Глава 24
Может, Палаццо Ангелов проектировал и Палладио, угрюмо думала Лилибет, но сад – точно Макиавелли.
Зато Филипп развлекался от души.
– Какой замечательный лабиринт! – воскликнул он, снова подбежав к ней, после того как сбегал вперед и выглянул из-за очередного угла. – А можем мы посадить такой же у нас в замке? Спорю, дядя Роланд может начертить огромный запутанный лабиринт!
Лилибет заправила за ухо выбившуюся прядку волос. Шляпку она оставила в комнате Филиппа – кто думает о шляпках, спускаясь по веревке на нижний балкон? – и теперь солнце поджаривало ее непокрытую голову. По вискам и по платью стекали струйки пота. Оставалось надеяться, что темные волосы лучше сливаются с окружающей средой, чем светлая соломенная шляпка, и что из виллы ее почти не видно.
Впрочем, она сомневалась, что Сомертон сумеет отыскать их в этом лабиринте.
– В лабиринтах главное, – важно произнес Филипп, – все время поворачивать направо. Он бежал рядом с ней, явно не мучаясь от жары, усталости и растерянности.
– Правда? Ты уверен?
– Еще как уверен. Так написано в книжке. Мне ее читал дядя Роланд, значит, это правда. Ой, посмотри на эту птичку!
Лилибет стиснула его ладошку.
– Не убегай от меня, милый. Мы можем потеряться.
Она завернула за следующий угол, и над ними нависли высокие темно-зеленые стены, в точности такие, как и предыдущие. Сердце отчаянно стукнуло. Кто знает, правильно ли они идут? Местность ровная, живые изгороди высоченные. Пока они бежали по каменной террасе на лужайку, красный купол собора выглядывал из-за деревьев слева. Теперь, в середине лабиринта, он вообще исчез из вида. Продвигаются ли они вперед? Или пятятся назад? Солнце жарким белым шаром висело высоко в бледном небе. Слишком высоко, по нему тоже не определишься.
Она заторопилась вперед, сжимая твердую влажную ладошку Филиппа. Разматывая веревку с одной из игрушек Филиппа, она считала себя ужасно находчивой. Веревка была тонкая, предназначенная для игры, но очень крепкая. Привязанная к тяжелой кушетке, она выдержала сначала ее вес, так что Лилибет смогла спуститься на балкон первого этажа, а за ней спустился и легкий Филипп. Лилибет стояла внизу, тревожно вытянув вверх руки, чтобы поймать его. Через террасу и лужайку она пронеслась стрелой, ликуя, что побег от Сомертона удался так легко – как он удивится, как будет унижен, обнаружив, что они исчезли! – а теперь ковыляет сквозь кустарник и не имеет ни малейшего представления, где они находятся.
«Все время поворачивать направо», – сказал Филипп.
Она доверяет их жизни памяти пятилетнего ребенка.
Перед ней возникла стена зеленых листьев: тупик.
– Идем. – Лилибет почти рывком потащила Филиппа назад и завернула направо и снова направо, тупик, направо, воздух горячий и неподвижный, тяжелый запах листвы и кипарисов забивает нос, иссохшая земля под ногами твердая, как мостовая. Лилибет, с трудом дотащившись до угла, снова повернула направо, и перед ней внезапно, так что дух захватило, распахнулась широкая зеленая лужайка, плавно спускающаяся к выкрошенной каменной террасе, нависшей над медленными, грязно-коричневыми водами Арно.
От шока Роланд выпустил Маркема, постыдно плюхнувшегося на пол, и резко развернулся к Сомертону.
– Где они? А ну, говори! Что за дьявольские шутки?
Но тут же понял, что никакие это не шутки. Кровь отхлынула от лица Сомертона, глаза от потрясения расширились. Граф стремительно подошел к окну, взялся за веревку, привязанную к ножке кушетки, и высунул свои широкие плечи наружу.
– Похоже, – выпрямившись, произнес он неестественно спокойным голосом, – они перехитрили нас обоих.
– Ты имеешь в виду, перехитрили тебя, – отрезал Роланд. – Нас обоих, как же. Лично я отказываюсь принимать вину на себя. Какого дьявола ты вообще думал, оставив в комнате веревку? Почему, ради всего святого, не комплект простыней, чтобы связать их узлами? Они же могли погибнуть!
Сомертон закатил глаза.
– Внизу есть балкон. Никакая опасность им не угрожала.
Маркем встал, отряхнул рукава.
– Мне пойти в сад и привести их? – спросил он.
