Диана Уинн Джонс
Тирский мудрец
^{Пер. М. Тогобецкой}

В мире под названием тир Небеса были организованы очень хорошо, практически идеально.

Каждый бог и богиня абсолютно точно знали свои обязанности, место в ряду других богов, свой характер, правильные молитвы, подходящее время для дел. Это относилось ко всем: и к Великому Зонду, Королю среди богов, и к любому из его подданных – среднему богу, младшему богу и божественным сущностям, вплоть до самых имматериальных нимф. Даже жившие в реках невидимые драконы не заходили за свои невидимые границы. Вселенная работала как часы.

Человечество не отличалось такой точностью и постоянством, но боги всегда были поблизости, чтобы направить людей на путь истинный. Так продолжалось веками.

Поэтому, когда посреди ежегодного Водного фестиваля, на котором имели право присутствовать только водные божества, Великий Зонд поднял глаза и увидел Империона, бога солнца, мчащегося к нему через весь зал, ему показалось, что мир рушится.

– Убирайся немедленно! – закричал Зонд с возмущением и негодованием.

Но Империон пронесся по залу под свист и пар собравшихся водных божеств и прибыл на волне жара и горячей воды к основанию высокого трона Зонда.

– Отец! – воскликнул Империон, и в голосе его звучало отчаяние и тревога.

Высшие боги, к которым относился Империон, имели право называть Зонда Отцом. Зонд не мог вспомнить, приходился ли отцом Империону на самом деле, – вопрос происхождения богов, в отличие от их сегодняшнего упорядоченного существования, был довольно туманным.

Но что Зонд знал точно – так это то, что Империон нарушил все правила. Неважно, сын он ему или не сын.

– Пади ниц, – сурово велел Зонд.

Этот приказ Империон тоже проигнорировал.

Впрочем, исполнить сие ему было бы затруднительно, поскольку пол на Небесах уже был залит водой и над ним вился парок.

Империон не сводил с Зонда пылающего взора:

– Отец! Родился Мудрец-Разрушитель!

Зонд, окутанный клубами горячего пара, вздрогнул и попытался сохранить невозмутимость.

– Сказано, – произнес он, – что родится Мудрец, который будет подвергать сомнению все. Его вопросы разрушат совершенный порядок на Небесах и внесут путаницу в жизнь всех богов. Также сказано… – Зонд вдруг понял, что Империон и его заставил нарушить правила. По протоколу сейчас нужно было бы вызвать бога пророчеств, чтобы тот проконсультировался с Книгой Небес. Но ведь Империон и был богом пророчеств – это являлось одной из его точно прописанных обязанностей!

Зонд набросился на Империона:

– С какой стати ты приходишь сюда и рассказываешь все это мне?! Ты же бог пророчеств! Пойди и посмотри в Книге Небес.

– Я уже посмотрел, Отец, – ответил Империон. – Я обнаружил, что предсказал приход Мудреца-Разрушителя, когда боги только появились. Там сказано, что Мудрец родится и что я об этом не узнаю.

– Тогда, – логично возразил Зонд, – как же можешь ты мне говорить, что он родился?

– Сам факт того, – сказал Империон, – что я смог прийти сюда и прервать Водный фестиваль, доказывает рождение Мудреца. Совершенно очевидно, что Разрушение уже началось.

По толпе водных богов пробежала волна ужаса. Они собрались в глубине зала, как можно дальше от Империона, но они все слышали. Зонд попытался собраться с мыслями. Залы на Небесах были наполнены паром, возникшим в результате появления Империона, и пеной страха, которая исходила от испуганных водных богов, – Зонд впервые за все прожитые им тысячелетия видел Небеса в состоянии, настолько близком к хаосу. Если и дальше так пойдет – Мудрецу даже не потребуется задавать вопросов.

– Оставьте нас, – велел Зонд водным божествам. – Явления, которые не подвластны даже моему контролю, прервали этот фестиваль. Позже вас уведомят о принятом мной решении.

К ужасу Зонда, водные боги не спешили расходиться – еще один признак Разрушения.

– Обещаю, – пришлось добавить ему.

Водные божества неохотно покинули зал, уносясь на волнах. Все, кроме одного.

Это был Окк, бог всех океанов. По статусу Окк был равен Империону, и жар его не пугал. Он не двинулся с места.

Зонду это не понравилось.

Окк всегда казался Зонду наименее дисциплинированным из богов. Он не знал своего места. Он был такой же беспокойный и непредсказуемый, как человечество.

Но что мог поделать Зонд с уже начавшимся Разрушением?

– Мы даем тебе право остаться, – милостиво кивнул он Окку и обратился Империону: – Ну а как ты узнал, что Мудрец родился?

– Я консультировался с Книгой Небес по другому вопросу, – ответил Империон, – и открылась страница с моим пророчеством относительно Мудреца-Разрушителя. Так как было предсказано, что я не узнаю дату и час рождения Мудреца, я понял, что он уже родился, иначе я бы не узнал. Впрочем, это самая туманная часть пророчества, остальное заслуживает высших похвал. Через двенадцать лет Мудрец начнет подвергать сомнению и критиковать Небеса. Как нам его остановить?

– Я не знаю, что мы можем сделать, – сказал Зонд с безысходностью. – Пророчество есть пророчество.

– Но мы должны сделать что-нибудь! – воспылал Империон. – Я настаиваю! Я люблю и ценю порядок даже больше, чем ты. Подумай, что случится, если солнце вдруг не встанет с утра или не сядет вечером! Для меня это все значит больше, чем для любого другого. Я хочу, чтобы Мудреца-Разрушителя нашли и убили прежде, чем он сможет задавать вопросы.

Зонд был потрясен:

– Я не могу этого сделать! Если в пророчестве сказано, что Мудрец будет задавать вопросы, – значит, он должен их задавать!

Окк приблизился.

– В каждом пророчестве есть лазейка, – негромко сказал он.

– Разумеется, – огрызнулся Империон, – и я вижу лазейку не хуже тебя. Я пользуюсь преимуществом беспорядка, устроенного рождением Мудреца, чтобы попросить Великого Зонда убить его и тем самым ниспровергнуть пророчество. Так будет восстановлен порядок.

– Я не имел в виду кровопролития, – сказал Окк.

Два бога уставились друг на друга.

Пар от Окка окутывал Империона и возвращался дождем назад к Окку, размеренно, как дыхание.

– А что же ты тогда имел в виду? – осведомился Империон.

– Пророчество, – объяснил Окк, – не говорит, в каком именно из миров Мудрец будет задавать вопросы. Есть множество других миров помимо Тира. Человечество называет их параллельными мирами, имея в виду, что любое историческое событие имеет несколько вариантов развития. В каждом параллельном мире есть свои Небеса. И среди сотен параллельных миров обязательно должен быть такой мир, в котором боги не настолько организованны, как мы здесь. Отправьте Мудреца в этот мир. И пусть он задает свои предопределенные вопросы там – без всякого ущерба для нас.

– Хорошая идея, – с облегчением хлопнул в ладоши Зонд, что вызвало волну беспокойства по всему Тиру. – Империон, ты согласен?

– Да, – сказал Империон, пылая от облегчения. И, сбросив груз ответственности со своих плеч, стал пророчествовать: – Но я должен вас предупредить, что, когда вмешиваешься в ход судьбы, происходят странные вещи.

– Странные вещи я еще могу допустить, но только не хаос! – заявил Зонд.

Он снова пригласил водных богов и с ними – всех остальных богов Тира.

Он сказал им, что ребенок, которому суждено принести Разрушение, уже родился, и приказал каждому из них отправиться на край земли в поисках этого ребенка. (Выражение «край земли» было, разумеется, фигурой речи – Зонд не верил, что Тир плоский. Но это выражение не менялось веками, как и все остальное на Небесах, и значило «посмотрите везде».)

