Книга: Рассудку вопреки
Назад: Глава 28
Дальше: Глава 30

Глава 29

Он дал ей все, чего она хотела. Благодаря Блейку Минерва обладала влиянием, о котором раньше едва ли могла мечтать. А ведь ее девичьи грезы никогда не были слишком скромными.
Но ей хотелось большего. Ее жизненной целью всегда было полноценное политическое партнерство с мужем, и ей недостаточно было оказывать влияние через Блейка. Гораздо большее удовлетворение она получила бы, используя власть при его активном участии. Если ее предположения относительно мужа были верны — а она все больше и больше убеждалась в этом, — то они объясняли его длительное отстранение от политических и общественных дел. В чем заключалась причина его неумения читать, значения не имело. С ее помощью он мог бы преодолеть эту трудность. Она хотела исполнять ту роль, которую по ее предположениям играла Аманда.
Это было ее право не как герцогини, а как его супруги.
Блейк недостаточно доверял ей, чтобы открыться, и Минерва понимала причину. В течение всего их знакомства она недооценивала его и относилась к нему с презрением. Ей стыдно было вспоминать об их ссоре в Париже и о том, как она бранилась.
Но теперь ее чувства изменились, и она не скрывала этого. Если ей не удастся разговорить его и заставить открыться ей до отъезда гостей, тогда она сама поднимет этот вопрос. А пока она будет использовать некоторые женские уловки и ухищрения, о которых узнала от Селии и Дианы. Откровенная книжка, которую дала ей Селия, содержала множество идей, но раньше она не представляла, как претворить их на практике. Теперь ей не терпелось это сделать.

 

Гидеона не обрадовало то, как решился вопрос с замком Уорфил, но Блейк твердо заявил ему, что решение принято и он должен с этим примириться. К удивлению Блейка, его зять уступил без лишних споров. Утверждение покойного герцога оказалось верным: он был ведомым. Чтобы урегулировать возникшие в результате этого разногласия между Гидеоном и Минервой, Блейк предложил им вместе подумать над тем, как смягчить и успокоить задетые чувства конкурирующих сторон.
Его предложение сработало. После обеда парочка уединилась в уголке гостиной и вела разговоры по крайней мере в течение часа. То, что он сумел решить проблему Минервы, порадовало его. Однако если он рассчитывал на физическую демонстрацию благодарности своей супруги, то его ждало разочарование. Стыдливо улыбаясь, Минни предупредила его, что в эту ночь ему не следует приходить к ней в спальню. Из этого супруг сделал вывод, что следующий герцог Хэмптон пока еще не был зачат, но сожалел Блейк не о том.
Он ощущал беспокойство, и спать ему не хотелось. Однако партия в бильярд его не прельщала, и Блейк все же приготовился ко сну. Лакей помог ему облачиться в легкую свободную рубашку, подходящую для этого летнего вечера, и был отослан. Когда герцог открыл дверь в свою спальню, то представшее его глазам зрелище вызвало у него счастливую улыбку.
Герцогиня возлежала на гигантской кровати. Свет тщательно расставленных свечей падал на изгибы ее рук, талии, бедер и восхитительные золотистые волосы, рассыпанные по плечам и едва прикрывавшие соски. Она была совершенно обнажена, если не считать изумрудное ожерелье и пару таких же браслетов.
— Добрый вечер, герцогиня, — произнес Блейк. — Позвольте сделать вам комплимент по поводу вашего наряда.
— Этот комплект выбирал человек, обладающий превосходным вкусом.
— Когда я увидел это ожерелье в лавке, то тотчас подумал, что оно вам подойдет. И именно такую картинку я мысленно представлял.
Минерва подняла брови:
— Вы полагали, что я буду носить его именно так?
— Надежда остается всегда.
— Не верю, что вы вообще когда-либо представляли меня без одежды. И уж тем более когда покупали это ожерелье.
