Глава 9
— Ты не должен с ним драться.
Темпл продолжал зашнуровывать ботинки.
— Ты с этим слегка запоздал, тебе не кажется? Половина клуба уже собралась у ринга.
Маркиз Борн, старинный друг Темпла и совладелец «Падшего ангела», прислонился к стене у двери, ведущей на ринг, наблюдая, как Темпл готовился к матчу.
— Я совсем не об этом, и ты прекрасно все понимаешь. Сегодня вечером ты можешь драться с любым, с кем пожелаешь. Хотя будь я любителем держать пари, поставил бы двадцать соверенов на то, что Дрейк рухнет на первой же минуте. — Борн показал на низкий стол в середине комнаты и добавил: — Но тебе не стоило принимать вызов от Лоува.
Темпл тоже посмотрел на список имен. Кристофер Лоув стоял в списке первый — как уже несколько недель подряд. Он взывал к нему. Искушал принять вызов. Очевидно, Мара не сообщила брату, что заключила сделку с герцогом-убийцей и теперь пыталась вернуть их денежки. И может, Лоув решил спасти сестру от полного уничтожения? Но Темпл сомневался, что репутация сестры имела какое-то отношение к планам ее братца.
Да будь он проклят, если не мечтал об этом бое больше всего на свете! Лоув заслуживал хорошей трепки.
— Это будет бой года, — произнес Темпл. — «Ангел» сделает на нем кучу денег, огромную, как грех.
— Да мне плевать! Пусть даже сам король со своей гвардией усядется у ринга и поставит на кон все драгоценности короны. Ты не должен с ним драться.
Темпл подтянулся на кожаном ремне, свисавшем с потолка, и дал плечам расслабиться под тяжестью собственного веса — так он готовился к тому, что ждало его за дверью. Через полчаса он выйдет на ринг и будет драться. И каждый, кто сидел в зале, будет драться вместе с ним. Одни — на его стороне, отождествляя себя с падшим герцогом, который, несмотря на позор, крах и ненависть, сумел стать тут королем. Но большинство будет драться на стороне его противника — Давида, выступившего против Голиафа. Они-то хорошо знали, что такое проиграть «Ангелу». И наверное, мечтали о том, чтобы клуб разорился.
— Это игра, — сказал Темпл, делая вид, что слова друга его не заботили. — Они ради нее и приходят. И мы согласились развлекать их.
— Чушь! — отрезал Борн. — Мы договорились отбирать деньги у этих ублюдков и разрешаем им смотреть бои. Но мы не соглашались выставлять себя на потеху. А ты именно это и собираешься сделать. — Маркиз подошел к Темплу и взял со стола бумаги Лоува. — Это будет не бой. Это будет смертная казнь. И знаешь… Если уж ты так хочешь драться с ним, то подожди хотя бы, когда эта сучка объявит о себе. Тогда Лондон будет на твоей стороне.
Темпл сжал зубы, услышав столь нелестные слова о Маре.
— Мне плевать, на чьей стороне Лондон.
— Зачем ты лжешь? — Борн безрадостно рассмеялся и провел ладонью по волосам. — Я лучше других знаю, какого отношения к себе ты хочешь.
Не дождавшись ответа, маркиз продолжал:
— Сегодня я просмотрел бумаги Лоува. Он проиграл все, что не принадлежит ему по праву рождения, в том числе приличную сумму, которую каким-то образом заработал. Удивляюсь, что босс еще не отправил Бруно снять с юнца последнюю рубашку. Дома, лошади, кареты! Даже серебряный чайный сервиз! Черт побери, что мы должны с ним делать?
Темпл ухмыльнулся, забинтовывая запястье.
— Некоторые люди любят чай.
Борн швырнул бумаги на стол.
— Кристофер Лоув — главный неудачник в Британии. Причем он или не понимает этого, или ему наплевать. Но в любом случае его покойный папаша наверняка ворочается в гробу, мечтая заключить сделку с дьяволом, — только бы восстать из мертвых и убить болвана собственноручно.
— Ты ругаешь человека, потерявшего все за игорным столом? Какая ирония!..
