Глава 25
На следующее утро, тотчас после завтрака, Лала поднялась наверх и уселась на мягкий пуфик подле матери. Она изо всех сил пыталась изображать добродетельную дочь, мечтая втайне сделаться женой деревенского доктора. К тому же доктор Хардфилд проживал вовсе не в жалкой лачуге. Он успел показать ей издали свое жилище: вполне респектабельный домик посреди деревни, за решетчатой оградой – и похоже было, что сзади к нему примыкает уютный маленький садик…
Если бы они поженились, доктор помогал бы ей разбирать счета. Да, он объявил ей, что она никогда не научится читать, но в словах его не было и тени упрека. Слова его не ранили ее подобно жалобам учителей, которых нанимал для нее отец…
Прежде никто даже не догадывался, что бедняжка часами напролет силилась запомнить буквы, которые извивались, словно миниатюрные драконы, и все время норовили соскользнуть со странички. А порой буквы расплывались, словно кто-то брызнул на бумагу водой… и как ни старалась Лала, она не могла призвать их к порядку!
– Если ты не придумаешь чего-нибудь, ты потеряешь мистера Дотри! – объявила мать, лежа в постели.
Лала вздрогнула и уставилась на мать.
– Ты что, не слышала меня? – Леди Рейнзфорд повысила голос, что было весьма дурным знаком. – Учти: моя горничная докладывает мне обо всем, что творится в доме!
– Я прекрасно слышу тебя, мама. Тебя пугает, что мистер Дотри может утратить интерес ко мне.
Но, оробев, Лала не решилась напомнить, что всего каких-нибудь два дня назад мать была в ужасе от перспективы этого брака…
Да, мистер Дотри пугал девушку. От мысли, что придется выйти за него, Лалу начинала бить нервная дрожь – хотя она не опасалась, что он станет обходиться с ней грубо. Он был чересчур огромен, чересчур мужественен, однако вовсе не жесток. Да, он может втайне презирать ее, но никогда не позволит себе заявить об этом во всеуслышание.
– Я думаю, мы с мистером Дотри мало-помалу знакомимся, – заикаясь, пробормотала Лала.
– А вот вся прислуга думает, что ублюдок Дотри почем зря совокупляется с этой пародией на леди… этой Ксенобией Сент-Клер! – желчно заявила мать.
– Мама! – в ужасе ахнула девушка.
Такова уж была леди Рейнзфорд: порой она вела себя как истинная фрейлина ее королевского величества, а порой… порой позволяла себе непозволительное.
– Не будь дурой, Лала! Ты уже не сопливая школьница! Я сошла вниз лишь ненадолго, но тотчас заметила, каким взглядом он провожает эту девку! Да и Броуди туда же… Она спала с Дотри, попомни мои слова! Ни один мужчина не будет так смотреть на женщину, если не кувыркался с ней в постели!
– Мама, ты не должна такого говорить! – ломая руки, вскричала Лала. – Леди Ксенобия милая, добрая! И я знаю, что она всецело поддерживает… ухаживания мистера Дотри за мной! Она сама мне говорила!
– О-о-о, она ловкая плутовка! Разумеется, она не желает себе в мужья этого ублюдка – она метит повыше, желает выскочить за будущего герцога! Не удивлюсь, если она спит с обоими!
Лала застонала.
– Причем одновременно, – желчно прибавила мать.
В жизни женщины бывают моменты, когда необходимо принимать решения. Но годы унижений от сознания собственной тупости мешали сейчас бедняжке Лале найти нужные слова. А мать на нее и не смотрела – достав из-под подушки маленькое зеркальце, леди Рейнзфорд изучала свое отражение.
Ни слова не говоря, Лала поднялась, вышла из материнской спальни и прикрыла за собой двери. Сойдя вниз, она попросила Флеминга подать ее пелерину.
– Я намерена сопровождать доктора Хардфилда во время визитов к больным, – сообщила она дворецкому. – И хотела бы, чтобы мне немедленно подали экипаж.
Никогда прежде Лала не отдавала приказаний. Никогда!
По пути в деревню Лала не позволила себе даже поплакать, а подъехав к дому доктора и сойдя на землю, она приказала кучеру ехать назад, хотя тот порывался и далее сопровождать юную леди.
Сердечко ее бешено колотилось. Он должен, должен быть дома!..
Но дома доктора не оказалось.
Дверь ей открыла запыхавшаяся служанка и почти закричала:
– Уж простите, но доктор сейчас не сможет ничем помочь вам, мисс! Он уехал принимать роды, а в гостиной не протолкнуться!