Таким образом она подтвердила, что не сомневается, что супруг выбирал это ожерелье для нее, а не для другой женщины. И хотя Минерва недооценивала способность мужчины представлять женщину обнаженной, причем практически любую, его интересовала лишь собственная жена. Блейк улыбнулся еще шире:
— В последнее время, Минни, я ловлю себя на том, что только об этом и думаю. Особенно в окружении наших утомительных гостей.
— Я заметила, что вам не слишком весело, и решила поднять вам настроение.
Она многозначительно посмотрела чуть ниже его талии, туда, где полы его голубой хлопковой рубашки слегка расходились. Свидетельство того, что его настроение действительно поднялось, вызвало ее улыбку, которую иначе как сладострастной он назвать не мог. Блейк приободрился еще больше.
— Что ты задумала? — спросил Блейк, принимая позу, в которой его фигура представала наиболее выигрышным образом. Он и раньше замечал, что ей нравится смотреть на него.
— Иди ко мне, и узнаешь.
Он скинул рубашку, бросился на высокую перину и оградил руками и коленями пространство огромной кровати, на которой лежала Минерва.
Она была пиршеством, которым ему предстояло насладиться, и он размышлял, с чего же начать этот пир. Минни лежала на боку, словно богиня. Одной рукой она подпирала голову, другая лежала на бедре, а ладонью, словно фиговым листом, она прикрывала свое лоно. Минерва отняла руку, открывая его взору светлые завитки. Трудно было удержаться от соблазна, но Блейк не торопился.
Он нагнулся для поцелуя, смакуя ее пухлые губы с неторопливой тщательностью.
— Ты такая сладкая, Минни, — прошептал он.
Возможно, не стоило этого говорить.
Минерва положила ладонь ему на лоб и оттолкнула его.
— Я не сладкая.
— Осмелюсь поспорить.
«Сладкая» было не слишком подходящим словом для ее описания, но мягкости и доброты в ней было гораздо больше, чем она сама признавала.
— Я хочу, чтобы ты лег на спину.
Через несколько секунд он распластался на мягкой ткани, а она оперлась на руки и колени, окидывая взглядом его тело.
Блейк усмехнулся.
— Вижу, что сильная сторона твоего характера одержала верх и в спальне.
— Ты против?
— Ничуть.
Именно в спальне Минерва всегда позволяла ему брать инициативу на себя, но он не возражал, чтобы на этот раз верховодила она. Они поменялись ролями, и пиршеством теперь стал он. И Блейк знал, что ему очень-очень повезло.
Она начала с шеи, покусывая и тыкаясь носом, потом спустилась ниже к его торсу. Она, казалось, была очарована очертаниями его грудной клетки, отточенной годами напряженных тренировок.
— Почему у тебя такие прекрасные мышцы? — пробормотала она, на мгновение отрываясь от него.
— Чтобы ты могла целовать их, — ответил Блейк.
— Спасибо. Ты не тратил времени даром.
И она продолжила, возбуждая его прикосновениями и дурашливыми волнующими словами. В то время как ее пальцы, ладони и губы исследовали его грудную клетку, его плоть уперлась в ее упругие маленькие груди. Удивленно вздохнув, Минни подняла голову, чтобы посмотреть, и ее губы сложились в идеальный кружочек.
— Гм.
Она слегка призадумалась, и на этот раз Блейк не стал говорить ей, что думает она слишком много.
Сделает она это или нет? Он на это не рассчитывал и просить ее об этом не станет. Блейк осознавал, что никогда, имея большой опыт самых разнообразных отношений с женщинами, не испытывал большего наслаждения в постели, чем со своей молодой неопытной женой. И все же он жаждал ощутить ее губы на своей плоти.
У Блейка перехватило дыхание, когда ее губы раскрылись и она наклонила голову. Высунулся розовый язычок и коснулся конца его плоти, вызвав в его теле дрожь восторга. Затем она вобрала всю плоть во влажный жаркий рот, и он оказался в раю.
