– Хоть бы эти чертовы священники поторопились. Я вырежу их из брони, если…

– Фил!

Парень поднял глаза:

– Что?

– Это тебе о чем-нибудь говорит?

Его пристальный взгляд проследовал за указательным пальцем Бет.

– Какая-то янтарная Лампочка, – пробормотал он. – Не разгляжу, какая. Что она делает…? – Фил побледнел и перевернул копье. – Готовься, – прошептал он девушке. Потом выгнул спину, выпятив ребра, и проревел голосом, громче, чем весь городской шум: – НАС АТАКУЮТ!

Первыми пришли Трубчатые волки, лая и разбрызгивая слюну, обгоняя пустые стальные скелеты своих укротителей. Их тяжелые лапы оставляли внушительные дыры в дороге.

Натриитки соединили поля, и каждая жила пылала сдерживаемым напряжением. Танцуя, они спотыкались, но старались ставить ноги прямо, несмотря на дрожание земли. Бет почувствовала, как волосы в наэлектризованном воздухе встают дыбом.

Первая ударная волна срезала передние лапы ведущего волка, и тот со стальным воем рухнул мордой в асфальт, но другие перепрыгнули через него, сталкивая кости своего одностайника в реку, атакуя.

Двести ярдов. Сто восемьдесят. Сто пятьдесят. Бет прикидывала расстояние. Время замедлилось, и бешеный галоп стаи обернулся серией стоп-кадров. Каждый зазубренный клык и неровный металлический коготь фиксировались в ее памяти. Она видела стеклянных танцовщиц, вступивших в очередной военный вальс – слишком медленно, слишком медленно. Пятьдесят ярдов. Бет закрыла глаза и напряглась в ожидании удара.

– Эй, Брэдли! – проорал знакомый голос. – Какого черты, ты думаешь, я добивался для тебя этих способностей?

Бет резко распахнула глаза. Все поле зрения заполняли клацающие и воющие челюсти.

«Во имя Матери Улиц, к черту все!» – подумала Бет.

Она бросилась вперед, и бой поглотил ее.

Бет слышит мой крик, и я бегу, а слетающие с губ боевые лозунги теряются среди ветра. Моя скорость размазывает улицы, обращая реку в ртуть. Я чувствую вкус боя в желудке. Натриитки исчезают позади меня в шрамах света. Теперь передо мной – только противники, только поблескивающие клыки. Только добыча. Мои губы кривятся. Я – уличный дикарь.

Я рычу.

Может, я никакой не полководец, но я – охотник. Я бросаюсь на волков, а они бросаются на мое копье.

У Бет звенело в ушах от проносившихся мимо металлических клыков. Вокруг разрасталось стальное торнадо, а она была в его оке. Девушка металась от трубки к трубке, от морды к спине, инстинктивно удерживая равновесие. Пот шлейфом стелился по воздуху. Уличный Принц и его копье мелькали повсюду, словно всепроникающий серый дым. А рядом с ним громадный зверь, вдвое выше человека, медведь, состоящий из копошащихся крыс, голубей и городского мусора, вспарывал волчьи животы.

Гибкие кошачьи силуэты ринулись в драку: отряд Флотилии ступил на тропу войны. Жалкое шипение кошек, царапавших стальные скелеты, было почти что комичным, но чудовища Выси, казалось, принимали их всерьез: тщетно гонялись за Кошками, пытаясь поймать, подворачивая ноги и вывихивая суставы. Их движения выглядели паническими.

«Они боятся их, – подумала Бет. – Они боятся кошек, и страх сводит их с ума».

Армия Бет подбадривала своих чемпионов, одного за другим валивших металлических гигантов, спутывая их ноги, не гнушаясь грязных приемов.

Но они были не единственными павшими. Железные челюсти хватали стеклянные фигурки, отражая яркие янтарные вспышки – последние всполохи погибавших. Бет поджала ноги и метнула себя от задних лап одного животного прямо к морде другого. Оно лязгнуло челюстями, но девушка чуть свернула в сторону. Холодный металл ударил по руке, и она, охваченная страхом и возбуждением, схватилась за него, безжалостно вцепляясь в волчий загривок. Память вскипела знакомым голосом: «Мои руки способны сокрушить стальные балки». Бет рванулась вперед и зацепилась за уголок волчьей пасти. Животное дернулось, смыкая челюсти, но клыки были расставлены слишком редко, чтобы задеть ее руки. Костяшки пальцев побелели, и девушка почувствовала, как сталь прогнулась под давлением пальцев. Сжав зубы, она схватилась посильней и потянула.

