Глава 30

Стол в парадной гостиной в Мандевиле был очень длинным. Большинство присутствующих на обеде составляли политики. Массу темных костюмов оживляли вкрапления ярких пятен дамских нарядов. Диана, само совершенство в красном, сидела чуть дальше от Блейка по левую руку, пытаясь поддерживать любезный разговор с одним из своих соседей. Минерва видела, как они с Себастьяном время от времени недоуменно пожимали плечами. Себастьян даже не предпринимал попытки быть услышанным в этом гомоне.

Большинство гостей говорили. Одновременно. Громко. Дебют Минервы в роли хозяйки политического салона грозил закончиться полным провалом.

Ее взгляд, скользнув по сияющему красному дереву, серебру и хрусталю, остановился на стоявшем во главе стола герцогском троне, на котором восседал ее муж. Строгий черный сюртук и черный траурный шейный платок, резко контрастирующие с золотом волос, лишь подчеркивали его красоту. Он сидел в безмятежном молчании, преисполненный чувства собственного достоинства, — островок спокойствия среди громкого гула бесцеремонно выражаемых непримиримых мнений. В животе у Минервы все трепетало. Ощущение было самым необычным: словно она, забравшись на большую высоту, теперь, кувыркаясь, падала вниз, скользя по мягким тучкам. Грудь сжимало так, что она едва дышала. Они с Блейком находились слишком далеко друг от друга, но она знала, что он заметил ее пристальный взгляд. Им удалось без слов понять друг друга в этой какофонии. Герцог незаметно кивнул ей и встал.

Поначалу поднявшегося Блейка заметили только сидевшие поблизости, однако постепенно за столом воцарилась тишина. Наконец и пререкавшиеся друг с другом соседи Минервы умолкли на полуслове. Теперь лишь осторожное позвякивание посуды нарушало молчание — лакеи продолжали добросовестно выполнять свои обязанности.

— Джентльмены, — начал свою речь Блейк, — несмотря на то что мое семейство все еще пребывает в глубоком трауре, я решил все же устроить прием в Мандевиле, как это сделал бы мой отец, поскольку парламентскую реформу он считал делом исключительной важности.

Блейку достаточно было немного сдвинуть брови, чтобы затих возникший было гул одобрения.

— Не могу с полной уверенностью говорить за покойного герцога, но, зная своего отца, я с большой долей вероятности могу заявить: услышанное сегодня потрясло бы его. Как вам известно, он знал, что по поводу этой реформы не существует единого мнения. Какие бы изменения ни были бы внесены, это будет слишком много для одних, слишком мало для других и не совсем то, чего хотелось бы всем.

Минерву охватила гордость. Именно эти слова произнесла бы она, и уже говорила их своему мужу. Но сказаны они были его особенным тоном, и таким же особенным казался его вид. Минерва замечала Блейка скучающим, видела мрачным и наблюдала его высокомерно пренебрежительным. Позднее она увидела его обаятельным, внимательным, забавным и способным доставить огромное удовольствие. Но сейчас он стоял во главе стола, излучая властную решимость нескольких поколений Вандерлинов.

Тон его выступления был спокойным, любезным и убедительным, но в его словах звучала не высказанная открыто угроза расплаты. Знакомый баритон зазвучал совершенно по-новому, и это новое звучание пронзило Минерву до глубины души.

— Будем благоразумными, джентльмены. Каждый из вас понимает, насколько сложно будет представить билль о реформе в парламент. Этот билль не изменит ситуацию коренным образом, как хотелось бы многим из нас, но он улучшит нынешнюю систему. Представьте, что вам предлагают проголосовать по вопросу о реформе, однако на определенных условиях. — Он поднял указательный палец перед загипнотизированными слушателями. — Первое — предоставить право голоса мелким землевладельцам, арендаторам и домовладельцам округа. Второе — упразднить пришедшие в упадок округа, ликвидировать «карманные места», отдав освободившиеся места крупным городам, которые сейчас не имеют своих представителей. Третье — на деле упростить голосование всем, кто обладает правом голоса. — Он обвел взглядом сидящих за столом — осмелится ли кто-нибудь ему возразить? Никто не осмелился. Как могли они противостоять этому стальному взгляду? Минерве стало тяжело дышать.

