В день накануне Испытания Тизаны с самого утра внезапно начался дождь, и все выбежали из общинного дома, чтобы посмотреть на него: и новички, и послушники, и выпускники, и наставники, и даже старая Верховная толковательница Инуэльда собственной персоной. Здесь, в пустыне, занимавшей почти всю Велализиерскую равнину, дожди были большой редкостью. Тизана выскочила вместе с остальными и стояла, глядя на огромные кристально чистые капли, косо слетавшие к земле из единственного темно-серого облака, обрамленного черной каймой, которое парило, как привязанное, над высоким шпилем общинного дома. Капли с отчетливым звуком ударялись о пересохшую песчаную почву, оставляя на бледно-красноватой поверхности темные пятна, разделенные между собой странно большими промежутками. Новички, послушники, выпускники и даже наставники, отбросив плащи, резвились под дождем.

— Первый более чем за год,— сказал кто-то.

— Предзнаменование,— пробормотала Фрейлис, выпускница и ближайшая подруга Тизаны в общинном доме.— Ты легко пройдешь Испытание.

— Ты на самом деле веришь в такие вещи?

— Я верю в то, что стоит всегда искать сначала хорошие предзнаменования и только потом плохие,— весело откликнулась Фрейлис.

— Полезное правило для толкователя снов,— воскликнула Тизана, и они обе рассмеялись.

Фрейлис дернула Тизану за руку.

— Пойдем со мной, потанцуем!

Тизана покачала головой. Она стояла под навесом, и Фрейлис тщетно пыталась вытащить ее под дождь. Тизана была высокой, ширококостной и крупной, и хрупкая маленькая Фрейлис казалась рядом с нею легкой как птичка. Танцы под дождем нынче не привлекали Тизану. Завтра должна была наступить кульминация всех семи лет ее обучения. Она до сих пор не имела ни малейшего понятия о том, что представляет собой этот ритуал, но тем не менее была заранее уверена, что ее признают недостойной и с позором отошлют обратно в глухой, провинциальный родной городишко. Страхи и дурные предчувствия лежали на ее душе, словно свинцовые гири, а танцевать в такое время казалось непростительным легкомыслием.

— Нет, ты только посмотри,— звонко выкрикнула Фрейлис.— Верховная тоже здесь!

Действительно, даже почтенная Инуэльда вышла под дождь и величественно приплясывала посреди двора: изможденная седовласая старуха с изрезанной бесчисленными глубокими морщинами кожей выделывала нетвердыми ногами па какого-то, по-видимому, изысканного танца, притопывала, ходила по кругу, раскидывая в стороны тощие руки и исступленно запрокидывая к небу лицо. Глядя на старуху, Тизана не смогла сдержать улыбку. А Верховная, которая сама неотрывно наблюдала за Ти-заной, скрывавшейся под портиком (правда, та не замечала ее пристального взгляда), чуть заметно усмехнулась и поманила девушку к себе, словно подзывала грустного ребенка, не желающего присоединиться к общей игре. Но Верховная прошла Испытание так давно, что, судя по всему, напрочь забыла, с каким страхом сама ожидала его. Вне всякого сомнения, она была просто неспособна понять ту мрачную озабоченность, которую вызывали у Тизаны мысли о завтрашнем дне. Сделав просительный жест, Тизана повернулась и ушла в дом. Снаружи доносился резкий грохот мощного ливня, вдруг сменившийся пронзительной тишиной. Странная маленькая буря закончилась.

Пригнув голову, чтобы пройти под низенькой аркой, сложенной из правильных блоков синего камня, Тизана вошла в свою келью и на мгновение прислонилась к неровной неоштукатуренной стене, чтобы хоть немного снять напряжение. Келья была крошечной: в ней помещались только топчан, бадья для умывания, шкафчик для одежды, рабочий стол и небольшой книжный шкаф — и крепкое, полное, здоровое тело девчонки с фермы, которой еще совсем недавно была Тизана, почти полностью занимало оставшееся свободное место.

Но она уже много времени прожила в этой тесноте, которая, как ни странно, оказывала на нее успокаивающее действие, равно как и принятый в общинном доме непререкаемый порядок, предусматривавший ежедневные учебные занятия, ручной труд, выслушивание наставлений и — с тех пор как она достигла ранга выпускницы — обучение новичков. Когда начался ливень, Тизана готовила сонное вино; этому делу она на протяжении вот уже двух лет ежедневно посвящала час по утрам и сейчас вернулась к своему занятию, радуясь его сложности. В столь тревожный день ей очень важно было чем-нибудь занять свои мысли и внимание.

Все сонное вино, используемое на Маджипуре, изготавливалось именно здесь, в Велализиере, послушницами и выпускницами общинного дома. Вообще-то для этой работы требовались более тонкие и проворные пальцы, чем у Тизаны, но она все равно до тонкостей овладела этим искусством. Перед нею были аккуратно разложены небольшие баночки с травами, крохотными серыми листочками муорны, сочными корнями веджлы, сушеными ягодами сизерила и прочими ингредиентами — девять и двадцать, как принято было исчислять их количество,— вызывавшими состояние транса, в котором и осуществлялось восприятие и истолкование сновидений. Тизана растирала и смешивала компоненты — это необходимо было делать в раз и навсегда строго определенном порядке, в противном случае химические реакции пойдут не так, как надо,— а затем нагревала порошки на огне, чтобы они спеклись, один за другим растворяла их в спирте и вливала отмеренные дозы спиртового раствора в вино. Благодаря сосредоточенной работе девушка вскоре забыла о своих тревогах и даже развеселилась.

Увлеченная своим занятием, она не сразу услышала негромкое дыхание за спиной.

— Фрейлис?

— Ничего, что я пришла? Я тебе не помешаю?

