История четырнадцатая, в которой каждый теряет что-то важное для себя

Генри лежал на постели и тупо разглядывал белый потолок. Сил раздеться и разуться не было, как и не было сил перестать думать. А мысли, что упрямо лезли в голову, никак не назовешь приятными. Скула слабо ныла, но это меньшее, чего можно было ожидать после постановки, умело инсценированной Сакураи. Да, он пришел к ней сам. Да, не сдержал данного Сорате слова, но он вовсе не хотел выпытывать у нее признания в убийстве. Более того, он все еще не верил в ее вину, как бы его намерения ни выглядели со стороны. Но коварная женщина выставила его мерзавцем перед другом.

Больше, чем просто еще одним другом.

Генри спрятал лицо в ладонях и тяжело застонал. Хибики был прав – слишком много мыслей. Почему он не может просто перестать думать?

Стук в дверь прервал его метания. Генри оторвал голову от подушки, прислушиваясь. Погруженный в себя, он не был уверен, слышал ли стук или ему показалось. Даже не соизволив подняться с кровати, крикнул:

– Открыто!

Дверь отворилась резко, будто поздний посетитель пнул ее, впрочем, появившийся на пороге Кимура, судя по выражению лица, вполне мог это сделать.

– Ты один?

Японец напряженно закрутил головой, ища что-то немного бешеным взглядом. Взвинченный, дерганый, с испачканными в пыли штанами, он не был похож на себя. Но для Генри это уже не было откровением. Глаза и сердце и так слишком долго его обманывали.

– Один. – Макалистер сел и устало провел рукой по лицу. – А кого ты надеялся здесь найти?

В комнате было темно, и полоска света из коридора робко выхватывала из тени заваленный бумагами письменный стол, где они с Соратой еще, казалось бы, недавно разговаривали по душам, одинокий стул и окно с приоткрытой створкой. Часы показывали половину двенадцатого.

– Ты знаешь. – Кимура с вызовом уставился на него, но глаза возбужденно блестели не только от раздражения, с которым он распахнул дверь комендантской. Генри заставил себя отвести взгляд, чтобы снова не обмануться.

– Ошибаешься. – Он потянулся и зажег торшер на тумбочке. По потолку разбежались тени, и свет не сделал комнату уютнее, напротив, в воздухе прямо-таки сгущались тучи. – Я совсем ничего не знаю. И самое главное, я не знаю, почему ты обманываешь меня.

Сората удивленно захлопал ресницами, сбитый с толку неожиданным отпором, но прежде чем сумел хоть что-то возразить, Генри жестко продолжил:

– У меня есть еще один вопрос, от которого зависит, как пройдет наш дальнейший… разговор. – Он сглотнул ставшую вдруг вязкой и тягучей слюну. – Ты пришел сам, по своей воле или, – как тяжело было это произнести, – тебе пришлось это сделать?

– О чем ты? – Сората невольно попятился. – Я должен был встретиться с Кику в саду, но она не пришла. Я думал, это ты снова обманул меня. Думал, она с тобой. Ты же готов всех собак на нее повесить, разве не так?

Его слова и голос звучали вполне искренне, но от этой честности, отдающей фальшью, Генри мутило. Он, наконец, сложил два и два, и получил весьма забавную и вместе с тем печальную картину.

– Не всех, – вздохнул британец. – У меня появилась еще одна кандидатура в злодеи.

– Генри? – Сората замер, не зная как отреагировать, чувствовал, что что-то не так. – Не знаю, что там у тебя в голове, но если для тебя это важно, я пришел сам. Никто меня не посылал.

Он придвинул стул и сел напротив кровати, скрестив руки на груди. Генри больше не чувствовал себя в безопасности рядом с ним, наоборот, подобрался, ожидая удара.

– Ты убедился, что Сакураи здесь нет, и что дальше? Ударишь меня по второй щеке?

Глаза Сораты расширились еще больше. В них дрожало странное чувство, названия которому Макалистер не мог найти. Как будто он наблюдал крушение своего мира. Возможно, такие же глаза сейчас были у самого Генри.

– Нет. Я искал Кику, чтобы поговорить, но раз так вышло… Мне есть, что сказать тебе, Генри. Ты готов выслушать меня так, будто между нами ничего не произошло?

– Я весь внимание, – процедил Генри. Сората вздохнул:

– Твое дело, поверишь ты мне или нет. Просто не перебивай, – Кимура замолчал, словно подбирал слова, и те дались ему с видимым трудом. – Кику… она… Нет, не так. – Он собрался. – Не так давно я стал свидетелем разговора Акихико с Сакураи. Я слышал лишь фрагмент, но понял одно – Дайске настаивал, чтобы Кику повлияла на нашу дружбу.