– Черта с два ты пойдешь! – воскликнул Роланд, устремляясь к двери. – Клянусь Богом, я сам их найду и покончу с этой чертовой шарадой!
– Ну, это если я не найду их первым.
Роланд замер и резко повернулся, как раз успев увидеть, как голова графа исчезает за окном. Кушетка с грохотом врезалась в стену.
– Черт побери! – заорал Роланд и кинулся к двери. Он слетел вниз по лестнице, не интересуясь, следует ли за ним Маркем. Страх придал ему энергии. На площадке он перемахнул через перила, приземлился посреди следующего лестничного пролета и помчался дальше, перескакивая через две ступеньки. На последней ступеньке он споткнулся и едва не упал, но сумел удержаться на ногах. Обогнув лестницу, он бросился к ряду французских окон в дальнем конце холла, начал дергать ручки, нашел одно незапертое окно, открывшееся со страшным скрипом заржавевших петель, и выпрыгнул из него на террасу.
Перед ним раскинулась широкая ровная лужайка, следом виднелся сад в классическом стиле, в нем уже распустились июньские цветы. Его пересекали элегантные, симметричные гравийные дорожки. И ни малейшего следа Сомертона или Маркема. Неужели они его обогнали? И в каком направлении ему идти?
Роланд мгновение поколебался, прикрыв глаза от белого слепящего солнца. Куда могла пойти Лилибет? К дороге или через сад к реке?
Она наверняка где-то прячется, интуитивно понял он. На дороге их заметят моментально. А вот вдоль реки, там, где нет сумасшедшего движения, у них есть шанс незамеченными добраться до города.
Приняв решение, он стрелой помчался по террасе, через лужайку и в сад, огибая по дороге цветущие клумбы. Гравий скрипел и разлетался из-под жестких подошв его сапог для верховой езды. Земля была покрыта следами: Лилибет и Филипп? Сомертон и Маркем? Те и другие?
Он добежал до конца сада и уткнулся в высокую живую изгородь. Справа в густой листве зиял проход. Роланд метнулся туда, нырнул внутрь и выругался.
Лабиринт. Чертов лабиринт! В точности как там, дома, при каждом роскошном особняке. В точности как в классическом саду при великолепном старом особняке его братца в Камберленде.
Разумеется, это неглупый способ не подпускать чернь с реки к дому. Винить древнего владельца палаццо не приходится.
Просто хочется перегрызть ему глотку.
Конечно, Роланд знал, как пройти лабиринт. Трюк простой – вытяни правую руку так, чтобы она все время задевала листву, и шагай. Раньше или позже доберешься до выхода.
Правда, желательно раньше, а не позже.
Роланд вытянул правую руку и побежал, пропуская явные тупики. Он бежал кругом, инстинктивно чувствуя, что приближается к центру лабиринта, а затем к выходу. Жара просочилась сквозь пиджак, покусывала кожу. Он где-то потерял шляпу – скорее всего в холле, когда Сомертон его ударил, – и теперь казалось, что солнце проникло сквозь шапку волос и скальп и поджаривало ему мозги. Роланд снял пиджак, перебросил через плечо, придерживая указательным пальцем левой руки, и завернул за очередной правый угол.
И словно по сигналу, сразу не менее одиннадцати тысяч птиц заголосили одновременно, громко и пронзительно. Роланд вырвался из лабиринта на еще одну лужайку и увидел еще одну террасу, грязно-коричневые воды Арно внизу и Сомертона, тащившего в одной руке отчаянно лягавшегося Филиппа и умоляющую Лилибет в другой, причем с таким видом, будто вот-вот утопит их в реке.
Прежде всего Лилибет увидела волосы Роланда, отражающие солнечный свет, как ореол или золотой шлем. Просто Аполлон, только обретший земное тело и ужасно запоздавший.
Радость, страх, облегчение – от множества эмоций у нее перехватило дыхание. Рука Сомертона обвивала ее плечи как стальная лента. Лилибет попыталась вытянуть шею, чтобы лучше разглядеть Роланда, чтобы убедиться – он в самом деле тут.
– О, посмотрите! – торжествующе вскрикнула она. – Роланд здесь!
Тело Сомертона на мгновение расслабилось, и она изо всех сил всадила ему кулак куда-то в район почек. Филипп, как камушек, упал на траву.
– Беги, Филипп! – закричала Лилибет. – Беги в лабиринт!
– Дядя Роланд! – завопил мальчик и понесся вверх по склону, раскинув руки.