Все Небеса устремились на поиски – вверху и внизу, внутри и снаружи.

Нимфы и лесные духи обыскивали горы, пещеры и леса.

Боги домашнего очага заглядывали в колыбели.

Водные боги осматривали пляжи, берега и заливы.

Богиня любви углубилась в свой архив, чтобы найти возможных родителей Мудреца.

Невидимые драконы проверяли баржи и плавучие дома.

Поскольку в Тире был свой бог для всего сущего – ничто не было упущено или оставлено без внимания.

Империон искал яростнее всех, освещая каждый укромный уголок, каждую щелку на своей стороне мира. И он убедил Лунную богиню делать то же самое на ее половине.

Но Мудреца так никто и не нашел.

Была одна или две ложные тревоги – например, когда богиня домашнего очага сообщила о ребенке, который плакал не переставая. Этот ребенок, сказала она, довел ее до белого каления, и если это не было Разрушение, то ей хотелось бы знать, что это было. Поступило несколько сообщений о детях, родившихся с зубами, шестью пальцами или другими подобными странностями. Но каждый раз Зонду удавалось доказать, что ребенок не имеет отношения к Разрушению.

Через месяц стало очевидно, что маленького Мудреца найти не удастся.

Империон был в отчаянии, потому что для него – и он не лукавил, когда говорил об этом Зонду! – порядок действительно значил больше, чем для любого другого бога. Он пребывал в такой тревоге, что солнце чуть не начало остывать. В конце концов богиня любви предложила ему уехать и расслабиться со смертной женщиной, пока он сам не стал причиной Разрушения.

Империон понимал, что она права, и отправился навестить человеческую женщину, которую любил несколько лет. Любить смертных у богов было делом обыденным и привычным. Некоторые посещали своих возлюбленных, принимая необычные обличья и формы, а у некоторых было сразу несколько возлюбленных.

Но Империон был искренним и верным – он посещал Нестару только в обличье молодого красивого мужчины и любил ее преданно. Три года назад она родила ему сына, которого Империон любил почти так же сильно, как Нестару. До рождения Мудреца Империон даже пытался слегка изменить законы Небес таким образом, чтобы его сын тоже считался богом.

Мальчика звали Таспер.

Сойдя на землю, Империон увидел Таспера, который играл в песке у дома Нестары, – чудесный ребенок, светловолосый и голубоглазый. Нестара всерьез беспокоилась, что он до сих пор не говорит, но Империон относился к этому спокойно.

Он опустился на землю рядом с сыном:

– Здравствуй, Таспер. Что это ты так увлеченно копаешь?

Вместо ответа Таспер поднял свою золотистую головку и закричал:

– Мам! Почему, когда приходит папа, вокруг становится так светло?

Вся радость Империона моментально испарилась.

Конечно, никто не задает вопросов, не научившись толком говорить!

Но неужели жизнь столь жестока, что именно его, Империона, сын окажется тем самым Мудрецом?!

– А почему не должно быть светло, сынок? Что в этом особенного? – спросил Империон, защищаясь и не желая признавать очевидного.

Таспер хмуро посмотрел на него:

– Я хочу знать почему!

– Возможно потому, что ты рад меня видеть, – предположил Империон.

– Я не рад, – сказал Таспер. Его нижняя губа задрожала, большие голубые глаза наполнились слезами. – Почему становится светло? Я хочу знать! Мам! Я не рад!

Нестара выбежала из дому, даже не улыбнувшись Империону.

– Таспер, любовь моя, что случилось?!

– Я хочу знать! – хныкал Таспер.

– Что ты хочешь знать на этот раз? Никогда не встречала столь любознательного ребенка, – гордо сказала Нестара Империону, беря Таспера на руки. – Вот почему он так долго учился говорить! Он не хотел говорить, пока не научится задавать вопросы. И если не дать ему точный ответ – он будет плакать часами.

– И когда он начал задавать вопросы? – напряженно спросил Империон.

– Около месяца назад, – ответила Нестара.

Эта новость окончательно сразила Империона, но он постарался скрыть свои эмоции.

Было совершенно очевидно, что Таспер и есть Мудрец-Разрушитель, а значит, придется отправить его в другой мир.

Империон улыбнулся и обратился к Нестаре:

– Любовь моя, у меня для тебя отличные новости. Таспера согласились признать богом. Он будет виночерпием у самого Великого Зонда.

– Ох, только не сейчас! – расплакалась Нестара. – Он еще такой маленький!

Она привела Империону множество очень убедительных аргументов в пользу того, что надо бы подождать, но в результате позволила ему забрать Таспера, ведь лучшего будущего для ребенка и придумать было нельзя. Нестара снабдила Империона подробными инструкциями о том, что́ мальчик ест и когда ложится спать. Империон поцеловал ее на прощание с тяжелым сердцем. Он не был богом обмана и знал, что не посмеет встретиться с ней вновь, опасаясь случайно проговориться.

С Таспером на руках Империон поднялся в средние слои под Небесами в поисках другого мира.

Таспер с интересом смотрел на великие синие изгибы мира.

– Почему?.. – начал он.

Империон поспешно поместил его в сферу забвения. Он не мог позволить Тасперу задавать вопросы здесь. Вопросы, способные вызвать Разрушение в земном мире, должны иметь еще более разрушительную силу в средних слоях.

Сфера забвения представляла собой серебристый шар, который был прозрачным и непрозрачным одновременно. В ней Таспер будет как бы спать, не шевелиться и не расти, пока кто-нибудь ее не откроет. Защитив ребенка таким образом, Империон повесил сферу на одно плечо и вступил в ближайший мир.

Он шествовал из одного мира в другой. К его удовольствию, их было практически бесконечное множество, так что выбрать было в высшей степени нелегко. В некоторых мирах царил такой хаос, что у него не поднялась рука оставить Таспера в них. В других боги возмущались вторжением Империона и кричали, чтобы он убирался. В третьих возмущаться начинало человечество. Один из миров был настолько рациональным, что, к своему ужасу, Империон обнаружил, что боги в нем просто-напросто умерли!

Было много миров, которые казались ему на первый взгляд подходящими, тогда он выпускал из себя духа предсказаний – и в каждом случае дух сообщал ему, что здесь Таспер будет страдать.

И вот наконец он нашел хороший мир.

Этот мир казался спокойным и изысканным. Немногочисленные местные боги выглядели вполне цивилизованными. Империон был несколько обескуражен, обнаружив, что эти боги большой частью своего могущества делились с человечеством. Впрочем, здешнее человечество не злоупотребляло этим могуществом, и дух предсказаний убедил его, что если он оставит здесь сферу забвения с Таспером внутри, тот, кто ее откроет, хорошо позаботится о мальчике.

Империон оставил сферу в местном лесу и поспешил назад в Тир, испытывая невыразимое облегчение. Там он сообщил о сделанном Зонду – и Небеса возрадовались. Империон проследил, чтобы Нестара вышла замуж за очень богатого и славного человека, который сделал ее не только богатой и счастливой, но и подарил множество детей вместо Таспера. Наконец, в легкой печали, он вернулся к упорядоченной жизни на Небесах.

Тир, не потревоженный Разрушением, оставался все таким же совершенным и абсолютным.

Прошло семь лет.

Все это время Таспер оставался трехлетним и ни о чем не знал. Время для него остановилось.

В один прекрасный день сфера забвения развалилась на две половины – и он заморгал от солнечного света, чуть менее золотого, чем он помнил.

– Так вот из-за чего весь переполох, – пробормотал высокий мужчина.

– Бедная невинная душа! – вздохнула женщина.

Таспер находился в лесу, вокруг были незнакомые люди, которые смотрели на него с сочувствием и нежностью. Но мальчик не знал, что прошло несколько лет, – буквально только что он куда-то летел с отцом!

И он закончил вопрос, который начал задавать отцу.