Глаза Борна вспыхнули.
— Может, я и проиграл все, но я же потом все это и вернул. В десять раз больше! В сто!
— Мечта о мести очень тебе помогла.
Борн нахмурился:
— Я провел десять лет, мечтая о возмездии, убеждая себя, что в мире нет ничего более прекрасного, чем уничтожить человека, укравшего мое наследство.
Темпл кивнул:
— Да, верно. Ты именно это и сделал.
Маркиз внезапно помрачнел и тихо сказал:
— И я едва не потерял то единственное, что по-настоящему имеет значение.
Темпл снова взялся за кожаный ремень, свисавший с потолка, и начал растягиваться.
— Если бы все эти там, за дверью, знали, как вы с Кроссом таете, говоря о своих женах, «Ангел» утратил бы все свое могущество.
— Раз уж мы об этом заговорили, то знай: моя пылкая жена всегда меня ждет. А эти, там, за дверью, могут пойти и повеситься. — Борн помолчал и добавил: — Отмщение было моей целью, Темпл. Но какова твоя цель?
Темпл посмотрел другу в глаза:
— Цели меняются.
— Несомненно. Но будь готов. Возмездие — штука опасная. Она делает из человека ублюдка, уж я-то знаю.
— Я уже ублюдок, — отрезал Темпл.
Борн криво усмехнулся:
— Ты пушистый котенок, мой друг.
— Думаешь? Скажи мне это на ринге.
Борн поморщился:
— Все закончится совсем не так, как ты думаешь.
Нет, все закончится именно так, как он, Темпл, думает. Пусть Мара была вдохновителем его краха, но и ее братец сыграл свою роль — рыдал и хлюпал носом, сочинял обвинения. Именно он заставил весь свет поверить в историю про герцога-убийцу.
Вспыхнуло воспоминание: лет пять назад он, Темпл, идет по улице, и все его избегаю т. Никому не хочется перейти дорогу герцогу-убийце. Никто не желает возбудить его гнев.
Но тут Кристофер Лоув со своими дружками вывалился из паба и наткнулся прямо на Темпла. А тот настолько отвык от чужих прикосновений, что даже вздрогнул.
Пьяный Лоув уставился на него и на радость толпе завопил:
— Убийца моей сестры появился на улице средь бела дня! Какой сюрприз!
Пьяные идиоты захохотали, а Темпл похолодел, поверив в гнев Лоува. Поверив, что заслуживает этого. Он поверил, что действительно является убийцей.
Темпл пристально посмотрел на друга:
— Пусть она и украла у меня эти двенадцать лет, но и ее братец постарался…
Маркиз тут же кивнул:
— Да, верно. И оба они должны за это пострадать. Господь свидетель, Лоув заслуживает трепки. Тебе кажется, что ты отомстишь, протащив свою леди по Лондону. Ведь она будет опозорена, а тебя в обществе примут с распростертыми объятиями, и мамаши, мечтающие выдать замуж своих дочерей, начнут тебя преследовать. Но твой гнев никуда не денется, поверь.
Отмщение редко происходит так, как ожидалось. Этот урок он сам преподал мальчикам. И он точно знал, что это правда. Знал, что уже нельзя будет что-либо изменить.
Сев в низкое кожаное кресло, Борн продолжал:
— Но у тебя и сейчас есть все, что пожелаешь. Деньги, власть и титул, подпортившийся, конечно, из-за известных событий, но все равно твой. И давай не будем забывать про Уайтфон. Может, ты и не живешь там, но это поместье принесло тебе целое состояние, потому что ты оказался лучшим хозяином, чем твой отец. Но ты можешь получить еще больше. Можешь вернуться в общество и подыскать себе скромную девицу из тех, что вечно подпирают стенки на балах. Такие девицы обожают негодяев.
Борн был прав. Он, Темпл, мог получить все. Но он и сейчас имел очень много. Ведь деньги и запятнанный титул — это все равно больше, чем имело большинство других людей.
Темпл нахмурился и проворчал:
— Мне не нужна скромная девица.