– А она и рада была, – хмуро прокомментировал Генри, но Сората пропустил колкость мимо ушей и как ни в чем не бывало продолжил:

– Не знаю, чем ему помешали наши доверительные отношения, но я решил не торопить события. Возможно, он о чем-то догадывался, и спешка могла все испортить. И я даже почти забыл об этом случае, каюсь. А то, что произошло сегодня… Стыдно признаться, я был взвинчен, а когда увидел, как она плачет, почти поверил, что ты мог поднять на нее руку, и потерял контроль. Потом вспомнил тот разговор и понял, что должен подыграть.

Генри почти сумел остаться равнодушным к услышанному, хотя приход Сораты причинял острую боль. Правда и ложь перепутались в тугой клубок. Макалистер выдавил презрительную ухмылку и хлопнул в ладоши:

– Браво, Кимура. Такой талант пропадает.

– Можете иронизировать сколько угодно, Макалистер-сан, – досадливо поморщился Сората, перейдя на свой оборонительный тон. – Уверен, у Кику не было другого выхода. Акихико не просто влиятельная фигура в Академии, и кому, как не вам, знать, на что он способен.

Генри вздрогнул. С этим утверждением он был совершенно согласен – человек, заковавший души собственных родителей в цепи, способен на многое, вот только Сорате Генри об увиденном в кабинете рассказать не успел. Что же он мог знать еще? То ли Сората был слеп, упрямо защищая Кику, то ли снова играл в какую-то игру. С его слов все выходило довольно логично. Более того, новые факты отлично вязались с тем, что знал про Сакураи Генри. И все же…

– Ты так легко сдаешь мне женщину, которую якобы любишь? – Как Макалистер ни старался, не мог сдержать яда в голосе. – Почему?

– Я не сдаю Кику! Я просто ей верю, даже если она лжет. Это и называется любовью, Генри, если ты вдруг не знал об этом.

– Это называется самообманом.

– Называй как хочешь. Я верю Кику и уверен, у нее есть причины лгать. Я не имею права оставить свою женщину в беде и должен узнать, в чем дело, чтобы помочь. Но ее нигде нет, а мне больше некому довериться, кроме тебя.

– Какие красивые слова, – грустно протянул Генри. – А у тебя они есть? Причины лгать?

– Я не понимаю о чем ты.

– То есть действительно не понимаешь? – Генри, наконец, посмотрел собеседнику в глаза. – Тогда я начну по порядку. Сначала праздник в честь Дня Странствующих Душ. Ты пошел за мной после инцидента с Шульц, единственный из всего зала. Зачем? Потом наши постоянные «случайные» встречи, ненужные уроки японского, назначенные, кстати, Дайске. Занятное совпадение, правда? Ты всегда был где-то рядом. Все твердили, как это здорово, и я тоже так думал, – слова лились рекой. – Даже тогда, когда я спросил, на чьей ты стороне, ты замешкался. А забытая тобой в беседке книга, а храм, дорогу к которому ты тоже удачно забыл. Баржа, проследить за которой не позволил. Дневник братства, который хотел сжечь. И, наконец, ты покрываешь Кику, это ведь она последняя видела Сэма, теперь я точно знаю. Что я должен думать, а?

Генри понял, что почти кричит, и замолк ненадолго:

– Я хочу тебе верить. Но не получается.

Почему все происходило так, как происходило? Почему они всегда оказывались рядом? Думал ли Кимура об этом, как о чем-то значимом?

Сората втянул голову в плечи и практически выдавил:

– Ты считаешь, что я причастен к пропажам учеников, исчезновению твоей сестры и к смерти Сэма?

– Я уже ни в чем не уверен. – Генри спрятал лицо в ладонях и глухо застонал. – Ох, Сора… Как все вышло так? Теперь мое слово против твоего.

– Возможно, я должен что-то сделать. – Сората, наконец, разжал руки и закопался пальцами в волосах. – Но я не знаю, что. Мое слово против твоего сейчас и правда ничего не стоит, свою честь я смогу оправдать, лишь совершив харакири, но… Нет, я не отказываюсь, но все лишь усугубится. Я не сделал ничего из того, в чем ты меня заподозрил. Я не знаю, как мне это доказать. Что нам делать, Генри? Нельзя же все оставить так.

Окно распахнулось от порыва ветра. Погода снова портилась, будто природа желала присоединиться к их маленькой трагедии.

– Что нам делать? – Генри опустил плечи, ссутулившись. – Я обвиняю тебя. Почему ты не пытаешься защищаться?

Сората опустил голову, длинные волосы упали на лицо, скрывая его в тени:

– Если я буду защищаться, ты станешь нападать. А это не имеет смысла. Каждое сказанное слово будет использовано против меня, ведь так? – Он посмотрел прямо на Генри. – Меня учили не оправдываться. Держать сердце горячим, разум холодным, а совесть чистой. Любое оправдание – это пятно на репутации, когда ты не виноват. Но иногда это еще и больно. Сейчас это больно. Но я приму любое твое решение, только прошу, не торопись с выводами.

Это важно для него так же, как это важно для Генри, но оба понимали, что им уже не договориться так просто. Время для разговоров по душам было упущено, все шансы исчерпаны.