Она была совершенно неопытна. Как же ей это удается? Насколько ему было известно, этому нельзя научиться по книгам. Но Минни все удалось превосходно.
После восхитительного и безумного экспериментирования она подстроилась и имитировала ритм соития. И уже скоро он стонал от удовольствия и откидывался назад, хотя и старался не слишком отдаляться. Блейк готов был уже окончательно утратить контроль над собой. Поэтому, смахнув в сторону золотые пряди ее волос, упавшие ему на живот, он хрипло простонал:
— Не надо больше…
— Но…
Прежде чем Минни успела возразить, он сел и, подняв ее за талию, усадил к себе на колени. Они никогда не занимались любовью в этой позе, но тотчас поняла, чего он хочет. Он вошел в нее, и она приняла его своим скользким и теплым лоном, не оставляя сомнений в своей готовности и силе своего желания. Минерва обхватила мужа за шею и начала нашептывать, как сильно она его хочет и какое удовольствие он ей доставляет. И в его затуманенном мозгу промелькнула лихорадочная мысль о том, что если бы ему было суждено умереть сейчас, он покинул бы этот мир абсолютно счастливым.
— Минни, — прошептал он, — моя Минни.
Он крепко держал ее и никак не хотел отпускать.
Это проявление собственнических чувств тронуло Минерву до глубины души. Слишком взволнованная, чтобы выразить чувства словами, она выразила их глубокими жаркими поцелуями. Они сплелись в страстных объятиях, и Минерва потерялась в мощности их слияния, в той близости, какой она ни с кем и никогда в своей жизни не испытывала.
Глаза ее наполнились слезами, когда она приблизилась к высшей точке наслаждения.
— Блейк, — прошептала она. Затем, откинув голову назад, она в блаженстве прокричала его имя. Дрожь восторга пробежала по ее телу, и Блейк вслед за ней достиг собственного экстаза.
Супруги лежали, обмениваясь ленивыми ласками и нежными поцелуями.
— Спасибо тебе, Минни, — пробормотал он. — Не могу тебе передать, как великолепно я себя чувствую.
Минерва и сама не могла припомнить, чтобы когда-либо так потрясающе себя чувствовала.
— Я понимаю, что это сборище далеко от твоего представления о приятном времяпрепровождении. Спасибо, что терпишь все это. И за то, что поддержал меня сегодня, когда я допустила такую глупую ошибку.
— Зато тебе все это доставляет удовольствие. По крайней мере такое впечатление у меня создалось сегодня вечером.
— Действительно доставляет, — согласилась Минерва, — по большей части. Правда я не ожидала такого количества бесполезных споров. Некоторые из этих людей ссорятся, как дети. Неужели они не понимают, что никто из них не сумеет получить желаемое и им придется пойти на компромисс?
Он легонько поцеловал ее в нос.
— Ты хочешь сказать, что у девятнадцатилетней девушки больше здравого смысла, чем у всех этих мудрых политиков, вместе взятых?
— Вообще-то да.
— Это меня не удивляет. Ты стоишь дюжины политиков, Минни.
— Приятно слышать.
— Тебе следовало бы стать премьер-министром.
— Это то, о чем я всегда мечтала.
— Но я чрезвычайно рад, что это невозможно. Если кто-то всерьез станет предлагать дать право голоса женщинам, мне придется выступить против.
— Я думала, ты поддерживаешь меня в моих устремлениях.
— Только если они не идут вразрез с моими собственными интересами. Если ты станешь премьер-министром, у тебя не хватит времени на такие восхитительные интерлюдии.
Минерва хотела было принять оскорбленный вид, но в этот момент Блейк начал проявлять восхитительное внимание к ее грудям.
— А тебе не кажется, что это довольно эгоистично? — умудрилась спросить она, хихикая от удовольствия.
— Я всегда был эгоистом.
