* * *

Лерос действительно был очень сердит, но не на воинов, а на унылых жрецов, стоящих у него за спиной. Когда он заговорил, голос его звучал весьма напряженно:

— Прежде всего мне приказано спросить: вчера, когда пришельцы из внешнего мира наблюдали за боями, не упоминал ли кто-нибудь из них имя полубога Карлсена?

Воины обменялись непонимающими взглядами. Большинство из них вообще не могли припомнить, о чем говорили пришельцы: участникам соревнований было на тот момент ну никак не до них. Такое начало плохо соотносилось с ожиданиями Джада, и он недовольно нахмурился.

Все молчали до тех пор, пока Джайлз не поднял руку и не спросил:

— Друг Лерос, а что, эти пришельцы обвиняются в каком-нибудь богохульстве?

— Это будет решено наверху, — сказал один из пришедших жрецов и махнул рукой в сторону горной вершины.

— Тогда скажите Андреасу, чтобы он сперва принял решение, — резко сказал Лерос. — А у меня здесь много куда более важных дел.

— Господин Лерос, я прошу прощения. Я еще раз повторяю: я, как и многие другие, сочувственно отношусь к вашим взглядам. Но я всего лишь передаю приказ…

— Ладно. — Лерос снова повернулся к ожидающим продолжения воинам: — Этим, которые наверху, видно, взбрело в голову допекать нас всякой чушью. Один из пришельцев — тот, который при виде крови повел себя, как испуганная женщина, — заблудился. Думают, что он все еще должен находиться где-то на склонах горы, потому что солдаты, патрулирующие равнину, его не нашли. Мне приказано спросить, не видел ли кто из вас этого человека вчера вечером или сегодня утром?

Джайлз заявил, что он не видел. Остальные семеро, быстро терявшие интерес к происходящему, отрицательно покачали головами.

Лерос повернулся к жрецам:

— А разве чужаки не носят приспособления, которые позволяют им переговариваться даже на расстоянии в несколько километров? Как этот человек мог заблудиться, если он в любой момент может сказать своим товарищам, где находится?

— Такое приспособление нашли неподалеку от корабля, — сказал один из жрецов. — Должно быть, этот трус его уронил. Так или иначе, лично мне кажется, что он просто не хочет, чтобы его отыскали. Мы нашли и другие, еще более странные вещи, и об этом нам тоже нужно поговорить.

Голос жреца понизился почти до шепота. Джайлз изобразил на своем лице скуку — такую же, какая была написана на лицах его товарищей, — и перевел взгляд на мелкую крылатую зверюшку, усевшуюся на ветку. Но уши его тем временем ловили каждое слово.

Жрец же продолжал свою тайную — то есть он считал, что тайную — беседу с Леросом:

— Говорят, что остальные пришельцы гостят в Храме, но никто не верит, что они остаются там по своей воле. С тех пор, как они вошли в Храм, пришельцев почти никто не видел. Кажется, одна из их женщин сейчас заперта на корабле. Но мало того. Есть и более странный слух — я не имею права назвать тебе имя того, кто мне это рассказал, — говорят, что полубог Мьеллнир бросил вызов чужакам, и один из них убил его.

Лерос издал негодующий возглас и отвернулся от говорившего.

— А я чуть было не поверил этим твоим побасенкам!

— О нет, я лично не верю тому, что говорят про Мьеллнира. Конечно, этого не может быть! Богохульство, да и только. Но происходит что-то странное, и это как-то связано с чужаками, а нам не говорят правду.

— Вполне возможно. Но это не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к турниру. — Лерос искоса взглянул на дорогу. — Когда нам доставят надлежащую еду и питье и пришлют новых слуг?

Третий жрец выглядел совсем несчастным.

— Господин Лерос, я снова вынужден дать ответ, который вам не понравится.

Лерос резко развернулся.

— Что там на этот раз? — Голос его звучал весьма зловеще.

— Дела обстоят так, словно во Внутреннем Круге внезапно забыли о турнире. Они не просто заняты другими делами — турнир явно перестал их интересовать. Я никак не могу обещать, что вам пришлют что-нибудь получше. Андреаса я видел только мельком, и он был жутко чем-то занят, понятия не имею, чем именно. Он сказал мне: «Передай Jlepocy — пусть побыстрее заканчивает со своим спектаклем». Ну не мог же я задавать вопросы верховному жрецу!

Лерос невольно потянулся рукой к тому месту, где у воинов обычно висит меч, но обнаружил лишь складки белого жреческого одеяния.