— Конечно нет. Я уже почти закончила. Они все еще танцуют?

— Нет, все уже разошлись по своим делам. Солнце снова жарит.

Тизана аккуратно перелила темное густое вино в бутылку и взболтала ее.

— В Фалкинкипе, где я выросла, климат тоже жаркий и сухой. Однако мы не бросаем все дела и не бежим скакать на улицу, как только закапает дождь.

— В Фалкинкипе,— ответила Фрейлис,— люди принимают все как должное. Они нисколько не удивятся, увидев скандара с одиннадцатью руками. Если даже сам понтифекс приедет в город и начнет разгуливать по главной площади на руках, ему все равно не удастся собрать толпу.

— О? А я и не знала, что ты бывала там!

— Однажды, еще девочкой. Мой отец намеревался устроить там скотоводческую ферму. Но у него не хватило на это характера, и спустя год с небольшим мы вернулись в Тил-омон. Но с тех пор он всегда говорил о жителях Фалкинкипа как о людях чрезвычайно медлительных, рассудительных и бесстрастных.

— И что, я тоже такая? — не без ехидства спросила Тизана.

— Ты… ты необыкновенно уравновешенная.

— Тогда почему я так волнуюсь насчет завтра?

Маленькая женщина опустилась на колени перед Тизаной и взяла обе ее руки в ладони.

— Тебе совершенно не о чем беспокоиться,— мягко сказала она.

— Неизвестность всегда пугает.

— Это всего лишь экзамен, Тизана!

— Последний экзамен. Что, если я провалю его? Что, если у меня обнаружится какой-нибудь ужасный недостаток в характере, из-за которого я окажусь совершенно непригодна в толковательницы?

— Ну и что тогда? — поинтересовалась Фрейлис.

— Как что? Ведь это будет означать, что я потратила впустую семь лет. Мне придется как дуре брести обратно в Фалкинкип — без профессии, без каких-либо навыков — и провести оставшуюся часть жизни, разгребая навоз на чьей-нибудь ферме.

— Если Испытание покажет, что ты не сможешь стать толковательницей, то тебе нужно будет отнестись к этому философски,— наставительно заметила Фрейлис.— Ты сама знаешь, что мы не можем позволить кому попало свободно рыться в людских мозгах. Ну и помимо всего прочего, ты не можешь быть непригодной, и Испытание не должно составить для тебя никакой проблемы, так что я не понимаю, почему ты так трепыхаешься из-за него.

— Потому что не имею ни малейшего представления о том, что будет.

— Ну, скорее всего, они просто поговорят с тобой. Они дадут тебе вина, заглянут в твое сознание, увидят, какая ты сильная, мудрая и хорошая, выведут тебя из транса, а потом Верховная обнимет тебя и скажет, что ты прошла Испытание. И на этом все закончится.

— Ты уверена? Может быть, тебе что-то известно?

— Это просто разумные предположения, только и всего.

Тизана пожала плечами.

— А я слышала другие предположения. Что они делают нечто такое, из-за чего ты оказываешься лицом к лицу с самым худшим поступком своей жизни. Или чем-то таким, чего ты больше всего на свете боишься. Или тем, что ты ужасно не хочешь позволить другим узнать о себе. Разве ты не слышала таких историй?

— Слышала.

— И что, если бы завтра было твое Испытание, разве тебя это нисколько не тревожило бы?

— Все это только догадки, Тизана. Никто не знает, что такое Испытание на самом деле, кроме тех, кто выдержал его.

— И тех, кто не выдержал.

— А ты знаешь кого-нибудь, кто не прошел бы Испытание?

— Ну… мне кажется…

Фрейлис улыбнулась.

— Я подозреваю, что они прощаются со школой гораздо раньше, чем становятся выпускниками. Даже не успевают стать послушниками.— Она выпрямилась и принялась перебирать склянки с травами на столе Тизаны,— Став толковательницей снов, ты собираешься вернуться в Фалкинкип?

— Рассчитываю.

— Ты так его любишь?

— Это мой дом.

— Тизана, но ведь мир так велик. Ты могла бы поехать в Ни-мойю, или Пилиплок, или остаться здесь, на Алханроэле, могла бы поселиться на Замковой горе, даже…

— Меня устроит и Фалкинкип,— ответила Тизана,— Я люблю пыльные дороги. Люблю сухие буро-коричневые холмы. Я не видела их больше семи лет. И в Фалкинкипе нужны толкователи снов. В больших городах их много. Любой толкователь хочет устроиться в Ни-мойе или Сти, верно? А я все же предпочитаю Фалкинкип.

— Тебя, наверное, ждет там возлюбленный? — хитро прищурившись, полюбопытствовала Фрейлис.

Тизана фыркнула.

— Вряд ли! Через семь лет?

— У меня был любовник в Тил-омоне. Мы собирались пожениться, построить лодку, обойти под парусом вокруг всего Зимроэля — на это потребовалось бы три или четыре года, а затем, возможно, подняться по реке до Ни-мойи, поселиться там и открыть лавку в Паутинной галерее.

Эти слова поразили Тизану. За все время, пока она была знакома с Фрейлис, та никогда еще не говорила о таких вещах.

— И что же случилось?