Роланд опустился на колени и крепко обнял подбежавшего Филиппа, склонившись к его уху. Глаза Лилибет обожгло слезами. Все кусочки мозаики мгновенно встали на свои места, мир вернулся на свою ось, сомнения и растерянность растворились в почти болезненном ощущении правильности происходящего.
– Видишь! – зашипела она на Сомертона. – Видишь, как он ведет себя с ним! Он его любит!
Она просто не могла удержаться, не могла не уколоть мужа, ей хотелось поднести к его губам горькую чашу и заставить выпить. В эту минуту в ее сердце не осталось места для других чувств к графу Сомертону, кроме гнева и желания отомстить.
Она попыталась отойти от него, но Сомертон, уже оправившийся от удара, схватил ее снова.
– Порочная дрянь, – произнес он голосом, все еще хриплым от боли, но тем не менее до странного спокойным, словно разворачивающаяся перед его глазами сцена ничуть его не волновала.
– Отпусти! – Лилибет тяжело дышала. – Разве не видишь, что это безнадежно? Не понимаешь, что тебе не победить?
– Он тебя не получит, – сказал Сомертон ей в ухо. – Клянусь Богом, не получит.
– Так убей меня! Убей его! Убей всех нас! Что, дьявол тебя побери, ты вообще намерен сделать? Думаешь, спасешь свою гордость, отомстив? – Она коротко вздохнула, потом еще раз, словно легкие не могли работать нормально среди переполнявших ее страха и паники. – Ничего не выйдет. Такие вещи никогда не получаются. Месть – это бездонная яма, разве ты до сих пор не понял?
Он ее встряхнул, но ничего не ответил.
– В этом-то все и дело, верно? – прошептала Лилибет. – Ты понятия не имеешь, что теперь делать. Не можешь заставить себя отпустить нас и не можешь заставить себя прекратить все это. Ты трус, Сомертон. Задира и трус.
Его лицо исказилось от ярости. Он занес кулак, и Лилибет зажмурилась, ожидая ударов по лицу, по голове.
Но ничего не произошло.
Он по-прежнему крепко удерживал ее другой рукой. Лилибет открыла глаза и увидела, что он смотрит куда-то вдаль, на реку, высоко приподняв густые брови, словно не веря самому себе.
Тут ее кто-то подхватил – теплые нежные руки, руки Роланда, без сомнения. Она потянулась к ним, и Сомертон отпустил ее без сопротивления.
– Лилибет, – послышался над ухом знакомый голос, негромкий, полный любви. Она повернулась, уткнулась лицом в его горячую, пахнувшую солнцем грудь и всхлипнула. – С тобой все в порядке, милая?
– Да, – выдавила Лилибет.
Он потянул ее прочь от Сомертона. Его тело, дрожавшее от напряжения, пахло мылом, лошадьми, потом. Он напоминал охотничьего пса, готового убивать.
– Филипп? – услышала Лилибет собственный голос, слишком высокий и тонкий, чтобы действительно принадлежать ей.
– Ш-ш-ш. Он наверху, на лужайке. – Роланд слегка ослабил объятия, прижался губами к ее макушке, к виску. – Иди к нему, милая. Прямо сейчас.
– Но… – Она в замешательстве подняла голову.
– Быстро. Беги! – Он вообще на нее не смотрел. Взгляд прищуренных глаз был устремлен в ту же сторону, что и взгляд Сомертона, – на берег реки.
Лилибет повернулась и посмотрела.
По дорожке вдоль берега шел какой-то мужчина, и как раз сейчас он ступил на плиты террасы. Высокий, несгибаемый, с очень прямой спиной, волосы припорошены сединой, одет в английский твид.
Позади этого крупного человека Лилибет успела заметить знакомую изящную фигурку личного секретаря ее мужа, мистера Маркема, но тот мгновенно исчез в кустах.
Голос Сомертона прорезал тишину как сабля:
– Какого дьявола вы тут делаете, Олимпия?
– Твой дедушка! – воскликнула Лилибет, уткнувшись в грудь Роланда.
– Беги немедленно, милая, – прошипел он ей в ухо, разомкнул объятия и легонько подтолкнул ее.
Знакомый голос деда загремел с края террасы:
– Я мог бы спросить об этом же вас, Сомертон. Боже правый, как же вы умудрились все это запутать и испортить!
