Хотя звук распространялся с немалой скоростью, голос доходил до адресата достаточно долго. Радиоволны сперва пролетали сквозь плотную, хотя и быстро редеющую атмосферу, а затем сквозь космическое пространство. Секунда за секундой летели они, постепенно ослабевая, но спустя полминуты после начала своего путешествия еще обладали сконцентрированной энергией, позволяющей воздействовать на десятифутовую сетчатую антенну.

Антенна, с которой они столкнулись, была закреплена на цилиндре диаметром сотни в три футов и длиной, вполовину меньшей, образуя сооружение, напоминающее штангу, которая медленно вращалась вокруг своей оси, перпендикулярной к оси цилиндра.

Ток, инициированный волнами в антенне, перетекал в кристаллик величиной с булавочную головку, служащий детектором, и там зарождался поток электронов, усиливающийся расположенным рядом крошечным генератором, а оттуда попадал в старомодный громкоговоритель, установленный почти в самом центре цилиндра — в отсеке площадью в тридцать квадратных футов.

Лишь через тридцать две секунды после того, как Дондрагмер произнес свои слова, они достигли ушей троих из пятнадцати человеческих существ, дежуривших сейчас в отсеке.

Дондрагмер не знал, кто там находится в это время, и потому говорил на языке людей, который он выучил, а не на своем, так что все трое поняли его.

— Внимание, говорит «Квембли». Внеочередной сеанс связи. Два с половиной часа назад мы остановились для обычной проверки оборудования и исследований. Ветер был примерно двести кабельтовых в час, западный, облачность незначительная. Вскоре после нашей остановки ветер набрал скорость более чем в три тысячи кабельтовых…

Лицо одного из присутствующих приобрело удивленное выражение, спустя мгновение лицо второго тоже вытянулось.

— Месклинитский кабельтов — это примерно двести шесть футов, Бойд, — пояснил последний.

— Ветер поднялся с пяти миль в час до шестидесяти.

— Спасибо, Изи.

Их внимание вновь обратилось к громкоговорителю.

— Туман полностью обволок нас и становится все гуще. Я не решаюсь пока продолжить движение, как планировал, и сейчас иду по кругу, чтобы не дать гусеницам обледенеть. Туман, как считают мои ученые, представляет собой переохлажденный аммиак. Почва покрыта замерзшей водой — снегом. Похоже, моим ученым не пришло в голову, что при росте температуры где-то до семидесяти градусов туман может растопить немного замерзшей воды, частично сам перейдя в жидкое состояние.

Я понимаю, что при создании нашей машины предполагалось, что она может быть использована и как плавательное средство. Вряд ли почва настолько подтает, но все же хотелось бы знать, подумал ли кто-нибудь о том, что произойдет, если жидкость замерзнет вокруг наших гусениц.

Признаюсь, мне никогда не приходилось высвобождать корабль изо льда вручную, и сама эта мысль не очень-то меня привлекает, тем более что у нас на борту нет никакого специального оборудования для действий в подобной ситуации. Ведь я собирал и комплектовал эту машину сам.

Я вызвал вас, чтобы доложить: мы можем застрять здесь на гораздо более долгий срок, чем планировалось. Я буду постоянно информировать вас, и если мы потеряем способность двигаться, хорошо бы на этот случай располагать хоть какими-нибудь идеями, чтобы занять наших ученых. Они уже проанализировали и проверили на практике большую часть из того, что вы предлагали для условий обычной остановки.

— Спасибо, Дон, — ответила Изи. — Мы постоянно будем на связи. Я попрошу наших наблюдателей и аэрологов высказать предположения о том, как долго может продержаться туман, в который вы попали. Может быть, у них уже есть что-нибудь полезное. Ведь вы находитесь на ночной стороне около дня, а значит, возможно, уже готовы последние данные фотосъемок. Сама я не знаю возможностей их приборов, но, так или иначе, я проверю и сообщу тебе.

Женщина отключила микрофон и повернулась к своим товарищам, в то время как ее слова все еще летели к Дхрауну.

— Хотела бы я понимать по голосу Дона, сильно обеспокоен он или нет, — заметила она.

— Каждый раз, когда месклиниты наталкиваются на что-то новое на этой ужасной планете, я поражаюсь, как мы вообще имели наглость послать их туда. Или как у них хватило храбрости согласиться.