— Мой спектакль? Он так сказал?

— Клянусь честью — именно так и сказал.

— Ну что ж, я могу спросить у Андреаса, что все это значит, — с ледяной яростью произнес Лерос, спокойно отмеряя каждое слово. — Меня не волнует, верховный он там или не верховный. Чего еще он хочет нас лишить? Почему бы ему не забрать у нас всех рабов и совсем перестать присылать пищу? А может, он еще захочет отнять у нас одежду и оружие?

У жрецов был такой вид, словно они изо всех сил стараются не слушать крамольные высказывания. Джайлз затаил дыхание и весь обратился в слух.

Лерос же продолжал:

— Или я чего-то не понимаю? Разве это не турнир, предназначенный для того, чтобы порадовать Торуна и почтить его, для того, чтобы выбрать человека, достойного стать полубогом? Разве эти восемь оставшихся в живых атлетов, все вместе и каждый по отдельности, не лучшие?.. — В какое-то мгновение Леросу просто не хватило слов. Со стороны казалось, что он близок к удушью. Наконец Лерос сумел сделать глубокий вдох и продолжил: — Ну что ж. Значит, я буду вынужден сам подняться наверх и выяснить все эти вопросы. Кому-то из вас придется на некоторое время остаться здесь, чтобы эти люди не оказались обделены вниманием жрецов соответствующего ранга.

Поворачиваясь к ожидающим воинам, Лерос усилием воли согнал с лица хмурое выражение и улыбнулся им, с печалью и любовью.

— Почтенные господа! Друзья мои! Я вынужден на некоторое время вас покинуть. Желаете ли вы начать следующий тур боев или подождете моего возвращения? Я собираюсь подняться на вершину, чтобы обсудить вопросы снабжения. Мне трудно сказать, когда именно я вернусь обратно.

Воины неуверенно переглянулись. Джайлз чуть было не заговорил, но вовремя прикусил язык. Его мозг стремительно работал, взвешивая различные варианты. Лично он предпочел бы отсрочку, но не слишком длительную.

Заметив их нерешительность, Лерос посмотрел на повисший в небе бронзовый щит — солнце Охотника, которое пыталось пробиться через слои тумана.

— Подождите до полудня, — сказал Лерос. — Если я не вернусь к этому времени, добившись для вас большего почета и лучшей пищи — или не пришлю никакого сообщения, — тогда сражайтесь и покажите все, на что вы способны.

Лерос передал список участников жрецу, которому выпало остаться при воинах, кивком подозвал второго и проворно зашагал в гору.

Утро тянулось медленно. До середины дня воины сидели на месте или шатались по окрестностям, мрачно молчали или собирались по двое-трое и тихо переговаривались. Наконец, когда стало ясно, что полдень уже миновал, а Лерос так и не вернулся и не прислал никаких известий, замещавший его жрец откашлялся и созвал воинов. Он произнес какую-то маловразумительную речь, сообщил, что его зовут Йелгир, и объявил, что готов зачитать список, если они уже приготовились к боям.

— Пускай начинает, — сказал Ванн Кочевник. Остальные подтвердили свою готовность кивками. Ожидание и неуверенность выносить труднее, чем хорошую драку. Воины заняли свои места вокруг ринга.

Йелгир развернул свиток с именами и еще раз откашлялся.

— Чарльз Честный и Фарлей из Эйкоска!

Чарльз и Фарлей почти лениво разошлись по противоположным сторонам ринга. Потом они сошлись и осторожно скрестили оружие. Каждый из бойцов с уважением относился к способностям другого и предпочитал поначалу не рисковать. У Фар-лея была ранена левая рука — Лерос сам аккуратно перевязал ее и наложил шину. Впрочем, не похоже было, чтобы эта рана доставляла ему какое-то особое беспокойство, не считая того, что теперь он оставил кинжал за поясом и дрался одним лишь мечом.

Постепенно бойцы добавили в свои движения силы и скорости, и их длинные мечи мелодично зазвенели. Но даже и сейчас состязание казалось достаточно спокойным. Потом сверкающий, как самоцветы, меч Фарлея метнулся вперед — Фарлей атаковал противника хитрым приемом, который не использовал в предыдущих турах. Чарльз попытался отбить ложный удар и пропустил настоящую, смертоносную атаку; он рухнул на землю, испустив единственный вскрик боли.

— Джайлз Вероломный и Джад Исаксон!