Странная неудовлетворенность теснилась в груди. Ладони вспотели. Генри чувствовал, что ситуация изменилась. Теперь, с этого самого момента, именно его слова, его действия могут быть использованы против него. Даже признайся Сората во всех злодеяниях, мыслимых и немыслимых, Генри был бы первым, кто стал бы его оправдывать. Но стоило ли вообще начинать этот разговор, если в итоге сам обвинитель упадет перед обвиняемым на колени?

Но даже несмотря на искренность произнесенных слов, чего-то все равно не хватало. Чего-то очень важного для обоих. Генри опустил глаза:

– Прости, но я больше ничего не стану тебе обещать.

Кимура поднялся и пошел к выходу. Замер, прислонившись к двери:

– Ни я, ни Кику ни в чем не виноваты, нам нечего скрывать. Я докажу, просто дай мне последний шанс.

Скрипнула, притворяясь, дверь, и Генри с силой ударил по столу, роняя на пол лампу. Осколки стекла рассыпались по ковру. Чертовы чувства! Чертов Сората! Чертова Академия!

Хотелось крушить, рвать, вгрызаться зубами, кричать и ругаться на всех известных ему языках. Генри стиснул зубы и, упершись кулаками, склонился над столом. Одна за одной на отполированную поверхность закапали злые слезы. Дать шанс? Разве может один-единственный шанс спасти то, что им двоим так долго пришлось выстраивать? Сэм должен был погибнуть, чтобы показать – игры закончились. Если окажется, что Сората так или иначе к этому причастен, Генри без колебаний отдаст его под суд. Даже если потом никогда себя за это не простит.

– Генри-кун!

Макалистер выпрямился и вытер лицо, дрожащая влажная пелена еще стояла перед глазами.

– Я занят, – грубовато ответил он Асикаге, но девушка проявила столь неуместную сейчас настойчивость.

– Генри-кун, пусти меня. Это важно.

Пожалуй, ее голос сейчас звучал действительно серьезно, однако британцу хватило серьезных разговоров.

– Генри-кун! Я буду стоять под твоей дверью, пока тебе не станет стыдно. Так и знай!

Но через десять минут Руми все же ушла. И Макалистер остался в полном одиночестве.

Сората шел как раз ему навстречу по коридору, собирался на утреннюю пробежку. Когда-то очень давно, хотя на самом деле всего пару месяцев назад, Генри впервые увидел его таким – сосредоточенно распутывающим наушники плеера, в спортивном костюме и с собранными в высокий хвост волосами. Генри стиснул влажные от волнения ладони в кулаки. Странно, еще вчера он готов был оттолкнуть Сорату за еще пока даже не доказанные злодеяния, а сегодня до дрожи в коленях боялся причинить боль.

– Сората, – британец преградил ему путь, – на пару слов.

Кимура закончил наматывать наушники на руку и остановился. Поднял красные от недосыпа глаза – похоже, минувшей ночью Генри не был единственным, кто так и не смог заснуть – и едко процедил:

– Во-первых, доброе утро, Макалистер-сан.

Генри вздрогнул:

– Прости, но… – он хотел бы сразу сказать, что оно вовсе не доброе, однако слова колом застряли в горле. – Вчера я был слишком резок.

Сората вздохнул, спрятал за ухо выскочившую из хвоста гладкую прядку:

– Давай не будем об этом? – устало попросил он. – Мы оба были раздражены и наговорили глупостей.

– Нет, будем. – Генри куснул губу от напряжения. – Скажи, Кику была левшой?

– Нет. К чему этот вопрос? – Он нахмурился. – Что ты опять придумал?

Но Генри не собирался отвечать, главное для себя он узнал. Осталось самое неприятное:

– Сначала я должен извиниться. – Он глубоко вздохнул. – Кику ни в чем не виновна.

Кимура саркастически хмыкнул:

– Ну надо же! Разумеется, она не виновна, но ты не желал меня слушать. Я ни секунды не сомневался в ней, жаль только не удалось поговорить, – тут он помрачнел. – Но я обязательно все узнаю и предоставлю тебе доказательства. А пока мне не нужны твои поблажки.

Макалистер тяжело сглотнул. Пожалуй, зря он вызвался сделать это сам. Самому сжечь последний мост между ними:

– Это не поблажки, Сора… Сора, ты не сможешь поговорить с ней.

– Что это значит, Генри?

Он вскинул голову, заглядывая британцу в глаза, и тот знал, что он там увидит. Жалость.

– Сора, – Генри протянул руку, чтобы прикоснуться, но, так и не решившись, уронил. – Кику мертва.

Сората поморщился, потирая лоб, будто пытался уложить услышанное в голове. Попытался и не смог.

– Это самая неудачная твоя шутка.

– Я не шучу. – Генри сделал шаг вперед, и Кимура попятился. – Можешь думать обо мне что угодно, но я не шучу такими вещами. Кику мертва, ее больше нет.

Кимура промолчал. Генри не стал его торопить, понимал, что он чувствовал, понимал это упрямое неприятие и просто ждал, когда Сората сам все поймет.