— Ну, с определенностью могу сказать, что их никто не заставлял и никто хитростью туда не заманивал, Изи, — произнес одни из присутствующих.

— Месклинит проводит большую часть жизни как матрос, прочесывая свою планету от экватора до южного полюса, и его не назовешь наивным ни в чем, что касается любых исследований или первопроходчества. Да мы бы и не смогли их перехитрить, даже если бы и захотели.

— Разумом я все это понимаю, Бойд, но вот мой живот не всегда соглашается. Когда «Квембли» засел в песке всего в пятистах милях от базы, я чуть не съела свои собственные губы, пока месклиниты выбирались. Когда «Смоф» Дэнсичереджа попал в расщелину, куда его затащил грязевой поток, я осталась в одиночестве, поддержав решение Барленнана послать туда один из больших лэнд-крейсеров на подмогу. А когда исчез «Эскет», вместе со всей командой, в которой было много моих очень близких друзей, я сражалась с Аланом и Барленнаном из-за их решения не посылать туда спасательную группу. Я и сейчас думаю, что они были неправы.

Я знаю, что Дхраун — работа, которую надо выполнить, и что месклиниты согласились на нее, отчетливо понимая, на какой риск идут. Но когда одна из их команд попадает в переделку, я просто не могу не представить себя там, внизу, с ними, и поэтому склонна принимать их сторону, когда возникает спор по поводу спасательной операции. По-моему, в конце концов меня снимут с работы из-за этого, но так уж я устроена.

Бойд Мерсерэ рассмеялся.

— Не волнуйтесь, Изи. Вам потому и поручена эта работа, что вы реагируете подобным образом. Пожалуйста, помните, что, если даже мы и не соглашаемся в чем-нибудь с Барленнаном или с кем-то из его группы, мы находимся в сорока миллионах миль от них и Барленнан все равно волен поступить так, как захочет. Но это не значит, что вы должны изменить свое отношение. Ничуть.

— Гм. — Если Элиза Хоффман и была довольна или испытала облегчение, она не подала виду. — То же самое всегда говорит мне Иб, но я считаю его мнение предвзятым.

— Согласен, но не стоит подозревать его в предубежденности. Он говорит и правильные вещи, и иногда вы должны ему верить.

— Спасибо, Изи.

Ответ Дондрагмера прервал их разговор.

На этот раз месклинит воспользовался своим языком, который никто из присутствующих мужчин не понимал хорошо.

— Я буду рад каждому сообщению ваших наблюдателей. Барленнану ничего не сообщайте, если только сами не сочтете нужным. В общем, для нас пока опасности нет, а ему есть о чем подумать и без нас, пусть не беспокоится понапрасну Свои предложения по проведению исследований можете пересылать прямо сюда, в лабораторию, на второй передатчик. А сейчас я отключаюсь, но у всех четырех передатчиков будут дежурные.

Динамик замолчал, и Аукойн, третий из находящихся в отсеке, встал со своего места и вопросительно посмотрел на Изи.

Она перевела.

— Что ж, значит, нам прибавится работы, — вздохнул Аукойн. — У нас уже есть несколько разработанных программ, запланированных на более поздний срок путешествия «Квембли», но если Дондрагмер надолго застрянет там, где он сейчас, то мне лучше пойти взглянуть, какие из них сгодятся. Я уже уяснил себе из первого сообщения — он не думает, что скоро сможет двигаться дальше. Схожу-ка я сначала к расчетчикам. Пусть они поточнее высчитают координаты местоположения «Квембли» с помощью теневых спутников. Затем зайду к атмосферникам, узнаю их мнение, а потом, если понадоблюсь, буду в отсеке планирования.

— Может быть, мы с вами встретимся у атмосферников, — ответила Изи. — Я собираюсь немедленно начать собирать информацию, которую хочет иметь Дондрагмер, если вы останетесь на вахте. Бонд.

— Хорошо, я задержусь немного. У меня, правда, есть кое-какие другие дела, но я прослежу, чтобы все экраны «Квембли» были под наблюдением. Да, вот еще что. Вам лучше сказать Дону, кто здесь остался на вахте, чтобы он не послал какое-нибудь важное сообщение на стеннийском, или как там называется его родной язык? Думаю, эти шестьдесят четыре секунды задержки радиоволн не так уж много значат, если учесть, что мы можем отсюда сделать для него.