— Я получила послание, в котором мне приказывали стать толковательницей снов,— негромко сказала Фрейлис.— Я спросила его, как он отнесется к этому. Знаешь, я даже не была уверена, что поступлю так, как мне велела Повелительница, но хотела узнать, что думает по этому поводу он, и в тот же момент, когда сказала ему, еще не дожидаясь его слов, узнала ответ. Он был ошеломлен, казался обескураженным и немного сердитым, как будто это должно было воспрепятствовать его планам. Конечно, так и должно было бы получиться. Он сказал, что мне следует дать ему день-другой, чтобы все обдумать. Это была наша последняя встреча. Потом его друг рассказал мне, что той же ночью он получил послание, в котором ему посоветовали отправиться в Пидруид, и утром уехал. Позднее он женился на своей бывшей возлюбленной, с которой встретился там, и, полагаю, они до сих пор мечтают о постройке лодки и плавании вокруг Зимроэля. Ну а я повиновалась посланию, отправилась в паломничество и прибыла сюда. С тех пор я нахожусь здесь, а в следующем месяце закончу обучение и, если все пойдет хорошо, на будущий год стану полноправной толковательницей, поеду в Ни-мойю и открою заведение на Большом базаре.

— Бедная Фрейлис!

— Не нужно меня жалеть, Тизана. С какой стороны ни взгляни, я оказалась в выигрыше. Его поступок немного задел меня, но лишь на первых порах. Он ничего собой не представлял, и я рано или поздно должна была это выяснить. Ну и мы все равно со временем расстались бы, только по-другому. Сейчас я смогу стать толковательницей и служить Божеству, а в противном случае я не была бы нужна никому вообще. Понимаешь?

— Понимаю.

— К тому же на самом деле я вовсе не хочу быть чьей-нибудь женой.

— Я тоже,— сказала Тизана. Она внимательно понюхала свежеприготовленное вино, сочла запах подходящим и начала убирать стол, плотно закрывая склянки и расставляя их в строгом порядке. Фрейлис такая добрая, думала она, такая нежная и ласковая, такая понимающая. Воплощенная женственность. Тизана не могла найти в себе ни одной из этих черт. Если уж на то пошло, ее душа была скорее мужской (как она ее себе воображала) — толстокожей, грубоватой, тяжелой, крепкой, способной выдерживать любое напряжение, но не слишком очень гибкой и уж конечно нечувствительной к нюансам и деликатным материям. На самом деле мужчины были не такими — это Тизана тоже знала,— они были даже тоньше и чувствительнее, чем женщины. И все равно в ее представлении имелась какая-то нелицеприятная истина, ну а Тизана была всегда слишком крупной, слишком угловатой, слишком здравомыслящей для того, чтобы ее можно воспринимать как настоящую женщину.

Тогда как Фрейлис, невысокая, хрупкая, с подвижной, как ртуть, душой и мыслями, перепархивавшими с предмета на предмет с легкостью колибри, принадлежала к совсем другому типу. И Фрейлис, думала Тизана, будет превосходной толковательницей снов: она будет интуитивно проникать в глубины разума тех, кто придет к ней за истолкованием, и сможет выбрать наилучший способ для того, чтобы изложить каждому самое важное, то, что тому на самом деле будет необходимо узнать. Хозяйка Острова и Король Снов, посещая умы спящих, часто говорили невнятно и загадочно, и задача толковательницы состояла в том, чтобы служить посредницей между этими великими властителями и миллиардами обитателей планеты, расшифровывая и истолковывая их наставительные послания. Это налагало устрашающую ответственность. Толковательница снов могла направить жизнь человека в нужное русло и могла, наоборот, разрушить ее. У Фрейлис эта работа должна была хорошо получаться: она точно знала, когда следует быть строгой, когда легкомысленной, когда необходимы утешение и тепло. Откуда она могла узнать все это? Наверняка из обстоятельств своей собственной жизни, из испытания горем, разочарованием, отверженностью и поражением. Даже не зная многих подробностей прошлого Фрейлис, Тизана ясно видела в холодных серых глазах стройной женщины бесценное знание, и это знание должно было значить для выбранной ею профессии куда больше, чем любые приемы и уловки, которым ее обучали в общинном доме. Тизана питала серьезные сомнения в собственной пригодности к специальности толковательницы снов, поскольку она сумела пропускать мимо себя ту сумятицу страстей, которая сформировала мир Фрейлис. Ее жизнь была слишком спокойной, слишком простой, слишком — как это сказала Фрейлис? — уравновешенной. Образ жизни в Фалкинкипе был достаточно простым: подъем с рассветом, и за работу, потом еда, снова работа, развлечения, а потом сытые и утомленные люди шли спать. Никаких бурь, никаких переворотов, никаких чрезмерных амбиций, которые вели бы к большим крушениям. И, не испытав никакой настоящей боли, как могла она рассчитывать верно понимать страдания тех, кто их испытывал? Тизана подумала о Фрейлис и о ее неверном возлюбленном, предавшем ее при первой же возможности из-за того, что ее неоформленные еще планы не слишком точно совпадали с его намерениями, а затем задумалась о своих собственных мимолетных сельских романах, если их можно было так назвать, таких легких, таких случайных; это была просто форма общения двоих людей, бездумно проводивших вместе некоторое время, а затем так же бездумно расстававшихся, не испытывая никакой боли, никаких страданий. Даже занятия любовью, которые считались обязательным условием общения, были самым тривиальным делом, простым развитием сближения двух здоровых людей и состояли из соприкосновения, легкого слияния тел, непродолжительных покачиваний и подергиваний, вздохов и стонов, быстрого содрогания удовольствия, а затем расслабления и расставания. И ничего больше. Тизане удалось, неведомо как, проскользнуть по жизни без душевных травм. Она не испытывала потрясений, ее не бросали. Так какую же ценность она может представлять для других? Их тревоги и конфликты будут бессмысленными для нее. И, думала она, наверное Испытание страшит ее именно тем, что наставники наконец-то разглядят ее душу и увидят, насколько непригодна она для того, чтобы быть толковательницей — ведь она настолько простодушна и невинна,— что они все же раскроют ее обман. Какая ирония заключена в том, что она сейчас тревожится о своей бестревожной жизни! Она заметила, что руки дрожат, подняла их над столом и уставилась на них: крестьянские лапы, дурацкие огромные грубые толстопалые руки, а дрожат, как нежные листочки на ветру. Фрейлис, увидев движение Тизаны, потянулась к ней и взяла ее кисти в свои крохотные ладошки; она едва смогла обхватить их своими тонкими хрупкими пальчиками.

