Глава 25
Она слышала шаги за спиной в странном замедленном ритме, каждый отдельно и очень отчетливо – топ, топ, топ по сухой, выжженной солнцем земле.
Она понимала, что происходит. Знала, что не сможет его остановить. Столкновение неизбежно, и кожа ее покрылась мурашками. Она нагнулась, обхватила руками живот, защищая крохотную жизнь.
Громкий удар, приглушенный вскрик. Что-то тупое – возможно, локоть – ударило ее в спину между лопатками. Она покачнулась, но удержалась на ногах и обернулась.
Двое мужчин катались по траве, Роланд и Сомертон, в мощном кулаке Сомертона был зажат нож, то и дело вспыхивавший на солнце, а Роланд пытался им завладеть.
– Прекратите! – закричала Лилибет. – Прекратите!
Бесполезно, конечно. Они скатились вниз с холма, не прекращая драку. «Дерутся, как мальчишки, – дико подумала Лилибет. – Тычут пальцами в глаза, ударяют коленями в пах». Она бы возвела глаза к небу и позволила им развлекаться, если бы не нож, тонкий, смертельный нож, зажатый в руке мужа и мелькающий между ними, как змея.
– Остановите же их! – чувствуя, как страх сушит горло, пронзительно крикнула она герцогу, но тот лишь бдительно следил за борьбой, готовясь вмешаться, если выпадет шанс. Разумеется, они двигаются слишком быстро. Олимпия не мог сделать ничего, боясь ранить не того.
Дерущиеся докатились до плоской каменной террасы. Роланд метнулся в сторону и грациозным атлетическим движением вскочил на ноги. Сомертон тоже поднялся и ударил, метя ножом в живот Роланду, но тот уклонился. Роланд пятился назад осторожными шагами, все дальше и дальше, все ближе к воде. Он уводит Сомертона, сообразила Лилибет. Подальше от меня и Филиппа.
– Прочь! – заорал ей кто-то. Среди хрипов и вскриков драки она не разобрала, кто это: Роланд, или герцог, или… кто-то еще? – Бегите! Заберите мальчика!
Лилибет оглянулась и увидела секретаря мужа, мистера Маркема. Тот стоял на противоположном краю террасы, сложив ладони рупором.
Ее раздирали сомнения. Невозможно бросить Роланда, но нужно уберечь Филиппа, не дать ему увидеть, как его отец дерется с человеком, которого он полюбил. Материнские чувства победили. Она повернула к холму.
Потребовалась секунда или две, чтобы понять – у входа в лабиринт никого нет. Филиппа нигде не видно, вообще нигде!
– Держите! Держите его! – заорал кто-то сзади – герцог или Маркем.
Лилибет резко развернулась. Ее сын стремглав несся с холма прямо на террасу.
– Филипп! Нет! – закричала она.
Он мчался дальше, вопя что-то нечленораздельное, его маленькие ножки быстро мелькали в траве. Роланд, движимый отцовским инстинктом, обернулся на голос мальчика, и Сомертон мгновенно воспользовался преимуществом, целясь прямо в незащищенный живот.
– Нет! – завопил во все горло Филипп и на бегу изо всей силы врезался в Сомертона.
Граф потерял равновесие, пошатнулся, шагнул в сторону, еще раз шагнул, схватился за каменную балюстраду, искрошившийся камень качнулся, вывалился, и Сомертон с криком упал в быстрые грязные воды Арно.
Все четверо – Лилибет, Роланд, герцог, Маркем – потрясенно замерли. В тишине сердито, пронзительно вскрикнула какая-то птица, слетевшая с ближайшего дерева.
Филипп с оглушенным видом встал на ноги и уставился на дыру в балюстраде. Еще один камень с оглушительным плеском упал в воду.
– Отец? – пискнул мальчик.
– Боже праведный. – Роланд подскочил к краю террасы и посмотрел вниз.
– Он… он… – Лилибет не могла выговорить остальное.
Роланд повернулся к герцогу.
– Сапоги! – скомандовал он, но первым сообразил Маркем, метнулся к ногам Роланда и ловкими руками потянул пыльную потертую кожу. Сначала правый сапог, за ним левый, Роланд вскочил, мелькнув на солнце ослепительно белой рубашкой, и нырнул в воду.
Громкий плеск словно оживил застывшее тело Лилибет. Она кинулась к реке, обеими руками вцепившись в балюстраду. Маркем тут же оказался рядом.
Тело Сомертона плыло вниз по течению уже ярдах в двадцати от них. Он был или мертв, или без сознания, не шевелил ни руками, ни ногами, чтобы удержаться на поверхности, и не делал никаких попыток выплыть из реки.
Роланд плыл с механической скоростью, используя силу течения, чтобы скорее оказаться рядом с графом, меньше чем за полминуты добрался до него и, обхватив Сомертона, приподнял его голову над водой.