Лала услышала гул голосов, доносящихся из гостиной – плач ребенка, ругань взрослых, стоны и кашель…
Пусть его нет дома. Но должен же он когда-нибудь вернуться! Лале решительно некуда было отправиться – возвращаться в Старберри-Корт она нипочем не желала. К тому же теперь, когда она отпустила кучера, ей ничего не оставалось, как дожидаться возвращения доктора…
Пройдя мимо служанки и снимая пелерину, Лала спросила:
– Как вас зовут?
– Сара. – Горничная подхватила пелерину. – Но послушайте, мисс, если у вас не что-то неотложное, то ждать смысла не имеет. Доктора не было всю ночь, и бог весть, когда он вернется. А юной леди не след сидеть вместе с простым людом в гостиной…
– А мы посмотрим, вдруг я смогу чем-то помочь, – решительно заявила Лала, сама себя не узнавая. – И почему бы вам не напоить пациентов чаем?
– Чаем? – Сара явно была обескуражена.
Приоткрыв двери гостиной, Лала оглядела очередь и приказала горничной:
– Пожалуйста, принесите горячей воды да бинтов побольше, Сара. Мы вполне можем промыть и перевязать колено вот этого мальчика до возвращения доктора.
Доктор Хардфилд был измотан до крайности. Он не спал всю ночь и лишь чудом спас жизнь новорожденному. Даже теперь он не был до конца уверен, выживет ли малыш.
А дома наверняка пруд пруди пациентов, как бывает обычно по воскресеньям. Казалось, все бедняки Уэст-Драйтона ждали его возвращения – они пропускали церковную службу… да что там, они даже пренебрегали посещением дома терпимости, лишь бы попасть к нему на прием!
Ему непременно следует обзавестись помощником. Две попытки он уже предпринял, и оба раза это были недавние выпускники медицинской школы Святого Бартоломью… но ни тот ни другой надолго не задержались. Они просто выучились у Хардфилда всему, чему смогли, – и укатили в Лондон, где пациенты были куда более состоятельными…
А хуже всего было то, что после визита в Старберри-Корт его неотвязно преследовала мысль – впервые за все время, – что, возможно, ему самому стоит перебраться в столицу. Но реальность была сурова: даже если он переберется в Лондон, это ни на шаг не приблизит его к мисс Летиции Рейнзфорд…
Пропасть, разделяющая их, была поистине бездонна. Тем более странным казалось выражение ее глаз, когда она смотрела на него. Нет, такая девушка – редкостная красавица с соблазнительными формами, добрая и воспитанная, к тому же дочь истинной леди (ну и что с того, что эта леди сущий дьявол?) – явно не пара простому деревенскому врачу.
Когда Хардфилд вошел в дом, Сары нигде не было видно. Его поразило, что из гостиной не доносилось обычных криков и ругани. Что ж, сперва он осмотрит тех, кто нуждается в неотложной помощи. Потом чем-нибудь перекусит… ведь в последний раз он ел, кажется, вчера, часа в четыре пополудни.
Приготовившись увидеть в гостиной что угодно, доктор распахнул двери – и оторопел.
Она была там!
А его пациенты чинно сидели в гостиной, прихлебывая горячий чай, – словно в гостях… за исключением, пожалуй, лишь маленького мальчика, щеки которого горели лихорадочным румянцем… похоже, у ребенка был жар. И она лучезарно улыбнулась вошедшему доктору, отчего колени его едва не подогнулись. Но этим дело не ограничилось…
Джон Хардфилд причислял себя к людям, умеющим владеть собой… однако сейчас он был несказанно счастлив, что на нем вышедший из моды долгополый сюртук. Иначе эта ослепительная красавица была бы смущена, вздумай она кинуть взор на его пах…
Грациозно приблизившись к нему, мисс Летиция Рейнзфорд сообщила ему число пациентов, коих пересчитала по пальцам, а также симптомы каждого. Она сказала также, что неотложной помощи сейчас никому из них не требуется. Чему доктор несказанно обрадовался: ведь прежде чем приступить к приему больных, ему следовало… ммм… слегка прийти в себя. Он оглядел гостиную – умиротворенные пациенты согласно закивали, подтверждая правоту леди. А мисс Рейнзфорд уже перевязывала руку пожилому пациенту и прикладывала компресс к его лбу.
Доктор все еще не мог выдавить из себя ни единого слова, и Лала слегка занервничала.
– А на кухне вас ждет горячий обед, – дрожащим голоском объявила она.
Но доктор не отвечал.
Он просто молча сделал единственное, что мог в этой ситуации: заключил Летицию в объятия и поцеловал ее так горячо, что голова девушки бессильно откинулась назад.
Но руки ее обвили его шею, и она столь же горячо ответила на поцелуй.
Кажется, пациенты зааплодировали, однако доктору Джону Дэниелу Хардфилду было совсем не до оваций…