Волк закричал, ужасающим животным воем боли, когда она поймала его «на крючок».

Челюсти зверя съехали набок, держась лишь на тонкой полоске металлоломной ткани. Волк взвизгнул и рухнул на бетон.

Секунду Бет ошарашено моргала, лежа среди стальных костей.

«Я сделала это – вырубила Трубчатого волка».

Но тут железные клыки впились в ее плечо, и она закричала.

Бет оседает, и что-то внутри меня отзывается болью, но я не могу ей помочь. Пространство между нами размыто металлом. Медведь – Гаттергласс – с ревом сминает одного волка, перестроившись в огромный кулак, расплющивает другого. Клыки вспарывают ему бок, и он кровоточит червями.

Под железнодорожным мостом бешено кружатся дьявольски неукротимые Натриитки. Воздух пропитан кордитом. Аватар чистого света выпрыгивает наружу из сердца их круга, валит трубчатого гиганта на землю и секунду спустя угасает. Его работа сделана. Расплавленный шлак, бывший раньше гигантом, приваривается к дороге: крутой металлический изгиб, словно замерзшая волна.

В мою сторону устремляется коготь. Я парирую и наношу ответный удар. Рискую посмотреть под мост. Пять истощенных стеклянных женщин, создавших аватар, лежат плашмя – их энергия иссякла.

Воздух вокруг Бет завибрировал от крика. Волк встряхнул ее, зубы пронзили плечо ужасающей, обостряющейся то тут, то там болью. Девушка почувствовала, что сознание покидает ее. Рука, прижатая к груди, покрылась вязкой, маслянистой черной кровью, запекающейся под ногтями.

«Притворись мертвой, притворись мертвой, – она понятия не имела, откуда в голове взялась эта мысль. – Притворись мертвой».

Через пару секунд притворяться не потребуется.

Волк бросил девушку, удар сотряс тело.

Зверь встал над ней, металлотрубная пасть широко распахнулась…

…и не захлопнулась.

Бет удивленно моргнула. Петли по углам импровизированной челюсти натужно визжали, но трубчатый волк не мог закрыть рот. Ноздри зверя извергали облака ржавчины.

– Че, парни?! Да! Очень сильно хорошо!

Бет вздрогнула, перекатываясь на плечо. Сквозь волны тошнотворной боли она увидела Виктора, стоящего в нескольких ярдах поодаль на тротуаре, в развевающейся шинели, взмахивающего фонариком, словно дирижируя оркестром. Вокруг него нетерпеливо толпились Белосветные, яркие, словно миниатюрные звезды.

Глаза русского безумно вспыхивали:

– Теперь, ребятки, мои хорошие ребятки, еще, – потребовал он. – Еще.

И стеклянные парни поправили свои фуражки и выгнули спины, потея чистым светом, выступающим на лбах.

Волчьи челюсти открывались все шире и шире, петли, визжа, сопротивлялись. Бет смотрела с испугом и восхищением, как две половинки звериной морды внезапно выгнулись, и с оглушительным визгом протеста чудовище Выси вывернулось наизнанку.

Одуревшая от происходящего, Бет встала. Порыв проспиртованного, с гнильцой, дыхания окатил девушку, когда Виктор наклонился осмотреть ее плечо. Она чувствовала, что уже исцелилась: цемент в крови затянул рану.

– Как это ты, Царица? – пробормотал он, почти загипнотизированный видом ее странной крови. – Даже в Спецназе такому не учить, моя богиня.

Девушка заметила других рыщущих волков, с пастями, посверкивающими в свете противников, и сердито толкнула русского.

– Нас окружают! – прокричала она ему в лицо. – Вперед!

Бет побежала на оранжевое свечение Натрииток. Жар обдал ее шею, когда Ламповые люди поспешили за ней.

Боль пульсировала в болтающейся поврежденной руке.

«Богиня, – подумала она. – Кто это чертова Богиня?»

Первая атака Выси оказалась слабой. Его волки кружатся на месте, хватая зубами воздух, но их теперь гораздо меньше, чем было. С другой стороны, нас тоже. Я бросаюсь бежать, осколки стекла кусают ноги. Мусорный тигр несется подле меня, и с нашей стороны раздаются усталые приветствия – всего два или три слышимых голоса, но молчаливый хор светится до самых облаков. Они думают, мы победили.