– А почему мир круглый? – спросил он.

– Интересный вопрос, – сказал высокий мужчина. – Принято отвечать, что из-за вращения вокруг Солнца у него стерлись углы. Но он мог быть и сразу создан так, чтобы мы заканчивали в той точке, где начали.

– Сэр, вы его запутаете такими разговорами, – сказала другая женщина. – Он же еще совсем малыш.

– Нет, ему интересно, – сказал другой мужчина. – Посмотрите на него.

Тасперу действительно было интересно. Ему нравился высокий мужчина. Он, конечно, был немного сбит с толку его появлением, но решил, что этого человека поставили сюда, потому что он отвечал на вопросы лучше Империона.

А кстати – куда делся Империон?

– Почему ты не мой папа? – спросил он высокого мужчину.

– Еще один интересный вопрос, – ответил тот. – Думаю, это потому, что, насколько мы можем судить, твой папа живет в другом мире. А теперь скажи мне свое имя.

Это не было вопросом.

И мужчина только что заработал еще одно очко: Таспер никогда не отвечал на вопросы – он их только задавал.

Высокий мужчина понимал Таспера – он не задавал вопросов, он отдавал приказы.

– Таспер, – покорно ответил Таспер.

– Какой он милый! – сказала первая женщина. – Я хочу его усыновить!

Остальные собравшиеся вокруг дамы горячо поддержали эту идею.

– Исключено, – произнес высокий мужчина. Его голос был мягким, как масло, но в то же время твердым, как скала.

Женщины сразу же отступили и стали умолять разрешить им понянчить малыша хоть денек. Ну хоть часок.

– Нет, – мягко ответил высокий мужчина. – Он должен сейчас же вернуться в свой мир.

Все женщины начали взволнованно кричать, что дома Тасперу может грозить огромная опасность.

Высокий мужчина остановил их:

– Не беспокойтесь – разумеется, я все сделаю, чтобы он был в безопасности.

Он протянул руку и помог Тасперу подняться:

– Пойдем, Таспер.

Половинки сферы исчезли сразу же, как Таспер покинул свое убежище. Одна из женщин тоже взяла его за руку, и они куда-то отправились.

Сначала была увлекательная поездка, которая ему очень понравилась, а потом его привезли в большой дом, где была странная большая комната, и в ней Таспер сел в центр пятиконечной звезды, а вокруг него стали появляться картинки.

Люди качали головами:

– Нет, это тоже не тот мир!

Высокий мужчина отвечал на все вопросы Таспера, и Тасперу было так интересно, что он даже не рассердился, когда они не разрешили ему поесть.

– А почему нельзя? – спросил он.

– Потому что даже просто твое присутствие здесь являет собой угрозу этому миру, – объяснил высокий мужчина. – А если ты поместишь в себя еду – а еда – это тяжелая часть этого мира, – она может разорвать тебя на куски.

Почти сразу после этого появилась картинка. Все вокруг ахнули, а высокий мужчина произнес:

– Итак, это Тир! – И с удивлением взглянул на Таспера: – Ты, видимо, показался кому-то не очень организованным. – Он снова посмотрел на картинку, с некоторой ленцой, но очень внимательно. – Никакого беспорядка, – констатировал он. – Никакой опасности. Пошли со мной.

Он снова взял Таспера за руку и повел его в картинку.

По дороге волосы Таспера вдруг сильно изменили цвет – из светлых стали почти совсем темными.

– Простая мера предосторожности, – словно оправдываясь, пробормотал высокий мужчина, но Таспер ничего даже не заметил. Он изначально не имел представления о цвете своих волос. А кроме того, сейчас он был слишком поражен скоростью, с которой они двигались.

Они с шумом ворвались в город и резко остановились.

Это был хороший дом, стоящий прямо на границе бедного района.

– Здесь живут те, кто нам может подойти, – сказал высокий мужчина и постучал в дверь.

Им открыла очень грустная на вид леди.

– Прошу прощения, мадам, – сказал высокий мужчина. – Вы, случайно, не теряли маленького мальчика? – И очень внимательно заглянул ей прямо в глаза.

– Да, – сказала леди. – Но это не… – она моргнула. – Да, это он! – закричала она. – О, Таспер! Как ты мог вот так исчезнуть? Благодарю покорно, сэр!

Но высокий мужчина уже исчез.

Эту леди звали Элина Алтун, и она была так уверена, что приходится Тасперу матерью, что Таспер тоже быстро в это поверил. Он очень хорошо и счастливо жил с ней и ее мужем, доктором, который очень много работал, но не был особенно богат. Таспер вскоре позабыл высокого мужчину, Империона и Нестару. Иногда его (впрочем, как и его новую мать) немного смущало, что, рассказывая о нем своим друзьям и хвастаясь его успехами, она всегда была вынуждена уточнять: «Это Бадиен, но мы всегда зовем его Таспер». Благодаря высокому мужчине никто так и не узнал, что настоящий Бадиен заблудился в день появления Таспера и упал в реку, где его съел невидимый дракон.

Если бы Таспер не забыл высокого человека и обстоятельства своего здесь появления, то наверняка задумался бы, почему его прибытие совпало с резким улучшением дел доктора, его отца. Люди из бедного района поблизости вдруг обнаружили, каким хорошим доктором был Алтун и как мало брал за прием, и у него стало полно клиентов. Элина скоро смогла позволить себе отправить Таспера в очень хорошую школу, где Таспер часто доводил учителей до белого каления своими вопросами. У него был, как часто с гордостью говорила его новая мать, самый любознательный ум. Хотя он быстрее всех выучил Первые Десять Уроков и Девять Заповедей Детства, учителя, тем не менее, частенько так раздражались и злились на него и его бесконечные вопросы, что огрызались: «Иди и спроси невидимого дракона!» – а это люди Тира обычно делают, когда считают, что их намеренно выводят из себя.

Не без трудностей, но Таспер постепенно избавился от привычки никогда не отвечать на вопросы. И все же он предпочитал спрашивать, а не отвечать. Дома он задавал вопросы постоянно: «Зачем кухонный бог каждый год отправляется с докладом в Небеса? Чтобы я мог красть печенки? Почему драконы невидимые? Бог есть для всего? Если болезни на людей насылают боги – как может папа их излечивать? Зачем мне маленький брат или сестра?»

Элина Алтун была хорошей матерью. Она в высшей степени прилежно отвечала на все эти вопросы, включая последний. Она рассказала Тасперу, как делают детей, закончив свое описание так: «И потом, если боги благословят мою утробу, появится младенец». Она была очень набожной, эта Элина Алтун.

– Я не хочу, чтобы благословляли твою утробу! – сказал Таспер, прибегая к утверждению, что он делал только в моменты сильного волнения.

Но, судя по всему, у него не было выбора в этом вопросе. К десятилетнему возрасту боги благословили его двумя братьями и двумя сестрами. По мнению Таспера, эти благословения были довольно низкого сорта: они были слишком маленькими, чтобы сгодиться хоть на что-то.

– Почему они не могут быть моего возраста? – спрашивал он много раз и даже стал питать к богам небольшую, но вполне конкретную неприязнь из-за этого.

Доктор Алтун продолжал процветать, его доходы увеличивались вместе с ростом его семьи.

Элина наняла няньку, повара и несколько приходящих слуг. Когда Тасперу исполнилось одиннадцать лет, один из этих слуг смущенно протянул Тасперу сложенный квадратик бумаги. Таспер развернул его с интересом – от прикосновения к записке было любопытное ощущение, будто бумага слегка вибрировала в пальцах.

В самом начале записки содержалось очень убедительная просьба не рассказывать никому о ней, а потом там было написано:

Поскольку Таспер ничего не помнил о своем раннем детстве до того момента, как попал в этот дом, он был крайне озадачен. Ему нужно было с кем-то обсудить это письмо, и лучше всего для этого подходил тот самый слуга, который принес ему записку.