— Я раньше тоже так считала, но теперь переменила мнение.
Минерва принялась ерошить его волосы, но Блейк поднял голову, отвел ее руку и, внимательно посмотрев на нее, спросил:
— Почему?
— Начнем с того, что ты мог бы и отказаться жениться на мне.
— Если я эгоист, это не означает, что я не джентльмен.
— Тебе не было нужды покупать мне изумруды.
— Мне нравится дарить подарки.
На самом деле она знала, что Блейк обладает не слишком большой уверенностью в себе и в нем нет того высокомерия, которое он демонстрировал на публике. Казалось, ее похвала привела его в смущение.
— И ты хотел отдать мандат замка Уорфилд своему старому школьному товарищу.
Она ожидала его ответа и неожиданно почувствовала отвращение к своей уловке, целью которой было вызвать его на откровенность. Между ними возникли глубокие и искренние отношения, и не было никакой нужды в манипулировании. Но ведь она не требовала от него правды. Больше, чем когда-либо, она жаждала его доверия.
На мгновение ей показалось, будто она достигла своей цели и он вот-вот скажет что-то важное. Затем выражение его лица сменилось с серьезного на насмешливое.
— Ты меня хвалишь? За Хантли?
— Ты ошибался в нем, но это было проявление великодушия с твоей стороны.
— Даже в моих ошибках ты находишь что-то положительное.
— И ты принял мою сторону в наших расхождениях с сэром Гидеоном.
— Готов признать этот акт великодушия. Для меня это была большая жертва. Но я был сполна вознагражден. Пожалуй, тебе пора еще раз отплатить за мою услугу.
Он вновь начал целовать ее, на этот раз в живот, Минерва смеялась и извивалась от удовольствия.
— Тебе это нравится, не так ли?
— Ты читаешь меня, словно книгу.
Блейк поднял голову и посмотрел на нее странным взглядом, открыл было рот, словно собираясь что-то сказать, но промолчал. Вместо этого он вернулся к своему прежнему занятию. Вразумительный разговор подошел к концу.

 

Он едва не сказал Минерве правду. Ему хотелось этого, и скоро он это сделает. Его желание не иметь от нее секретов было сильнее страха быть отвергнутым. Он верил в ее доброту.
На следующее утро Блейк проснулся в прекрасном настроении, и его совершенно не волновало, что его секрет может вдруг перестать быть таковым. Он отправился на конюшни, и мир показался ему совершенно иным. Слабый солнечный свет омывал булыжник во дворе; блестящую лазурь обрамляли веселые пушистые тучки; птицы распевали свои песенки, состязаясь с насвистывавшими за работой грумами и помощниками конюха.
Единственное, чего ему не хватало этим утром, — это общества жены. Но она нежно поцеловала его и вернулась к себе, чтобы собраться с силами для предстоявших этим утром переговоров с троицей мятежных членов парламента, которых следовало призвать к повиновению.
Блейк скакал галопом по знаменитой буковой аллее Мандевиля, испытывая чувство глубокого удовлетворения. Он будет заниматься тем, что ему нравится, то же самое сделает и Минерва. А позже они разделят друг с другом свою радость и любовь.
Блейк резко остановил лошадь в конце аллеи, там, где ее увенчивала арка. Он почувствовал себя потрясенным.
Он любит Минерву. Дыхание Блейка стало таким же затрудненным, как и дыхание его коня, и на мгновение его охватила настоящая паника, которая сменилась чувством удовлетворения и радости. Какое это счастье — любить! Сейчас не хватало лишь рапиры, чтобы ею размахивать, трубы, чтобы трубить, и врага, чтобы сразить его во славу возлюбленной.
