны, этот холод было трудно выдерживать, и если он не исчезнет, то их совместный отдых будет испорчен. Валентин искал способ вернуть нарушенное дружелюбие и спустя несколько минут решился испробовать тот, который неизменно приводил к успеху, когда они были моложе.

Он подошел к Вориаксу — тот с угрюмым видом резал мясо — и сказал:

— А не побороться ли нам, пока вода закипит?

Вориакс поднял на него изумленный взгляд.

— Что-что?

— Я чувствую, что мне необходимо размяться.

— Тогда залезь на дерево и попрыгай с ветки на ветку.

— Ну давай, Вориакс. Пару-другую схваток.

— Это ни к чему.

— Почему же? Неужели, если я повалю тебя, это еще больше заденет твое достоинство?

— Поосторожнее, Валентин!

— Я говорил слишком резко. Прости меня.— Валентин принял борцовскую стойку, вытянул руки.— Ну, пожалуйста! Немножко повозимся, прольем немного пота перед обедом…

— А как же твоя нога? Она только недавно зажила.

— Но ведь зажила. Так что можешь бороться в полную силу, как и я, и ничего не бояться.

— А если твоя нога снова сломается? Ведь мы находимся в целом дне пути от любого города, заслуживающего такого названия.

— Давай, Вориакс,— нетерпеливо потребовал Валентин,— Ты раздражен сверх меры. Ну, покажи мне, что все еще умеешь бороться! — Он засмеялся, хлопнул в ладоши, жестом поманил брата к себе, еще раз хлопнул в ладоши, взглянул, улыбаясь, прямо в лицо Вориаксу, потянул брата за руку, помогая подняться, и тот наконец не выдержал и сцепился с ним.

Но что-то шло не так. Они довольно часто боролись друг с другом с тех пор, как Валентин стал достаточно большим, чтобы соперничать с братом почти на равных. Валентин отлично знал все приемы, которыми владел Вориакс, уловки, которые тот применял, чтобы вывести соперника из равновесия, сорвать атаку противника и перейти в наступление самому. Но человек, с которым он боролся сейчас, показался ему совершенно незнакомым. Может быть, то какой-то метаморф принял облик Вориакса? Нет, нет, нет, все дело было в ноге, понял Валентин. Вориакс сдерживал свою силу, действовал осторожно, и оттого неловко; он снова относился к младшему брату покровительственно! Разгневанный и удивленный Валентин рванулся вперед и, хотя по обычаю в первые моменты схватки противники лишь примерялись друг к другу, сделал захват, намереваясь провести бросок, и вынудил Вориакса опуститься на колено. Вориакс изумленно взглянул на брата и, пока тот переводил дух и собирался с силами, чтобы дожать противника и припечатать его спину к земле, напрягся и рванулся вверх, впервые использовав всю свою огромную силу и успев в самую последнюю секунду перед решающей атакой младшего брата освободиться и вскочить на ноги.

Они принялись настороженно кружиться по импровизированной площадке, выгадывая момент для атаки.

— Вижу, что я недооценил тебя,— заметил Вориакс.— Твоя нога, похоже, в полном порядке.

— Так оно и есть, и я уже много раз говорил тебе об этом. Я просто немного прихрамываю, но это ерунда. Ну, Вориакс, кончай прятаться, дай-ка я дотянусь до тебя еще разок!

Они одновременно ринулись вперед, обхватили друг друга руками, уперлись грудь в грудь, и, как показалось Валентину, целый час, а то и больше ни один из них не мог сдвинуть другого с места (хотя, вероятно, на самом деле прошло не больше одной-двух минут). Потом ему удалось заставить Вориакса попятиться на несколько дюймов, а затем Вориакс напрягся еще сильнее, навалился на него и заставил отступить на то же самое расстояние. Они напрягались, обливались потом, рычали и вызывающе ухмылялись. Валентин испытал искреннюю радость, увидев эту ухмылку на лице Вориакса, ибо она значила, что они снова братья, что холод, разделивший их, улетучился, что он получил прощение за свою дерзость. В этот момент ему страстно захотелось обнять Вориакса, а не бороться с ним; и в этот же самый момент, уловив, что противник на неуловимое мгновение чуть расслабился, Вориакс, резко извернувшись, толкнул его одной рукой в плечо, а другой резко дернул, бросил брата наземь, поставил колено на грудь, а руками нажал на плечи. Валентин попытался встать на мостик, но долго сопротивляться Вориаксу в таком положении было просто невозможно, и вскоре Валентин почувствовал под лопатками прохладную сырую землю.

