Глава 15

«Иоганн Карлсен» огромной сероватой жемчужиной прочно застрял в богатом обрамлении опутавших его со всех сторон перламутровых колец и петель. Рядом с ним застыл едва успевший отойти от шлюза разведывательный корабль. Когда Тупе-лову наконец удалось выбраться из флагманского дредноута, он увидел огромную искривленную сеть Таджа, разбегающуюся от него во все стороны по крайней мере трехмерного пространства. Теперь, когда от Таджа его отделяло лишь тонкое стекло скафандра, министр, дав волю воображению, мог запросто различить четвертое, пятое измерение; ему могло бы показаться, что если пойти или поползти по одной из широких словно дорожное полотно серых лент, судя по всему, никак не закрепленных, то через некоторое время, поплутав по беспорядочным сплетениям, обязательно придешь в исходную точку с другой стороны.

Два дня назад, решив исследовать Тадж, Тупелов отдал приказ флагманскому кораблю подойти к нему вплотную. Интуиция и логические заключения, на которые он еще был способен, подсказывали ему, что если Майкла и суждено отыскать, то только здесь; кроме того, эта часть внутреннего Ядра кишела затухающими радиосигналами берсеркеров, посланными в эфир неизвестно когда. Тупелов до сих пор ничего не знал о судьбе двух предыдущих экспедиций, посланных к Таджу из Солнечной системы: были ли они успешными, удалось ли им возвратиться на Землю. Так что необходимость в новых исследованиях была несомненна.

Тупелову с трудом удалось заставить экипаж дредноута выполнить его приказ, хотя раздавались недовольные голоса. По кораблю пошли разговоры, что после этой последней попытки настанет пора прекратить бесконечное маниакальное преследование одного ребенка, за эти долгие годы давно погибшего и сгинувшего бесследно…

Капитан флагмана подвел дредноут к Таджу, не собираясь входить в него. «Иоганн Карлсен» остановился рядом с таинственным созданием и вдруг без какой-либо ощутимой стадии перехода оказался внутри. Местная связь разнесла по всему кораблю удивленные восклицания операторов, следивших за показаниями приборов, которые разом словно взбесились — но быстро успокоились, правда, в некоторых случаях на совершенно немыслимых значениях.

Корабль засел намертво. Два стандартных дня продолжались работы по его освобождению — и с использованием маршевого двигателя, и с помощью орудий ближнего боя, но все тщетно. Огромные серые ленты неизвестного вещества крепко опутали его. В бездонном пространстве, наполненном этими лентами, существовал, согласно приборам, океан не знающей погоды атмосферы. В конце концов было принято решение отправить корабль-разведчик под командованием полковника Маркуса с вновь принятой на службу Элли Темешвар на борту. Однако двум опытным астрогаторам не удалось повторить свой первый полет в мир нереального. Не успел маленький корабль отойти на десять метров от шлюзовой камеры, как его, в свою очередь, опутали возникшие из ниоткуда цепкие серые петли.

Последовал срочный обмен сообщениями между флагманом и разведчиком, передаваемыми по всевозможным каналам связи — действовавшим без сбоев, но так, словно определяемый приборами воздух, соответствующий нормальной атмосфере у поверхности Земли, был реальностью.

После этого, похоже, не оставалось ничего другого, как попробовать выйти из корабля пешком и оглядеться вокруг — да-да, гравитация за бортом корабля, если верить приборам, была равномерной и однонаправленной. Ее величина соответствовала силе земного притяжения с точностью до четвертого знака после запятой.

Тупелов, то ли уступая суицидальному порыву, то ли просто желая быть справедливым, вызвался идти первым. Никто не возражал, однако это обстоятельство, на удивление, почти не задело его. Облачившись в скафандр, министр покинул корабль, ожидая, что, как только он выйдет из шлюза, вокруг его пояса затянется тугая серая петля. Что ж, по крайней мере он сможет пощупать эту проклятую дрянь.

Выйдя через вспомогательный люк, дверь которого, по толщине превосходившая высоту и ширину, тотчас же за его спиной бесследно спряталась назад в толщу корпуса, Тупелов с некоторым облегчением обнаружил, что серые ленты пока решили его пощадить. Больше того, космическая болезнь ему не угрожает; сила тяжести, как и сообщали приборы, нормальная. Обутая в ботинок нога министра опустилась на одну из серых лент, опоясывающих корабль, и выяснилось, что «вниз» — это направление, строго перпендикулярное ее поверхности в той точке, где он стоит.