— Кто станет голосовать против такой реформы? — Ответа не было. — Хорошо. Тогда давайте перестанем спорить и попытаемся прийти к соглашению. Если за завтраком вы все еще продолжите воевать, то можете вызывать экипажи и разъезжаться по домам.

Разумеется, она не одобряла таких речей, каков бы ни был результат. Герцог Хэмптон продемонстрировал присутствующим силу аристократической власти, напомнив таким образом, что век знати еще не закончился. Но несмотря на то что это противоречило ее принципам, разум Минервы принял речь с восхищением, а тело отреагировало самым необычным образом.

На каждое надменное слово оно отзывалось, словно на пылкую ласку. Она смотрела на своего мужа и ощущала усиливавшийся внизу живота жар. Ей хотелось встать и ответить на его речь громкими приветственными возгласами восхищения. А потом броситься к нему и тут же отдаться этому человеку.

Прошла минута или около того, и разговоры возобновились. Говорили негромко, спокойно и серьезно, однако Минерва едва замечала эти перемены. Она пробормотала какие-то вежливые слова извинения и, встав из-за стола, приблизилась к супругу.

— Ваша светлость, — едва слышно произнесла герцогиня, — полагаю, после вашей речи у наших гостей есть тема для обсуждения. Может, не будем им мешать?

Он сверкнул своими невероятно синими глазами и предложил ей руку. Блейк, безусловно, заметил, насколько взволнованна Минерва.

Она не могла немедленно броситься в его объятия: в связи с наплывом гостей повсюду сновали слуги.

— Куда? — шепотом спросил он.

Дом был слишком большим, и их спальни находились слишком далеко.

— В кабинет, — также шепотом ответила она.

Минерва затворила дверь и тут же нетерпеливым движением ухватилась за пояс его брюк, ей было не до нежностей. Тело Блейка реагировало быстро, и к тому моменту, когда ее пальцы ловко расстегнули пуговицы, он оказался абсолютно готов.

Она окинула помещение безумным взглядом.

— На стол, — прохрипел Блейк и, подхватив ее на руки, понес в глубь кабинета, на ходу стягивая с жены панталоны.

Обезумев от нахлынувшего желания, она сама вздернула юбки и легла на широкую столешницу, сбросив на пол какие-то бумаги.

— Быстрее, — скомандовала она, шурша юбками и обхватывая его чресла своими ногами. На мгновение прохладный воздух успокоил ее горящее лоно, но это было не то успокоение, которого она жаждала.

— Как скажете, герцогиня.

Впившись пальцами в ее бедра, Блейк вошел в нее одним сильным толчком, от которого Минерва издала хриплый удовлетворенный возглас.

Все произошло быстро и безо всякого изящества. Она впивалась ногтями в его шею, едва не кусала его губы и очень скоро, возбужденная его глухими стонами, достигла вершины блаженства. Громкий возглас сорвался с ее губ, многократно усиливая собственное удовольствие.

— О Боже, Минни, — прохрипел он и ускорил движение. Его апогей слился с экстазом Минервы, и Блейк изверг семя, с неистовой силой прижав к себе пылавшее от страсти тело жены.

Восстанавливая дыхание, они так и замерли на полированной поверхности старинного стола.

Минерва первой нарушила молчание:

— Ты был великолепен.

Блейк сдержанно улыбнулся, но его вид говорил, что он очень доволен собой.

— Всегда готов услужить вашей светлости. — Он поцеловал ее в кончик носа. — Это был самый приятный момент за весь день.

— Я не имела в виду соитие. Хотя я тоже испытала истинное наслаждение. — Она погладила его по щеке и коснулась губами его губ, как бы подтверждая свои слова. — Я имела в виду твою речь за обедом. Я думаю, ты решил исход сражения.

— Идеи и слова были твоими. Я лишь произнес их во всеуслышание.

— В абсолютно правильный момент. Сегодня ты недвусмысленно заявил, что новый герцог Хэмптон продолжит дело своего предшественника.

Блейк наконец оторвался от Минервы и выпрямился. Она неловко спустилась со стола и расправила юбки. Он отвернулся, приводя в порядок свои брюки, но, как она поняла, не от смущения.

— Я не такой, как мой отец, — сказал он.

Минерва обняла мужа за талию и прижалась к его спине, желая, чтобы ее тепло ослабило напряжение, которое она услышала в его голосе.

— Ты более чем достоин быть его сыном.