С письмом в руке Таспер побежал на поиски. Но на лестнице он остановился, услышав из кухни звук бьющегося фарфора и сразу вслед за этим – проклятия повара, которые он обрушил на голову провинившегося.

Слуга, носивший довольно странное имя Кот, вот-вот должен был покинуть этот дом – как и многие другие до него. Повар уже почти уволил его, и идти сейчас на кухню было не самой подходящей идеей – лучше всего было дождаться Кота у черного хода.

Таспер взглянул на письмо в своей руке и невольно вскрикнул от изумления: письма не было! Оно словно растворилось в воздухе! А он все еще ощущал легкое покалывание в пальцах – там, где оно было еще несколько секунд назад.

– Оно исчезло! – Это утверждение, вылетевшее из уст Таспера, как нельзя более убедительно демонстрировало, в каком волнении он находился.

И он ни за что бы не смог объяснить то, что сделал после.

Вместо того чтобы идти к черному ходу и ждать там Кота, он почему-то побежал в гостиную, где была его мать.

– Знаешь что?! – начал Таспер, обращаясь к матери.

Это была изобретенная им лично форма обращения к людям: он как бы одновременно задавал вопрос – и в то же время этот вопрос не требовал от людей немедленного ответа.

– Знаешь что?

Элина смотрела на Таспера с ожиданием.

Он собирался спросить ее о письме, но вместо этого неожиданно для самого себя сказал:

– Повар только что уволил нового слугу.

– О-хо-хонюшки! – вздохнула Элина и покачала головой. – Мне опять придется искать другого.

Злясь на самого себя, Таспер предпринял еще одну попытку:

– Знаешь что? Я удивляюсь, как этот повар еще не уволил нашего кухонного бога!

– Тише, тише, дорогой! Не стоит так говорить о богах! – испугалась его набожная мать.

Время было безнадежно упущено, Таспер потерял все шансы поговорить с кем-то о письме. И оно стало его личной, захватывающей тайной. Про себя Таспер называл его «посланием от Неизвестного». Иногда, когда никто не мог слышать, он шепотом произносил это странное слово – «Неизвестный». Впрочем, он с тем же успехом мог произносить это слово в полный голос и даже иногда позволял себе так делать. Но ничего не происходило, поэтому вскоре ему это надоело.

Ему было о чем подумать и без этого.

Таспера приводили в восхищения Правила, Законы и Системы.

Правила и Системы были важной составляющей жизни людей в Тире. С этой точки зрения у людей было очень много общего с жителями Небес. Люди подробно описывали все тонкости своего правильного бытия и поведения в произведениях типа «Семь признаков настоящей учтивости» или «Сто дорог к истинной вере». Таспер рос в окружении подобных сводов правил со своих трех лет – он всю сознательную жизнь слушал, как его мать, почтенная Элина, обсуждает с подругами тонкости «Семидесяти двух заповедей хорошей домашней хозяйки».

Таспер вдруг понял, что все эти впитанные им буквально с молоком матери Правила и Законы создают великолепную основу для того, чтобы подниматься все выше и выше, к совершенству.

Он составлял бесконечные списки правил и дополнения к правилам, он постоянно добавлял новые правила, которые помогали обойти старые правила, не нарушая их. Он изобретал все новые кодексы, писал книги и чертил диаграммы. Он придумывал игры с запутанными и очень сложными правилами и играл в них со своими друзьями. Тот, кто смотрел на эти игры со стороны, мог найти их крайне непонятными и даже бессмысленными, но Таспер и его друзья играли в них взахлеб. И самым сладостным моментом во всех этих играх был момент, когда кто-либо прерывал игру и кричал с восторгом: «Я придумал новое правило!»

Это увлечение правилами, которое слегка напоминало навязчивую идею, продлилось до того момента, как Тасперу исполнилось пятнадцать лет.

Однажды он шел домой из школы, обдумывая свод правил для «Двадцати модных причесок».

Надо сказать, что к этому времени Таспер уже проявлял определенный интерес к противоположному полу, хотя девочки в свою очередь его совершенно не замечали.

Он шел и думал о том, какая девочка должна носить ту или иную прическу, как вдруг взгляд его наткнулся на надпись, сделанную на стене мелом:

Таспер был потрясен.

Он никак не мог понять – кто и каким образом мог прочитать его мысли и написать их мелом на стене.

Кто такой этот Мудрец-Разрушитель?

В этот день на Небесах снова началась паника.

Зонд собрал всех богов в тронном зале.

– Итак, Мудрец-Разрушитель объявился и начал действовать, – сообщил он с явной тревогой в голосе. – Империон! Я думал, ты избавился от него?

– Я тоже так думал, – ответил Империон, которого вся эта ситуация пугала и расстраивала чуть ли не больше, чем самого Зонда: получалось, раз Мудрец все равно явился, он, Империон, совершенно напрасно отобрал у несчастной матери Нестары ее ребенка и сам лишил себя удовольствия общения с ними.

– Я совершил ошибку, – признал он.

В разговор мягко вмешался Окк.

– Отец Зонд, – сказал он, – могу ли я просить позволить мне заняться проблемой Мудреца, чтобы больше не случилось досадных промахов и ошибок?

– Это как раз то, что я собирался сделать! – с благодарностью изрек Зонд. – Все согласны?

Все боги были согласны – они были слишком напуганы и слишком заняты, чтобы думать о чем-то еще.

А Таспер поспешил домой и стал расспрашивать родителей о Мудреце-Разрушителе. Он всегда думал, что они знают все на свете, и был очень разочарован, когда выяснилось, что это не так. Правда, у них был сосед, который послал Таспера к другому соседу, у которого был друг, который слышал о Мудреце. И когда Таспер наконец добрался до него, тот поведал ему, что, говорят, Мудрец – это один очень умный молодой человек, который зарабатывает на жизнь тем, что дразнит богов.

На следующий день кто-то смыл написанные мелом слова со стены.

А еще через день на той же самой стене появился очень плохо напечатанный плакат:

В 6:20 Таспер сидел за ужином и напряженно размышлял.

А в 6:24 он принял решение и вышел из-за стола.

В 6:32 он прибыл в Малый концертный зал – это оказалось небольшое, довольно ветхое здание неподалеку от его дома.

Но там никого не было. Ворчливый сторож неохотно сообщил Тасперу, что мероприятие, о котором говорилось в листовке, уже было – вчера.

Таспер развернулся и пошел домой, крайне раздосадованный.

Он всем сердцем стремился теперь выяснить – является ли вопрос ответом. Потому что это был поистине глубокий вопрос. И Таспер начинал понимать, что человек, который называет себя Мудрецом-Разрушителем, обладает по-настоящему незаурядным блестящим умом.

Очень расстроенный и разочарованный, на следующий день он отправился в школу по дороге, которая вела мимо Малого концертного зала. Оказалось, что тот сгорел – от него остались лишь обгоревшие, почерневшие обломки кирпичей. В школе многие возбужденно обсуждали эту новость и говорили, что в Зале начался пожар примерно в семь часов вечера накануне.

– А вы в курсе, что за день до этого в Зале выступал Мудрец-Разрушитель? – спросил Таспер.

Именно так он обнаружил, что был далеко не единственный, кто интересуется Мудрецом.

Половина его класса восхищалась Мудрецом-Разрушителем.

И даже девочки, услышав от него о Мудреце, проявили заинтересованность.

– Он просто потрясающий! Как он говорит о богах! – сказала одна из девочек. – Никто до него не задавал таких вопросов!

При всем этом никто толком ничего не знал о Мудреце, а те немногочисленные сведения, которые удалось найти, были получены из вторых и третьих рук.