Во все стороны разбегались другие петли и ленты, ближайшая из которых находилась от него в нескольких сотнях метров. Серые и ничем не примечательные с виду, они по большей части казались прямоугольными в сечении, хотя Тупелов успел заметить и несколько круглых. Все вокруг заливал приятный свет, исходивший из невидимых источников, настолько изотропный, что нигде не было видно ни одной тени. Лента, на которой стоял

Тупелов, — он выбрал этот шлюз именно потому, что рядом с ним было на что встать, — имела в ширину метров пять, и, осторожно подойдя к краю, он увидел, что толщиной она около метра. А под ней брошенный вниз взгляд затерялся в бесконечности. За самыми дальними различимыми лентами начиналось светлосерое небо, неразрывно переходящее в то «небо», что Тупелов видел от себя справа, слева и над головой.

— Сэр, вы меня слышите? Сэр, это капитанский мостик. Прием.

Не надо затягивать радиомолчание.

— Слышу вас, мостик. Пока я не обнаружил ничего указывающего на то, что показания приборов неверны. Я просто стою на этой ленте — чем бы она ни была. Вещество, из которого она сделана, едва заметно пружинит под ногами — приблизительно как хороший паркет. Гравитация нормальная. Также мой скафандр указывает на наличие атмосферы. Полковник Маркус?

— Сэр? — В голосе Фрэнка прозвучали нотки удивления.

— Почему бы вам с Темешвар не выбраться из разведчика? Попробуйте, сможете ли вы пройти по той ленте, что ведет в мою сторону.

— Слушаюсь, сэр.

— Йенари? А почему бы и вам тоже не выйти? Быть может, нам удастся провести анализ, из чего сделаны эти ленты.

Ученый ответил, что выйдет, как только наденет скафандр. Хотя, возможно, необходимости в скафандрах нет. Впрочем, Тупелов пока не собирался снимать свой. Дожидаясь подкрепления, министр продолжал говорить, уверенный, что его аудиторией является вся заинтригованная команда «Большого К».

— Даже на большом удалении ленты хорошо различимы. В их сплетении я не могу найти никакой закономерности; у них нет ни начала, ни конца, никаких следов того, что они как-то закреплены.

И нет никаких признаков испарений, тумана или туч, если только таковыми не является окружающее нас небо. Температура воздуха в том месте, где я нахожусь, судя по показанию приборов, восемнадцать градусов по Цельсию. Ни малейшего ветра. Да, нам придется здесь хорошенько поработать.

Остановившись, Тупелов поймал себя на том, что сделал глубокий вдох. Ему показалось, что даже в скафандре он чувствует следы озона, повышенную высокогорную концентрацию ионов после грозы.

Серые дороги купались в ровном сером свете, однако производимое впечатление было вовсе не таким унылым, как можно было ожидать. Скорее окружающие краски можно было назвать сочным жемчужным блеском, а воздух казался словно вымытым после дождя. И, как показывали элементарные датчики, встроенные в скафандр, воздух действительно был чистым и умеренно влажным.

Элли Темешвар, облаченная в скафандр, появилась на дорожке, казавшейся с того места, где стоял Тупелов, практически отвесно вертикальной. Однако, судя по всему, сила тяжести действительно во всех точках была перпендикулярна поверхности. Элли легко перескочила на пересечении с одной ленты на другую, при этом направление «вниз» изменилось вместе с положением ее тела, и первой подошла к министру. Секретный доклад Ломбока, с которым Тупелов успел ознакомиться прямо перед тем, как покинуть Солнечную систему, не снял полностью с Элли Темешвар подозрения в связях с доброжилами. Но Тупелов принял ее рассказ о насильственном похищении, и за несколько лет, прошедших после спасения молодой женщины, не было никаких свидетельств того, что он ошибся. В конце концов, он ведь сам похитил одну из матерей Майкла, так что стоит ли удивляться, что враг, подтверждая его интуитивные предчувствия, попытался овладеть другой.

— Мисс Темешвар, — обратился к ней Тупелов, — вы здесь уже были. Или нет?

— Вы хотите сказать, тот ли это Тадж, что я описывала вам? Да, в этом нет сомнений, хотя я понимаю, что вы имеете в виду. Окружающее не соответствует тому, что я видела в предыдущий раз.

— Это нисколько не соответствует той картине, что сложилась у меня с ваших слов.