Лилибет ахнула. Из раны на виске графа потекла кровь, красная, яркая. Голова его упала набок, на плечо Роланда.
Чья-то рука легла ей на плечо. Голос герцога пробормотал на ухо:
– Не волнуйтесь так. Из ран на голове крови течет всегда много, больше, чем рана того стоит.
Роланд, мощно работая ногами, на спине плыл к берегу, придерживая Сомертона. Маркем бегом пересек террасу, сбежал вниз по ступенькам и по дорожке помчался к берегу. Лилибет хотела побежать следом, но герцог крепче сжал ее плечо.
– Нет, – мягко сказал он. – Оставьте это Маркему, а сами побудьте тут, с мальчиком.
Она посмотрела вниз. Сын обхватил ее за ноги, впиваясь в них пальчиками сквозь тонкую шерстяную ткань юбки.
– О, милый, – прошептала она и нагнулась, чтобы взять его на руки.
Филипп зарылся в ее плечо лицом, теплым и мокрым от слез.
– Прости меня, – всхлипнул он ей в жакет. Голосок такой тоненький, почти не слышный. – Прости. Я не хотел. Он бил дядю Роланда. Прости.
– Все хорошо, милый, все хорошо. Мой храбрый мальчик.
– Он умер, да? Он умер?
– Нет! Конечно же, нет! Он не умер, милый. Дядя Роланд его уже вытащил. С ним все будет хорошо.
«Пожалуйста, Господи, пусть с ним все будет хорошо».
Лилибет вытянула шею, вглядываясь в берег реки ярдах в тридцати от нее, где Маркем, вытянув руки, стоял по колено в воде, даже не сняв сапоги. Балюстрада закрывала ей реку. Она увидела мокрую голову Роланда, возникшую над гладким камнем (темно-золотистые волосы стали коричневыми); увидела, как Маркем двинулся ему навстречу; увидела, как они что-то с усилием делают – вероятно, вытаскивают громоздкое тело Сомертона. Две головы двигались вместе, то появляясь между столбиками балюстрады, то исчезая вновь, и наконец она увидела всех троих на берегу. Роланд все еще держал Сомертона, а Маркем как раз отпустил его. Лилибет прижала голову Филиппа к груди.
– Все, они его вытащили, милый, – сказала она.
– Он умер? Он умер? – Филипп терся о жакет лицом, пытаясь повернуть голову и увидеть все.
Лилибет открыла рот, чтобы ответить. Тело Сомертона безвольно обмякло в руках Роланда. Роланд что-то говорил Маркему, затем начал с силой давить графу на грудь, снова и снова. Маркем вытащил носовой платок и прижал его к белому лбу Сомертона, вытирая кровь.
– Нет, конечно, нет, – слабо отозвалась она. Ей казалось, что в ее вены вместо крови накачали воздух. Ноги дрожали и подкашивались. Этого не может быть. Невозможно, чтобы это происходило наяву. – Конечно, он жив. Конечно, жив. Просто отдыхает.
«Пожалуйста, Господи, пусть он будет жив».
Герцог направился к группке на берегу.
Роланд неожиданным движением перевернул Сомертона лицом вниз, вода хлынула изо рта графа, тот закашлялся и начал отплевываться. Кулаки его сжались, голова приподнялась. Послышался громкий стон.
Жив.
Облегчение возникло где-то в макушке и хлынуло вниз с такой силой, что ноги все-таки подкосились. Она опустилась на землю, прижимая к себе Филиппа, не в состоянии произнести хоть слово.
– Он умер, да? – пробормотал мальчик.
Лилибет заставила себя говорить.
– Нет же! Он жив, милый. Я его хорошо вижу. Немного наглотался воды, но жив.
Она опустила голову, и слезы хлынули в темные волосы Филиппа. Тепло от камней проникало сквозь одежду в тело, как успокаивающая рука.
– С ним все хорошо? А кровь течет?
Лилибет посмотрела. Роланд и Маркем устраивали кашляющего Сомертона на берегу. Герцог уже дошел до них, вытащил носовой платок и теперь помогал Маркему остановить кровь. Сомертону расстегнули пиджак и воротник. Графа отчаянно рвало в высокую грязную траву у реки.
– Немного, – сказала Лилибет. – Но теперь с ним все хорошо. И все будет хорошо. И с нами тоже.
Ветерок, первый за этот день, дунул от реки, заиграл с выбившимися прядками волос, смешался со вздохом облегчения Лилибет. У нее за спиной белый лист бумаги заскользил по камням террасы словно по собственной воле. За ним еще один и еще…
Лилибет посадила Филиппа на правое бедро и встала. Трясущимися руками собрала бумаги и сложила в кучку разбитые камни балюстрады, чтобы она больше не представляла ни для кого угрозу.