Но Сората помотал головой, как капризный ребенок:

– Ты издеваешься надо мной. Вчерашнего было мало? Или ты ошибся. Скажи, что ты ошибся. Скажи же!

Выкрикнул и тут же неосознанно прикрыл рот ладонью.

– Я бы с радостью. – Генри сделал еще один шаг к нему и, все еще робея, погладил по плечу. – Она мертва. Мертва.

Голос все-таки дрогнул, но Макалистер не мог позволить себе быть слабым перед тем, кто в нем нуждался. А Сората нуждался в нем, сейчас особенно.

– Нет, Генри, – после недолгого напряженного молчания японец скинул его руку. Несмотря на смертельную бледность, он все еще оставался внешне спокойным, с упрямством безумца отрицая действительность. – Я тебе не верю. Кику не могла умереть. Ты просто хочешь добить меня. – Губы его растянулись в неуверенной улыбке. – Но ты ведь не врешь… Мой Генри не стал бы так шутить надо мной.

С каждым новым отрицанием Генри казалось, в него вбивают гвозди. Причиняя страдания другу, он в равной степени страдал и сам.

– Я же говорил, что не шучу, – все-таки он не выдержал и вцепился в опущенные плечи Сораты так крепко, как мог, не позволяя сбросить свои руки снова. – Прости.

Еще до рассвета к Генри пришел Хенрик Ларсен и попросил пойти с ним. Временный заместитель Акихико не знал, что делать, когда садовник сообщил о новом трупе. Доктор Сакураи умерла над телом Сэма, покончила с собой, как сразу же заявил Хенрик, но Генри считал иначе. Ему даже позволили осмотреть тело, лишь бы скорбная обязанность сообщить новость Сорате выпала ему. Все-таки Ларсен был трусом.

– Но… как же так? – Кимура опустил голову, прячась за челкой. – Как так случилось? Я не понимаю.

Генри порывисто притянул его к себе, чувствуя, как обмякают под его ладонями напряженные мышцы.

– Тебе скажут, что она покончила с собой из-за мук совести, но ты не верь.

На шее Сакураи Генри нашел такой же прокол от шприца, что и на шее Чандлера. И тоже слева. Правша не смогла бы убить себя левой рукой, это было бы слишком сложно.

Генри говорил и неловко поглаживал Сорату по чуть вздрагивающей спине. Так он мог бы утешать Филлис, но теперь у него остался только он, Сората, который вцепился в ткань его футболки, комкая в пальцах, и уткнулся в нее неожиданно мокрым носом.

– Ее убили, да? – прохрипел он, не отрывая лица от груди Генри.

– Боюсь, что да.

Кимура резко оттолкнулся от него:

– Я не могу в это поверить, я должен увидеть ее. Хотя… нет. – он словно что-то взвесил в голове. – Акихико вернулся? – в глазах японца появился нехороший, немного сумасшедший блеск. – Мне надо с ним поговорить. Я заставлю его во всем признаться. Он ответит мне за смерть Кику.

И попытался развернуться, чтобы уйти.

– А ну стой! – Макалистер схватил его за локоть. – Куда ты собрался в таком состоянии?

– Пусти! Пусти, я сказал! Ты же знаешь, что он один за всем стоит, забыл, что хотел отомстить за сестру? – Сората уже не контролировал себя. С неожиданной силой рванул руку, и Генри едва его не выпустил. – Пусти! Я не такой трус, как ты! Моя Кику…

Из глаз с новой силой покатились крупные прозрачные слезы. Но Генри не мог допустить такой глупости, как предъявление претензий Дайске.

– Никуда ты не пойдешь. Я сам, – и он закинул ошалевшего от такой наглости Кимуру на плечо. Тот почти по-девчачьи взвизгнул, а потом принялся осыпать Генри проклятиями и весьма ощутимо бить по спине, но это Макалистер легко мог стерпеть. В комнате № 3 он швырнул свою ношу на кровать и, быстро выскочив за дверь, запер ее запасным ключом. Как знал, что может пригодиться.

– Прости, Сората, – извинился он в ответ на громогласный стук и ругательства.

– …я тебя убью! Сволочь!..

Потом Кимура поймет, что это было лишь для его безопасности, а Генри меж тем сам поговорит с Акихико. Ему есть, что тому предъявить.

По словам Ларсена, зам должен был вернуться на остров рано утром, еще до рассвета. Генри на ходу взглянул на часы – без четверти семь. Рановато для посещений, но сегодня Дайске придется сделать исключение, это в его же интересах.

За такими мыслями Макалистер преодолел расстояние до кабинета и постучал, впрочем, тут же толкая дверь, которая открылась, стоило только чуть надавить. Знакомый запах старых книг, полировки и терпкого кофе напомнил о пережитом недавно ужасе, но Генри больше не намерен был бояться тех, кто нуждался в жалости.