— Да-да. — Вскинув подбородок, Элли всмотрелась куда-то вдаль. — Однако у меня такое ощущение, что это тот самый дом — просто теперь мы находимся в другой комнате. Вы понимаете, что я хочу сказать?

— «В доме моего Отца много помещений».

Она удивленно повернулась к нему, но Тупелов отвел взгляд в сторону. К ним приближался Маркус; его тележки, словно расчлененная на части гусеница, сделали осторожный поворот на крутом изгибе узкой Тадж-ленты. На одном из металлических плеч полковника болталась энергетическая винтовка. Что ж, а почему бы и нет? Тупелов не отдал никаких распоряжений насчет личного оружия, хотя, судя по последним двум дням, оно здесь вряд ли могло понадобиться.

— А вы что скажете, полковник? У вас пробуждаются какие-либо воспоминания?

Ответ Маркуса донесся как по радио, так и через громкоговорители:

— Нет. Тот полет для меня по-прежнему сплошное белое пятно. Но вы оба правы, это должен быть Тадж, но он не соответствует сложившейся у меня мысленной картине.

Элли медленно повернулась, изучая окружающую обстановку всеми органами чувств.

— Сейчас нас активно исследуют, — сказала она. — Я в этом уверена. Меня не покидает ощущение… какого-то давления. Конфронтации.

Тупелов встрепенулся:

— Раньше вы об этом ничего не говорили. Конфронтация с чем? Или с кем?

Молодая женщина молчала, мучительно подбирая слова. Маркус, подкатив прямо к ногам Тупелова, завозился с какими-то приборами. Наконец Элли снова заговорила:

— Вы поймете, что я имела в виду, когда это повторится снова.

— Вы уверены, что это обязательно произойдет?

— У меня такое ощущение, что нас сейчас задвинули на заднюю полку. Создали все удобства — атмосферу, притяжение. А затем… настанет пора действовать. Мы должны чего-то ждать. Чего именно, я не знаю.

— Быть может, все-таки вашего Последнего Спасителя?

За время длительного космического путешествия у них было достаточно времени, чтобы поговорить о Храме.

— В подобных мыслях для меня больше нет ничего привлекательного.

Вглядевшись внимательнее в опутанные лентами дали, Тупелов решил, что все-таки ему удалось рассмотреть какие-то признаки атмосферных явлений. Над некоторыми пересечениями извивающихся петель виднелись нечеткие радуги. В других местах возникли слабые, но тем не менее полные рефракционные кольца. Тупелов счел это весьма обнадеживающим признаком — несмотря на то что между голубым и зеленым кольцами он различил цвет, ничего подобного которому ему не доводилось прежде видеть.

Возможно, мелькнула у него безумная мысль, это следствие того, что диаметр кольца равен ровно трети длины окружности…

К ним присоединился доктор Йенари, пришедший тем же путем, что и Тупелов. Склонившись над серым полотном, ученый занялся анализом его состава; Темешвар, помогавшая полковнику Маркусу, выпрямившись, знаком показала министру, что хочет поговорить с ним наедине. Кивнув, Тупелов включил шифратор, закрывший выделенный канал связи.

— После того как мы выберемся отсюда, мы направимся домой? — спросила Элли.

— Во-первых, как вы полагаете, сможем ли мы отсюда выбраться? Во-вторых, какова вероятность того, что, если нам все же удастся освободиться из Таджа и я отдам приказ продолжать поиски, команда не взбунтуется?

Элли вздохнула:

— За всю команду я не скажу, все же шесть лет — это очень большой срок. Но лично я не взбунтуюсь и буду продолжать поиски до конца. Разумеется, Фрэнк тоже с нами.

И снова его любопытство было задето.

— Маркуса я еще могу понять. Ему брошен вызов, и он ни за что не признает себя побежденным. Но вы…

— Знаю. Один раз я уже отказалась от своего сына. Но потом я встретила людей, не знавших его, и они боготворили Майкла. — Она снова повернулась к Тупелову: — А вы сами сознаете, что ведете себя так, будто он — ваше божество?

— Гмм…

Нечто похожее уже приходило ему в голову ночами.

— Потом я познакомилась с ним…

Элли умолкла; выражение ее лица резко изменилось. Она медленно подняла руку, указывая вдаль, словно увидела заблудшего Майкла, бежавшего по жемчужной петле. Маркус, только что присоединившийся к ним, завращал объективом. Тупелов стал перестраивать увеличение, осуществляемое лицевым стеклом.