Но зато один из одноклассников показал Тасперу аккуратно вырезанную из газеты статью, в которой известный ученый рассуждал о так называемой «Доктрине Разрушения». Там говорилось, очень многословно и наукообразно, что Мудрец и его последователи выступают против почитания богов и против правил. Конечно, это не много дало Тасперу, но все же это было хоть что-то.

Теперь он с сожалением должен был признать, что его увлечение правилами и восхищение порядком было заблуждением и причиной его отставания от своего же собственного класса в том, что касалось знаний об этом новом, замечательном учении. Таспер немедленно присоединился к адептам Доктрины.

Он вместе со своими одноклассниками по крупицам собирал информацию о Мудреце и носился по всему городу, оставляя на стенах надписи: «Разрушение – это клево!»

А сам Мудрец долгое время после этого проявлял себя только возникающими на стенах надписями мелом, которые исчезали почти сразу:

Таспер старательно записывал эти изречения.

Да, он снова был одержим – как раньше правилами, он снова находился в восхищении, но на этот раз все было по-другому.

Теперь он все время размышлял.

Сначала он пытался придумать умные вопросы, которые можно было бы задать Мудрецу. Он очень старался найти вопросы, которые никто раньше не задавал. Но потом, в процессе, он увлекся и вскоре понял, что думает о другом: ему было интересно, как Мудрец ответил бы на свои собственные вопросы и на те, которые он, Таспер, ему бы задал. Он думал о правилах и системе, о Небесах – и вдруг начал понимать, что все эти вопросы задаются не просто так и что все они имеют глубочайший подтекст. Но какой?

Думать было легко и приятно.

И однажды, в то утро, когда впервые побрился, он понял.

Ослепленный этим открытием, Таспер невидящими глазами смотрел на свое отражение в зеркале, на свое собственное лицо, с одной стороны вымазанное белой пеной для бритья.

Ведь без верящих в них людей боги просто ничто!

Идеально организованные Небеса, все эти правила и своды законов на земле – все это было из-за людей!

Это было невероятно. Трансцендентально.

Таспер ошарашенно смотрел на себя в зеркало, но вместо отражения видел строчки из письма Неизвестного.

«Неужели это все время было у меня перед самым носом?! Как я мог этого не видеть?» – спрашивал он себя.

Но он все еще не был абсолютно уверен в своей правоте.

Единственное, что он знал точно, – пришло время разобраться с этим вопросом.

Таспер подумал, что Крестоманчи, скорее всего, и есть тот самый Мудрец – почти наверняка! Эта мысль его не на шутку разволновала – ведь Мудрец проявил необъяснимый интерес к нему, обычному подростку, Тасперу Алтуну! А исчезающее письмо – это очень в духе Мудреца.

Но Мудрец продолжал прятаться и ускользать.

Следующее упоминание о нем было в новостях: там сообщили, что в Галерее «Селестия» произошло нечто странное. «Крыша здания обрушилась, – говорилось в новостях, – буквально через несколько секунд после того, как молодой человек, известный под именем Мудрец-Разрушитель, закончил свою очередную лекцию и вместе со своими последователями покинул здание».

«Он не из тех, кто сомневается, – сказал себе Таспер. – Он знает о богах все. И он знает, что делает».

Вместе с одноклассниками Таспер совершил паломничество к разрушенной Галерее.

Это здание было лучше, чем Малый концертный зал, – вероятно, дела Мудреца пошли в гору.

Все были очень взволнованы и возбуждены. Одна из девочек нашла в газете маленькое рекламное объявление, где говорилось, что Мудрец якобы должен читать следующую лекцию в огромном Королевском Хрустальном Дворце. Да, Мудрец явно поднимался все выше в этом мире! Таспер и его одноклассники надели лучшие наряды и отправились на эту лекцию, но оказалось, что время лекции в объявлении было указано неверно и к моменту прибытия школьников она уже закончилась. Толпы разочарованных людей двинулись прочь от Дворца – и тут грянул взрыв. Большая удача, что обошлось без жертв. В полиции заявили, что это была бомба. Таспер и его друзья помогали оттаскивать оглушенных и напуганных людей подальше от места взрыва и пылающего Дворца. Это был очень впечатляющий и захватывающий опыт, но это был не Мудрец.

Теперь Таспер понимал, что он никогда не будет счастлив, если не найдет Мудреца. Он убеждал себя, что просто хочет узнать, прав ли он в своей трактовке вопросов, но в глубине души знал, что дело не только в этом. Каким-то образом их судьбы были тесно связаны: он знал, что Мудрец хочет, чтобы Таспер нашел его.

Тем временем по школе и по городу ходили упорные слухи, будто Мудрец счел, что хватит с него лекций и взрывов, и решил удалиться ото всех и писать книгу. Называться она якобы должна была «Вопросы Разрушения».

Слухи также утверждали, что поселился Мудрец инкогнито где-то в районе улицы Четырех Львов.

Таспер отправился на улицу Четырех Львов.

Там он без стеснения стучал во все двери и спрашивал всех встречных прохожих, не знают ли они, где живет Мудрец. Довольно часто его посылали «спросить невидимого дракона», но он не обращал внимания на грубиянов и продолжал свои расспросы, пока кто-то не обмолвился, что, возможно, миссис Тунап из дома 403 знает, где его искать.

Таспер с замиранием сердца постучал в дверь дома 403.

Миссис Тунап оказалась весьма чопорной дамой в зеленом тюрбане.

– Боюсь, я не могу тебе помочь, мой дорогой, – сказала она. – Я здесь совсем недавно.

И прежде чем Таспер успел отчаяться, добавила:

– Прежние владельцы сдавали жилье внаем, и снимал его очень приятный, тихий джентльмен. Он уехал незадолго до того, как я купила этот дом.

– А он не оставил, случайно, свой новый адрес? – Таспер ждал ответа, затаив дыхание.

Миссис Тунап проконсультировалась со старым конвертом, прикрепленным к стене у нее в холле.

– Погоди-ка, погоди-ка… Он переехал на площадь Золотого Сердца, мой мальчик.

Однако на площади Золотого Сердца бывший жилец с улицы Четырех Львов, который наверняка являлся Мудрецом-Разрушителем, только осмотрел комнату, а потом ушел.

Тасперу пора было возвращаться домой.

Его родители не слишком доверяли подросткам, и их сильно беспокоило, куда это каждый вечер уходит их сын.

Как ни странно, дом 403 по улице Четырех Львов в ту же ночь сгорел дотла.

Таспер подозревал, что это не совпадение: за Мудрецом след в след шли убийцы.

Теперь его решимость найти Мудреца стала еще сильнее. Он почему-то знал, что может защитить Мудреца, спасти, если найдет его раньше убийц. И, разумеется, он не винил Мудреца в том, что тот все время бежит и прячется.

А Мудрец снова переехал.

Молва донесла, что теперь он обитает на улице Куропаток.

Добравшись туда, Таспер выяснил, что искать следует на площади Фонтель. А с площади Фонтель Мудрец перебрался на Ветреный бульвар. И оттуда – в очень непрезентабельный домик на Станционной улице.

После этого было еще много адресов.

И в какой-то момент Таспер почувствовал логику, скрытый смысл во всех этих перемещениях.

Он интуитивно чувствовал, куда Мудрец должен отправиться в следующий раз.

Любой самый незначительный намек, вскользь брошенное упоминание о новом квартиранте – и вот Таспер уже стучится в дверь, его посылают к невидимому дракону, а его родители недоумевают и страшно переживают, куда же с таким постоянством отлучается каждый вечер их несовершеннолетний сын.

И все же Мудрец был неуловим.

Как бы быстро ни соображал Таспер, как бы ни спешил – он всякий раз приходил к опустевшему гнезду.

Единственным утешением для него было то, что все-таки он все время на шаг опережал убийц: бывало даже такое, что дом взрывался или загорался еще до того, как он успевал покинуть улицу, на которой он стоял, но он опережал их.