– Акихико! – Британец попытался найти замдиректора в полутьме, но того в кабинете попросту не было. Чертыхнувшись, Макалистер раздернул шторы, впуская внутрь солнечный свет, и, повинуясь инстинкту, отворил створку. Кабинет наполнился звуками сада, но уютнее не стал.

На столе лежала тонкая папка, которой не было здесь в первый приход Генри. Заинтригованный, он откинул обложку и увидел свое личное дело. В нем было все – биографическая справка, медицинская карта, анкетные данные и тщательно составленный список привычек, фобий, привязанностей и антипатий. Кто-то не пожалел сил и времени, чтобы составить досье. В конце обнаружились фотографии, сделанные тайком, на них Генри был запечатлен в Лондоне, рядом со своей квартирой, и уже прибывший в аэропорт Токио. На паре кадров, сделанных уже в Академии, рядом с Генри был и Сората. Под снимками же обнаружилась копия трудового контракта.

– Дж. У. Малберри, – расшифровал витиеватую подпись Генри. Листы выпали из онемевших пальцев.

– Летала в саду у Маттиаса фея, с цветка на цветок, с цветка на цветок. – Кто-то запел под самым окном, ужасно фальшивя и срываясь на фальцет. – Тянула ладошки к бутонам, робея, садясь на листок, садясь на листок…

В голове у Макалистера быстро-быстро завертелись шестеренки. Все начало складываться, кусочки паззла притягивались друг к другу.

– Маттиас сачок приготовил и банку, пошел на обман, пошел на обман, – гнусавил невидимый певец голосом садовника Йохансона. – И в гуще магнолий засел спозаранку, такой уж был план, такой уж был план…

Островом изначально владел некий Малберри, английский аристократ, и вот снова эта фамилия. Что за чертовщина творится в этой Академии? И при чем здесь они с Соратой?

– Летала в саду у Маттиаса фея, на диво мила, на диво мила. С иголкой в груди она больше не пела. И умерла, и умерла. – Песня стихла на высокой ноте, и совершенно нормальный, серьезный голос Нильса четко произнес. – Пришло время попрощаться и с нашей феечкой.

Макалистер метнулся к окну, но успел увидеть лишь скрывающуюся в зарослях спину. Сердце наполнилось тянущей тревогой, воздуха не хватало как в приступе паники. Британец выбежал в коридор.

Мика предупреждала, что кто-то придет за Соратой, кто-то, в ком есть его кровь. Первый Малберри, купивший остров, мог быть предком Кимуры, выходит, они кровные родственники.

Генри остановился, помотал головой, прогоняя внезапно нахлынувшее головокружение. Столько подсказок, а он был настолько поглощен собой, что игнорировал их все. И то досье, означает ли оно, что Генри оказался в «Дзюсан» не по своей воле?

– Филлис, – только и смог выдохнуть он, сжимая пальцами виски. Если его сестру похитили и, возможно, убили ради того, чтобы дать Генри мотив для приезда, то… – Это не Сора виноват, – прошептал он одними губами, обмирая от ужаса. – Это я. Из-за меня… Нет, не только.

Кто-то стоял за происходящим, человек, умеющий держать все под контролем. И Генри почти не сомневался в том, кто это мог быть.

Акихико Дайске – вот сердце этого заговора, его источник, причина, собравшая вместе столько разных людей. Всегда в курсе, всегда у руля. Он как кукловод в своем кукольном театре, и Макалистер послушно двигался, подчиняясь натянутым нитям. Даже подозревал лучшего друга. Сората его не простит, Генри бы себя не простил.

Он сорвался на бег и в мгновение ока преодолел расстояние до комнаты № 3. Дрожащими пальцами достал из кармана ключи, уронил, сгреб с пола и с трудом вставил в замочную скважину. За все это время изнутри не донеслось ни звука. Представляя себе понуро опущенную длинноволосую голову, дрожащие плечи, взгляд, полный горечи и ненависти, Генри помедлил, прежде чем толкнуть дверь.

– Сора, я был неправ! – выпалил он, вваливаясь в комнату. Однако выслушивать его было некому.

Горячий воздух с улицы проникал сквозь раскрытое настежь окно, занавеска надувалась под порывами ветерка тонким белым парусом, о потолок билась заблудившаяся бабочка, и кроме нее в комнате больше никого не было.

– Вот черт! – Генри замер в дверях, обескураженный и раздосадованный. Казалось, в голове не осталось ни одной дельной мысли. Макалистер со всей дури ударил кулаком по косяку, но даже боль чувствовалась как нечто постороннее. Генри ощущал себя в центре урагана, островок полного штиля посреди беснующейся стихии. И вырваться за его пределы никак не получалось.

– Где же ты, Сора?

Он прошелся по комнате, машинально отмечая детали обстановки. Все на своих местах, даже в бешенстве Кимура оставался педантом – ничего не разбил и не разорвал. Просто исчез из запертой комнаты, классический случай из детективов.

Генри осмотрел окно и выглянул наружу, ласковый ветерок взъерошил непослушную жесткую челку. В японском саду гуляли ученики, кто-то даже смеялся. А в это время где-то под Академией творились поистине жуткие вещи.