На расстоянии нескольких километров — определить точнее в данных условиях было очень трудно — на одном из широких изгибов показался зеленый пух.

— Кажется, это деревья. — Элли вернулась на общий канал связи.

— Деревья…

В одном слове полковник выразил нескрываемое презрение, однако он вынужден был признать, что Элли права. В этом жутком и в то же время прекрасном пространстве, где навыки лучшего пилота ничего не стоят, могут расти и деревья, причем это ничуть не увеличит тайну окружающей обстановки.

Взгляд Тупелова, возвращаясь вдоль дороги, на которой росли предполагаемые деревья, вдруг на полпути до того места, где он стоял, наткнулся на нечто такое, что тотчас же замер. Министр собрался было сообщить о своем новом открытии, потом подождал, увидел ли это еще кто-нибудь, кроме него, и наконец был вынужден заговорить:

— По-моему, там люди. Небольшая группа движется в нашу сторону.

Йенари, поспешно вскочив с корточек, стал проверять показания приборов. Судя по всему, он решил, что весь небольшой отряд, оказавшийся за бортом корабля, попал под действие сильных галлюциногенов.

— Я тоже их вижу, — ожили громкоговорители Маркуса. — Определенно, это люди. Человек двадцать, движутся компактной группой. Без скафандров. Кажется, они одеты в обычные пилотные костюмы.

Тупелова вызвал капитанский мостик:

— Сэр, мы увеличили изображение. Вне всякого сомнения, это выходцы с Земли. И компьютер опознал по крайней мере двоих из них как членов экипажа «Гонфалона».

Это был один из исследовательских кораблей, о судьбе которого на «Иоганне Карлсене» так ничего и не знали.

Впоследствии Тупелов не мог вспомнить, кому пришла в голову мысль двинуться навстречу приближающимся людям. Возможно, ему самому. Так или иначе, он дал добро на то, чтобы часть остававшегося на борту экипажа, облачившись в скафандры, присоединилась к его небольшому отряду. Они стали удаляться от корабля. Под ногами поплыло серое полотно; меняющаяся действенная сила тяжести все время оставалась направленной в нижнюю точку извивающейся кривой.

Новое сообщение с мостика:

— Сэр, кажется, эти люди не очень-то рады вас видеть. И здоровыми их не назовешь. Они похожи… они похожи на беженцев…

И еще через несколько минут:

— Сэр, среди этой группы находится какая-то машина!..

В скафандре Тупелова, как и в скафандрах всех остальных, зазвучал пронзительный сигнал тревоги, означающий, что в эфире обнаружен определенный зловещий радиокод.

— Быстро назад к кораблю!

Отдавая этот приказ, Тупелов понял, что в нем нет необходимости; еще у него мелькнула мысль, что приказ скорее всего запоздал.

Майкл обнаружил, что все силовые течения ведут к Таджу. По крайней мере в том случае, если ищешь именно его. Стоит только выбрать цель, и уклониться от нее уже становится невозможно. Как стало невозможно просто приблизиться к Таджу и осторожно взглянуть на него с безопасного расстояния. Едва увидишь его, едва решишь подлететь поближе — и тотчас же тебя опутывают его серые петли. Быть может, желание скорее бежать прочь было бы удовлетворено. Но судьбе было угодно распорядиться иначе…

Влив в себя содержимое памяти Координатора, Майкл увидел с новой точки зрения то, что уже сам видел однажды, давным-давно. Тогда он смотрел глазами Ланса — это было в тот раз, когда на него впервые примеряли «Ланселот». В одном из самых засекреченных отсеков Лунной Базы находилась неуклюже сделанная и весьма неточная модель, и Майкл глазами Ланса видел, как техник пишет под ней название. Значит, еще тогда на Земле знали об этом, хотя и очень немного. Возможно, Тупелов знал, как знали берсеркеры, каким образом то, что люди называют «Тадж», связано с происхождением Майкла Джейлинкса.

Успешно завершив охоту на берсеркеров в окрестностях Альпина, Майкл полетел прямо через Черную Шерсть в направлении Ядра. Почти с самого начала лететь приходилось против сильных встречных течений, полет шел в условиях непрекращающихся штормов. Майклу в лицо хлестали потоки радиации. Дорогу преграждали вырывавшиеся из неиссякающих фонтанов созидающего горнила Ядра колонновидные облака материи, движущиеся туда, где им было суждено рождать новые звезды.