Но теперь подходят укротители: покачивающиеся металлические скелеты нетвердой походкой бредут по дороге, их шаги ухают, как колокола. Они приседают среди обломков волчьей стаи, сортируя лом пальцами, слишком маленькими и ловкими на массивных руках. Вместо ногтей у них гаечные ключи, кувалды и ножницы, проворно совмещающие суставы заново. Плечи соединяются с бедрами, монтируются полувосстановленные черепа.

Павшие волки встряхиваются и, рыча, поднимаются с асфальта, в то время как наши мертвые остаются пылью на земле.

Передо мной, нетвердо тряся головой, встает восстановленный волк. Я пружиню от его плеча и ударяю укротителя по коленной чашечке.

Он падает, но собратья тут же его восстанавливают. Это Металлическая Медицина, и нам нечем на нее ответить.

– ИЕЗЕК! – удается прореветь мне, прежде чем зверь, которого я использовал в качестве трамплина, вгрызется мне в живот. – ГДЕ ТЫ?

Воздух, перемалываемый тяжелыми крыльями, обдул кожу Бет. Вдоль набережной по каменной насыпи захлопали руки, капельки воды поблескивали на пальцах.

В поле зрения, продвигаясь толчками, вошли каменные фигуры всех возможных форм, в одеждах десятков веков.

Они с трудом добрались сюда; грязь со дна реки все еще цеплялась за их ноги. Но теперь скульптурный полк стоял на Набережной. Через просветы, пробитые временем и стихиями в их броне, Бет видела оскаленные зубы и пульсирующие, втягивающие воздух, глотки.

Тротуарные Монахи что-то замышляли.

Бет заглянула в глазную щель одного. Его глаза были с усилием распахнуты.

Потом, как один, Тротуарные Монахи исчезли.

«Что?.. Где?..»

Ответом ей был визжащий лязг. Через дорогу трубчатый гигант упал на колени, схваченный бронзовой обнаженной и каменным ученым. Их руки мелькали, разрывая металл, как бумагу, и Бет поймала себя на том, что не может оторвать глаз от стройной бронзовой женщины, стоявшей напротив нее, – вильнув литым бедрами, та легко оторвала металлический череп от плеч.

Пара статуй снова исчезла и вновь появилась, чтобы подрезать колени другого укротителя.

Безумная надежда заполнила Бет теплом.

«Почему же ты раньше не замечала, что статуи двигаются? – удивленно думала она. – Потому ли, что они перемещаются слишком медленно или потому, что слишком быстро?»

На берегу реки с новой силой закипела битва. Тротуарные Монахи мерцали, исчезали и вновь появлялись, обрушиваясь врагам на головы, придавливая металлических чудовищ немалым весом. Воздух наполнился учащенным дыханием, молитвами и криками.

Священники несли потери. Настоящая кровь бежала из их ран, черная и липкая из-за недостатка воды. Девушка наблюдала сражение с испуганным, жгущим горло восторгом, осмелившись надеяться, что Тротуарные Монахи изменят ход событий.

В пылу сражения я лишь мельком наблюдаю бойню. Бедные камнекожие выдыхаются, замедляясь, словно игрушки, у которых кончается завод, и то тут, то там волки разбивают их. Статуи наводняют поле боя плотно сидящими надгробиями.

Осталась, возможно, четверть волчьей стаи и горстка укротителей. Но этого достаточно: их умелые пальцы уже перебирают трубковые суставы.

Где Бет? Я нигде не вижу ее.

Копье кажется тяжелее, чем обычно, и только тогда я замечаю, что правая рука разорвана. Боль льется в плечо, как будто она ждала, пока я замечу рану, чтобы выскочить и удивить меня. Трубчатые гиганты потрясают улицу тяжелыми шагами.

Волки уже кружат. Первобытный страх полощется в животе. Есть только одно, что остается сделать.

– Отступаем! – кричу я. – Отступаем к реке!

Секунду Глас пялится на меня. Потом кивает и перестраивается в огромную мусорную голову, вопящую голосом сотни крыс:

– ОТСТУПАЕМ! ОТСТУПАЕМ!

Мои солдаты – стеклянные, из плоти и каменные – вздрагивают, а потом как можно быстрее бросаются к воде. Натриитки тянут Тротуарных Монахов с отрубленными конечностями, оплетя их полями, словно рыболовными сетями. Я стою, подгоняя их, пока последний Белосветный не пробегает мимо. Вот я сам поворачиваюсь и мчусь за ними, и Трубчатые волки радостно воют, пускаясь в погоню.

