ЛИК ТЬМЫ
Минут пять прошло без явных перемен, и Карлсен понял, что есть шанс пожить еще немного. И как только это произошло, его разум осмелился, если можно так выразиться, отверзнуть очи и узреть хляби космические и то, что они вмещают.
Какое-то время Карлсен не мог даже пальцем шелохнуть; минуту-другую ему казалось, что рассудок просто-напросто не выдержит.
Сидя в хрустальной сфере катера — этакой елочной игрушке футов двенадцати в диаметре, — он начал озираться. Военная судьба забросила его сюда, задержав на полпути вниз по глубочайшему гравитационному колодцу в известной Вселенной.
На незримом дне колодца притаилось столь массивное светило, что ни единый квант видимого света не в состоянии ускользнуть от него. Пытаясь скрыться от врага, катер дождевой капелькой падал сюда около минуты, и теперь отделен от нормального пространства неким неизмеримым расстоянием. Минуту падения Карлсен провел в молитве, добившись чего-то сродни умиротворению и считая себя уже покойником.
Но спустя минуту внезапно обнаружил, что падение прекратилось. Катер вроде бы лег на орбиту — орбиту, где еще не бывал человек, среди пейзажей, не виденных ни единой живой душой.
Он будто оседлал грозу, воюющую с закатом; непрестанная беззвучная круговерть заполонила половину небес, будто недалекая планета. Но эта кипень туч была неизмеримо больше любой планеты, обширнее даже самых гигантских звезд. И ее ядром являлось сверхтяжелое светило весом в миллиард солнц.
Тучи образовались из межзвездной пыли, стягиваемой сюда притяжением гипермассы; в падении они обретали статический заряд, порождавший практически непрерывные разряды молний. Ближайшие вспышки, впереди по курсу, Карлсен видел бело-голубыми; но большинство вспышек, как и большинство туч, находилось далеко внизу, так что свет сюда доходил уже багрово-красным, растратив свою энергию на восхождение по этому крохотному участку циклопической гравитационной пропасти.
Крохотное суденышко Карлсена имело собственную искусственную гравитацию, неизменно поворачиваясь днищем книзу, так что Карлсен видел багровое сияние прямо сквозь прозрачную палубу, между ботинками скафандра. Он сидел в массивном кресле, установленном в центре сферы и заодно совмещающем в себе функции пульта управления и системы жизнеобеспечения. Под палубой находился еще один непрозрачный объект — небольшой, но мощный тахионный двигатель. Все остальное вокруг Карлсена представляло собой прозрачное стекло, удерживающее воздух внутри, не пропускающее радиацию извне, но оставляющее взор и душу нагими перед окружающими безднами космоса.
Достаточно освоившись, чтобы снова двигаться, Карлсен набрал в грудь побольше воздуха и попытался запустить двигатель, чтобы вознестись отсюда. Как он и ожидал, даже полная тяга не дала ни малейшего результата. С равным успехом можно было пытаться укатить отсюда на велосипеде.
Даже минимальное изменение диаметра орбиты обнаружило бы себя тотчас же, потому что катер завис в фиксированном положении среди узкого пояса метеоритов и пыли, протянувшегося к бескрайней багряной панораме внизу, будто волоконце к веретену. Но прежде чем волокно могло хоть сколько-нибудь изогнуться в грандиозное орбитальное кольцо, оно сходило на нет вдали, свиваясь с другими волокнами в более толстую нить.
Эта нить, в свою очередь, свивалась с другими нитями в более плотный пояс и так далее, один порядок масштабов за другим, пока наконец (в сотнях тысячах миль впереди? в миллионах?) первый изгиб грандиозного витого кольца не становился хоть сколько-нибудь заметным; а затем дуга, в этом месте раскрашенная молниями во все цвета радуги, быстро темнела, уходя из виду за ужасный горизонт пылевого облака вокруг гипермассы. Фантастический облачный горизонт, который наверняка находился в миллионах миль впереди, надвигался прямо на глазах у Карлсена. Уж такова была скорость его орбиты.