Майкл летел и летел вперед, переходя из полетного гиперпространства в нормальное пространство и обратно. Он пересекал места, где полет в нормальном пространстве проходил с большей скоростью. Вокруг него все сложнее и плотнее становились следы порядка. Майкл успел отлететь от Черной Шерсти всего на несколько сот световых лет — слишком маленькое расстояние, чтобы заметно приблизиться к центру Ядра, — и вдруг перед ним показался Тадж. Он достиг цели значительно раньше, чем ожидал.

Снаружи Тадж напомнил Майклу огромный купол геодезической обсерватории. Определить его размеры было трудно, но Майкл понял, что Тадж больше самой крупной звезды. И он сразу же почувствовал, что неуловимое и в то же время очень существенное нарушение порядка, обнаруженное им в Ядре, сосредоточено именно здесь.

Итак, Тадж находился перед ним, и вдруг без малейшего намека на переходный период Тадж оказался вокруг него со всех сторон. Майкл сохранил свободу передвижения внутри гигантского образования, но как выбраться из клетки серых лент и петель, он не имел понятия. Не осталось никаких следов того огромного купола, который он видел снаружи.

Вот центр инфекции, заразившей беспорядком Ядро.

Все пространство вокруг, куда только могли проникнуть чувства «Ланселота», было заполнено мягким плотным воздухом, напоминающим составом земную атмосферу, однако причина беспорядка крылась не в воздухе; казалось, это пространство создано специально для того, чтобы быть заполненным воздухом. Эфир гудел радиосообщениями; некоторые из них, древние и затухающие, были зашифрованы кодами, не принадлежащими ни людям, ни берсеркерам, они снова и снова пересекали во все стороны конечное, но очень большое и неограниченное пространство и возвращались назад. Однако и не эти радиоголоса были причиной беспорядка.

Были в эфире и голоса людей, посланные совсем недавно. И шифрованные сообщения берсеркеров, извещающих друг друга, что прибыла свежая живая добыча. И все же даже это не имело отношения к беспорядку, жертвой которого был Тадж.

Мгновенно приняв решение, Майкл развернулся и полетел на голоса людей. Возникшая в плотной атмосфере ударная волна огненной стеной понеслась впереди него.

Майкл увидел вдалеке запутавшуюся в сплетении серых лент круглую жемчужину и сразу же узнал в ней «Иоганна Карлсена». На одной из лент, обвивших корпус дредноута, сошлись в жестокой схватке машины и одетые в скафандры люди. Должно быть, небольшой отряд землян сделал вылазку, но берсеркерам удалось отрезать его от корабля.

Враг ненамного превосходил людей числом, и использовавшееся им оружие не обладало мощной разрушительной силой. Зависнув над местом боя, Майкл принялся выхватывать рукой одно за другим боевые устройства и, стиснув их в кулаке, выжимать энергию и память в резервуары Ланса. Через некоторое время уцелевшие боевые машины обратились в бегство.

Теперь эфир рядом с Майклом наполняли только голоса людей.

— …не знаю, что это могло быть…

— …какая-то неизвестная форма жизни…

— …возвратиться скорее в корабль и попытаться вступить с ней в контакт…

Эти голоса отворили двери, которые были так долго закрыты, двери в области памяти, не поглощенные электроникой, где хранились воспоминания о том времени, когда еще не было Ланса…

Послышался еще один голос, женский, стремительно удаляющийся, уже едва различимый:

— …о боже, они меня захватили, помогите хоть кто-нибудь, не дайте им…

Разжав огненные пальцы, Майкл выпустил исковерканные останки врагов, разлетевшиеся в бесконечность во всех направлениях. Это голос его матери… Стремительный метеор сорвался в преследование.

Далеко впереди летели уцелевшие берсеркеры, уносившие добычу. Майкл никак не ощущал внешних границ Таджа, однако какое-то чувство сообщило ему, что у Таджа существует центр и враг отступает именно в этом направлении. Он увеличил скорость. Несколько машин развернулись, чтобы задержать преследователя. Майкл, практически не замедляясь, пронесся сквозь их строгие порядки, оставив за собой дымящиеся бесформенные обломки.