Женщина пожала плечами, произнесла несколько слов на языке крошечного матроса в микрофон, помахала Мерсерэ и ушла прежде, чем Дондрагмер услышал ее последнюю фразу.

Алан Аукойн ушел еще раньше.

Метеорологическая лаборатория располагалась на самом «высоком» уровне цилиндра, близко к оси вращения станции, чтобы человек чувствовал себя хоть на одну десятую легче, чем в коммуникационном отсеке.

Поскольку люди на станции нуждались в тренажерах для поддержания физической формы, а места не хватало, то при проектировании было решено, что их роль будут выполнять обычные лестницы, а автоэскалаторы, как и интеркомы, были предусмотрены только в качестве аварийного оборудования, поэтому у Изи Хоффман был выбор: либо спиральная лестница у самой оси симметрии цилиндра, либо любая из нескольких обычных. Так как у нее не было никакого груза, она воспользовалась обычной лестницей и через минуту уже достигла цели, находящейся точно «наверху».

Наиболее значительными предметами в этом отсеке были две, по двадцать футов в диаметре каждая, атмосферные карты Дхрауна, и каждая представляла собой картинку — экран, несущий информацию об изменениях температуры, давления на разных высотах, скорости ветра на поверхности планеты, а также другие данные, получаемые либо с теневых спутников, находящихся на низкой орбите, либо от исследовательских групп месклинитов.

Пятнышко зеленого цвета отмечало положение Базового лагеря, расположенного слегка к северу от экватора, а девять желтых искорок, разбросанных неподалеку, указывали местонахождение исследовательских лэнд-крейсеров. На фоне гигантской планеты эта группа объектов поражала своей скученностью, хотя на самом деле они были разбросаны по довольно большой территории — примерно на восемь тысяч миль к востоку и западу от лагеря и на двадцать — двадцать пять тысяч миль к югу и северу. И все это на западной стороне того, что метеорологи называли Нижней Альфой.

Желтые светлячки, за исключением двух, вырвавшихся далеко в холодные области на западе, располагались примерно по контуру Нижней Альфы. Конечно, хорошо бы со временем расположить следящие станции по всему контуру, но пока они охватывали немногим более четверти восьмидесятитысячемильного периметра.

Цена была высокой — и не просто в денежном исчислении, которое Изи привыкла считать мерой измерения затраченных усилий, но и в жизнях.

Она поискала глазами на карте обведенный красным кружком желтый огонек на самом краю Нижней, отмечавший позицию «Эскета». Семь месяцев — три с половиной дня Дхрауна — прошло с тех пор, как люди в последний раз видели членов его команды, хотя передатчики по-прежнему слали виды внутренних отсеков лэнд-крейсера.

Снова и снова Изи с грустью думала о своих друзьях — Кабремме и Дестигмете. И часто, сама не сознавая того, она беспокоила совесть Дондрагмера, упоминая о них в разговорах с командиром «Квембли».

— Привет, Изи!

— Хай, мам! — ворвались в ее невеселые мысли голоса вошедших.

— Привет, парни погоды, — ответила она. — У меня есть друг, которому срочно требуется прогноз. Можете помочь?

— Если для нашей станции, то конечно, — ответил Бендж.

— Не будь циничным, сын. Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать такие вещи. Это — для Дондрагмера, с «Квембли».

Она показала на желтый светлячок на карте и, вкратце обрисовав ситуацию, добавила:

— У Алана имеются более точные координаты «Квембли», если это имеет какое-то значение.

— Да нет, разница небольшая, — сказал Сайлас Макдевитт. — Но, поскольку вам не по нраву циничные замечания, придется выбирать слова осторожнее и быть более точным: огонек, там, на экране, должен находиться несколько правее, на несколько сотен миль, однако сомневаюсь, что расчетный прогноз из-за этого заметно изменится.

— Я вообще не уверена, достаточно ли у вас данных для любого прогноза, — парировала Изи. — Погодные изменения даже на этой планете идут с западного направления, а местность к западу уже многие дни находится на теневой стороне. Так не могли бы вы просмотреть аналогичные ситуации, наблюдаемые раньше? Может быть, это что-нибудь прояснит?

— О, конечно.

Сарказм Бенджа сменился энтузиазмом, заставившим его, забыв о перепалке, с головой погрузиться в атмосферную физику.