До берега реки меньше сотни шагов. Расстояние тает. Я чувствую холодное дыхание волков на спине. Первые достигшие кромки воды солдаты моей армии топчутся в нерешительности. Некоторые оглядываются на меня с растерянным и выражением лиц, чувствуя себя преданными. Я знаю, что они думают: если волчья стая загонит их в реку, все они погибнут.

Я ловлю взгляд Гаттергласса. У нас всего один шанс.

– ОТВОРОТ ВПРАВО! – кричу я,

– ОТВОРОТ ВЛЕВО! – орет Глас, и я впрыгиваю в ряды моей армии и начинаю практически швырять стеклянные тела к западу вдоль набережной. У Гласа, превратившегося в гигантскую руку, сметающую десятки Тротуарных Монахов в противоположном направлении, получается быстрее.

Стеклянные девушки и парни кричат бессвязными вспышками бледно-желтого света. Под весом своих товарищей один из священников крошится в кровавый гравий. Однако в наших рядах открывается брешь. Волки пытаются притормозить, но их импульс слишком велик, и, проносясь мимо, они лишь изворачиваются, пытаясь тяпнуть нас за лодыжки. Металлические лапы в пыль сокрушают бетонный барьер, и звери, поднимая брызги, падают в реку.

Прерывисто дыша, я улыбаюсь Гласу.

Волчья стая встряхивается, шелестя по щиколотку в воде, поворачиваясь, готовясь нас преследовать. И останавливается.

Один из укротителей смотрит вниз на речную поверхность, и я знаю, что он видит: отражения Металлического Человека и Трубчатых волков в окружении сотен других отражений, в костюмах, джинсах или потрепанном камуфляже. Отражения без оригиналов беспощадно улыбаются, держа сварочные горелки, которые пофыркивая, начинают разгораться.

Я вспрыгиваю на пустой постамент на Набережной как раз вовремя, чтобы увидеть, как факел Зеркальной знати касается волчье отражение. В то же мгновение настоящий волк испускает страшный вопль, а его морда, вспыхнув раскаленно-белым, начинает плавиться.

У меня все еще звенит в ушах, когда каменная рука ложится мне на плечо. Я смотрю Иезекиилю в лицо; он поздравляет меня с маневром. Я рассеянно киваю.

Подо мной волки пытаются выбраться из реки, но их отражения скованы цепями и намордниками, и как звери ни рвутся из них, с тем же успехом они могли бы попытаться оторваться от собственных теней.

Чувствуя тошноту от того, что я заставил делать Зеркальную знать, я отворачиваюсь…

…и то, что я вижу, повергает меня в ужас.

В тусклом свете на другой стороне дороги стоит одинокий Трубчатый волк. Девушка, сидящая на его спине, смотрит на меня. Ее волосы перевязаны шелковым шарфом, а лицо испачкано металлом и запекшейся кровью. Она излучает чистую, непримиримую ненависть; буквально сочится ею. Почти лениво она протягивает руку в сторону наших рядов.

– Нет! – хочу крикнуть я, но даже не знаю, издал ли хоть один звук.

Усики колючей проволоки – сотни змееподобных нитей – расправляются со свирепой скоростью. Натриитка, девочка моложе меня, едва ли успевает вздрогнуть, прежде чем проволока с хрустом перегрызает ее шею.

«О нет. О, Темза, нет: Проволочная Госпожа…»

Еще больше усиков, еще больше изувеченных тел, еще больше смертей. Высь послал свою верховную жрицу уничтожить нас.

Я было кидаюсь ей наперерез, но ноги не слушаются.

– Ты – единственный, кто может ее остановить! – ору я на себя, хотя, откровенно говоря, этот оптимизм – не более чем чертов безумный лай. У нее есть носитель, так что она, по меньшей мере, так же сильна, как и я.

Носитель Госпожи соскакивает с волчьей спины и мчится к нам. Ее окружает гудящее облако блестящего металла, и я представляю, как эти усики опускаются в реку, взбивая воду в пену, уничтожая Зеркальный народ и волчьи отражения.

Она может обнулить преимущество.

«Ты – единственный, кто может остановить ее». Но мне не придется делать это одному.