— Твоя взяла,— с трудом переводя дыхание, воскликнул Валентин, и Вориакс выпустил его и откатился в сторону. Оба вдруг одновременно расхохотались.— Но в следующий раз я тебе задам!

Как хорошо, несмотря на поражение, было чувствовать возвращение любви брата!

И тут Валентин неожиданно услышал совсем неподалеку аплодисменты. Он сел, осмотрелся и увидел в сумеречном свете стоявшую на самой опушке леса женщину. У нее были резкие черты лица и необыкновенно длинные прямые черные волосы, блестящие злые глаза и полные губы. Одежда у нее была странной — просто полосы дубленой кожи, грубо сшитые между собой. Она показалась Валентину совсем старой, наверное, лет тридцати.

— Я смотрела на вас,— сказала женщина, без малейшего страха подходя к ним.— Сначала я подумала, что вы деретесь по-настоящему, а потом увидела, что вы развлекаетесь.

— А сначала это и была почти настоящая драка,— ответил Вориакс,— Но все равно для развлечения. Меня зовут Вориакс Халанкский, а это Валентин, мой брат.

Она посмотрела на одного, потом на другого.

— Да, конечно, вы братья. Это сразу видно. А меня звать Танандой, я отсюдова, из Гизельдорна. Хотите, предскажу вам судьбу?

— Так значит, вы ведьма? — спросил Валентин.

Глаза женщины зажглись веселым блеском.

— Ну да, конечно ведьма. И что из того?

— Что ж, тогда расскажите, что нас ожидает! — крикнул Валентин.

— Подожди,— остановил его Вориакс.— Я не питаю ни малейшей симпатии к колдовству.

— Ты чересчур трезвый человек,— отозвался Валентин.— Какой от этого может быть вред? Мы посетили Гизельдорн, город волшебников; так почему бы нам не ознакомиться с предначертаниями судьбы? Чего ты боишься? Это же игра, Вориакс, всего лишь игра! — Он подошел к ведьме.— Вы не откажетесь пообедать с нами?

— Валентин…

Валентин смело глянул на брата и рассмеялся.

— Я буду защищать тебя от зла, Вориакс! Ничего не бойся! — И добавил полушепотом: — Мы путешествовали вдвоем достаточно долго, брат. Я соскучился по обществу.

— Вот я и вижу,— пробормотал Вориакс.

Но ведьма была привлекательна, Валентин был настойчив, и вскоре Вориакс, похоже, слегка успокоился по поводу ее присутствия. Он отрезал для женщины кусок мяса — ровно треть,— а она отправилась в лес, вскоре возвратилась с несколькими плодами пинглы и показала братьям, как их жарить, чтобы сок вытекал на мясо, отчего оно обрело незнакомый им приятный дымный аромат.

Спустя некоторое время после того, как они приступили к еде, Валентин почувствовал, что у него слегка закружилась голова, а перед глазами все поплыло. Он усомнился в том, что виною этому несколько глотков вина, которым он запивал мясо, так что, вероятнее всего, дело было в соке пинглы. У него мелькнула было мысль, что это какое-то предательство, но он отогнал ее, так как головокружение было приятным и даже завораживающим, и он не усмотрел в нем никакой опасности. Он посмотрел на Вориакса, ожидая, что его гораздо более подозрительный по характеру брат возмутится и испортит их пир, но Вориакс, если вообще ощущал действие сока, казалось, пришел от него в наилучшее расположение духа: он громко смеялся всему, что говорили, раскачиваясь всем телом и хлопая себя по бедрам, наклонялся почти вплотную к ведьме и что-то хрипло кричал прямо ей в лицо. Валентин взял еще мяса. Спустилась ночь; на лагерь внезапно навалилась темнота, в небе, где была видна лишь крошечная долька одной из малых лун, ярко сверкали бесчисленные звезды. Валентину показалось, что слышит отдаленное пение, которому ответили другие голоса, хотя он был уверен, что Гизельдорн находится слишком далеко для того, чтобы звуки могли донестись оттуда через лес. Померещилось, решил он, из-за этих дурманящих плодов.