— Большинство наших данных получено с помощью отраженного солнечного света, вернее, с помощью того, что излучается с поверхности планеты. Но дело в том, что планета гораздо больше излучает в пространство, чем получает от солнца. Из-за этого и разгорелся весь сыр-бор — считать ли Дхраун звездой или все-таки отнести его к планетам. Мы в любой момент можем узнать температуру почвы, мы узнали кучу всяких вещей о поверхности, уровнях облачности. С южными ветрами… — Он внезапно умолк, заметив, что Макдевитт внимательно смотрит на него, но не сумел прочесть выражение лица метеоролога.

Макдевитт, вовремя заметив замешательство молодого человека, ободряюще кивнул, прежде чем с того слетела вел юношеская самоуверенность.

— При такой мощной гравитации плотность воздуха падает примерно вдвое с каждым ярдом высоты. И это вызывает изменения температуры поистине поразительные. — Бендж снова замолчал, на этот раз глядя на свою мать. — Ты понимаешь или надо пояснить?

— Мне не хотелось бы сейчас вникать глубоко в описанную тобой проблему, — ответила Изи, — но общее понимание картины у меня есть. По-моему, ты немного сомневаешься, что твой прогноз верен, что надо сообщать Дону с точностью до минуты, когда туман у них там собирается разойтись. Может быть, тебе будет полезен его доклад о поверхностном давлении и направлении ветра? На «Квембли» ведь есть приборы, ты знаешь.

— Может быть, — подтвердил Макдевитт, в то время как Бендж молча кивнул.

— Могу я поговорить с «Квембли»? И поможет ли мне кто-нибудь из них? Стеннийским я практически пока не владею.

— Я помогу, если мне удастся четко перевести твои технические термины, — ответила Изи. — Если вы планируете с пользой провести здесь отпущенное вам время, то было бы неплохо попытаться изучить язык наших маленьких друзей. Многие из них знают наш, но они, определенно, одобрили бы эту идею.

— Знаю. И собираюсь это сделать. И буду рад, если вы мне поможете.

— Когда смогу. Но, конечно, вы гораздо чаще будете видеть Бенджа.

— Бендж? Ну и что? Он приехал сюда вместе со мной, три недели назад, и вряд ли успел выучить язык лучше, чем я. Мы оба занимались проверкой местных обсерваторий и компьютерных систем — насколько они соответствуют проектным разработкам.

Изи улыбнулась своему сыну.

— Может быть, и так. Но Бендж такой же языковый жук, как и его мать. И, думаю, он будет вам полезен, хотя, должна признать, свой стеннийский он получил скорее от меня, чем от месклинитов. С детства он настаивал, чтобы я учила его языкам — ему хотелось иногда иметь секреты от своих сестер. Спишите это, если вам больше нравится, на родительскую гордость. Но дайте ему попробовать. Правда, чуть позже. Сначала надо передать информацию Дондрагмеру, и как можно скорее. Он сообщил, что ветер западный, скорость шестьдесят миль в час, если это вам как-то пригодится.

Метеоролог на мгновение задумался. Затем он и Бендж повернулись к приборам и в течение нескольких минут колдовали над ними. Их действия мало что значили для Изи, хотя, конечно же, она знала, что они вводят цифровые данные в вычислительное устройство. Но ей было приятно видеть Бенджа, самостоятельно управляющегося со своей работой, без подсказок и контроля.

Они с мужем прекрасно понимали, что математические познания парня могли оказаться недостаточными для области исследований, в которой лежали его интересы. И хотя то, чем он сейчас занимался, являлось обычным делом и было по плечу каждому, кто имел хоть какое-то образование, Изи предпочла гордиться сыном.

— Конечно же, — заметил Макдевитт, пока машина переваривала введенные данные, — все равно останется место сомнениям. Здешнее солнце не слишком-то влияет на температуру поверхности Дхрауна, но и пренебрегать этим эффектом полностью тоже нельзя. С тех пор, как люди сюда прибыли три года назад, планета постепенно все приближается и приближается к солнцу. Практически мы не имели данных об условиях на поверхности, за исключением, разве что, тех, что получали с помощью полудюжины роботов, пока, спустя полтора года, не был создан Базовый лагерь месклинитов. Однако даже их деятельность охватывает лишь крошечный участок планеты. Наша работа по прогнозам почти полностью эмпирична, но, как бы мы ни доверяли законам физики, для вывода эмпирических правил у нас пока просто недостаточно материала.