– Все это? О чем речь? – требовательно спросил Роланд, шагнув вперед и скрестив на груди руки. Что ему говорил Биддл? Что Сомертон послал каблограмму герцогу Олимпии сразу же, как приехал во Флоренцию. А связь Олимпии с замком Святой Агаты – это что такое? Он слишком хорошо знал своего деда, чтобы понять – все эти обрывки информации не могут быть простым совпадением.
Герцог остановился и оперся на трость с золотым набалдашником, переводя взгляд с Роланда на Сомертона и обратно. Разумеется, это была всего лишь поза. Роланд отлично знал, что герцог прекрасно может стоять сам, без помощи трости. Он силен как бык.
– О чем речь, дед? – сердито повторил он.
Взгляд герцога метнулся к нему.
– Может быть, наш добрый друг граф потрудится объяснить. А, Сомертон? Что скажете?
– Не понимаю, о чем вы, – ответил Сомертон.
Роланд не мог видеть его лицо, но поза была исключительно агрессивной: ноги расставлены, руки скрещены, лоб выдается вперед, как у древних воинов.
Герцог вздохнул.
– Да ладно вам, голубчик. Я слишком стар и сварлив для таких игр. Когда много лет назад я согласился расчистить для вас поле…
– Что? – Роланд резко шагнул вперед. – Что ты сказал? Расчистить поле?
– Сомертон? – позвал герцог, но граф только яростно помотал головой.
– Говорите же кто-нибудь! – угрожающе прорычал Роланд, в общем-то даже похоже на его обычную ленивую растяжечку, только очень низким голосом. Он посмотрел вверх, на холм, где Лилибет, стоя на коленях, прижимала к себе Филиппа, встревоженно наморщив лоб.
– Ну что ж. Раз уж граф отказывается говорить об этом сам… – Герцог положил и другую руку на набалдашник трости, словно собираясь приступить к долгому рассказу. – Думаю, ты будешь очень сердиться, Роланд, мой мальчик, так что избавь меня от своих проклятий, пока я не закончу.
– Говори, дед!
Пожатие плечами.
– В действительности все очень просто. Сомертон, мой друг и коллега, семь лет назад обратился ко мне с предложением, показавшимся мне на тот момент весьма удачным, – вписать твое имя в список сотрудников Бюро как рекрута с выдающимся потенциалом. В Норвегии как раз возникло щепетильное дело, к которому военно-морское министерство не должно было быть причастным ни под каким видом. А ты, Роланд, подходил просто идеально.
– Клянусь Богом! – проскрипел Роланд.
Олимпия выставил перед собой руку.
– Пусть я старик, но не дурак и прекрасно понял истинную мотивацию, скрывавшуюся за предложением коллеги. Но, видишь ли, я с ней согласился.
Роланд сжал кулаки. Перед ним постепенно разворачивалась чудовищность происшедшего – со всеми его последствиями.
– Ты согласился? Ты позволил мне шагнуть в ловушку, позволил уехать, отлично зная, что…
– Ты был слишком молод для женитьбы, мальчик мой, – отрезал герцог. – Слишком молод! И жизнь вел праздную и бесцельную. Вовсе не подходящий муж для такой женщины. – Он кивнул в сторону Лилибет. – Через какой-нибудь год тебе бы стало скучно, ты не находил бы себе места. И сделал бы ее несчастной.
– Не настолько несчастной, как удалось ее мужу, – горько возразил Роланд.
И тут Сомертон взорвался:
– Да будь ты проклят!
– Но это правда! Она шесть лет провела в аду, и только потому, что ты решил, будто я не готов к женитьбе! О чем, дьявол тебя побери, ты вообще думал, отдавая ее этому человеку? Мы любили друг друга, мы…
– Да-да. Любили и прочая чушь. Очень трогательно. Оглядываясь на прошлое, думаю, я мог бы рассудить и потолковее. Но ты не можешь отрицать, дорогой мой мальчик, – более мягким тоном продолжил герцог, – что это было время созидания. Теперь ты в десять раз лучше, чем был тогда. Тогда за душой у избалованного Роланда не имелось ничего, кроме привилегий и титула. Тебе требовался вызов. Требовались трудности.
– Да кто ты вообще такой, чтобы решать за меня? Кто такой, чтобы решать за Лилибет?
Герцог опять положил обе руки на набалдашник трости. Его голубые глаза вглядывались куда-то в даль.
– Я женился в восемнадцать, – сказал он. – Результат оказался безрадостным.
– Я не герцог Олимпия, – тихо произнес Роланд.