Диаметр орбиты, прикинул Карлсен, примерно соответствует диаметру пути Земли вокруг Солнца. Но, судя по темпу, с которым обращается поверхность туч под ним, он совершает полный виток каждые пятнадцать минут. Это просто безумие — обгонять свет в нормальном пространстве, но, с другой стороны, конечно, здесь пространство отнюдь не нормально. Да и не может быть нормальным. Эти безумные орбитальные нити пыли и метеоров говорят о том, что здесь гравитация распадается на силовые линии, будто магнитное поле.
Орбитальные нити каменных обломков над Карлсеном кружили медленнее, чем его ярус. В ближайших волокнах под собой он мог различить отдельные метеориты, проходящие под ним, будто зубья циркулярной пилы. Его рассудок отшатывался от этих зубьев просто из-за чистого величия скорости, расстояния и размера.
Он сидел в своем кресле, взирая на звезды. Смутно гадал, не становится ли моложе, не движется ли назад во времени Вселенной, из которой упал… Не будучи ни профессиональным математиком, ни физиком, он все-таки полагал, что нет. Это единственный фокус, проделать который Вселенной не под силу даже здесь. Но велики шансы, что на этой орбите он стареет намного медленнее, чем все остальное человечество.
Карлсен вдруг осознал, что все еще сидит в своем кресле, свернувшись в клубочек, как испытывающий благоговение ребенок, сильно, до боли впившись пальцами в рукавицах в подлокотники кресла. Заставил себя расслабиться, начать обдумывать рутинные проблемы. Он переживал ситуации похуже, чем это величественное зрелище природы, если и не более жуткие.
У него достаточно воздуха, воды, пищи и энергии, чтобы возобновлять их до тех пор, пока это будет необходимо. Двигатель катера годится, по крайней мере, хоть на это.
И Карлсен принялся изучать силовую линию, или что оно там такое, сделавшую его своим пленником. Более крупные камни в ее пределах — некоторые из них почти такого же размера, как его катер, — будто бы и не меняли своего положения относительно друг друга. Но мелкие метеориты медленно дрейфовали вперед-назад более свободно.
Выбравшись из кресла, он огляделся. Единственный шаг назад привел его к изгибу стекла. Карлсен огляделся в попытке обнаружить своего врага. И действительно, в полумиле позади, захваченный той же вереницей космических обломков, увяз корабль-берсеркер, погнавшийся за ним и загнавший его сюда. Датчики берсеркера сейчас, несомненно, направлены на него, он наверняка видит движение Карлсена и знает, что противник жив. Если только берсеркер способен добраться до него, то непременно сделает это. Берсеркер-компьютеры не будут терять времени, благоговейно взирая на космические пейзажи, в этом сомневаться не приходится.
Словно в подтверждение его мыслей, на берсеркере вспыхнуло лучевое оружие. Но луч казался странным, каким-то серебристым, и пробился всего на пару-тройку ярдов среди взрывающихся обломков и пыли, прежде чем рассыпался ворохом искр, словно космический фейерверк. Он добавил пыли к облаку, будто бы сгустившемуся перед берсеркером. Вероятно, машина стреляла в него все время, но это диковинное пространство не принимает энергетического оружия. Значит, ракеты?
Да, ракеты. Карлсен увидел, как берсеркер запустил одну из них. Изящный цилиндр стрелой рванулся в его направлении и исчез. Куда он подевался? Рухнул к гипермассе? Если да, то с такой скоростью, что исчез из виду.
Едва заметив первую вспышку следующей ракеты, Карлсен перевел глаза вниз. Увидел мгновенную вспышку и облачко в ближайшей нижней силовой линии, и циркулярная пила лишилась одного зуба. Облачко пыли в том месте, куда попала ракета, устремилось вперед с безумной скоростью, мгновенно пропав из виду. Поневоле проследив взглядом за облачком, Карлсен осознал, что смотрит на берсеркера не со страхом, а с чем-то сродни облегчению, как будто тот отвлекает его от созерцания… всего этого.
— О Боже, — сказал он вслух, поглядев вперед. Это была молитва, а не богохульство. Далеко впереди медленно бурлящего бескрайнего горизонта вздыбливались драконовы головы-тучи. На фоне черноты пространства их перламутровые гребни казались сложенными из вещества, материализующегося из ничего, чтобы устремиться к гипермассе. Вскоре шеи драконов поднялись над краем Вселенной в обрамлении радужной бахромы материи, срывавшейся и устремлявшейся вниз с немыслимой скоростью. Затем появились драконовы туловища — тучи, пульсирующие иссиня-белыми молниями, подвешенными над красными недрами ада.