— Тогда что тебе нужно?
Он хочет женщину страстную. И гордую.
Темпл посмотрел другу в глаза:
— Мое честное имя.
— Лоув его тебе вернуть не сможет. А потерпев поражение на ринге, он превратится в мученика.
Темпл долго молчал, затем утвердительно кивнул. Ему хотелось закончить этот разговор, но Бори спросил:
— А что эта женщина?..
Ему тут же представилась Мара: растрепанные золотисто-каштановые волосы и странные манящие глаза. И почему-то она всегда без перчаток…
Еще больше помрачнев, он буркнул:
— С ней у меня свои счеты.
Борн кивнул:
— Несомненно.
— Она меня опоила опием, — продолжал Темпл.
— Давным-давно, — заметил Борн.
Темпл покачал головой:
— Нет-нет. Также и в ту ночь, когда появилась передо мной.
Потребовалось некоторое время, чтобы до Борна дошли его слова.
Темпл стиснул зубы, зная, что сейчас последует, и жалея, что вообще сказал об этом.
Борн же разразился хохотом.
— Неужели?
Темпл покачался на пятках, подпрыгнул раз-другой и нанес несколько ударов в воздух. Притворялся, что вовсе не взбешен.
— Да, опоила.
Хохот сделался оглушительным.
— О, погоди! Скоро об этом все узнают! Великий Темпл опоен гувернанткой! А где?
— В моем доме. — Там, где она его поцеловала. Где он едва не взял все остальное.
Борн вскочил на ноги и согнулся пополам.
— В твоем собственном доме?
Темпл поморщился.
— Убирайся отсюда!
Борн скрестил на груди руки.
— Ну нет, я еще не порадовался как следует.
В дверь резко постучали. Друзья взглянули на часы. Для матча было еще слишком рано. Темпл крикнул:
— Войдите!
Дверь открылась, и на пороге появился Азриэль, человек Темпла, второй по старшинству из телохранителей «Ангела». Не обращая внимания на Борна, он посмотрел на герцога и сообщил:
— Прибыла леди, которую вы пригласили.
Мара!
Возбуждение, охватившее его при упоминании о ней, ужасно его раздражало.
— Веди ее сюда. — Он дождался, когда Азриэль выйдет, и повернулся к Борну. — Мне показалось, ты уже уходишь.
Борн снова опустился в кресло и, вытянув ноги, скрестил их в лодыжках.
— Думаю, я останусь тут и посмотрю на нее, — весело ответил он. — В конце концов, мы же не хотим, чтобы эта женщина опять попыталась тебя убить? Тебе может потребоваться защита.
— Если не будешь осторожным, зашита может потребоваться тебе!
Тут дверь открылась, и на порог ступила Мара. Она закуталась в огромный черный плащ, капюшон же надвинула на лоб. Но Темпл все равно узнал ее мгновенно.
Высокая и чудесно сложенная — сплошь мягкие изгибы и нежная плоть, — она была той женщиной, к которой его обязательно потянуло бы, не будь она воплощением дьявола. А ее губы… Они казались необыкновенно чувственными. Ох, не следовало пробовать их на вкус. Ведь теперь он жаждал большего…
Она откинула капюшон, открыв лицо, и ее огромные глазищи тотчас же отыскали Темпла. Он отметил промелькнувшую у нее в глазах неуверенность и мгновенно вскипел, увидев, как она перевела взгляд на Борна, сидевшего в нескольких футах от него.
И почему-то Темплу вдруг захотелось ударить Борна. Причем очень сильно.
Но не в Маре же было дело? Ему плевать, на кого она смотрит. И плевать, кто смотрит на нее. Собственно, его план и был построен на том, что на нее станет смотреть весь Лондон.
Борн не встал, и это нарочитое проявление неуважения еще больше взбесило Темпла.
— Я…
— Я знаю, кто вы такой, — перебила Мара маркиза, явно не оказывая ему должного уважения. — Ведь весь Лондон знает, кто вы такой. — Она повернулась к Темплу. — Что все это значит? Вы попросили меня прийти сюда и посмотреть, как вы будете избивать очередного беднягу?