Изи кивнула.

— Я понимаю, да и Дондрагмер тоже, — сказала она. — И все же вы располагаете большей информацией, чем он, и, мне кажется, он был бы рад любым сведениям в данной ситуации. Если бы я сама находилась там, внизу, в тысячах миль от любой помощи, внутри машины, которая в действительности проходит стадию испытаний, и даже не могла разглядеть того, что творится вокруг меня, то, доложу вам на основании собственного опыта, я ухватилась бы за малейшую возможность знать, что происходит снаружи. И не просто ограничилась бы беседой, хотя и она помогает, но захотела бы, чтобы меня лицезрели и видели все, что написано на моей физиономии.

— Мы и так чертовски много времени поддерживаем с ними видеосвязь, — вставил Бендж. — Но даже когда там внизу нет облачности, шесть миллионов миль — многовато для телескопа.

— Ты прав, конечно, но, по-моему, ты отлично знаешь, что я имела в виду, — тихо произнесла его мать.

Бендж пожал плечами и ничего не сказал; в помещении почти на полминуты воцарилась весьма напряженная тишина.

Тишину неожиданно нарушил компьютер, извергнувший бумажную ленту с замысловатыми символами прямо перед Макдевиттом. Мать и сын склонились над его плечами — узнать, что там напечатано, хотя Изи ничего не понимала. Бендж, секунд пять поглядев на строчки информации, издал странный звук — нечто среднее между смешком и удовлетворенным хмыканьем. Метеоролог посмотрел на него:

— Давай, давай, Бендж. Можешь быть саркастичным, сколько влезет, но я бы воздержался от передачи этих результатов Дондрагмеру без проверки.

— Почему же? Что там такого? — спросила женщина.

— Большая часть информации поступила с теневых спутников. Кроме того, я подключил к введенному массиву данных и ваши сведения о ветре, но уменьшил степень вероятности, потому что не знаю, что за инструменты там, внизу, у этих гусениц, и насколько точны переданные вам цифры — вы ведь сами сказали о скорости ветра: примерно шестьдесят. Я ничего не ввел про туман, поскольку не имею о нем никаких сведений, кроме самого факта существования. При такой программе первая строчка данных, выданных компьютером, гласит, что видимость в норме, то есть в норме для человеческих глаз, прошу заметить, но и для глаз месклинитов примерно то же самое, насколько я понял: двадцать две мили.

Изи вопросительно подняла брови.

— Как же это понимать? О какой норме может идти речь? А я-то думала, что все эти старые шуточки насчет метеорологов давно устарели!

— Ну, они просто стали пресными, старомодными. Все дело в том, что мы не располагаем полноценными данными, которые требуются для ввода в машину, и взять их негде. Самое главное — отсутствует детальная топографическая карта планеты. Особенно плохо разведана пара миллионов квадратных километров к западу от «Квембли». Ветер, дующий вверх или вниз по довольно крутому склону, при любой значительной скорости мог бы быстро изменить температуру воздушных масс из-за одного лишь изменения давления, как несколько минут назад указал Бендж. В действительности даже лучшие топографические карты, имеющиеся в нашем распоряжении, разрабатывались исходя только из этого эффекта, но и они довольно отрывочны. Мне необходимо получить более детальные измерения от парней Дондрагмера и сделать еще один прогон. Вы, кажется, говорили, что Аукойн собирается более точно определить местоположение «Квембли»?

Изи не успела открыть рот для ответа, как в комнате появился Алан Аукойн собственной персоной. Он не стал тратить время на приветствия и принял как само собой разумеющееся, что метеорологи уже сообщили Изи дополнительную информацию.

— Восемь точка четыре пять пять градуса к югу от экватора, семь точка девять два три — к востоку от меридиана Лагеря. Это настолько точно, насколько они могут поклясться. Тысяча ярдов неопределенности — много это или мало для того, что вам нужно?

— Сегодня просто все упражняются в остроумии, — пробормотал Макдевитт. — Спасибо, этого вполне достаточно. Изи, не могли бы мы спуститься в отсек связи и переговорить с Дондрагмером?

— Хорошо. Вы не будете возражать, если с нами пойдет и Бендж, или есть какая-нибудь работа, которую ему надо выполнить здесь? Я хотела бы, чтобы он тоже познакомился с Дондрагмером.

— И, как бы случайно, показал свои лингвистические способности? Ладно, пусть идет. А вы. Алан?