– Это так. – Герцог повернулся к Сомертону. – А вы, молодой человек? Умудрились испоганить все, верно? Я сложил к вашим ногам такой приз, – он махнул рукой на склон холма, на Лилибет, – а вы понятия не имели, как с ней следует обращаться. Вы и ваши чертовы шлюхи, Господи Боже. Вас бы нужно выпороть.
– А ну послушайте… – начал было Сомертон.
– Да еще и ваш заговор против моего внука. – Герцог свирепо воткнул трость в землю. – Против того самого человека, которого вы же предложили для работы в Бюро. Того же человека, у которого я помог вам отбить невесту! Вам много за что придется ответить, клянусь Богом!
Роланд ударил себя кулаком по ладони.
– Вам обоим за многое придется ответить! Ты! – Он резко развернулся к Сомертону, схватил того за рубашку и зарычал: – Ты украл ее у меня, ты, грязный мерзавец! Обманутый муж, будь я проклят! Она была моя!
– А ну повтори, – угрожающе прорычал Сомертон. Черные его глаза пылали яростью. – Повтори это, Пенхэллоу!
Роланд еще сильнее стиснул его рубашку, почти коснувшись носом носа графа.
– Да я буду это повторять до Страшного суда! Я…
Герцог решительно ткнул тростью между ними.
– А ну, юные болваны, – резко сказал он. – Прекратите немедленно. Только не на глазах у женщин и детей.
Роланд еще раз хорошенько тряхнул Сомертона и отпустил. Они отошли друг от друга – дыхание тяжелое, походка настороженная, в точности как псы на ринге.
– С грехами прошлого покончено, – твердо сказал герцог. – Этого уже не исправить. И ничего не поделаешь.
– Я скажу вам, что с этим можно сделать, – заявил Сомертон. – Я разорву его на чертовы кусочки…
– Не разорвете. Какая, черт возьми, от этого польза? Все кончено, Сомертон. Вы свой шанс упустили.
– Честь, Олимпия. – Граф презрительно усмехнулся. – Возможно, для вас обоих это понятие незнакомое, но я ценю его очень высоко.
– Честь? Да ты не знаешь, что это означает! – воскликнул Роланд. – Какая честь требует разрушить жизнь других ради того, чтобы пролить бальзам на свою уязвленную гордость? Порядочный человек поступил бы как раз наоборот. Порядочный мужчина позволил бы своей несчастливой жене сделать собственный выбор. Порядочный мужчина совершил бы поступок великодушный, а не подлый.
– Я… – Сомертон осекся. Он смотрел в пространство между Роландом и герцогом, напрягая плечи, как при осаде, смотрел вверх на холм, туда, где его жена и сын стояли, обнявшись, у входа в лабиринт и глядели вниз, на них.
– Сдавайтесь, Сомертон, – негромко произнес герцог. – Склоните голову элегантно, пока можно. Потому что если вы этого не сделаете…
Немыслимо, но плечи Сомертона расслабились. Он распрямил спину и вскинул густую бровь, глядя на герцога.
– А если не сделаю? Так называемый благородный Пенхэллоу уже отказался драться со мной за женщину, которую якобы любит.
– Если ты имеешь в виду, что я не уложу лицом в грязь отца на глазах у его пятилетнего сына, то ты прав, – отозвался Роланд. – Но имей в виду, Сомертон: если придется, я буду защищать Лилибет и Филиппа любыми средствами.
Слова словно повисли в воздухе, спокойные, но весомые.
– Но такой необходимости и не будет, верно, Сомертон? – Голос герцога обволакивал обоих, как бархат. Он смотрел на графа глазами такими ясными и голубыми, что они резко выделялись на его морщинистом лице. Рука крепко сжала набалдашник трости.
– Не знаю, о чем вы, – ответил Сомертон таким осторожным голосом, что сразу стало понятно – все он знает. Роланд слегка поменял позу, коротко глянул на Лилибет с Филиппом и снова перевел взгляд на деда и Сомертона. Он уже догадывался, что сейчас они всего лишь задели поверхность того, что связывало этих двоих. Что герцог Олимпия и граф Сомертон давно и прочно запутались в бесконечных петлях интриг, составлявших основную деятельность разведывательных служб ее величества.
И что ему никто ничего рассказывать не собирается.
Наконец, словно по какому-то заранее принятому соглашению, герцог сунул руку в карман и вытащил оттуда свернутые в трубку бумаги.
– Вы знаете, что это такое, Сомертон? – спросил он.
Герцог скрестил на груди руки.
– Полагаю, да.
