Глава 23
Солнце, заглянув в окно, разбудило меня в половине седьмого утра. Я запаниковал, что проспал, но, открыв глаза, вздрогнул, словно от холода, ощутив на щеке прикосновение шелковистых волос. Я осторожно приподнялся на подушке и увидел Джейса. Глаза у него были закрыты, он крепко спал, и я вдохнул нежный аромат детской кожи. А рукой он держался за мою руку. Удобно устроился. Я попытался отодвинуться, но он обнял меня за плечи. И вот тогда я почувствовал запах кофе. Это Кэти сидела на стуле возле дивана с чашкой в руке.
– Ш-ш-ш, – прошептала она, прижав палец к губам. – Я проснулась уже час назад, а его в кровати не было, я выбежала сюда, а он – тут как тут.
И она улыбнулась и даже, по-моему, едва слышно рассмеялась:
– Ты, кажется, и сам не понимаешь, что приобрел еще одного друга.
Я ласково отвел руку мальчика, выскользнул из-под простыни, накрыл Джейса одеялом и уже принимал душ, когда дверь чуть-чуть приоткрылась, в щелке показалась рука с чашкой кофе и поставила ее на пол, а потом тихонько закрыла дверь.
Горячий душ, как всегда, меня взбодрил, я оделся, выпил кофе и вышел из ванной. Джейс все еще спал, так что, надев пиджак, я направился к двери.
– Вы пока оставайтесь здесь, а я скажу Гибби, где вас найти.
– Не беспокойся. – и Кэти помахала рукой, словно выдворяя меня из комнаты. – Поблизости есть кое-какие магазинчики, так что мы, наверное, отправимся за покупками.
– Кэти, но если вы хотите, то Гибби мог бы вас подхватить и свозить, например на рыбалку или еще куда-нибудь.
– Ну, мы это обдумаем, – и она взглянула на спящего Джейса, – если не возражаешь, мы подождем тебя здесь.
Я махнул рукой и вышел, плотно закрыв за собой дверь.
Лодка стояла там, где я вчера ее оставил. Роса еще не высохла на обитых парусиной сиденьях и на весле. Я завел мотор, а потом снова заскользил вниз по ручью к развилке и снова повернул направо, возвращаясь по собственным следам согласно намеченному плану. К девяти часам я выключил мотор, опять перешел на весло и стал рассекать черные воды. Солнце уже прилично пригревало, так что я снял пиджак и вдохнул острые, густые, заманчивые болотные запахи и проплыл в ту сторону, где приток снова стал сужаться.
Вода тут текла в двух направлениях. Большая часть водного пространства пополнялась рекой, а более мелкое течение или поток существовал за счет болотных вод. Я направился к более узкому протоку и заметил, что вода здесь становится все чище и чище. Я проплыл еще метров пятьдесят-шестьдесят и обнаружил ее источник. Ручей кончался столь же внезапно, как и начинался – с источника, который бил ключом из-под корней старого кипариса. Я с трудом развернул каноэ, направился опять к более широкой водной полосе и, проплыв некоторое расстояние, улыбнулся воспоминанию: это место так напоминало подземное озерцо в ущелье! А ведь там я провел лучший день в своей жизни. Я снова поплыл к черной воде, и вот тогда меня осенило: может, Мэтт подумал о том же, оказавшись в этих местах? И я снова вернулся к протоку с чистой водой и заметил там пену – мыльную, едва заметную мыльную пену. Я проплыл под ветвями кипариса и, чтобы ловчее проскользнуть под ними, лег на дно, а когда снова смог сесть, то понял, где очутился, – здесь были истоки ручья. Подо мной пузырилась вода, вытекавшая из глубин земли. Берег казался грядой влажной черной грязи, но здесь уже росли пурпурные ирисы и белые водяные лилии. Большой участок чернозема порос красными трубчатыми амариллисами, чьи огромные нижние листья утопали в воде. Какая-то птичка вдруг вылетела из листвы. Здесь была своя жизнь.
С левой стороны, на берегу, я заметил каноэ. На сиденье лежала шахматная доска; игра была незакончена, и половина фигур теснилась рядом с доской или валялась на дне каноэ. На берегу я заметил следы, ведущие к зарослям дикого винограда, там они и обрывались.
Я оглянулся, надеясь увидеть Мэтта, но никого поблизости не было. Положив весло в каноэ, я осторожно стал пробираться к берегу, по холодной воде, доходившей до колена. Там я заметил небольшое сооружение, напоминавшее нору, в которой можно было лежать, свернувшись калачиком. Я раздвинул виноградные лозы и увидел пару глаз, смотревших на меня с перепачканного грязью лица. Тело тоже было грязным, белели только кисти очень чистых рук. И эта грязная глыба смотрела на меня в упор и дрожала, почти тряслась от страха. Не проронив ни слова, я сел, прислонившись спиной к виноградным зарослям. Я даже предположить не мог, как будут разворачиваться события. А Мэтт по-прежнему смотрел на меня в упор. Прошло три-четыре минуты, и он вдруг разжал ладонь, на которой лежал обмылок. Левую руку он прижал к груди. Он протянул мне обмылок. Я взял его, и Мэтт машинально убрал руку. Лицо его распухло от комариных укусов, впрочем, как и его белоснежные руки. Он все еще молчал. Я никогда не видел его в таком ужасном состоянии. И вообще никого в мире. Это была человеческая оболочка, которая уже едва дышала.