Неудачное высказывание. Она, конечно, крепка как сталь, но тут он на своей территории, поэтому знает, что под бравадой она скрывала смущение. Эта тактика ему хорошо известна. Он и сам ее неоднократно использовал.
— А я-то надеялся, что вы подарите мне талисман, чтобы я надевал его перед сражениями.
Она прищурилась.
— Мне нужно было сломать вашу саблю.
Темпл вскинул бровь.
— Порча сабель? Так вот чем вы занимаетесь в «Доме Макинтайр для мальчиков»?
Борн хохотнул. Мара бросила на него взгляд:
— Вы маркиз, правильно?
— Совершенно верно.
— Скажите, вы всегда ведете себя подобным образом? Я спрашиваю, потому что ваш друг изо всех сил старается вести себя как герцог. Но мне казалось, что незрелость заразна. Вроде инфлюэнцы.
Во взгляде Борна вспыхнуло восхищение. Он обернулся к Темплу:
— Очаровательна!..
— И вооружена опием.
Борн кивнул:
— В таком случае я не буду ничего пить из ее рук.
— И еще ножом, — заметила Мара.
Маркиз приподнял бровь.
— Тогда постараюсь проявлять бдительность.
— Весьма разумно, — согласился Темпл.
Мара хмыкнула и, взглянув на герцога, спросила:
— Вы собираетесь избить человека до полусмерти и еще шутите перед этим?
— Довольно интересно, что она так высоко ставит нравственные принципы. Ты не находишь? — произнес Борн.
Мара повернулась к маркизу:
— Вам лучше уйти, милорд.
Бровь Борна взлетела вверх.
— Я бы посоветовал вам поосторожнее использовать подобный тон, милая.
Глаза Мары сверкнули гневом.
— Может, мне еще извиниться?
Борн встал и расправил свой безупречный сюртук. Кивнув в сторону Темпла, заявил:
— Извиняйтесь перед ним. Хотя он не очень-то склонен прощать. — Вытащив из кармана часы, маркиз посмотрел на них и обернулся к другу: — Десять минут. Тебе еще что-нибудь нужно перед боем?
Темпл не ответил. И не отвел взгляда от Мары.
— В таком случае увидимся позже.
Темпл кивнул:
— Да, увидимся.
Маркиз вышел, закрыв за собой дверь. Мара пристально посмотрела на Темпла:
— Он не пожелал вам удачи?..
— Тут это не принято. — Он подошел к столу, открыл шкатулку красного дерева и вытащил из нее комок воска.
— Почему не принято?
Темпл оторвал два больших куска и положил их на стол, притворяясь, что вовсе не ощущает так остро присутствие Мары. Он был ужасно рад ее видеть, но не признавался в этом даже самому себе.
— Желать удачи — к неудаче, — пробурчал он.
— Но это нелепо…
— Такова традиция.
Молча пожав плечами, Мара скрестила на груди руки. Немного помедлив спросила:
— Зачем я здесь?
Темпл взял со стола длинную полоску ткани, положил один конец себе на ладонь и начал бинтовать руку, следя за тем, чтобы ткань не скручивалась и не перекрещивалась. Такой ежевечерний ритуал предназначался не только для того, чтобы защитить мышцы и кости, хотя, разумеется, сломанные в запале боя пальцы потом очень беспокоили. И все же главное было в том, что эти равномерные движения успокаивали его перед боем и помогали сосредоточиться.
Но о каком спокойствии можно говорить, если рядом с тобой Мара Лоув?! Темпл посмотрел на нее, наслаждаясь тем, как она разглядывала его руку.
— Подойдите ко мне, — сказал он.
Она посмотрела ему в глаза:
— Зачем?
Он кивнул на свою руку:
— Сколько возьмете за то, чтобы перебинтовать?
Она проследила за его взглядом:
— Двадцать фунтов.
Темпл помотал головой:
— Попытайтесь еще раз.
— Пять.
Он хотел, чтобы она подошла поближе, хотя и понимал, что не должен желать ничего подобного.