Обширный вихрь, одним из компонентов которого стала вереница метеоритов вокруг самого Карлсена, мчался к этой громаде, будто циркулярная пила. Вырвавшись из-за горизонта, тучи поднялись много выше уровня Карлсена. Они извивались, вставая на дыбы, как безумные кони. «Наверное, они больше планет, — подумал он, — да, больше тысячи Земель или Эстилов». Тучи грозили вот-вот сокрушить захватившую его кружащуюся ленту, и вдруг, уже мчась среди них, Карлсен увидел, что они по-прежнему чудовищно далеки.
И позволил векам смежиться. Если люди вообще осмеливаются молиться, если они вообще осмеливаются обращаться мыслями к Творцу Вселенной, то лишь потому, что их крошечные рассудки никогда не были в состоянии узреть тысячной доли… миллионной доли… нет даже слов, нет аналогий, способных помочь рассудку постичь подобное зрелище.
«Но, — подумал он, — но как же люди, верящие только в себя или вообще ни во что? Что сталось бы с ними, окажись они лицом к лицу с такими чудесами, как эти?»
Карлсен распахнул глаза. В его вере единственное человеческое существо куда важнее, чем любое солнце любого размера. Заставил себя обозреть пейзаж, решив сжиться с этим почти суеверным благоговением.
Но ему снова пришлось изо всех сил уцепиться за рассудок, когда он впервые заметил, как ведут себя звезды. Все они превратились в сине-белые иглы, волновые фронты их света сталкивались в безумной гонке, обрушиваясь в эту гравитационную пропасть. Да притом скорость была такова, что Карлсен видел, как некоторые звезды слегка движутся из-за его орбитального параллакса. Он мог бы объемно воспринимать на глубину целых световых лет, будь его рассудок способен простираться столь далеко.
Шагнув обратно к своему креслу, Карлсен сел и пристегнулся. Ему хотелось уйти в себя. Хотелось вырыть себе туннель до самого ядра громадной планеты, где можно было бы спрятаться… Но что такое даже величайшая из планет? Жалкая пылинка, едва ли больше этой хрустальной капельки.
Здесь он столкнулся не с обычным восприятием бесконечности звездоплавателем, и здесь он встретился с ужасающей перспективой, начиная от камней за стеклом, до которых рукой подать, увлекающих рассудок все дальше и вперед, камень за камнем, линия за линией, шаг за неминуемым шагом, все дальше, и дальше, и дальше…
Ладно. По крайней мере, у него появился противник, с которым можно сразиться, а сражаться с чем-либо лучше, чем плесневеть, сидя на месте. Для начала немного рутины. Хлебнув изумительно вкусной воды, Карлсен вынудил себя поесть. Ему предстоит тут задержаться еще ненадолго.
Теперь надо заставить себя немного потрудиться, чтобы привыкнуть к пейзажу. Карлсен устремил взгляд в направлении полета капли. В полудюжине метров впереди обнаружился первый крупный камень, массивный, как тела дюжины человек, прочно застрявший в силовой линии этой орбиты. Карлсен мысленно взвесил и измерил этот камень, а затем переместил мысль к следующему заметному обломку, на расстоянии броска подальше. Все камни были меньше его катера, и Карлсен смог следовать за их вереницей дальше и дальше, пока они не растворились в сливающемся узоре силовых линий, наконец-то изогнувшихся по пути вокруг гипермассы, обозначая ужасающую громадность расстояний.
Интеллект Карлсена висел на кончиках пальцев, раскачиваясь над пространствами величия… «Будто обезьяний детеныш, щурящийся от солнечного света в джунглях, — подумалось ему. — Будто младенец-верхолаз, ужасающийся размеру деревьев и лиан, впервые узрев в них хитросплетение троп, которые можно освоить».