Всего лишь на один шаг.

В конце концов поиски привели его к очень бедному жилищу на улице Единорога. Таспер отправился туда после долгого дня, который вынужден был провести в школе, хотя и страшно устал, – Мудрец мог снова улизнуть в любую минуту. Не важно, сколько раз ему это удавалось, – Таспер питал очень большие надежды на улицу Единорога.

Дом был одним из тех очень бедных, убогих строений, которые Мудрец предпочитал в последнее время.

Но увы – надеждам Таспера снова не суждено было сбыться.

Толстая женщина, которая открыла ему дверь, грубо расхохоталась ему прямо в лицо:

– Не отвлекай меня, парень! Иди и спроси невидимого дракона!

И она захлопнула дверь прямо перед его носом.

Таспер остался стоять на улице, уставший и униженный.

И он совершенно не представлял, куда ему двигаться дальше.

Ужасная мысль вдруг посетила его: он все это время ужасно ошибался… он обманывал самого себя… он глупец, глупец, непроходимый глупец: никакого Мудреца просто не существует!

Чтобы выкинуть эту мысль из головы, Таспер дал волю гневу.

– Ладно! – крикнул он в закрытую дверь. – Я пойду и спрошу невидимого дракона! Вот именно – пойду и спрошу!

Влекомый гневом и злобой, он бросился к реке.

Встав на ближайшем мосту, прямо посередине, Таспер перегнулся через парапет. Да, он понимал, что выглядит полным идиотом, – ведь никаких невидимых драконов на самом деле не существует! Он был абсолютно уверен в этом. Но ему было плевать на все – он все еще был в ярости и должен был сделать именно то, что собирался. Хотя если бы на мосту в этот момент был кто-нибудь еще, Таспер, скорее всего, развернулся бы и ушел. Но мост был пуст.

Чувствуя себя довольно глупо, он стал читать молитву, обращенную к Окку, богу океанов, – ведь именно Окк отвечал за все, что было связано с водой. Таспер произносил молитву очень тихо, перегнувшись через парапет, – никто не мог увидеть и услышать, что он делает. Закончив, он произнес:

– Если невидимые драконы существуют… я бы хотел поговорить с одним из них. Мне нужно спросить кое-что.

Его обдало брызгами, какой-то влажный ветер внезапно дунул ему в лицо. Послышался странный хлопок, Таспер повернул голову на звук и увидел, как по поверхности моста, на расстоянии примерно двух футов друг от друга, растекаются три мокрых пятна, каждое размером с две его вытянутых руки. Сразу вслед за этим неведомо откуда на парапет хлынула вода – с высоты, примерно равной росту Таспера, умноженному на два, плюс еще немножко.

– Это… это я воображаю себе дракона, – сказал Таспер и неуверенно улыбнулся. – Потому что если бы драконы действительно существовали – их появление выглядело бы именно так. Ведь у невидимых водных драконов нет ног, а в высоту они достигают – достигали бы, если бы существовали на самом деле, – как раз где-то одиннадцати футов.

– Вообще-то во мне четырнадцать футов, – сказал голос из ниоткуда.

Он прозвучал у самого уха Таспера, так что тот невольно вздрогнул и отступил на шаг.

Кто-то невидимый дыхнул туманом прямо в лицо Тасперу и нетерпеливо сказал:

– Что ты хотел спросить у меня, дитя бога? Давай скорее.

– Я… я… я… – заблеял Таспер.

Дело было даже не в том, что он напуган.

Происходящее рушило всю его стройную теорию о том, что боги нуждаются в людской вере, а иначе они не смогут существовать.

Впрочем, он все же собрался, и его голос лишь совсем немножко дрожал, когда он заговорил:

– Я ищу Мудреца-Разрушителя. Ты знаешь, где он?

Дракон засмеялся.

Это был интересный звук – похожий на то, как люди иногда пытаются изображать чириканье птиц.

– Боюсь, я не могу сказать тебе точно, где находится Мудрец, – ответил голос из ниоткуда. – Ты должен найти его сам. Просто подумай как следует, дитя бога. Ты должен был заметить, что во всем этом есть некая закономерность.

– Да уж, несомненно, закономерность присутствует! – сказал Таспер. – Куда бы я ни пришел – он уже исчез, а место вдруг оказывается охвачено огнем!

– Это неприятно, – согласился дракон. – Но в его перемещениях тоже есть закономерность. Найди ее. Это все, что я могу сказать тебе, дитя бога. У тебя есть еще вопросы?

– Нет. Что удивительно, – произнес Таспер. – Спасибо большое.

– Да пожалуйста, – ответил невидимый дракон. – Люди часто советуют кому-то спросить нас о чем-то – и так редко делают это почему-то. Встретимся как-нибудь еще.

Снова влажный ветер коснулся лица Таспера.

Он посмотрел на воду – и увидел длинную плоскую волну и серебряные пузырьки на поверхности. И больше ничего.

Таспер с удивлением обнаружил, что ноги у него дрожат, и, кое-как взяв себя в руки, отправился домой.

Оказавшись в своей комнате, он, повинуясь внезапному импульсу, снял висевшее в изголовье кровати изображение домашнего бога – Элина всегда настаивала на том, чтобы оно там висело, – и аккуратно спрятал его в коридоре.

Затем он взял карту города, красный маркер и обвел в кружок все места, где побывал в поисках Мудреца.

Увидев, что получилось, Таспер начал волноваться.

Дракон был прав – закономерность явно существовала.

Мудрец поначалу селился в самых лучших районах города, затем постепенно переселялся во все более скромные, и теперь должен был оказаться в самом что ни на есть убогом районе, прямо около станции… прямо на стыке этого худшего района и более приятной части города.

То есть там, где находился дом Алтунов.

Значит, Мудрец где-то совсем рядом! Он должен быть здесь – ведь улица Единорога совсем недалеко отсюда!

Тасперу просто надо найти дом, в котором пожар.

Снаружи темнело.

Таспер отдернул занавески и уставился на пустую улицу.

И – да, вот оно!

Красные и оранжевые отблески слева – на улице Осенней Луны, их прекрасно видно!

Таспер вслух рассмеялся.

Он был почти благодарен потенциальным убийцам Мудреца!

Таспер помчался по ступенькам лестницы вниз. Вслед ему летели обеспокоенные крики родителей, братьев и сестер, но он просто захлопнул дверь за собой. Через две минуты он был уже на месте пожара. По улице метались обезумевшие от страха люди, они пытались спасать имущество, вытаскивали мебель из дома, кто-то бережно устраивал в обожженном огнем кресле растерянную пожилую даму в коричневом рваном тюрбане.

– Скажите, у вас был квартирант? – спросил ее Таспер очень настойчиво. – Где он сейчас?

Дама все пыталась поправить свой безнадежно испорченный тюрбан: она была в шоке и ни о чем другом думать не могла.

– Его здесь нет, – ответила она рассеянно. – Думаю, сейчас он в гостинице «Полумесяц».

Таспер не стал медлить и снова побежал вдоль по улице.

Гостиница «Полумесяц» находилась буквально в соседнем доме.

Большинство ее постояльцев и посетителей бара сейчас, должно быть, помогали пострадавшим на пожаре, но все же внутри горел слабый свет, достаточный для того, чтобы прочесть объявление, размещенное в окне.

«Сдаются комнаты» – вот что в нем было написано.

Таспер ворвался внутрь.

Бармен в одиночестве стоял у окна и смотрел на пылающий по соседству дом. Он даже не взглянул в сторону Таспера.

– Где он? Где ваш новый постоялец? – задыхаясь, крикнул Таспер. – У меня для него послание. Срочное!

Бармен, не поворачивая головы, буркнул:

– Вверх по лестнице, первая комната слева, – и меланхолично добавил: – Крыша рухнула. Да, им следует поторопиться, чтобы огонь не перекинулся на соседние дома.