Он чувствовал, что центр Таджа находится где-то поблизости, то же самое гласили данные, почерпнутые из памяти только что уничтоженных берсеркеров. У пересечения трех огромных Тадж-петель Майкла ждала большая машина, превосходящая размером все те, с которыми ему до сих пор приходилось сражаться. Она была похожа скорее не на космический корабль, а на гигантского робота, и в настоящий момент занималась тем, что прятала в своем металлическом чреве что-то живое. Как только входное отверстие было наглухо запечатано, женский голос, не перестававший взывать о помощи, наконец затих, и даже слух Ланса не мог его уловить. Вспомогательные машины собрались вокруг своего предводителя, выстроив строгие оборонительные ряды, однако оставив перед Майклом свободный проход.

— Ты — Майкл Джейлинкс, — обратилась к нему гигантская машина.

— А ты — один из Директоров.

Теперь Майкл видел, что, как и Координатор, находящаяся перед ним машина была одной из нескольких, равных по способностям, управляемых одинаковыми программами и имеющих общую память. Должно быть, остальные Директора находятся за пределами Таджа, хотя, вероятно, поддерживают связь с этим. Берсеркеры не могут допустить, чтобы их дело зависело от одной конкретной машины; так и продолжение жизни обеспечивается существованием любого наделенного протоплазмой организма.

Машина не собиралась отвечать на обращение Майкла. Она молча ждала — нападения или, возможно, расспросов. Это был необычайно сильно защищенный сейф, единственной задачей которого было сохранение работоспособности находящегося внутри компьютера берсеркера. В любое мгновение по приказу машины на Майкла могли накинуться легионы боевых машин — он ощущал, как они слетаются сюда со всех сторон необъятного Таджа.

Он сам перейдет в наступление, когда будет готов. А пока ему хотелось услышать ответ всего на один вопрос.

— Отец, — произнес Майкл и рассмеялся.

Он знал, что если бы услышал этот смех со стороны, то счел бы его безумным и жутким.

— Какая программа сообщила, что я — твой отец?

— Никто не раскрывал мне эту тайну. Я выпил ее вместе с электронной памятью твоих машин.

Майкл широко раскинул руки, и одна из машин сопровождения, у которой сработал сенсор, открыла по нему огонь. Ланс отмахнулся от смертоносного луча, а Майкл продолжал:

— Тела двух людей соединились в космосе. Клетки, порожденные этими телами, слились воедино, образовав новую клетку, нового человека — но не совсем. Из этой клетки появился не обычный человек, потому что случилось все здесь, в Тадже, ты присутствовал при этом и вмешался.

Вместо того чтобы уничтожить этих двоих, ты рискнул изменить новую жизнь, начало которой они дали. Так что она с самого начала была не человеческой. Возможно, это даже была не жизнь, так как в направляемых извне атомах первых клеток притаилась твоя смерть… Я не знаю, какими терминами люди называют различные виды энергии, определяющие вещь такой, какая она есть. Ты приложил руку к возникновению этой новой жизни, а затем…

— Майкл, ты превосходишь все остальные виды жизни, — прервал его Директор.

— Вся жизнь для вас — это зло, значит, из этого следует, что я — самое большое зло? Нет, я понял, что ты хотел сказать — я превосхожу всех доброжилов. Я был рожден из искусственного чрева, и ваши устройства находились где-то рядом, следили, что со мной происходит, вносили изменения то тут, то там. Ты делал меня таким, каким замыслил с самого начала.

— Ты единственный и неповторимый.

— Судя по всему, доброжилы Альпина тебе здорово помогли. Спас ли ты кого-нибудь из них, когда планете пришел конец?

— Я спас их от бремени жизни.

— И Сикста Джейлинкса?

Эти слова вырвались у Майкла сдавленным гулким криком.

— Необходимость в его услугах отпала. Смерть, которую он так желал, стала ему наградой.

Майкл пронзительно закричал. В этом звуке было меньше человеческого, чем даже в предыдущем безумном кудахтанье. И все же в целом это был человеческий смех. В зеркальной металлической поверхности Директора отразились пляшущие огни. Это была истерика бога, гиганта, не имеющего сил терпеть больше щекотку.

Директор снова терпеливо умолк. Его внутренность содержала что-то теплое и еще живое, однако Лансу никак не удавалось выяснить больше, несмотря на самые осторожные попытки проникнуть в чрево берсеркера. В то же время Лансу теперь приходилось отражать зонды, которые, в свою очередь, пытался ввести в него Директор. Майклу-«Ланселоту» еще не приходилось сталкиваться с таким сильным противником. Майкл не мог определить, что происходит в его электронном мозгу.

Наконец, освободившись от безумного хохота, он снова обратился к врагу.