Огонь понемногу угасал. Воздух становился прохладнее. Они придвинулись поближе друг к другу, Валентин, Вориакс и Та-нанда, тела соприкоснулись, и это показалось сначала невинным, а затем стало уже не столь невинным. Когда они еще сдвинулись еще теснее, Валентин на мгновение поймал взгляд брата, и Вориакс подмигнул ему, как будто хотел сказать: мы с тобой мужчины, брат, и этой ночью получим удовольствие вместе. Валентину уже случалось, вместе с Элидатом или Стазилейном иметь дело с одной и той же женщиной, и все трое весело кувыркались в кровати, предназначенной для двоих, но никогда еще он не делал такого вместе с Вориаксом. Вориакс всегда настолько старательно хранил достоинство, ощущал свое превосходство, свое высокое положение, так что предстоящая игра обрела для Валентина особую прелесть. А гизельдорнская ведьма отбросила свои кожаные одежды и обнажила при тусклом свете костра стройное и податливое тело. Валентин опасался, что вид ее плоти окажется отталкивающим, ведь она была намного старше, чем он, даже на несколько лет старше Вориакса, но теперь он понял, что его опасения были порождением неопытности, так как она все равно казалась ему красивой. Он потянулся к женщине, его рука на ее боку встретилась с рукой Вориакса; он игриво хлопнул по ней ладонью, как будто хотел прихлопнуть жужжащую муху. Оба брата рассмеялись, и в их басовитый хохот врезался серебристый звонкий смех Тананды, и все трое покатились по влажной траве.

Валентин никогда еще не проводил столь безумной ночи. Неизвестно, какой наркотик содержался в соке пинглы, но он помог ему освободиться от почти всех вошедших в плоть и кровь запретов и подхлестнул его энергию. С Вориаксом, судя по всему, произошло то же самое. Потом Валентин представлял эту ночь как цепочку отрывочных образов, вернее, мешанину событий, никак не связанных с другими. То он лежал на спине, вытянувшись во весь рост, и голова Тананды лежала у него на коленях и он гладил ее блестящий от пота лоб, а Вориакс в это время подпрыгивал на ней, а Валентин со странным удовольствием прислушивался к их хриплому страстному дыханию, то уже он обнимал ведьму, а Вориакс был где-то поблизости, совсем рядом, но он не мог понять где, а затем Тананда лежала, стиснутая между двумя мужскими телами в некоем неестественном соитии, а потом все трое отправились к реке, и купались, и плескались, и смеялись, и бежали голые и дрожащие от холода к умирающему огню, и снова занимались любовью. Валентин и Тананда, Вориакс и Тананда, Валентин и Тананда и Вори-

акс, и плоть снова и снова требовала другой плоти до тех пор, пока первые сероватые отблески утренней зари не нарушили темноту.

Когда в небе появилось солнце, никто из троих не спал. В памяти Валентина сохранилась лишь часть прошедшей ночи, и он время от времени задумывался, не спал ли он урывками, сам того не замечая, но сейчас его сознание было сверхъестественно ясным, а глаза широко раскрытыми, как будто стояло не раннее утро, а полдень после ночи безмятежного сна. Вориакс тоже выглядел абсолютно свежим, как и усмехающаяся голая ведьма, расслабленно раскинувшаяся между ними.

— А теперь,— объявила она,— займемся судьбой!

Вориакс беспокойно кашлянул, намереваясь что-то сказать, но Валентин поспешно перебил его:

— Да! Да! Предскажи нам судьбу!

— Соберите семечки пинглы,— приказала женщина.