Генри отпрянул от окна, осененный этой мыслью. Под Академией. Сората высказывал подобную догадку, и сейчас она оказалась ключом к тайне его же исчезновения. Генри выбежал в коридор, лихорадочно размышляя, с какого места начать поиск, в то время как ноги сами понесли его в библиотеку, к старому камину.

Он так летел, что едва не врезался в спешащую ему навстречу Николь.

– В сторону!

– Выслушайте меня!

Девушка сложила ладони перед собой и склонилась в поклоне. В руках она сжимала свернутую в тугой рулон тетрадь.

– Пожалуйста, выслушайте меня! – Ода склонилась ниже и протянула тетрадь Макалистеру. – Это очень, очень важно.

Едва ли это было важнее, чем смерть Сакураи и исчезновение Кимуры, однако интуиция, которая все чаще стала заменять Генри логику, подсказала не торопиться и дать девушке шанс.

– Что случилось? – нетерпеливо спросил он, покосился на тетрадь и, взяв, откинул обложку. – Что это?

Николь выпрямилась и нервно облизнула сухие губы:

– Дневник Накамуры Хироши. Я… я не хотела читать его, боялась расстроить Хироши, но Сэм… – Она говорила невнятно и путано, избегая смотреть на Генри. – Я поняла, что Хиро заговорил со мной не случайно. Он хотел, чтобы я передала это вам.

Что-то снова щелкнуло в голове, и новый кусочек мозаики встал на свое место.

– За что Накамуру сослали в «Дзюсан»?

– Ему снились странные сны, – смущенно призналась девушка. – Он говорил, что в них видит будущее. Отрывками. Чаще всего он даже не понимал, что они означают.

Мальчик, которому снилось будущее, вел дневник. О чем он мог писать?

– Как давно он у тебя? – Генри пробежался глазами по столбикам иероглифов. Увы, для даже самого примерного перевода ему понадобится время, которого у него нет.

Николь виновато потупилась и пробормотала:

– Простите.

Злость всколыхнулась внутри, но Генри очень постарался не сорваться на девушке. Вместо этого вынужденно признался:

– Я не понимаю. Можешь прочитать?

Николь покраснела и отрицательно замотала головой, из чего Генри понял, что про нее Хироши тоже писал.

– Меня не интересует личная жизнь твоего друга. – Макалистеру пришлось проявить твердость, почти грубость. – Сората в опасности, так что просто скажи, что предвидел Накамура.

Большие карие глаза Николь наполнились слезами:

– Хорошо. – Она сглотнула и вполне собрано и ясно начала: – Хироши привез в Академию Акихико-сама, и Хиро знал об этом заранее, потому что видел во сне, как это происходило с ним. Прежде он видел трагедии, что случались с членами его семьи, но ему никто не верил. Хиро винили во всех грехах, и он тоже начал винить себя. А тут, на острове, видения изменились. Хироши писал, что часто видел во сне белое сияющее помещение, похожее на операционную. Его приводил туда замдиректора и оставлял. Хироши писал, что было очень больно и свет бил в глаза. – Голос Николь дрогнул, она провела ладонью по лицу и продолжила. – Перед своим… отъездом Хироши жаловался, что почти не может спать, постоянно видит одно и то же. Тогда он не особенно вдавался в подробности, но в дневнике написал, что видел свою смерть. Акихико-сама снова отводил его в ту комнату.

Генри нахмурился и медленно кивнул. Все сходилось на Дайске, а его самого все так же не было в Академии, будто он затаился в засаде, как хищник перед нападением.

– Ты понимаешь, что должна была рассказать мне это сразу? – едва сдерживая раздражение, произнес Генри. – Я просил. А сейчас Сората… Черт! – Он сжал кулаки. – Хироши не писал, где находится это светлое помещение?

– Нет. Простите, мне очень жаль…

Надеяться на такое везение было, конечно, глупо.

– Ладно. – Генри вернул тетрадь. – Я должен идти.

– Куда? – ехидно осведомился Курихара, выходя из-за колонны и преграждая ему путь. Кто знает, сколько он там прятался и что слышал. – У вас на лице написано «я не знаю, что делать». Да вы в панике, Макалистер. Это из-за Кимуры?

Он больше не походил на безумного, но где-то в глубине почти черных глаз вспыхивали и гасли искорки отчаяния. Боль и обида грызли Хибики изнутри, и от этого он мог оказаться совершенно непредсказуемым.

– Не твое дело, – огрызнулся Генри. Злость вернулась, и Курихару, в отличие от Николь, он не так боялся обидеть. – Возвращайся в свою комнату.

Хибики уставился перед собой невидящим взглядом:

– Вам нужна помощь. Деталей не хватает, вы плохо осмотрели комнату. Нужно вернуться. Значит, через окно он не мог вылезти – кусты не пострадали? Дверь заперта снаружи. – Он опустил ресницы и вздохнул, будто утомленный непосильной ношей. – Вы что-то упустили.