Встречая окутанную сталью девушку, я выкрикиваю боевой клич, в основном просто от ужаса. Колючие нити оплетаются вокруг меня, но мне удается выкрикнуть – всего несколько слов, – прежде чем они плотно закрывают мой рот.

– Бет, помоги мне!

Бет посмотрела на Набережную. Этот голос, голос улиц, подстегнул ее мышцы, хотя девушка и споткнулась, захваченная головокружением.

– Фил! – закричала она. – Фил! Где ты?

Ответа не было, но теперь он был ей и не нужен: она видела бурлящий проволочный клубок, стоящий на самом краю реки. Тротуарные Монахи пытались подобраться поближе, но плети проволоки отмахивались от них, словно кнуты, удерживая на расстоянии. Все казались напуганными этой проволочной штукой.

Серая рука, кровоточащая тысячью крохотных порезов, потянулась из клубка, сжимая металлический прут, но проволока обмоталась вокруг запястья, и рука не могла протащить оружие внутрь.

Бет ринулась в спутанное, зубчатое металлическое облако и принялась рвать нити. Проволочные витки с шипением терлись друг друга, раня ей лицо, обдавая каждый дюйм кожи обжигающей болью, но Бет не отдернула руки, чтобы защититься.

«Фил, – с отчаяньем подумала она, – Фил… держись!»

И погрузилась в самое сердце чудовища.

Ее ждали две фигуры: Фил, лежащий на спине, ужасно изогнутый, весь в кровавых ручейках. Зубы его оскалились, рука вытянулось, копье – наизготовку, но проволока держала его, и парень не мог освободиться.

– Бет! – пробормотал он сквозь сомкнутые колючками губы. – Бет, возьми мое копье. Убей носителя.

Бет едва его слышала. Она уставилась на другого обитателя проволочной чащи. А тот смотрел на нее.

Кара была похожа на одного из мультяшных человечков на электрическом стуле, только вместо молний была проволока, держащая девушку над землей и раскинувшая ее конечности крестом, зафиксировав в таком положении.

Какая-то бесполезная часть мозга Бет отметила, что на Каре джинсы, одолженные ею, – даже в благотворительном магазине они выглядели малость невзрачными, а сейчас и вовсе превратились в лохмотья, скользкие от запекшейся крови и грязи. Правая ноздря Кары была разорвана в клочья, а рот стал шире: зубастая ухмылка от уха до уха.

Но глаза были такими, какими помнила Бет.

Эти глаза узнали Бет, так же, как она узнала их.

– Бет! Помоги мне! – вопль разорвал губы Фила, и прут с грохотом упал на мостовую у ног девушки.

– Убей. Носителя, – парню не хватало дыхания.

Бет ринулась вперед, охваченная отвращением и ужасом, и потянула проволоку, сжимающую горло Кары. Пытаясь скинуть металл, она лишь царапала ногтями Карину кожу, а колючки впивались в ее собственные руки. Ладони стали скользкими от крови.

– Кара, – нелепо протараторила Бет. – Кара, ты в порядке? – Кара не ответила; ее губы были сшиты ужасной проволокой.

Уголком глаз Бет увидела Фила всего на мгновение, на его лице, словно физическая боль, читалось неверие и разочарование. А потом усики проволочного существа перетащили его через балюстраду и сбросили в реку.

Проволока вспыхнула и связала Бет по рукам и ногам. Колючки вгрызались в нее, но боль казалась далекой – все казалось далеким, кроме искалеченного лица подруги.

– О, б-боже, Кара, – запинаясь, пробормотала она.

Вдруг Бет разобрала оранжевый свет: обнаженная, ярко светящаяся девушка спешила к проволочному клубку. Блики слепили глаза, но Бет их не закрыла. Она могла читать боль, написанную на Кариной коже. Стеклянная девушка поравнялась с Бет, но даже не взглянула на нее. Бет смутно догадывалась, что девушка выглядит знакомой, а потом поняла: это первая Натриитка, которую она видела.

«О, Боже, Кара, мне так жаль».

Стеклянная девушка протянула руку к Каре, ярко горя от напряжения. Мелкие трещинки поползли вверх, она протянула другую руку и в строго контролируемом танце начала пробираться в проволочный шар.

Стекло на ее груди треснуло и затуманилось. Кусочки кожи отделились и завращались, сверкая, пойманные собственным магнетизмом.