— Нет. У меня масса работы. Я хотел бы проанализировать расчеты любого прогноза, который оказался достаточно верным, и мне надо знать все, что сообщит Дондрагмер. Хочу посмотреть, как это повлияет на результаты. Я буду в отсеке планирования.

Метеоролог кивнул, соглашаясь. Аукойн направился в одном направлении, а трое остальных спустились по лестнице в отсек связи. Мерсерэ исчез, как и предупреждал, но один из наблюдателей разместился с таким расчетом, чтобы присматривать за экранами «Квембли». Он помахал им рукой и вернулся на свое место, как только вошла Изи. Остальные обратили на процессию мало внимания. Здесь привыкли к постоянным приходам и уходам, так как существовало жесткое правило: в отсеке связи никогда не должно быть менее десяти наблюдателей, а график дежурств был гибким, иначе, как обнаружили, возникал эффект дорожного гипноза.

Четыре передатчика, связывающие станцию с «Квембли», располагались в центре, перед группой из шести кресел. Над ними, чуть выше, были установлены соответствующие видеоэкраны, которые хорошо просматривались и из общих рядов кресел позади. Каждое из шести «вахтенных» кресел было оборудовано микрофоном и переключателем, что позволяло входить в контакт с любым из радиопередатчиков «Квембли».

Изи с комфортом устроилась в центральном кресле и, переключив свой микрофон на прибор, установленный на капитанском мостике Дондрагмера, сосредоточилась на экране. Камера передатчика смотрела в сторону иллюминаторов мостика, и сообщения месклинитов о тумане оказались совершенно верными. Пост рулевого и находящийся там матрос смутно различались в нижнем левом углу экрана; остальное пространство заливала серая пустота. Свет на мостике был притушен, но, как рассудила Изи, туман за окнами подсвечивался наружными прожекторами «Квембли».

— Дон! — позвала она. — Здесь Изи. Ты на мостике?

Она запустила таймер и осмотрелась по сторонам.

— Бордендер! Любой дежурный! — продолжила она на стеннийском. — Мы никак не можем получить надежный прогноз погоды с той информацией, которой располагаем. Мы просим сообщить, и как можно точнее, температуру снаружи на данный момент, скорость ветра, наружное давление, а также любые данные, касающиеся состава тумана, и…

— И ту же информацию за последние несколько часов, как можно более точно указав время замеров, — на том же языке продолжил Бендж.

— Мы будем готовы к приему информации, как только закончим разговор с мостиком, — сказала женщина.

— Нам бы пригодилось все, что у вас есть, по составу атмосферы, тумана и снега, — добавил ее сын.

— Если же вы располагаете еще каким-то материалом, который, по вашему мнению, мог бы помочь, мы будем рады получить его, — закончила Изи. — Вы находитесь на месте событий, в отличие от нас, и, должно быть, имеете какие-то собственные соображения насчет погоды на Дхрауне.

Первые слова отвечавшего месклинита чуть перекрыли завершающую фразу Изи. Таймер был установлен на временную задержку, в течение которой радиоволны совершали полет до Дхрауна и обратно, на станцию. И вот ответ с мостика пришел:

— Здесь Кервенсер, миссис Хоффман. Капитан внизу, в отсеке систем жизнеобеспечения. Я могу вызвать его сюда, наверх, если хотите, или сами свяжитесь с ним по прибору, установленному там. Однако, если вы можете дать нам какой-нибудь совет, мы бы хотели получить его как можно быстрее. Отсюда, с мостика, ничего не разглядеть даже на длину тела, и мы не осмеливаемся двигаться вперед иначе, чем по кругу. Полеты, еще до того как мы остановились, дали нам кое-какое представление об окружающей местности, и это место кажется достаточно надежным, но мы не решаемся продвигаться вперед. Мы перемещаемся исключительно медленно, по кругу диаметром примерно в двадцать пять кабельтовых. И, за исключением тех моментов, когда мы оказываемся кормой или носом к ветру, ощущение такое, будто корабль собирается опрокинуться через каждые несколько секунд. Туман при соприкосновении с окнами замерзает, поэтому снаружи ничего не разглядеть. Гусеницы, похоже, все еще чистые, как мне кажется, потому что при движении намерзший на них лед раскалывается прежде, чем успевает причинить вред. Однако, по-моему, тяги управления тележками могут обледенеть в любой момент, и очищать их от льда — незавидная работенка. Возможно, нам придется поработать снаружи, но сам бы я не решился на такое, пока не стихнет ветер. К тому же, слова «обледенение скафандра» звучат неприятно. Будут какие-нибудь предложения?