— Успокойся! — страстным шепотом приказала она.— Для волнения нет никаких причин!

Тизана кивнула.

— Который теперь час?

— Тебе пора уже отправляться к своим новичкам, а мне заниматься своими наблюдениями.

— Да. Да. Ну и отлично; покончим с этим.

— Увидимся позже. За обедом. А ночью я разделю с тобой сновидения, ладно?

— Да,— ответила Тизана,— Мне очень этого хочется.

Они вышли из кельи, и Тизана торопливо направилась через внутренний двор к классным комнатам; в одной из них ее ждала дюжина новичков. От недавно прошедшего дождя не осталось и следа: жгучее солнце пустыни почти сразу же обратило в пар каждую попавшую на землю каплю. К полудню даже ящерицы прятались в укрытия. Когда она уже подходила к дальнему крылу монастыря, ей встретилась старшая наставница Вандуна, женщина из Пилиплока, почти столь же древняя, как и Верховная. Тизана улыбнулась ей и хотела было пройти мимо, но наставница остановилась и подозвала ее к себе.

— Ну что, завтра твой день?

— Боюсь, что да.

— Тебе сказали, кто будет проводить твое испытание?

— Мне не сказали ничего,— не скрывая горечи, откликнулась Тизана,— и предоставили мне догадываться о том, что и как будет.

— Так и должно быть,— сказала Вандуна,— Неуверенность полезна для души.

— Легко вам говорить,— сквозь зубы пробормотала Тизана, дождавшись, впрочем, когда старуха отбрела немного в сторону. А будет ли она сама когда-нибудь относиться к кандидатам на Испытание с таким вот веселым равнодушием, мелькнула у нее мысль, если она сама пройдет его и останется наставницей. Возможно. Вполне возможно. Это возрастные изменения, благодаря которым каждый переходит на другую сторону стены, думала она, вспоминая, как некогда, будучи ребенком, она клялась, что, когда станет взрослой, всегда будет понимать особые проблемы детей и никогда не станет обращаться с младшими с той ненамеренной жестокостью, с которой сталкиваются все дети, общаясь с легкомысленными взрослыми. Она не забыла этой клятвы, но пятнадцать или двадцать лет спустя просто забыла, что из себя представляло это особое состояние детства и сомневалась, что, несмотря на искренность своего обещания, выказывала в общении с детьми достаточно чуткости. Так же, скорее всего, будет и с этим.

Она вошла в классную комнату. Обучение в общинном доме проводили, главным образом, наставницы, которые были толковательницами высшей квалификации, добровольно удалявшиеся на несколько лет от практики, чтобы передать свое умение учащимся, но им помогали и выпускницы, прошедшие уже весь курс обучения и готовившиеся к прохождению последнего Испытания. Главный смысл их занятий с новичками заключался в получении навыков общения с людьми. Тизана вела занятия по изготовлению сонного вина, теории посланий и социальной гармонии. Когда она заняла место за столом, новички посмотрели на ее с почтительным страхом. Что они могли знать о ее тревогах и опасениях? Для них она была посвященной высокого ранга и находилась лишь на ступеньку или две ниже самой Верховной толковательницы Инуэльды. Она уже овладела всеми навыками, которые они с таким трудом постигали. И если они вообще что-то знали об Испытании, то для них это было всего лишь неясное темное облако, чуть проглядывающее из-за отдаленного горизонта, имеющее к их сиюминутным интересам не больше касательства, чем старость и смерть.

— Вчера,— начала Тизана, сделав глубокий вдох и пытаясь заставить себя казаться холодной и уверенной — оракулом, источником мудрости,— мы говорили о роли Короля Снов в регулировании общественных взаимоотношений на Маджипуре. Мелиара, ты затронула проблему частой недоброжелательности образов в посланиях Короля и подвергла сомнению одно из основных этических положений социальной системы — на наказание через сны. Я хотела бы сегодня рассмотреть эту проблему поглубже.

Представим себе некоего гипотетического человека — скажем, охотника на морских драконов из Пилиплока,— который в мгновение чрезвычайного внутреннего напряжения совершает акт непреднамеренного, но серьезного насилия против такого же члена ее команды, и…

Ее речь текла плавно; слова следовали одно за другим, аккуратно скрепленные, как звенья цепи. Новички записывали, хмурились, качали головами и еще торопливее двигали стилосами. Тизана помнила свои первые месяцы в школе, когда при мысли о бесконечном количестве предметов, которые предстояло изучить, ее охватывало чувство, близкое к отчаянию; она должна была познать не только методы истолкования снов, но и разнообразнейшие бесчисленные вспомогательные концепции и тонкости. Она никак не ожидала, что ей предстоит погрузиться в столь бездонное море знаний, как, вероятно, этого не ожидал ни один из новичков до или после нее. Но, конечно, Тизана мало задумывалась о тех трудностях, которые возникнут перед ней, когда она станет толковательницей снов. Она никогда не волновалась раньше времени — это просто не было свойственно ее характеру,— пока к ней не приблизилось вплотную Испытание. Однажды, семь лет назад, ее посетило послание Повелительницы, в котором было сказано, что ей надлежит покинуть свою ферму и стать толковательницей снов. Она без малейшего сомнения повиновалась, заняла денег, совершила дальнее паломничестве на Остров Сна за предварительными указаниями, а затем, согласно полученной инструкции, отправилась в Велализиер, чтобы поселиться в общинном доме. Она переправилась через бескрайнее море и добралась по суше до этой отдаленной от всего жалкой пустыни, где прожила последние четыре года. Никогда она не испытывала сомнений, никогда не колебалась.