– Привет, дружище, – прошептал я, но Мэтт даже глазом не моргнул – и я стал мыть руки, а потом спросил: – Ну и о чем ты сейчас думаешь?
Прошло несколько минут. Он оглянулся и хриплым голосом, едва слышно ответил:
– Боксирую с солнцем… плыву на облаке… ловлю капли дождя… – и указал на окружающее нас пространство. Я спросил:
– На твоем облаке хватит места для нас двоих?
Подумав немного, он взглянул на левую руку, в которой что-то держал, немного ее разжал, а потом плотно стиснул снова и кивнул. «Ну, значит, все не так уж и плохо», – прошептал я.
Мы молча просидели в темноте еще час, и вдруг Мэтт спросил:
– А ты помнишь, как мисс Элла нам читала Библию?
Я кивнул, удивляясь такому осмысленному вопросу.
– А я вот сидел тут и думал о том, как Авраам занес нож над Исааком, чтобы принести его в жертву.
– И что же ты надумал?
– Как ты думаешь, он способен был его убить?
– Да, думаю, что смог бы. Но Бог тоже так думал и боялся этого.
Мэтт снова кивнул, а потом изрек, словно истину:
– Да, ты прав. Авраам убил бы сына.
Мы опять замолчали, а тьма вокруг нас продолжала сгущаться.
– Если хочешь, я отвезу тебя обратно, – предложил я. – Нет, не в твою палату, – покачал я головой, – а домой.
– А Гибби разрешит? – спросил Мэтт и нахмурился.
– А я его и спрашивать не буду.
– Но Гибби хороший человек. – и Мэтт осмотрелся вокруг, словно стараясь разглядеть где-то поблизости лечебницу «Дубы».
Я согласно кивнул, подошел к каноэ и вернулся с пиджаком. Вынув пластмассовую коробочку из кармана, я показал ее Мэтту, который пристально на нее уставился.
– Мне надо будет потом отдать тебе вот это.
Мэтт взглянул на свое левое плечо, потом – на меня, а я снял колпачок со шприца, завернул Мэтту рукав, вколол ему торазин, бросил использованный шприц в воду и сунул коробочку в карман пиджака. А Мэтт и бровью не повел, но встал, его рост удивил меня. Он был выше, чем тогда, когда я отвез его в лечебницу, но совсем не прибавил в весе. Он был все такой же худой, только мускулы выпирали. Сунув сжатый кулак в карман, он неподвижно стоял на месте, а я на всякий случай отступил и молча наблюдал за ним с безопасного расстояния.
Мэтт вынул руку и хлопнул себя по карману:
– Это помогает мне помнить…
А потом подошел к своему каноэ, забрал шахматную доску, засунул ее в сумку на молнии и сел в мою лодку, сначала взглянув на переднее сиденье, но потом, очевидно, передумав. Он лег на дно, подтянул ноги к груди и отключился.
Я оттолкнул каноэ от берега и поплыл в темноте под ветвями кипариса по черной воде. Да, плыть придется дольше, но я намеренно не включал мотор.
В десять тридцать мы были уже около дока. Я причалил и увидел, что в кабинете Гибби еще горит свет. Я постучал в окно, и через минуту он уже продирался через папоротники на берегу. Я указал на дно лодки и прижал палец к губам. Гибби встал на колени, ласково погладил Мэтта по голове и вопросительно посмотрел на меня. Я внес Мэтта в его комнату, положил на кровать, выключил свет и вышел. Потом я обо всем рассказал Гибби, но мои мысли были в гостинице «Мариотт», поэтому, взяв со стола его мобильный, я позвонил Кэти. Прозвучало девять гудков, никто не отвечал, и я встревожился.
– Но их здесь нет, – пояснил Гибби.
Я смущенно посмотрел на него.
– Я тоже звонил сегодня утром, узнать, не захотят ли они поехать со мной на рыбалку, но дежурная сказала, что дама заказала такси еще до ланча и уехала с вещами… И Кэти ни разу не позвонила в течение всего дня.
– Ладно, утром увидимся. И… спасибо, Гибби.
Я прошел по коридору мимо комнаты Мэтта, потом вышел через вращающиеся двери из лечебницы.