— Хорошо, договорились.
Мара подошла к нему и скинула плащ, под которым оказалось то самое розовато-лиловое платье от мадам Эбер. Она была в нем настоящей красавицей, с кожей, похожей на фарфор.
Сердце ее колотилось, как бешеное, когда она подошла к нему, остановившись на расстоянии вытянутой руки, и вытащила ту самую черную записную книжку, которую везде таскала с собой.
— Итак, пять, — повторила Мара, делая пометку в блокноте. — И еще десять — за вечер. Как всегда.
Спрятав книжку, она потянулась к его руке. И как всегда, была без перчаток.
«Что ж, я за это плачу, — подумал Темпл. — Плачу за то, что чувствую, когда она прикасается ко мне».
Мара тем временем приступила к выполнению его ритуала, осторожно бинтуя ткань вокруг запястья и большого пальца, плотно и ровно прижимая ее к коже.
— Вы очень хорошо это делаете, — заметил Темпл, не узнавая собственного голоса.
Это все она. Из-за нее он сам для себя стал незнакомцем.
— Мне доводилось бинтовать сломанные кости. Принцип один и тот же.
Еще кое-что о Маре — новые сведения о ней. У Темпла тут же возникло множество новых вопросов, на которые она, конечно, не ответит. Поэтому он произнес лишь одно слово:
— Верно.
Ее пальцы мягко и уверенно прикасались к его руке, и Темплу мучительно хотелось ощутить ее прикосновения в других местах. Мара же, бинтуя руку, склонила над ней голову. А он смотрел на ее золотистые кудри, и пальцы его зудели — ужасно хотелось их потрогать. «А как будут выглядеть эти волосы, разметавшись волнами по подушке и по ее обнаженной груди?» — внезапно подумал Темпл.
Взгляд его переместился на ее плечи, чуть приподнимавшиеся и опускавшиеся в такт дыханию, слишком уж тяжелому. И Темпл узнал это дыхание, потому что и сам дышал точно так же.
Мара аккуратно подоткнула кончик льняной полоски под повязку. А Темпл рассматривал результаты ее усилий. Что ж, вот и это она делала мастерски.
Темпл отвернулся и взял еще одну льняную полоску. Протянул ее Маре и вытянул другую руку. А затем молча стал наблюдать, как она бинтовала и это запястье. Он так напрягался под ее прикосновениями, что у него заболели мышцы. Ему отчаянно хотелось… чего-то большего. Хотелось прикасаться к ней.
О Боже, срочно нужно снова порастягиваться. Впрочем, это было совсем не то, что ему сейчас требовалось.
Темпл вытащил из ящика стола маску:
— Наденьте это.
Мара колебалась:
— Зачем?
— Сегодня ваше первое появление перед Лондоном.
Она замерла, и ему очень не понравилось то, что он при этом почувствовал.
— В маске?
— Я пока не хочу, чтобы вас видели.
«И не хочу, чтобы это заканчивалось».
— Значит, сегодня вечером? — спросила она.
— Да, после боя.
— Вы имеете в виду — если не проиграете?
— Даже если я проиграю, Мара.
— А если вас очень сильно изобьют?
Темпл пожал плечами.
— Ладно, хорошо. Если я не проиграю. — Он усмехнулся. — Но я не проиграю, поверьте.
— А что вы задумали?
— Хочу показать вам «Падшего ангела». Многие женщины ради такой возможности пошли бы даже на убийство.
Мара вскинула подбородок.
— Только не я!
— Уверен, вам понравится.
— Очень сомневаюсь.
Ее упрямство заставило его улыбнуться; чтобы скрыть это, Темпл стянул с себя рубашку и набросил ее на плечи, продемонстрировав Маре обнаженную грудь. Она тотчас же отвернулась, безупречно изобразив чопорную благовоспитанную мисс.
Темпл рассмеялся.
— Я же не голый! — Он разгладил пояс на брюках и сделал вид, что рассматривает старый шрам на руке, одновременно краем глаза наблюдая за Марой. — Вы видели все это и раньше, разве нет?