Джад, как и в прошлые разы, сразу же бросился в атаку. Джайлз, в общем-то, тоже не страдал недостатком пыла, но этот бой начался в более быстром темпе, чем предыдущие. Оба противника были подвижными, но никто не собирался бросаться в атаку безоглядно. Потом Джайлз стал более агрессивен; его меч то взмывал над щитом низкорослого противника, то пытался поднырнуть снизу, но так и не добрался до цели. Потом уже удары Исаксона стали более весомыми и быстрыми, так что вся сила Джайлза стала уходить на оборону; постепенно он начал отступать под этим яростным натиском.

Развязка наступила внезапно, когда Джайлз, пятясь, приблизился к краю ринга, нависшему над обрывом. Мелькнул меч Джада — единственная короткая вспышка, — и Джайлз схватился за грудь, сдавленно вскрикнул и упал. Тело заскользило по крутому дернистому склону и проехало метров двадцать, прежде чем наткнулось на куст. Впрочем, тело Джайлза почти сразу же смяло этот куст и заскользило дальше. Жрец кивнул, и хромой раб с колотушкой принялся карабкаться вниз по склону.

— Омир Келсумба и Рахим Сосиас!

Чернокожий гигант, вышедший на ринг, казался еще выше ростом, чем раньше. Он снова почти что с нежностью баюкал свой огромный топор, прижимая его к груди. Рядом с Келсумбой толстячок Сосиас со своим изогнутым мечом смотрелся вопиюще неуместно. Но именно скимитар пролил первую кровь этого боя. Впрочем, это была легкая рана. Меч едва коснулся внешней поверхности бедра Келсумбы. Сосиас превосходно рассчитывал свои действия: ответный удар топора зацепил лишь его просторную верхнюю одежду.

Рана подстегнула чернокожего воина, и теперь уже Сосиасу пришлось отпрыгивать назад. Впрочем, Рахим двигался с поразительной скоростью, и его брюшко подпрыгивало в такт этой смертельной пляске. Взлетал и обрушивался топор, потом снова взлетал и снова обрушивался. Келсумба действовал своим оружием с той же скоростью и с такой же точностью, с какой другие люди действуют мечом, — но никакой, даже самый прочный меч не выдержал бы прямого столкновения с этим топором. По кругу зрителей пробежал восхищенный и испуганный шепот.

Сосиас попытался еще раз дотянуться до бедра противника или, возможно, только сделал вид. На этот раз ответный удар пришелся чуть ближе к его телу, но все же Сосиас каким-то чудом ухитрился своевременно прервать собственную атаку и ускользнул прочь целым и невредимым. В левой руке у Рахима появился спрятанный до сих пор нож, но ему никак не удавалось подойти к противнику достаточно близко, чтобы пустить это оружие в ход.

Просто ждать и уворачиваться от топора было бы самоубийством. Сосиас попытался снова перейти в атаку, и тут-то огромный топор добрался до него, попросту смахнув толстяку лицо. Томас Хватала, который стоял метрах в десяти от этого места, опираясь на копье, почувствовал, как на его руку упали капли теплой крови.

— Томас Хватала и Ванн Кочевник!

Ванн, держа меч с кажущейся неуклюжестью, встал лицом к Томасу. Тот поигрывал копьем, делая пробные выпады. Ванн не стал тратить силы на попытки обрубить наконечник копья — оно достаточно хорошо себя зарекомендовало, и его обитое металлом древко выдержало уже несколько боев. Сперва поединок развивался достаточно неспешно. Оба воина действовали осторожно, проделывали множество финтов и не спешили на самом деле переходить в атаку.

Через некоторое время для опытного зрителя — а других здесь и не было — стало ясно, что Ванн не может до конца избавиться от привычки в промежутках между обменом ударами держать меч неуклюже, кое-как. Да, несомненно, при необходимости Ванн с поразительной скоростью возвращался к правильной хватке, но доли секунды, потраченные на это движение, были непозволительной роскошью в состязаниях такого класса. Эта кошмарная манера держать меч не была для Ванна чем-то естественным, как для Келсумбы — привычка словно баюкать свой топор. Она явно была выработана нарочно, чтобы сбивать противника с толку. Но сейчас эта привычка была абсолютно бесполезной, и Ванн это вполне осознавал. Он и не хотел пускать ее в ход, но нервы и мышцы не могли так быстро перестроиться и продолжали действовать привычным образом.