Теперь он осмелился позволить своему взгляду крепко уцепиться за пилообразный край следующего внутреннего кольца мчащихся метеоритов, позволил рассудку оседлать его, устремившись вперед. Теперь он осмелился взирать на звезды, смещающиеся из-за его движения, увидеть Вселенную с планетарной глубиной восприятия.
Карлсену пришлось немало пережить еще до падения сюда, и сон овладел им. Следующее, что дошло до его рассудка, — громкий шум. Карлсен мгновенно проснулся, вздрогнув от страха. Берсеркер все-таки не так уж беспомощен. Два его робота размером с человека находились за стеклянной дверью, пытаясь пробиться через нее. Карлсен инстинктивно ухватился за пистолет. Проку от этого маленького оружия будет маловато, но он замер в ожидании, держа пистолет наготове; ничего другого просто не оставалось.
В облике смертоносных роботов за стеной было нечто странное; они серебрились, облаченные в сверкающие покровы, напоминавшие иней, но появлявшиеся только на поверхностях, обращенных вперед, и срывавшиеся с них позади хвостиками и бахромой, как комиксные спидлайны, вдруг явившиеся во плоти. Но сами персонажи были достаточно вещественны. Их пушечные удары в дверь… впрочем, минуточку. Его хрупкую дверь и не пытались взломать. Стальные убийцы запутались, увязли в серебристой паутине, которой это несущееся безумным аллюром пространство укутало его. Это вещество гасило лазерные лучи, когда роботы пытались прожечь себе путь внутрь, глушило взрывы установленных ими зарядов.
Перепробовав все на свете, они удалились. Толкаясь от камня к камню, обратно к своей стальной матке, в своих пламенных одеяниях, окутанные пламенными саванами, будто плащами позора и поражения.
Карлсен облегченно кричал им вслед оскорбления, хотел было даже открыть дверь, чтобы выстрелить им вслед из пистолета. Даже надел скафандр. Если роботы смогли открыть изнутри люк берсеркера — значит, он сможет открыть свой. Но раздумал: это будет лишь пустая трата боеприпасов.
Некий уголок сознания Карлсена заключил, что в сложившейся ситуации лучше не думать о времени. Сам он не видел причины оспаривать это решение и вскоре утратил счет часам и дням — или неделям?
Он делал упражнения и брился, ел, пил и отправлял естественные надобности. «Гроб» остался при нем, можно было бы погрузиться в анабиоз — но нетушки, не сейчас. Возможность спасения не выходила у него из головы, надежда перемежалась со страхом перед временем. Карлсен понимал, что в день его падения еще не был выстроен корабль, способный спуститься за ним и вытащить его отсюда. Но корабли всегда совершенствуются. Предположим, что, пока здесь проползает несколько недель или месяцев субъективного времени, вовне проходит несколько лет. Он понимал, что найдутся люди, которые попытаются отыскать его и спасти, если будет хоть малейшая надежда.
Скованный по рукам и ногам теснотой своего мирка, он прошел через стадию ликования, а затем стремительно низринулся в уныние. Интеллект всегда занимается собственными проблемами и потому отвратился от всех этих извечных сияющих чудес. Карлсен нашел спасение от скуки в долгих часах сна.
Ему снилось, что он в одиночестве стоит в космосе. Он наблюдал себя издали, с такого расстояния, где человеческая фигура, видимая невооруженным глазом, превращается почти в пылинку. Помахав в знак прощания почти неразличимой рукой, он сам, находящийся в отдалении, зашагал прочь, направляясь к голубовато-белым звездам. Стремительные движения шагающих ног поначалу были едва различимы, а затем сошли на нет, когда фигурка уменьшилась, утрачивая суть своего бытия пред ликом бездны…
Он с криком пробудился. К хрустальному шарику его суденышка подвалил космокатер и сейчас покачивался всего лишь в футах пяти от него — сплошной металлический овоид виденной Карлсеном модели, да и номера и цифры на его корпусе были тоже ему знакомы. Он выдержал. Выстоял. Все позади.
Миниатюрный люк спасательного катера открылся, и оттуда выбрались две фигуры в скафандрах, одна за другой. Их тотчас же окутала серебристая дымка, как прежде роботов берсеркера, но сквозь забрала шлемов виднелись лица этих людей, устремивших взгляды прямо на Карлсена. Они постоянно ободряюще улыбались, не отводя глаз от него.