— Я не похож на него. Да и не хочу этого. Я не собираюсь возглавлять партию и никогда не стану членом парламента, не говоря уж о должности премьер-министра. Я хотел бы, Минни, быть таким человеком, который нужен тебе, но во мне нет этих качеств.

— Ты тот мужчина, которого я хочу. И ты не должен становиться кем-то другим.

Блейк схватил ее руки и стиснул их.

— Правда?

— Правда.

— Я хочу поступать правильно, однако есть вещи, заниматься которыми меня обязывает мое положение, но я для них просто не гожусь. Все эти политические дела.

— Вот почему тебе повезло, что у тебя есть я.

— Я чувствую, как ты улыбаешься у меня за спиной.

— Ты только что сделал меня очень счастливой.

Блейк развернулся и обнял ее.

— Это ты только что сделала меня счастливым. Очень счастливым.

— Я не это имела в виду… — Ее возражение было прервано нежным глубоким поцелуем. — Я хотела сказать… — начала Минерва, получив возможность заговорить. Но он прервал ее, коснувшись пальцем ее губ.

— Ш-ш-ш. Я понимаю, что ты имела в виду. Мы с тобой прекрасно дополняем друг друга. Когда дело касается политики, ты отвечаешь за мозги, а я обеспечиваю мускулы.

— Ты просто читаешь мои мысли.

Уже не в первый раз она использовала эту метафору. «Ты читаешь меня, словно книгу», — сказала она тогда.

Этот момент идеально подходил для признания Блейка. Пока он искал подходящие слова, она отвлеклась.

— Ох, посмотри, мы сбросили на пол все твои документы.

— Оставь их.

Слишком поздно. Она начала собирать разбросанные отчеты секретарей и управляющих, каждый из которых сопровождался кратким резюме.

— Почему… — начала Минерва.

Он видел на ее лице борьбу знания и сомнения. С ее умом она неизбежно должна была прийти к правильному выводу. Нить, на которой держался меч, оборвалась, и гибель казалась неминуемой.

— Это кажется невероятным, и все же… — начала Минерва.

— Ты угадала.

— Ты действительно не читаешь. Ты умеешь читать?

— Умею.

— Я никогда не видела, чтобы ты читал. Даже меню.

До предела уязвимый, Блейк все же собрался с духом, чтобы говорить открыто и безоговорочно признать то, что скрывалось так долго.

— Я умею читать, — сказал Блейк, — но плохо. Я так и не смог научиться. Герцог Хэмптон идиот, а ты вышла за него замуж.

На ее красивом лице отражалось непостижимое чувство. Секунды тянулись, словно часы, и ему казалось, будто его сердце не выдержит и он умрет, не дождавшись ни слова.

Он воображал все, что угодно, но последовавшей реакции и представить не мог. Бумаги, которые Минерва сжимала в руках, полетели на пол. Шагнув вперед, она крепко стиснула его руку своими ладонями, глядя ему прямо в глаза. Ее глаза казались более голубыми, чем обычно, а взгляд более пылким.

— Не смей называть идиотом человека, которого я люблю.

В ушах Блейка загудело. Он, должно быть, ослышался.

Он открыл рот, но не смог произнести ни звука.

— Любишь? — наконец выдавил он.

— Я люблю тебя, Блейк.

В глазах у него защипало.

— Ты не можешь меня любить.

— Как ты знаешь, я плохо понимаю, когда мне говорят, что я могу и чего не могу делать. Мне потребовалось немало времени, чтобы осознать это, но я тебя люблю. — Ослепительная улыбка засияла на ее лице, и ему показалось, что комната наполнилась солнечным светом. — Я тебя люблю.

Он обнял Минерву и уткнулся носом в ее волосы.

— О Боже, Минни! Я тоже люблю тебя. Так сильно.

Блейк боялся расплакаться. Он дал волю слезам в ее объятиях в ту ночь, когда умер его отец, но на этот раз сдержал слезы. Он лишь крепко сжимал жену, наслаждаясь ее изящной силой и сладким чистым запахом, который ласково щекотал его ноздри.

— Боже правый! — воскликнула она, и в ее голосе слышалось то самое изумление, которое испытал и он, когда обнаружил свои чувства. — Кто бы мог подумать! Мы любим друг друга. И это после стольких лет неприязни!

— Ты была самой несносной девицей, которую я когда-либо встречал.

— А ты был самым никчемным мужчиной на свете!

Они хохотали и целовались, шепча слова любви.