Но ей пришлось столько всего выучить! Неимоверное множество деталей взаимоотношений толковательницы с клиентами, профессиональная этика, обязанности, трудности, ловушки… Методы смешивания вина и слияния разумов… Способы изложения толкования в умеренно неоднозначных выражениях… И сами сны! Их типы, значения, подтексты! Семь разновидностей обманных снов и девять поучительных снов, сны-приказы, сны-запреты, три вида снов, возвышающих спящего в собственных глазах, сны, предписывающие критически посмотреть на себя, сны, требующие отвлечься от собственной персоны, одиннадцать видов мучительных снов, пять видов счастливых снов, сны о прерванном путешествии, сны о борьбе, сны о хороших мечтах, сны о дурных мечтах, сны о чрезмерности амбиций, тринадцать видов снов о благодати — Тизана выучила их все, накрепко запечатлев весь этот список в своем мозгу так же, как там на всю жизнь запечатлелись алфавит и таблица умножения, глубоко и пристрастно проанализировала каждую разновидность сновидения во время запрограммированного сна, продолжавшегося из месяца в месяц, и теперь могла прямо признаться самой себе, что была уже знатоком, посвященной, что она достигла всего, что эти глядевшие на нее широко раскрытыми глазами наивные юницы только намеревались познать, и все же все, несмотря на это, завтрашнее Испытание могло полностью покончить с нею; а вот этого ни одна из них не могла постигнуть.

Или могли? Урок подошел к концу, и Тизана на несколько секунд задержалась за своим столом, отрешенно перебирая бумаги, пока новички выходили из класса. Одна из них, пухлая светловолосая юная коротышка, прибывшая из одного из Сторожевых Городов Замковой горы, на мгновение приостановилась перед нею — как и большинство женщин и даже многие мужчины, рядом с Тизаной она казалась маленькой,— посмотрела своей наставнице в лицо, легонько, словно крылышко мотылька, прикоснулась кончиками пальцев к ее запястью и застенчиво прошептала:

— Вот увидите, у вас завтра все пройдет легко. Я уверена в этом.— Девушка улыбнулась, ее щеки ярко вспыхнули, она отвернулась и поспешно вышла из класса.

Выходит, они знали, по крайней мере некоторые из них. Это благословение оставалось с Тизаной, словно свет свечи, весь оставшийся день. Это был долгий тоскливый день, полный работ, от которых она не могла уклониться, хотя, конечно, предпочла бы уйти одна в пустыню и погулять там, вместо того чтобы заниматься всеми этими делами. Но существовали обязательные ритуалы — одни из них было необходимо исполнять, а при других присутствовать,— и обязанность копать котлован под фундамент новой часовни Повелительницы, и занятия с еще одним классом новичков, затем непродолжительное время перед ужином, когда можно было побыть в одиночестве, и наконец, на закате, ужин. К тому времени Тизане казалось, что утренний дождь случился несколько недель тому назад, а может быть, и вовсе приснился ей.

Ужин оказался непростым делом. У нее почти не было аппетита — неслыханное для нее состояние. Столовая была полна теплом и жизненной силой общинного дома; слышались веселые громкие голоса, пересказывавшие сплетни, то и дело раздавались взрывы смеха, порой звучало нестройное пение, а Тизана сидела посреди всего этого, как будто замурованная в невидимый кристалл. Старшие женщины сознательно не подавали виду, что им известно о ее завтрашнем Испытании, тогда как молодые, стараясь следовать их примеру, все же не могли удержаться от того, чтобы украдкой бросать на нее быстрые взгляды; так тайком осматривают человека, которому внезапно стало известно о том, что ему предназначено принять на себя некое тяжкое и исключительное бремя. Тизана не могла точно понять, что было хуже: то ли ненавязчивое притворство наставниц и выпускниц, то ли с трудом скрываемое любопытство послушниц и новичков. Она вяло ковырялась в своей тарелке, а Фрейлис ругала ее, как будто она была ребенком, и уговаривала, что завтра ей понадобятся силы. В конце концов Тизана не выдержала и рассмеялась.

— Сил у меня вполне хватит на дюжину Испытаний,— сообщила она, похлопав себя по внушительному животу.

— Все равно,— не отступала Фрейлис.— Ешь.

— Я не могу. Я слишком нервничаю.

Со стороны, где на возвышении стоял стол Верховной толковательницы, послышалось ритмичное звяканье ложки о стакан. Инуэльда поднялась с места; видимо, она намеревалась что-то объявить.

— Сохрани меня, Повелительница! — в испуге пробормотала Тизана.— Она что, собирается сказать всем о моем Испытании?

— Нет, это насчет нового короналя,— успокоила ее Фрейлис,— Под вечер прибыли новости.

— Какого такого нового короналя?

— Который сменил лорда Тиевераса. А тот стал понтифексом. Где ты была все это время? Уже пять недель…

— …И, конечно, прошедший сегодня утром дождь был знаком добрых новостей и новой весенней поры,— говорила Инуэльда.

Тизана заставила себя вслушаться в слова старухи.

— Я получила сегодня сообщение, которое касается всех вас. Мы снова имеем короналя! Понтифекс Тиеверас выбрал себе в преемники Малибора Бомбифэйлского, который нынешним вечером в Горном замке займет его место на троне Конфалюма!

Раздались приветственные крики, кто-то принялся стучать по столу, и все присутствовавшие принялись делать знаки Горящей Звезды. Тизана, почти не владея собой, как лунатик, делала все то же, что и другие. Новый корональ? Да, да, как же она об этом забыла, старый понтифекс умер несколько месяцев назад, а теперь государственное колесо совершило новый оборот: лорд Тиеверас стал понтифексом, и в тот же день на вершине Замковой горы появился новый обитатель.