Ни на миг.
Они постучали в дверь, продолжая улыбаться, пока он надевал скафандр. Он даже пальцем не шевельнул, чтобы впустить их, а вместо этого выхватил пистолет.
Они нахмурились. Губы за стеклами шлемов беззвучно шевелились, но если они и передавали что-либо, то радиоволны не могли пробиться сквозь это пространство. Оба неотрывно смотрели на него.
«Погодите», — просигналил он поднятой ладонью. Затем достал из кресла грифельную доску и стило и написал им послание:
«ВЗГЛЯНИТЕ-КА НА ОКРУЖАЮЩИЙ ПЕЙЗАЖ».
Он пребывал в здравом уме, но они могли решить, что он лишился рассудка. Будто желая ублажить его, начали озираться. Впереди, из-за грозового горизонта этого мира, вздымался новый табун драконовых голов. Нахмурившись, люди посмотрели вперед на драконов, оглядели радужные пилы кружащихся камней, опустили глаза к жутким глубинам преисподней, потом подняли их к ядовитым, иссиня-белым копьям звезд, явственно скользящим над пустотой.
Затем оба, все еще недоуменно хмурясь, снова посмотрели на Карлсена.
Он уселся в кресло, сжимая пистолет и ожидая. Ему больше нечего было сказать. Он понимал, что берсеркер наверняка располагает катерами и способен придать своим автоматам-убийцам подобие людей. Эти были настолько удачны, что едва не одурачили его.
Пришельцы откуда-то извлекли собственную доску:
«МЫ НАКРЫЛИ БЕРСА. СЗАДИ. НИКАКОЙ ОПАСНОСТИ. ВЫХОДИТЕ».
Карлсен оглянулся. Облако пыли, поднятое оружием берсеркера, осело на него, скрыв и его, и все силовые линии позади от взора. О, если бы он только мог поверить, что это люди…
Они энергично жестикулировали, написав еще пару строк:
«НАШ КОРАБЛЬ ДОЖИДАЕТСЯ ПОЗАДИ ОБЛАКА ПЫЛИ. ОН СЛИШКОМ ВЕЛИК, ЧТОБЫ ДОЛГО УДЕРЖАТЬСЯ НА ЭТОМ УРОВНЕ».
И снова:
«КАРЛСЕН, ИДЕМТЕ С НАМИ!!! ЭТО ВАШ ЕДИНСТВЕННЫЙ ШАНС!»
Он не осмелился больше читать их послания из страха, что поверит им, бросится в их стальные объятия и будет разодран в клочья. Закрыв глаза, он принялся молиться. Спустя некоторое время снова открыл их. Гости исчезли вместе со своим катером. Вскоре после того — по восприятию времени Карлсена — в облаке пыли, окружающем берсеркер, замерцали вспышки света. Бой, ради которого кто-то доставил оружие, работающее в этом пространстве? Или еще одна попытка провести его? Там будет видно.
Карлсен настороженно следил, как следующий спасательный катер, очень похожий на первый, дюйм за дюймом пробивается к нему сквозь облако пыли. Приблизившись, катер остановился. Из него выбрались еще две фигуры в скафандрах, мгновенно окутавшиеся серебристыми плащаницами.
На этот раз его табличка была готова заранее:
«ВЗГЛЯНИТЕ-КА НА ОКРУЖАЮЩИЙ ПЕЙЗАЖ».
Они принялись озираться, будто желая ублажить его. Может, тоже решили, что он лишился рассудка, хотя он пребывал в здравом уме. Добрую минуту спустя они все еще не оборачивались к нему — лицо одного было запрокинуто вверх, к невероятным звездам, а второй медленно вертел шеей, наблюдая за проплывающей мимо драконовой головой. Мало-помалу они оцепенели от благоговения и ужаса, съежившись и прильнув к стеклянной стене.
Потратив полминуты на проверку шлема и скафандра, Карлсен стравил воздух из кабины и распахнул дверь.
— Добро пожаловать, люди, — сказал он через радио своего шлема. Ему пришлось помочь одному из них забраться обратно в спасательную шлюпку. И они все-таки справились с этим…
Брат Берсеркер
(роман)