Проволока неохотно скользнула назад; дюйм за дюймом. Колючки мучительно сползли с рук Бет, оставляя красные отметины. Лишившись их поддержки, девушка упала. Нить, удерживающая Фила под водой, натянулась, выглядя почти хрупкой.

«Бет, помоги мне!»

Зубы Бет стучали от страха, но она пощупала вокруг себя и нашла под ногами прут-копье. Рыча от натуги, подняла его и перерезала проволочный усик пополам.

Проволочное чудовище отпрянуло от боли при касании копья, и Карино лицо размылось, когда колючки обернулись вокруг девушки, будто прижимая ее к сердцу. А потом, словно огромное насекомое, клубок поднялся на сотню длинных и тонких ножек, затащил девушку на мост и унесся прочь.

«Кара…»

– Фил! – Бет была изумлена, истощена. Попыталась идти, но обнаружила, что не может. Рухнула на колени и поползла к балюстраде. В воде не наблюдалось никакого движения. Ощущение тепла на коже подсказало, что стеклянная девушка рядом.

– Филиус, – Бет задыхалась, – он там… Он… Я должна… – она попыталась подняться, но была слишком слаба. Проволочные колючки вытянули из нее все силы.

«Он называл это металлическим паразитом. О боже мой, Кара…»

Девушка откатилась назад, хрустнув челюстью о камень.

Электра бросила на Бет жалостливый взгляд и закрыла глаза.

Через прозрачные веки Бет увидела страх, но лишь секундный.

Потом Электра выпрямила свое потрескавшееся тело и головой вперед прыгнула в Темзу.

Мгновение Бет видела ее свет, поблескивающий в глубине. Потом вода начала бурлить и кипеть, и в воздухе повеяло пахнущим гарью газом.

Бет беспомощно смотрела, но не могла понять, что произошло, пока водную гладь не прорвали два тела. Фил, едва ли в сознании, слабо кричал. Кожа там, где его держала Электра, пузырилась красным, а потом становилась черной. Челюсти стеклянной женщины были плотно стиснуты, нити накала начали исчезать, как перегоревшие предохранители, но она успела оттащить парня на отмель.

Грязь липла к мокнущим ожогам, и он свернулся, словно эмбрион, защищаясь от боли.

– Лек, – это был лишь шепот, но Бет, стоящая над Набережной, ясно его услышала. – Лек.

Нащупав ее позади себя, парень схватил стеклянную девушку за руку. Кожа его закурилась, там, где он ее коснулся.

Электра улыбнулась и промерцала что-то на своем языке, которого Бет не понимала.

Со стоном боли Сын Улиц потянулся к ее щеке, но реакция достигла лица Электры, и оно сгорело под его рукой.

– Фил! – Бет скользнула вниз, в сторону Набережной, к песчаной косе и, шатаясь, пошла в его сторону. – Фил! Что мне сделать? Что мне сделать? – она отчаянно и глупо кричала на него. – Что мне сделать?

Она упала возле Фила, и обхватив голову парня руками, принялась ее укачивать. Его кожу покрывали порезы, а ожог на запястье почти стер татуировку короны из башен. Речная вода хлынула из его горла, когда он попытался ответить.

– Что мне сделать? – шептала Бет в его волосы.

– Знаешь, что она сказала? – задыхаясь, он откашлял с галлон грязной воды. На его лице читалось явное удивление. – Она сказала: «Если ты собираешься вести ублюдочных Белых, научи их танцевать».

Голова Фила снова упала девушке на колени, глаза закрылись. Но его грудь по-прежнему поднималась и опадала. Он потерял сознание, но был жив.

Бет узнала трепещущий звук – крылья голубя.

– Пойдем, девочка, – от голоса веяло мусорным ветром. – Скоро соберется еще больше волков, а мы не в состоянии с ними сражаться. Давай его мне.

Упитанные серые голуби сгрудились над телом парня, и Бет почувствовала, как дюжины голубиных коготков вцепились в ее джинсы, капюшон и волосы.

– Пойдем, – прошептал, охрипнув от напряжения, Гаттергласс.

Поднявшись в воздух, Бет увидела под собой мерцающие тела и мигающие огни: Иезекииль и Виктор командовали отступлением. Над трубчатой мордой сомкнулась вода. Но Бет знала, что ей больше всего запомнится, какая картина будет преследовать в минуты спокойствия…

…фрагменты: маленькие, маленькие кусочки мужчин, женщин и детей, которых она сюда привела. Матовое стекло, гравий и кровь.