Да, он был бы не прочь галопом спуститься с холма и на мечах сразиться с кем-нибудь из этих политиканов. Вот только его возлюбленная не оценила бы подобный жест. Более того, причинение тяжкого вреда члену реформистской партии приведет к неоспоримому отлучению Блейка от постели супруги. Хотя он верил, что Минерва испытывала к нему нежные чувства и, бесспорно, находила его физически привлекательным, он не льстил себе, полагая, что ее чувства столь же сильны. Над этим ему еще придется потрудиться, и если раскроется его идиотская неспособность прочесть простенькое письмецо, то это никак не поспособствует достижению цели. Ему необходимо окончательно привязать ее к себе. Тогда никакие вновь открывшиеся печальные факты уже не повлияют на отношение Минервы к своему супругу.
Блейк знал, что этого можно добиться, поскольку именно таким было его отношение к ней. Она умна и весела, красива, и упряма, и открыта, и своенравна, а порою невыносима — и он обожает ее. И что бы она ни сделала, он всегда будет обожать ее. Но как ее привести в такое же счастливое состояние, он представления не имел. А начать действовать ему хотелось без промедления.
Ему требовались физические упражнения, а поскольку несколько дней не прекращались дожди, он отставал от графика осмотра земельных угодий, который он для себя составил. И несмотря на то что его сердце переполняло желание вновь заключить любимую в объятия, Блейк заставил себя сосредоточиться на работе. Небрежное отношение к своим обязанностям, как он понимал, не поднимет его в глазах Минервы. Кроме того, он гордился своим умелым управлением семейными угодьями.
К полудню его желание увидеть Минерву стало настолько сильным, что он испытывал почти физическую боль. Преодолев почти весь путь, он пустил лошадь рысью по дороге, ведущей к конюшням. Вполне приличный экземпляр, одна из верховых лошадей его отца. Тем не менее лошади в Мандевиле не отвечали его стандартам. Блейк предвкушал прибытие своих французских скакунов, которые уже пересекли Ла-Манш и медленно двигались в сторону Шропшира.
На повороте из-за лавровых деревьев возникла фигура человека, вышедшего на дорогу и преградившего ему путь. У Блейка упало сердце. Именно в самые счастливые моменты его жизни вдруг появлялся его заклятый враг, чтобы все испортить.
Первое, что пришло ему в голову, когда он спешился, что Хантли совсем невысокого роста. Возможно, раньше он никогда этого не замечал, поскольку ему не приходилось боксировать с ним или фехтовать. Вид у его бывшего приятеля был совершенно неподобающий: сюртук запачкался, шейный платок сбился набок, сапоги истерлись. Он совсем не походил на того щеголеватого претендента на место в парламенте, который несколько недель назад пробрался в Вандерлин-Хаус и пробился в пришедший в упадок округ.
Блейк стоял подле лошади, молча ожидая, когда Хантли предъявит свое новое требование.
— Ты меня погубил, — кипя негодованием, воскликнул Хантли. — Судебные приставы забрали почти все, и остался еще один кредитор, который пойдет на большее, если я не раздобуду две тысячи.
— Опять играл на деньги в каком-нибудь злачном месте? Ты сам себя погубил.
— Я возьму пять тысяч фунтов за свое молчание. И больше ты никогда обо мне не услышишь, я обещаю.
Даже теперь Хантли пытался изобразить искренность, но это ему плохо удавалось. Блейк видел лишь подлое коварство, смешанное с отчаянием.
— С какой стати я должен тебе верить?
— На этот раз можешь. Я собираюсь покинуть страну. Здесь мне больше нечего делать.
Блейку ничего не оставалось как послать мерзавца ко всем чертям, как это следовало сделать уже много лет назад. И все же любопытство удерживало его. Сохранившаяся память о старой дружбе вызывала в нем желание узнать, как все могло так повернуться. Вряд ли Хантли мог сказать в свое оправдание хоть что-то, что изменило бы решение Блейка, но ему хотелось понять, почему самая сильная привязанность его юности оказалась с такой гнильцой.
— Зачем ты это сделал? — спросил Блейк. — Если тебе требовались деньги, ты мог бы просто попросить.