— Отец? Сознаешь ли ты, какое преступление с точки зрения машин совершил? Я не доброжил. И никогда им не буду. Понимаешь ли ты, какой грех совершила твоя программа, приложив руку к моему созданию? А теперь ты должен ответить, зачем ты это сделал.

— Возможно, ты не доброжил; я уже говорил, что ты единственный и неповторимый. Но мне разрешено даже создание жизни, если только это поможет мне со временем уничтожить всю жизнь. Ты создан для того, чтобы получить ответ на вопрос: Тадж — это живое или неживое? Ответ должен находиться в его центре. Если Тадж — нечто живое, он должен быть уничтожен. Если нет, то его каким-то образом можно использовать в борьбе с жизнью.

Тадж… непостижим. К такому выводу пришел Майкл, глядя в сторону его центра, теперь находившегося где-то поблизости. Берсеркер прав; ответы, каковыми бы они ни были, можно найти только там. Майкл не мог определить, живое перед ним или неживое. Тадж такой, какой он есть. Однако от его центра по-прежнему дул сильный ветер противоречий.

— Полагаю, меня сюда доставили с какой-то определенной целью, — сказал Майкл, обращаясь к Директору. — Но это сделал не ты.

— Я пытался доставить тебя сюда, когда ты был готов к использованию. Но мои машины и доброжилы не справились с поставленной задачей. И все же ты наконец здесь. В Тадже постоянно происходят самые странные вещи во всей галактике. Противоречащее всем известным законам появляется здесь регулярно, словно вызываемое по повестке в суд. Ибо именно здесь творятся законы.

— Машина, а ты хочешь творить законы?

— Я хочу делать лишь то, что должен. А теперь ты попробуешь меня уничтожить. — Это был не приказ, а пророчество. — И ты попытаешься спасти живую единицу, находящуюся у меня внутри. Для этого тебе придется проследовать за мной к центру Таджа.

— Я не стану тебе помогать.

— Ты будешь делать то, что должен. Посредством меня Директора, находящиеся за пределами Таджа, будут наблюдать за тобой, и мы попытаемся выяснить то, что нам нужно.

Ланс протянул силовые щупальца к электронным нервам Директора. Тот парировал этот выпад, но воздержался от ответного удара. Руки Майкла сомкнулись на скользкой твердости, на пучке энергии, застывшей при его прикосновении. Войдя в лишенный связи со временем боевой режим, Майкл увидел, что Директор, петляя, отступает, развивая скорость, находящуюся на грани доступного «Ланселоту». На пути преследуемого и преследователя попалась вспомогательная машина, тотчас же превратившаяся в ничто, исчезнувшая в пламени страшного взрыва, разбросавшего в разные стороны ее товарищей между навечно застывшими серыми полотнами.

Директор отступал по направлению к центру Таджа. Майкл следовал за ним.

Оттуда на него повеяло хаосом, и продвижение против этого завывающего ветра заметно замедлилось, стало невыносимо тяжелым. Теперь Майклу были видны останки живых существ, тщетно пытавшихся пройти в ту же сторону. И обезображенные корпуса мертвых допотопных машин, посланных с той же задачей. И те и другие были насквозь пропитаны царившим внутри Таджа серым цветом; возможно, они погибли здесь еще до возникновения Земли.

И бок о бок с ветрами хаоса вымуштрованными армиями маршировали правило, порядок и закон. Проходя мимо, они терялись в бесконечности среди галактических завихрений. Мелькали призрачные тени еще не сотворенного, искорки потенциальных существ.

Директор по-прежнему летел впереди. Далеко перед ним изгибающаяся лента Таджа, вдоль которой они следовали, переходила в широкую пустынную равнину. А еще дальше она спиралью возносилась к башне.

Полностью изменивший свой облик Директор сантиметр за сантиметром полз вперед. Прямо под ним находился центр Таджа. Тадж был центром галактики, а в центре Таджа, как теперь видел Майкл, помещалась целая галактика.

Директор был уничтожен целую вечность назад. И все же каким-то образом его хрустально-стальное тело вело Майкла вперед. Его можно было узнать с большим трудом, однако он ухитрялся говорить, но посредством каких каналов связи, Майкл не знал.

— Живая единица, скажи, что ты видишь впереди. Майкл, скажи мне.

Но Майкл больше не мог смотреть вперед и в то же время не мог отвести взгляд.

Машина не унималась.

— Что ты видишь? Это?.. — начала бьио она и вдруг умолкла.

— Что?