Они были разбросаны вокруг, глянцевые черные орешки с красными пятнышками. Валентин подобрал не меньше дюжины, и даже Вориакс разыскал несколько штук. Свои находки они вручили Тананде, которая тоже собрала полную горсть орешков. И она принялась, сидя на корточках, встряхивать их в горстях и кидать на землю, как будто играла в кости. Пять раз она бросала свои кости-семена, собирала их и бросала снова; затем она сложила ладони чашей, и одно за другим высыпала семена так, что они образовали кольцо, оставшиеся кинула внутрь кольца, а потом принялась пристально вглядываться в образованный ими узор, опустилась на колени и пригнулась почти вплотную к земле, на которой были разбросаны семена. Это продолжалось довольно долго, а потом она подняла голову. Вызывающая дьявольская усмешка исчезла с ее лица; женщина выглядела странно изменившейся, постаревшей на несколько лет, а на ее лице было торжественное выражение.

— Вы люди чрезвычайно высокого рода,— сказала она.— Впрочем, это можно понять, глядя на то, как вы держитесь. Семена сообщают мне гораздо больше. Я вижу вперед большие опасности для вас обоих.

Вориакс уставился в сторону, нахмурился и сплюнул.

— Да, ты мне не доверяешь,— спокойно сказала ведьма.— Но опасности грозят вам обоим. Ты,— она указала на Вориакса,— должен особо остерегаться лесов, а ты,— она посмотрела в лицо Валентину,— воды, океанов.— Она нахмурилась.— И, похоже, еще много чего, поскольку твоя судьба загадочная, и я не в состоянии ясно разглядеть ее. Твоя линия сломана — нет, не смертью, а чем-то непонятным, каким-то изменением, огромным преобразованием…— Она помотала головой.— Я не могу все это понять до конца. Тут от меня больше не будет толку.

— Остерегайтесь лесов,— проворчал Вориакс,— остерегайтесь океанов… остерегайтесь ерунды!

— Ты будешь королем,— сказала Тананда.

Вориакс задохнулся. Гнев сбежал с его лица, и он уставился на женщину, разинув рот.

Валентин улыбнулся и хлопнул брата по спине.

— Вот видишь, вот видишь?

— И ты тоже будешь королем,— продолжала ведьма.

— Что? — опешил Валентин.— Вот это на самом деле глупость. Твои семена врут!

— Если и врут, то впервые,— ответила Тананда. Она собрала лежавшие на земле семена, быстрым движением швырнула их в воду и завернулась в свои странные кожаные одежды.— Король и еще один король, а я в свое удовольствие трахалась с вами обоими всю ночь напролет, ваши будущие величества. Вы поедете сегодня в Гизельдорн?

— Думаю, что нет,— ответил Вориакс, не глядя на нее.

— Значит, мы больше не встретимся. Прощайте!

Она поднялась и стремительно зашагала к лесу. Валентин протянул к ней руку, но ничего не сказал, только стиснул пустой воздух дрожащими пальцами. А затем она скрылась из виду. Он повернулся к Вориаксу, который, стоя на четвереньках, сердито раздувал тлеющие угольки костра. Всю радость ночного кутежа как рукой сняло.

— Ты был прав,— сказал Валентин.— Мы не должны были позволять ей творить свои недоделанные пророчества насчет нас. Леса! Океаны! И это безумие о том, что мы оба станем королями!

— Что она имеет в виду? — спросил Вориакс,— Что мы разделим трон так же, как мы делили ее тело этой ночью?

— Этого не будет,— ответил Валентин.

— На Маджипуре никогда еще не было совместного правления. Это совершенная бессмыслица! Чушь! Валентин, если я должен стать королем, то как же им можешь стать ты?

— Ты не слушаешь меня. Послушай, брат, не обращай на это внимания. Это какая-то дикарка, которая, правда, устроила нам замечательную оргию. Но никакой истины в ее пророчестве нет.

— Она сказала, что я должен стать королем.

— И это, по всей видимости, должно случиться. Но с ее стороны это было всего лишь удачной догадкой.

— А если нет? Если она настоящая прорицательница?

— Ну и в этом случае ты будешь королем!