Изи терпеливо ждала, когда Кервенсер закончит. Задержка в шестьдесят четыре секунды производила одинаковое впечатление на всех, но особенно сильное на тех, кто много разговаривал с планетой. Эти люди старались сделать свои фразы как можно более информативными, пытаясь предугадать, что бы хотела услышать другая сторона.

Как только Изи поняла, что Кервенсер закончил и ждет ответа, она вкратце пересказала сообщение, переданное ученым, не упоминая, конечно, о результате расчетов на компьютере, из которых следовало, что погода должна стоять ясная.

Месклиниты знали, что земная наука отнюдь не является непогрешимой, большинство из них имели куда более реалистичное представление о ее возможностях, чем многие люди, но они не видели никакого смысла выставлять себя в глупом свете, если этого можно избежать. Конечно, Изи не метеоролог, но она человек, и Кервенсер, возможно, равнял ее с другими.

Вся группа почти в полном молчании ожидала ответа первого офицера, когда Изи закончила сообщение. Бендж, по просьбе Макдевитта, пробормотал перевод, что заняло у него чуть больше времени, чем само послание. Когда же наконец пришел ответ, то он состоял всего лишь из вежливого обещания, что люди вскоре получат нужную им информацию: ученые «Квембли» немедленно передадут запрошенные сведения.

Изи и ее сын приготовились к приему данных. Она включила запись, чтобы иметь возможность проверить любой технический термин еще до попытки его перевода, но послание пришло на языке людей. Очевидно, его передавал Бордендер. Макдевитт, довольно быстро справившись от удивления, начал делать записи, в то время как Бендж неотрывно следил за карандашом и, навострив уши, слушал месклинита.

В общем-то, не так уж и плохо, что Изи не пришлось переводить. При всем ее хорошем знании стеннийского в обоих языках оставалась масса незнакомых ей слов, которые было не перевести адекватно. Она понимала, что это вполне естественно и не стоит из-за этого расстраиваться, но никак не могла избавиться от неприятного ощущения. Она не могла думать о месклинитах как о представителях культуры, схожей с той, которая породила Робин Гуда или Гарун-аль-Рашида, хотя прекрасно знала, что уже несколько сотен месклинитов за последние полвека получили под руководством землян довольно значительное научно-техническое образование. Об этом факте широко не распространялись, поскольку существовало широкое мнение, что плохо передавать сложные знания «отсталым» расам. Считалось, что это может вызвать у них комплекс неполноценности и предотвратить дальнейший прогресс.

Но метеорологов это не волновало. Когда прозвучало последнее «Конец связи», Макдевитт и его ассистент быстро пробормотали в ближайший микрофон «Спасибо» и заторопились в свою лабораторию. Изи, заметив, что микрофон установлен на связь с капитанским мостиком, переключила его и ответила более аккуратным подтверждением полученных данных, вежливо поблагодарила и отключилась. Затем, решив, что больше никому не понадобится в лаборатории метеорологии, она откинулась на спинку кресла, с которого хорошо просматривались все четыре экрана «Квембли», и стала ждать, когда что-нибудь случится.

Мерсерэ вернулся спустя несколько минут после ухода Макдевитта и Бенджа, и его пришлось ввести в курс последних событий, больше не происходило ничего существенного. Иногда на одном из экранов мелькало длинное, похожее на гусеницу тело, но месклиниты занимались своими делами, практически не обращая никакого внимания на наблюдателей.

Беседа между Изи и Мерсерэ тихо увяла. Мало что можно сказать друг другу, что уже не было бы сказано: год, проведенный вне Земли, исчерпал темы для бесед, за исключением профессиональных вопросов и проблем чисто личного характера. Личного интереса у Изи к Мерсерэ практически не было, хотя он ей, в общем-то, и нравился как человек, а профессиональные интересы соприкасались лишь во время сеансов связи с месклинитами.

Изи подумывала уже, не начать ли еще одну беседу с Кервенсером. Она хорошо знала этого офицера, и он ей определенно нравился, почти так же, как и сам капитан. Тем не менее, мысль о временной задержке между вопросом и ответом обескураживала ее, как часто бывает при отсутствии важной темы, которая требовала бы обсуждения.

