Глава 23
Место за прилавком давало Эллиоту возможность наблюдать за тем, что происходило на площадке перед домом. Джулиана со своими помощниками превратила эту часть двора в ярмарочную площадь с киосками, навесами, прилавками, с пони и детьми, с женщинами и мужчинами, с собаками и одной козой.
Его прилавок стоял на небольшом возвышении в самом конце площадки, и отсюда Эллиот видел каждого, кто проходил мимо, кто развлекался играми, покупал чай и настоящие шотландские ячменные лепешки или прятался между навесами. В одном из таких укромных уголков он увидел Хэмиша, который, стоя с Нандитой, показывал пальцем на разные предметы вокруг и громко, с расстановкой произносил слова, объясняя ей смысл праздника.
Шатер предсказательницы, покрытый ярко-красной тканью, находился в нескольких ярдах от благотворительного прилавка. Люди выстроились в очередь за предсказаниями. Как только место внутри освобождалось, они, пригнув головы, заходили внутрь, где Джулиана за один пенни читала им будущее по ладоням.
Это была прекрасная идея – поставить шатер. Эллиоту ничего другого и не было нужно, лишь опустить со всех сторон занавески, закрыться от остального мира и остаться наедине со своей женой.
Его руку тронуло что-то холодное и мокрое. Он опустил глаза и увидел рыжего сеттера. Псина завиляла хвостом и оскалилась, с надеждой заглядывая ему в глаза.
– Вот лепешек у нас нет, – сказал Эллиот. – Извини.
Он почесал собаку за ухом. Макферсон проявил щедрость, отдав ему собаку, по крайней мере на время. Эллиот решил назвать ее Рози.
– Сколько стоит поросенок? – спросил детский голос.
Он заглянул за прилавок. Маленькая девочка, такая же ярко-рыжая, как Рози, уставилась на возвышавшегося над ней Эллиота широко открытыми глазами.
Что она видит сейчас? Огромного мужчину с коротко остриженными светлыми волосами, мрачным лицом, глазами, как лед зимой. Не очень-то приятное зрелище для ребенка. Прити не обращала на него внимания. Но та привыкла к нему. Вдобавок его дочь была чересчур бесстрашна. И это беспокоило.
Эллиот вышел из-за прилавка и присел перед девочкой на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Великаны не кажутся такими страшными, когда оказываешься с ними лицом к лицу.
Со стола он взял фарфорового поросенка.
– Вот этот? Для тебя нисколько не стоит. Считай, что это подарок от миссис Макбрайд.
Девчушка решительно замотала головой:
– Нет, мамочка сказала, что я должна за него заплатить. Это пойдет на крышу церкви.
Эллиот отчетливо увидел в ее глазах настоящую силу, присущую шотландским горцам. Ее пугал Эллиот Долговязый Макбрайд, но она хотела заполучить поросенка и внести свою лепту в ремонт храма.
– А сколько у тебя денег? – спросил Эллиот.
Девочка открыла грязную ладошку с двумя монетками. Одну из них он взял.
– Фартинг за поросенка – это прекрасная цена.
Эллиот вложил фигурку ей в руку. Довольная, она широко улыбнулась, повернулась и стремглав понеслась к ожидавшей ее матери.
– Поладили, да? – спросил мужской голос.
Эллиот поднялся и увидел улыбающегося пасынка сестры – Дэниела Маккензи.
Дэниелу уже исполнилось восемнадцать. Он был широкоплеч и высок, как отец, но ему было еще далеко до статности, которой обладал лорд Камерон. Фигура у него пока оставалась сухощавой, но через несколько лет сын будет вылитой копией отца.
– Я хорошо ладил с людьми раньше, – поправил его Эллиот. Он переставил несколько вещиц на прилавке так, чтобы заполнить пустоту, оставшуюся на месте поросенка.
– По-моему, вам это до сих пор удается. Значит, вас тоже завербовали сюда?
– Приказали. Я привык к этому в армии.
– По этой части ни один генерал не сравнится с нашими дамами, да?
– Пока не встречал такого.
Улыбка на лице Дэниела стала еще шире. Он очень походил на отца. Правда, в его янтарных глазах не было намека на тени, которые когда-то застилали взгляд Камерона и которые исчезли только с появлением в его жизни Эйнсли. Иногда Эллиот все же замечал их в глазах Камерона, но не у Дэниела.
С другой стороны, Дэниел был еще молод и жизнь не преподносила ему сюрпризов в виде трагедий. В восемнадцать лет Эллиот был таким же.