Таспер взлетел наверх и повернул влево. Коротко стукнул в дверь, распахнул ее, не дожидаясь ответа, и вбежал внутрь.

Комната была пуста.

Свет горел, кровать была разобрана, на столе стояла пустая чашка, вокруг которой валялись какие-то обрывки бумаги. На камине стояло большое зеркало.

А рядом с камином, за ним, виднелась еще одна дверь.

Она слегка подрагивала, словно кто-то буквально секунду назад захлопнул ее за собой.

Таспер ринулся к этой двери.

Краем глаза он заметил свое отражение в зеркале на камине – и очень удивился: у него не было времени останавливаться и выяснять, в чем дело, но каким-то странным образом это зеркало, старинное, потемневшее и треснувшее, на мгновение сделало его отражение на несколько лет старше, чем он был на самом деле. В нем он казался взрослым – лет двадцати или чуть больше.

Таспер огляделся.

Он вспомнил письмо от Неизвестного.

Время пришло. Он знал это.

Сейчас он увидит Мудреца. Нужно только позвать его.

Таспер стоял у двери в нерешительности.

В письме говорилось, что однажды ему нужно будет лишь позвать.

Взявшись за ручку двери, Таспер слегка толкнул ее вперед и тут же придержал пальцами.

Там, за дверью, Мудрец.

Таспером снова овладели сомнения.

«А так ли я уверен, что богам нужны люди? – думал он. – Действительно ли я так верю в это? Что вообще я скажу Мудрецу?»

Он потянул дверь на себя – и она закрылась.

– Крестоманчи… – жалобно выдохнул Таспер.

В пространстве произошло некое движение, словно кнут рассек воздух где-то позади.

Таспер резко обернулся и раскрыл глаза в изумлении.

На кровати теперь сидел высокий мужчина.

Он выглядел довольно экстравагантно в черной длинной ночной рубахе с вышитыми на ней ярко-желтыми кометами. С одной стороны рубаха задралась и являла миру изнанку – ярко-желтую с черными кометами. Мужчина оказался высок, у него были гладкие черные волосы, очень яркие черные глаза, а на ногах – нечто, до крайности напоминающее красные домашние шлепанцы.

– Слава Небесам, – проговорил этот странный персонаж. – На какое-то мгновение я испугался, что ты откроешь эту дверь.

Звук его голоса внезапно заставил Таспера вспомнить о том, как он появился в этом городе.

– Это ведь вы привели меня сюда через картину, когда я был маленький! – воскликнул он. – Вы Крестоманчи?

– Да, – кивнул его собеседник. – А ты – Таспер. А теперь нам обоим надо побыстрее убираться отсюда – пока дом не сгорел!

Он схватил Таспера за руку и потащил к двери на лестницу.

Как только он распахнул дверь, в комнату немедленно ворвался густой дым и послышался гул огня. Гостиница была уже вся в огне. Крестоманчи поспешно закрыл дверь, от дыма оба немедленно начали кашлять, причем Крестоманчи делал это так отчаянно и хрипло, что Таспер испугался, что тот задохнется. Комната теперь была в дыму, струйки которого пробивались сквозь щели в полу, заставляя Крестоманчи надрывно и беспрестанно кашлять.

– Похоже, я все-таки подхватил этот грипп, – выдавил Крестоманчи между приступами кашля. – Да, вот так-то. Такая жизнь, парень. Эти твои организованные боги не оставляют нам другого выхода.

Он пересек комнаты, подошел к двери за камином и открыл ее.

За дверью оказалась абсолютная, черная пустота. Космос.

Таспер от страха не сдержал крика.

– Да, именно, – прокашлял Крестоманчи. – Иди же навстречу своей смерти – это твое предназначение!

– Но почему мы не можем просто выпрыгнуть в окно? – попытался найти другой выход Таспер.

Крестоманчи покачал своей гладко причесанной головой.

– Не можем. После того что они сделали тут, не можем. Нет. Нам нужно наконец не убегать, а повернуться к ним лицом и явиться прямо в их святая святых. Можно попросить тебя одолжить мне твой тюрбан на время нашего путешествия? – проскрипел Крестоманчи. – Я хочу использовать его вместо ремня. На пути к Небесам, возможно, будет прохладно, а у меня под рубашкой нет даже нижнего белья.

Яркая рубашка Крестоманчи действительно была из довольно тонкой ткани.

Таспер медленно размотал свой тюрбан.

Явиться перед богами без головного убора… вообще-то это нехорошо, конечно, но уж точно не хуже, чем явиться к ним в ночной рубахе, думал он.

Тем более что он же все равно не верит ни в каких богов!

Он развязал тюрбан и протянул Крестоманчи синее полотно, Крестоманчи обернулся им поверх своей черно-желтой рубахи и, казалось, чувствовал себя вполне комфортно.

– Ну а теперь держись за меня, – скомандовал он, – и все будет в порядке.

Он схватил Таспера за руку и нырнул в космическую пустоту.

Сначала Таспер был слишком ошеломлен, чтобы разговаривать. Он мог только поражаться тому факту, что они поднимаются все выше в небо по невидимым ступеням. Крестоманчи шел так, будто для него это было совершенно обычным делом, время от времени заходясь кашлем и слегка дрожа от озноба, но при этом ни на секунду не выпуская руку Таспера. Буквально за одно мгновение город превратился в кучу маленьких огоньков у них под ногами, среди огоньков выделялись два ярко-красных пятна – это были дома, где бушевал пожар. А потом эти огоньки пропали и вокруг заплясали звезды, приближаясь и снова удаляясь, потому что путешественники уже поднимались еще выше, к другим звездам.

– До Небес путь неблизкий, – заметил Крестоманчи. – Есть еще что-нибудь, что бы ты хотел знать?

– Да, – сказал Таспер. – Вы имели в виду, что боги пытались убить меня? Почему?

– Они пытались уничтожить Мудреца-Разрушителя, – ответил Крестоманчи. – Это не одно и то же. Хотя в данном случае… Ты же знаешь, что Мудрец-Разрушитель – это ты?

– Нет, я вовсе не Мудрец! – запротестовал Таспер. – Мудрец намного старше меня, и он задается такими вопросами, которые даже не приходили мне в голову, пока не услышал о нем!

– Ну да, – сказал Крестоманчи. – Боюсь, что вышло чудовищное недоразумение. Это ошибка того, кто пытался убрать тебя из этого мира, когда ты был маленьким ребенком. Таким образом он хотел спасти и тебя, и весь суперорганизованный мир Тира. Но беда в том, что в идеально организованном мире Тир пророчества всегда сбываются, а пророчество говорило, что ты должен начать проповедовать в двадцать три года. То есть в этом году. Вот как бы то ни было – а должен. Тебе даже не нужно было появляться. То есть Мудрецу – ему не нужно было даже появляться. Вот скажи – ты когда-нибудь говорил с кем-то, кто действительно слышал лекции Мудреца?

– Нет, – ответил Таспер. – Никогда.

– И никто их не слышал, – продолжал Крестоманчи. – Но так или иначе – ты уже начал делать свое дело. Сначала ты написал книгу, на которую, правда, никто не обратил особого внимания…

– Нет, это ошибка! – снова запротестовал Таспер. – Он… я… Мудрец написал книгу после того, как закончил публичные выступления.

– Но разве ты не видишь, что на самом деле все совсем не так, как тебе казалось? Они водили тебя за нос все это время – и только для того, чтобы ты оказался там, где тебе следовало быть. В этой комнате в гостинице должна была начаться твоя карьера. Но я полагаю, ты уже слишком стар для того, чтобы ее начинать. И подозреваю, что мои звездные друзья тоже это сообразили и решили тебя прикончить. С их стороны это было довольно некрасиво, и я обязательно сообщу им о своей точке зрения на этот поступок, как только мы прибудем на место.