Внутри непроницаемой брони врага до сих пор теплилась жизнь его матери.

— Живая единица Майкл. Скажи, перед нами Бог всего человечества? Еще никогда прежде мне не удавалось проникнуть так далеко.

Впереди что-то не так. Что-то… и вдруг Майкл наконец смог понять, в чем же суть этого беспорядка. Просто все дело было в том, что центр Таджа… остался незавершенным.

— Бог — это нечто большее, — ответил Майкл.

— Я вычисляю, — сказал Директор, — здесь есть какое-то несовершенство. Что-то осталось незаконченным. Либо ты, либо я должен…

Он остановился, но его физическая оболочка тотчас же возобновила поступательное движение вперед.

— Либо ты, либо я, — повторил Майкл.

Он настиг Директора и теперь почти мог дотянуться до него рукой. Можно было продолжать продвижение вперед, однако в процессе этого Майкл менялся. Он уже стал совершенно другим. Все вокруг тоже изменилось.

— Я начинаю делать ошибки, — сказал Директор. — Я начинаю…

Он остановился. И это был конец.

Просунув в него руку, Майкл осторожно достал жизнь, похищенную машиной. Освободив женщину, он бережно прикрыл ее ладонью. Его мать была перепугана до смерти, и рассудок не покинул ее лишь потому, что она не видела, что находится за пределами руки, принесшей ей спасение. Центр Таджа был такой маленький, что Майкл смог бы обхватить его двумя человеческими ладонями. И в то же время это было просторное помещение, способное вместить большую группу. А вся остальная галактика по сравнению с этим помещением казалась ничтожно крохотной. Оно оглушало и слепило, и даже «Ланселот» не мог на него смотреть. Осторожно заглянув в его бескрайнее безмятежное нутро, Майкл-«Ланселот» увидел, что в каждой галактике во Вселенной есть свой Тадж, похожий на этот, но в то же время Тадж каждой галактики уникален, его наполняют чуть измененные законы. Ни одна галактика не является живой, и каждая галактика несет в своем сердце семена и тайны жизни. И каждой предстоят бесконечные свершения.

Отворилась дверь, ведущая в самый центр. Майкл увидел, что каждый Тадж выбирает из обитаемых миров своей галактики группу живых существ, двое из которых не должны принадлежать одному миру. Он собирает их в себе, одного за другим, добавляя новое звено к великой цепи, которая поможет Вселенной подняться еще на одну ступень.

Группа разумных существ, непохожих живых организмов, избранных для того, чтобы нести различие, пока что еще неполная, ждала своего нового члена.

Обернувшись в последний раз, Майкл, не двинувшись с того места, где находился, приблизился к «Иоганну Карлсену». Мягко и осторожно — он уже успел научиться делать это, — вскрыв металлический корпус, он поместил свою мать внутрь и убрал руку. На целом, неповрежденном корпусе не осталось никаких следов. Узы, державшие дредноут внутри Таджа, став ненужными, опали как осенние листья, как кольца отмершей кожи.

Майкл, которого больше ничто не держало, повернулся к центру. Его окликнули голоса — голоса существ, совершенно свободных, связь с которыми теперь уже никогда не порвется. Рядом с кармпанином, кого Майкл узнал по описанию в какой-то прочитанной целую вечность назад книжке, за круглым столом оставалось одно свободное место.

Сделав еще один шаг, Майкл прошел мимо безжизненного Директора, и вместе с этим вся жизнь, порожденная Землей, наконец вошла в Тадж, обретая дом. Один, по своей воле, Майкл Джейлинкс шагнул вперед, требуя предоставить принадлежащее ему по праву место в этом блистательном обществе.

Берсеркер: Заклятый враг

(рассказы)

И снова я, третий историк кармпанской расы, в благодарность человечеству за оборону моей родной планеты и многих других планет запечатлел для него ряд своих видений. Мой разум, почти не скованный ни временем, ни пространством, странствовал по просторам Галактики в прошлом и в будущем, собирая обрывки истины о великой войне жизни против погибели. Мозаика, сложенная мною из крохотных осколков, отнюдь не претендует на роль полной и непогрешимой картины этой войны, но все в ней — правда, от слова и до слова.

Большинство высших интеллектов Галактики чураются войны, даже когда речь идет о самом их существовании. И тем не менее сама материя, давшая им жизнь, послужила строительным материалом для берсеркеров. Может, их Строители являют собой редчайший, порочный изъян? Ах, если бы это было так…