После нескольких повторений Томас заметил этот недочет противника и подловил момент, когда меч неловко повис после удара по нижнему уровню. Со звуком, напоминающим удар дубинки, копье пробило истрепанную рубашку Ванна и его торс — чуть выше пояса. Когда Ванн увидел фонтан собственной крови, на лице его на миг появилось какое-то нелепое выражение горя, а потом лицо Ванна Кочевника навсегда перестало что-либо выражать.

Когда Фарлей из Эйкоска в компании с тремя другими выжившими воинами отошел от залитого кровью ринга и снова принялся неспешно подниматься в гору, его преследовало странное чувство — что боги забыли о последних уцелевших участниках турнира. На очередном повороте дороги Фарлей на мгновение обернулся и увидел четыре окоченевших тела — сегодняшние жертвы. Они лежали рядом с рингом, и вокруг суетилась одна-единственная фигурка. Одетый в серое раб с колотушкой на поясе только-только начал копать невзрачную яму, которая должна была стать последним пристанищем для героев. Шагавший рядом с Фарлеем Исаксон тоже оглянулся. Похоже, и его что-то беспокоило. Фарлей чуть было не попытался высказать тревожившие его мысли вслух, но все-таки промолчал. Он не был уверен в том, как остальные отнесутся к его словам.

В нескольких шагах впереди шел Омир Келсумба. Его огромный топор был вычищен и зачехлен и выглядел сейчас совершенно невинно, словно какой-нибудь рабочий инструмент лесоруба. Келсумба легко мерил казавшийся бесконечным склон огромными шагами. Его мысли сейчас витали далеко. Он думал о своих больных детях и о жене. Когда-нибудь, если он выиграет турнир, ему, возможно, удастся вернуться и посмотреть на свою семью — проплыть по небу с ночным ветерком или прийти, приняв облик случайного путника. Всем известно, что боги проделывают такие вещи, а когда он выиграет турнир, он станет почти что богом.

Раньше Келсумба время от времени испытывал по этому поводу сомнения, но сейчас он снова был убежден, что непременно выиграет. Он делается все сильнее с каждой победой. Он чувствует, как в нем поднимается богоподобная сила. С тех пор как он, Омир Келсумба, достиг полной зрелости, ни один человек не мог сравняться с ним в силе, и ни один не сможет. Когда турнир завершится, он станет богом, а боги могут не только убивать, но и исцелять. Когда он займет свое место по правую руку от Торуна, богиня целительства не сможет отказать ему в просьбе и непременно вылечит его детей. Детям бога никогда не придется умирать в жалкой лачуге из-за злой судьбы или каких-то мерзких болезней.

Вплотную за Келсумбой шагал Томас Хватала, но он и не подозревал о мыслях гиганта. Несмотря на свою бурную жизнь — Хватала успел побывать бандитом, солдатом, телохранителем и охотником на преступников (за это неплохо платили), — Томас до сих пор иногда испытывал приступы острого, почти парализующего страха перед ранами или смертью. Ему требовалось стальное самообладание, чтобы не выказать свой страх, не позволить другим заметить его. Сейчас прямо перед Хваталой болталось широкое лезвие топора Келсумбы, и Томас не смел взглянуть на этот топор. Томас был достаточно опытен в обращении с данной разновидностью страха и знал, что все будет в порядке, если ему хватит сил обуздать свой страх до того момента, как придет пора выходить на ринг и становиться лицом к лицу с противником. Тогда все будет в порядке. Тогда уже просто некогда будет бояться. Тогда никто не сможет его победить. А теперь, по дороге наверх, Томас мрачно воевал с расшалившимися нервами и старался ни о чем не думать.

Дорога привела небольшой отряд к двум сторожевым башням. Часовые степенно отсалютовали проходящим воинам.

— Частный парк богов, — довольно громко пробормотал Томас, оглядываясь по сторонам. Теперь дорога стала широкой. Ее окаймляли пешеходные дорожки из гравия, а сразу за дорожками земля была засажена какими-то вьющимися растениями: сплошной зеленый покров так и манил прилечь и отдохнуть.

— Да, — донесся у него из-за спины благоговейный голос Фарлея из Эйкоска. — Наверное, мы можем увидеть среди этих деревьев самого Торуна.

Никто не ответил. Вскоре Йелгир, жрец, сопровождающий воинов, подал знак остановиться и отвел их в сторону от дороги. Земля здесь была мягче, чем прежде, а площадка — еще меньше. Ночью все было спокойно, как в могиле, — ну или почти так же спокойно.