Молодой человек осмотрел вещицы, разложенные на прилавке: вязаные перочистки, салфеточки, странный набор из фарфоровых фигурок, часы, которые не ходили, книги без переплетов – в общем, все, что люди отрыли у себя на чердаках и решили пустить в дело.
Дэниел взял в руки часы и осмотрел их опытным взглядом.
– Такое занятие не для вас.
– Миссис Макбрайд хочет распродать все это.
– Их я возьму у вас в любом случае. – Он заглянул внутрь часов. – Мне всегда требуются запасные детали.
– Для часов?
– Для любых приспособлений, которые я собираю. Я изобретатель. И уже получил патент на систему блоков для трамвая.
Острый ум! Голова Эллиота в этом возрасте была заполнена мечтами о военных победах, о покорении наций, о том, как женщины будут восхищаться им, когда все будет кончено.
– Даю пять шиллингов. – Дэниел полез в карман, а потом кинул деньги в жестянку. И пожал плечами, словно извиняясь за собственное расточительство. – Это ведь на церковную крышу. Мне так объяснили.
– Я благодарен вам, – серьезно сказал Эллиот. – И моя жена благодарна вам. И церковная крыша благодарна вам.
Дэниел хмыкнул, а потом бросил на Эллиота такой же испытующий взгляд, каким рассматривал часы.
– Как вам семейная жизнь? Эйнсли говорит, что у нее камень с души свалился, потому что теперь за вами есть кому присматривать.
– Правда? Но моей сестре нравится разыгрывать из себя сиделку.
– Да, это верно. Теперь Эйнсли – моя мамочка и хороша в этой роли. Я обожаю называть ее мамочкой при всех, она от этого впадает в ярость.
Эйнсли была всего на одиннадцать лет старше Дэниела. Эллиот обменялся с ним улыбками.
Потом посмотрел в сторону шатра, возле которого толпились деревенские парни в ожидании, когда очаровательная Джулиана будет водить по их ладоням пальчиком, и улыбка у него исчезла.
– Дэниел, – обратился он к юнцу, – помоги мне толкнуть этот скарб.
Тот проследил за его взглядом в сторону шатра.
– Ах, миссис Макбрайд действует будь здоров! Пообещала мне, что я разбогатею и заслужу любовь прекрасных женщин. Она тоже знает, как поладить с людьми.
– Мы с тобой продадим все с этого чертового прилавка, – заявил Эллиот. – И священник умрет от счастья.
А потом Эллиот отправится в шатер предсказательницы и выгонит оттуда жаждущих сынков арендаторов грязной метлой.
– Прекрасная Джулиана должна будет нас расцеловать, – заметил Дэниел. – Меня, конечно, в щеку, как добрая тетушка.
– Заткнись и начинай торговать, – прорычал Эллиот.
Дэниел встал рядом с ним за прилавок. И, взявшись за дело, в течение следующего часа они вдвоем, как лучшие зазывалы в Ковент-Гардене, уговаривали публику подойти и купить их товар. Дэниел оказался на высоте. Эллиот забыл про свою нелюдимость, которую приобрел за время плена, и вспомнил, что значит быть молодым и дерзким.
– Вот перочистка, дорогая леди! – Дэниел протягивал какой-то женщине с корзиной через руку круглую, вязанную из ниток штучку. – А почему только одну, а не две или три? Разве вы пишете только одним пером?
– Посмотри на эту хрустальную вазу, парень, – уговаривал Эллиот кого-то из деревенских. – Поставь в них полевые цветы и подари своей девушке. Трещину вот тут почти не видно. Цветы наберешь у себя на лугу, а она живо напечет тебе ячменных лепешек.
Их прилавок быстро стал популярным. Деревенской публике нравилась их простецкая манера общения. В особенности женщинам, которые сгрудились вокруг них и стыдливо краснели в ответ на беззастенчивые заигрывания Дэниела.
Количество товара на прилавке сокращалось на глазах, жестянка для денег быстро наполнялась. Когда у них осталась всего пара-тройка вещиц, они решили устроить из них аукцион. Старую шляпку удалось загнать за тридцать шиллингов, самую жалкую, всю в трещинах фарфоровую вазу – за двадцать, а совершенно потерявшие форму подголовники для мебели – за гинею. В конце Дэниел вскинул руки вверх.
– Мы закрываем аукцион, дамы. Всем спасибо! Священник тоже благодарит вас.
– Отличная работа, дорогой братец. – Из толпы вышла Эйнсли с младшей дочерью Гэвиной на руках. Она чмокнула Эллиота в щеку. – Джулиана будет в восторге.