Он снова начал кашлять – здесь, среди звезд, было действительно жутко холодно.

Таспер смотрел на темноту у себя под ногами – мир исчез, там ничего не было, кроме холодной, черной, пугающей темноты. Но вот блеснули первые лучи солнца, а потом, по мере того как они поднимались все выше, свет солнца становился все ярче, и наконец оно выкатилось огромным ярким шаром у них под ногами.

Какие-то неясные воспоминания забрезжили в памяти у Таспера – он отгонял их от себя, но безуспешно.

– А откуда вы все это знаете? – спросил он напрямую.

– Ты когда-нибудь слышал о боге по имени Окк? – Крестоманчи снова надсадно закашлялся. – Он пришел ко мне семь лет назад – когда тебе должно было быть столько лет, сколько сейчас. Он был встревожен и беспокоился, что… – Его снова душил кашель. – Прости, я, пожалуй, поберегу дыхание до Небес.

Они карабкались по звездам – и звезды кружились вокруг, пока наконец они не достигли темного свода, который засветился изнутри перламутровым светом, как только они приблизились.

Крестоманчи выпустил руку Таспера и с удовольствием и очевидным облегчением высморкался в вышитый золотом носовой платок.

Перламутровый свет сменился серебряным, а серебро скоро вылиняло в ослепительно белый.

Теперь они шли через анфиладу ослепительно белых огромных залов.

Все боги собрались, чтобы встретить их, и никто не осмелился бы назвать эту встречу сердечной.

– Прошу прощения за свой внешний вид, я неподобающе одет, – раскланялся Крестоманчи.

Таспер взглянул на богов, потом на Крестоманчи – и, вспыхнув, съежился от стыда. Сказать, что Крестоманчи был одет неподобающе, было мало. Он был в ночной рубахе, на ногах у него болтались красные домашние шлепанцы с мехом, а на поясе горделиво синел мятый и изрядно поистрепавшийся в дороге по звездам тюрбан Таспера, повязанный кокетливым бантиком.

А боги вокруг были одеты с пышностью и великолепием: в золотых штанах и сияющих бриллиантами тюрбанах, – и чем важнее был бог, тем сильнее он сверкал и искрился.

Таспер поймал взгляд какого-то значительного бога в золотой парче – этот взгляд был неожиданно приветлив и даже вроде бы наполнен тревогой за него, Таспера. Рядом с этим золотопарчовым богом колыхалась водянистая фигура другого бога, задрапированного в шелка и усыпанного с ног до головы драгоценными каменьями. И этот бог слегка, но вполне отчетливо и без сомнений подмигнул им!

Таспер был слишком ошеломлен, чтобы отреагировать, а вот Крестоманчи с готовностью подмигнул в ответ.

В самом дальнем конце зала на массивном высоком троне восседал Великий Зонд, одетый в белоснежно-пурпурный наряд, с короной на голове.

Крестоманчи поднял на него взгляд и… глубокомысленно высморкался в свой платок.

Это было ужасно неуважительно. Просто возмутительно.

– В чем причина того, что двое смертных явились сюда, в наши чертоги? – холодно вопросил Зонд.

Крестоманчи чихнул и ответил:

– Да по вашей же глупости! Потому что вы, боги Тира, так долго устанавливали порядок, что сами в нем запутались.

– Я поражу тебя громом и молнией за такие слова, – предупредил Зонд.

– Нет, не поразишь. Если, конечно, кто-нибудь из вас хочет остаться в живых, – заявил Крестоманчи.

По толпе богов пронесся ропот: они хотели остаться в живых. А значит, нужно было разобраться, что Крестоманчи имеет в виду.

Зонд воспринял их реакцию как угрозу своей абсолютной власти и решил впредь быть осторожнее в высказываниях.

– Продолжай, – велел он.

– Вы постоянно с гордостью заявляете, – продолжил Крестоманчи, – что ваши пророчества всегда сбываются. Так почему же, если вдруг пророчество вам не понравилось, вы решили, что можете с ним поспорить?! Это, мои дорогие, просто верх глупости с вашей стороны! Ничто и никто не может остановить свое собственное Разрушение, и меньше всего вы, боги Тира. Вы вроде бы даже смогли обмануть самих себя. Но вы забыли, что, организовав все так идеально и на небе, и на земле, лишили и себя, и людей возможности хоть какого-то выбора. Вы лишили себя… случайности. Отправив Таспера в мой мир, вы совершили ошибку: ведь у нас, в моем мире, случайности бывают! И именно по случайности сфера забвения с Таспером была обнаружена только через семь лет. Я боюсь даже предположить, что могло бы случиться, если бы Таспер вынужден был и дальше пребывать в состоянии трехлетнего младенца!

– Это моя ошибка! – вскричал Империон. – Это полностью моя вина! – Он повернулся к Тасперу: – Прости меня, – сказал он с чувством. – Ведь ты сын мне.

Может быть, именно это и имела в виду Элина, когда говорила про благословение богами ее утробы? А ведь Таспер всегда был уверен, что это не более чем фигура речи.

Он смотрел на Империона, щурясь от нестерпимого сияния, идущего от него. Нельзя сказать, что он был в таком уж восторге от этого сияющего бога. Конечно, отличный бог, честный, порядочный и все такое, но все же, судя по всему, довольно ограниченный.

– Конечно, я прощаю тебя, – сказал Таспер вежливо.

– И очень большая удача, – говорил Крестоманчи, – что никому из вас не удалось убить Мудреца. Таспер все-таки сын бога. Это значит, что он и сам немного бог, а по вашему же пророчеству он должен быть живым, чтобы проповедовать Разрушение. Вы сами почти разрушили свой Тир. По крайней мере – вы сами нанесли ему несколько мощных ударов. Он слишком идеально организован, чтобы просто поделиться на два альтернативных мира, как наверняка произошло бы с моим миром. А у вас случилось так, что не произошло то, что обязано было произойти. Тир трещит по швам и рушится на глазах – и это дело ваших собственных божественных рук!

– Но что же нам теперь делать? – жалобно спросил Зонд.

– Существует только один выход, – сказал Крестоманчи. – Вы должны позволить Тасперу проповедовать Разрушение и немедленно прекратить пытаться его уничтожить. Это будет означать свободу выбора и свободное будущее. Тир либо выживет в том виде, в котором он существует сегодня, либо разделится на два мира, спокойно и безболезненно. На два новых, здоровых мира.

– Но ведь таким образом мы сами обрекаем себя на поражение? – мрачно произнес Зонд.

– Это было предопределено, – ответил Крестоманчи.

Зонд вздохнул.

– Что ж, прекрасно. Итак, Таспер, сын Империона, я, хоть и против своего желания, даю тебе благословение – иди дальше и проповедуй Разрушение! Иди в мир!

Таспер склонился в поклоне и стоял так довольно долго. Он не замечал, как Империон и Окк пытаются привлечь его внимание.

В газетах всегда описывали Мудреца как грустного и неуверенного в себе человека. И теперь Таспер понимал почему.

Он взглянул на Крестоманчи, который снова деловито прочищал свой нос.

– Как я могу проповедовать Разрушение? – спросил он. – Как я могу не верить в богов – после того как видел их собственными глазами?

– А вот это как раз самый трудный из вопросов, на который тебе предстоит найти ответ, – прокряхтел Крестоманчи. – Это главный вопрос, который ты будешь задавать людям. Иди и спроси их.

Таспер кивнул и повернулся, чтобы идти.

Крестоманчи наклонился к нему поближе и добавил из глубин своего носового платка гнусаво:

– А еще выясни, кстати: могут ли боги болеть гриппом? Потому что я думаю, что могу заразить их всех. Давай иди думай. И не забудь сообщить мне правильный ответ, приятель…