В отсеке связи стояла почти полная тишина. Лишь каждые несколько минут с одного из исследовательских лэнд-крейсеров поступал рапорт, который немедленно передавался в Базовый лагерь, но большинство людей, несущих вахту, имели ничуть не больше тем для беседы, чем Изи и Бойд Мерсерэ.

Изи поймала себя на том, что пытается предположить, когда же метеорологи вернутся со своим прогнозом и насколько надежным этот новый прогноз окажется. Пусть, скажем, две минуты пути до лаборатории, даже одна, если они торопились; еще одна — на ввод новой информации в компьютер; две — на прогон; пять минут, поскольку она хорошо знала своего сына, — на споры по поводу того, действительно ли этот прогноз лучше предыдущего; повторный прогон с модифицированным разбросом переменных; затем две минуты на спуск вниз — обратно в отсек связи, тут-то они, наверняка, торопиться не станут, все еще продолжая спорить. Но все равно скоро они должны появиться здесь.

Но прежде чем они появились, кое-что изменилось. Совершенно неожиданно экран капитанского мостика приковал к себе общее внимание. До сих пор на нем все было спокойно, виднелись лишь неясные очертания иллюминатора, покрытого замерзшим аммиаком, да на его фоне смутно проглядывало изображение рулевого, казавшегося почти полностью неподвижным, поскольку рычаг управления находился в другой плоскости, ибо «Квембли» двигался по кружному пути, о котором говорил Кервенсер.

И вдруг иллюминаторы буквально на глазах очистились, хотя за ними по-прежнему мало что можно было разглядеть: угла раствора камеры передатчика не хватало, чтобы захватить участок поверхности планеты в зоне, освещенной прожекторами. Появились еще двое месклинитов и, приблизившись к иллюминаторам, посматривали наружу и возбужденно жестикулировали. Мерсерэ указал на другой экран: там, в лаборатории, также царило возбуждение. Но пока никто из исследователей не счел нужным сообщить, что же происходит. Изи решила, что они слишком заняты возникшими проблемами, но, впрочем, они и всегда-то держали громкость на довольно низком уровне, иногда даже полностью выключали звук, если только не хотели о чем-то определенном поговорить с людьми.

И как раз в этот момент вернулись метеорологи. Уголком глаза Изи заметила своего сына и спросила, не оборачиваясь:

— Ну, на этот раз есть что-нибудь ценное?

Ответил Макдевитт:

— Да. Должен ли Бендж перевести это им?

— Нет. Похоже, у них там что-то случилось. Свяжитесь с ними сами. Дондрагмер, скорее всего, уже на мостике или вот-вот появится там, так что адресуйтесь к нему. Когда ваши слова достигнут планеты, он их услышит. Вот, пожалуйста, воспользуйтесь этим микрофоном и креслом.

Метеоролог повиновался без возражений и заговорил, едва усевшись в предложенное кресло.

— Дондрагмер, примерно двенадцать часов видимость будет ухудшаться. Туман, грозящий обледенением, продержится еще около часа, а затем температура станет понижаться, туман сменится кристаллами аммиака, которые не будут прилипать к вашим иллюминаторам. Если вам удастся избавиться от уже намерзшего на них льда, вы сможете разглядеть поверхность планеты даже сквозь идущий снег. Ветер постепенно будет слабеть в течение ближайших пяти часов. К тому времени температура окажется достаточно низкой, так что не беспокойтесь, вам не грозит таяние. Сильная облачность ожидается еще примерно в течение сорока пяти часов… — Он продолжал говорить, но Изи перестала слушать.

Почтит самом начале речи Макдевитта, еще до того, как его послание начало поступать на Дхраун, к передатчику на капитанском мостике подполз месклинит, причем настолько близко, что его гротескная голова заполнила собой весь экран. Одна из его рук-клешней протянулась в сторону, и Изи поняла, что он включает звук. Она не удивилась, услышав, что капитан говорит гораздо более спокойным тоном, чем можно было ожидать в подобных обстоятельствах.

— Изи или любой, кто находится на вахте, пожалуйста, передайте специальный рапорт Барленнану. Температура снаружи повысилась на шесть градусов за последние несколько минут и достигла ста трех градусов, лед стаял с иллюминаторов, и мы оказались на плаву.