– На это он и рассчитывает, – фыркнул Дэниел.
Завернув крышку на жестянке, Эллиот вручил ее сестре.
– Деревня проявила щедрость.
– Еще бы! Два красивых горца в килтах уговаривают женщин расстаться с их деньгами. Кто тут устоит? Можно было бы и не всучивать им вещи. Они, кстати, все равно отдадут их на благотворительную распродажу в следующем году.
– Ох, – огорчился Дэниел, – а я на следующий год собрался в Америку.
– Если меня завербуют сюда снова, то и ты не отвертишься, – предупредил Эллиот. Хлопнул Дэниела по плечу и направился к шатру предсказательницы.
Тут не было очереди, потому что вся деревня еще толпилась возле прилавка с благотворительной распродажей и не успела вернуться.
Эллиот поднял край занавеса, зашел внутрь и увидел Арчибальда Стейси, сидевшего на стуле перед его женой.
Джулиана заметила, какая разительная перемена случилась с мужем, который заскочил к ней, чтобы перекинуться парой слов. Муж заледенел. Веселая улыбка исчезла. Взгляд остановился, в нем словно умерло все живое.
Он не стал спрашивать, как Стейси удалось пробраться сюда. Эллиот и так догадался, что тот вытащил кол, на котором крепилась задняя часть шатра, и проскользнул под тканью внутрь, пока Джулиана болтала на выходе с кем-нибудь из деревенских.
Она действительно провожала девушку, которая была счастлива узнать, что к ней неравнодушен один из местных парней, в чем не было большого секрета – Хэмиш как раз ходил в друзьях у этого парня. Поговорив с ней, Джулиана вернулась внутрь и увидела Стейси, сидящего у ее стола.
– Можете предсказать мне будущее, миссис Макбрайд? – спросил он и протянул ей ладонь.
Теперь Стейси внимательно разглядывал Эллиота.
– Хочешь меня пристрелить, Макбрайд? Тогда не тяни. Я уже достаточно пожил.
– У меня с собой нет оружия. – Джулиана еще не слышала, чтобы Эллиот говорил таким леденящим, мертвым голосом. – Да оно мне и не требуется.
– Да-да, они ведь сделали из тебя хищника.
Двое мужчин не отрываясь разглядывали друг друга. Стейси так и остался сидеть на стуле.
Он был одного роста с Эллиотом. Светло-рыжие волосы доставали до плеч, короткая борода выглядела неухоженной явно из-за того, что он жил под открытым небом. В его голубых глазах не было теплоты. Они были ледяные, как у Эллиота. Нос сломан, как и пальцы на левой руке, зажившие, но оставшиеся слегка скрюченными.
Стейси в упор разглядывал Эллиота. Эллиот отвечал ему прямым взглядом.
– Он поведал мне интересные вещи, – заговорила Джулиана.
– Я здесь не для того, чтобы убить тебя, – сказал Стейси.
Эллиот ничего не ответил ни ему, ни ей. Он стоял неколебимо, как скала, руки опущены по бокам, глаза не выпускали незваного гостя из поля зрения.
– Я пришел поговорить с тобой, – пояснил Стейси.
Наконец Эллиот заговорил ледяным тоном:
– Поговорить? Чертовски удачный повод, чтобы захотеть убить меня.
– Нет, я просто следил за тобой. Пытался решить, как лучше всего подобраться к тебе. Потому что знал: стоит мне показаться тебе на глаза, ты меня убьешь.
– Назови причину, почему этого не следует делать.
– У меня такой нет.
Сцепив руки на столе, Джулиана смотрела на них во все глаза. Нужно было каким-то образом вклиниться в их разговор, защебетать, что все будет распрекрасно, если только они мирно усядутся за стол и обговорят все вопросы. Но она ощутила, насколько опасны эти двое, поэтому сейчас лучше было не высовываться и помалкивать. Надо выяснить положение вещей, а уж потом лезть со своими советами.
– Если хоть пальцем тронешь Прити… – прорычал Эллиот.
– Я пришел не за ней. Я знаю, что она твоя.
Глаза Стейси стали печальны. Джулиана сообразила, что он надеялся на то, что Прити – его дочь, но теперь он понял, что это не так. В тот день, когда она натолкнулась на него, разглядывавшего девочку возле дома, он, должно быть, узнал в ней черты Эллиота и все понял.
– Тогда что тебе здесь нужно? – резко спросил Эллиот.
– Я пришел помириться, – ответил Стейси. – Или хотя бы попытаться это сделать. А еще попросить тебя – нет, умолять тебя! – о помощи.