— Малибор! Лорд Малибор! Да здравствует корональ! — кричала она вместе со всеми, и все же это было нереальным и незначительным для нее. Новый корональ? Еще одно имя в длинном, бесконечно длинном списке. Что ж, счастья лорду Малибору, кем бы он ни был, и пусть Божество окажет ему благосклонное попечение: теперь ему предстоит много хлопот. Но Тизана почти не думала о нем. Каждый новый правитель начинал свое царствование с празднеств. Она помнила, как еще маленькой девочкой напилась огненно-красного вина; это случилось, когда скончался прославленный Кинникен, лорд Оссиер спустился под землю, в Лабиринт понтифекса, а Тиеверас поднялся на Замковую гору. И теперь лорд Тиеверас стал понтифексом, и кто-то новый стал короналем, и однажды, без сомнения, Тизана услышит, что этот Малибор переселится в Лабиринт, а на трон взойдет новый нетерпеливый молодой корональ. Хотя эти события, конечно же, должны были иметь огромнейшее значение, Тизану нынче ни в малейшей степени не интересовало имя нового короналя: Малибор или Тиеверас, Оссиер или Кинникен. Единственное, что она знала о Замковой горе, было то, что она находилась далеко отсюда, за тысячи миль; впрочем, с таким же успехом она могла и вовсе не существовать. Предстоящее Испытание поднималось сейчас в ее жизни на гораздо большую высоту, нежели Гора. Овладевший ею навязчивый страх перед Испытанием затмил все; рядом с ним все другие события обратились в бесплотные тени. Она знала, что ведет себя глупо. Это было похоже на неуправляемое усиление чувствительности, наступающее у больного человека, когда ему кажется, что вся вселенная сконцентрировалась вокруг точки боли в его мозгу, позади левого глаза, или же колики в кишках, и ничто иное не имеет никакого значения. Лорд Малибор? Она сможет отпраздновать его возвышение в какое-нибудь другое время.

— Знаешь что,— решительно сказала Фрейлис,— давай пойдем в твою комнату.

Тизана кивнула. Сегодня вечером столовая была неподходящим для нее местом. Ощущая, что все глаза прикованы к ней, она, чуть пошатываясь, прошла мимо столов и вышла во тьму. Сухой горячий ветер скреб по коже и, казалось, задевал ее нервы, словно они были обнажены. Когда они добрались до кельи Тизаны, Фрейлис зажгла свечи и мягким движением усадила Тизану на кровать. Из шкафчика она достала два бокала, а из-под платья извлекла маленькую фляжку.

— Что это? — удивилась Тизана.

— Вино. Чтобы ты смогла расслабиться.

— Сонное вино?

— А почему бы и нет?

— Но мы не…— нахмурилась Тизана.

— А мы и не станем заниматься толкованием. Это только для того, чтобы помочь тебе расслабиться, помочь нам сблизиться, чтобы я смогла поделиться с тобой своей силой. Ну же! Давай! — Она разлила густое темное вино в бокалы и вложила один Тизане в руку,— Выпей. Выпей это, Тизана.

Тизана машинально повиновалась. Фрейлис быстро выпила свое вино и начала раздеваться. Тизана смотрела на нее, широко раскрыв глаза от изумления. У нее никогда еще не было любовных отношений с женщинами. И неужели Фрейлис сегодня захотела от нее именно этого? Почему? Это ошибка, думала Тизана. Накануне моего Испытания напиться сонного вина, разделить постель с Фрейлис…

— Разденься,— шепнула Фрейлис.

— Что ты хочешь делать?

— Разделить с тобой сны, дурочка. Как мы договаривались. И ничего, кроме этого. Допивай вино и снимай одежду!

Фрейлис уже разделась. Ее тело было почти детским: худое, с тонкими прямыми руками и ногами, бледной чистой кожей и маленькой девичьей грудью. Тизана, повинуясь, сбросила одежду прямо на пол. Ее смущало обилие собственной плоти, мощные руки, толстые колонны голеней и бедер. Во время истолкования сновидений и толковательница, и пришедший за истолкованиями всегда были обнажены, и каждая толковательница быстро переставала смущаться собственной наготы, но сегодня все было иным, интимным, личным. Фрейлис плеснула в бокалы еще немного вина. Тизана без возражений выпила.

Тогда Фрейлис обхватила пальцами запястья Тизаны, опустилась перед нею на колени, взглянула ей прямо в глаза и сказала тоном, одновременно нежным и презрительным:

— Ты, здоровая дура! Ты должна перестать дергаться по поводу завтрашнего дня! Испытание — это ничто. Ничто.— Она погасила свечи и легла рядом с Тизаной,— Спи спокойно. Хороших сновидений.— Фрейлис прижалась своими чуть наметившимися грудками к необъятной груди подруги, но лежала неподвижно и спустя несколько секунд заснула.

Значит, им не предстояло стать любовницами. Тизана почувствовала облегчение. Возможно, в другое время — почему бы и нет? — но сейчас был совершенно неподходящий момент для таких авантюр.