— А ты? Если она верно говорила обо мне, то ты тоже должен стать короналем, но как…

— Нет,— ответил Валентин.— Пророки обычно говорят темно и двусмысленно. Она имела в виду нечто другое, помимо буквального значения. Ты должен стать короналем, Вориакс, это общепризнанная истина, а в том, что она говорила обо мне, есть еще какое-то значение, а может быть, и вовсе нет никакого смысла.

— Это пугает меня, Валентин.

— Если ты должен стать короналем, то тебе попросту нечего бояться. Почему ты корчишь такие гримасы?

— Разделить трон с братом…— Эта мысль продолжала тревожить Вориакса, словно больной зуб, и не позволяла отвлечься от нее.

— Этого не будет! — решительно сказал Валентин. Он порылся в кучке сброшенной накануне одежды, нашел вещи Вориакса и бросил ему на колени.— Ты помнишь, что я говорил вчера? Я не в состоянии понять, почему человек может стремиться к трону. Нет, в этом я не представляю для тебя никакой угрозы. Он обхватил пальцами запястье брата,— Вориакс, Вориакс, у тебя такой испуганный вид! Неужели слова лесной ведьмы так больно задели тебя? Клянусь тебе: когда ты станешь короналем, я всегда буду твоим слугой, но никогда — соперником. Клянусь в этом нашей матерью, будущей Хозяйкой Острова. И говорю тебе: не принимай всерьез то, что произошло здесь этой ночью.

— Пожалуй, не стоит,— отозвался Вориакс.

— Конечно, не стоит,— подтвердил Валентин.— Ну что, брат, уедем отсюда?

— Думаю, что да.

— Но она хорошо поработала своим телом, тебе не кажется?

Вориакс рассмеялся.

— Пожалуй, лучше не бывает. Меня немного расстраивает, что никогда больше не придется обнимать ее. Хотя, нет, я не желаю слышать больше ни слова из ее безумных предсказаний, как бы ловко она ни крутила бедрами. Думаю, что я сыт по горло и ею, и этим местом. Объедем Гизельдорн стороной?

— По-моему, так будет лучше,— ответил Валентин.— Какие здесь ближайшие города в долине Глэйдж?

— Ближайший — Джеррик, где живет много вруунов, затем Митрипонд и городишко по имени Гэйлз. Я думаю, что нам следует остановиться в Джеррике и несколько дней поиграть в карты, в рулетку, и тому подобное.

— Ну так вперед, на штурм Джеррика!

— Да, в поход на Джеррик. И не приставай больше ко мне с разговорами насчет трона, Валентин.

— Ни слова, обещаю тебе! — Он рассмеялся и обнял Вориакса.— Брат! За время нашей поездки мне несколько раз казалось, что я навсегда потерял тебя, но сейчас я вижу, что все хорошо, что я тебя снова нашел!

— Мы никогда не теряли друг друга,— отозвался Вориакс,— ни на мгновение. Ну а теперь собирай вещи, и вперед, на Джеррик!

Они никогда больше не говорили ни о ночи, проведенной с ведьмой, ни о ее предсказаниях. Пятью годами позже, когда лорд Малибор погиб во время охоты на морских драконов, Вориакс, как все и ожидали, был выбран короналем, и Валентин первым опустился перед ним на колени и принес присягу. К тому времени Валентин напрочь забыл темное пророчество Тананды, но не вкус ее поцелуев и ощущение ее плоти. Они оба станут королями? Но ведь, в конце концов, это было просто невероятно, так как короналем мог быть только один человек! Валентин радовался за своего брата лорда Вориакса и был счастлив, оставаясь тем, кем был. А когда он понял все значение пророчества, которое заключалось не в том, что он будет управлять совместно с Вориаксом, а в том, что он наследует ему на троне, хотя никогда еще в истории Маджипура корона Горящей Звезды не переходила от брата к брату, у него уже не было возможности обнять Вориакса и заверить его в своей любви. Потому что Вориакс был потерян для него навсегда, сраженный наповал стрелой из позабытого в лесу охотником самострела, и Валентин, оставшись без брата, испытывая скорбь, изумление и благоговейный трепет, поднялся по ступеням трона Конфалюма.