Генри едва дослушал до конца:

– Не лезь в мою голову!

– Арестуете меня?

– Я запру тебя в кладовке, как вы однажды заперли меня.

– Мы этого не делали, – покачал головой парень. – Ни я, ни Сэм. А запирание Кимуры вообще ни к чему хорошему, как я погляжу, не привело. Ну так что? Мы возвращаемся в его комнату?

Дерзость ученика выводила Макалистера из себя. Жалость, что Генри к нему испытывал, не помешала сгрести его за химок и встряхнуть как следует:

– Я кажется сказал, что это не твое дело! Бери Николь и дуй отсюда, ясно?

– Мне ясно, что вы на взводе и неспособны мыслить логически. – Зрачки Хибики угрожающе расширились, почти сливаясь с насыщенно, карей радужкой. Он отцепил пальцы от своей майки и процедил. – Каша из ваших мыслей похожа на овсянку, и тошнит от нее так же. Возьмите себя в руки или так и будете бегать кругами, как бешеная собака.

Генри давно не отчитывали так, жестко, но справедливо. Возразить было нечего, хотя чувство собственного достоинства едва выдержало подобный натиск. Николь встала между ними и положила ладонь на плечо Хибики:

– Пожалуйста, не надо, не ругайтесь. Я не понимаю и половины из того, что происходит, но ведя себя как мальчишки, вы ничего не измените. Мистер Макалистер, Хибики не хотел вас обидеть, попробуйте прислушаться к нему.

Генри выдохнул. Расслабил сведенные судорогой пальцы.

– Накамуру Хироши, возможно, убили, ты понял, так ведь? Если в двух словах, то Сорате грозит опасность и мне необходимо найти его прежде, чем с ним что-нибудь случится. Если не хочешь слушаться, то хотя бы не мешай.

Курихара молча кивнул.

– Я с вами, – вдруг выдала Николь и предусмотрительно спряталась за парня. – Вы меня не прогоните.

Генри едва не взвыл от бессилия. Даже с двумя учениками не мог справиться, а собирался бороться против отлично налаженной преступной деятельности Акихико. Это так глупо, что даже не смешно. Махнув рукой, он в сопровождении молодых людей вернулся в комнату Кимуры. Он, конечно, волшебным образом не появился – злой на весь мир, зареванный и изрыгающий проклятия в адрес британца. В груди защемило, как будто нож провернули, и Макалистер сам испугался, насколько велик был его страх больше не увидеть Сорату.

– Замок не взламывали, – глухо произнес он, наклонившись к замочной скважине. – Скорее всего, открыли ключом.

– Ключ есть у него, у вас и… – Курихара незаметно подошел сзади и тоже присмотрелся к отверстию, – …у зама.

– Вы не открывали дверь, Кимура-сан не мог этого сделать, – подвела итог Николь. – Выходит, Акихико-сама. Он уже вернулся?

Они были во всем правы, но забыли кое-что еще. В отсутствие Акихико ключи могли перейти к исполняющему его обязанности. Но о возможной причастности Хенрика Ларсена Макалистер решил пока не сообщать. Для детей это было бы уже слишком.

Генри предпочел промолчать и без лишних слов прошел внутрь. За десять-пятнадцать минут, что его не было, ничего не поменялось, только стало теплее из-за бьющего в открытое окно солнечного света. Хибики верно прочитал его мысли – под окном росли невысокие цветочные кусты, поломать которые, выпрыгивая, было проще простого. Однако ни одна веточка не выглядела потревоженной.

– Точно не через окно, – вслух подтвердил он. – Но кто-то специально открыл его, чтобы сбить с толку. Выходит, все же похищение.

Курихара деловито прошелся по комнате:

– У Дайске есть причины похищать Кимуру?

Макалистер не мог ответить на этот вопрос, для этого пришлось бы выкладывать все, что он знал, а это отняло бы драгоценное время, но и не объяснять ничего – лишь впустую сотрясать воздух вопросами. Генри решил вкратце ввести своих юных помощников в курс дела, и тут открылась дверь. На мгновение показалось, что это был…

– Вот ты где, Генри-кун! – Асикага влетела, едва не сбив по пути замешкавшуюся Ода. – На этот раз не сбежишь!

Руми нацелилась на британца. Как же не вовремя!

– Молчать! – рявкнула она неожиданно, предупреждая даже мысль о возражении, и все трое вздрогнули. – Я следила за Кику не зря. Вот, держи. – Она сунула ему в руки тонкую папочку. – Нашла у нее на столе, Дайске принес. Смотри, я сказала!

Генри стало не по себе с первого взгляда на фотокарточку, приколотую к верхнему уголку первой страницы.

– Что это? – Он быстро пролистал оставшуюся пару листков. – Медкарточка Соры?