Она взглянула на него и тут же снова перевела взгляд на стену.
— Это совсем другое… Вы тогда были ранены.
Его глаза помрачнели.
— Еще раньше, — заявил он, щеки Мары покраснели.
О Боже, он отдал бы все свое состояние — лишь бы узнать, что произошло в ту ночь. Но он не собирался давать ей то, чего она требовала. Из принципа! И именно в этом состояла сложность задачи, сводившая его с ума.
— В конце концов, разве вы не управляете приютом для мальчиков? — добавил Темпл.
Мара досадливо поморщилась и уставилась в потолок.
— Это не одно и то же.
— Абсолютно то же самое.
— Им же от трех до одиннадцати лег, — возразила она.
Темпл ухмыльнулся:
— Значит, им надо просто немножко подрасти.
Мара всплеснула руками и тяжко вздохнула. Она долго молчала, затем проговорила:
— Я так и не поблагодарила вас за то, что вы уделили им сегодня столько времени.
Его охватила бурная радость, но он тут же отмахнулся от этого чувства.
— Благодарить меня ни к чему.
— И все-таки… — Мара уставилась в пол. — Им с вами очень понравилось.
Это скромное признание стало ее огромной уступкой в их битве. Темпл, не удержавшись, придвинулся к ней еще ближе, но Мара тотчас начала пятиться. Темпл понимал, что этим выбивает ее из колеи, однако снова к ней шагнул и, понизив голос, спросил:
— А вам? Вам понравилось?
Ее щеки заполыхали.
— Нет!
Темпл усмехнулся, услышав столь явную ложь.
— Даже когда я вас поцеловал?
— Это уж точно не понравилось.
Исходивший от нее жар притягивал. Он подошел к ней еще ближе, с удовольствием услышав, как она ахнула, и наслаждаясь тем, как шелк ее платья скользнул по его обнаженной груди, обдавая теплом.
Взяв Мару за руку, Темпл поднял ее к кожаному ремню, свисавшему с потолка прямо над ними. Она мгновенно поняла, что нужно сделать, и ухватилась за ремень. А он повторил то же самое с другой ее рукой — и вот она уже стоит перед ним с поднятыми вверх руками. Стоит словно жертва. Или словно дар небес. Мара могла в любой момент отпустить ремень, но не делала этого, — напротив, уставилась на него своими прекрасными глазищами, словно подстрекая подойти ближе. Прикоснуться… Соблазнить…
Темпл принял вызов. Взяв ее за подбородок, он провел по нему большим пальцем.
— Значит, нет? — спросил он.
— Нет, — выдохнула Мара, и этот ее выдох заставил его естество отвердеть, стать словно каменное.
Он посмотрел на нее с высоты своего роста и, заглянув в скандально глубокий вырез лифа, мысленно возблагодарил мадам Эбер — и одновременно проклял ее за то, что она в точности выполнила его требование.
Мара Лоув казалась самым соблазнительным созданием на свете. Но как ни странно, не из-за своего лица и не из-за восхитительных грудей, колыхавшихся сейчас в неровном ритме. Нет, более всего поражал ее взгляд. Она явно отказывалась перед ним пасовать. И не боялась его. Мара видела его таким, каким он был. То есть не считала его убийцей. И она — единственный человек на свете, всегда это знавший.
Он приподнял ее подбородок, открыв дивную стройную шею, и поцеловал долгим томительным поцелуем в то укромное местечко, где под подбородком бился пульс.
— Вы уверены, что вам это не понравилось?
Его горячее дыхание ее возбуждало, и Мара, покачиваясь на ремне, в который вцепилась изо всех сил, пыталась казаться невозмутимой.
— Нет… совершенно… — ответила она, прерывисто дыша.
Тогда Темпл поцеловал ее грудь — раз, другой, третий…
Потом запустил палец в вырез платья и добрался до отвердевшего бугорка, томившегося по ласке. До бугорка, по которому томился и сам.
— А сейчас? — спросил он хрипловатым голосом.
Ее рука скользнула ему на плечо, и он явственно ощутил ее жаркое желание.