Тизана закрыла глаза и обняла Фрейлис, как обнимала бы спящего ребенка. Вино согрело ее и пробудило волнение, но совсем не то, какое владело ею прежде. Сонное вино служило для того, чтобы раскрывать одно сознание другому, и Тизана остро чувствовала присутствие души Фрейлис рядом с собой, но это вовсе не было истолкованием сновидений; они не сделали упражнений, помогающих сосредоточиться, при помощи которых достигался полный союз. От Фрейлис исходила только мощная неоформленная аура, содержавшая покой, любовь и энергию. Она была сильной, гораздо более сильной, чем можно было подумать, глядя на ее хрупкое тельце, и, по мере того как сонное вино все глубже впитывалось в кровь Тизаны, та ощущала все больший уют и спокойствие от близости другой женщины. На нее медленно нисходила дремота. И все равно она продолжала тревожиться по поводу Испытания, волновалась по поводу того, что могли подумать другие при виде того, что они ушли вместе так рано вечером, по поводу того, что они нарушили правила, выпив вино, которое разрешалось использовать только по прямому назначению… Ощущения вины, стыда и страха еще некоторое время продолжали обуревать ее душу. Но постепенно она успокоилась и заснула. Привычным глазом толковательницы она следила за своими сновидениями, но они представляли собой всего лишь бессвязную череду бесформенных, загадочных смутных образов, пустынный горизонт, озаренный неопределенным и отдаленным жаром, на фоне которого вдруг мелькнул лик Повелительницы, хотя, может быть, это была Верховная толковательница Инуэльда или Фрейлис, хотя, скорее всего, это был лишь блик теплого, такого утешительного света. А затем наступил рассвет, и в пустыне, как всегда, завопила птица — Тизана до сих пор не знала какая,— возвещая наступление нового дня.

Тизана заморгала и села. Она была одна. Фрейлис убрала свечи, вымыла бокалы и оставила записку на столе. Нет, не записку, а рисунок. Зигзаг молнии — символ Короля Снов,— заключенный в треугольник, вписанный в другой треугольник — знак Хозяйки Острова; все это помещалось в сердечке, окруженном солнечным кругом с множеством длинных лучей: напоминание о любви и пожелание хорошего настроения.

— Тизана!

Она подошла к двери. Там стояла старая наставница Вандуна.

— Уже пора? — спросила Тизана.

— Уже давно пора. Солнце взошло двадцать минут назад. Ты готова?

— Да,— ответила Тизана. Она чувствовала странное спокойствие — даже смешно, после бесконечной недели, полной страхов. Но теперь, когда наступил решающий момент, на страхи не оставалось времени. Теперь должно было свершиться то, что предписано судьбой, и если во время Испытания ее сочтут недостойной, то что ж, чему быть, тому не миновать; что ни случится, все будет к лучшему.

Она прошла следом за Вандуной через внутренний двор, мимо огородика, а затем они вышли из ограды общинного дома. Навстречу попалось несколько человек, но никто не стал заговаривать с ними. Под небом, окрашенным в цвет морской волны, цвет раннего утра, они молча шли по земле пустыни, покрытой твердой запекшейся на солнце коркой. Тизана сдерживала шаг, чтобы держаться прямо за спиной старухи. Они шли сначала на восток, а потом повернули на юг — ей казалось, что они идут уже многие мили, долгие часы,— не обменявшись ни единым словом. Наконец посреди пустынного ландшафта стали угадываться отдаленные руины Велализиера, древнего города метаморфов, обширной, населенной призраками страны развалин, места разрушенных замыслов и низвергнутого величия, имевшего тысячи и тысячи лет от роду и давно проклятого и покинутого своими создателями. Тизане показалось, что она поняла. Испытание будет заключаться в том, что ее на весь день оставят здесь, в руинах, скитаться среди призраков. Но неужели это могло быть? Такая ребяческая, такая примитивная проверка? Она нисколько не боялась призраков. Кроме того, если наставники хотели напугать ее, лучше было попробовать устроить это ночью. Днем Велализиер был всего лишь местностью, пересеченной множеством невысоких пригорков и канав, насыпей, в которых угадывались древние стены, холмы обрушившихся храмов, кочки упавших колонн, песчаные барханы, образовавшиеся на месте пирамид.

В конце концов они вышли к сравнительно хорошо сохранившемуся месту, напоминавшему амфитеатр: многочисленные ярусы каменных сидений, расположенных концентрическими незамкнутыми кольцами. Внизу посредине стоял каменный стол, на котором Тизана увидела бутылку и один бокал, а рядом с ним несколько каменных скамеек. Так вот оно, место Испытания!

И теперь, поняла Тизана, она и старая Вандуна выпьют вино, лягут вместе на ровной песчаной площадке, Вандуна прочтет все ее мысли, и, когда они поднимутся, наставница будет знать, стоит ли включать Тизану из Фалкинкипа в список толковательниц снов.

Но и тут она ошиблась.

— Это сонное вино,— сказала Вандуна, указав на бутылку. Я покину тебя. Выпей вина, сколько тебе захочется, загляни к себе в душу. Проведи свое Испытание.

— Я?

Вандуна улыбнулась.

— А кто еще сможет как следует проверить тебя? Ну же, пей. Я вернусь, когда придет время.

Старая наставница кивнула ей и, без дальнейших разговоров, удалилась. В голове Тизаны сразу же зароилось множество вопросов, но она сдерживалась и не стала задавать их, так как поняла, что Испытание уже началось и что первая часть его заключалась в том, что ответы на все вопросы она должна была искать самостоятельно. В растерянности она провожала взглядом Вандуну, а та вошла в узкий проем в стене амфитеатра и скрылась из виду. Теперь она не слышала ни звука, даже шагов наставницы. На нее навалилась всепоглощающая тишина пустого города; ей показалось, что песок негромко гудит. Тизана сначала нахмурилась, потом улыбнулась, рассмеялась — на смех ответило отдаленное эхо. Ну и шутку сыграли с нею! Придумай сама себе Испытание, вот это да! Заставить ее трястись от страха, а затем вывести в руины и приказать устроить все самостоятельно! Какой простор для тех, кто со страхом и нетерпением ожидает решения своей участи, какой простор для сотворения призраков в своей собственной душе.