– Ага, очень наблюдательно, – похвалила Асикага издевательски. Она, похоже, бежала, потому как еще не могла отдышаться. – Спроси лучше, чьи карточки были еще в той стопке. А я сама тебе скажу, нелюбопытный ты мой, что были там все ученики, которыми ты интересовался. Те, которые отчислились за последние пару лет или даже больше. Всего двенадцать штук. Только Сората там как бы вообще не в тему. Если ты что-то поймешь, замечательно, а я так чувствую себя дурой.

Оглянулась на улыбающегося Курихару и шикнула:

– Отставить зубоскальство. Я все-таки твоя учительница.

– А мне плевать, – не остался он в долгу и бросил презрительно: – Мне ваша манера преподавания все равно не нравится.

Руми что-то ответила в том же тоне, Хибики парировал. А Генри в это время напряженно думал.

Дети пропадали на протяжении почти десяти лет, хотя нет, больше, Генри собирал газетные вырезки, проводил расследование. Когда основали Академию? Тринадцать лет назад, тринадцать карт на столе Сакураи – по человеку в год. Двенадцать подростков и один взрослый. Их всех собрал Акихико, в видениях Хироши он вел его на смерть в кабинет, похожий на операционную. Почему именно эти дети? Их отбирали по состоянию здоровья, но Сората имеет физический изъян и не слишком сильный иммунитет. Значит, дело, скорее всего, не в незаконной трансплантации. Эксперименты? В дневниках братства упоминался доктор по фамилии Дикрайн, работавший на Синтар, но это было давно. Могли ли его эксперименты продолжаться все это время, где-то здесь, под Академией?

Генри передернуло от одной только мысли, но она более всего походила на правду – «Дзюсан» был прикрытием для нелегальных опытов над людьми. Генри пока не мог сказать, в чем они заключались, перевод дневников ему в этом не сильно помог, он понял лишь, что исследования Дикрайна касались чего-то околонаучного, больше похожего на алхимический бред.

Академия с названием «Тринадцать», тринадцатый год существования, тринадцать жертв.

Макалистер почувствовал такой холод, будто все духи Академии проходили сквозь него. Он почти слышал их мольбы, их крики о помощи. Но столько всего еще было непонятным, столько…

– Мистер Макалистер!

Николь сидела на корточках возле кровати и держала что-то в руке. Курихара оставил спор с Руми и подошел к ней.

– Макалистер, вы должны это увидеть.

Генри присел рядом, и Николь протянула ему раздавленные наушники. Наушники Сораты. Макалистер вытянул руку и с удивлением увидел, как кожа покрывается мурашками.

– Сквозняк, – пробормотал он и поводил ладонью над полом, от которого ощутимо тянуло холодом. Неудивительно, что Кимура не мог спать по ночам и бродил по зданию. – Откуда сквозняк?

Курихара выпрямился и взялся за изголовье кровати:

– Давайте ее отодвинем и посмотрим.

Вместе они сдвинули кровать, и забытая всеми Асикага присвистнула:

– Вот это номер! А у Сораты тут неплохой тайничок.

Доски пола были перечеркнуты глубокими царапинами от ножек, кровать неоднократно двигали, а вот зачем – это стало ясно довольно скоро.

– Это еще один тайный ход, – оповестил Генри мрачно, и Николь испуганно прижала ладонь ко рту:

– Кимуру-сана увели через него?!

Макалистер с сомнением покачал головой:

– Едва ли. Следы довольно старые.

– Какого… – Руми вовремя оглянулась на Николь, – черта тут вообще творится? Где Сората?

У Генри голова шла кругом от беспокойства, постоянного напряжения, недосыпа, а тут еще и эти вопросы, на которые он просто не успевал ответить. Он подошел к Руми и положил ей ладони на плечи. Девушка задрала голову, с подозрением глядя на британца снизу вверх.

– Руми, – проникновенным голосом начал Генри. – Когда весь этот кошмар закончится, я все тебе расскажу, честное слово, а Сората поддержит. Но не сейчас. Пожалуйста, возьми Николь и побудь с ней, пока мы с Хибики не вернемся.

Ода попыталась возразить, но Курихара шепотом велел ей помалкивать. Руми долго не отвечала, не в ее привычках было подчиняться мужским приказам. Потом серьезно кивнула:

– Хорошо. Идем, Николь. Пусть мальчики со всем разберутся.

Ода упиралась, просила ее не прогонять, но Генри вздохнул с облегчением, когда за девушками, наконец, закрылась дверь. Внутри все плотнее сжималась тугая пружина тревоги.

– Ты тоже можешь уйти, – обратился он к парню. – Это с самого начала было только мое дело.

– Как мне потом смотреть в глаза Сэму? – усмехнулся Курихара. – Он бы с меня шкуру спустил за трусость и до самой моей смерти мешал читать по вечерам. Запомните, пожалуйста, это теперь и мое дело тоже. Открываем?

Люк поддался не сразу, и сырой запах, идущий из глубины подземелья, живо возродил в Генри все столь тщательно отгоняемые страхи. Макалистер резко выдохнул и спустил ноги на шаткие ступеньки, погружаясь с головой в холодную тьму.