Герцог постучал по свитку указательным пальцем.
– Вы их не оспаривали, верно? И даже не собирались оспаривать.
– Разумеется, нет. С какой стати? Суть была вовсе не в них.
– Что это значит? – требовательно спросил Роланд, шагнул вперед и протянул руку. – Что это такое?
Герцог покачал головой, посмотрел на склон холма и поманил Лилибет пальцем.
– Черт побери! – Роланд глянул на бесстрастное лицо Сомертона. Тот уставился на реку, где проплывала лодка, полная туристов. Они смеялись и веселились, их голоса далеко разносились в неподвижном воздухе. За лодкой расходились шелковистые коричневые волны.
Роланд посмотрел на холм. Лилибет уже поднялась на ноги и, наклонившись, что-то настойчиво втолковывала Филиппу. «Оставайся тут, – вот что, вероятно, говорит она. – Никуда не убегай. Я всего на минутку».
Ее появление нарушило хрупкое молчание мужчин.
– А вот и вы, моя дорогая, – произнес герцог куда добрее, чем Роланд когда-либо от него слышал. Затем развернул бумаги и вложил их в ее протянутую руку.
Лилибет какое-то время молчала, пробегая взглядом страницу, затем подняла взор, посмотрела на Сомертона, на герцога. На ее лице отразилось беспомощное потрясение.
– Я не… я не понимаю…
– Да что это такое?! – снова воскликнул Роланд.
Тут ее голубые глаза обратились на него.
– Условно-окончательное решение, – прошептала она.
– И что это?
– Предварительное постановление о разводе, – ответил герцог. – Принято четыре дня назад в суде Лондона. Я частным образом встретился с судьей, моим старым приятелем. Как оказалось, он был моим мальчиком на побегушках в Итоне. Он согласился принять окончательное постановление в течение месяца, если не будет выдвинуто никаких возражений.
– В течение месяца? – переспросила Лилибет. Глаза ее округлились, она смотрела на герцога как на сумасшедшего.
– Что это значит? – спросил Роланд и сжал ее плечо. – Что это значит?
Лилибет посмотрела на него.
– Шесть месяцев. Обычно требуется шесть месяцев, если нет исключительных обстоятельств. – Взгляд снова вернулся к герцогу. – Но как вы?..
– Моя дорогая, – произнес он, принимая мудрый вид. – Разве вам не кажется, что данные обстоятельства в самом деле исключительны?
– И вы… вы говорили с ним…
Он взял Лилибет за руку.
– Я переговорил с юристами вашего мужа, дорогая. С моим старым другом судьей. И он любезно согласился рассмотреть дело так быстро, как это только возможно, чтобы избавить истца и ответчика от ненужных страданий.
Лилибет обернулась к Сомертону.
– И ты согласился? – хрипло спросила она. – Позволил продолжать рассмотрение иска, не чиня никаких препятствий?
Сомертон насмешливо поклонился.
– Мне кажется, я сообщил вашей милости, что у меня нет возражений против развода как такового. Все собранные вами факты точны. Я виновен в прелюбодеянии. Полагаю, что и жестокость я тоже проявлял.
– Стало быть, ты возражал только против меня, – резко бросил Роланд.
– Да. – Граф ответил на его взгляд, и ненависть в его глазах, беспримесная, беспощадная, словно обожгла лицо Роланда. – Лорд Роланд Пенхэллоу. Очаровательный, блестящий Пенхэллоу, родившийся под счастливой звездой, любимец всей Англии. Я увидел ее первый, ты об этом знал? На том приеме у реки в Ричмонде – ослепительную, затмившую всех своей красотой и невинностью. Несорванная роза, даже лепестки еще не распустились. Но прежде, чем я успел попросить, чтобы меня ей представили, ты уже уволок ее в кусты с помощью своей проклятой золотой улыбки и обаяния. – Он произнес слово «обаяние» так, словно оно означало непристойность.
– Да ты сумасшедший, – сказал Роланд.
– После этого у нее не было ни малейшего шанса. Я все лето наблюдал, как она подпадала под твоим чары, тупой ты осел. Знаешь, как близок я был к тому, чтобы убить тебя? Я мог это сделать сотню раз, когда ты возвращался домой из клуба, или с бала, или со званого обеда. И никто бы не узнал.
– Я бы узнал, – вмешался герцог, – и, клянусь Богом, уж проследил бы, чтобы тебя за это повесили.
Сомертон словно не услышал.