— Даже сейчас, — ответила она.
Это насмешка? Нет, скорее вызов, перед которым он не мог устоять. И Темпл прильнул губами к ее груди, наслаждаясь ее негромким вскриком. Когда же в полутемной комнате раздался стон, он, не удержавшись, привлек Мару к себе еще ближе, чуть приподнял — и обвил свои бедра ее стройными ногами.
И тут она наконец-то отпустила ремень. И запустила пальцы в его волосы, притягивая его к себе еще ближе, побуждая продолжать ласки, умоляя о большем, поощряя отдать все, что он мог отдать.
Его восставшая плоть мучительно ныла и болела, но то была приятная боль, и Темпл наслаждался этой болью. Прижимая Мару к стене, он задирал ее юбки все выше и выше, и вскоре его пальцы заскользили по чулкам, а затем — по восхитительно гладкой коже, вверх по бедру… вверх до тех пор, пока он не ощутил исходивший от нее жар. Порочный, многообещающий жар под стражей мягких завитков.
Тут он прервал поцелуй и нашел ее взгляд.
— Да!.. — выдохнула она.
В жизни своей он не слышал столь дивного слова. И никогда не получал ничего столь желанного.
— Скажи еще раз, — прохрипел Темпл.
— Да.
Слово это, казалось, пронзило его насквозь. О, он отдал бы все на свете за ночь с этой женщиной.
«Может быть, я уже провел с ней ночь?»
Эта мысль заставила его оторваться от нее, отодвинуться. Заставила снова возненавидеть ее, хотя…
Но ведь он не испытывал сейчас ничего, даже отдаленно походившего на ненависть. Да-да, ничего подобного!
— Скажи мне… — Он судорожно сглотнул. — Скажи, мы этим уже занимались? Мы были… любовниками?
На какой-то миг ему показалось, что она ответит. Показалось, что он увидел это в ее глазах. Увидел сочувствие. Нет, хуже — жалость. О, черт, ему не нужна ее жалость! Она украла у него ту ночь и отказывается возвращать ее.
И тут все чувства исчезли из ее глаз, и Темпл сразу понял, что она сейчас скажет. Поэтому, опережая ее, произнес:
— Мара, скажи…
— Вы знаете стоимость этих сведений, ваша светлость.
Темпл прекрасно понимал, что в другом месте, в другое время он счел бы эту женщину идеальной во всех отношениях, но сейчас…
Ведь он же знал, что именно она превратила его в убийцу на целых двенадцать лет. К тому же упорно отказывалась отвечать на его вопросы. Вернее — на самый главный вопрос… Проклятие, он в жизни своей не был так взбешен!
— Должен отдать вам должное, миссис Макинтайр. Если приют закроется, вы сделаете потрясающую карьеру шлюхи, — проговорил он с невозмутимым видом.
На долю секунды она замерла. Затем рука ее взлетела в воздух и с превосходной точностью залепила ему пощечину.
Темпл не стал уклоняться, уворачиваться и пригибаться. Он принял пощечину как должное, чувствуя себя последней скотиной. Потому что он никогда еще не говорил женщине ничего более оскорбительного. Слова извинения уже были готовы сорваться с его губ, как вдруг зазвонил колокольчик над дверью, ведущей на ринг.
Мара опустила руку. Единственным признаком разыгравшейся сцены был ее дрожавший голос, когда она спросила:
— Что это?
Темпл отвернулся, не прикасаясь к щеке, где наверняка расцвело багровое пятно.
— Мой противник готов, — буркнул он. — Продолжим после матча.
Она шумно выдохнула. И вдруг заявила:
— Надеюсь, он победит.
Темпл вернулся к столу, взял куски воска и размял их в длинные полоски.
— Уверен, что вы напрасно на это надеетесь.
Он сунул в рот одну восковую полоску, за ней — вторую. И не стал скрывать, как разминает их вдоль верхних и нижних зубов. Пусть смотрит!
Мара долго за ним наблюдала, затем нанесла свой прощальный удар:
— Удачи, ваша светлость.