В «Мариотте» меня никто не ждал. Постели были заправлены, на диване лежали мои аккуратно сложенные вещи. Я обыскал прикроватную тумбочку, всю ванную, осмотрел кофейный столик, но записки не нашел.
В ресторане и даже в баре никого не было, кроме хозяина за стойкой и заезжего торговца, который втиснул накачанные пивом телеса в кресло и ослабил галстук. В одной руке он держал полную кружку, а другой забрасывал в рот арахис, а на полу рядом с креслом уже возвышалась приличная груда ореховой шелухи. Одним глазом он посматривал на телеэкран, но за игрой почти не следил: его больше интересовала пенистая жидкость в кружке, желтая, словно моча. Он все жевал и жевал, сплевывая шелуху на пол и медленно покручивая кружкой, отчего пена вздымалась до краев и вот-вот готова была выплеснуться. Мне даже показалось, что я вижу перед собой тень Рекса, только лицом торговец был на него не похож. Во всем этом я уловил нечто символическое: мужчина и выпивка, надежда человечества и достояние дьявола.
– Чем могу помочь? – спросил хозяин.
– Я ищу привлекательную леди, ростом около шести футов, с маленьким мальчиком примерно пяти лет.
– Красивую леди с короткой стрижкой? И мальчик, тоже хорошенький, с ковбойским ремнем, на котором две кобуры?
– Да, это они, точно!
– Они были здесь на ланче, но ведь уже несколько часов прошло. С тех пор я их не видел.
– Спасибо.
Искать их больше не имело смысла. Я переоделся и отправился на пробежку по длинной извилистой дороге, параллельной реке. Огромные развесистые дубы осеняли дорогу с обеих сторон. Свежие глубокие раны и старые, затянувшиеся рубцы на нижней части стволов свидетельствовали о случайных столкновениях с деревьями местных грузовиков. Через час я вернулся к себе в номер, однако одиночество еще более сгустило надо мной свои тени. Чтобы от него избавиться, времени потребуется больше, явно не один час.
Я опустился в джакузи, закрыл глаза и подставил спину под струи горячей булькающей воды. А что, если они не по магазинам ходят? Что, если они уже на полпути в Калифорнию? И что, если?..
Пузыри поднялись ближе к шее, сильные острые струи сверлили спину и ноги. С тех пор, как умерла мисс Элла, я никогда еще не чувствовал себя таким беспощадно одиноким. Вполне вероятно также, что они на такси добрались до аэропорта и уже находятся на расстоянии четырех штатов от Флориды.
Я сидел в джакузи так долго, что спина у меня стала почти фиолетовой, но вдруг запахло лавандой, кто-то закрыл мне глаза ладонями, и раздался легкий всплеск воды – это Джейс прыгнул в джакузи. Я открыл глаза и увидел рядом Кэти в голубом купальнике и с тремя полотенцами в руках.
– На автобусной станции не было билетов, и, – тут она вошла в воду, а Джейс прыгнул мне на колени, – пришлось добираться пешком.
– Привет, дружище!
– Привет, дядя Так! Мы пошли за покупками, и мама купила мне рюкзак с нарисованным тигром. А тебе она тоже купила подарок, но это секрет и я не могу тебе о нем рассказать.
– Купила мне подарок?
Я покачивал его на колене, словно он оседлал лошадку, и посмотрел на Кэти. Вода была горячая, и по ее носу скатилась струйка пота, напомнившая мне о девочке, которая плясала когда-то на уступе скалы. Она откинулась на поручни и улыбнулась, не обращая внимания на пот…
– Гибби, – и она указала через плечо на лечебницу, – рассказал про Мэтта. – А я посмотрел вниз, в воду, и наблюдал, как тихо колышутся под напором воды ее бедра. Какой поразительный контраст между девочкой, оставшейся в моих воспоминаниях, и этой женщиной!
Кэти перетащила Джейса к себе на колени, обняла его и поцеловала, оставив след помады у него на лбу. Нет, она была хорошей, доброй матерью, тут и говорить было нечего, стоило только взглянуть на ее лицо.
«Мисс Элла!»
«Да, дитя?»
«Я пребываю в неуверенности».
«Почему же?»
«Не знаю, как сказать…»
«Что, ты имеешь в виду мальчика?»
«Да», – ответил я, немного помолчав.
«А чем ты хуже меня, Такер?»
«Не понимаю, о чем вы?»
«Такер, ты тоже не был моим сыном, но я о тебе заботилась».
«Но я как-то никогда об этом не думал».
«Но, Такер, ни одна мать не любит свое дитя так, как я люблю тебя».
«Но я не знаю, что мне делать с этим мальчуганом».
«Когда я брала тебя в кино, я отдавала тебе в руки твой билет?»
«Когда мы подходили к контролеру, и он говорил: ″Ваш билет, пожалуйста!″»
«Дитя, Господь подает нам то, в чем мы нуждаемся и когда мы нуждаемся в этом».