– И тогда я придумал безупречный план. Норвежский капер упал мне в руки, как спелая слива, а твой дед, – он презрительно ухмыльнулся в сторону герцога, – пошел на сделку куда легче, чем я ожидал.
– Что? Норвежский капер? Я думала… но ведь он ездил удить лосося! – Голос Лилибет звучал неверяще, потрясенно. Она повторила шепотом: – Лосося…
– Удить лосося! – Сомертон захохотал. – Ну и ну, мадам. Вы что, до сих пор не поняли? Со мной вам потребовался всего месяц – или два.
Роланд положил руку ей на плечо.
– Милая, я не мог тебе сказать…
Она повернула к нему белое лицо.
– Не может быть… ты все это время… – Ее запинающаяся речь, неверие в ее глазах задели Роланда за живое.
– Именно это я и пытался тебе объяснить. Что мое поведение с того лета, с твоей свадьбы, было всего лишь частью маскировки. Чтобы прикрыть…
– Прикрывать, или, точнее, оправдывать его деятельность как агента Бюро секретной службы, – скучным голосом произнес Сомертон, в упор глядя на Роланда. – Разумеется, организация низшая, но вряд ли я мог предложить неопытного мальчишку для чего-то более сложного. А сэр Эдвард его взял – по настоянию его светлости. И все шло в точности согласно моему плану, за исключением… – Он пожал плечами, и губы его с отвращением скривились.
– За исключением? – гневно повторила Лилибет, подбоченившись.
Он повернулся к ней.
– За исключением того, что он не должен был выжить, моя дорогая. Вынужден признать, я недооценил мальчишку. Забыл, что удача всегда улыбается всем Пенхэллоу на свете. Да, он перехитрил самого опасного наемного убийцу Европы, уничтожил его и вернулся домой победителем, как самый многообещающий агент Бюро за долгие годы. И даже не слишком поздно.
Быстрая как молния рука Лилибет метнулась и ударила Сомертона по лицу, едва не сбив с ног неожиданной силой пощечины.
– Да будь ты проклят! – прошипела Лилибет.
Роланд быстро встал перед ней, закрыв своим телом, чтобы не дать Сомертону ударить в ответ. Но граф лишь потрогал пальцем уголок рта, стер показавшуюся кровь и улыбнулся.
– Полагаю, я это заслужил. – Но раскаянием в его голосе и не пахло. – В любом случае я получил тебя. Он оказался слишком гордым или слишком трусливым, чтобы попытаться вновь тебя завоевать. Да, я имел тебя первым, – закончил он почти ласково.
– Но больше этого не повторится, – прошептала Лилибет.
Он продолжал смотреть на нее с непроницаемым лицом, сведя брови, словно погрузился в глубокие раздумья. О чем думает? Об их первой брачной ночи? Или обо всех прочих ночах с Лилибет, украденной невестой?
У Роланда буквально пальцы чесались – так хотелось сомкнуть их на толстой шее графа и сжать, глядя, как жизнь его покидает. Его остановила только мысль о Филиппе. Мальчик сидел, скрестив ноги, на лужайке, бездумно выдергивал травинки и смотрел вверх, на проплывавшие облачка. Видел ли он, как его мать ударила графа?
Роланд обнял Лилибет за плечи, притянул к себе и отвел назад.
– Держись подальше от нас, – предупредил он. – Больше не желаю тебя видеть. Ни рядом с Лилибет, ни с мальчиком.
Сомертон словно очнулся.
– Как вдохновенно сказано, малыш. Но ты забыл, что у нас с тобой свои счеты, у тебя и меня. Может, я больше и не получу Элизабет, но и ты тоже.
– Наши счеты окончены, Сомертон. Ты проиграл. Я получу ее, если она захочет меня. И тогда я буду беречь ее и отдавать любовь, в какой ты отказывал все эти годы.
– Да что ты? – Граф пренебрежительно вздернул бровь. Роланд с трудом подавил желание ударить его. – Должен ли я напомнить, что документ в руках ее милости всего лишь предварительное постановление? Еще целый месяц до того, как наш союз будет расторгнут. Месяц, в течение которого можно предоставить суду новые свидетельства, чтобы в иске отказали.
– Никаких новых свидетельств нет, – чуть резче, чем следовало, сказал герцог.
– Разве? – Сомертон с изумленным видом повернулся к нему. – Ну как же, лорд Роланд лично заверил меня, что вступал в плотскую связь с моей женой. И она это подтвердила. Прелюбодеяние истца, проходящего по семейному делу, аннулирует любые жалобы на ответчика, разве нет?