Но каким образом…

Тизана пожала плечами. Налила вина, выпила. Очень сладкое, наверное, вино другого года. Бутыль была большой. Ну что ж, я тоже немаленькая тетка. Она во второй раз наполнила бокал. В животе у нее было пусто, и она почти сразу же почувствовала, как вино зашумело у нее в голове. Все же она выпила третий бокал.

Солнце быстро поднималось по небосклону. Вот его край показался над амфитеатром.

— Тизана! — выкрикнула она. И сама же ответила на свой зов: — Да, Тизана здесь!

Снова рассмеялась. Выпила еще.

Она никогда еще не пила сонное вино в одиночестве. Оно всегда употреблялось в присутствии кого-нибудь другого — или в процессе толкования сна, или вместе с наставницей. Пить его наедине с собой было все равно, что задавать вопросы своему отражению в зеркале. Она чувствовала себя в замешательстве, словно стояла между двумя зеркалами и смотрела, как ее образ умножается в них до бесконечности.

— Тизана,— сказала она вслух,— это твое Испытание. Ты готова к тому, чтобы стать толковательницей снов?

И сама себе ответила:

— Я училась четыре года, а перед тем отдала еще три года паломничеству на Остров. Я знаю семь видов обманных сновидений, девять видов поучительных сновидений, сновидения призывающие, сновидения…

— Очень хорошо. Можешь пропустить все это. Готова ли ты к тому, чтобы стать толковательницей снов?

— Я знаю, как смешивать вино и как пить его.

— Отвечай на вопрос. Готова к тому, чтобы стать толковательницей снов?

— Я очень уравновешенна. У меня спокойный дух.

— Ты уклоняешься от вопроса.

— Я сильна и здорова. У меня почти нет дурных мыслей. Я желаю служить Божеству.

— А как насчет службы твоим ближним, всем разумным существам?

— Служить им — значит служить Божеству.

— Очень изящно сформулировано. Кто подсказал тебе эту мысль, Тизана?

— Она только что пришла ко мне. Могу я выпить еще вина?

— Как хочешь.

— Спасибо,— поблагодарила Тизана и выпила. У нее кружилась голова, но она все же не чувствовала себя пьяной; в вине не было мистической силы, соединяющей разумы, она была одна, и она бодрствовала.— А какой следующий вопрос? — спросила она.

— Ты еще не ответила на первый.

— Задайте следующий.

— Существует только один вопрос, Тизана. Готова ли ты к тому, чтобы стать толковательницей снов? Сможешь ли ты привнести покой в души тех, кто придет к тебе?

— Я попытаюсь.

— Это твой ответ?

— Да,— подтвердила Тизана.— Таков мой ответ. Отпустите меня на свободу и позвольте попробовать. У меня только добрые намерения. Я владею нужными навыками и имею желание помогать другим. К тому же Повелительница приказала мне стать толковательницей снов.

— Ты будешь ложиться со всеми, кому понадобится твоя помощь? С людьми, и гэйрогами, и скандарами, и лиименами, и вруунами, и представителями всех других рас этого мира?

— Со всеми,— откликнулась она.

— Ты будешь освобождать их от владеющих ими страхов и растерянности?

— Если смогу.

— Ты готова к тому, чтобы стать толковательницей снов?

— Позвольте мне попробовать, и тогда мы узнаем это,— попросила Тизана.

— Это кажется справедливым,— сказала Тизана-экзаменатор,— У меня больше вопросов нет.

Она вылила в бокал остатки вина и выпила. А потом она сидела молча, неподвижно, а солнце двигалось к зениту и жара все усиливалась. Она была совершенно спокойна, не испытывала ни нетерпения, ни неудобства. Она могла бы просидеть так весь день и всю ночь, если бы потребовалось. Ей показалось, что прошел час или немного больше, а затем внезапно, без ка-ких-либо звуков, перед нею появилась Вандуна.

— Твое Испытание закончилось? — мягко спросила старуха.

— Да.

— Ну и как?

— Я выдержала его,— ответила Тизана.

Вандуна улыбнулась.

— Конечно. Я была уверена, что так и будет. А теперь пойдем. Нам нужно поговорить с Верховной и подумать о твоем будущем, толковательница Тизана.

Они возвращались в общинный дом так же молча, как и покидали его; помимо всего прочего, разговаривать во время быстрой ходьбы по ежеминутно усиливавшейся жаре было достаточно трудно. Когда они вышли из области руин, время уже близилось к полудню. Новички и послушницы, работавшие в полях, собирались отправиться на обед. Они вопросительно смотрели на Тизану, и Тизана отвечала им широкой уверенной улыбкой.

Когда Тизана подходила к входу в главное здание монастыря, оттуда как бы случайно появилась Фрейлис и взволнованно взглянула на подругу.

— Ну?

Тизана улыбнулась. Ей хотелось сказать: «Все это пустое, шутка, формальность, простой ритуал, настоящее Испытание прошло намного раньше». Но Фрейлис должна была сама узнать обо всем этом. Теперь их на какое-то время разделила непреодолимая пропасть, поскольку Тизана уже была толковательницей снов, а Фрейлис все еще оставалась простой выпускницей. И поэтому Тизана сказала лишь одну коротенькую фразу:

— Все хорошо.

— Какое счастье! Какое счастье! О, милая Тизана! Я так рада за тебя!

— Спасибо тебе за помощь,— очень серьезно сказала Тизана.

Внутренний двор внезапно пересекла тень. Тизана подняла глаза. По небу плыло маленькое черное облако, очень похожее на вчерашнее, наверняка какой-то заблудший клочок, оторвавшийся от штормовой тучи над отдаленным побережьем. Потом оно повисло, как будто зацепилось за шпиль общинного дома, и, словно отомкнулся некий замок, на землю посыпались крупные тяжелые капли.

— Смотри! — воскликнула Тизана.— Снова пошел дождь! Ну, Фрейлис! Давай танцевать!