Вся показная любезность Хантли исчезла, и обнажилось его нутро, такое же грязное, как и его платье.
— Я знал, что ты никогда не осмелишься попросить у отца сумму, необходимую, чтобы заплатить мои долги чести. Но если дело коснется твоего долга чести, тогда ты все же обратишься к отцу. Мой расчет оказался верен.
— Ты получил гораздо больше, чем тебе было необходимо.
— Отец отправил меня в Итон, рассматривая это как капиталовложение. Та порка, которую я вынес вместо тебя, была первой тратой этого капитала, можно сказать. — Хантли неприятно хихикнул. — И я наткнулся на золотую жилу. Наследник герцога, и к тому же тупица, секрет которого я хранил. Я подумал, что обеспечил себя на всю жизнь.
— Ты был глупцом. Ты мог бы быть обеспечен.
— Я должен был. — Хантли уже почти перешел на крик. — Но ты предал меня. Ты больше во мне не нуждался и избавился от меня, променяв на других приятелей. Знатного рода, а не сына простого лавочника. Ты даже не позволил мне выступить от замка Уорфилд. Мелочь, которая тебе ничего не стоила. Будучи членом парламента, я не мог быть посажен в долговую тюрьму и выторговал бы себе славное доходное местечко в правительстве.
С Блейка было довольно.
— Я больше не дам тебе ни пенни. Делай что хочешь. Вреди на здоровье. — Он наклонился над этим ничтожеством, которое огрызалось и плевалось от ярости. Ангельские черты Хантли исказились и больше не скрывали черноту его души. — Ты увидишь, что герцог Хэмптон может причинить гораздо больший вред, чем Джеффри Хантли.
И тут Хантли нанес ему еще одно, последнее оскорбление:
— Это ты, наверное, у своей жены набрался смелости. Я вел себя с ней неосмотрительно. И уж меньше всего ожидал, что ты окажешься под юбкой.
Даже несмотря на весь свой гнев, Блейк не удержался от улыбки.
— Да, и ничуть об этом не жалею, — заметил Блейк больше для себя, чем для своего насмешника.
— Ты под башмаком у девицы без связей и состояния, на которой вынужден был жениться, совратив ее.
Этого было достаточно, и все кончилось быстро. Удар в челюсть справа стер насмешку с лица Хантли. Блейк вырубил его, и тот осел на землю. А Блейк отряхнул ладони и усмехнулся.
Он вернулся на конюшню и вызвал старшего конюха.
— Под лаврами валяется человек без чувств. Возьмите двоих парней и отнесите его за ворота. Я хочу, чтобы он не появлялся на моей земле.
Удар, нанесенный Хантли, принес Блейку огромное удовлетворение. Это следовало сделать еще много лет назад. Возможно, это не тот метод, к которому прибегнул бы отец, но он бы его одобрил. Он говорил Блейку, что тот должен быть герцогом, не похожим на других, и, очевидно, это не исключало возможности пускать в ход умелые кулаки, когда того требовали обстоятельства.
Когда Блейк возвращался домой, полуденное солнце показалось из-за безобидной белой тучки и залило его своим светом. Это показалось ему знаменательным, словно благословение отца коснулось его чела. Больше, чем когда-либо, он нуждался в том, чтобы открыться отцу. Вместо этого он признается своей жене, отдастся на милость женщины, которую любит. Сегодня же вечером, когда они удалятся в спальню, он расскажет ей все.
А пока ему необходимо решить задачу, ради которой в Мандевиле собрались представители политических группировок. И поскольку реальная жизнь магическим образом не изменилась, ему следует сделать это поскорее, прежде чем гости узнают что-либо от Хантли. Он мог положиться на реакцию Минервы, но не на реакцию света. И если его тайна будет раскрыта, то период унаследованной им власти может оказаться слишком коротким.
Назад: Глава 28
Дальше: Глава 30