– Подобное доказательство вряд ли можно считать приемлемым – это просто частный разговор! – сказал герцог.
Сомертон прищурился.
– Позвольте, ваша светлость. Мне кажется, я слышу в вашем голосе нотку беспокойства. – Он оглянулся на Роланда с Лилибет. – Есть что-то, что вы трое от меня скрываете?
– Ничего, – чересчур поспешно ответила Лилибет.
– Хватит болтать чушь! – бросил Роланд.
Сомертон резко развернулся обратно к герцогу.
– Так в чем дело? Что вы все скрываете? Эта ваша спешка… Вы сказали – особые обстоятельства. Что за обстоятельства?
– Ничего! – рявкнула Лилибет.
Роланд чувствовал ее усиливающуюся панику. Он прижал Лилибет к себе, пытаясь приободрить. Если она не успокоится, то просто выдаст их Сомертону. Он посмотрит на нее пристальнее, вглядится как следует…
Но было уже поздно. Сомертон посмотрел ей в лицо и медленно повел взгляд вниз, отмечая (или нет?) ее цветущие щеки, пышность груди, то, как натянулись пуговицы жакета на округлившемся животе. Роланд попытался как-то повернуть ее, убрать подальше от пристальных глаз, но такие вещи скрыть невозможно. Подозрительному взгляду все было очевидно.
– Клянусь Богом, – прошептал Сомертон. – Клянусь Богом.
Трость герцога взлетела вверх вовремя, оттолкнув его назад.
– У тебя нет такого права, Сомертон, – спокойно произнес он. – Пенхэллоу, мальчик мой, уведи ее отсюда!
Роланд осторожно развернул дрожащую Лилибет, обнял ее и повел вверх по склону, подальше от Сомертона. С графом он разберется позже.
– Это мой ребенок? – требовательно воскликнул Сомертон. – Мой?
Роланд понял, что сейчас произойдет, секундой позже, чем следовало. Лилибет с внезапной решимостью вынырнула из-под его руки, он не успел ее удержать.
– Нет! – закричала она. – Он мой! Мой и Роланда, наш ребенок, и ты его не получишь! Ты проклятая скотина, ты… ты… – Она тяжело дышала, а лицо Сомертона побагровело от ярости. – Это ребенок Роланда, ты, рогоносец, чудовище! Роланда, слышишь меня? И каждый следующий ребенок, каждый, тоже будет его, а ты вместе с этим знанием можешь теперь провалиться в ад!
Герцог стоял перед Сомертоном и, схватив трость за оба конца, вдавливал ее поперек в могучую грудь Сомертона в попытке удержать. Роланд метнулся вперед в тот самый миг, когда герцог поскользнулся на влажной траве, упал, и Сомертон оказался на свободе, дико сверкая черными глазами.
Роланд вытащил нож из кармана и выставил перед собой, покачиваясь на пятках, поджидая Сомертона. Сзади отчаянно закричала Лилибет, но он не отводил глаз от приближающегося графа, следя за каждым его движением, за изменениями во взгляде. «Будь всегда готов» – вот первое, чему его научил сэр Эдвард.
Но в последний момент Сомертон отпрянул.
– Что это у тебя? – спросил он. – Нож? – Его взгляд метнулся мимо Роланда куда-то вдаль. Он кивнул и усмехнулся. – Ну что ж, кажется, Филипп нас видит. Какой поучительный спектакль для мальчика! Скажи, Пенхэллоу, куда вдруг подевались твои принципы?
Роланд выпрямился. С лица графа исчезла ярость. Теперь казалось, что он забавляется. Тонкие губы слегка искривились в саркастической усмешке. За спиной Роланда повисла тишина. Ему хотелось обернуться, посмотреть, поднялась ли Лилибет наверх, к Филиппу, но он ни на секунду не мог отвести глаз от Сомертона.
Позади графа дед медленно поднимался на ноги, мотая головой. Волосы его на фоне коричневой воды и дальнего берега смотрелись лохматой белой копной. Он повернулся к ним лицом, оценивая ситуацию, поймал взгляд Роланда и кивнул.
Роланд с облегчением расслабил плечи. Теперь ему нужно только отвлечь Сомертона.
– Ты прав, – согласился он и бросил нож в траву. – Никакой крови. Никаких драк. Никаких…
Больше ничего он сказать не успел. Сомертон одним плавным движением наклонился, схватил нож и кинулся вперед. Мимо Роланда, в сторону Лилибет и Филиппа.
